Текст книги "Невеста по ошибке"
Автор книги: Джуд Деверо
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 21 страниц)
Джуд Деверо
Невеста по ошибке
Глава 1
В июне 1794 года вовсю цвели розы и роскошной зеленью радовали глаз газоны, как это бывает только в Англии. В одном из уголков графства Суссекс стоял ничем не примечательный двухэтажный домик, обнесенный невысокой железной изгородью. Дом этот был когда-то частью большого поместья и предназначался для проживания семейства садовника или егеря, однако поместье давно ушло с молотка за долги семейства Мейлсон. В маленьком домике теперь жили Джейкоб Мейлсон и его дочь Бьянка.
В настоящий момент Джейкоб Мейлсон, приземистый толстяк, сидел у холодного камина в гостиной на первом этаже. Нижние пуговицы его жилета были расстегнуты на огромном животе, пиджак небрежно брошен на другое кресло. Его жирные ляжки были туго обтянуты бриджами из тонкого сукна, которые застегивались чуть ниже колен на металлические пряжки. Ноги в хлопковых носках до колен были втиснуты в тонкие кожаные штиблеты. Большой сонный ирландский сеттер подошел к креслу с подголовником, в котором сидел Джейкоб, и тот погладил уши собаки.
Джейкоб успел привыкнуть к простой деревенской жизни. По правде говоря, ему даже нравилось иметь маленький дом, меньшее число слуг и меньше ответственности. Он помнил огромный дом, в котором прошло детство, требовавший, по его мнению, от родителей слишком большой затраты времени и сил. Его же самого теперь вполне устраивало, если при нем были любимые собаки, на обед хороший кусок мяса, а доход позволял содержать конюшни.
Однако это не устраивало его дочь.
Бьянка, стоя перед зеркалом в своей спальне на втором этаже, разглаживала длинное муслиновое платье на своей высокой полной фигуре. Всякий раз, примеряя платье, сшитое по последней французской моде, она испытывала по отношению к французам некоторое презрение. Французские крестьяне восстали против аристократии, и теперь, поскольку слабаки французы не в состоянии усмирить чернь, за это приходилось расплачиваться всему миру. Глядя на Францию, каждая страна начинала тревожиться, что то же самое может произойти и в ней. Во Франции все старались подделаться под простонародье, поэтому носить атлас и шелка практически было запрещено. Последняя мода предписывала носить муслин, коленкор, батист и перкаль.
Бьянка внимательно разглядывала свое отражение в зеркале. Новые модели платьев подходили ей идеально. Но что делать другим женщинам, которых природа – увы! – не наградила такой внешностью, как у нее. Платье имело очень глубокий вырез, почти не скрывавший форму и белизну ее объемистой груди. Сшитое из светло-голубой индийской кисеи, оно было подхвачено под грудью широкой атласной лентой синего цвета и ниспадало до пола, заканчиваясь оборкой, проложенной по подолу. Ее белокурые волосы были стянуты лентой и локонами спускались на обнаженные плечи. У Бьянки было круглое лицо, светло-голубые глаза в тон платью, светлые брови и ресницы, а маленький розовый ротик напоминал бутон розы. Когда Бьянка улыбалась, на левой щеке у нее появлялась крошечная ямка.
Бьянка перешла от зеркала к туалетному столику, который, как почти и все остальное в комнате, был задрапирован нежно-розовым тюлем. Ей нравились пастельные тона.
На туалетном столике лежала большая коробка шоколадных конфет, верхний ряд почти пустовал. Заглянув в коробку, Бьянка наморщила носик. Из-за этой мерзкой французской войны прекратились поставки лучших шоколадных конфет, и теперь приходилось обходиться второсортным английским шоколадом. Бьянка взяла конфетку, потом вторую, и когда доедала четвертую, облизывая пухлые пальчики, в комнату вошла Николь Куртелен.
