Текст книги "Вильгельм Завоеватель"

Автор книги: Джорджетт Хейер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 28 страниц)

Фиц-Осберн отвечал на вопросы Гарольда:

   – Теперь нет, но было время, когда оба рта могли говорить. Отец этого создания, виллан из соседней деревни, рассказал мне, что одна голова ела в то время, как другая разговаривала, или одна спала, а другая бодрствовала. Но год назад одна часть умерла, а другая всё ещё жива, и это мне кажется самым удивительным.

   – Одна половина мёртвая, а другая живая! Неужели такое возможно? – недоверчиво переспросил Гарольд. – Я очень хочу увидеть эту странную ужасную женщину.

Рауль тихо сказал:

   – Я молюсь о том, чтобы вам не стало плохо от этого её вида и зловония, исходящего от неё, господин.

Гарольд вопрошающе посмотрел на него. Рауль добавил:

   – Вы сами увидите, это весьма неприятное зрелище.

Герцог положил на блюдо кусок мяса, который он жевал.

   – Не слушайте Рауля, ярл. Некоторые называют его хранителем, но другие кличут брюзгой. Правду я говорю, Рауль?

   – Да, я думаю. Правда, я не знал, что это дошло и до ваших ушей, мой господин.

Герцог улыбнулся.

   – И всё-таки ты меня хорошо знаешь, – загадочным голосом добавил он. Вильгельм увидел, что приближается его шут, и спросил:– Ну что, ведёшь ты сюда чудо сенешаля, друг мой?

   – Да, братец, она идёт. – Галет показал на странную фигуру под покрывалом. Женщина шла медленной, нетвёрдой походкой, её поддерживал под одну из рук мужчина.

Герцог отодвинул от себя блюдо с едой и встал, уперевшись руками о стол.

   – Иди, мой друг, веди сюда свою дочь, чтобы я смог увидеть, чем наградил её Бог, – приветливо сказал он.

Из-под покрывала женщина произнесла совершенно невыразительным голосом:

   – Господин, милосердный Бог не мог создать меня такой, это всё дьявол.

   – Не богохульствуй, женщина, – Вильгельм сделал ей знак, чтобы она подошла. – Подойди поближе и сними с себя это покрывало. Ведь ты показала себя моим воинам за плату, теперь покажись мне.

Она подошла поближе к столу, и все почувствовали тошнотворный тлетворный запах разлагающегося тела. Ярл Гарольд поднёс к носу платок и не стал убирать его.

   – Вот теперь вы увидите, что я говорил правду, сеньор! – сказал Фиц-Осберн.

Отец женщины долго раскланивался перед герцогом, а потом начал разматывать грубую ткань, скрывающую исковерканное тело. Сделав это, он отступил на шаг и с гордостью заявил:

   – Вот такой она родилась, милостивый господин.

   – И лишь её желудок всегда был доволен, он восклицал: «Хвала Богу, мой голод утоляют сразу два рта!» – сказал Галет. Он пихнул ярла Гарольда своим шутовским жезлом. – Что, кузен, неужели тебе плохо?

Гарольд тут же поднялся, нащупывая кошелёк у себя на поясе. Он изменился в лице, когда увидел женщину обнажённой, а вид мёртвой половины, свисающей сбоку и притягивающей её к земле, вызвал в нём приступ тошноты. Мёртвое тело было изуродовано трупными пятнами, высохшие руки свисали вниз и раскачивались при каждом движении, голова вздрагивала и дёргалась, плоть была изъедена червями, а уже сгнившие куски отваливались от костей.

Ярл откинул платок прочь, будто бы злясь на самого себя за то, что он вообще решил воспользоваться им, а потом подошёл к несчастной женщине и положил руку на живую голову, глаза которой были полны грусти.

   – Пусть Бог смилуется над тобой и пожалеет тебя, бедное дитя, как я жалею тебя, – мягко сказал он.

Он вложил кошелёк ей в руку и сжал её слабые пальцы, а потом не оглядываясь ушёл прочь.

Герцог смотрел ему вслед.

   – Вид этой женщины показался ему тошнотворным, однако он смог пересилить себя и дотронуться до неё, – пробормотал он. Его глаза на секунду встретились с глазами Рауля. – Да, он великий человек.

