Текст книги "Соучастие в убийстве"

Автор книги: Джуда Уотен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)

Он намеренно выводил из себя Филдса.

– Сэр, – сказал Филдс, – факты совершенно ясны. Фогг или его агент покупал драгоценности у Бирюка, зная, что они украдены. Фогг знает, что если мы обыщем его магазины, у нас в руках будут все улики. В своих управляющих он не уверен. Вот почему он велел уехать Данну. Мы сможем доказать, что Фогг – самый крупный скупщик краденого в нашем городе, я уверен в этом. Не случись убийства, мы бы так и не обнаружили его и ему бы ничто не грозило. Только убийство помогло нам раскрыть его имя. И теперь мы не должны допускать, чтобы он и впредь уклонялся от правосудия…

Комиссар насмешливо улыбнулся.

– Я так понял, старший инспектор: вы намереваетесь задержать его в любом случае, будем мы иметь улики или нет. Хотите упрятать его за решетку? А вы не боитесь, что нас призовут к ответу за незаконный арест? Одних подозрений мало…

– У нас есть все основания привлечь его к ответственности.

– Какие там основания, – пренебрежительно прервал его комиссар. – Признайтесь лучше, что у нас нет никаких улик против мистера Фогга.

– Мы добудем эти улики, если нам разрешат продолжить следствие и никто не будет вмешиваться.

Комиссар нахмурился. Еще немного – и он за себя не поручится…

– Никто и не мешал вашему расследованию, старший инспектор. Вы имели возможность допросить мистера Фогга. Он отвечал вам откровенно…

– За такой откровенностью прячется ложь, – заметил Филдс.

– Слова, старший инспектор. Одни слова. А вот факт: ведь он назвал вам человека, который продал ему краденые вещи.

– Фогг надеялся, что этим избавит себя от дальнейшего расследования.

Комиссар сделал нетерпеливый жест.

– Задержав похитителя драгоценностей, мы более чем исполним свой долг, – сказал он. – К тому же вы считаете, что он и убийца…

Всем своим существом Филдс восставал против этого – комиссар ясно намекал на то, что следствие против Фогга должно быть прекращено. Нет, он на это не пойдет!

– Если мы предадим суду только этого вора и убийцу, – горячо сказал Филдс, – количество преступлений в штате уменьшится ненамного. Фогт завербует себе новых воров и убийц, и они снова будут красть для него бриллианты. Корень зла – Фогг…

Комиссар вскочил. Он никому не позволит себя поучать, тем более Филдсу. Совсем забыл свое место, воображает, что он уже главный в полиции.

– Старший инспектор, – хрипло закричал он, – у вас нет абсолютно никаких оснований выдвигать такие дикие, необоснованные обвинения против мистера Фогга. Это всеми уважаемый гражданин, и я не позволю, чтобы он стал жертвой вашего пристрастного отношения только потому, что он поддерживает оппозицию. Я здесь для того, чтобы следить за соблюдением законности, а не играть в политический футбол!

Филдс не сразу смог заговорить. У него отнялся язык от этого чудовищного предположения. Подумать только: он хотел расправиться с Фоггом за то, что тот поддерживает оппозицию, которая часто критиковала сыскной отдел! Нет, это возмутительно, неслыханно! Никогда в жизни его так не оскорбляли.

– Я всегда стремился только к одному: честному и беспристрастному отправлению правосудия, – сказал он наконец.

Комиссар перегнулся через стол и закричал ему прямо в лицо:

– А я мешаю отправлению правосудия, да? Вы это хотите сказать?

Филдс вдруг опомнился. В кабинете стало так тихо, что отчетливо слышалось хриплое дыхание комиссара. Молчание длилось несколько мгновений. Филдс отступил. Он понял, что зашел слишком далеко.

– Сэр, – покорно начал Филдс. – Если я, сам того не желая, позволил себе какие-либо недостойные намеки, я приношу самые искренние извинения.

Комиссар мгновенно смягчился.

– Можете не извиняться, старший инспектор, – сказал он. – Я и не думал, что вы действительно считаете, будто я мешаю правосудию.

Комиссар сел, пытливо глядя на Филдса, который злился на собственную слабость.

– Садитесь, старший инспектор. Обсудим все спокойно.

