Текст книги "Невеста по ошибке"
Автор книги: Джуд Деверо
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 21 страниц)
Глава 18
Уэсли отвез Николь вверх по реке, туда, где остановился доктор Доналдсон, а потом проводил всех в дом судьи. Когда Николь сказала Уэсу, что хочет расторгнуть брак с Клэем, он не стал задавать лишних вопросов. По правде говоря, вопросов не задавал никто, и Николь показалось, что все вокруг считали это делом решенным. Николь последняя разуверилась в Клэе. Удивительно, как мало времени потребовалось для того, чтобы расторгнуть брак. Николь беспокоилась, что, поскольку так много народу видело ее с Клэем и поскольку имело место окончательное осуществление их брачных отношений, это осложнит процедуру. Но, как оказалось, даже если бы у них были дети, то ввиду принудительного характера бракосочетания брак все равно был бы расторгнут.
Судья всю жизнь знал и Клэя, и Уэсли. С Николь он познакомился на пикнике у Бакесов. Ему было крайне неприятно расторгать брак и объявлять его никогда не существовавшим, но он не мог оспаривать свидетельские показания доктора. А кроме того, до него доходили слухи о женщине, с которой живет Клэй. Он решил в самое ближайшее время навестить Клэя и высказать ему все, что он думает о его безнравственном поведении. Судья с сочувствием посмотрел на хорошенькую миниатюрную француженку. Она не заслуживала того, через что заставил ее пройти Клэй. Он объявил брак расторгнутым.
Когда они вышли из дома судьи, Уэс обратился к Николь:
– С тобой все хорошо?
– Конечно, – решительно ответила она. – А в чем, собственно, дело? Ты мне лучше скажи: к кому следует обратиться, чтобы купить земельный участок?
– К владельцам, наверное. Почему ты спрашиваешь?
– Ты знаком с мистером Ирвином Роджерсом? – Конечно. Он живет примерно в миле отсюда.
– Не мог бы ты представить меня ему?
– Николь, что ты затеяла?
– Я хочу купить участок земли возле мельницы. Весной его можно засеять ячменем.
– Ячменем? Но Клэй может дать тебе… – Заметив, как посмотрела на него Николь, Уэс умолк.
– Я не хочу иметь ничего общего с Клэйтоном Армстронгом. Обойдусь без него.
Она пошла было по дороге, но Уэс схватил ее за руку.
– Не могу поверить, что между тобой и Клэем все кончено.
– Я думаю, что между нами давно все было кончено, просто я была слепа и не замечала этого, – тихо произнесла Николь.
– Николь, – начал Уэс, внимательно глядя на нее. Солнечный свет падал ей на лицо, отражаясь в глазах. – Почему бы тебе не выйти замуж за меня? Ты не видела моего дома. Он огромный. Там можно поселить всех, кого ты опекаешь. У нас с Трэвисом полно денег, мы просто не знаем, куда их девать. Ты могла бы не работать.
Она пристально посмотрела на него и улыбнулась:
– Уэсли, ты просто прелесть. Но ты не хочешь на мне жениться.
– Ошибаешься, хочу. Ты будешь идеальной женой. Ты могла бы управлять плантацией. Все тебя любят.
– Прекрати! – рассмеялась она. – Ты заставляешь меня почувствовать себя старухой. – Она приподнялась на цыпочки и поцеловала его в уголок губ. – Спасибо тебе за предложение, но у меня нет желания, расторгнув один брак, тут же заключать другой. – Николь прищурилась. – Попробуй только с облегчением вздохнуть, и я никогда больше не буду с тобой разговаривать.
Он поднес к губам ее руку и поцеловал.
– Я могу расплакаться, но чувства облегчения не испытаю.
Она рассмеялась и отобрала у него руку.
– Меньше всего мне сейчас нужен любовник. А вот друзья нужны. Если хочешь мне помочь, уговори мистера Роджерса продать мне землю по сходной цене.
Уэсли пристально посмотрел на нее. Предложение выйти за него замуж он сделал спонтанно, но теперь подумал, что не прочь был бы иметь такую жену, как Николь. Уэс знал, что она не примет его предложения, и все же огорчился, что она ему отказала.
