Текст книги "Директор"

Автор книги: Джозеф Файндер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 33 страниц)

15

Латона Сондерс, старшая сестра Леона, была очень крупной и властной женщиной, непоколебимо убежденной в своей правоте. Впрочем, другая вряд ли сумела бы воспитать шестерых детей. Одри она нравилась. Латона была полной ее противоположностью: она ругалась, когда Одри молчала, бранилась, когда Одри терпела, и упиралась, когда Одри поддавалась. Несмотря на трещину в отношениях Одри и Леона, Латона относилась к жене своего брата ничуть не хуже, чем прежде. Она, кажется, вообще не питала особых иллюзий относительно своего братца.

Одри довольно часто сидела с тремя младшими детьми Латоны. Обычно это ей было не в тягость. Одри нравились эти ребятишки: двенадцатилетняя девочка и двое мальчишек – девяти и одиннадцати лет. Конечно, они пользовались добросердечием Одри, не слушались ее и вытворяли при ней такое, за что строгая мать подвергла бы их беспощадной порке. При этом Одри понимала, что Латона тоже пользуется ее добротой и просит ее сидеть с детьми слишком часто. Но Одри и в голову не приходило отказываться, тем более что у нее не было и не могло быть своих детей.

Латона пришла домой на час позже обещанного. Она ходила на курсы, где объясняли, как можно открыть свое собственное маленькое дело. Муж Латоны Пол Сондерс работал мастером смены в автомастерской фирмы «Дженерал моторс» и обычно возвращался домой поздно, после восьми. Одри это не раздражало. Она тоже только что закончила длинную смену, в которую входило посещение похорон Эндрю Стадлера, и теперь, честно говоря, предпочитала провести несколько часов в обществе веселых ребятишек, а не с пьяным Леоном и с навязчивыми мыслями о Кэсси Стадлер. Шалости детей давали Одри прекрасную возможность отвлечься от проблем и забот.

Латона притащила в дом огромную картонную коробку, нагруженную белыми пластмассовыми баночками. Ее круглое, как луна, лицо лоснилось от пота.

– Вот это, – заявила она, захлопнув за собой входную дверь, – завтра же вытащит нас из пучины безденежья!

– И что же это такое? – спросила Одри, пока Камилла играла гаммы на пианино в детской, а мальчики смотрели телевизор.

– Что это такое?.. А это что такое?! Вы что, совсем охренели! – обращаясь к своим сыновьям, взревела Латона, с треском опустив коробку на кухонный стол. – Я понимаю, что тетя Одри вам все разрешает, но мы с вами четко договорились, когда вам можно смотреть телевизор, а когда – нельзя. Немедленно выключайте телевизор и марш делать уроки!

– Но Одри сказала, что нам можно посмотреть, – запротестовал было девятилетний Томас, в то время как давно усвоивший, что с матерью не поспоришь, одиннадцатилетний Мэтью уже плелся готовить уроки.

– Заткнись! Мне плевать, что вам разрешила Одри! – рявкнула Латона. – И не смей мне перечить!.. Это средство для похудения! – объяснила она Одри. – Через пару лет я с ним заработаю больше, чем Пол заработает за всю жизнь.

– Средство для похудения?

– Сжигатель жира! – с гордостью объявила Латона. – Улучшает метам… Метамб… Ме-та-бо-лизм! – наконец выговорила она по слогам. – Блокирует углероды. Совершенно натуральный продукт!

– Слушай, Латона, ты поосторожнее с этими проектами. Вам там на курсах всучат невесть что, потом всю жизнь расплачиваться будешь.

– Что ты несешь! – отмахнулась Латона. – Это же индустрия красоты! Похудеть хотят все. Представляешь, какие тут крутятся деньги!

С этими словами Латона достала из холодильника упаковку шоколадных рулетиков и сунула ее под нос Одри. Та покачала головой, а Латона выудила из упаковки сразу два рулетика и сунула их себе в пасть.

– Можно мне с тобой кое о чем поговорить, Латона?

– Мм? – спросила Латона с набитым ртом.

– Почему ты так разговариваешь с детьми? Я имею в виду, зачем ты используешь такие грубые выражения? По-моему, детям не стоит их слышать. Тем более от родителей!

