Текст книги "Неоконченное расследование"

Автор книги: Джорджетт Хейер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)

Глава 13

Хемингуэй сидел за столом в небольшом кабинете, выделенном ему на время следствия. По разложенным на столе бумагам старший инспектор понял, что здесь недавно побывал Харботл. Он снял телефонную трубку, и его соединили с суперинтендантом Хинкли. После обмена приветствиями Хинкли спросил:

– Как идут дела, Стэнли?

– Бывало и похуже, – усмехнулся Хемингуэй. – У вас есть что-нибудь о Линдейлах?

– Боюсь, ничего серьезного. Слушай. Родился в 1914 году в Ноттингемшире. Единственный сын пастора Джеймса Артура Линдейла. Отец до сих пор жив. Мать умерла в 1933. Две сестры. Одна замужем. Закончил колледж в Стилинбороу. В 1933 работал на фирме своего дяди. С 1935 – на бирже. В 1939 призван на военную службу. В 1946 демобилизован в звании майора. Кавалер ордена «За безупречную службу».

– Да, это не много, – согласился Хемингуэй. – Что-нибудь о его жене?

– Он холост.

– Нет. Он женат. И у него есть ребенок. Более того, я говорил о его жене и просил навести справки.

– Я помню. По на нее у нас ничего нет.

– Кто наводил справки? – подозрительно спросил Хемингуэй.

– Джимми Роксхэм.

– Да, он добросовестный парень. Но ты уверен, Боб, что сказал ему насчет жены?

– Да, говорил.

– Слушай, Боб, все-таки Джимми мог ошибиться. Линдейл говорил мне, что женат уже два года.

– Повторяю, на нее ничего нет, – повторил суперинтендант.

– Судя по твоим данным, у него ушло гать лет на то, чтобы понять, что городская жизнь не для него. Так ты говоришь, у него две сестры?

– Да. Старшая живет с отцом, у которою приход где-то в районе Мидлэнз. А младшая замужем за судовладельцем. Проживает в пригороде Биркенхеда.

– Биркенхеда… Здесь ее никогда не видели. А Джимми встречался с его дядей?

– Он умер, и его фирма прогорела.

– Жаль. Может, он смог бы просветить нас насчет личной жизни Линдейла. Что-то мне это кажется странным.

– Ничего странного, – возразил Хинкли. – Вероятно, твой Линдейл просто живет с любовницей. Ты прекрасно знаешь, такое явление – не редкость в наше время.

Хемингуэй нахмурил брови.

– Эта женщина совсем другого плана. Она не годится в любовницы. Но меня интересует кое-что другое. Слушай внимательно, Боб.

Хемингуэй все еще разговаривал с шефом, когда в кабинет вошел инспектор Харботл. Через несколько минут Хемингуэй попрощался с Хинкли.

– Экспертиза дала какие-нибудь результаты, сэр? Вы говорили с суперинтендантом?

– Пока ничего. Надо забирать остальные ружья.

– Так значит, стреляли не из ружья Пленмеллера? – разочарованно спросил Харботл. – Я удивлен.

– А я вовсе нет, – заявил Хемингуэй.

– Из всех, кого мне довелось увидеть по этому делу, шеф, он – самая подходящая кандидатура. Он мне не понравился с момента нашей первой встречи.

– Это, поверьте, было заметно, Хорэйс. Вы не умеете скрывать своих искренних чувств. Я обязательно расскажу об этом Пленмеллеру.

– Это не тема для шуток, сэр – оскорбился Харботл. – Никогда в жизни не был шокирован больше, чем когда он хладнокровно заявил, что убил своего брата. Даже такой циничный человек, как вы, шеф, никогда не сказал бы такого даже шутки ради.

– Послушайте, Харботл! – воскликнул Хемингуэй.

– Более того, – продолжал Харботл, не обратив внимания на реплику шефа, – я и сейчас подозреваю именно его.

– Можете подозревать кого угодно, но я не собираюсь заниматься сейчас смертью брата Пленмеллера. Тем более, Карсфорн уверен, что это было чистое самоубийство.

