Текст книги "Вильгельм Завоеватель"

Автор книги: Джорджетт Хейер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 28 страниц)

   – Я пощажу ваши ноги, мадам. Но, видит Бог, бока ваши пострадают!

Служанки, дрожа от страха, забились в угол, пытаясь спрятаться от неминуемого. Кто-то смотрел на всё непонимающими глазами, кто-то всхлипывал от ужаса. Плеть просвистела в воздухе. Всхлипывающая девушка закрыла лицо руками и только вздрагивала каждый раз, когда слышала удар плети.

Леди Джудит сумела совладать с собой. Когда Вильгельм занёс над Матильдой плеть, она проскользнула к двери и что было сил навалилась на неё – так, чтобы никто не мог её открыть. Старшая из служанок, не в силах видеть унижение госпожи, хотела было бежать за помощью, но Джудит остановила её:

   – Глупая, ты что, хочешь, чтобы весь двор узнал, что леди Матильду выпороли плетью? Она не поблагодарит тебя, если ты выставишь её раны на обозрение всему миру.

Матильда плакала, но, закусив губу, не позволяла вырваться ни единому стону. Её платье было порвано, а волосы растрепались. Пальцы Вильгельма по-прежнему тисками сжимали её кисть. Наконец его безжалостная хватка ослабела, и ноги Матильды подкосились под последним ударом. Вильгельм отшвырнул плеть и, обхватив Матильду за талию, прижал её к себе.

   – Мадам, вы будете презирать меня, – прошептал он, – но, клянусь небом, вы меня никогда не забудете!

Прижав к себе леди ещё крепче, он поддержал её откинутую голову. Прежде чем Матильда успела понять, что сейчас произойдёт, он страстно поцеловал её в полуоткрытые губы. Матильда застонала. Вдруг герцог грубо расхохотался, с силой оттолкнул Матильду и развернулся на каблуках. В полуобморочном состоянии леди упала на пол.

В дверь начали громко стучать. Из коридора доносились возбуждённые голоса.

   – Откройте! – приказал герцог.

Джудит с удивлением посмотрела на него, слабо улыбнулась и преклонила колено.

   – Да, Вильгельм Нормандский, вы храбрый человек.

Она распахнула дверь. С порога раздались негодующие возгласы, зазвенели мечи. Герцог оскалился и решительно шагнул вперёд. Так хищник готовится к прыжку, увидев жертву. Перед ним все невольно расступились. Вильгельм оглядел их. Он даже не попытался вынуть меч. Наоборот, он миролюбиво сложил руки на груди.

   – Ну, господа? – саркастически спросил он. – Что вы желаете?

Люди явно не могли решиться на что-то определённое. Они переглядывались друг с другом, вопрошающе смотрели на Джудит. Джудит засмеялась и сказала:

   – Оставьте его, этот орешек вам не по зубам.

   – Но леди!.. – начал было один из придворных.

   – Леди Матильда! – выпалил другой.

Третий шагнул вперёд, слова застревали у него в горле:

   – Милорд! Вы сделали большую ошибку! Ваше высокое положение... Вы...

   – Тьфу! – сплюнул Вильгельм.

Он положил руку на плечо этого человека и отодвинул его со своего пути. Было ясно, что ему нет ни до чего дела. Не отдавая отчёта своим действиям, бессознательно подчиняясь властному взгляду герцога, люди расступились перед ним.

Вильгельм ушёл. Рауль не находил себе места, пока не увидел в дверях господина. Он вздохнул с облегчением, но секунду спустя увидел за его спиной разъярённые лица и испугался, не дошло ли дело до мечей. Но, видимо, всё обошлось. Герцог взял уздечку и вскочил в седло. Он заметил, что несколько человек бегут к нему, и неожиданно рассмеялся.

Этого простить было нельзя, даже нормандцу. Двое схватили за уздечку коня герцога, но Рауль обнажил меч.

   – Нет, друзья мои, я думаю, не стоит, – проговорил Вильгельм и пришпорил коня. Его по-прежнему забавляло происходящее. Храпя, конь рванулся вперёд, оттолкнув одного из людей графа и лягнув другого. Прежде чем кто-либо смог пошевелиться, герцог был уже далеко. Стук подков по мостовой становился всё глуше и глуше, пока наконец не стих окончательно.

