Текст книги "Неоконченное расследование"

Автор книги: Джорджетт Хейер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)

Глава 12

Через несколько минут после разговора с Пленмеллером Хемингуэй знакомился с миссис Дитчлинг и семью ее детьми, начиная от двадцатилетнего Герта и заканчивая шестилетним Джакерлином. Миссис Дитчлинг была несколько смущена неожиданным приходом Хемингуэя, так как, по ее словам, в доме был небольшой беспорядок. Под небольшим беспорядком подразумевался такой хаос, который только можно себе представить в крохотном коттедже, населенном семеркой сорванцов, большинство из которых не достигло еще подросткового возраста. Узнав, кто такой Хемингуэй, пострел в вельветовых шортах, по имени Альфи, помчался вглубь сада, крича по дороге брату Клоду, что если тот немедленно не прибежит, то не увидит настоящего детектива из Скотленд-ярда.

Позднее, описывая Харботлу встречу, Хемингуэй признался, что просто не знал, куда деваться. Маленький Джакерлин, или Джеки, как его ласково называли старшие, притащил показать Хемингуэю все свои игрушки, а Альфи и Клод не переставая расстреливали инспектора из пулемета. Дитчлинги оказались не только гостеприимными, но и очень словоохотливыми хозяевами, причем отвечали на вопросы исключительно хором. Хемингуэй был скоро посвящен во все без исключения семейные дела и заботы: ангины, которыми постоянно болел Альфи; проблемы с работой у старших детей; затем последовал показ медалей, завоеванных Клодом в соревнованиях бойскаутов, и писем, написанных Тэдом из военного лагеря. Миссис Дитчлинг посетовала, что Рэг, ушедший в кино, будет очень расстроен, что пропустил такую встречу.

Когда Хемингуэю все же удалось объяснить причину своего визита, начался настоящий переполох. Миссис Дитчлинг, шокированная известием, что Тэд не успел отдать пастору ружье, детально поведала о перипетиях, сопутствовавших уходу Тэда на воинскую службу. Герт же заверил старшего инспектора, что Тэд поручил передать ружье Рэгу. Клод и Альфи начали обсуждение всех всевозможных видов оружия, а маленький Джеки настаивал на том, чтобы миссис Дитчлинг отправила кого-нибудь за Рэгом, который рискует не увидеть настоящего сыщика.

Все же Клоду удалось наконец вспомнить, что Тэд спрятал ружье для надежности в своей мастерской, и вся ватага немедленно кинулась в заднюю часть двора на поиски.

Подойдя к мастерской, Хемингуэй обнаружил ее запертой, а ключ, как ему сказали, находился у Рэга. Предложение нетерпеливого Альфи немедленно сломать замок было старшим инспектором отклонено. Хемингуэй попросил только, чтобы следующим утром Рэг занес ружье в полицейский участок в Белингэме, и, отказавшись от предложенного чая, поспешил откланяться. Всей семьей его проводили до ворот, попрощались как с самым близким другом и потребовали, чтобы инспектор непременно зашел к ним еще.

Величественная церемония проводов настолько поразила ожидающего в машине Мелкинфорпа, что он забыл проявить свое обычное любопытство, а лишь вытаращился на Хемингуэя, разинув рот.

– Разве вы не знаете, что я их дядюшка? – спросил у него Хемингуэй. – Только отъезжайте ради Бога скорей, а то Клод и Альфи начнут штурмовать машину.

– Куда едем, сэр? – спросил Мелкинфорп, все еще ошарашенный зрелищем.

– К последнему коттеджу. Я собираюсь навестить Ладисласа. Только постарайтесь проехать так, чтобы эта банда не проследила, куда мы направляемся.

Через несколько минут Мелкинфорп остановил машину напротив коттеджа миссис Докрэй, и Хемингуэй направился к воротам.

Было около шести часов, и Ладислас как раз вернулся с работы. Миссис Докрэй любезно проводила Хемингуэя в комнату Ладисласа, где старший инспектор обнаружил зашедших в гости Мэвис Уоренби и Эбби Дирхэм. Ладислас, темноволосый молодой человек приятной внешности, был слегка испуган приходом инспектора. Он встал и, поздоровавшись с Хемингуэем, на отличном английском объяснил, что обе девушки зашли к нему лишь на пару минут по дороге домой.