Филдс нехотя сел и уставился в пол.

– Должен вам сказать, старший инспектор, даже если это не совсем приятно, – продолжал комиссар, – что вам не следовало привозить Фогга сюда. Вы допустили ошибку, и очень опасную. – Он сделал паузу, словно для того, чтобы Филдс прочувствовал его слова. – Я считаю, что с этой минуты вы должны сосредоточить все внимание на Симе. Уверен, что на этом пути вы добьетесь успеха. Сим, видимо, главная фигура. – Комиссар многозначительно кашлянул. – Не обязательно называть ему имя Фогга. Лучше его вообще нигде не упоминать… – Он снова помолчал. – И пусть вас не тревожат его управляющие. Магазины тоже не трогайте. Ничего там не найдете. Неудачные налеты могут иметь лишь самые неприятные последствия…

Он все говорил и говорил, предостерегая Филдса от непродуманных, поспешных действий. Филдс не отводил глаз от фотографии на стене: королева в окружении прежних полицейских комиссаров… Чего он болтает? И так уже все ясно. Филдс отлично знал, что от него требуется. Слава богу, не в первый раз! Филдс и сам, случалось, рекомендовал воздерживаться от действий, хотя они были бы вполне оправданными. Он отдавал себе в этом отчет; не так уж он безупречен. Но на сей раз Филдс не мог успокоиться. Это было такое вопиющее беззаконие, такая пристрастность! Он жалел, что не воспротивился комиссару. Но он уже капитулировал. Да и не мог иначе. Восстать против комиссара значило восстать против всего, во что он верил, отречься от власти, которой он присягал служить. Вся законность и порядок покоились на безукоснительном исполнении приказов. Он поступил правильно, убеждал себя Филдс. Правильно, да не совсем…

Филдс с ехидцей спросил:

– Украденные драгоценности вернуть мистеру Фоггу?

– О нет! – Комиссар притворился, что не заметил иронии. – Они в свое время будут возвращены законным владельцам.

– Слушаюсь, сэр, – сказал Филдс, поднимаясь со стула.

Но едва он покинул кабинет, как снова в нем вспыхнула ярость. Филдс метал сердитые взгляды на спешивших мимо подчиненных. Распахнув дверь комнаты для допросов, он остановился на пороге. Но Браммел и Фогг, поглощенные разговором о скачках, даже не обернулись.

– Вы можете идти, Фогг, – сказал Филдс, входя в комнату.

Альберт Огастес Фогг встал, улыбаясь.

– Благодарю вас, старший инспектор, – сказал он, отвесив почтительный поклон. – Я знал, что все кончится благополучно. Я понимаю, джентльмены, вы обязаны были исполнить свой долг. Не имею к вам никаких претензий. Долг есть долг. – Его жирное красное лицо стало серьезным. – Знаете ли, мне давно хотелось посмотреть, каково тут у вас, в полиции. Теперь я знаю. Должен сказать, пожаловаться мне не на что. Благодарю вас, джентльмены, за вежливое обхождение. Вообще для меня это был хороший урок. Отныне я буду следить, чтобы мои управляющие проявляли б о льшую осмотрительность. Мы не должны покупать краденые вещи. Даже сами того не ведая. – Фогг засмеялся. – Да, докапываться вы умеете, ничего не скажешь! Как это вы узнали, что я купил несколько краденых вещичек? Кто-то назвал мое имя? Или вы действовали наугад? Но вы, конечно, не скажете. Впрочем, это неважно. Я счастлив, что в конце концов вы поняли, что я не имею никакого отношения к тем ужасным преступлениям, которые терзают наш прекрасный город.

Браммел весело смотрел на краснолицего человечка в ярко-желтом галстуке. Филдс хмуро отвел глаза.

Фогг пошел к двери, но, не дойдя до нее, остановился и снова повернулся к сыщикам.

– Спокойной ночи, джентльмены, – сказал он. – Счастливых снов. Да, кстати, если я вдруг запамятую, – обратился он к Браммелу, – когда бы вы ни увидели меня на скачках, обязательно остановите. Я вам шепну, если у меня будет хорошая лошадка. Верьте мне и моим лошадям. Еще раз спокойной ночи.

Филдс вдруг перевел взгляд на него.