– И все-таки Гевин Пленмеллер – моральный убийца своего брата! Вот, у меня тут предсмертное письмо Уолтера Пленмеллера, датированное двадцать пятым мая прошлого года. Той ночью он заперся в спальне и отравил себя газом. Слушайте: «Гевин! Ты приехал ко мне, чтобы получить то, что тебе нужно. Это последнее мое письмо. Твои гадкий язык и твои оскорбления довели меня, я потерял остатки терпения и выносить твое общество более не в силах. Ты получишь все, что хотел, гораздо раньше, чем мог надеяться. Прощай. Уолтер».

Харботл положил листок перед Хемингуэем.

– Я уже докладывал вам, сэр, что Уоренби числился тут еще и коронером[2]2
  Коронер – в Великобритании: особый судебный следователь, ведущий дознание в случаях насильственной и внезапной смерти.


[Закрыть]. Вот я и нашел в его сейфе это письмо.

Хемингуэй повертел письмо в руках и отложил его.

– Поверьте, Хорэйс, я питаю к Пленмеллеру ничуть не больше симпатии, чем вы. Но при чем сейчас это письмо? Другое дело, если бы зачитать его в суде, в нужный момент…

– У этого типа хватило бы хладнокровия застрелить Уоренби. Я уверен.

– Возможно, у него хватило бы хладнокровия перестрелять половину Торндена, так что же? Если вы хотите убедить меня, что он убил Уоренби только потому, что не любил его, не тратьте время зря. Не надо пристрастий. Главный констебль, к примеру, не хочет, чтобы я подозревал сквайра. Но чтобы подозревать человека, мне нужны мотивы. А если мотивов нет, как я стану его подозревать? Вам удалось еще что-нибудь откопать в офисе Уоренби?

Харботл кивнул на солидную стопку бумаг на столе.

– Вот, привез для вашего ознакомления, сэр. Но не думаю, что вы сумеете оттуда что-нибудь выудить. Там юридическая переписка Уоренби, и в этом, если честно, я мало что смыслю. В основном все это – документация по продаже собственности, вверенной попечению. Кажется, основной доверительный попечитель – мистер Драйбек. Уоренби же действовал для кого-то, кого он называет каким-то причудливым термином, который я никогда раньше не слышал. А, вот оно, сэр – бенефициарий!

– Ох, уж эти мне адвокаты! Посмотрите в словаре, Хорэйс, что это обозначает.

Инспектор вышел из кабинета и вернулся через несколько минут с толстым словарем в руках.

– Бенефициарий – получатель денег от проданного имущества.

– Хорошо, – кивнул Хемингуэй. – Значит, этот его клиент хочет получить свою долю и это теперь достаточно ясно.

– Да, сэр. А сегодня меня больше всего удивило то, что в офис Уоренби заявился Драйбек, явно пытаясь что-то разнюхать. Он сказал мне, что пришел лишь для того, чтобы узнать, не может ли он чем-либо помочь Купланду, и под всяческими предлогами пытался узнать, удалось ли мне что-нибудь выяснить. И это не было просто любопытством, уверяю вас. Я, естественно, отшил его, но уверен, его интересовала корреспонденция Уоренби.

– Что ж, это интересно, – согласился Хемингуэй. – Клиент Уоренби хочет получить свою долю, Уоренби намерен совершить сделку, а Драйбек, нет сомнения, хочет им помешать. А может, он просто не хочет иметь дело с фондами имения?

– Вы хотите сказать, шеф, что Драйбек мог быть связан с хищениями?

– Не думаю, что с хищениями, но допускаю, что он по глупости или спросонья мог что-то напортить и Уоренби не преминул извлечь из этого выгоду. У нас есть что-нибудь еще, Хорэйс?

Хемингуэй, получив от инспектора отрицательный ответ, взял в руки блокнот Уоренби с адресами и открыл его на первой же попавшейся странице.

– Господи! Что я вижу! – воскликнул Хемингуэй. – Пусть это будет уроком для вас, Хорэйс. Всегда надо прислушиваться к мнению людей, какими бы бестолковыми они ни казались.

– Что вы имеете в виду, сэр? – удивленно спросил Харботл.

– Именно это имя мне называл ваш лучший друг Пленмеллер. Он сказал мне обратить внимание на имя Нинтол. А здесь я вижу именно это имя. Жаль, что не обнаружил этого до звонка суперинтенданта! Завтра надо будет сообщить ему, чтобы он навел все справки.

– А что сказал Пленмеллер об этом человеке?