Повернувшись к Фиц-Осберну, он добавил:

   – Проследи за тем, чтобы женщине дали денег от моего имени, – Вильгельм критически оглядел женщину. – Дочь моя, я думаю, ты уже понесла наказание за грехи свои здесь, на земле. Ступай своей дорогой.

Он посмотрел, как отец и дочь ушли, и тут же сказал:

   – Ох! Ужасное зловонье! Вильям, дай мне эту розу. Какой негодник бросил её тебе?

Фиц-Осберн рассмеялся и, вытащив цветок из броши, скалывающей его плащ, протянул его герцогу.

Вильгельм поднёс его близко к носу и стал нюхать.

   – Рауль, ты был абсолютно прав, ужасное зрелище, – сказал он.

Галет, который некоторое время молча рисовал что-то пальцем на песке, поднял голову и внимательно посмотрел на Вильгельма. В его глазах светился неземной свет, над бровью дрожала капелька пота, и каким-то изменившимся голосом он вдруг сказал:

   – Братец, ты только что видел перед собой загадку, которую тебе не хватило ума разгадать.

   – Ну что же, тогда ты, шут, разгадай её для меня, – ответил герцог, всё ещё вдыхая свежий аромат розы.

   – Ты видел Англию и Нормандию, братец, две страны, всё ещё объединённые одним правителем. Обе они когда-то процветали, но ныне одна мертва, гниёт и издаёт зловоние, но продолжает цепляться за вторую, которая своей силой питает и поддерживает её.

   – Глупости! – насмешливо заявил Фиц-Осберн.

Герцог, не поднимая глаз от розы, которую он продолжал держать в руке, проговорил:

   – Продолжай, друг Галет. Которая, по-твоему, Нормандия?

Шут поднял свою костлявую руку, и все увидели, что его пальцы дрожат.

   – А ты разве сам не знаешь, братец Вильгельм? Прекрасно знаешь, ведь у тебя ястребиный взгляд! Нормандия – это труп, вытягивающий жизненные силы у Англии. Потому что Англия возьмёт у Нормандии всё, что она может ей дать, а потом, когда она совсем ослабеет, бросит её умирать, так, как ты видел сегодня. Да, и сыновья твоих сыновей через много лет увидят, какова будет цена за такое единство!

Фиц-Осберн даже рот открыл от удивления, Рауль внимательно смотрел на герцога, который, в свою очередь, бросил мимолётный взгляд из-под бровей на своего шута.

На мгновение воцарилась тишина. Герцог отвёл свой тяжёлый взгляд от лица Галета.

   – Пусть так, – неторопливо произнёс он и наклонил голову, чтобы снова понюхать розу.

Глава 6

Они ехали на север по направлению к Сен-Лo, вдоль Вира, через дикие леса Котантена. Здесь их встретили посланцы из Руана, которые везли письма для герцога. Он быстро прочитал их, и лишь одно надолго привлекло его внимание – это было письмо из Англии. Затем он передал его ярлу Гарольду, сказав: «Мне кажется, вас это тоже касается». Пока ярл читал, герцог занялся распечатыванием различных посланий и ни разу не поднял глаз, чтобы посмотреть, какова будет реакция Гарольда на известия, излагавшиеся в этом коротком письме.

Но выражение лица Гарольда не выдавало его. Он неторопливо читал, глаза его были задумчивы и сосредоточенны. Письмо гласило, что здоровье короля ухудшается, он стал меньше охотиться, больше времени проводить в молитвах и размышлениях. Он сильно разгневан каменщиками, возводящими на острове Торней неподалёку от Лондона аббатство в честь святого Петра. Оно должно стать усыпальницей короля, и он почему-то решил, что каменщики не успеют закончить свою работу до его смерти.

Далее в послании говорилось о том, что на севере страны, там, где правил Тостиг, возникли серьёзные проблемы. Ярл Гарольд аккуратно сложил письмо и вернул его Вильгельму. Герцог писал ответ в Руан. Его перо уверенно двигалось по бумаге, оставляя после себя характерный след: чёткие округлые буквы.

Не поднимая глаз, он сказал:

   – У меня бы не хватило терпения на такого непокорного человека, как ваш братец.

   – У меня тоже, – мрачно ответил ярл.