Второсортный шоколад, слишком простенькая ткань и присутствие Николь явились результатом революции во Франции. Взяв очередную конфету, Бьянка стала наблюдать за молоденькой француженкой, поднимавшей с пола разбросанные Бьянкой платья. Благодаря Николь Бьянка осознала, как великодушны англичане. Когда французов вышвырнули из их собственной страны, англичане приняли их у себя. Правда, большинство французов содержали себя сами. Они даже ввели в Англии такое новшество, как рестораны. Но были среди них и такие, как Николь, у которых не было ни денег, ни родни, ни профессии. Именно по отношению к ним и проявили англичане подлинное великодушие. Одного за другим они разобрали этих бездомных бедолаг по своим домам.
Бьянка отправилась в один из портовых городов на восточном побережье Англии, куда приходили суда с беженцами. Она приехала туда не в самом лучшем настроении. Отец только что сообщил ей, что не сможет больше оплачивать услуги ее личной служанки. Она устроила отцу скандал, а немного погодя вспомнила об эмигрантах. Исполненная сознания долга, она решила помочь несчастным бездомным француженкам, а заодно посмотреть, нельзя ли в порядке благотворительности взять к себе в услужение одну из них.
Увидев Николь, она сразу же поняла, что нашла то, что искала. Это была миниатюрная девушка с черными волосами, убранными под соломенную шляпку, личиком в форме сердечка и огромными карими глазами, опушенными густыми черными ресницами. Во взгляде ее сквозили печаль и отчаяние. Бьянка сразу поняла, что эта девушка по достоинству оценит ее доброту.
Но три месяца спустя Бьянка почти сожалела о том, что взяла Николь. Не потому, что девушка оказалась неумелой. Она была даже слишком умелой. Но порой ее грациозные движения заставляли Бьянку чувствовать себя неуклюжей.
Бьянка снова взглянула в зеркало. Что за абсурдная мысль! Ее фигура была великолепна, величественна – все это говорили. Она бросила на Николь неприязненный взгляд в зеркале и развязала ленту, стягивавшую волосы.
– Мне не нравится, как ты нынче утром уложила мне волосы, – сказала Бьянка, продолжая лакомиться конфетами.
Николь молча подошла к туалетному столику и прикоснулась расческой к довольно жидким волосам Бьянки.
– Вы еще не распечатали письмо от мистера Армстронга, – тихо напомнила девушка. Она говорила почти без акцента, правда, старательно выговаривала каждое слово.
Бьянка махнула рукой:
– Я знаю, о чем он пишет. Хочет узнать, когда я приеду в Америку и выйду за него замуж.
Николь отделила расческой один локон, намотала его на палец.
– Я подумала, что вы захотите назначить дату. Ведь вы собираетесь выйти замуж.
Бьянка закатила глаза:
– Мало же ты знаешь! Впрочем, откуда француженке понимать гордость и тонкие чувства англичан. Клэйтон Армстронг – американец! Разве могу я, будучи родом из пэров Англии, выйти замуж за американца?
Николь аккуратно повязала ленту вокруг головы Бьянки.
– Но разве не было объявлено о вашей помолвке?
Бьянка швырнула на пол бумагу, отделявшую в конфетной коробке один слой конфет от другого, и принялась за следующий слой, выбрав большую конфету с ее любимой карамельной начинкой.
– Мужчины! Кто их поймет? Чтобы выбраться отсюда, – сказала она, обведя жестом тесную комнату, – я должна выйти замуж. Но тот, за кого я выйду замуж, будет гораздо лучше Клэйтона. Я слышала, некоторые поселенцы колоний чуть ли не настоящие джентльмены, вроде этого мистера Джефферсона. А Клэйтон далеко не джентльмен. Известно ли тебе, что он вошел в гостиную прямо в сапогах? Когда я посоветовала ему купить шелковые носки, он расхохотался и сказал, что на хлопковом поле ему нечего делать в шелковых носках. – Бьянка поморщилась. – Хлопок! Он фермер! Грубый, неотесанный американский фермер!
– Однако вы приняли его предложение, – возразила Николь, поправив последний локон.