В покоях Матильды девушки пытались поднять госпожу и привести её в чувство. Она недоумевающе смотрела на синяки на запястьях. Служанки были встревожены тем, что она была так молчалива и сосредоточенна. Джудит велела им выйти из комнаты и вопреки протестам закрыла дверь. Вернувшись к Матильде, она села рядом с сестрой.

   – Девочка моя, а ведь я тебя предупреждала.

Губы Матильды растянулись в жалкое подобие улыбки:

   – Ты жалеешь меня, Джудит?

   – Только не я, милая. Ты знала, на что шла.

Матильда выпрямилась, но лицо её исказила гримаса боли.

   – Что они сделали с ним?

   – Что они могут сделать с таким, как он?

   – Ничего, – согласилась Матильда. – Но они могли убить его. Неужели он не подумал об этом?

Матильда подняла руки и снова потрогала синяк. Вдруг её прорвало: уткнувшись в грудь Джудит, она жалобно всхлипнула:

   – Мне было так больно, Джудит!

Глава 4

После спешного отъезда герцога в Лилль нормандский двор жил в ожидании. Вести о том, что произошло во Фландрии, просочились и сюда и теперь передавались из уст в уста, приобретая все новые подробности. Однако никто не решался сообщить их самому герцогу. Кое-кто с видом знатока предсказывал, что граф Болдуин пойдёт на Нормандию войной, но предсказания не подтвердились. Никто не знал, что надумал граф, вернувшись в тот роковой день с охоты и застав дочь в синяках и порванном платье, а придворных – в бессильной ярости. Какими бы ни были его чувства, он ни за что не позволил бы им стать причиной вражды, не имея на то более веских оснований. Граф был могущественным правителем и не из разряда трусливых, но у него не было ни малейшего желания вступать в войну с Нормандией.

   – Лишь один человек на земле владеет искусством ведения войны. И этот человек – герцог Вильгельм. Этим всё сказано.

Придворные решили, что граф слишком мягко отнёсся к дерзкой выходке герцога. Леди Матильда залечивала ссадины и молчала. Граф Болдуин писал осторожные письма герцогу в Руан и тщательно обдумывал его ответы. Он посчитал разумным сказать своей дочери о том, что она конченая женщина. Матильда испуганно посмотрела на него.

   – Какой принц подберёт то, что втоптал в грязь норманн? По-моему, тебе прямая дорога в монастырь.

   – Какой принц протянет руку, чтобы взять то, что жаждет норманн?

   – Ты не понимаешь, что произошло, девочка моя, – возразил граф. – Норманн больше не вспомнит о тебе.

   – Ничего подобного. Он не успокоится, пока я не буду лежать в его постели, – ответила Матильда.

   – Об этом ещё рано говорить, – нахмурился граф и на этом закончил разговор.

В Руане решили, что герцог оставил идею жениться на фландрской леди. Однако Ланфранк всё ещё не был отозван из Рима. Архиепископ Може долго размышлял над этим в своём дворце, отправляя в рот сладкое печенье. В конце концов он решил написать брату Аркесу. Тот был практически пленником в своём замке, так как рядом стоял гарнизон герцога. Може мог только догадываться о намерениях герцога, но он знал о твёрдости воли Вильгельма.

По дороге домой герцог проговорил с беспощадностью в голосе:

   – Она ещё будет моей, но, видит Бог, ей придётся несладко!

   – Если вы так считаете, – резко возразил Рауль, – то не лучше ли было бы выбрать в невесты ту, кого вы полюбите, а леди Матильду оставить в покое?

   – Я поклялся, что Матильда будет моей, и никакая другая женщина её не заменит. Люблю ли я её или ненавижу, но она будет моей.

   – Трудная задача, Вильгельм, – только и мог сказать Рауль.

   – Но я решу её, верь мне.

Больше герцог не упоминал о Матильде ни при каких обстоятельствах. В Руане его ждали другие дела, и он окунулся в них с головой, оттеснив мысль о женитьбе на задний план. Весь оставшийся год он был поглощён подготовкой и проведением гражданских и церковных реформ и усмирял недовольных баронов, к которым проявлял излишнюю строгость. Даже Эдгар вынужден был отдать должное герцогу:

   – Да, он настоящий правитель. Мне всегда казалось, что он раб своих эмоций.