Вильгельм ещё некоторое время молча продолжал писать. Закончив лист, он посыпал на него песок, чтобы просушить чернила, а потом, стряхнув песок на землю, отложил лист в сторону и снова опустил перо в чернильницу.

   – Я думаю, – медленно, сводя с ума ярла Гарольда, проговорил он. – Я думаю, пришло время вам отправляться в Англию, дорогой ярл.

Гарольд почувствовал непреодолимое желание встать и походить по комнате. Он подавил его и заставил себя сидеть, глаза его неотрывно следили за Вильгельмом.

   – Да, время пришло, и даже более того, – сказал Вильгельм таким тоном, будто долго подбирал слова.

Гарольд видел, как герцог дописал одну, потом другую, третью строку. Тут он заметил, что его пальцы отбивают дробь по резным ручкам кресла, и, чтобы остановить дрожь, сильно вцепился в твёрдое дерево. Он хотел, чтобы герцог заговорил, но Вильгельм продолжал писать. Ярл одну за другой обдумывал и отбрасывал фразы, но в конце концов решился и резко сказал:

   – Давайте говорить начистоту, герцог Вильгельм. Чего вы от меня хотите?

Герцог поднял глаза и отложил в сторону перо. Отодвинув от себя бумаги, он положил обе руки на стол и сказал:

   – Ярл Гарольд, много лет назад, когда я был ещё неопытным юнцом и всё ещё находился под опекой моих воспитателей, король Эдуард гостил у меня при дворе и стал моим другом. В те дни он пообещал мне, что если он станет королём Англии и у него не будет детей, то я унаследую его корону, – он замолчал и подождал немного, но ярл не произнёс ни слова. Гарольд откинулся на спинку кресла. Его лицо не выражало никаких эмоций, кроме спокойного интереса. Герцог оглядел его с некоторым одобрением. – Четырнадцать лет назад, – продолжал он, – когда я ездил в Англию с визитом к королю Эдуарду, он подтвердил своё обещание и отдал мне в залог Улнофа, Хакона и Эдгара, сына Адвульфа. Это, я думаю, вам известно?

   – Я слышал об этом, – спокойно ответил Гарольд.

   – Король стар, – сказал Вильгельм, – а я не единственный претендент на его корону.

Веки ярла Гарольда вздрогнули, но он промолчал.

   – Есть Эдгар, сын Ателинга, – после мимолётной паузы продолжил Вильгельм. – Я уверен, что многие захотят сделать его королём.

   – Вполне возможно, – ответил Гарольд. Он повернул руку так, чтобы солнце осветило его рубиновое кольцо, и начал изучать его сквозь слегка приоткрытые ресницы.

   – Мне нужен человек, который смог бы защищать мои интересы в Англии до того момента, как король Эдуард отправится к праотцам, и после того.

   – И вы хотите, чтобы этим человеком был я, – стальные нотки зазвучали в голосе ярла.

   – Да, вы, – согласился Вильгельм, – связанный клятвой отстаивать мои права.

Ярл улыбнулся. Он отвёл взгляд от кольца и увидел, что Вильгельм пристально смотрит на него. Гарольд не отвёл взгляд. И в тишине, нарушаемой лишь сладкой песнью жаворонка, потерявшегося где-то в необъятной голубизне неба, их глаза вступили в напряжённый поединок, продолжавшийся несколько минут. За то время, что два соперника смотрели друг на друга, вполне можно было бы успеть досчитать до пятидесяти.

   – И для этого вы меня здесь держите, – в конце концов сказал ярл. В его голосе не было ни удивления, ни злости.

   – Да, для этого, – ответил Вильгельм. – Честно говоря, ярл Гарольд, если бы на вашем месте был кто-нибудь другой, я бы не стал тратить на него столько времени и сил. Поверьте мне, из всех людей, кого я встречал за свою жизнь, вы единственный, кого я уважаю.

   – Мне оказана великая честь, – с иронией в голосе проговорил Гарольд.

   – Вполне может быть, – слегка улыбаясь, ответил Вильгельм. Он следил за тем, как одна за другой просачивались вниз песчинки в песочных часах, и, когда последняя достигла своей цели, перевернул часы, и песчаный дождь времени возобновился.

   – Какую же взятку вы мне предлагаете, милорд герцог? – спросил Гарольд.

Губы герцога скривились в презрительной усмешке.