– Конечно! Девушка не может отказываться от предложений. Чем их больше, тем более соблазнительной она кажется. Когда на какой-нибудь вечеринке я хочу отделаться от мужчины, который мне не нравится, я говорю, что помолвлена. А когда вижу мужчину, подходящего для девушки моего класса, говорю ему, что подумываю о том, чтобы разорвать помолвку.
Николь отвернулась от Бьянки и подобрала с пола пустые конфетные обертки. Она понимала, что следовало бы промолчать, но не могла удержаться.
– А как же мистер Армстронг? Разве это справедливо по отношению к нему?
Бьянка пересекла комнату, подошла к комоду и, вытряхнув на пол три шали, взяла четвертую, пеструю пейслинскую шаль.
– Что американцы знают о справедливости? Они, неблагодарные, объявили себя независимыми от нас после всего, что мы для них сделали. К тому же меня оскорбляет, что он решил, будто я выйду замуж за такого, как он. Высокие сапоги, полное отсутствие манер. Он выглядит лучше верхом на лошади, чем в гостиной. К тому же он сделал мне предложение уже через два дня после нашего знакомства. Он получил письмо о том, что погибли его брат и невестка, и неожиданно попросил меня выйти за него замуж. До чего бессердечный! Хотел, чтобы я тут же поехала с ним в Америку. Разумеется, я отказалась.
Отвернувшись, чтобы Бьянка не видела выражения ее лица, Николь принялась складывать разбросанные шали. Она знала, что все, что она чувствовала, нередко отражалось на ее лице и что ее глаза, как зеркало, отражали ее мысли и чувства. Оказавшись в доме Мейлсонов, она настолько отупела от горя, что даже не слышала разглагольствований Бьянки о невежестве и слабости французов и о грубости и неблагодарности американцев. Тогда все ее мысли были заняты воспоминаниями о кровавом терроре революции: о том, как уводили ее родителей, о дедушке. Нет! Она еще не была готова вспоминать ту страшную ночь. Возможно, Бьянка что-то рассказывала о своем женихе, но Николь этого просто не услышала. Только недели две назад она понемногу стала приходить в себя.
Три недели назад она встретила в магазине одну из своих кузин, пока ждала Бьянку, примерявшую платья. Кузина через два месяца собиралась открыть небольшую швейную мастерскую и предложила Николь купить долю в своем бизнесе. Николь впервые увидела в этом возможность стать независимой и перестать быть объектом благотворительности.
Когда Николь покидала Францию, ей удалось вывезти золотой медальон и три изумруда, зашитые в кромку подола платья. После встречи с кузиной она продала изумруды. Она получила за них очень мало, потому что английский рынок в то время был наводнен французскими драгоценностями, а голодные беженцы, доведенные до отчаяния, не могли торговаться. По ночам Николь в своей комнатушке на чердаке в доме Бьянки шила кое-что для кузины, пытаясь заработать побольше денег. Теперь она уже почти собрала нужную сумму. Деньги она прятала в ящике комода в своей комнате.
– Поторапливайся! – нетерпеливо сказала Бьянка. – Ты словно спишь на ходу. Неудивительно, что твоя страна воюет сама с собой, если населена такими же лентяями, как ты?
Николь выпрямилась и вздернула подбородок. «Еще несколько недель», – сказала она себе. А потом она будет свободна.
Даже в своем состоянии отупения Николь заметила, что Бьянка терпеть не может мужчин и по возможности избегает любого прикосновения мужчин к себе. Она говорила, что находит их слишком грубыми, громкоголосыми и бесчувственными существами. Лишь однажды видела Николь, как Бьянка с искренней теплотой улыбалась мужчине, да и тот был юношей деликатного сложения, державшим в руке, выглядывавшей из-под изящной кружевной манжеты, табакерку, усыпанную драгоценными камнями. Бьянка в кои-то веки не шарахнулась испуганно от мужчины и даже позволила ему поцеловать ей ручку. Николь было страшно за Бьянку, готовую пренебречь своей неприязнью к прикосновению мужчины и выйти замуж, чтобы улучшить свое положение в обществе. Но может быть, Бьянка не знает, что происходит между мужем и женой?
