Текст книги "Вильгельм Завоеватель"

Автор книги: Джорджетт Хейер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 28 страниц)

Глава 4

Кавалькада герцога снова приехала в Руан. На этот раз он кишел вооружёнными людьми. Повсюду раздавался звон стали, и солнечные блики играли на щитах и доспехах рыцарей. Верные вассалы герцога ответили на его призыв вступить в войну. День за днём их становилось всё больше. Они приезжали из Ко и Брэ, из Эвресина и Вексина, из Руа и Льювина. С обещаниями вступить в войско герцога постоянно прибывали посыльные от лордов Перша, Гесмеса и Оже.

У ворот города герцога встретила огромная группа людей. Среди них Рауль увидел своего сюзерена, Роджера де Бомона, и догадался, что его отец и, возможно, один или оба его брата находятся тоже здесь. В это время герцог соскочил с коня и, разглядев в толпе, горячо обнял высокого мужчину. Это был Роберт, граф О. Он прибыл в Руан с младшим братом Вильгельмом, которого все называли Бюсаком, и многочисленной свитой.

Дворец был переполнен лордами. Приехали: опытный воин де Гурней со своим верным другом Вальтером Гиффордом, сухоруким лордом Лонгвилля; молодой де Монфор; Вильгельм Фиц-Осберн, сенешаль герцога; лорды Кревкера и Эстотвиля и много иных из близких и более отдалённых мест Нормандии. Все они были с многочисленными свитами из умелых и свирепых на вид воинов. С каждым днём в Руан продолжал вливаться новый поток союзников герцога.

   – Неплохо, неплохо! – бормотал Хьюберт де Харкорт, видя, как к воротам подъезжает Вильгельм де Варен со своей свитой. – Но клянусь, против каждого нашего человека виконт Котантена выставит двоих. – Он покачал головой. – Вы видели лорда Магневиля или Гилберта Монфике? Где сильные и хорошо вооружённые отряды других владетельных сеньоров Нормандии? Что слышно из Турне? Где Вальтер де Ласи? Настанет день, и нам придётся сразиться с ними. Клянусь честью, раньше вы их не увидите.

Гримбольда всё единодушно считали изменником. Несколько преданных герцогу людей, сопровождавших его в Валоньез, вступило в его войско в Руане, сгорая от нетерпения отомстить негодяю, опоившему их сонным зельем.

Помимо Вильгельма подготовкой войска к войне занимались граф Роберт и Хью де Гурней, но герцог всё делал основательнее и энергичнее. Казалось, в него вселился дьявол, не дававший ему покоя. Рауль не переставал им восхищаться. В ту ночь, ночь бегства, между герцогом и самым младшим из его рыцарей возникла странная дружба. Рауль повсюду следовал за Вильгельмом, спал у его дверей, сопровождал на аудиенцию к королю Франции и даже нёс его знамя во время смотра войск. Все недоумевали: некоторые высказывали недовольство, другие бросали вслед изумлённые взгляды. Но пока властный голос герцога кричал: «Рауль!» – юноша не обращал внимания на эти взгляды. Его отца переполняла гордость за младшего сына, и он не мог понять, почему сын не испытывал ни малейшего тщеславия. То, что Рауль был готов бескорыстно служить герцогу, изумляло его и вызывало опасения. Теперь, когда Хьюберт увидел Вильгельма в деле, он стал испытывать к нему уважение. Но то, что Рауль отдал молодое сердце Вильгельму и связал с ним свои мечты, казалось ему ненормальным. Хьюберт хмурил брови и говорил:

   – Боже мой! В моё время мужчины были суровее.

Войско герцога двигалось на запад для встречи с французами, переправляясь где вброд, а где по мостам через реки и речушки. Во многих местах к войску присоединялись вооружённые отряды местных лордов. Каждый день посыльные герцога приносили ему известия о приближении французского короля. Французы уже перешли через границу в Вернье и по Эшфорской дороге двигались к Гесмесу, находясь севернее Оже. Войска герцога двигались к Валмери, и армии скоро должны были соединиться и вместе направиться к полю сражения. Всего в нескольких километрах отсюда, на равнине Вал-ес-Дюн, мятежные бароны разбили лагерь.