– Через день-два вы сможете забрать ваши гроссбухи, – сказал он.

– Держите их сколько угодно, старший инспектор, – ответил Фогг, выходя.

После его ухода Филдс наконец отвел душу.

– В жизни не видел такого негодяя, – сказал он.

– И все-таки умная бестия, – сказал Браммел и с завистью добавил: – Я слышал, у него полмиллиона. С такими деньгами жить можно.

Филдс немного успокоился.

– Комиссар, должно быть, звонил министру, прежде чем принять решение, – сказал он.

– У Фогга большие связи во всех партиях, – заметил Браммел.

– Но его партия пытается сбросить правительство, – сказал Филдс.

– Фогг говорит на таком языке, который другие партии тоже понимают, – продолжал Браммел.

Филдс вдруг сообразил, что ему, старшему офицеру полиции, не пристало заниматься критикой правительства.

– Я полагаю, что министр прислушался к совету комиссара, – сказал он. – А комиссара Фентон-Лобби убедил без труда. Фентон-Лобби убедит кого угодно. Говорит он всегда так, будто совершенно ни в чем не заинтересован – он, видите ли, защищает только интересы общества, а не клиентов, которые ему платят! Удивительно, как у него это получается!

– По-моему, его слушают потому, что он был когда-то генеральным атторнеем и снова может им стать, – сказал Браммел. – Он вхож и к главному прокурору, и к комиссару, и к теперешнему генеральному атторнею. Они время от времени оказывают ему услуги, и Фентон-Лобби отплатит им тем же, если снова займет прежний пост. Ни один адвокат не выиграл столько дел, сколько он. Это всем известно.

Все это правильно, подумал Филдс. Однако если он хочет стать комиссаром полиции и сумеет получить этот пост, ему тоже придется с милым видом выслушивать таких пройдох, как Фентон-Лобби. Тогда он тоже должен будет служить любым правительствам и любым министрам, даже тем, которых он лично презирает; придется выказывать всем им свою преданность. Такт, здравый смысл и политическое чутье – тоже необходимые качества для полицейского комиссара.

Филдс и Браммел вышли из комнаты. Разговор зашел о Симе.

– Надо взять его немедленно, – сказал Филдс. – С Фогга станется убрать его.

– Слишком рискованно, – сказал Браммел. – Сомневаюсь, чтобы он решился кого-то подослать к нему.

– Фогг не будет сидеть сложа руки, – ответил Филдс.

– Он скорее оставит Сима в покое, – сказал Браммел. – И если Сим действительно вор – а, видимо, это так, иначе Фогг не продал бы его, – он оправдает свое прозвище и ничего не скажет или скажет самую малость… Между прочим, Фрэнк, вы обратили внимание, как Фогг реагировал на ваши слова, что вор и убийца – одно лицо?

– Не заметил ничего особенного.

– Мне показалось, что он не принял это всерьез, – сказал Браммел. – Он, видимо, подумал, что вы его просто пугаете.

– Он и был напуган, – сказал Филдс.

– Сомневаюсь. Фогг знает, что вор не убивал миссис Тайсон.

Филдс пожал плечами.

– Скоро мы это выясним, Стюарт, – сказал он.

24

Подбирая людей для налета на квартиру Сима, Филдс не включил Браммела. Обычно он любил брать Браммела с собой, но на сей раз предпочел обойтись без него. Браммел слишком поглощен своей версией. Филдса раздражали эти домыслы Браммела. Словно маньяк с навязчивой идеей. Самомнение – его самый большой недостаток, думал Филдс.

Уже не один час Филдс сидел в кабинете, изучая досье Нормана Сима. Сим не раз попадал на подозрение полиции, однако прямых улик против него не было и ему ни разу не было предъявлено какое-либо обвинение… Вскоре поступило донесение: примерно с час назад Сим пришел к себе, за домом установлена слежка.

Филдс был доволен ходом событий, он не мог только забыть увильнувшего от правосудия Альберта Огастеса Фогга. Из-за этого негодяя он пошел на унизительную сделку с собственной совестью. Этого он никогда не простит Фоггу. Может быть, придет день, когда никто не захочет помогать ювелиру, и тогда Филдс будет беспощаден. Но и сейчас, хоть он не может призвать Фогга к ответу, он не позволит ему больше наживаться на преступлениях… С этой мыслью Филдс направился к полицейской машине, которая должна была доставить его к дому Сима в рабочем предместье.