Гилберт де Офей, которому были адресованы эти слова, рассмеялся и спросил, что послужило для них поводом. Лорды сидели у окна верхнего этажа дворца, откуда открывался великолепный вид на Сену и Кьювилльский лес. Глядя вдаль, Эдгар задумчиво проговорил:

   – Его новые законы, а также то, как он расправляется с людьми, представляющими опасность для герцогства. Он очень хитрый, очень тонкий политик.

   – Ты хорошо изучил его, мой милый сакс, – заметил Гилберт.

Эдгар сжал руку Гилберта, и взгляд его голубых глаз омрачился.

   – А что мне остаётся? Только и наблюдать за другими людьми, – горько сказал он.

   – Мне казалось, ты всем доволен.

   – Нет. И никогда не буду, – ответил Эдгар.

Заметив, что Гилберту неприятны эти слова, он добавил:

   – Благодаря дружбе, твоей и Рауля, я больше не чувствую такой горечи одиночества, как раньше.

   – Насколько я могу судить, другие тоже. Рауль всегда рядом с тобой. Ты ведь считаешь его своим братом, не так ли? Вы так хорошо понимаете друг друга?

   – Да, – коротко ответил Эдгар. Он поправил плащ на коленях. – У меня никогда не было брата. Была лишь сестра, Элфрида. – Эдгар тяжело вздохнул. – Она была совсем малышка, когда я уехал. Но думаю, что она уже выросла.

   – Может быть, через несколько месяцев ты будешь свободен и сможешь вернуться в Англию, – попытался Гилберт утешить Эдгара, тоскующего по дому.

   – Может быть, – тихо проговорил Эдгар.

Но желания вернуться в Англию у него становилось всё меньше. Прожив так долго в Нормандии, невозможно было не полюбить её. У Эдгара появились друзья. Невольно он стал интересоваться делами герцогства. С печалью он думал, что становится похож на Улнофа.

Когда Нормандию охватило восстание Бюсака, он забыл о своём сакском происхождении и о том, что в Нормандии он пленник. Эдгар так долго находился при нормандском дворе и так часто участвовал в разговорах о благе герцогства, что попытка нарушить спокойствие этой страны возмутила его так же сильно, как и нормандцев.

Он видел, как ко дворцу подъехал гонец, весь в дорожной пыли, а через час встретил Рауля.

   – Ты слышал, что случилось? – спросил де Харкорт. – Вильгельм Бюсак поднял восстание в графстве О против герцога.

   – Кто выступит против Бюсака? – нетерпеливо спросил Эдгар. – Лорд Лонгвилль или сам герцог? Я бы присоединился к ним.

   – Сам герцог, – ответил Рауль, притворившись, что не услышал предложения Эдгара.

Друзья шли по галерее, обсуждая, кто может присоединиться к Бюсаку, а кто выступить против него, как вдруг Эдгар понял, что говорит, как норманн. Он замолчал, не чувствуя себя ни нормандцем, ни саксом, а лишь молодым человеком, который хотел поехать на войну со своим другом.

Герцог быстро разделался с повстанцем, в этом ему горячо помогали братья мятежника: Роберт, который так неосторожно вверил замок О попечению Бюсака, и Хью, аббат Люксейля, срочно прискакавший в Руан, чтобы убедить герцога принять строгие меры, но опоздал. Этот совет был излишним. Герцог уже уехал в О, где, проведя свою самую короткую осаду, штурмом взял замок, расправился с оставшимся гарнизоном и принял решение силой выслать Бюсака из страны. Скоро до Нормандии дошли слухи о том, что Бюсак попросил убежища у короля Франции, которое и было предоставлено ему с большой любезностью. Этот шаг Франции многое означал: король начал проявлять враждебность по отношению к герцогу Вильгельму.