Николь и Бьянка, спустившись по главной узкой лестнице, застеленной потертой ковровой дорожкой, вышли из дома. За домом находились небольшая конюшня и каретный сарай, которые Джейкоб Мейлсон поддерживал в гораздо лучшем состоянии, чем дом. Каждый день в половине второго Николь и Бьянка выезжали прогуляться в парк в элегантной двухместной коляске, запряженной одной лошадью. Территория парка некогда принадлежала семейству Мейлсон, а теперь ею владели люди, которых Бьянка считала выскочками и простолюдинами. Она никогда не спрашивала разрешения на прогулку в лесистой части парка. Правда, никто никогда ее не останавливал. В это время суток она могла в свое удовольствие воображать себя хозяйкой поместья, какой некогда была ее бабушка.
Отец отказался нанять для нее собственного кучера, а Бьянка не желала ездить в одной коляске с вонючими мужиками с конюшни или править коляской самостоятельно. У нее был единственный выход: брать с собой в качестве кучера Николь, которая, судя по всему, не боялась лошадей.
Николь нравилось править маленькой коляской. Иногда, ранним утром, пока Бьянка еще спала, она, просидев несколько часов за шитьем, отправлялась на конюшню, чтобы побаловать красивого гнедого мерина. Во Франции, до того как революция разрушила ее дом и весь уклад жизни ее семьи, она часами каталась верхом перед завтраком. Сейчас эти утренние вылазки на конюшню позволяли ей хоть ненадолго забыть пережитое.
Парк был особенно красив в июне, когда солнечные лучи, проникавшие сквозь кроны деревьев, играли на платьях женщин. Бьянка держала над головой солнцезащитный зонтик, украшенный оборочками, изо всех сил стараясь сохранить бледность кожи. Взглянув на Николь, она фыркнула. Эта глупая девчонка сняла с головы и положила на сиденье рядом с собой соломенную шляпку, позволяя ветерку играть блестящими черными волосами. От солнечного света у нее блестели глаза, а ее руки, сжимающие вожжи, были тонкими, с округлостями лишь в определенных местах. Бьянка презрительно отверзлась. У нее руки, как и положено женским рукам, были белыми и пухленькими.
– Николь! – резко окликнула ее Бьянка. – Не можешь ли ты хоть раз вести себя, как положено леди? Или хотя бы помнить, что я являюсь леди? Мало того что меня могут увидеть рядом с полураздетой женщиной, так мы еще и мчимся в коляске с сумасшедшей скоростью!
Николь набросила на плечи тонкую хлопчатобумажную шаль, но шляпку так и не надела. Прищелкнув языком, она покорно замедлила бег лошади. Остается совсем немного потерпеть, подумала она, и ей больше не придется быть на побегушках у Бьянки.
Неожиданно тишина и покой послеполуденного времени были нарушены появлением четырех всадников. Лошади под ними были крупные, с мощными ногами, предназначенные скорее для перевозки грузов, чем для верховой езды. Странно было видеть их на дорожке парка, тем более что всадники, судя по всему, не являлись джентльменами. На них были рваные рубахи, а грубые брюки покрыты пятнами. На одном из них рубаха была в широкую красную и белую полосу.
Во Франции Николь целый год прожила в ужасе. Когда разъяренная толпа ворвалась в замок ее родителей, они с дедушкой спрятались в гардеробе, а потом бежали под прикрытием черного дыма, валившего от их пылающего дома. И теперь она быстро отреагировала на ситуацию. Наученная горьким опытом, она хлестнула кнутом по крупу лошадь, заставив ее перейти на галоп.
Бьянка, отброшенная переменой скорости на спинку сиденья, охнула от неожиданности, потом заорала на Николь:
– Что ты делаешь? Я не позволю так обращаться с собой!