Уэс улыбнулся ей.
– Старина Роджерс будет так рад продать эту землю, что отдаст ее практически даром.
– Только без применения насилия, – рассмеялась Николь.
– Ну-у… разве что один-другой палец на ногах будет сломан.
Они дружно рассмеялись и направились к дому Роджерса.
За землю он действительно запросил сходную цену. У Николь осталось очень мало наличных денег от тех, которые Жерару удалось выручить за ее платья, но мистер Роджерс дал ей рассрочку на несколько лет. Кроме того, она согласилась в течение трех лет бесплатно молоть его зерно на своей мельнице.
– Нельзя сказать, что он отдал нам свою землю за бесценок, – сказал Уэс, когда они возвращались. – Ты будешь бесплатно молоть его зерно в течение трех лет!
Глаза Николь сверкнули.
– Подожди, пока он получит счет за четвертый год!
Потом они зашли в типографию, где Николь заказала рекламные листки с указанием тарифов за помол зерна на ее мельнице.
Услышав новые тарифы, которые она называла печатнику, Уэс удивился:
– Каким образом ты собираешься заработать деньги? Твои тарифы втрое ниже, чем на мельнице у Хораса!
Она улыбнулась:
– В конкуренции с ним я обойду его по количеству заказов. – Она обратилась к печатнику: – Куда вы повезете свое зерно: ко мне или к Хорасу?
Печатник рассмеялся.
– Думаю, она права, Уэс. Я расскажу об этом своему зятю, и он, можете не сомневаться, повезет зерно к вам.
Уэсли взглянул на Николь с еще большим уважением.
– Я и не подозревал, что у красавицы может так хорошо работать голова.
– Думаю, она долгое время вообще не работала, – сказала Николь. – Была затуманена детскими представлениями о любви и романтике.
Уэсли нахмурился. Он чувствовал, что Николь оскорблена в своих лучших чувствах, только виду не подает! Черт бы побрал этого Клэя! Как он посмел обойтись с Николь подобным образом?
Дома Николь ждала проблема с Жераром.
– Омерзительно, что меня заставляют продавать дамскую одежду, – заявил он, приглаживая волосы. – Конечно, женщины рады встретиться со мной. Они не такие, как те, что живут в этом доме. Они с интересом слушают истории о моей семье, о могущественных Куртеленах.
– С каких это пор семья Николь стала вашей? – сердито оборвала его Джейни.
– Вот видите! – воскликнул Жерар. – Меня здесь не ценят!
– Немедленно прекратите, оба! – сказала Николь. – Мне надоело слушать ваши перепалки! Жерар, вы оказались превосходным продавцом. Женщинам нравятся ваш акцент и ваши очаровательные манеры.
Жерар буквально расцвел от ее похвалы.
– Если хотите, раздавайте рекламные листки женам фермеров. Пожалуй, это неплохая идея.
– Рекламные листки не шелка, – пробормотал он.
– Кто не работает, тот не ест, – заявила Джейни.
Жерар шагнул к Джейни, презрительно скривив губы, но Николь положила руку на его плечо. Он накрыл ее руку своей.
– Для вас я готов на все.
– Айзек отвезет вас на лодке в дома фермеров, расположенные на берегу.
Жерар улыбнулся ей и спокойно вышел из дома.
– Не доверяю я ему, – заявила Джейни.
Николь махнула рукой:
– Брось, он безопасен. Просто ему хочется, чтобы с ним обращались по-королевски. Но он скоро поймет, что к чему.
– Послушай моего совета: держись от него подальше.
Весна в Виргинии быстро завоевывала свои права. Пройдет еще немного времени – и начнут созревать ранние сорта зерновых. После долгого зимнего перерыва вновь заработают жернова мельницы. Рекламные листки Николь сделали свое дело, и фермеры со всей округи везли теперь зерно к ней на мельницу.
Николь наняла еще одного работника, чтобы работал в полях, засеянных ячменем и пшеницей. Жерар неохотно помогал на мельнице, не скрывая, что считает американцев людьми второго сорта. Николь неоднократно напоминала ему, что ее дедушка, герцог, в течение двух лет работал на мельнице.