У Латоны глаза на лоб вылезли от возмущения. Она уперла руки в бока, прожевала рулетики и проговорила:

– Одри, милая моя. Ты знаешь, как я тебя люблю. Но это мои дети. Понятно? Мои!

– И все-таки… – Одри уже жалела о том, что начала этот разговор, но теперь не знала, как выкрутиться.

– Дорогуша, эти маленькие мерзавцы другого языка не понимают. Поверь мне. Будь у тебя свои дети, мне б не пришлось тебе это объяснять.

Заметив, что Одри чуть не плачет, Латона немного смутилась.

– Ну прости, я не хотела тебя обидеть. Это у меня само по себе как-то вырвалось.

– Ничего страшного, – махнула рукой Одри. – Мне самой не стоило начинать.

– Вот! – заявила Латона, выудив из коробки большую пластмассовую банку. – Вот именно то, что тебе нужно!

– Это мне нужно?

– Для твоего бездельника-мужа. Раз уж все равно ни черта не делает, пусть хоть принимает сжигатель жира! Двадцать пять долларов девяносто пять центов! Совсем недорого!.. Знаешь, что! Только для тебя: шестнадцать долларов пятьдесят центов! Смотри, какая скидка! Бери, не пожалеешь!

16

Начальник службы безопасности корпорации «Стрэттон» бывший полицейский Эдвард Ринальди не очень понравился Одри. Прежде всего, ей не понравилось его странное нежелание с ней встречаться. Она все-таки шла к нему не с праздными разговорами, а расследовала убийство одного из бывших сотрудников их компании! Неужели он действительно настолько занят, как говорил ей об этом по телефону?

Потом, о нем ходили разные слухи. Перед тем как звонить Ринальди, Одри, естественно, навела о нем кое-какие справки, не сомневаясь в том, что начальника службы безопасности крупнейшей фирмы в городе в местной полиции кто-нибудь да знает. Одри узнала, что Эдди Ринальди был местным уроженцем, учился в школе вместе с Ником Коновером, нынешним генеральным директором «Стрэттона», и работал в полиции в Гранд-Рапидсе. Его контакты с местной полицией ограничивались касавшимися «Стрэттона» вопросами мелких хищений и вандализма. Однако один опытный полицейский из состава патрульных подразделений по фамилии Фогель сказал Одри, что Ринальди никогда не взяли бы на работу в полицию Фенвика.

– Почему? – удивилась Одри.

– Больно наглый. Любит наезжать.

– На кого, например?

– Да на нас. К его директору повадились лазать в дом, а он наехал на нас с таким видом, словно это мы убили директорскую собаку, а не какой-то уволенный придурок.

– Ну и как он на вас наезжал?

– Говорил, что мы ни черта не делаем, что нас надо всех поувольнять, и требовал от нас информацию об этом уволенном сотруднике.

– О каком сотруднике?

– Как это о каком? – удивился Фогель. – О том, чье дело вы расследуете. О Стадлере, конечно. Разве вы не поэтому задаете вопросы?

Внезапно к фигуре Эдварда Ринальди Одри почувствовала повышенный интерес.

Потом она позвонила в Гранд-Рапидс, но там вообще никто не хотел ничего рассказывать ей о Ринальди, пока один лейтенант по фамилии Петтигрю не признался ей в том, что никто из его коллег не жалеет о том, что Ринальди у них больше не работает.

– Видите ли, – уклончиво объяснял лейтенант Петтигрю, – он жил на широкую ногу.

– Ну и что?

– А то, что на наше жалованье так не пошикуешь.

– Он брал взятки?

– Возможно, но я имею в виду другое. Скорее всего, он сдавал в отделение далеко не все, что попадало к нему в руки на месте преступления.

– Он наркоман?

– Вряд ли, – усмехнулся лейтенант. – Мне кажется, его пристрастие – чемоданы с деньгами. Впрочем, его попросили уйти, не проводя никаких официальных расследований. Так что все это лишь слухи.

Но этого было вполне достаточно для того, чтобы Одри насторожилась.