– Однажды Уоренби спросил у Линдейла, не говорит ли тому о чем-нибудь это имя, и было очевидно, что Линдейлу оно говорит очень о многом. Хотя тот и ответил отрицательно. Что, скорее всего, неправда. И все же миссис Мидхолм была права, сказав мне, что есть в этих Линдейлах что-то странное. Есть у них какая-то тайна, и им бы очень хотелось, чтобы я не докопался до этого. То же самое и со сквайром. И все-таки любопытное это дельце, Хорэйс.

– Не вижу ничего любопытного, – хмуро ответил инспектор.

– Да, вы не психолог, Хорэйс, и вам недостает фантазии…

Харботл приготовился выслушать очередные шпильки шефа, но тот уже думал о другом.

– Вы знаете, Харботл, никогда у меня не было такого богатого выбора. Трое с совершенно явными мотивами: единственная племянница, которая наследует все деньги убитого; ее дружок, поляк Ладислас, всячески от нее открещивающийся, заявляя, что и в мыслях не имел на ней жениться; старик Драйбек, который явно не выдержал конкуренции, и, если я на правильном пути, допустил при сделке какую-то ошибку и теперь боится разоблачения со стороны Уоренби. Этих бы я назвал основными подозреваемыми. Следующая группа подозреваемых находится под вопросом, и возглавляет ее сквайр. Думаю, что Уоренби все же шантажировал его.

– Сквайра? – с сомнением переспросил Харботл. – Но за что его шантажировать?

– Растрата, Харботл. Понимаю, что вы не в курсе, но это не имеет значения. Это гражданское правонарушение и не представляет интереса для нас с вами. Следующая подозреваемая – супруга сквайра. Хотя я и не очень в это верю, но тем не менее с ней это уже пять человек. Далее – Линдейлы. Подозрительная парочка. Любой из них, мне кажется, мог пойти на преступление. Итого семь человек.

– Так значит, вы исключаете Пленмеллера, шеф?

– Конечно, нет. Он возглавляет третью группу. Тех, кто теоретически мог совершить убийство, но не имел для этого серьезного основания. Всего их трое: Пленмеллер, как я уже сказал, за ним следует Хасвел…

– Но у него же алиби, сэр! – перебил шефа Харботл.

– Я имею в виду отца, а не сына. Я встретил его сегодня в доме пастора. Темная лошадка этот Хасвел. Он сказал Карсфорну, что в субботу ездил куда-то по делам, а на обратном пути заехал в офис в Белингэме, откуда вернулся домой к восьми. Но так как в субботу в офисе нет никаких сотрудников, то никто, как вы понимаете, не может подтвердить его слова.

– А что вы думаете о пасторе, шеф?

– Если убийца пастор, то я ни черта не смыслю в криминалистике. Миссис Мидхолм я тоже исключаю из числа потенциальных убийц, хоть Уоренби и нанес смертельное оскорбление ее собачонке. Последний подозреваемый в третьей группе – Рэг.

– Кто это, сэр?

– Я его лично еще не видел, но, возможно, он ошивался возле Фокслейна в субботу вечером в ружьем пастора. Он – самый незначительный подозреваемый, но я все же включаю его в список, так как он до сих пор не вернул оружие. В целом – девять человек, Харботл.

– Вы забыли майора, сэр, – сухо напомнил Харботл.

– Его я держу про запас. На тот случай, если остальные подкачают, – ответил помощнику старший инспектор. – На сегодня, я думаю, достаточно. Пора и отдохнуть.

На следующее утро, прибыв в полицейский участок, Хемингуэй получил информацию о том, что десять минут назад пришел Дитчлинг и принес ружье пастора.

– Где оно? – спросил Хемингуэй.

– У сержанта Нарсдейла, сэр.

– А что по поводу самого парня?

– Против него у нас ничего нет, сэр. Это очень уважаемая семья. Самому Рэгу чуть больше шестнадцати, и хозяин магазина, где он работает, очень хорошо о нем отзывается. А сам Рэг, надо заметить, до смерти напуган.

– Пришлите-ка его ко мне, – распорядился Хемингуэй.

В комнату вошел худощавый молодой человек с не по возрасту взрослым взглядом темных глаз.

– Значит, ты и есть Рэг Дитчлинг?

– Да, сэр, – выдохнул парень.

– Проходи, садись и расскажи мне, почему так долго не возвращал ружье мистеру Клайборну?