Никто даже не вспоминал о возвращении близнецов к Клэю, и Николь понимала, что это признак его доверия к ней. Раз в неделю Айзек перевозил близнецов через реку, чтобы они навестили своего дядюшку.
– Он плохо выглядит, – сказал однажды Айзек, возвратившись оттуда.
Николь даже не спросила, кого он имеет в виду. Несмотря на всю свою занятость, она не переставала думать о Клэе.
– Он слишком много пьет. Раньше этого не было.
Николь отвернулась. Ей следовало бы радоваться, что Клэй так несчастен, он это заслужил. Но Николь почему-то это не радовало. Она пошла на огород, надеясь хоть на несколько часов забыть о Клэе.
Час спустя Николь прислонилась к дереву, вытирая пот с лица. Она устала, выпалывая сорняки.
– Держите, я кое-что принес вам, – сказал Жерар, протягивая ей стакан холодного лимонада.
Она кивнула в знак благодарности и залпом выпила лимонад.
Жерар смахнул травинку с рукава ее ситцевого платья.
– Вам не следует находиться на солнце. Это может испортить ваш великолепный цвет лица, – сказал он, проводя кончиком пальцев по ее руке.
Николь слишком устала и даже не отодвинулась от него. Они стояли в тени дерева, и их не было видно ни из дома, ни с мельницы.
– Я очень рад, что мы наконец одни, – сказал он, подходя к ней поближе. – Странно, что мы, хотя и живем в одном доме, так редко оказываемся наедине, чтобы поговорить по душам.
Николь не хотелось обидеть его, но и поощрять тоже не хотелось. Она сделала шаг в сторону.
– Вы можете поговорить со мной в любое время.
Жерар снова приблизился к ней и провел пальцами по руке.
– Вы здесь единственный человек, который меня понимает. – Приблизив лицо к ее лицу, он заговорил по-французски: – Мы с вами из одной страны. Никто, кроме нас, не знает, что сейчас представляет собой Франция. Мы с вами связаны одной судьбой.
– Я теперь считаю себя американкой, – ответила Николь по-английски.
– Как вы можете так говорить? Вы француженка, и я француз. Мы с вами великие Куртелены. Подумайте, как могли бы мы продолжить родословную семейства.
Николь сердито взглянула на него.
– Да как вы смеете?! – возмутилась она. – Вы забыли о моей матери? Вы женаты на ней, а делаете предложение мне, словно я какая-нибудь судомойка с кухни!
– Как я могу о ней забыть, если ее крики сводят меня с ума? Думаете, я хоть на минуту забываю о том, какими узами связан с ней? Но что она может мне дать? Я мужчина, здоровый мужчина и заслуживаю того, чтобы иметь детей. – Он схватил ее за плечи. – Во всей этой варварской стране вы единственная достойны быть матерью моих детей. Вы Куртелен! В крови наших детей будет примесь голубой крови королей.
Николь не сразу поняла, что он имеет в виду. А когда поняла, ее чуть не стошнило. У нее не нашлось слов, чтобы выразить свое отвращение к этому презренному французишке, и она залепила ему пощечину.
Жерар сразу же отпустил ее и схватился за щеку.
– Вы за это заплатите, – прошипел он. – Пожалеете, что обращались со мной как с каким-нибудь грязным американцем.
Николь отвернулась и снова принялась за прополку. Джейни была права относительно Жерара. Николь поклялась себе впредь держаться подальше от него.
Две недели спустя Уэс сообщил о том, что Клэйтон женился на Бьянке.
Николь, собрав в кулак всю волю, сделала вид, будто это ее нисколько не трогает.
– Я пытался его вразумить, – сказал Уэс, – но ты же знаешь, какой Клэй упрямый. Он по-прежнему любит тебя. Услышав о расторжении брака, четыре дня пил не просыхая. Его нашли возле болота на южном пастбище.
– Надеюсь, он протрезвел к бракосочетанию, – холодно заметила Николь.
– Он сказал, что сделал это ради ребенка. Черт бы его побрал! Как только у него хватило мужества лечь в постель с этой коровой? – Заметив, что Николь отвернулась, он схватил ее за руку: – Извини, я не хотел причинить тебе боль.