Однако больше всего ей не понравилась манера поведения Ринальди: его уклончивость, бегающие глазки, странные ухмылочки, испытующий взгляд. В этом человеке было что-то вульгарное и скользкое.

– А где ваш напарник? – через несколько минут разговора спросил у Одри Эдвард Ринальди. – Разве вы не всегда работаете в паре?

– Часто, но не всегда, – ответила Одри и подумала, что Ринальди и Багби прекрасно бы спелись. Два сапога пара. – Так значит, Эндрю Стадлер влезал в дом к вашему генеральному директору?

Эдди Ринальди мгновенно опустил глаза, а потом уставился в потолок с таким видом, словно совершал колоссальное мысленное усилие.

– Не имею никаких оснований это утверждать.

– Но ведь вы затребовали информацию о нем в полиции? Вы его подозревали?

– Я стараюсь хорошо выполнять свою работу, – взглянув прямо в глаза Одри, ответил Ринальди, – и не исключаю никаких возможностей. Не сомневаюсь в том, что вы действуете точно так же.

– Извините, но я не поняла. Вы все-таки подозревали Эндрю Стадлера или нет?

– Видите ли, в дом моего руководителя не только влезали, но и делали там всякие непотребные вещи. Естественно, что в первую очередь мне пришло в голову изучить тех лиц, кто был уволен из нашей фирмы. Всех, кто не удержался от тех или иных угроз в ходе увольнения. Потом оказалось, что один из них лечится у психиатра. Естественно, мне захотелось узнать о нем побольше. Вам это не кажется логичным?

– Абсолютно. И что же вы узнали?

– Что я узнал?

– Да. Он угрожал при увольнении?

– Я бы этому не удивлялся. С людьми это случается. В такие моменты они могут наговорить все что угодно.

– А вот начальник модельного цеха утверждает, что Эндрю Стадлер никому не угрожал. В отделе кадров говорят то же самое. Он уволился, но никого не проклинал.

– Пытаетесь меня поймать? – усмехнулся Ринальди. – Напрасно. И вообще, подумайте только, о ком идет речь! Он же не вылезал из сумасшедшего дома!

– Ему поставили диагноз шизофрения?

– Чего вам от меня надо? Если вы меня спросите: это Стадлер выпустил кишки собаке Коновера? – я скажу вам: откуда я знаю?

– Вы с ним разговаривали?

– Нет, – отмахнулся Ринальди.

– Вы обращались в полицию, чтобы там провели расследование?

– Зачем? Чтобы совсем испортить этому несчастному придурку жизнь?

– Вы же сказали, что не удивились бы, услышав от него при увольнении угрозы.

Ринальди повернулся на своем удобном кресле и, прищурившись, уставился на экран компьютерного монитора.

– Кто у вас сейчас начальник отдела? Нойс?

– Да. Сержант Нойс.

– Передавайте ему от меня привет. Он добрый человек. И хороший полицейский.

– Хорошо. Передам.

«Что это? – подумала Одри. – Он намекает, что будет жаловаться на меня Нойсу? Но ведь Нойс практически не знает Ринальди! Я сама спрашивала о нем Нойса».

– Возвращаясь к моему вопросу, мистер Ринальди. Выходит, вы никогда не разговаривали со Стадлером и не обращали на него внимание полиции как на подозреваемого во вторжениях в дом мистера Коновера?

Эдди Ринальди задумчиво наморщил лоб, покачал головой и спокойно проговорил:

– У меня не было оснований считать, что это дело рук Стадлера.

– Значит, злоумышленник, вторгавшийся в дом мистера Коновера, до сих пор не найден?

– Это я должен спросить ваших коллег, что они предпринимают, чтобы его найти.

– А вы вообще когда-нибудь видели Эндрю Стадлера? Разговаривали с ним?

– Никогда.

– А мистер Коновер встречался со Стадлером? Разговаривал с ним?

– Вряд ли. Генеральный директор компании такого масштаба обычно редко встречается с рабочими. Разве что на собраниях.

– Тогда вас не удивляет то, что мистер Коновер был на похоронах Стадлера?

– Вот как? Это на него похоже!

– В каком смысле?