У Хемингуэя создалось впечатление, что Рэг уже видел перед собой эшафот со свежеструганной виселицей. Чуть пошатываясь, он подошел к стулу и примостился на уголок.

– Ну, не бойся, – дружеским тоном проговорил Хемингуэй. – Ты хранил ружье в сарае, который я видел, когда был у вас?

– Да, сэр. Тэд спрятал его там из-за Альфи.

– Очень разумно с его стороны. Сарай всегда заперт на замок?

– Да, сэр! – выпалил Рэг.

– А где ты хранишь ключ?

– В таком месте, о котором знаем только мы с Тэдом. Чтобы Альфи или Клод не смогли туда проникнуть.

– Ну и что же это за место, где вы храните ключ?

– Мы с Тэдом обили крышу изнутри войлоком. И между войлоком и крышей есть место, где хранится ключ.

Хемингуэй слегка нахмурил брови.

– И вы всегда клали ключ именно туда?

– Да, сэр, – нервно ответил Рэг. – И никто не знал об этом. Честное слово, сэр. Только я и Тэд.

Хемингуэй чуть помолчал, пытаясь восстановить в памяти вид зеленого двора Дитчлингов, где находился сарай, и возможное место, где прятали ключ.

– Слушай меня внимательно, приятель. Не собираюсь больше спрашивать тебя, почему ты так долго не отдавал ружье хозяину, потому что прекрасно знаю, что ты хотел из него пострелять. И не буду пугать тебя тем, что ты нарушил закон, имея на руках оружие, но не имея при этом лицензий, так как констебль Хобкирк сказал мне, что уже задал тебе за это хорошую взбучку.

– Да, сэр, – вздохнул парень, смущенно улыбнувшись.

– Тогда ответь мне честно на последний вопрос. Был ли ты в субботу на общинных землях с ружьем?

На лбу у Рэга выступили бисеринки пота.

– Да, сэр. Я был там, но я клянусь!.. Я не стрелял в этого джентльмена.

– А куда же ты стрелял? – спокойно поинтересовался Хемингуэй.

– Я стрелял по мишени, сэр. Так меня учил Тэд. Мы всегда стреляли с ним вместе, пока ружье было у нас. Когда же Тэд ушел на службу, он сказал, чтобы я сразу отдал ружье пастору. Но у меня оставалось еще несколько патронов, и я решил, что отдам его в воскресенье.

– И что же тебе помешало это сделать?

– По всему Торндену только и говорили, сэр, что в субботу вечером застрелили мистера Уоренби.

– До тебя дошел слух, и ты испугался, не так ли?

– Да, сэр, потому что…

– Потому что ты стрелял по мишени в районе Фокслейна, – закончил за Рэга Хемингуэй.

– Это не так, сэр, – воскликнул Рэг. Щеки его покраснели. – Вам сказал об этом старый мистер Биглсуэйд, но это неправда. Я пошел к гравийному карьеру сквайра, потому что во второй половине дня по субботам там никого не бывает. Я даже прихватил с собой карты, сэр, по которым стрелял, чтобы вы убедились, что я говорю правду.

С этими словами он извлек из кармана несколько продырявленных картонных карточек и положил на стол перед Хемингуэем. Если это и не убедило старшего инспектора, что Уоренби убил не Рэг, то он понял наверняка, что убить его могла лишь шальная пуля, так как стрелял Рэг как минимум в ста ярдах от Фокслейна.

– И с какого расстояния ты стрелял? – поинтересовался Хемингуэй.

– Приблизительно двадцать пять ярдов, сэр.

– Неплохая стрельба, приятель, – закончил старший инспектор.

– Да, сэр, – с явной гордостью согласился юноша. – Тэд говорил, то если я научусь хорошо стрелять, то попаду в ту же команду, что и он. А для этого надо тренироваться каждый день.

– Тогда тебе надо вступить в стрелковый клуб, а не палить тайком из одолженного оружия, – посоветовал Хемингуэй, возвращая Рэгу карты. – Сколько было времени, когда ты находился в районе гравийного карьера?

– Я пришел туда, когда еще не было пяти, сэр. А домой вернулся в половине шестого. И мама, и Клод, и Эдди могут подтвердить это, сэр.

– Ну что ж, обязательно у них спрошу, если возникнет такая необходимость. А теперь скажи мне, что ты делал с ружьем, когда вернулся домой?