Восстание Бюсака было лишь одним из многих, охвативших Нормандию. Нормандия, четыре года помнившая о поражении при Вал-ес-Дюне, снова начала поднимать голову. Герцогство больше не находилось всецело во власти Вильгельма, и он хорошо понимал это. Большая часть лордов была всё ещё с ним. Крестьяне и горожане служили ему верой и правдой, так как он был справедлив к ним. Но встречались среди них и такие, кто предпочитал нынешней жизни прежнее беззаконие. Разбои снова стали привычным делом, убийства и пожары являлись наиболее частым способом разрешения конфликтов. Бароны пытались присвоить себе как можно больше земель, но герцог старался не замечать этого. Рука Вильгельма со строгостью карала только тех, кто нарушал спокойствие в его стране. Но и на второй год изгнания Бюсака из Нормандии волнения в стране, как рябь на воде, не прекращались. Пока бароны ограничивались набегами на соседские земли. Как-то раз произошло убийство во время свадебного пира, в другой раз банда разбойников на десятки миль сделала невыносимой жизнь честных горожан. Будь то убийство или разбой, можно было не сомневаться, что все эти действия тщательно готовились людьми, прятавшимися в Аркесе.

Спустя год после событий в Лилле до Нормандии дошли вести о том, что ярл Годвин и его сын Гарольд объединили свои войска. Затем герцог узнал, что король Эдуард вновь призвал Годвина и обоих его сыновей и подарил Тостигу, недавно женившемуся на Джудит, графство Нортумбрия. Глаза Эдгара засветились новым светом. Даже Улноф, на которого норманны оказали такое огромное влияние, стал хвастать, что король Эдуард не смеет выступать против людей своей крови. Казалось, герцог Вильгельм мало обращает внимания на происходящее, но однажды, оставшись наедине с Раулем в своих покоях, он стукнул кулаком по столу и в отчаянии воскликнул: «Что за ничтожество этот Эдуард! Но я думаю, тебе не стоит об этом говорить всем остальным», – добавил Вильгельм.

Ярл Годвин недолго прожил после восстановления своих прав. Весной стало известно о его смерти. Купцы из Англии привезли в Нормандию странную историю. Они говорили, что рука Господня сразила ярла Годвина у ног короля. Во время пира, устроенного королём в знак примирения, ярл попросил своего сына Гарольда принести ему нового вина. Подойдя к отцу, Гарольд чуть не упал, споткнувшись обо что-то. Он сумел восстановить равновесие и услышал, как ярл вспоминает старую пословицу: «Брат помогает брату». Король Эдуард, который не был столь взбудоражен происходящим, мрачно проговорил:

   – Да, мой брат Альфред тоже помог бы мне, будь он жив.

Ярл слышал о смерти Альфреда более чем достаточно. Не в его привычке было обращать внимание на стрелы, часто летящие в его сторону. Но в тот момент он был слишком пьян, чтобы не обидеться на слова короля. Разломав кусок хлеба, он разгневанно посмотрел в глаза Эдуарда и громко проговорил:

   – О, король! Если я как-то причастен к смерти Альфреда, пусть этот кусок хлеба застрянет у меня в горле!

С этими словами он демонстративно положил в рот хлеб, но вдруг стал дёргаться в конвульсиях и с пеной на губах упал на пол. Через час он был уже мёртв. А король Эдуард покачивал своей головой, словно бы говоря, что он вовсе не удивлён.

Но все эти захватывающие новости, даже растущая власть Гарольда не могли долго интересовать герцога. Гораздо больше его волновали дела в родной Нормандии, разваливающейся на части.

Они и привели его в беспокойный Котантен, откуда герцог собирался отправиться дальше на запад в сопровождении Сент-Совера. Конь его был готов, а рыцари ждали приказа о выступлении. Но в Валоньезе его догнал гонец на загнанной лошади. Усталый, он спешился и протянул герцогу запечатанный пакет. Вильгельм вскрыл кинжалом пакет, и из него высыпались тоненькие листы бумаги.

Послание было от Фиц-Осберна. В нём сообщалось, что не успел герцог пересечь Вир, как граф Аркес, находившийся под присмотром людей Вильгельма, стал настоящей угрозой для безопасности Нормандии. Он переманил гарнизон на свою сторону и теперь являлся хозяином замка, захватывая окрестные земли и обращая местных крестьян в своих рабов.