Николь, оглянувшись на четверых всадников, которые уже находились там, где только что была коляска, игнорировала ее слова. Осознав, что они находятся довольно далеко от жилья, в самом глухом уголке парка, она поняла, что едва ли кто-нибудь услышит их крики. Бьянка, крепко вцепившаяся в ручку зонтика, оглянулась, чтобы посмотреть, на что уставилась Николь, но вид четырех всадников не вызвал у нее страха. Ее прежде всего возмутило то, что такая рвань осмелилась ступить на территорию парка, предназначенную для джентльменов. Один из всадников махнул рукой, призывая остальных следовать за мчавшейся коляской. Мужчины неуклюже сидели на лошадях, вцепившись в седла и поводья. Они не приподнимались в стременах, а всякий раз тяжело шлепались на седло.
Взглянув на Николь, Бьянка наконец тоже испугалась, поняв, что всадники их преследуют.
– Ты не можешь заставить эту клячу ехать побыстрее? – крикнула она, ухватившись за борта коляски. Но коляска не была предназначена для быстрой езды.
Всадники, поняв, что женщины ускользают, мчались во весь опор. Мужчина в полосатой рубахе вытащил из-за пояса пистолет и выстрелил. Пуля прожужжала над левым ухом лошади.
Мерин испуганно встал на дыбы, и коляска, ударив его по ногам, резко затормозила. Бьянка снова вскрикнула и забилась в угол, закрыв лицо руками. Николь встала во весь рост и, широко расставив ноги, попыталась удержать равновесие. «Спокойно, мальчик!» – приказала она, и лошадь постепенно успокоилась, хотя глаза у нее все еще были испуганные. Николь соскочила на землю и, подойдя к лошади, погладила ее шею, тихо приговаривая что-то по-французски, а потом прикоснулась щекой к ее носу.
– Полюбуйся, приятель. Она совсем не боится этого чертова зверя, – услышала Николь и взглянула на четверых мужчин, окруживших коляску.
– Ты, видно, умеешь обращаться с лошадьми, маленькая леди, – сказал другой мужчина. – Я никогда ничего подобного не видел.
– Такая маленькая, а поди ж ты… Тем приятнее будет взять тебя с собой.
– Погоди-ка, – приказал тот, что в полосатой рубахе, – как нам узнать, что это она? А кто же тогда эта? – Он указал на Бьянку, которая сидела, забившись в угол, бледная от страха.
Николь стояла тихо, держась обеими руками за голову лошади. Для нее эта сцена была повторением ужаса, который она испытала во Франции, и она знала, что надо сохранять спокойствие и искать возможность сбежать.
– Это она, – сказал один из мужчин. – Я всегда сумею отличить леди.
– Кто из вас Бьянка Мейлсон? – спросил тот, что в полосатой рубахе, видимо, главарь. У него была мощная челюсть, заросшая щетиной.
«Значит, это похищение, – подумала Николь. – Надо убедить похитителей, что отец Бьянки недостаточно богат, чтобы заплатить выкуп».
– Это она, – заявила Бьянка, выпрямляясь и указывая пухлой рукой на Николь. – Это она чертова леди. А я ее служанка.
– Что я вам говорил? – сказал один из мужчин. – Эта дама не умеет говорить как леди. Леди – вон та.
Николь стояла спокойно, высоко подняв голову, и наблюдала за Бьянкой, которая не скрывала своего торжества. Девушка понимала, что мужчины все равно ее увезут. Но, когда узнают, что она всего-навсего французская беженка без гроша в кармане, отпустят, потому что получить за нее выкуп нереально.
– Ну, значит, так тому и быть, маленькая леди. Придется тебе поехать с нами. Надеюсь, у тебя хватит ума не причинять нам никаких неприятностей?
Николь молча кивнула.
Мужчина протянул ей руку, и Николь, ухватившись за нее, сунула в стремя ногу рядом с его ногой и в мгновение ока оказалась в седле впереди него.