В четыре часа ночи полицейские машины завернули на Фоли-стрит и остановились возле старого кирпичного дома. Сыщики выскочили из машин и окружили дом. Двое перелезли через забор позади дома и встали у черного хода. А Филдс и Филберт уже стучали в парадную дверь.

– Открывайте! Полиция! – громко крикнул Филдс.

Дверь отворил заспанный испуганный человек в пижаме.

Филберт оттолкнул его и, сопровождаемый несколькими сыщиками, побежал по коридору. Филдс сунул под нос открывшему им человеку ордер на обыск.

– Ваше имя? – потребовал Филдс.

– Элф Сим.

– Норман Сим здесь живет?

– Да.

– Кем он вам приходится?

– Это мой брат.

Еще несколько сыщиков вошли в дом. Они зажгли свет во всех комнатах, распахнули двери. Заплакали дети. Женщина старалась успокоить их. Сыщики рыскали по всему дому, перевертывая все вверх дном.

Элф Сим проводил Филдса к комнате Нормана Сима. Когда они вошли, Норман Сим стоял под дулом револьвера Филберта и натягивал брюки. Сим был невысок ростом, но могучего телосложения, со светлыми волосами, квадратным лицом и сломанной переносицей, как у боксера. Он злобно уставился на Филдса маленькими глазками.

– Что вам от него нужно? – спросил он, указывая на своего брата.

– Может понадобиться, – ответил Филдс. – Как владелец дома…

– С него взятки гладки, – сказал Норман Сим. – Он и мухи не обидит.

– Значит, вы берете всю ответственность на себя?

Элф Сим хотел что-то сказать.

– Заткнись, Элф, – прикрикнул Норман Сим. – Это мое дело.

– Что вы хотели сказать? – повернулся Филдс к Элфу.

– Ничего, – ответил тот.

Филдс испытующе к нему приглядывался.

– Можете пока идти, – сказал он. – Я поговорю с вами отдельно.

– Ему нечего вам сказать, – огрызнулся Норман Сим.

– Заткни свою глотку, – крикнул Филберт, наводя на него дуло револьвера.

Филдс подошел к кровати Сима и вытащил из-под подушки револьвер. Барабан был полон патронов.

– Хорошо, что он не успел его схватить, молодец, Брюс, – похвалил Филдс.

– Да он прямо взбесился! – сказал Филберт.

Сим криво усмехнулся, но ничего не сказал. Он застегивал брюки.

Филдс позвал двух сыщиков и вместе с ними обыскал комнату. Сначала они вышвырнули все вещи из шкафа на пол. Потом вспороли подушки и матрац из капока. [7]7
  Капок– растительный пух.


[Закрыть]Комната наполнилась пухом. В матраце Филдс нашел три небольших парусиновых мешочка с драгоценными камнями. Они, вероятно, были вынуты из колец, ожерелий и других украшений.

– Никогда не видел, чтобы торговец прятал свой товар в матрац, – насмешливо сказал Филдс. – Краденое, Сим, а?

Он предупредил Сима, что начинает допрос.

– Отвечать не буду, – сказал Сим.

Он продолжал одеваться медленно и тщательно, словно собирался в театр: надел светло-коричневый габардиновый костюм, кофейного цвета рубашку и галстук.

– Камни вынуты из украденных вами драгоценностей? – снова спросил Филдс.

– Отвечать не буду, – повторил Сим.

– Вы уже оделись, – сказал Филдс, раздражаясь. – Берите шляпу, поедете с нами. Я задам вам эти вопросы там…

Сим упорно молчал. Недаром его прозвали «Бирюком», подумал Филдс. Он вспомнил запись в досье: на ипподроме о Симе говорили, что ему вымолвить слово не легче, чем расстаться с шиллингом. В шутку его прозвали «Говорун».

Филдс задумчиво разглядывал Сима, а Брюс тем временем соединил его руку наручниками со своей и вывел из комнаты. На лице Сима было презрение и вызов.

До двери их провожали Элф с женой и детьми. Двое младших начали хныкать. Девочка крикнула:

– Куда ты, дядя Норм?