Герцог помрачнел. Изрыгая проклятия, он смял письмо в руке. Лорд де Сент-Совер встревоженно спросил, что случилось. И получил исчерпывающий ответ: герцог протянул ему скомканное письмо. Тот разгладил его и начал читать, в то время как остальные воины собрались во дворе и, гадая, что же будет дальше, стали перешёптываться.

Герцог взял уздечку Малета и, прежде чем виконт Котантена закончил читать послание сенешаля, был уже в седле. Конь под ним от нетерпения переступал на месте.

   – А теперь я посмотрю, кто из вас готов, – вспомнил чьи-то слова герцог. – Теперь я посмотрю, кто поедет со мной в Аркес, господа.

Вильгельм пришпорил Малета, и чалый понёсся вперёд. Едва люди успели разбежаться, чтобы не попасть под конские копыта, как герцог был уже очень далеко.

Несколько десятков человек поскакало за ним, и лишь шестеро выдержали длительную ночную скачку. По дороге из Валоньеза в Байо их стало ещё меньше. В Байо герцог быстро переговорил с младшим братом – епископом и через час уже был в пути. Его рыцари послушно следовали за ним, зная, что спешка не была очередным капризом господина. Но сейчас к армии графа Аркеса могло подойти подкрепление. Король Франции, всю жизнь завидовавший успехам Вильгельма, как говорили все вокруг, спешил на помощь графу. Остановить эту кровавую компанию герцог мог, лишь приехав в Аркес прежде него.

Миновав Каен, всадники поскакали к Понт-Одемару. Конь Гилберта де Офея не выдержал.

   – Гилберт, ты остаёшься? – спросил Рауль.

   – Этот паршивец очень устал, – горько проговорил Гилберт. – Кто поедет с Вильгельмом?

   – Нил, два его человека, де Монфор, виконт Овранш, я и ещё несколько человек. Прости, мне надо спешить, иначе я никогда не догоню Вильгельма.

   – Если я найду коней, то присоединюсь к вам.

Гилберт помахал всадникам вдогонку и стал потирать уставшие ноги.

В Ко-де-Беке конь Рауля пал. Герцог расположил своё маленькое войско на берегу реки. И узнал последние новости от отряда из трёх сотен человек, который направлялся воевать против графа Аркеса. Рауль был послан в столицу с посланием Фиц-Осберну, и Сент-Совер проводил его, показав тропу, благодаря которой Рауль мог сократить путь.

   – С Богом! – улыбнулся он. – Теперь я немного побуду стражем герцога, хотя тебе это может и не понравиться.

Рауль покачал головой.

   – Теперь во мне не так много сил, – признался он. – Я страшно устал: ещё час – и я бы просто свалился с коня. Не оставляй его. Ведь даже если все его люди будут измождёнными лежать на дороге, он всё равно продолжит свой путь.

   – Ты не должен бояться этого, – пообещал виконт и вернулся к Вильгельму.

Перейдя вброд реку, герцог, казалось, погнал ещё быстрее по дороге на Бон-ле-Конт, а оттуда на Аркес по полям и лесам. В нескольких милях от Аркеса он встретил свой отряд. При виде господина командир отряда онемел от удивления, так как считал, что герцог был всё ещё в Котантене. Некоторое время он молчал, не в силах сказать и слова.

   – Ну что же ты! – нетерпеливо воскликнул герцог. – Не смотри на меня волком. Какие новости от моего дяди?

Хелуин из Бондвилля наконец пришёл в себя и обрёл дар речи:

   – Извините, милорд! Я не надеялся увидеть вас здесь так скоро.

   – Вполне понятно, – улыбнулся герцог. – Но ты видишь меня, и я очень хочу услышать от тебя что-нибудь ободряющее.

Поняв этот прозрачный намёк, Хелуин пустился в рассказ о поражении в Талло. Его люди поняли, что граф собрал сильный отряд хорошо вооружённых воинов, и было бы глупо атаковать его силами меньше чем в три сотни человек. На сторону Аркеса встали многие лорды. Они вели себя просто вызывающе.

   – Милорд! – умолял Хелуин. – Прошу вас, возвращайтесь в Руан и соберите армию, достаточную, чтобы разбить мятежников. Нас очень мало, да и отряды разбросаны в разных местах. Граф раздавит нас, как букашек.

   – Ты так считаешь? – спросил герцог. – Если позволишь, я возглавлю твой отряд и сам попытаю счастья.