   – Ярл Гарольд, вы можете называть меня как угодно, но, прошу, не надо считать меня дураком. Я берегу взятки для мелких людей.

Гарольд слегка поклонился:

   – Благодарю вас. Я скажу по-другому: какая награда ожидает сына Годвина?

Секунду Вильгельм изучающе смотрел на него.

   – Гарольд, если вы решите стать моим представителем в Англии, я отдам вам в жёны мою дочь Аделину и обязуюсь сохранить за вами все ваши нынешние владения.

Если ярлу и показалось смешным предложение взять в жёны девочку, которая на несколько лет младше его детей от первого брака, то не подал виду.

   – Что же, это благородно! – пробормотал он и снова стал изучать своё кольцо. – А что, если я откажусь?

Герцог уже хорошо знал Гарольда и потому ответил:

   – Говоря прямо, сын Годвина, если вы откажетесь, я не позволю вам уехать из Нормандии.

   – Я понял, – сказал Гарольд. Он мог бы добавить, что ему всё было ясно уже в течение нескольких месяцев и что он уже давно взвесил все шансы за и против побега и продумал ответ на предложение герцога. Теперь в его глазах не было ни тени улыбки; его губы сжались. Он глубоко вздохнул, так, будто бы после тяжёлой внутренней борьбы он наконец пришёл к решению и оно стоило ему немалого, но его голос, такой же спокойный и приятный, как обычно, не выдавал ничего подобного.

   – Кажется, у меня нет другого выбора, герцог Вильгельм. Я согласен принести вам клятву, – сказал он.

Вечером он обо всём рассказал Эдгару. Эдгар освещал ему путь в комнату, и как раз в тот момент, когда он собирался оставить ярла у дверей его комнаты, Гарольд кратко сказал:

   – Подожди. Я должен тебе кое-что сказать.

Он отпустил сонного пажа после того, как тот зажёг свечи на столе, а сам сел в кресло, стоявшее в тени у стены.

   – Закрой дверь, Эдгар. Через неделю или, может быть, чуть позже я уезжаю в Англию, ты и Хакон отправитесь со мной. Улноф остаётся.

Эдгар застыл около двери.

   – Уезжаете в Англию? – как эхо глупо повторил он. – Вы хотите сказать, герцог смилостивился? – В его голосе звучало недоверие, но вдруг какая-то мысль пришла ему в голову, и он радостно спросил: – Это потому, что вы так хорошо сражались за него в Бретани, мой господин? Я знаю, он уважает смелость, но я не мог даже мечтать...

Он остановился, потому что Гарольд горестно засмеялся. Эдгар быстро шагнул вперёд, чтобы разглядеть лицо своего хозяина.

   – Какова цена свободы? – спросил он. Его руки сжали край стола.

   – Я пообещал принести ему клятву в том, что буду защищать его права в Англии, – ответил Гарольд, – после смерти короля вручу ему замок Дувр и женюсь на его дочери Аделине, как только она достигнет совершеннолетия.

   – Боже мой, вы что, шутите? – Эдгар схватил со стола тяжёлый подсвечник и поднял его высоко над головой, так, чтобы свет падал на лицо ярла. – Вы потеряли рассудок, мой господин, – резко сказал он. – Господи, вы сошли с ума?

Гарольд поднял руку, чтобы заслонить глаза от света.

   – Нет, я не сошёл с ума. Я пошёл по единственному пути, ведущему к свободе.

   – Добровольно отказавшись от короны, от цели всей вашей жизни! – Подсвечник задрожал в руках Эдгара. – А что же делать нам, тем, кто верил в вас, следовал за вами в печали и радости, умирал за вас? О великий Боже, неужели это говорит сын Годвина?

Гарольд беспокойно задвигался в кресле.

   – Идиот, разве ты не знаешь, что, если я откажусь принести клятву Вильгельму, он никогда не отпустит меня? Что вы будете делать тогда? Вы, те, кто верит в меня? Разве тогда я не предам вас? Отвечай!

Эдгар с грохотом поставил подсвечник на стол.

   – Мой господин, у меня нет слов, я ничего не понимаю. Умоляю вас, объясните мне, что происходит!