– А она прехорошенькая, – сказал мужчина. – Неудивительно, что он хочет, чтобы ее привезли к нему. Я, как только ее увидел, сразу же догадался, что она леди. Леди сразу отличишь по тому, как она двигается. – Он улыбнулся, гордясь своей осведомленностью. Держа волосатой рукой Николь за талию, он неуклюже повернул лошадь, покидая место, где осталась стоять коляска.
Бьянка несколько минут просидела не двигаясь, глядя вслед удаляющимся всадникам. Она была, конечно, рада, что спаслась благодаря своей сообразительности, но ее злило, что эти тупицы не сумели разглядеть в ней леди. Когда в парке вновь стало тихо, она огляделась. Вокруг не было ни души. Править коляской она не умела. Как же ей добраться до дома? Оставалось лишь идти пешком. Когда ее ноги коснулись гравия и мелкие камешки стали колоть ступни сквозь тонкую кожу туфелек, она принялась на чем свет стоит ругать Николь за то, что из-за нее приходится терпеть боль. Всю дорогу до дома она ругала Николь, причем взвинтила себя настолько, что, добравшись до дома, напрочь позабыла о похищении. Лишь позднее, после ужина из семи блюд, она упомянула отцу о похищении. Полусонный Джейкоб Мейлсон сказал, что девушку освободят, но что он поговорит об этом с властями только утром. Бьянка поднялась к себе в спальню, с ужасом думая о том, что придется искать другую служанку. Все они неблагодарные создания.
Нижний этаж гостиницы представлял собой одну длинную комнату с каменными стенами, из-за которых внутри было темно и холодно. В комнате стояло несколько длинных столов на козлах. Четверо похитителей уселись на лавках вокруг одного из столов. Перед ними стояли толстые глиняные миски, наполненные говяжьим рагу, и высокие кружки холодного эля. Мужчины сидели на жестких скамьях осторожно. Они не привыкли целый день проводить в седле и теперь расплачивались за это болью во всем теле.
– Думайте что хотите, я ей не доверяю, – сказал один из мужчин. – Уж очень она, черт возьми, спокойна. Если посмотреть на ее огромные глаза – она святая невинность. Но, поверьте мне, она что-то затевает. И это сулит нам немало неприятностей.
Остальные трое, хмурясь, слушали его.
А первый тем временем продолжал:
– Вы знаете, каков он. Я не рискнул бы ее потерять. Я хочу лишь доставить ее в Америку и сдать ему на руки, как он и приказал. И чтобы у нее не было лишних хлопот.
Мужчина в полосатой рубахе отхлебнул большой глоток эля.
– Джо прав. Леди, которая умеет управляться с лошадью, как она, непременно попытается улизнуть от нас. Есть добровольцы стеречь ее всю ночь?
Мужчины застонали, разминая мышцы. Они бы не раздумывая связали свою пленницу, но на этот счет им были даны самые строгие указания: они не должны причинять ей боль.
– Джо, помнишь, как доктор снимал швы на твоей груди?
Джо, озадаченно глядя на него, кивнул.
– Помнишь, как он дал тебе белый порошок, чтобы ты заснул? Не достанешь ли ты немного этого порошка?
Джо окинул взглядом других посетителей, состав которых колебался от парочки опустившихся бродяг до явно богатого джентльмена, одиноко сидевшего в уголке. Джо знал, что среди такой разношерстной публики можно найти все, что угодно.
– Думаю, что смогу достать порошок, – сказал он.
Сидя на краешке кровати в грязной тесной комнате наверху, Николь огляделась. Она уже подходила к окну и видела водосточную трубу и крышу хранилища, располагавшуюся чуть ниже. Позднее, когда стемнеет и двор внизу опустеет, она, возможно, попытается улизнуть. Конечно, она могла бы сказать этим людям, кто она такая на самом деле, но делать это было пока рано, потому что они находились всего в нескольких часах пути от дома Бьянки. Интересно, как Бьянка добралась до дома и сколько ей потребовалось времени, если пришлось добираться пешком? Потом мистеру Мейлсону потребуется время, чтобы сообщить о случившемся шерифу штата и организовать ее поиски. Нет, слишком рано сообщать похитителям, кто она такая. Ночью она попытается бежать, а если не удастся, утром скажет им правду. И тогда они ее освободят. «Боже милосердный, – молилась она, – сделай так, чтобы они на меня не разозлились».