– Я почистил его, сэр.

– А потом? – настаивал Хемингуэй.

– Ничего, сэр. Завернул в мешковину, потому что Тэд всегда говорил, что…

– Хватит о том, что тебе говорил Тэд, а отвечай, пожалуйста, на мои вопросы. Ты запер ружье в сарае?

– Не сразу, сэр. Клод и Альфи поломали стул, и мама велела мне починить его. Только после этого я запер сарай.

– А где ты чинил стул? Надеюсь, в сарае?

– Да, сэр. И я запер его, когда меня позвали домой ужинать.

– Так ты уверен, что никто не мог добраться в это время до ружья?

– Это абсолютно исключено, сэр. А что касается мистера Биглсуэйда, то с того места, где он сидел, он никак не мог услышать выстрел. Более того, если он говорит, что слышал один выстрел, то почему не слышал остальные?

Хемингуэй вытащил из ящика стола план Торндена.

– Пойдем на то место, где сидел мистер Биглсуэйд. Ты покажешь мне его. Хотя, впрочем, покажи его на карте.

Рэг послушно встал и подошел к столу.

– Это немного сложновато, сэр, потому что там много растительности. Но приблизительно вот здесь, – указал он точку на карте.

– Где-то между кустарником и гравийным карьером, – закончил Хемингуэй.

– Да, сэр. И Биглсуэйд сидел на скамейке именно там, где проходит тропинка, по которой он имеет обыкновение прогуливаться. И вы видите, сэр, что это достаточно далеко от карьера. Он все это говорит только для того, чтобы попасть в газету. А с ружьем он действительно меня видел.

– Где?

– На тропинке примерно против дома мисс Патердейл.

– А с какой стати ты пошел по тропинке, когда вполне мог пройти вдоль оврага, сократив себе путь от карьера примерно вдвое?

– Видите ли, сэр, ружье-то было у меня незаконно, и я не хотел, чтобы кто-то видел меня. А в этом месте по выходным гуляет много людей. Я и решил, что чем меньше людей меня увидит, тем будет лучше.

– И ты встретил на своем пути только мистера Биглсуэйда. А он говорит, что когда спросил тебя, что ты там делаешь с оружием, ты надерзил ему в ответ и убежал. Что же заставило тебя испугаться его? Ведь этот джентльмен, как я понял, не отличается особым отношением к закону.

– Этот мистер Биглсуэйд – сущий дьявол, сэр. На днях Альфи подшутил над ним, и я боялся, что он пойдет к пастору или к мистеру Хобкирку, чтобы пожаловаться.

– Тогда на этом и закончим. Пока у меня нет к тебе больше вопросов. Отправляйся на работу и постарайся больше не нарушать закон, – сказал Хемингуэй.

– Спасибо, сэр. Я никогда больше не сделаю ничего подобного, – с облегчением пообещал Рэг.

Он вылетел из комнаты, чуть не сбив с ног входящего инспектора Харботла.

– Это и есть тот самый Дитчлинг? Похоже, вы задали ему хорошую взбучку.

– Да нет, Хорэйс. Просто когда он увидел вас, то решил, что за ним пришел палач… Какие-нибудь новости?

Харботл протянул шефу запечатанный сургучом конверт. Прочитав, Хемингуэй со вздохом отложил письмо в сторону.

– Хотите сказать, что среди изъятых ружей нет ничего, что могло бы нас заинтересовать? – спросил Харботл.

– Абсолютно ничего, – подтвердил Хемингуэй. – Более того, мне не нужен микроскоп, чтобы убедиться, что ружье пастора не то, которое я ищу. Безусловно, мы отправим его на экспертизу, но на нем можно заранее поставить крест. Пастор вообще вряд ли знает, где мушка, а где собачка…

– Тогда, возможно, нам придется заранее изымать и проверять все те ружья, о которых вы, шеф, и слышать не хотели.

– Возможно, – согласился Хемингуэй. – А может, нам и не придется этого делать. Вы знаете, Хорэйс, это дело начинает меня просто смешить. Но сейчас нам лучше подумать о первом судебном разбирательстве. Наверняка туда притащится как минимум пол-Белингэма. Ну да не будем забивать себе голову. Завтрашний день все покажет.

Глава 14

Продираясь сквозь толпу в зале суда, Хемингуэй, обернувшись, проговорил:

– Что я говорил, Хорэйс. Как минимум полгорода здесь.