Наступало утро, теплое и тихое; небо смутно лиловело. Где-то за лесом крыш поднималось солнце, и на улицу легла широкая светлая полоса. Кое-где из домов выходили мужчины. Они спешили на работу, но все-таки останавливались взглянуть на своего соседа Нормана Сима, которого посадили на заднее сиденье полицейской машины между двумя грузными полицейскими в штатском. Машина быстро скрылась из виду.

Несколько сыщиков остались, чтобы разрыть клумбы в палисаднике и огородик за домом. Филдс полагал, что где-нибудь должны быть зарыты металлические ящички с драгоценностями. Два или три таких ящичка нашли в сарае во дворе, и Филдс решил, что Сим закапывает в них свои сокровища.

Детей ни за что нельзя было уложить спать. Растерянными сонными глазенками они следили, как сыщики роются в их огороде.

25

Часов в девять утра Филдс передал Сима Филберту и удалился в свой кабинет. Он очень устал, но был так взвинчен и возбужден, что не мог сомкнуть глаз и уснуть хотя бы на несколько минут. Веки отяжелели, глаза налились кровью. Когда в кабинет вошел Браммел, Филдс сидел, уставившись в стену невидящим взглядом. Он не сразу посмотрел на Браммела, свежего и подтянутого, не то что Филдс, которому явно надо было принять душ и переодеться.

– До похорон я хочу поговорить со стариком Тайсоном, – сказал Браммел.

– Да, да, поговорите.

Филдс был рад, что Браммел уйдет; он не хотел, чтобы тот присутствовал при допросе Сима. Несмотря на усталость, Филдс взял себя в руки и стал дружески расспрашивать Браммела о ходе его расследований, советовал ему не отступать.

– Продолжайте, Стюарт. Можете действовать самостоятельно.

Браммел улыбнулся. Он догадывался о причине такого великодушия.

– Ну, а как Сим? – спросил Браммел.

Филдс рассказал ему о допросе. Безусловно, Сим – похититель драгоценностей, хотя он еще не признался.

– Крепкий орешек, – продолжал Филдс. – Сначала он вообще отказывался говорить. Только когда понял, что ему от этого еще хуже будет, стал отвечать на вопросы. Вот найдем остальные драгоценности, придется ему сознаться. Единственная его слабость – брат… Мне кажется, он пойдет на все, лишь бы пощадили брата… В общем, я спокоен, Стюарт.

«Не так уж спокоен», – подумал Браммел. Выходя из кабинета, он оглянулся. Филдс сидел, подперев руками голову, на его хмуром красном лице отражалась тревога. Браммел понимал, что дела идут не так хорошо, как ожидал Филдс. Старшему инспектору все-таки придется принять его точку зрения, если только он не собирается сознательно попрать правосудие.

Нет, до этого Филдс не дойдет. И все-таки теперь Браммел уже не был так уверен в Филдсе, как прежде, до тайсоновского дела. Но он еще колебался и не мог, а может быть, и не хотел сделать окончательный вывод.

Браммел прошел к себе в кабинет, прочитал газеты, выкурил сигарету, потом пододвинул пишущую машинку и занялся обычной утренней работой. Когда подошло время второго завтрака, он поднялся из-за стола, надел свою серую шляпу и вышел из кабинета. У него еще хватит времени позавтракать и заглянуть к мистеру Тайсону старшему, перед тем как отправиться на похороны. Но, пройдя несколько шагов по коридору, Браммел вдруг повернул обратно к своему кабинету. Войдя, он поднял трубку и набрал номер Юнис Грэхем.

– Уж не тот ли это вечно занятый полицейский? – спросила она.

– Вот именно, – сказал он. – Мне надо вас повидать…

– Вы могли прийти ко мне вчера вечером.

– Не мог.

– Не могли?

– Нет.

– Ну, так приходите сегодня вечером.

– Я придумал кое-что получше.

– Чарли не нагрянет, – сказала она.

– Откуда вы знаете?

– Знаю.

– Вы знаете слишком много, – сказал он. – Послушайте, Юнис, давайте и о деле поговорим и немножко повеселимся. Буду вас встречать ровно в семь у конечной остановки автобуса на набережной. Пообедаем в городе.

– А если я не хочу идти?