Дверь открылась, и четверо мужчин вошли в комнату.
– Мы принесли тебе кое-что выпить. Настоящий шоколад из Южной Америки. Один из нас привез его оттуда.
«Ага, значит, они моряки! – подумала Николь, беря кружку. – Как я сразу не догадалась? Именно поэтому они выглядели так неуклюже верхом на лошадях. Именно поэтому так странно пахло от их одежды».
Она пила шоколад, чувствуя, как понемногу расслабляется, как приятное тепло разливается по телу. Она попыталась сосредоточиться на плане побега, но мысли уплывали. Девушка взглянула на мужчин, улыбнулась, закрыла глаза и забылась сном.
Последующие двадцать четыре часа были все равно что вычеркнуты из жизни Николь. Она смутно помнит, что ее куда-то несли, обращаясь с ней как с грудным младенцем. Иногда кто-то тревожился за нее, и тогда она пыталась улыбнуться и сказать, что с ней все в порядке, хотя сказать ничего не могла. Ей постоянно что-то снилось, вспоминался замок родителей, качели под ивой в саду. Она улыбалась, вспоминая счастливое время, проведенное с дедушкой в доме мельника. Она, чуть покачиваясь, лежала в гамаке. Стоял жаркий, душный день.
Она медленно открыла глаза, но гамак из ее сна не исчез и продолжал раскачиваться. Но вместо деревьев над головой она увидела ряд планок «Странно, – подумала Николь, – кто-то, наверное, соорудил над гамаком платформу. Но зачем?»
– А-а, наконец-то ты проснулась! Я сказала этим морякам, что они дали тебе слишком большую дозу опиума. Удивительно, что ты вообще проснулась. Мужчины вечно сделают что-нибудь не так. Держи, я приготовила тебе кофе. Крепкий и горячий.
Повернувшись, Николь увидела женщину, которая, подложив ей под спину свою крупную руку, почти подняла ее с кровати. Она находилась вовсе не в саду, а в тесной маленькой комнате. Наверное, от выпитого лекарства ей казалось, что все вокруг покачивается. Неудивительно, что ей приснился гамак.
– Где мы? Кто вы? – спросила Николь, глотнув горячего кофе.
– Ты еще не совсем пришла в себя, не так ли? Я Джейни. Меня нанял мистер Армстронг, чтобы я ухаживала за тобой.
Николь удивленно взглянула на нее. Фамилию Армстронг она где-то слышала, но не могла вспомнить, в связи с чем. Черный кофе понемногу начал действовать, и она взглянула на Джейни, высокую, статную женщину с широким лицом и румянцем во всю щеку. Она напомнила ей нянюшку, которая когда-то у нее была.
– Кто такой мистер Армстронг?
Джейни взяла у нее пустую чашку и вновь наполнила ее.
– Они наверняка дали тебе слишком большую дозу снотворного. Мистер Армстронг. Клэйтон Армстронг. Теперь вспомнила? Тот мужчина, за которого ты должна выйти замуж.
Николь поморгала глазами, выпила еще кофе и понемногу вспомнила все.
– Боюсь, что произошла ошибка. Я не Бьянка Мейлсон, и я не помолвлена с мистером Армстронгом.
– Ты не!.. – воскликнула Джейни, садясь на нижнюю койку. – Дорогуша, думаю, тебе лучше рассказать мне всю правду.
Закончив рассказ, Николь рассмеялась:
– Уверена, похитители освободят меня, как только узнают, кто я такая на самом деле.
Джейни молчала.
– Разве не так?
– Ты еще не все знаешь, – сказала Джейни. – Дело в том, что мы уже двенадцать часов находимся в открытом море на пути в Америку.