– Боль? Но мистер Армстронг для меня больше не существует. – Николь вышла из комнаты.
Уэс стоял, глядя ей вслед. Он готов был задушить Клэя собственными руками за то, что он так обошелся с этой прекрасной молодой женщиной.
В Арундел-Холле уборка не производилась месяцами, он буквально зарос грязью. Бьянка сидела за обеденным столом, уплетая мороженое с песочным печеньем. Живот у нее был такой огромный, что казалось, она вот-вот родит.
Войдя в дом, Клэй остановился на пороге столовой. Одежда на нем была грязная, рубаха разорвана. Под глазами залегли темные круги, потные волосы прилипли к голове.
– Какое счастье, возвратившись домой, увидеть свою жену, которая вскоре станет матерью моего ребенка, – громко сказал он.
Бьянка, даже не взглянув на него, продолжала не спеша поглощать мороженое.
– Ешь за двоих, дорогая? – Не получив ответа, он поднялся в свою комнату. Повсюду была разбросана грязная одежда. Ящик комода оказался пуст – ни одной чистой рубашки.
Выругавшись, Клэй, с грохотом задвинув ящик, вышел из дома и направился к реке. Теперь он редко бывал дома. Он целыми днями пропадал в полях, а вечерами сидел в библиотеке и пил, надеясь, что сможет заснуть. Но ему это редко удавалось.
На берегу реки Клэй стянул с себя одежду и бросился в воду. Искупавшись, растянулся на траве и заснул.
Проснулся ночью, причем не сразу понял, где находится. В полудремотном состоянии он побрел назад к дому.
Стоны он услышал, как только переступил порог дома. Он быстро стряхнул с себя остатки сна. Бьянка, прижав руку к животу, лежала, скорчившись, у подножия лестницы.
Он склонился к ней:
– Что случилось? Ты упала?
– Помоги мне, – выдохнула она. – Ребенок…
Не прикоснувшись к ней, Клэй выбежал из дома, чтобы позвать повитуху, которая жила на плантации, и через несколько минут вместе с ней вернулся в дом. Бьянка лежала в том же положении, в каком он ее оставил. Он зажег фонарь, и повитуха склонилась над Бьянкой.
Проведя руками по неподвижному телу роженицы, она поднесла их к свету. Руки были в крови.
– Не могли бы вы отнести ее наверх?
Поставив на пол фонарь, Клэй поднял Бьянку. Пока он тащил ее вверх по лестнице, у него от напряжения жилы вздулись на шее. В спальне он осторожно уложил ее на кровать.
– Позовите Мэгги, – попросила повитуха. – Мне нужна помощь.
Пока Мэгги и повитуха возились с Бьянкой, Клэй сидел в библиотеке и пил.
– Она потеряла ребенка, – сказала Мэгги, тихо открыв дверь.
Клэй удивленно взглянул на нее. Потом усмехнулся:
– Потеряла ребенка?
Мэгги не понравилось выражение его глаз.
– Перестал бы ты пить, Клэй.
Он налил еще стакан бурбона.
– Разве ты не должна утешать меня? Говорить, что у меня будут другие дети?
– Детей не будет, – сказала повитуха с порога. – Она женщина грузная и при падении с лестницы сильно ударилась, повредив внутренние органы, особенно женские. Не знаю, выживет ли она.
Клэй допил бурбон и вновь наполнил стакан.
– Выживет, я в этом уверен. Такие, как Бьянка, так просто не умирают.
– Клэйтон! – возмутилась Мэгги. – Ты говоришь жестокие вещи. – Подойдя к нему, она накрыла его руку своей. – Прошу тебя, перестань пить. Ведь не сможешь завтра работать.
– Работать, – усмехнулся Клэй. – Зачем? Ради моей драгоценной жены? Или сына, которого она только что потеряла? – Он выпил еще и расхохотался.
– Клэй, – укоризненно произнесла Мэгги.
– Убирайтесь отсюда! Дайте мне побыть одному!
Женщины вышли из комнаты.
Когда взошло солнце, Клэй все еще пил, напрасно ожидая забвения, которое обычно приносил алкоголь.