   – Милорд, я не могу позволить вам так рисковать! – воскликнул Хелуин, не в силах сдержать тревоги.

   – Ты думаешь, тебе удастся остановить меня? Тебе не стоит даже пытаться. – Герцог похлопал его по плечу. – Как, неужели ты боишься? Поверь мне, как только повстанцы увидят меня, они не решатся даже вступить в бой.

   – Милорд, до нас дошли известия о том, что к ним подходят подкрепления, поэтому мы решили держаться в стороне, пока не наберём достаточно сил для сражения.

   – Вот это новости! – воскликнул герцог. Он спешился и потрепал гриву своего измученного коня, – Коня мне! – Вильгельм огляделся и, увидев подводимого коня, улыбнулся. Похлопав всадника по колену, он проговорил: – Слезай, мой друг!

Тот спрыгнул с лошади, недоумевая, как же сражаться без неё. Но герцога это не волновало. Он начал вносить свои поправки в расположение маленькой армии. Шесть человек, сопровождавших его всю дорогу от Валоньеза, должны были прикрывать его со спины, а всё войско – двигаться вперёд с большой скоростью. Вскоре они прискакали на болотистое поле, простиравшееся вплоть до Аркеса и моря.

Поле разделялось узкой дорогой, ведущей от Эуле к Варену, по которой и можно было добраться до замка. Слева от неё поднимались холмы, справа на небольшом расстоянии густой лес скрывал башни Аркеса.

Замок стоял на возвышенности, и подход к нему был защищён глубоким рвом. К замку вела лишь одна тропинка, да и та приводила к ещё одному рву, выкопанному вокруг стен.

Когда герцог со своим отрядом подошёл к замку, люди графа возвращались домой, сгибаясь под тяжестью награбленного. Отряд выглядел весьма внушительно. Ричард, виконт Овранш, родственник герцога со стороны его сводной сестры, бросил унылый взгляд на Нила и что-то пробормотал герцогу об осторожности.

В ответ Вильгельм взял копьё у своего оруженосца.

   – Брат Ричард, – проговорил он, – я очень хорошо знаю, на что иду. Как только эти люди увидят, что сам герцог здесь, они сдадутся без боя.

Вильгельм скомандовал двигаться вперёд, и войско направилось к подножию холма, на котором стоял замок.

Люди графа были застигнуты врасплох. Не зная, куда девать своё добро, они всё же смогли выстроиться в боевой порядок. Нил де Сент-Совер выкрикнул: «Герцог! Герцог!» Его крик подхватил хор голосов. С воинственным видом люди Хелуина двинулись на повстанцев.

Вожди мятежников услышали крик Нила, и мгновение спустя они действительно убедились, что во главе отряда был герцог. Люди переполошились. Увидя, как сверкает шлем герцога, они запаниковали. Если герцог, который должен был быть в это время на другом конце Нормандии, пересёк страну за такое короткое время ради Аркеса, то повстанцам нечего было и думать о победе. Не могло быть и речи о том, чтобы поднять боевой дух бойцов. Они прекрасно знали, каким воином был Вильгельм. В первую же минуту они, растерявшись, отступили, а затем, бросая награбленное, устремились к замку, ведь только там они были в безопасности.

Отряд герцога преследовал их до самых ворот замка. Там завязалась отчаянная битва, и некоторое время казалось, что Вильгельм сумеет прорваться через укрепление. Однако гарнизон, засевший в замке, сумел отбить атаку и поднять мост. Со стен на осаждавших посыпались камни. Нил де Сент-Совер схватился за уздечку и потянул коня герцога в сторону.

   – Боже мой! – вытаращив глаза от удивления, бормотал Хелуин. – Они бежали от нас, как олени от гончих псов.

   – Да, мой друг! – усмехнулся герцог. – Похоже, ты оценил моё мастерство.

   – В полной мере, милорд! – не в силах больше ничего сказать от изумления, Хелуин молча поскакал по холму.

Вскоре к герцогу присоединилась армия, возглавляемая Вальтером Гиффордом из Лонгвилля. Люди Аркеса с беспокойством наблюдали за приготовлениями к осаде, которые велись под стенами замка. Граф Аркес нервно покусывал губу, но, увидев, что его командиры дрожат от страха, грубо рассмеялся и пообещал подкрепление от французского короля.