Герцог подошёл к равнине с севера. Во всех отрядах знаменосцы несли герцогские знамёна и флаги своего лорда. Местные жители выходили на дорогу поприветствовать своего правителя. Они, провожая войско изумлёнными взглядами, подталкивали друг друга и шептали:

   – Вот он, герцог! На чёрном коне. Боже мой! Да он выглядит старше своих лет!

Девушка в толпе громко вскрикнула:

   – Бог в помощь, милорд! Смерть всем вашим врагам!

Толпа одобрительно закричала, послышались возгласы:

   – Бог в помощь! Бог в помощь!

Герцог, погруженный в свои мысли, никого не замечал. Французы услышали колокола Валмери на рассвете и чуть позже подошли к Вал-ес-Дюну, где вдоль берегов реки расположилась армия повстанцев. С другой стороны подошли войска герцога. Перед собой они увидели обширную равнину. Ни одного холма, ни дерева – ничто не оживляло удивительно ровную местность. К востоку тоже простиралась голая степь.

   – Отличное место для сражения, – заметил граф Роберт, подъехавший вместе с Вильгельмом. – Нил выбрал хорошую позицию!

Рауль смотрел на серебряный блеск реки и думал: «Вода окрасится кровью, а течение унесёт тела погибших. Кому из нас суждено проснуться завтра живым?»

Герцога не занимали подобные мысли. Он пустил коня в галоп, будто сгорая от нетерпения попасть на поле битвы. Версерей мчался следом. Ветер развевал знамя Рауля – кроваво-красное полотно с золотыми львами.

Король Франции выехал вперёд, чтобы поприветствовать герцога. Вместе с ним был один из приближенных; поверх туники на нём была красная накидка.

«Все сегодня в красном, – подумал Рауль. – И, видит Бог, красного цвета ещё добавится!»

Версерей нехотя остановился и закусил удила. Ветер колыхал шёлковое знамя и пригибал траву. Рауль бросил взгляд на войско мятежников, расположившееся в боевом порядке в некотором отдалении. Там тоже развевались знамёна и на солнце блестели мечи, отбрасывая солнечные зайчики. Равнина казалась безбрежной. Река спокойно несла свои воды, и тишину нарушали лишь шум воды да пение птиц. Рауль поймал себя на мысли о том, что спокойствие это не может, не должно быть ничем нарушено. Но воображение уже рисовало изрытую конскими копытами землю и мёртвых окровавленных людей, лежащих по обе стороны реки. Юноша, казалось, слышал, как крики, стоны и звон оружия заглушали звуки равнины. Он встряхнул головой, чтобы прийти в себя. Думать об этом пристало женщинам, а мужчины были рождены, чтобы сражаться. Он перевёл взгляд на герцога: тот сидел, наклонив голову к королю.

Генрих указывал на отряд конников, состоявший, судя по всему, из знатных рыцарей, который держался в стороне как от повстанцев, так и от войск герцога.

   – Вы не знаете, кто эти люди, кузен? Они приехали незадолго до вас и встали в стороне. На чьей стороне они будут сражаться?

Вильгельм прикрыл от солнца глаза рукой и всмотрелся в знамя этого отряда.

   – Я думаю, на моей, сэр, – ответил он. – Это эмблема Рауля Тессона из Тюренна. Мы с ним никогда не ссорились, и у него нет повода затаить на меня зло.

В отряде стало заметно движение, вперёд выехал человек и лёгким галопом поскакал по направлению к войску герцога.

   – А вот и сам Рауль Тессон, – проговорил Вильгельм. Он пришпорил Малета и выехал навстречу всаднику.

С криком: «Тюри!» – Тессон подъехал к Вильгельму. Накидка развевалась на ветру, а в правой руке он держал перчатку. Он резко осадил коня.

   – Салют, герцог Нормандский! – вскричал он. Он не отводил взгляда от герцога, и никто с уверенностью не мог сказать, произнёс ли он приветствие с издёвкой или нет.

   – Что ты хочешь от меня, Рауль Тессон? – спокойно спросил Вильгельм. Тюреннский лорд подъехал ближе. Герцог сидел неподвижно, но Рауль, с тревогой наблюдая за происходящим, положил руку на рукоять меча.

   – Вот что! – проговорил лорд Тессон и перчаткой ударил герцога по щеке. – Дело сделано! – грубо рассмеялся он.