В полях наемные работники начали свой трудовой день. Они не привыкли к отсутствию Клэя, который обычно наблюдал за работой, и к полудню замедлили темп. Хорошо, когда хозяин не стоит над душой. На четвертый день, когда Клэй так и не появился в полях, некоторые работники вообще остались дома.
Глава 19
Год спустя, в августе 1796 года, Николь стояла на вершине холма и смотрела вниз на свои земельные угодья. Положив руки на поясницу, она помассировала уставшие мускулы. Жаркое августовское солнце освещало высокие табачные растения. Скоро начнут раскрываться коробочки хлопка. Почти созрела золотая пшеница, по которой мягкими волнами пробегал ветерок. Издали доносился равномерный звук мельничных жерновов. Что-то крикнул один из близнецов, и Николь улыбнулась, услышав, как Джейни отчитала озорника.
Прошло более года с тех пор, как был расторгнут ее брак. Она сознавала, что начала новый отсчет времени с того момента, как побывала в кабинете судьи. С того судьбоносного дня она с головой ушла в работу. Поднималась до рассвета и занималась мельницей или осматривала засеянные или готовые к уборке урожая поля. Первое время она сама возила свою продукцию на рынок. Мужчины посмеивались, надеясь скупить у нее товар по низкой цене. Но Николь не позволяла себя обманывать. Она умела торговаться. Уезжая с рынка, улыбалась, а покупатели-мужчины хмурились, покачивая головами. Возвращаясь вместе с ней, Уэсли хохотал.
В этом году Николь расширила площадь своих земельных угодий. А вырученные от продажи прошлогоднего урожая деньги потратила на приобретение новых участков земли. Теперь она владела ста двадцатью пятью акрами на высоком берегу реки. Там был хороший дренаж и плодородная почва. У нее не было проблем с эрозией почвы, и Айзек в зимние месяцы строил каменные заграждения. Тем самым они еще и новые участки земли расчищали. Это была тяжелая, изнурительная работа, но они ее сделали и ранней весной высадили здесь рассаду табака, а потом засеяли другие поля. Возле дома был огород, они также держали дойную корову и кур.
Сам дом не изменился. Каждый грош шел на улучшение земли. Адель и Жерар занимали одну половину чердака, Джейни и Николь – другую. Близнецы спали на тюфяках внизу. Тесновато, конечно, но, как говорится, в тесноте, да не в обиде. Джейни и Жерар почти не разговаривали, стараясь не замечать друг друга. Адель по-прежнему жила, грезя о дореволюционной Франции. Николь удалось убедить мать в том, что близнецы ее внуки и что Адель должна позаботиться об их образовании. Адель оказалась отличной наставницей. Она оживляла уроки потрясающими историями о своей жизни при дворе. Рассказывала о своем детстве, о некоторых причудах короля и королевы Франции – в основном о тех, которые могли показаться забавными детям. Однажды Адель рассказала им о том, как королева приказала каждый день приносить ее одежду в плетеных корзинах, подбитых новой зеленой тафтой. Тафта никогда не использовалась повторно. Ее отдавали слугам. И вот близнецы нарядились в костюмы из зеленых листьев и стали изображать слуг Адель. Она была в восторге.
Но иногда какой-нибудь пустяк нарушал хрупкое душевное равновесие Адель. Как-то Мэнди повязала себе на шею красную ленточку. Это напомнило Адель о казнях друзей, и она долго кричала. Близнецов больше не пугали крики Адель. Они просто пожимали плечами и уходили прочь или звали Николь. Через несколько дней Адель успокаивалась, возвратившись в мир грез. Она так и не осознала, что находится в Америке, далеко от Франции. Она признавала только Николь и близнецов, терпела присутствие Джейни, а на Жерара глядела так, словно его вовсе не было. К ней не допускали незнакомых людей, они ее пугали.
Судя по всему, Жерар был доволен тем, что жена понятия не имеет о том, кто он такой. Как только она увидела Николь, она, казалось, навсегда позабыла о своем пребывании в тюрьме и жизни в доме родителей Жерара. С Николь она говорила о своем муже и ее отце так, словно они были живы.