– Мистер Коновер очень трепетно относится к людям. Особенно к своим сотрудникам. В том числе к бывшим. Скорее всего, он ходит на все похороны сотрудников «Стрэттона». В таком маленьком городке, как наш, это неизбежно. Мистер Коновер здесь у всех на виду.

– Понятно. – Одри ненадолго задумалась. – А вы не показывали мистеру Коноверу списки уволенных сотрудников, возбудивших у вас подозрение, чтобы он сам подумал, не говорят ли ему что-нибудь особенное их имена?

– Обычно я его не беспокою по таким пустяковым вопросам, если у меня нет твердой уверенности. Я занимаюсь своей работой и не мешаю работать ему… Ну а вам я вряд ли чем-то могу помочь. Могу лишь сказать, что мне жаль мужика, тридцать шесть лет проработавшего на «Стрэттоне» лишь для того, чтобы его труп потом нашли на помойке.

17

– Алло! – Скотт Макнелли высунулся из-за перегородки, за которой сидела Марджори Дейкстра. – Не желаешь ли развлечься чтением? Книга ужасов под названием «Ежеквартальный финансовый отчет» в своей новой редакции готова!

Ник Коновер оторвал глаза от экрана монитора с неприятной электронной перепиской с юристом «Стрэттона» Стефанией Ольстром по поводу бесконечной и утомительной тяжбы с Министерством по охране окружающей среды, связанной с выбросами в атмосферу некоторых летучих органических соединений, содержащихся в клее, применявшемся «Стрэттоном» при изготовлении одной марки стульев, к тому же уже снятых с производства.

– Интересно? – спросил он у Макнелли.

– Не очень. Извиняюсь за то, что даю это тебе в последний момент, но мне пришлось переделать все цифры так, как ты этого хотел.

– Извини, что заставил тебя работать, – саркастически усмехнулся Ник. – Но в конечном итоге отвечать за эти цифры придется не тебе, а мне.

– Мьюлдар и Айлерс приезжают в Фенвик сегодня вечером, – сказал Скотт Макнелли. – Я сказал им, что покажу отчет им сегодня же перед ужином. Ты же знаешь этих людей… Они не отстанут…

Члены совета директоров всегда ужинали в Фенвике накануне ежеквартального заседания. Дороти Деврис, дочь основателя «Стрэттона» и единственный член его семейства, входящий в состав совета директоров, обычно приглашала их в загородный клуб Фенвика, в котором, по сути дела, почти единолично распоряжалась. Ужины эти были скучными и чопорными. О делах там почти никогда не говорилось.

– Знаешь, Скотт, сегодня вечером я не смогу поужинать с вами. – Ник встал и пошатнулся от острой головной боли.

– Как? Ты сошел с ума!

– Сегодня в школе у моей дочери праздник. Четвероклассники поставили спектакль. «Волшебник из страны Оз».[31]31
  «Удивительный волшебник из страны Оз» (1900), книга для детей Фрэнка Баума о девочке по имени Дороти, которую вместе с собачкой Тото смерч забросил в волшебную страну Оз. По дороге, вымощенной Желтым кирпичом, они идут в Изумрудный город, чтобы встретиться с волшебником, который может помочь им вернуться домой.


[Закрыть] У моей Джулии там большая роль. Я никак не могу пропустить.

– Четвероклассники поставили спектакль? Ты шутишь?

– В прошлом году я не ходил на спектакль третьеклассников. Еще я не ходил на выставку их рисунков. Еще я не ходил практически ни на одно родительское собрание. А этот спектакль я пропустить не могу.

– Пусть тебе его запишут на видео!

– Запишут на видео? Какой из тебя после этого, на фиг, отец!

– Я сам никогда не хожу в школу и этим горжусь. А дети мои уважают меня еще больше за то, что я такой гордый и недоступный.

– Подожди! Еще немного, и они вообще забудут, кто ты такой. Кроме того, я не вижу в этих обедах ни малейшего смысла.

– Мы должны подкармливать директоров, чтобы они нас не уволили.

– Если меня уволят за то, что я не пошел с ними на ужин, им просто нужен повод для моего увольнения, и оно произойдет в любом случае.