Люди герцога неодобрительно зашумели, послышался звон шпаг. Кое-кто вырвался вперёд, но герцог взмахнул рукой, делая знак остаться всем на местах. Он не сводил взгляда с лица Тессона.

Тессон безразлично бросил взгляд на разъярённых рыцарей и посмотрел на Вильгельма.

   – Я сдержал свою клятву, – произнёс он звонким голосом, который было слышно далеко вокруг. – Я поклялся нанести вам удар, где бы я вас ни встретил. Отныне, милорд, я не буду делать вам ничего плохого и не подниму меча против вас. – Взмахнув рукой, он развернулся и уехал к ожидавшим его людям.

Герцог рассмеялся.

   – Благодарю тебя, Рауль Тессон! – крикнул он вдогонку и вернулся к Генриху.

   – Отлично придумано, – улыбнулся Генрих. – Эти нормандцы – свирепые псы, которым не откажешь в хитрости лисицы.

   – Скоро мы докажем это, сэр, – пообещал герцог.

Войска выстроились в боевой порядок: нормандцы, возглавляемые самим Вильгельмом, графами Аркесом и О и лордом де Гурнеем, составили правое крыло; французы под предводительством короля и графа де Сент-Поля – левое крыло. Напротив них под знаменем Ранульфа из Байо выстроились люди из Бессина, а войска Котантена были возглавлены Нилом де Сент-Совером, которого в народе называли Великолепным. Рауль видел его лазурное знамя, расшитое серебристыми нитками. Нил спешился, и на его копье заиграли солнечные блики.

Рауль крепче сжал уздечку коня и поднял выше знамя. Ему не хватало дыхания, будто он долго бежал, и в висках пульсировала кровь. Губы его пересохли.

Рауль провёл по ним языком и взмолился о том, чтобы Бог дал ему силы в этом первом бою держаться как подобает рыцарю герцога.

Раздался клич начать сражение. Малет рванулся вперёд, Версерей не отставал от него. И тут Рауль почувствовал огромный прилив сил: он больше не задыхался, страх покинул его.

Рядом с Версереем скакал чалый. Рауль заметил голубую накидку и блеск меча конника, но основное его внимание было приковано к всаднику, яростно гнавшему Малета в битву. Навстречу мчались войска противника. Рауль вдруг подумал, что произойдёт, когда враги встретятся. В ушах звенело от криков, и он поймал себя па том, что и сам кричит: «Да здравствует герцог!»

Топот копыт становился всё громче, стали слышны выкрики людей из Бессина: «Да здравствует Сент-Совер! Да здравствует Сент-Совер!» С другого фланга кричали своё. Наконец две несущиеся навстречу друг другу армии столкнулись. Послышался звон щитов. Обезумевшие кони сбрасывали седоков и затаптывали их копытами. Рауль крепче сжал древко знамени, другая рука держала щит. Отбиваясь от нападавших, он старался не отставать от герцога. Вдруг Вильгельм со всей силой вонзил копьё в рыцаря из вражеского стана. Конь под тем начал падать. Рауль видел его раздутые ноздри и ужас, застывший в глазах. Однако упавший всадник встал и продолжал сражаться с герцогом уже на земле. Рауль поспешил на помощь Вильгельму, и враг был повержен.

«Сент-Совер! Сент-Совер!» – с этим криком какой-то человек схватил знамя, которое Рауль так ревностно охранял. Рауль взмахнул мечом, и смертоносный голубой клинок рассёк воздух. Знамя было в безопасности, а мятежник остался без рук. Рауль вытер пот со лба и вскричал: «Смерть! Смерть! Грядут лучшие времена!»

На Рауля набросился какой-то человек. Юноша выставил вперёд щит и увидел смуглое лицо Гримбольда дю Плесси, щека которого уже была рассечена чьим-то мечом. Сзади к нему незаметно подъехал Хьюберт де Харкорт и, застав Гримбольда врасплох, выбил его из седла. Крича: «Смерть!» и «Сдавайся, самозванец!» – он стоял над побеждённым. Рауль увидел, что его брат Одес рванулся вперёд, догоняя герцога; и, размахивая знаменем, Рауль поскакал за ними.