Жерар сторонился людей, проживавших в доме Николь. Его вполне устраивала роль стороннего наблюдателя. Он очень изменился с тех пор, как Николь дала ему пощечину. Где-то пропадал на несколько дней, возвращался среди ночи, никому ничего не объясняя. Находясь дома, он чаще всего сидел у огня, наблюдая за Николь, что приводило ее в замешательство. Она то спускала петлю в вязании, то укалывала палец иглой. Он больше не заводил речь о женитьбе на Николь, только пристально смотрел на нее. Это действовало ей на нервы. Хотелось к чему-нибудь придраться и задать ему хорошую головомойку.
Что бы ни говорили о Жераре, но на мельнице он пользовался авторитетом. Его изысканные манеры, целование ручек и сильный акцент способствовали привлечению клиентов не меньше, чем низкие цены, назначенные Николь. Мужчины, привозя на мельницу зерно, часто брали с собой дочерей. Жерар обращался с ними как с французскими аристократками – с молодыми и старыми, толстыми и худенькими, некрасивыми и хорошенькими. Женщины жеманничали и хихикали, когда он брал их под локоток и вел прогуляться возле мельницы.
Только раз Николь удалось случайно узнать, что думает Жерар по этому поводу. Она увидела, как очень некрасивая молодая женщина закатывает от восторга глазки, а Жерар целует ее ладонь, что-то бормоча при этом по-французски. Ветерок принес его слова. Жерар улыбался, при этом называя женщину «свиным потрохом». Николь содрогнулась и отошла на почтительное расстояние, чтобы ничего больше не слышать.
Она выпрямилась и посмотрела за реку. Она не видела Клэя с того самого дня, когда он сказал ей о беременности Бьянки. Иногда казалось, что это было давно, а иногда – что с тех пор прошло всего несколько минут. Ночи не проходило, чтобы она не думала о нем, не тосковала. Ее тело вело себя предательски, и Николь была готова попросить Клэя о встрече на поляне, забыв о гордости и высоких идеалах. Она хотела лишь ощутить прикосновение его сильного, горячего тела к своей коже.
Лучше не думать о прошлом. Жизнь у нее наладилась. Ее окружают люди, которых она любит. Надо за это благодарить судьбу.
Николь посмотрела в сторону плантации Армстронгов. Даже с такого расстояния было видно, что плантация в полном запустении. Урожай прошлого года сгнил. Ей было больно смотреть на это, но она ничего не могла сделать. Айзек регулярно информировал ее о том, что там происходит. Почти все слуги покинули Арундел-Холл. Большинство рабов были проданы.
Весной была засажена табаком некоторая часть низинных земель, но тем дело и ограничилось. Верхние поля стояли незасеянные, там гнили стебли прошлогоднего урожая. Айзек сказал, что Клэю это безразлично, а Бьянка продает все, что можно, чтобы накупить новых нарядов и в который уже раз изменить интерьер дома. И еще Айзек сказал, что единственный человек на плантации, у которого всегда есть работа, – это повариха.
– Неприглядное зрелище, не так ли?
Николь повернулась и увидела Айзека. Он тоже смотрел за реку. За месяцы, прошедшие после похищения, она и Айзек очень сдружились. Людей, которые работали у нее, даже Джейни, Николь считала людьми Клэя. Только Айзека взяла на работу она. Бесконечно преданный ей, он был готов ради Николь на все.
– При хорошем урожае он мог бы решить проблему, погода пока что стоит отличная, – сказала Николь.
– Вряд ли у Клэя хватит сил даже на то, чтобы собрать урожай табака, не говоря уже о том, чтобы отвезти его на рынок.
– Глупости. Трудолюбию и энергии Клэя Армстронга можно только позавидовать.
– Это все в прошлом, – возразил Айзек. – А теперь он день и ночь пьет. Его жена тратит столько, что ей не хватило бы доходов и с четырех плантаций. Каждый раз, когда я отвожу туда близнецов, Клэя разыскивает сборщик налогов. Если и этот урожай сгниет на корню, он потеряет все. Его плантацию за долги выставят на аукцион.
Сердце Николь болезненно сжалось.
– Мне надо подписать кое-какие документы. Кстати, привезли Мориссоны ячмень?