– Интересно, что они рассчитывают услышать? Удивляюсь этим идиотам, – заметил главный констебль, присоединившийся к инспекторам еще на улице. Он явно был в дурном расположении духа.

Хемингуэй, окинув взглядом собравшихся, оставил вопрос полковника без ответа. Старший инспектор отметил, что если в зале и было действительно около половины жителей Белингэма, то Торнден был представлен далеко не в полном составе. Помимо Айнстейблов и Линдейлов отсутствовал даже вездесущий Пленмеллер. В одном из первых рядов сидело семейство Мидхолмов и мистер Драйбек. За ними – мистер Хасвел, пришедший послушать показания сына.

Вместе с Чарльзом на его машине прикатили Мэвис, Эбби и мисс Патердейл. Чарльз, очень довольный, что Эбби, отложив поездку на побережье, поехала с ним, всю дорогу укорял ее в абсурдности такого поступка. Но Мэвис, выглядевшая словно вдова, сказала, что Эбби сопровождала их по ее просьбе, и на этом разговор оборвала. Эбби злорадно усмехнулась и показала Чарльзу язык, после чего он окончательно утвердился в своем желании немедленно на ней жениться, даже если ему пришлось бы тащить ее к алтарю волоком.

Когда эта компания прошествовала в зал суда, первые ряды были уже заняты. Помимо Драйбека и Мидхолмов, из Торндена также приехали мистер Биглсуэйд и кухарка мистера Уоренби – Глэдис, молодая крашеная блондинка, известная как хорошая повариха и скромная девушка. Глэдис решила, очевидно, выполнить свой гражданский долг. Попытки Мэвис отговорить ее от этой поездки быстро провалились.

– Не думаю, что мистер Уоренби такая уж большая потеря для общества. Но считаю своим долгом присутствовать в суде, – заявила Глэдис.

– Это прежде всего огромная потеря для меня, Глэдис. И не надо так говорить, – скорбно промолвила Мэвис.

– Прекрасно понимаю вас, мисс. Как вы можете говорить о нем иначе? Он же оставил вам все свои деньги. Но даже несмотря на это, порой я просто поражалась, как вы терпели его безобразные выходки.

– Не будем обсуждать это! – отрезала Мэвис.

Инспектор Харботл, взглянув на главного дознавателя, человека с круглым лицом, седыми волосами и снисходительной усмешкой, сразу понял, что слушание продлится исключительно долго и абсолютно впустую.

Главной героиней представления, как прошептал на ухо Харботлу Хемингуэй, была Мэвис, с застывшей на губах траурной улыбкой проследовавшая на свое место. Дознаватель дежурным тоном выразил свое понимание постигшей ее тяжелейшей утраты и восхищение ее мужеством.

Чарльз, которому пришлось первым отвечать на вопросы дознавателя, рассказал суду, как он обнаружил труп и каким были его последующие действия. Встав со своего места, с вопросом к Чарльзу обратился Хемингуэй.

– Когда вы вошли в кабинет мистера Уоренби, чтобы воспользоваться телефоном, дотрагивались ли вы до каких-либо предметов, лежавших на столе? – спросил старший инспектор.

– Нет, – твердо сказал Чарльз. – На столе все было в беспорядке, и я воспользовался только телефоном, не дотрагиваясь ни до чего другого.

– Не сложилось ли у вас впечатление, что кто-то мог рыться в бумагах на столе? – задавал следующий вопрос старший инспектор.

– Нет, – ответил Чарльз так же уверенно, как и на первый вопрос. – Под беспорядком я имел в виду чисто рабочую обстановку. Стул был немного отодвинут назад, и ручка лежала открытой. Казалось, что мистер Уоренби неожиданно покинул кабинет, чтобы вскоре вернуться и продолжить работу.

– Что вы имеете в виду под «неожиданно»? – спросил дознаватель.

– В тот вечер было очень душно, сэр. И исходя из того, что мистер Уоренби был найден в домашних тапочках и возле него на земле валялись какие-то бумаги, мне кажется, что он вышел во двор подышать свежим воздухом.

Сказав, что у него больше нет вопросов, Хемингуэй сел на свое место, а Чарльзу объявили, что он может покинуть помещение суда.