Вильгельм сражался с неиссякаемой энергией. Он был весь покрыт конской пеной и кровью, шлем потерял своё оперение, но глаза герцога горели всё тем же огнём. Вильгельм давно бросил копьё и теперь сражался одним мечом. Его противником был Хардрез, лучший воин Байо. Скрестив меч с оружием герцога, ветеран издал боевой клич своего лорда: «Сент-Аман!» Но с этим криком его настиг меч Вильгельма. Кровь залила тунику Хардреза. Он упал, не успев издать и звука, а его конь ускакал в степь.

Время для Рауля потеряло значение. Он старался держаться рядом с герцогом, оберегая знамя и отбивая нападения с какой-то кровожадностью. Полотнище знамени было всё в пятнах крови и лошадиной пене, но продолжало развеваться над головой Вильгельма.

Одна мысль неотступно преследовала Рауля: «Красного цвета будет ещё больше, видит Бог, ещё больше!» Время от времени кто-нибудь приближался к Раулю, и он автоматически отбивался. Один раз взгляд его выхватил из толпы Гюи Бургундского, но через мгновение на его месте уже был другой человек. Картинки менялись, как во сне. Время от времени из общего шума и крика вырывалось ржание раненого коня, иногда где-то совсем рядом раздавался боевой клич.

Люди Тессона Тюреннского, до сих пор державшиеся в стороне, выбрали удачный момент для атаки во фланг мятежников. Они смешались с людьми герцога, и помимо выкриков людей Вильгельма и французского клича «Монжу!» и «Сен-Дени!» теперь раздавался клич «Тюри!».

Ранульф, виконт Бессина, первым покинул поле сражения, не выдержав мрачной картины всё увеличивающейся горы тел погибших и постоянного наступления войск герцога. Полное решимости смуглое лицо Вильгельма сводило его с ума. Всё же он продолжал сражаться, но, когда Хардрез, его любимый вассал, пал от меча Вильгельма, Ранульфа охватила паника. С нечеловеческим криком он отбросил в сторону щит и копьё и с обезумевшим взглядом, вжав голову в плечи, погнал своего коня прочь, пришпоривая его сильнее и сильнее.

Неожиданно Рауль услышал за спиной смех герцога. Вздрогнув, он отбросил одолевавшие его мысли и с ужасом посмотрел на человека, который мог смеяться и разгар этой резни.

Герцог показывал окровавленным мечом на фигуру Ранульфа, уменьшавшуюся вдали.

   – Боже всемогущий, ведь он удирает, как гусь с вытянутой шеей! – прокричал герцог. Его взгляд был полон изумления.

Поняв, в чём дело, Рауль затрясся в приступе смеха. Но герцог снова пришпорил коня, и Рауль, закусив губу, сдерживая улыбку, поехал за ним. Его трясло как в лихорадке. Только теперь, когда накал сражения снизился, он почувствовал запах крови и тошноту.

Следующим с остатком своего войска бежал Гюи Бургундский. Не остановившись даже, чтобы перевязать раненую руку, Гюи на ходу обматывал её шарфом.

Из предводителей повстанцев остался на поле битвы лишь Нил де Сент-Совер, дравшийся с угрюмым отчаянием. Его ближайший соратник, лорд Ториньи, давно лежал на земле. Это он убил второго коня короля, но и сам пал от копья нормандского рыцаря.

   – Господи! Хотел бы я, чтобы такой человек сражался на моей стороне! – вскричал герцог, не отводя взгляда от непреклонной фигуры, дравшейся под лазурным знаменем.

Воды реки несли по течению тела погибших. Бросая сабли и мечи, люди бежали к реке, надеясь переплыть на другой берег; кому-то было суждено бесславно утонуть в Менее. Виконт Котантена в конце концов был вынужден признать поражение. Он построил своих людей и вывел с поля боя. Но, даже проиграв сражение, они отступали в боевом порядке.

Несколько нормандских и французских рыцарей вырвались вперёд, чтобы добить врага, но герцог привстал на стременах и громовым голосом приказал оставаться на своих местах:

   – Заклинаю вас, дайте этому человеку уйти!

«Благодарение Богу, кто-то ещё остался в живых!» – подумал Рауль, стараясь не смотреть на тело, лежавшее у него под ногами. Но оно словно притягивало его взгляд. Когда-то это был мужчина, чьи глаза смеялись и плакали. Теперь глаз не было видно, было лишь вызывающее ужас кровавое месиво.