– Хорошо, – сокрушенно покачав головой, сказал Макнелли. – Ты начальник, тебе и решать, но если хочешь услышать мой совет…

– Спасибо, Скотт, но я не хочу его слышать.

18

Сидя у себя за письменным столом, Одри некоторое время рассматривала свою небольшую коллекцию фотографий, а потом позвонила в криминальную лабораторию полиции штата Мичиган в Гранд-Рапидсе.

Накануне Одри потратила почти два часа, чтобы съездить в Гранд-Рапидс на автомобиле и передать пули в маленьком коричневом конверте молоденькому лаборанту. Лаборанта звали Халверсон, скорее всего, он только в этом году начал брить бороду и разговаривал с Одри по-деловому и подчеркнуто вежливо. Он спросил ее о гильзах таким тоном, словно она забыла их у себя в кармане. Одри пришлось объяснять, что гильз найдено не было. Она спросила лаборанта, когда будут готовы результаты, и он начал распространятся, как много у них работы, как мало сотрудников, и что сейчас они занимаются вещественными доказательствами, полученными три или четыре месяца назад. К счастью, сержант Нойс лично знал кого-то в полиции Гранд-Рапидса, и вежливого упоминания этой фамилии, как ни странно, хватило для того, чтобы лаборант Халверсон пообещал заняться ее пулями немедленно.

По телефону у Халверсона был совсем молодой голос. Он, конечно, не запомнил фамилии Одри, но та записала номер файла, по которому Халверсон тут же нашел ее пули в компьютере.

– Так, – с сомнением в голосе сказал Халверсон. – Посмотрим. Пули тридцать восьмого калибра в латунной оболочке. Это и так было ясно. Нарезка левая, шестая… Неужели вы вообще не нашли никаких гильз?

– Нет. Я же говорила. Тело подбросили в мусорный бак.

– При наличии гильз мы бы узнали гораздо больше, – сказал Халверсон таким тоном, словно уговаривал сдать припрятанные вещественные доказательства. – На гильзах остается гораздо больше следов, чем на пулях.

– К сожалению, гильз нет, – повторила Одри и терпеливо выслушала все полученные с помощью микроскопа данные.

– Итак, по ширине канавок и по ширине перемычки между канавками база данных нарезного оружия дает около двадцати различных моделей револьверов и пистолетов, из которых могли вылететь ваши пули.

– Целых двадцать, – разочарованно проговорила Одри.

– В основном это оружие фирм «Кольт» и «Дэвис». Бандиты часто пользуются ими. Так что ищите кольт или дэвис тридцать восьмого калибра. Или смит-вессон.

– Неужели нельзя узнать поточнее?

– Как я уже вам сказал, это пули с полой оконечностью в латунной оболочке. Возможно, они выпущены фирмой «Ремингтон», но голову на отсечение я вам за это не дам.

– А еще?

– Больше ничего. Впрочем, есть еще одна догадка, но не знаю, следует ли вам о ней говорить.

– Ну говорите же!

– Хорошо, но имейте в виду, что это мои личные соображения. Видите ли, ширина перемычки между канавками колеблется в пределах от 0,0254 до 0,054 дюйма. А ширина канавок – от 0,124 до 0,128 дюйма. Как видите, диапазон колебаний очень мал. Выходит, речь идет о приличном оружии, а не о дешевом пугаче. Поэтому, возможно, это смит-вессон, потому что эта фирма изготавливает оружие очень высокого качества.

– И сколько же у фирмы «Смит энд Вессон» таких моделей?

– Они не выпускают больше оружие тридцать восьмого калибра. А раньше такой калибр был только у их пистолета «Бэби-Сигма».

– «Бэби-Сигма»? Он так и называется?

– Нет. Раньше, в конце девяностых годов, «Смит энд Вессон» выпускали целый модельный ряд пистолетов под названием «Сигма». Самым маленьким из них был карманный пистолет тридцать восьмого калибра, который покупатели прозвали за малый размер «бэби».

Одри записала на листочке бумаги: «Смит-вессон, „Бэби-Сигма“ 38-го калибра».