– Тогда мне придется заехать за вами.

– Ладно, – сказала она. – Наверно, нам все-таки надо повидаться.

Браммел был в восторге от самого себя. Он подошел к висевшему на стене зеркалу и поправил черный галстук, который надел для похорон. Он долго разглядывал себя в зеркало и думал, какой он красивый и умный. Потом он понимающе улыбнулся своему отражению, словно очень близкому другу, и вышел.

Вместо того чтобы спуститься на лифте, Браммел направился к лестнице: ему захотелось пробежаться вниз по ступенькам – так было радостно на душе. Но дисциплина и самоконтроль все-таки взяли верх, и он сошел вниз быстрым, деловым шагом.

26

Браммел пересек улицу и сел в маленькую полицейскую машину. За рулем сидел сыщик Хэм. Сначала они заехали в кафе позавтракать, потом Хэм подвез Браммела к дому Джона Тайсона старшего, удалившегося на покой биржевого маклера и директора компании.

О своей покойной невестке Тайсон говорил очень неохотно. Она опозорила их семью, доставила столько страданий его сыну.

– Это была распутная женщина, – сказал он.

Браммел начал осторожно расспрашивать его о ее поклонниках.

– Не хочется ворошить прошлое, – сказал он, – но мне очень важно узнать, с кем она общалась.

В следствии по делу об убийстве, объяснял Браммел, каждая нить должна быть распутана до конца. Мистер Тайсон понял, что его призывают исполнить гражданский долг.

– Я сделаю все, чтобы помочь вам, – сказал он.

Что касается поклонников его бывшей невестки, фамилии которых не фигурировали в бракоразводном процессе, он ничем помочь не может. Он их не знает. Сын не поверял ему свои дела. Но людей, которые принадлежали к тому же кругу, что и его сын, и были в дружеских отношениях с миссис Тайсон, он знает.

Браммел достал из бумажника две записки – образцы почерков «Папочки» и «Малыша».

– Может быть, вам знакомы эти почерка? – спросил Браммел.

Обе записки были совершенно безобидные.

Мистер Тайсон стал их внимательно разглядывать.

– Кажется, вот этот почерк я знаю, – сказал он, указывая на записку «Папочки». – Да, я думаю, это его почерк.

– Ваш знакомый? – спросил Браммел.

– Впрочем, нет, я не уверен, – сказал Тайсон. – Пожалуй, это не он.

Браммел не стал настаивать.

– Я еще загляну к вам, – сказал он.

Перед тем как уйти, он попросил Тайсона никому не рассказывать о его визите.

– Я буду очень признателен, если вы сохраните это в тайне, – сказал Браммел.

– Не беспокойтесь, – сказал Тайсон.

На пути к похоронному бюро Браммел думал об убитой женщине, стараясь восстановить картину ее жизни.

Еще до замужества Элизабет Тайсон знала много мужчин: из одних она выкачивала деньги, с другими просто развлекалась; часто она натравливала их друг на друга. Именно этот образ жизни привел ее к смерти, а не случайная встреча с грабителем. Кто-то обнаружил, что она дурачит его, и убил ее. Оскорбленное тщеславие было движущей пружиной этого убийства…

Браммел горько усмехнулся. Он не мог не вспомнить о Юнис Грэхем, с которой должен был встретиться вечером. Как и Элизабет Тайсон, Юнис знала очень много мужчин в своей жизни. Но почему-то ему не хотелось об этом думать. Смутная ревность и странная злоба пробуждались в нем; ревность ко всему тому, чего он не знал, и отчетливая неприязнь к Руни. Эта неприязнь еще усиливалась при мысли о том, что Юнис скорее всего предварительно договорилась с Руни и явится к нему на свидание, вооруженная инструкциями своего покровителя. «Да я просто ревную!» – неожиданно сказал себе Браммел. Как глупо! Он попытался подавить в себе это чувство, взглянуть на самого себя с холодной беспристрастностью. «Ну и что же? – спрашивал он себя. – Какое это имеет значение, если она сговорилась с Руни? Ничего они не добьются… Однако следи за собой, дорогуша! Похоже, что у тебя наступает вторая молодость. Следи за собой. Не забывай, что ты охотишься за ними, а не они за тобой». И он поклялся, что его никто не поймает.