Следующим давать показания предстояло доктору Уоркопу. Пока он готовился, старший инспектор спросил у сержанта Карсфорна:

– Кто эта блондинка, сидящая в ряду за нами, рядом с полной женщиной в голубом платье?

Карсфорн опознал в блондинке Глэдис Митнем, кухарку мистера Уоренби, и сообщил об этом Хемингуэю.

– А вы не собираетесь просить, чтобы слушанье отложили, шеф? – спросил у Хемингуэя Харботл.

– Обязательно, Хорэйс. Как только мы выслушаем показания наших медицинских светил. Полицейский хирург наверняка будет краток, а вот Уоркопу, боюсь, придется зажимать рот силой.

Хемингуэй оказался прав. Уоркоп выступал, словно читая лекцию студентам-первокурсникам, которую долго и тщательно готовил. Когда старший инспектор спросил о приблизительном времени смерти, Уоркоп долго, с употреблением массы никому не понятных терминов объяснил причину, по которой ему это время установить не удалось. Он сделал небольшую паузу, чтобы аудитория успела оценить глубину его эрудиции, но в эту минуту Хемингуэй встал и поблагодарил доктора за блестящую речь.

– Да-да, доктор. Большое спасибо! Ни у меня, ни у старшего инспектора нет больше к вам вопросов, – торопливо сказал дознаватель, успевший сообразить, что почти часовая речь Уоркопа может длиться еще как минимум столько же.

Доктор Ротерхоп, услышав свое имя, резко вскочил со своего места. Его речь была краткой, профессиональной и абсолютному большинству присутствующих совершенно непонятной. У Хемингуэя не было к нему никаких вопросов, а дознаватель попросил Ротерхопа назвать приблизительное время смерти Уоренби. Так же, как и его коллега, Ротерхоп не смог дать определенного ответа на этот вопрос. С удовлетворенным видом человека, которому хоть малую часть дня удалось провести не впустую, он опустился на сиденье, после чего Хемингуэй сразу же попросил о переносе слушания.

В коридоре суда полковнику Скейлсу удалось поймать только Харботла. На вопрос, где его шеф, тот ответил:

– Не знаю, сэр. Он вышел из здания сразу после того, как объявили о переносе слушания. А у вас что-нибудь срочное, сэр?

– Да нет. Я лишь хотел узнать о результате экспертизы из Лондона.

– Конечно, сэр. Мы получили письмо сегодня утром. К сожалению, ничего обнадеживающего.

– Жаль. И что наш шеф намеревается делать дальше?

– Не могу сказать с точностью, сэр. Но не думаю, что он очень расстроен положением дел.

– Ну что ж, тогда мы поговорим с ним попозже, – сказал, уходя, полковник.

– А куда подевался старший инспектор? – спросил у Харботла подошедший сержант Карсфорн.

– Мне кажется, что он решил пообщаться с мисс Глэдис Митчем. Возможно, зашли в какое-нибудь кафе.

– Зачем? – удивился Карсфорн.

– У меня такое впечатление, что она из числа тех, кто сразу замолкает, услышав официальные вопросы. Поэтому шеф пошел другим путем. У него свои методы развязывать людям языки, – согласился Карсфорн. – А результаты экспертизы, что ни говори, неутешительны. Как будто мы топчемся на месте. Или даже отброшены назад.

В это время из здания суда появилась миссис Мидхолм, и сержант, увидев ее, поспешил исчезнуть. Миссис Мидхолм, как и полковник, искала Хемингуэя. Но, в отличие от полковника, узнав от Харботла, что шеф ушел по делам, она выразила свое неудовольствие.

– Мне очень нужно увидеть инспектора, – с подчеркнутой значимостью сказала миссис Мидхолм. – У меня есть новость, которую я немедленно должна ему сообщить. Когда я смогу его увидеть?

– К сожалению, не могу вам этого сказать, мадам, – ответил Харботл.

– Ну как же так, дорогой мой? Вы обязаны знать, где находится ваш босс! – недовольно фыркнула миссис Мидхолм.

– Флора! Думаю нам надо торопиться, – вступил в разговор майор Мидхолм, желая разрядить обстановку. – Иначе мы опоздаем на автобус. Да и вообще, не стоит вмешиваться в чужие дела.

– Нет, Леон! Это мой гражданский долг – помочь полиции тем, что в моих силах. Не жди меня. Я приеду следующим автобусом. Мне необходимо поговорить с мистером Хемингуэем или, по крайней мере, передать для него послание.