– Сегодня утром, – ответил Айзек, следуя за ней. Хоть бы она немного расслабилась, подумал Айзек. Только Уэсли может уговорить Николь немного отдохнуть. Но он не приедет. Трэвис отбыл в Англию, и Уэсу одному приходится управляться с плантацией.
Прислонившись спиной к дереву, Жерар наблюдал, как Айзек следом за Николь возвращается на мельницу. Он не раз задумывался над тем, какие отношения их связывают. Они много времени проводили вместе. За последний год Жерар познакомился с множеством людей, причем большинство из них были готовы рассказать ему все, что он захочет знать. Он узнал, например, что Николь – женщина страстная. Не менее сотни людей рассказали ему, как она вела себя на пикнике у Бакесов. Как настоящая потаскуха. Однако Жерару дала пощечину, стоило ему прикоснуться к ней.
А как посмотрела на него! Словно он был не мужчиной, а ползучим гадом. Не проходило дня, чтобы Жерар не вспоминал об этом. Теперь он знал причину. Николь считает, что он недостоин ее. Она одна из Куртеленов и тесно связана с историей королей и королев Франции, а он кто? Сын сапожника. Хотя и Жерар не забыл, что за последний год ему пришлось поступиться своими принципами и всячески обхаживать этих грубых американок. Невоспитанных, необразованных, не знающих французского. Ему доставляло удовольствие наблюдать за выражением их глаз, когда он говорил им по-французски самые ужасные вещи, но при этом улыбался.
Ночью его начинала дразнить Николь. Их комнаты были разделены всего лишь занавеской. Он лежал в темноте рядом с похрапывающей Адель и затаив дыхание прислушивался, как Николь раздевается. Вот она стоит голая. Потом надевает ночную сорочку. Он представлял себе ее золотистое тело, как она бросается в нему в объятия. Он заставил бы ее пожалеть о той пощечине.
Жерар отошел от дерева. Он представлял себе все, что с ней сделает. Заставит ее валяться у него в ногах, умолять его. Она страстная, но он и пальцем к ней не прикоснется, если она не приползет к нему на коленях. Он покажет ей, что сын сапожника ничем не хуже ее чванливых французских родственников.
Продираясь сквозь кустарник, Жерар пошел прочь от мельницы. Он сыт по горло всеми обитателями этого дома. Они разговаривают, чему-то смеются. Наверняка перемывают ему косточки. Однажды он услышал, как двое мужчин в разговоре называли его «субтильным французишкой». Он тогда схватил камень, но вовремя одумался. Есть и другие способы отомстить им. Той осенью, чуть позднее, у обоих сгорели амбары, в которых хранился весь урожай табака. Один из них даже разорился.
Жерар улыбнулся, вспомнив об этом. Его внимание привлекло какое-то движение на противоположном берегу. Он увидел крупную женщину верхом на лошади и, пораженный, остановился. Жерара никогда не интересовали отношения Николь с Армстронгом. Он знал, что она одно время была за ним замужем и вела себя как потаскуха на пикнике у Бакесов. Жерар не раз представлял себе Николь, которая так ведет себя с ним. Когда она расторгла брак вскоре после его приезда, Жерар обрадовался. Это был добрый знак. Жерар вообразил, что Николь развелась, чтобы выйти замуж за него. Выждав некоторое время, он дал ей понять, что она была бы желанной гостьей в его постели.
Однако Николь не только не оправдала его надежд, но еще и оскорбила, дав ему пощечину.
Женщина на противоположном берегу ударила лошадь хлыстом по крупу. Лошадь подскочила, наклонила голову и в ярости сбросила всадницу. Та шлепнулась задом о землю, и вверх взметнулись тучи пыли и мелких камешков.
Жерар, помедлив мгновение, помчался к причалу.
– Вы ушиблись? – спросил он, быстро подойдя к женщине.
У Бьянки все болело. И от падения, и от поездки верхом на этой проклятой лошади. Увидев Жерара, она вздрогнула от неожиданности. Перед ней стоял настоящий джентльмен, но почему-то одет он был по французской моде. Зеленый суконный сюртук с бархатными манжетами и воротником. Сорочка из белого шелка, галстук завязан так, что его узел закрывал нижнюю часть подбородка. Желтовато-коричневые бриджи с шестью жемчужными пуговками возле колена облегали его стройные ноги, обтянутые шелковыми чулками в зеленую и желтую полоску.