   – Я уже сказал тебе, это единственное, что мне осталось. Если я откажусь, то останусь пленником и потеряю всё, чего я с таким трудом добивался всю свою жизнь. – Он немного помедлил, а потом многозначительно добавил: – Разве ты забыл, как год назад я поклялся вырваться из сетей Вильгельма любой ценой?

   – Что она вам даст, эта полусвобода? – сказал Эдгар. Тут он неожиданно понял, что означают слова графа, и, опустившись на стул, склонил голову, вцепился пальцами себе в волосы и с горечью произнёс: – О Боже мой! Я и впрямь глупец. Как я мог подумать, что Гарольда, сына Годвина, разорвёт на части, если он нарушит своё слово. Простите меня! Я жил пустыми мечтами.

Ярл поднялся и, подойдя к столу, встал перед Эдгаром, оперевшись обеими руками на стол, разделяющий их.

   – Скажи мне, что я должен сделать: нарушить слово, данное Вильгельму, или предать Англию? – сурово сказал он. – Говори! Мне придётся сделать одно из двух. Должен ли Я уберечь свою честь и отдать Англию в руки этого нормандского тирана? Этого ты от меня хочешь? Это будет поступок, достойный Гарольда, сына Годвина. Если таково твоё представление обо мне, то откинь его и узнай меня таким, каков я есть на самом деле, я не просто игрушка для твоего воображения! Я стою за Англию и не отдам её до тех пор, пока я жив. Думай обо мне что хочешь; пусть мне придётся предать всех вокруг, Англии я буду верен до конца. Какое мне дело до того, что душа моя будет гореть в аду, если обо мне скажут, что всё, что я ни делал, я делал для того, чтобы Англия была в безопасности?

Его голос наполнял комнату, и, когда он вдруг замолчал, всё опутала давящая, томящая тишина. Свеча горела ровно, воздух как будто застыл, за окном в темноте ночи светила одинокая звезда.

Уханье совы нарушило тишину. Эдгар вздрогнул и поднял голову.

   – Простите меня! – сказал он изменившимся голосом. Он помрачнел. – Что за дьявольская выходка поставить вас в такое положение! Велика будет расплата! А он не может догадаться, мой господин? Он не может заподозрить, что подобная клятва не свяжет вас?

   – Заподозрить! Он знает, – ответил Гарольд. Он начал расхаживать по комнате, у него вдруг вырвался маленький смешок. – Ланфранк!

Он расстегнул пояс, стягивающий его плащ на талии, и бросил его на стол.

   – Неужели ты ещё ничего не понял? Когда английская корона будет на моей голове, подумай только, какой крик поднимет против меня Вильгельм: ведь Гарольд нарушил свою клятву.

   – Это серьёзное обвинение, милорд, – тихо сказал Эдгар. – Преступление против Бога и рыцарской чести, оно оставит несмываемое пятно на вашем щите.

Он неожиданно вскочил и отпихнул ногой стул.

   – Я думал, он хорошо относится к вам. Все эти недели, что вы спали, ели, сражались вместе... У него два облика! Волк!

Гарольд перестал ходить и с удивлением посмотрел на Эдгара:

   – Ты не прав. Ты думаешь, он притворялся, будто я ему нравлюсь. Но он был искренен, и если я подчинюсь его воле, то могу быть уверен в его преданной дружбе. Ведь он предложил мне... Да ладно, не стоит об этом. Я выбрал для себя дорогу и должен пройти её до конца, – Гарольд подошёл к Эдгару и сжал его руки в своих. – Ты думаешь, у меня сейчас легко на душе? Поддержи меня, верь в меня, несмотря на то что я беру на свою душу грех клятвопреступления. Теперь я, как никогда, нуждаюсь в твоём доверии.

Он отпустил его. Эдгар опустился перед ним на колени.

   – Видит Бог, я верю вам, мой господин, и вы знаете это. Что бы ни случилось, я буду до конца следовать за вами.

Гарольд положил свои руки ему на плечи.

   – Да, я знаю, – он поднял своего верного подданного. – Уже поздно, и мне больше нечего тебе сказать. Теперь ступай и молись от том, чтобы Вильгельм не потребовал от меня такой священной клятвы, нарушив которую я навсегда потерял бы шанс получить прощение святой церкви.

На следующий день они продолжили свой путь. Эдгар ехал подле своего господина и держался на расстоянии от своих нормандских друзей. Фиц-Осберн попытался было подшутить над его холодностью, но осёкся, заметив, как нахмурился Рауль. Он пустил лошадь галопом и поскакал рядом с Раулем.