Браммел коротко проинструктировал Хэма, что ему делать, когда они приедут в похоронное бюро. Хэм сдержанно кивнул. Это был тяжеловатый, неуклюжий молодой парень, который говорил сугубо официальным тоном и не понимал никаких тонкостей в отношениях с людьми. Браммел выбрал его потому, что на него можно было положиться – этот парень ничего лишнего не скажет.

Машина остановилась у главного подъезда похоронного бюро. Это было внушительное трехэтажное сооружение с башенками и куполами – нечто среднее между псевдовизантийским стилем и псевдоготикой. Высокие окна были забраны черными решетками в испанском стиле.

Браммел с привычной быстротой огляделся вокруг. Возле дома стоял пустой катафалк и две траурные машины. На ступеньках у входа тихо переговаривались несколько пожилых женщин.

По дорожке, обсаженной розами, сыщики направились к входу. Кусты роз были усыпаны белыми и желтыми цветами, в воздухе плыл тонкий аромат.

Браммел толкнул дверь и вежливо пропустил вперед Хэма. Они очутились в полутемном холле. Из матового шара под потолком струился неяркий свет. Пол был застлан толстым ковром, по углам стояли вазы с цветами.

Браммел огляделся. В комнате направо собралось довольно много людей, они, видимо, ожидали, когда их пригласят в часовню. Несколько мужчин и женщин горько плакали.

В комнате налево людей было гораздо меньше, все молчали. В стороне от других стояли две женщины. Обе были хороши собой, одна – зрелая красавица, лет за тридцать, другая – совсем молоденькая, не старше двадцати. Они были в роскошных черных туалетах, словно манекенщицы, демонстрирующие траурные платья перед богатыми дамами.

– Приметьте этих двоих, Хэм, – сказал Браммел своему спутнику. – Держу пари, они пришли на похороны миссис Тайсон.

К сыщикам подошла распорядительница. Она была в черной мантии, словно выпускница университета. Пожилая, толстенькая, с красным носиком, она часто-часто моргала хитренькими глазками, которые никак не вязались с профессионально-скорбным выражением ее лица. Казалось, она, словно клоун, с огромным трудом удерживает это скорбное выражение и вот-вот безудержно захохочет.

– К которому из усопших?.. – тактично начала она тихим почтительным голосом, а глазки ее тем временем так и бегали по сторонам.

– Миссис Элизабет Тайсон.

– Очень печально, очень печально, – сказала она, благочестиво вздымая глаза к потолку – к небесам. – Вон туда, джентльмены… Налево… Родственники, наверное?

– О, нет, – сказал Браммел, – мы из полиции.

– Тогда другое дело, – сказала она более веселым голосом, и ее клоунское лицо засияло приветливой улыбкой. – Наверное, вы хотите посмотреть, кто здесь? Хорошенько разглядеть провожающих? Тогда следуйте за мной. Увидите каждого в лицо. Идемте, сейчас они должны войти.

Она пошла впереди них, лицо ее снова выражало привычную скорбь.

В дверях часовни она вдруг остановилась.

– Что там стряслось, молодые люди? – спросила она шепотом. – Говорят, она любила веселую жизнь… – Распорядительница многозначительно подмигнула сыщикам.

Хэм отвернулся и хмуро уставился в стену, но Браммел, видимо, считал, что вход в часовню – самое подходящее место для сплетен.

– Да, поклонников у нее было хоть отбавляй, – сказал он. – Боюсь, даже слишком много.

– Последний, наверное, ее и доконал, – сказала распорядительница. – А вообще она была ничего, симпатичная.

– Много прислали венков? – спросил Браммел.

– По-моему, нет, – ответила она. – Но Джо вам точно скажет.

Они пошли между пустыми скамьями. Впереди, у органа, уже стоял на помосте гроб. Крышка была вся покрыта венками. Распорядительница подозвала мужчину в черном сюртуке, брюках в полоску и галстуке-бабочке. Он направился к ним из левого придела размеренной, важной походкой. Браммелу он напомнил администратора большого магазина или английского дворецкого из американского фильма. Когда Джо представили сыщикам, лицо его стало еще серьезнее.

– Очень рад познакомиться, – сказал он глубоким, меланхолическим голосом.