– Мистер Замагориски – мой близкий друг. Я ему полностью доверяю и уверена, что он не имеет никакого отношения к смерти дяди, – вступила в разговор Мэвис.

– Я очень тебе благодарен, – проговорил Ладислас, с признательностью глядя на Мэвис.

– Не теряй веру в правду и не обращай внимания ни на какие слухи, как это делаю я. Я уверена, что все кончится хорошо, – приободрила его Мэвис.

– Мэвис! Если старший инспектор хочет поговорить с Ладисласом, я думаю, нам лучше не мешать, – сказала Эбби.

Ладислас переводил взгляд с Хемингуэя на девушек и обратно. Он явно нервничал.

Комната была заставлена корзинками и свертками.

– Вы ходили за покупками, мисс? – поинтересовался Хемингуэй.

– Да. К сожалению, только за траурными, – печально сказала Мэвис. – Надо ведь помянуть бедного дядю. Я попросила мисс Дирхэм сходить со мной в Белингэм и помочь мне. Да и одной мне оставаться не хотелось.

Говоря это, она преданно смотрела на Ладисласа, который встревоженно поглядывал на Хемингуэя.

– Хочу спросить вас, мисс. Вы уважали своего дядю?

– Как вы можете спрашивать такое?! – Мэвис гневно сверкнула глазами на старшего инспектора.

– Так вы и вправду его уважали или это чувство появилось у вас только после его смерти? – откровенно спросил Хемингуэй.

– Извините, инспектор, но должна сказать, что ненавижу подобные циничные разговоры. Я очень, очень любила и уважала дядю Сэмпсона!

– Если так, мисс, то позвольте заметить, что вы – единственный человек из всех, кого мне довелось встретить, кто уважал мистера Уоренби.

– Возможно. Я знала его лучше, чем кто бы то ни было.

– Да, это так, – согласился Хемингуэй. – Тогда, возможно, вы объясните мне, почему мистер Уоренби пользовался столь дурной репутацией и нелюбовью у всех прочих? Только не говорите мне, что это не так, ведь вы сами все прекрасно знаете!

Тактика, избранная Хемингуэем, не оказала на Мэвис должного воздействия. Она улыбнулась и ответила:

– Всегда считала, что нельзя создавать свое мнение о человеке с чьих-то слов. Безусловно, у дяди были свои недостатки, но за всем этим скрывалось доброе сердце. Люди просто не знали дядю. Согласна, он не был идеалом, но в кого сейчас нельзя бросить камень? Ведь даже в самых плохих из нас очень много хорошего и наоборот. Этому меня учили еще в школе, – закончив, она смиренно улыбнулась.

– Господи! – воскликнула Эбби. – Мэвис, неужели именно этому тебя учили в школе?! Давай-ка собираться. Нам пора идти!

Хемингуэй не возражал, и Эбби буквально насильно вывела Мэвис из комнаты.

Ладислас выглядел так, как будто оказался в пыточной камере гестапо.

– Я ничего не могу вам сказать. Что бы вы со мной ни сделали! Я ничего не знаю!

– Если это так, то никто ничего вам не сделает, – резонно заметил Хемингуэй. – Не знаю, как в Польше, но в Англии не надо бояться полиции. Вы собираетесь жениться на мисс Мэвис, если позволите задать вам такой вопрос?

– Нет! Тысячу раз нет!

– Хорошо, хорошо! Не надо так нервничать. Вы просто хорошие друзья?

– Она очень добра ко мне, – ответил Ладислас, немного успокоившись, но все же по-прежнему с тревогой глядя на старшего инспектора. – У меня здесь не так много друзей. А мисс Мэвис много расспрашивала о моей стране, обо мне и вообще была первой, кто заговорил со мной. У нас много общего в судьбе. Она тоже очень одинока! И плюс еще ее дядя-тиран! Но, клянусь вам, о женитьбе не было и речи!

– Так вы хотите сказать, что мистер Уоренби вовсе не был добр к ней? – удивленно спросил Хемингуэй.

– Она никогда не скажет об этом. Вот она-то и в самом деле очень добра! Но я же не полный дурак и у меня есть глаза. В их огромном доме всего одна служанка, и львиная доля работы доставалась Мэвис. Он требовал от нее полной покорности и послушания. К его приходу она всегда должна быть дома, обслуживать его и его гостей. Но ей он никого не позволял приводить в дом. Никогда!