Король Генрих действительно пытался прислать им подкрепление, но он надеялся соединиться с войсками графа прежде, чем к замку прибудет герцог. Король пересёк границу Нормандии в сопровождении графа Понтье и захватил пограничный замок Молин в Гесмесе. Не встречая сопротивления, он благополучно продвигался к Аркесу, когда до него дошли известия о происшедшем, поэтому король был осторожен. Он не знал, что его вассал давно наблюдал за войсками союзников, которые собирались присоединиться к графу Аркесу.

   – Пусть Генрих нанесёт удар первым, – сказал герцог. – Ведь когда-то я принёс ему омаж[15]15
  Омаж – вассальная присяга, даваемая низшим по рангу феодалом (или более слабым) высшему.


[Закрыть], и он всё ещё мой сеньор.

Армия короля продвигалась вперёд, всё более уверенная в победе, так как нигде не было видно войск герцога. Генриху донесли, что блокаду Аркеса ведёт Вальтер Гиффорд, а не герцог. От удовлетворения он потёр руки и пообещал своим воинам близкий конец. Конец действительно был близок, но едва ли король Генрих мог предполагать именно такой исход. В Сент-Обене он попал в засаду, устроенную герцогом. И хотя сам он остался жив, но потерял большую часть своих воинов. Граф Понтье был ранен прямо на его глазах. Генрих решил, что самое время отступать, и проделал уже большую часть пути, когда герцог Вильгельм узнал о захвате замка Молин. Герцог никак не отреагировал на это и снова возглавил осаду Аркеса. Именно тогда король понял, что, поспешив захватить его собственность, он освободил своего вассала от феодальных обязательств, которые до сих пор Вильгельм выполнял с большой точностью. Генриху ничего не оставалось, как вернуться домой и разрабатывать план завоевания Нормандии. Граф Аркес, прекрасно зная своего племянника, согласился сдаться.

Некоторые его сторонники были недовольны таким решением графа, утверждая, что замок мог выдерживать осаду ещё многие месяцы. Однако граф в отчаянии возразил:

   – Мы позволили Вильгельму отрезать нас от Франции, и с отступлением трусливого короля умерла и наша надежда. Неужели вы так и не узнали Вильгельма как следует! – Граф сцепил руки, негодуя на собственную оплошность. – Ведь когда он ещё лежал в колыбели, я в шутку сказал как-то Роберту, его отцу: «Не пришлось бы нам остерегаться его, когда он вырастет». Боже! И эти слова оправдались. Неужели это было пророчеством? Ведь с тех пор герцог всегда препятствовал мне, что бы я ни делал. Я конченый человек! – Граф закрыл руками лицо и долго ещё молчал, раскачиваясь из стороны в сторону.

   – Но мы ещё можем сразиться с ним, – твёрдо проговорил один из его друзей. – Неужели вы так быстро потеряли надежду, граф?

Граф поднял голову и горько ответил:

   – Я знаю, что игра моя окончена. Я надеялся застать Вильгельма врасплох, и мне это не удалось. Я разбит, и нет нужды голодать, чтобы затем всё равно сдаться. Я нанёс удар, который рикошетом отскочил от Вильгельма. Дважды его ударить нельзя, – голос графа задрожал. – Попробую поговорить с ним, – продолжил он. – Он не мстительный человек. – Граф снова поднёс руки к лицу. – Боже мой, Боже мой! – бормотал он в отчаянии. – Каким я был идиотом, что доверился французскому королю! Ведь я мог справиться и без него.

Граф отправил к Вильгельму гонца с посланием, в котором просил лишь сохранить жизнь ему и его людям. Хотя решение Аркеса и не понравилось его друзьям, это был политический шаг. Граф хорошо знал герцога. Вильгельм пойдёт на любые ухищрения, чтобы заставить дядю сдаться. Но когда он увидит, что достиг цели и враг признает себя разбитым, враждебность в нём сменится милосердием. Те, кто считал Вильгельма тираном, сильно ошибались. Когда в нём будили дьявола, он был готов на всё, но ни разу не проявил мстительность перед побеждёнными. Вильгельм тут же принял условия, поставленные Аркесом, и, когда ворота были уже подняты перед ним, въехал в замок в сопровождении своих рыцарей и позвал дядю для разговора.