– Не часто нам это говорят, – шутливо заметил Браммел. – Мы вроде вас, мало кто нам радуется.

– Может быть, – сказал Джо. – Но без нас не проживешь.

– И это верно.

Распорядительница взглянула на свои часики.

– Пора начинать, Джо.

– Ведите, – сказал он.

– Джо вам поможет, – уходя, шепнула она Браммелу.

Браммел подумал, что «Джо» – слишком легкомысленное имя для такого солидного похоронных дел мастера. Тот занял место у гроба в ожидании провожающих и священника. Браммел подошел поближе к Джо.

– Я бы хотел, чтобы вы рассказали мне о венках…

– Большинство венков поставили мы, – сказал Джо. – Заказали ее родственники. Им хотелось, чтобы было много цветов. Чтобы выглядело так, будто много людей прислали венки. Обычная история. Сентименты… От посторонних всего два-три венка.

– Там написано, от кого? – спросил Браммел.

– Думаю, что да, – ответил Джо. – После кремации я отложу их в сторону, и вы посмотрите.

– А потом вы их снова можете продать, – сказал Браммел, подмигивая бесстрастному Хэму. – Все-таки экономия. Налоги небось, немалые!

– Никогда не делаем ничего подобного, сэр, – с негодованием возразил Джо.

– Тогда не удивительно, что вы пользуетесь такой солидной репутацией.

– Мы поставляем товар высшего качества, – невозмутимо продолжал Джо. – И гробы и цветы у нас самые лучшие.

И словно для того, чтобы предстать в еще более выгодном свете – как честный и неподкупный гражданин, – Джо заверил Браммела, что он всячески постарается помочь полиции.

– Какое злодейство! – воскликнул Джо. – Надеюсь, убийце недолго гулять на свободе.

– Я тоже надеюсь, – сказал Браммел, с ухмылкой поглядывая на гробовщика.

Джо не изменил скорбного выражения лица.

Родственники и знакомые покойной миссис Тайсон тихо вошли в часовню и расселись по скамьям. Из репродуктора лилась записанная на пластинку органная музыка; казалось, что играет орган в часовне.

Сыщики остались стоять подле Джо, они внимательно разглядывали вошедших.

– Вы знаете кого-нибудь из них, Джо? – спросил Браммел, почти не шевеля губами.

– Старая леди – ее тетка… Рядом с ней, по-моему, кузины. Пожилой мужчина – дядя…

– А эти манекенщицы?

– Их я не знаю.

– А хотелось бы, а?

Джо не ответил.

Браммел шепнул Хэму:

– Ни одного молодого мужчины, одно старье.

Хэм кивнул.

Пластинка кончилась. Голосом, преисполненным скорби, распорядительница объявила:

– Панихида начинается.

Слева из двери вышел священник; прижав к груди молитвенник и склонив голову, он медленно двинулся к гробу. Затем склонился над гробом и начал читать молитву. Джо и сыщики благопристойно потупили глаза. Остальные опустились на колени. Когда молитва была окончена и отзвучал еще один гимн, священник сказал несколько слов о скончавшейся, которую постигла такая страшная смерть, и призвал слушателей помнить о быстротечности земной жизни, которая есть не что иное, как краткое вступление к вечной жизни. Они должны уже теперь решить, хотят ли они, чтобы их последующая жизнь была приятной. Это от них зависит. Живущие праведно познают вечное блаженство…

Отзвучала еще одна молитва, и Джо подвел к гробу нескольких дюжих молодцов в длинных черных сюртуках. Они подняли гроб на плечи и, возглавляемые Джо, двинулись в короткий путь к ожидавшему снаружи катафалку. Провожающие последовали за ними. Стоя у двери, Браммел и Хэм всматривались в лица проходящих. Молоденькая манекенщица улыбнулась сыщикам – ей нравилось, когда на нее смотрели. Но зрелая красотка с серьезным выражением лица смотрела прямо перед собой. Браммел и Хэм вышли последними и приблизились к маленькой группе, чтобы послушать, о чем говорят. Катафалк отъехал, за ним двинулись две траурные машины. В первой поехали священник и ближайшие родственники. Две красотки и остальные родственники поместились во второй машине. Полицейская машина с Браммелом и Хэмом была третьей и последней в траурном кортеже.