   – Что его так тревожит? – спросил он. – Я уже много лет не видел его таким.

   – Оставь его, Вильям! – устало ответил Рауль. – Неужели ты не догадываешься, как сильно он нас сейчас ненавидит?

   – Ненавидит нас! – воскликнул Фиц-Осберн. – Что, из-за этой клятвы, которая должна быть принесена в Байо? Нет, не может быть, какое ему до этого дело?

Рауль раздражённо вздохнул:

   – А как бы мы себя чувствовали, окажись Вильгельм на месте Гарольда? Я не сомневаюсь, что Эдгар любит своих друзей, как и прежде, но в глубине души он хранит ненависть ко всей нашей расе. Оставь его, ты ничего не сможешь изменить.

   – Но я не вижу никакой причины, – настаивал Фиц-Осберн. – Ведь ярла Гарольда никто не принуждал, они договорились с Вильгельмом, как принято между двумя хорошо понимающими друг друга людьми. Черт возьми, да почему ты смеёшься?

   – Никакого принуждения? – ответил Рауль. – Боже мой, Фиц-Осберн, неужели пытка – это единственная сила, которая тебе известна? Давай прекратим этот разговор.

Они без приключений прибыли в Байо, там их ждал епископ. Если ярл и искал среди собравшихся приора Хелуинского, то не нашёл его. Ярл Гарольд был, как всегда, весел, спокойно разговаривал с герцогом и с Одо, часто смеялся над разными шутками, в общем, вёл себя так, будто его ничто не беспокоило. Только его подданные Эдгар, Элфрик, Сигвульф, Эдмунд, Освейн и Эрнульф были мрачны и с беспокойством и горечью смотрели на своего господина. Каждому он доверил свою тайну. Каждый поклялся хранить молчание, но, хотя они решительно заявляли, что подобная клятва не свяжет ярла никакими обязательствами, всё-таки дурные предчувствия мучили их, смутные опасения закрадывались в их души.

В первый вечер их пребывания в Байо ничего не было сделано, но уже утром следующего дня в зале церковного собора была назначена церемония произнесения клятвы.

Герцог в короне, с обнажённым мечом сидел на троне. За ним расположились рыцари и знать; перед ним в центре зала стояла какая-то большая ёмкость, полностью скрытая под золотым покровом. Рядом ожидал епископ Одо, с ним были его капеллан и несколько священников.

Утро было необычайно яркое. Солнце, проникая в зал, золотило стены, в его лучах кружились в танце сотни тысяч пылинок. В огромный, прохладный, серый зал неслышными шажками прокралось тепло. Через незастеклённые окна слышался шум города.

Ярл Гарольд зашёл, когда все уже собрались. Его свита следовала за ним.

У него на плечах был небесно-голубой плащ, на руках сверкали золотые браслеты. Раулю пришла в голову странная мысль о том, что вместе с Гарольдом в зал вошёл солнечный свет.

Он задержался на пороге, быстро огляделся. В конце зала герцог на своём троне, за ним Фиц-Осберн, Мортен, Грантмеснил, Тессон, Сент-Совер, де Гурней, де Монфор, Джиффард – одним этим коротким взглядом он охватил их всех. Они спокойно стояли, мрачно, как ему показалось, наблюдая за ним.

Гарольд неторопливо пошёл вперёд. Он был бледен, но абсолютно спокоен и лишь слегка хмурился, а губы болезненно сжались. За ним саксы образовали полукруг.

Занавес над одной из арок раздвинулся, и оттуда вышел священник с двумя реликвиями и с благоговением поместил их на задрапированную подставку перед Одо. Гарольд взглянул на них, не меняя выражения лица, и снова сосредоточил своё внимание на герцоге.

Из груди Эдгара вырвался вздох облегчения: реликвии были не такими значительными, как он боялся. Герцог немного наклонился вперёд, на лезвии его меча заиграло солнце, а тяжёлая мантия спала с одного плеча, и показалась горностаевая подбивка.