Герцог заметил пристальный взгляд и посмотрел вниз. Брови его сошлись на переносице, и это был единственный признак того, что он испытывает какие-то эмоции. Что это было – отвращение или сожаление, – Рауль понять не мог.

   – Идём! – резко проговорил Вильгельм и поехал навстречу королю.

Генрих, раскрасневшийся и запыхавшийся от боя, увидев герцога, воскликнул:

   – Бог мой, кузен, да вы так же спокойны, как и несколько часов назад! Сделано благородное дело, и Вильгельм по-прежнему правитель Нормандии. Теперь и ваш меч узнал, что такое кровь!

Герцог вытер клинок полой разорванной накидки и ответил:

   – Он знал это задолго до сражения.

Генрих снял шлем и провёл рукой по разгорячённому лицу.

   – У меня есть для тебя работа, норманн!

   – Я – ваш вассал.

   – Мы поговорим об этом после отдыха, – пообещал король. – А сейчас мой желудок стонет от голода!

   – Но, сэр, мне некогда отдыхать, – возразил герцог.

Король в изумлении уставился на него:

   – Боже святый, тебе что, недостаточно этого?

   – Я должен выкурить лису из норы, – проговорил Вильгельм. – Гюи Бургундский наверняка затаился в Брионе. Я должен покончить с ним.

Увидев подъезжающего графа О, Вильгельм улыбнулся:

   – Ты со мной, Роберт?

   – Да, хоть в ад, – весело ответил граф. – Надо любой ценой отрезать бургундца от его союзников. Дело начато отлично, но надо его закончить. Кузен, у Харкорта есть пленник, которого вы были бы не прочь заковать в оковы.

Хьюберт снял шлем и вытер со лба пот.

   – Это предатель Гримбольд, – проговорил он.

Услышав в голосе отца нотку уважения, Рауль улыбнулся.

   – Неужели? – вскричал Вильгельм. – Пусть Хью де Гурней приведёт его в Руан в кандалах. Ваша семья верно служит мне, – обратился он к Хьюберту. – Я не забываю подобного отношения.

Обернувшись к королю, герцог поднял руку в салюте:

   – Разрешите мне идти, сэр. Когда я закончу начатое мной дело, то буду полностью в вашем распоряжении; клянусь, я не подведу вас. Рауль, за мной!

Вильгельм развернул коня и поскакал к своим войскам. Хьюберт несколько секунд смотрел ему вслед, затем, потрепав коня по загривку, поскакал за Вильгельмом, посмеиваясь:

   – Мы снова в пути! Что ж, вперёд, за Сражающимся Герцогом!

Граф О, ехавший сзади, рассмеялся:

   – Вы действительно готовы сражаться, старый вояка?

   – Видит Бог, это так!

Король смотрел вслед всадникам, поглаживая бороду.

   – Горячишься, кузен, – пробормотал он. – Но мозг твой трезв. Я знаю, что делаю. Будь уверен, я позову тебя, норманн.

Вдруг Генрих понял, что прямо перед ним стоит Сент-Поль.

   – A-а! Вы здесь, граф? Что вы на это скажете? Может быть, мне натравить Нормандию на Анжу?

Король беззвучно рассмеялся. Сент-Поль, не сообразив сразу, что имеет в виду король, немного подумал:

   – Вы хотите сказать, разжечь между ними вражду? Джеффри Мартелл очень мстителен.

   – А почему бы и нет? – резко спросил король. – Пусть нормандский волк поможет мне убить анжуйскую лису. Чувствую, этот человек – расчётливый дьявол. Пусть лиса немного потреплет волка и опустошит его нору. Это помешает ему набраться сил.

Видя, что Сент-Поль в полной растерянности, Генрих объяснил:

   – Граф, я не хочу, чтобы на моей границе появился могущественный сосед.

Глава 5

«Бургундскую лису» выкурили из норы, хотя не так скоро, как надеялись. Оплотом мятежников стал Брион. Хотя этот замок не был похож на крепость и располагался на острове посреди реки Риль, а не на возвышенности, он долгое время был твёрдым орешком для любого врага.

Нахмурившись, герцог отдавал короткие приказы. Его войска расположились на берегу реки: Вильгельм решил взять замок измором.