В сопровождении Харботла миссис Мидхолм пошла по направлению к полицейскому участку, разъясняя по дороге инспектору суть ее понимания гражданского долга, а также причины, заставившие ее приехать в Белингэм. По ее словам, она просто совершила подвиг, ведь одна из обожаемых ее собачек принесла накануне новый помет щенков, так нуждающихся в постоянной опеке миссис Мидхолм.

– Не собираюсь делать письменного заявления, а лучше передам все на словах, – заявила миссис Мидхолм Харботлу, доставшему ручку и лист бумаги.

– Как вам будет угодно, мадам, – послушно согласился инспектор, изобразив на лице крайнее внимание.

– Как только я поняла, что происходит на самом деле, – начала миссис Мидхолм, – то пришла к выводу, что должна во все посвятить мистера Хемингуэя. Более того, я чувствую себя ответственной за бедняжку Мэвис. Одна, совершенно одна на целом свете! Так вот, инспектор. Должна сказать, что всегда недолюбливала господина Драйбека. А теперь, когда он пытается обвинить в этом жутком преступлении бедную девушку, я просто вне себя от ярости! А это именно то, чем он сейчас занимается. Ходит по всему Торндену и распространяет безобразные слухи! Даже мне он пытался задавать какие-то вопросы, понимая, что я знаю эту семью лучше, чем кто-либо другой. Особенно про гадкое отношение Сэмпсона Уоренби к Мэвис. Но я сразу пресекла все его попытки поговорить со мной на эту тему. И именно об этом я и хотела побеседовать с вашим шефом.

Она замолчала, собираясь с мыслями. Харботл не задавал никаких вопросов, давая ей возможность закончить.

– Когда я поняла, к чему клонит мистер Драйбек, собирая информацию о семье Уоренби, а именно – обвинить мисс Мэвис в убийстве, я высказала ему все, что про него думаю. Я заявила, что ему должно быть не просто стыдно за такое поведение, а более того, он просто преступник в моих глазах! Он даже пытался подговорить Глэдис! Для этого и сел с ней сегодня утром в один автобус. Поразительное бесстыдство! Драйбек относится к тем, кто никогда не скажет и доброго слова о молодом поколении! И именно о том, что нельзя верить ни единому его слову, я и хотела предупредить старшего инспектора!

– Очень хорошо, мадам, – проговорил Харботл. – Но если это все, что вы хотели сказать, то, уверяю вас, вам не следует волноваться.

– Как это я могу не волноваться?! Он же юрист, поймите. А если вы не верите юристам, то кому вы вообще собираетесь верить?! Он занимается всем этим, так как наверняка хочет выгородить истинного преступника – то есть себя самого! Кстати, мисс Дирхэм, племянница мисс Патердейл, думает то же самое, что и я. Хотя вполне возможно, что убийца – Ладислас! Я не знаю про него много, но то что он двуличен – знаю наверняка! Вы ведь знаете, что он ухаживает за мисс Уоренби. Он симпатичный молодой человек, с прекрасными манерами, и неудивительно, что девушка увлеклась им. Мужчины не очень жалуют ее своим вниманием, и, понятно, бедняжке это просто польстило. Он прекрасно знал, что мисс Мэвис – единственная наследница Уоренби. И если уж, по-вашему, это не мотив для убийства, то не знаю, что вам тогда нужно! И знаете, чем он сейчас занимается? Пытается убедить каждого встречного-поперечного, что мисс Уоренби вовсе его не интересует! Вчера он был в «Красном льве», чего за ним, уверяю вас, никогда не водилось, и публично разглагольствовал именно на эту тему! Мой муж говорит, что его было просто смешно слушать и всем было очевидно, что он просто напуган. Может, я не придала бы этому большого значения, если бы не одно обстоятельство…

– И что же это за обстоятельство? – устало спросил Харботл.

– Я позвонила мисс Уоренби. Трубку подняла ее служанка. И что бы вы думали она мне сказала?

– Не знаю, мадам.

– Что Мэвис уединилась в беседке с мистером Ладисласом! И он надеялся, что никто об этом не узнает! Я попросила Глэдис не говорить мисс Мэвис, что я звонила, и сразу решила рассказать обо всем старшему инспектору.