   – Ярл Гарольд, – сказал он, – вы знаете, с какой целью мы все собрались здесь. Перед этим уважаемым собранием я прошу вас подтвердить клятвой данное мне обещание действовать в качестве моего представителя при английском дворе, пока жив король Эдуард; делать всё от вас зависящее, чтобы после его смерти скипетр перешёл в мои руки; передать мне замок Дувр и другие крепости, если я посчитаю необходимой их охрану нормандскими войсками. Вы это все обещали.

   – Да, обещал, – автоматически ответил Гарольд.

Епископ сделал шаг вперёд, ярл Гарольд не обратил на него почти никакого внимания. Он неотрывно смотрел через зал на Вильгельма и на его свиту, стараясь понять, что таится за мрачными, непроницаемыми лицами его соперников. Он заметил, что Рауль де Харкорт, не поднимая глаз, смотрел на рукоятку своего меча, на которой покоились его руки; увидел, что Фиц-Осберн хмурится так, будто чувствует себя неуютно, а глаза Мортена радостно сияют. Гарольд снова посмотрел на Вильгельма, но его лицо было абсолютно непроницаемо.

Ярл тут же заподозрил, что за этой тишиной, за этими напряжёнными взглядами, направленными на него, что-то кроется. Он взглянул на реликвии. В них не было ничего особенного, значит, ловушка не здесь. Его внутренний голос предупреждал об опасности; снова он оглядел весь зал и снова ощутил на себе давление царящей вокруг атмосферы напряжения, сдерживаемого волнения. За всем этим крылось что-то куда более значительное, чем то, что он мог видеть и понимать. Он чуть было не сделал шаг назад, но, опомнившись, намеренно пошёл вперёд, к реликвиям, сверкающим на золотом покрывале.

Он протянул над ними руку, и услышал лёгкий вздох облегчения. Теперь было уже слишком поздно отказываться. Он глубоко вздохнул и начал повторять всё то, что обещал герцогу.

Его рука не дрожала, голос был твёрд:

   – ...сделать всё, что в моей власти, для того, чтобы вы стали королём Англии; передать вам замок Дувр и другие крепости, которые вам понадобятся. – Он немного помедлил, потом громким голосом произнёс: – Да помогут мне Господь и святая Библия!

Слова отчётливо прозвучали в зале и эхом отдались под сводом.

Бароны подняли свои мечи и прокричали:

   – Помоги ему Господь!

Их слова громом отдались в ушах ярла Гарольда. Дыхание стало прерывистым. Его рука упала, и все вокруг увидели, как он побледнел.

Он снова услышал вздох, на этот раз он был громче и очевидней. Гарольд огляделся и теперь вместо озабоченности заметил на лицах своих противников удовлетворённые улыбки.

Герцог сделал знак своему брату. Епископ подозвал двоих своих помощников, и они убрали реликвии и сняли золотой покров. Ярл Гарольд почувствовал затхлый запах. В ёмкости, которую скрывал покров, лежали человеческие кости, и ему не нужно было выслушивать объяснения епископа Одо для того, чтобы понять, что это была рака с мощами святых.

Он вздрогнул и отступил назад, закрыв лицо руками. Лязгнул чей-то меч. Эдгар закричал:

   – Подлог! Подлог! Выходите на бой, нормандские собаки!

Гарольд быстро взял себя в руки и крепко сжал кисть Эдгара:

   – Назад! Клятва произнесена.

Он снова повернулся к Вильгельму.

   – Что ещё осталось сделать? – резко спросил он.

   – Ничего, – ответил герцог. – Вы поклялись на святых мощах. Всё сделано.

Некоторое время они смотрели друг на друга через разделяющее их пространство, потом ярл развернулся на каблуках и быстро вышел.

Снова в зале лязгнул металл. Мортен отскочил и, обернувшись, увидел, как Рауль резким движением засунул свой меч обратно в ножны.

   – Ради Бога, дайте мне выйти! – сказал Рауль. Его голос дрожал как будто от ярости. – С меня довольно!

Он, растолкав ошеломлённых баронов, быстро пошёл к выходу и по узкой лестнице вышел из зала.

Грантмеснил пожал плечами и прошептал Мортену на ухо:

   – Страж заходит слишком далеко. Простит ли ему герцог такое грубое поведение?

Герцог сделал вид, будто и не заметил того, что Рауль ушёл. Передав свой меч канцлеру, он распустил свою свиту и сам вышел из зала в сопровождении своих братьев и Фиц-Осберна.