Говорили, что, услышав об этом, Гюи Бургундский расхохотался и объявил всем о спасении. Запасов продовольствия и воды в замке было достаточно, чтобы выдержать блокаду до зимы, и никто не сомневался, что у Вильгельма не хватит терпения ждать так долго.

Но Гюи недооценил противника. Воинственный герцог знал, когда нельзя медлить ни секунды, а когда нужно усмирить своё нетерпение и сжать волю в кулак. Если Гюи рассчитывал на то, что Вильгельму придётся вернуться в Нормандию, чтобы восстановить там порядок, то его ждало разочарование.

Нил де Сент-Совер вернулся в Бретань, где его объявили оборотнем и отобрали поместье. Ранульф из Байо бежал в неизвестном направлении. Лорд Ториньи погиб при Вал-ес-Дюне. Гримбольд дю Плесси закончил свои дни в кандалах в темнице Руана. Нормандии нужна была передышка, чтобы зализать раны. Люди начали понимать, каков их герцог. Волнения утихли.

Со временем всем стало ясно, что неиссякаемое терпение герцога действует Гюи на нервы. Он не находил себе места, всё время пытаясь что-то предпринять. Уверенный в победе, Гюи был готов к нападению противника, но ждать так долго было не в его характере. В те дни Брион был охвачен волнением. Люди с беспокойством посматривали на лагерь неприятеля по ту сторону реки, и с каждым днём их решимости становилось всё меньше, а надежда умирала. С наступлением зимы, когда запасы почти иссякли, в замке поселилось отчаяние. Люди расползались по углам и, кутаясь в плащи и одеяла, пытались спастись от холода. Никто уже не говорил о снятии блокады. Друзья Гюи взмолились перед ним отдать ключи от замка, но в ответ услышали лишь яростный крик о том, что они все желают его скорейшей смерти.

   – Нет, милорд, что вы! Но здесь все мы сдохнем, как крысы в норе!

Гюи привстал на постели, придерживая плащ руками.

   – Да здравствует смерть! – пробормотал он и глупо рассмеялся.

Его глаза горели лихорадочным блеском.

   – Вы что, издеваетесь, скелеты? Скелеты из Валес-Дюна! – задыхаясь, кричал он. – Я знаю вас! Вы что, смеётесь надо мной? Мертвецы, все вы мертвецы!

Гюи закрыл лицо руками и зарыдал. Друзья успокаивали его, как могли, но он неподвижно лежал на спине, глядя в одну точку и говоря что-то монотонным голосом, наводящим ужас на окружающих.

Судьба замка была решена, когда выпал первый снег и река покрылась тонким слоем льда. Осаждённые принесли герцогу ключи от Бриона. Ответом им было:

   – Пусть предо мной предстанет сам Гюи Бургундский.

Гюи вышел из замка. На спине он нёс седло коня, что означало сдачу крепости. Он шёл с большим трудом: тяжёлая ноша была не под силу его ослабевшим ногам. Галет, сидевший у ног герцога, проговорил:

   – Можешь ослабить поводья. Этот всадник уже затравленный зверь.

   – Знай своё место, дурак! – прорычал герцог, ударив шута ногой.

Он подъехал к Гюи, на коленях ожидавшему приговора, снял седло с его спины и отбросил его в сторону.

   – Встань, кузен, и послушай, что я тебе скажу! – приказал он и, не дожидаясь, сам поднял бургундца.

Приговор был милосердным: рыцари получили прощение, а Гюи лишился своих земель. Он не имел больше права быть вассалом герцога, но мог в любое время стать его гостем.

После этих слов люди Гюи на коленях целовали руки Вильгельма. Гюи не смог ничего сказать: губы его беззвучно шевелились, а по щекам текли слёзы.

Герцог подозвал Фиц-Осберна и кивнул головой в сторону бургундца:

   – Уведите его и дайте какое-нибудь поместье.

Он похлопал Гюи по плечу:

   – Иди, кузен. От меня не исходит угрозы, клянусь тебе.

Позже, когда подвернулся случай, Рауль, опустившись на колени, поцеловал руку Вильгельма. Тот посмотрел на него сверху вниз, улыбаясь уголками рта:

   – Что ты теперь скажешь, Рауль?