– Спасибо большое, – сказала она лаборанту. – Значит, мы будем искать «Сигму» тридцать восьмого калибра производства фирмы «Смит энд Вессон».

– Я не утверждаю, что речь идет именно об этом оружии, и вам не следует пренебрегать всеми остальными возможностями.

– Разумеется. Я прекрасно это понимаю.

Сотрудники криминалистических лабораторий всегда относились с огромной осторожностью к собственным высказываниям, понимая, что любое их утверждение должно быть доказуемым и пройти проверку в суде.

– Как вы думаете, когда можно рассчитывать на новые данные по этим пулям? – добавила Одри.

– Когда поступит ответ из базы данных интегрированной системы баллистической идентификации.

Одри решила не спрашивать, когда ей ждать этого ответа, и распрощалась:

– Огромное вам спасибо. Если вам придут в голову еще какие-нибудь соображения, сразу же мне звоните!

19

Новехонький актовый зал Фенвикской начальной школы ничем не уступал лучшим театрам в крупных колледжах: бархатные кресла, прекрасная акустика, профессиональные светильники и динамики. Официально актовый зал назывался «Театр имени Мильтона Девриса». Оплатившая его отделку и оборудование Дороти Стрэттон Деврис пожелала, чтобы он был назван в честь ее покойного мужа.

Когда Ник ходил в эту школу, в ней вообще не было актового зала. Все собрания проводились в спортивном зале, где школьники сидели на длинных деревянных скамьях. Теперь же казалось, что четвероклассники ставят свой спектакль, как минимум, на Бродвее.

Осмотревшись по сторонам, Ник обрадовался своему решению прийти. Пришли родители и даже бабушки и дедушки всех остальных детей. Пришли даже такие родители, как отец Эмили Ренфро, пластический хирург, вообще не показывавшийся в школе. Мать Эмили, Жаклин Ренфро, была активисткой родительского комитета, но ее муж был слишком занят пластическими операциями и любовными играми со своими медсестрами. У некоторых родителей были маленькие цифровые видеокамеры, на которые они явно собирались записать спектакль, чтобы потом навсегда забыть об этой записи.

Ник, как всегда, опоздал. В последнее время он вообще всегда и всюду опаздывал. Марта привезла Джулию в школу час назад: четвероклассники должны были успеть переодеться в костюмы, которые несколько месяцев делали своими руками на уроках труда и рукоделия. Джулия пребывала в радостном возбуждении. Она играла Ведьму с Запада. Джулии ужасно хотелось играть ведьму, и, к ее неописуемому восторгу, эту роль дали именно ей. Все остальные девочки хотели играть только главную положительную героиню Дороти. Джулия понимала, что любая ведьма даст сто очков вперед даже самой знаменитой послушной девочке в мире, и Ник обожал за это свою маленькую дочь.

Джулия думала, что ее папа не придет на спектакль. Ник уже несколько раз говорил ей, что именно в этот вечер у него важный деловой ужин. Узнав об этом, Джулия очень расстроилась. Теперь она воспрянет духом, увидев его в зале. По правде говоря, Ник считал посещение школьных спектаклей такой же скучной родительской обязанностью, как стирка описанных пеленок, походы с детьми в цирк на льду или просмотры с ними отвратительно пошлых диснеевских мультиков, от которых дети, разумеется, приходили в восторг.

Задняя часть зрительного зала была отгорожена, а в первых рядах не было свободных мест. Оглядевшись по сторонам, Ник нашел-таки несколько свободных кресел среди враждебно косившихся на него или просто отворачивавшихся при виде его родителей. А может, это ему только кажется? Неужели у него на лбу крупными буквами написано, что он убийца? Конечно же нет! Если кто-то здесь и ненавидел Ника, так только за то, что он увольнял их родных, близких и друзей. Остальные его грехи пока не могли быть известны этим людям.

Ник заметил, что родители Эмили Ренфро смерили его ледяным взглядом и тут же отвернулись. Наконец он узрел хоть одно дружелюбное лицо. С этим человеком он ходил вместе в школу, а теперь Джулия училась в одном классе с его сыном.