Бьянка тяжело вздохнула. Приятно видеть мужчину в одежде не из оленьей кожи. Стройного, а не широкоплечего верзилу, похожего на обрабатывающего землю работника.
– Чем я могу вам помочь? – снова спросил Жерар, поскольку женщина продолжала молчать.
Жерар протянул ей руку. Женщина была крупная, слишком крупная. Из глубокого выреза красного атласного платья виднелась огромная, вздымающаяся от волнения грудь. Ее лицо, когда-то, возможно, миловидное, заплыло жиром. Ее платье давно вышло из моды, но стоило немало.
– Позвольте вам помочь, – произнес он вкрадчиво. – У вас великолепный цвет лица, а солнце может его испортить.
Бьянка, зардевшись от удовольствия, взяла протянутую руку.
Когда он помог ей подняться, то, что он увидел, заставило его призвать на помощь всю свою храбрость. Стоя рядом с ним, женщина оказалась еще более громоздкой. Она была на два дюйма выше его ростом и весила фунтов на шестьдесят больше, чем он.
Держа ее за руку, Жерар осторожно отвел ее в тень, снял с себя сюртук и расстелил на траве.
– Прошу вас, – галантно поклонившись, сказал он. – После такого падения надо отдохнуть. Такой нежной молодой леди, как вы, следует быть осторожнее. – Он направился к реке.
Бьянка неуклюже опустилась на сюртук и посмотрела ему вслед.
– Надеюсь, вы вернетесь?
Жерар взглянул на нее через плечо, всем своим видом показывая, что вернется, что не может не вернуться, что слишком много она для него значит.
Подойдя к реке, Жерар достал носовой платок, принадлежавший Адель. Это был единственный из оставшихся у нее платков – шелковый, отделанный брюссельским кружевом с вышитой монограммой «АК». Жерар аккуратно спорол «А», оставив только «К» – Куртелен.
Смочив платок в воде, Жерар вернулся к Бьянке и опустился рядом с ней на колени.
– У вас испачкана щека, – тихо произнес он и добавил: – С вашего разрешения. – После чего взял ее за подбородок и принялся осторожно стирать грязь.
Бьянка подумала, что, как ни странно, она не испытывает отвращения, когда к ней прикасается Жерар. Но ведь он тоже мужчина.
– Вы… испачкаете свой платок, – запинаясь, произнесла Бьянка.
Жерар снисходительно улыбнулся:
– Что значит шелк в сравнении с кожей прекрасной женщины?
– Прекрасной? – Она с изумлением посмотрела на него. Голубизна ее глаз была почти не видна за пухлыми щеками. Ямочка на левой щеке тоже исчезла. – Меня очень давно никто не называл прекрасной.
– Странно, – промолвил Жерар. – Я полагал, ваш муж – такая красивая леди наверняка замужем – говорит вам это каждый день.
– Мой муж меня ненавидит, – равнодушно призналась Бьянка.
Жерар на мгновение задумался. Он чувствовал, что этой женщине необходимо дружеское участие, что она хочет кому-нибудь излить душу. Жерар пожал плечами. Что ж, он готов ее выслушать. Быть может, узнает что-нибудь полезное для себя. Так уже бывало.
– А кто ваш муж?
– Клэйтон Армстронг.
Жерар вскинул бровь:
– Владелец этой плантации?
– Да, – со вздохом подтвердила Бьянка. – По крайней мере того, что от нее осталось. Он не желает работать, потому что ненавидит меня. Говорит, что не намерен убивать себя для того, чтобы я покупала всякую чепуху. Но я покупаю только самое необходимое. Несколько простеньких платьев, экипаж, кое-какую мебель для дома, то, что требуется леди моего социального статуса.
– Жаль, что у вас такой эгоистичный муж.
Бьянка посмотрела на противоположный берег.
– Во всем виновата она.Если бы она не вешалась на шею моему мужу, ничего подобного не произошло бы.
– Но я слышал, что Николь в свое время была замужем за мистером Армстронгом. – Жерар не стал притворяться, будто не знает, о ком идет речь.