   – Я видел вашу силу, милорд, и вашу справедливость. Теперь я вижу ваше милосердие.

   – Брось! Я что, кошка, чтобы набрасываться на полудохлую мышь? – презрительно спросил он.

Гюи Бургундский оставался при дворе Руана до весны, но всем было ясно, что ему там неуютно. Когда с полей сошёл снег, он попросил разрешения уехать из Нормандии и, как только получил его, вернулся в родные места.

С приходом весны герцогу принесли послание от короля Генриха. Король просил вассала помочь ему в войне против Джеффри Мартелла, графа Анжуйского.

Помощь Генриху действительно была нужна. Тщеславный Мартелл, всегда считавший, что его недооценивают, сумел посеять раздор среди соседей и поднять людей против короля. Графы Шартра и Шампани узнали об этом и подняли много шума. Майен, чьи владения были на границе с Нормандией, оказался под каблуком Мартелла, так как тот был опекуном юного графа Хью и умело воспользовался своим положением.

Победив и взяв в плен благородных графов Шартра и Шампани, Мартелл решил, что может получить ещё больше власти, и решительно взялся за дело.

Весной того же года он объявил о своём неповиновении королю Генриху и подтвердил эти слова, вступив с войсками в Гиеннь и Пуату. Одержав победу в нескольких сражениях, Мартелл взял в плен правителей обоих графств и обещал их выпустить только тогда, когда они согласятся выполнить все его требования. Последние были поистине грабительскими, но у графов не было другого выхода. Однако через четыре дня после своего освобождения граф Пуату умер. Гиеннец остался жив. Как потом мрачно шутили при дворе Анжу, вероятно, «он пил из другого кубка».

Мартелл стал притязать на земли Пуату и в конце концов насильно взял в жёны родственницу покойного графа.

Так обстояли дела во Франции, когда Генрих послал гонцов к «нормандскому волку».

Вильгельм не замедлил с ответом, и очень скоро отряд рыцарей во главе с герцогом пересёк границу Франции. Снова они надели доспехи, не успевшие запылиться в сундуках, и поклялись, что герцог вечно будет владеть их сердцами.

Замысел Генриха был никому не известен, но одно было очевидно: в душе короля не умирала ревность к вассалу. Генрих призвал Вильгельма, чтобы тот сражался под его началом, но скоро стало ясно, кто действительно возглавил армию. Слово Вильгельма было для всех законом. Именно он безошибочно указывал на слабые места королевской стратегии и без колебаний отвергал предложения, которые казались ему пустой тратой времени. Генрих скрывал досаду за радушной улыбкой; французские бароны подавляли ревность, но Вильгельм ничего не замечал. Наконец эти гордые французы возненавидели его, и причиной был его быстрый ум, дальновидность, безрассудная храбрость на полях сражений, оставлявшая самых смелых французов в тени, и прежде всего неуживчивый характер Вильгельма. С кем бы ни разговаривал герцог, он неизбежно вселял в человека благоговейный страх перед собой, а его пронизывающий взгляд заставлял собеседника опускать глаза.

Так французы поняли, какой непреклонной волей обладал их союзник. Горькая для них правда заключалась в том, что он никогда не отступал от своей цели и был готов на всё ради её достижения. Отдай должное этим качествам, и он станет тебе хорошим другом; но стоит начать прекословить ему, и исход будет один.

   – Боже мой, он никогда не свернёт со своего пути! – понял Роджер де Бомон. – Чем всё кончится? Только не добром, обещаю вам. Я боюсь, очень боюсь. Я никогда не встречал таких людей и всё думаю, когда он устанет? Когда он заболеет? Когда он потерпит неудачу? Но ничего этого с ним не случается. Не может случиться!

Но люди, сражавшиеся под знаменем Вильгельма, гордились им. Путь к сердцу норманна лежал через доблестные подвиги, а Вильгельм совершал их ежеминутно. О нём слагались легенды: о том, как он первым пошёл на прорыв при Меуле, убив при этом по меньшей мере троих здоровяков; как он отстал от своего отряда во время бешеного преследования врага в густых лесах и как потом был найден вместе с четырьмя рыцарями, шествующими в качестве пленных.

Слава герцога росла. Как-то король Генрих осторожно заметил, что Вильгельм слишком часто рискует своей жизнью, но не получил ответа. Воинственного герцога обуяла безрассудная смелость.