Наверху в узком коридоре Рауль столкнулся с Эдгаром. Оба резко остановились, и некоторое время ни один из них не решался заговорить. Эдгар скрестил руки на груди, его глаза всё ещё горели ненавистью, свирепым голосом он проговорил:

   – Вот каков твой герцог! Вот каков этот нормандский волк! Хитрый, лицемерный обманщик!

Рауль крепко сжал губы, его брови сошлись на переносице, однако он не сказал ни слова.

   – Какая уловка, чтобы обмануть ярла Гарольда! И вы знали! Да, вы все знали и молчали, наблюдая, как осуществляется эта дьявольская выдумка!

   – Хватит! Я ведь не обвиняю твоего господина, который приносил клятву, уже задумав совершить клятвопреступление, так что и ты не трогай моего!

Эдгар быстро сказал:

   – Что ты имеешь в виду? Кто сказал, что Гарольд задумал совершить клятвопреступление?

   – Почему же тогда он в испуге отшатнулся от этой раки? – резко спросил Рауль. – Успокойся. Я нем как могила! Но на ком лежит больший грех: на моём господине, который задумал этот обман, или на твоём, который, произнося священную клятву, уже думал, как бы её нарушить с меньшими для себя потерями? Давай не будем больше об этом, умоляю тебя! Наши слова ни к чему не приведут, мы только будем ссориться.

Он бы прошёл дальше, если бы Эдгар не задержал его:

   – Ты поддерживаешь герцога Вильгельма? Лично ты?

   – Да, и буду служить ему до смерти! – страстно произнёс Рауль. – А теперь пусти меня!

Ярость немного поутихла в Эдгаре.

   – Нет, это не так. Я вижу тебя насквозь, друг мой. Ах, Рауль, какой печальный конец всем нашим надеждам, какой конец нашей дружбы, это событие разлучает нас с тобой! – он протянул было руку, чтобы положить её на плечо Рауля, но снова опустил её. – Между нами обнажённый меч. Я рад, что мы вместе сражались в Бретани.

Он опустил глаза и уставился в пол, но через минуту снова поднял голову и сказал:

   – Мы оба не свободны, но всё-таки, когда я думаю о прошлом, о дружбе и тех недолгих минутах счастья, что были в моей жизни, – внутренний голос кричит мне, не обращая внимания на узы долга и верности: «О мой Боже, лучше бы у меня не было господина!»

   – Господи, и в моей душе то же самое, – на искажённом душевной болью лице Рауля появилась улыбка. Он протянул другу руку. – Над обнажённым мечом... – сказал он.

Эдгар сжал его руку и не сразу отпустил её. Казалось, ему трудно говорить. Но наконец он нашёл в себе силы и сказал:

   – Я знаю, ты бы хотел отправиться в Англию вместе с нами. Не делай этого, Рауль. Я думал, что буду освещать твой путь к брачному ложу, но то, что сегодня произошло, положило конец этой мечте, так же как и другим нашим заветным желаниям.

   – Я понимаю, – ответил Рауль. – Но позволь мне хотя бы хранить надежду, Эдгар... – его голос оборвался, и он ещё сильнее сжал руку Эдгара. – Я не могу сказать это. Я ещё увижу её? Когда вы отправляетесь? Как можно скорее? – он горестно улыбнулся. – Очень жаль, странно будет жить в Руане без тебя.

Они уехали из Байо на следующее утро. Ярл Гарольд ехал рядом с герцогом так же, как и раньше. Ни один из них не говорил о клятве, но, когда они вернулись в Руан, снова заговорили о помолвке Гарольда. Его торжественно обручили с леди Аделиной. Она доставала ему только до локтя, и душа её разрывалась между гордостью за своего будущего мужа и всё возрастающим страхом перед ним. Он умел обращаться с детьми и, подняв её на руки, поцеловал в щёку. Память о его улыбке она пронесла через всю свою короткую жизнь.

Больше в Руане было нечего делать. На следующий день после своей помолвки граф Гарольд направился к морю, его сопровождал и Рауль де Харкорт. Он ехал подле носилок Элфриды.

Они уже попрощались. Она, как маленький усталый ребёнок, рыдала у него на груди, а он утешал её, гладил по голове и говорил что-то о смелости и надежде.