– Привет, Бобби! – сказал Ник и сел в кресло, с которого Боб Кейси убрал свою куртку. Боб уже полностью облысел. У него было налитое кровью лицо, а огромное пузо едва не хлопало ему по коленям. Он был биржевым маклером и пару раз пытался подбить Ника принять участие в играх с ценными бумагами. В общем, Боб был неглупым малым, но основным его талантом была хорошая память, которую он, однако, использовал в основном для того, чтобы учить наизусть длинные диалоги из юмористических телепередач.

– Привет! – улыбнулся Боб. – Сегодня важная премьера!

– Это точно. Как жена?

– Нормально…

Последовало продолжительное томительное молчание. Потом Боб Кейси откашлялся:

– Ничего себе театрик забомбили! У нас такого не было.

– Зато у нас был спортзал.

– Все это баловство! – подмигнув Нику, заявил Боб и процитировал какого-то комика: – В наше время до школы было тридцать миль, и мы ходили туда пешком. Каждое утро. Мы ходили туда и в снег, и в град, и в дождь. В школу дорога вела в горку! Из школы – тоже. Так прошло наше счастливое детство.

Ник улыбнулся.

Боб Кейси повнимательней присмотрелся к Нику и спросил:

– У тебя был тяжелый год?

– У многих этот год был тяжелее…

– Да брось ты. Ты же потерял Лауру!

– Ну да…

– А как дом?

– Почти готов.

– Вот уже год, как он почти готов, – усмехнулся Боб. – А дети как? У Джулии-то, кажется, все в порядке?

– Да, у нее все хорошо.

– А Люк? Ему наверняка очень трудно?

Ник подумал, что Бобу Кейси, возможно, известно о проблемах Люка даже больше, чем ему самому.

– Чего ты хочешь от шестнадцатилетнего парня… – пробормотал Ник.

– Это очень трудный возраст. Да еще без матери…

Спектакль ничем не отличался от других спектаклей, поставленных силами четвероклассников, которые сами нарисовали декорации с Изумрудным городом и вырезали из раскрашенного картона Говорящую яблоню. Учитель пения кое-как играл на электрической органоле. Ведьма Джулия время от времени замирала как вкопанная, забыв слова, и зрительный зал начинал громким шепотом ей подсказывать.

Когда спектакль закончился, Жаклин Ренфро сделала над собой видимое усилие и подошла к Нику.

– Бедная Джулия, – сказала она. – Как ей сейчас трудно!

Ник нахмурился.

– Я хочу сказать, у нее теперь нет мамы, а вас никогда не бывает дома.

– К вашему сведению я провожу дома все свое свободное время, – сказал Ник.

Жаклин Ренфро пожала плечами и с довольным видом двинулась дальше, но ее муж Джим задержался. На нем был коричневый твидовый пиджак и голубая рубашка, словно он все еще учился в Принстонском университете.[32]32
  Принстонский университет – один из старейших и наиболее престижных американских университетов. Находится в г. Принстон, штат Нью-Джерси. Основан в 1746 г.


[Закрыть]

– Не знаю, что бы я без нее делал, – подмигнул он Нику, показав пальцем на удалявшуюся супругу. – И как это вы справляетесь один?.. Но Джулия у вас отличный ребенок. Вам с ней повезло.

– Я тоже так думаю.

– Семья – это здорово! – улыбнулся во весь рот Джим Ренфро. – Правда, иногда надоедает. Прямо не знаешь, что с ними делать, убивать, что ли?

Джим Ренфро еще раз с самодовольным видом подмигнул Нику.

У Ника зашумело в ушах, глаза застлала красная пелена, и он почувствовал, что сейчас не выдержит и ударит стоявшего перед ним тупицу.

К счастью, именно в этот момент к нему подбежала Джулия. На ней все еще были остроконечная ведьмина шляпа и страшный зеленый грим на лице.

– Папа! Ты пришел! – закричала она.

– А как же! – сказал Ник, обняв дочь.

– Ну как я играла? – с совершенно счастливым видом спросила Джулия, явно позабывшая о своих мучениях на сцене. Теперь ее распирала гордость.

– Прекрасно! – не моргнув глазом, соврал Ник, млея от любви к своей маленькой ведьмочке.