Граф Аркес вошёл в комнату, где его ждал племянник, без оружия и без сопровождения. Это был гордый человек, который теперь терпел страшные унижения. Когда он увидел, что герцог один, то понял, что Вильгельм хочет пощадить его и не унижать ещё больше. Граф закусил губу, благодаря племянника за его милосердие и в то же время ненавидя его за это.

   – Дядя, – начал герцог, не отрываясь глядя на графа, – ты причинил мне много зла, и настало время положить этому конец.

Аркес улыбнулся.

   – Тебе что-то не нравится, племянник? – удивился он. – Ты стал хозяином моего замка и сидишь на троне, который с таким же успехом мог быть и моим.

   – Если ты хочешь напомнить, что я был рождён вне брака, то, слава Богу, ты не решаешься сделать это в моём присутствии, – резко заметил герцог. – У меня есть причины быть недовольным, ведь ты поклялся быть мне верным, когда я родился.

Граф взглянул на герцога:

   – Вильгельм, я бы уничтожил тебя, если бы на то была воля Божья.

Герцог улыбнулся:

   – Наконец-то ты заговорил начистоту. Я знаю, все эти годы ты был моим врагом. Какие у тебя дела со старым графом Мортеном, которого я выслал из страны? И что за отношения связывают тебя с Анжуйским Молотом[16]16
  Анжуйский Молот, — «Молот» по-французски «Мартелл».


[Закрыть]?

   – Все они одного поля ягоды, как и Генрих Французский, – презрительно проговорил граф. – Мне не стоило связываться с ними.

   – Да, тогда бы ты преуспел, – Вильгельм бросил на графа оценивающий взгляд. Он не был враждебным. – Ты бросил мне в спину немало камней, и, я думаю, мы должны прекратить эти отношения.

   – Ни Гюи Бургундский, ни Мартелл, ни даже Франция не были такими опасными врагами, как я, Вильгельм, – надменно проговорил граф.

   – Ты прав, ведь в нас течёт одна кровь – кровь потомков ярла Ролло, – согласился Вильгельм. – Но ты никогда не сможешь победить меня.

Граф отошёл к окну и стал смотреть на серые поля, простиравшиеся далеко вперёд. Мимо пролетела чайка. Траурный крик её разрезал тишину. Солнце закрывали серые облака, а далеко впереди деревья сгибались под сильным ветром. Граф смотрел на всё это невидящим взглядом.

   – Не могу понять, почему ты всё ещё жив? – проговорил он вполголоса. – Ты должен был погибнуть очень давно. У тебя слишком много врагов.

Аркес обернулся и увидел, что герцог саркастически улыбается. Это была улыбка уверенного в себе человека. Еле сдержав приступ гнева, граф медленно произнёс:

   – Когда ты родился, говорили что-то о предсказаниях, о странных снах твоей матери... Никогда не думал, что окажусь здесь перед тобой в таком положении, – Аркес поднял руку, и она безвольно упала. – Ты родился под счастливой звездой, Вильгельм.

   – Я прошёл суровую школу, – ответил герцог. – Многие претендовали на моё место, и ты – не последний. Но никто не сможет отнять у меня то, что мне принадлежит.

Наступила тишина. Отрешённым взглядом Аркес смотрел на племянника, словно оценивая его.

   – Но то, что принадлежит другим? – спросил он. – Интересно, что ты сможешь отхватить себе, прежде чем в тебе иссякнут силы? Да, я был идиотом, что ввязался в это. Что теперь?

   – Я забираю себе Аркес, – ответил Вильгельм.

Граф кивнул.

   – Ты приготовил для меня клетку?

   – Нет, – проговорил Вильгельм. – Ты свободен и можешь идти куда тебе заблагорассудится.

Граф цинично рассмеялся:

   – Если бы победа была моей, я тут же разделался бы с тобой, Вильгельм.

   – И поступил бы очень мудро, – мрачно заметил герцог.

   – Неужели ты не боишься, что я снова попытаюсь осуществить то, что мне не удалось сделать сегодня? – спросил граф.