Когда наконец война была окончена и Мартелл, огрызаясь и скаля зубы, убрался в свою конуру в Анжу, королю удалось замаскировать ревность улыбкой и тепло поблагодарить Нормандию за помощь, по-братски обнимая Вильгельма. Возможно, Генрих уже догадывался, что Мартелл готовит месть юнцу, так жестоко обошедшемуся с ним. Именно поэтому королю было так легко улыбаться кузену.

Союзники простились, ещё раз уверив друг друга в неизменной дружбе. Генрих уехал домой вынашивать очередную гадость, приготовленную Вильгельму, а нормандец вернулся в герцогство, возликовавшее при вести о его славной победе и готовое жить в мире и согласии со своим правителем.

Молва о Вильгельме дошла до Юго-Западной Европы. Из Гиенни и Гаскони, даже из далёкой Испании гонцы привозили в подарок герцогу великолепных скакунов и воспевали его талант и отвагу. Выигранные сражения сделали его героем Европы.

В Нормандии установился долгожданный мир. Однако Мартелл был не тем человеком, чтобы оставить не отомщёнными обиды. Без объявления войны он обрушился с войсками на гордость Нормандии – замок Домфрон, построенный Ричардом Великолепным. Окружив замок, Мартелл направился вдоль нормандской границы к городу Алансону на Сарте. Город не оказал ему сопротивления. Защитники замка пытались обороняться, но, поняв тщетность своих усилий, тоже сдались. Мартелл оставил здесь гарнизон, опустошил окрестные земли и, неся добычу, с триумфом вернулся домой.

На этот раз Вильгельм не просил помощи Франции. Обойдя Алансон с запада, он сделал то, чего никто не мог ожидать: появился у Домфрона на неделю раньше, чем рассчитывал противник. Гарнизон был в растерянности. Люди известили обо всём графа Анжуйского, а пока им оставалось лишь с опаской выглядывать из окон верхнего этажа, наблюдая за приготовлениями врага к осаде замка.

Штурмом взять Домфрон было невозможно. Неприступной громадиной он возвышался над долиной Майена. Поэтому гарнизон надеялся только на помощь Мартелла.

Тем временем герцог окружил замок и развлекался тем, что перекрывал дороги, по которым в крепость поступало продовольствие, да охотился в ближайшем лесу. В одной из таких поездок Вильгельм наткнулся на людей Мартелла.

   – Предательство! – воскликнул Фиц-Осберн.

   – Вполне возможно, – ответил Вильгельм. – Что ж, испытаем свои силы.

   – Но, сэр, их в пять раз больше, чем нас, – вырвалось у Роджера де Монтгомери.

   – Неужели ты боишься? – усмехнулся герцог. – Кто со мной?

   – Если вы намерены сражаться, милорд, мы с вами, – проворчал де Гурней. – Но, видит Бог, это безумие!

   – Если мы не разобьём их, я ничего не стою!

С этими словами Вильгельм пустил коня галопом по лесной тропинке.

И они разбили врага. Застав неприятеля врасплох, Вильгельм и рыцари дрались с таким ожесточением, что войско графа разбежалось, и остатки его Вильгельм гнал до самого замка.

   – Ну что ты теперь скажешь, Хью? Это было безумием? – улыбаясь, спросил герцог.

   – Единственное, что я могу сказать, это то, что вы сражались с нечеловеческой силой, милорд, – честно признался де Гурней.

   – Я уверен, что граф Анжуйский тоже так считает и боится герцога, как дьявола, – пробормотал Рауль. – Ведь до сих пор он так и не появился.

Однако причина отсутствия Мартелла была иной. Однажды вечером, когда начали сгущаться сумерки, вдалеке показался отряд. В руках знаменосца развевалось лазурно-алое знамя.

Герцог сощурился, пристально вглядываясь в даль.

   – Нил де Сент-Совер, – наконец проговорил он. – Прекрасно. Я сейчас узнаю, ошибался ли я в нём. Если он пришёл с миром, приведи его ко мне, Вильгельм, – обратился герцог к Фиц-Осберну. Тот, сгорая от любопытства, удалился. – Мне нужен этот человек, – объяснил герцог. – Посмотрим, смогу ли я переманить его на свою сторону.