– И ему наверняка не по душе была ваша дружба с ею племянницей, – предположил Хемингуэй.

– Естественно. Я ведь поляк, – с горечью сказал Ладислас.

– А ему не приходило в голову, что вы с Мэвис можете пожениться?

– Да это неправда! – воскликнул Ладислас.

– Да успокойтесь же, – жестко сказал Хемингуэй. – Вы видели мистера Уоренби тем субботним вечером, когда пришли к ним в дом?

– Нет!

– Вы видели его. Что он делал?

Ладислас опять впал в истерику. Он молол полную чепуху, из чего Хемингуэй понял, что тот уверен, что не будь он иностранцем, старший инспектор никогда бы не стал задавать ему такие вопросы и, более того, сомневаться в его ответах.

– Наша работа вынуждает нас порой сомневаться в словах людей, с которыми приходится иметь дело, – спокойно объяснил Хемингуэй. – Более того, ваши версии периодически меняются, что вводит меня в заблуждение. Вы сказали сержанту Карсфорну, что не были в тот вечер в Фокслейне и, после того как он позволил себе вам не поверить, изменили свои показания, сказав, что вошли в дом через заднюю дверь. Все это наводит меня на мысль, что вы знали, что мистер Уоренби находится в доме, так как вы видели его. Я вас понимаю: любой из известных мне людей предпочел бы, по возможности, избежать встречи с ним. А теперь все же расскажите мне, как все было на самом деле.

– Когда я говорил, что не видел его, я имел в виду что…

– Что видели его, – закончил за Ладисласа Хемингуэй.

– Он был у себя в кабинете. Читал какие-то бумага, – вяло проговорил Ладислас.

– За столом? – переспросил Хемингуэй. – Вы бы запросто увидели его с дороги, если он действительно был там, где вы говорите. Затем, исходя из того, что вы сказали Карсфорну, вы проскользнули в заднюю дверь, что мне кажется глупым поступком. Во-первых, потому что вы не могли не увидеть его с дороги, и, во-вторых, потому что он не был настолько глух, чтобы не услышать стук в дверь. Все это кажется странным, не так ли?

– Хорошо. Сейчас я скажу вам правду! – решительно сказал Ладислас. – Я ведь и вправду видел его и поэтому не заходил в дом, так как не хотел создавать лишних проблем для мисс Мэвис. Когда он был дома, Мэвис никогда не могла выйти ко мне. Но это ведь ничего не меняет!

– Лишь создает лишнюю работу для полиции. А этого вполне достаточно, сэр.

С этими словами Хемингуэй вышел из комнаты и отправился к машине. Мелкинфорп был не один. Выйдя из машины он с ехидной улыбкой наблюдал за сомнительной личностью очень пожилого возраста, одетой в поношенный костюм и засаленную кепку. Рядом стояли констебль Хобкирк и взволнованная женщина средних лет, уговаривавшая старика идти с ней домой.

– Оставь меня в покое, а то получишь! – грубо кричал старик, обращаясь к женщине. – Ох, уж эти женщины! Противно даже смотреть на тебя! Мне надо перекинуться парой слов с начальником, и не мешай мне. Это касается и этого болвана, который не поумнеет никогда, даже если он и доживет до моих лет!

– Отец! Нельзя так говорить о мистере Хобкирке! Умоляю тебя! Пойдем домой! – умоляла женщина.

– Если вы сию минуту не прекратите, мистер Биглсуэйд, то очень скоро об этом пожалеете! – зловещим тоном посулил старику Хобкирк.

– Констебль! Простите его! Ему же все-таки девяносто лет!

– Что здесь происходит? – поинтересовался Хемингуэй, подходя к компании.

Хобкирк, вытянувшись в струнку, официально произнес:

– Полицейский констебль Хобкирк, сэр. Докладываю…

– Ты лучше помолчи, приятель, – грубо оборвал Хобкирка мистер Биглсуэйд. – Не о чем тебе докладывать. Это мне есть о чем сказать. Мой портрет поместят во всех газетах, да еще и кое-что под ним напишут!

– Это замечательно, сэр, – согласился Хемингуэй. – Но все же дайте констеблю шанс. Слушаю вас, Хобкирк.

– Да не о чем ему докладывать, – снова завопил старик. – Он ничего не видит перед собой, кроме своего жирного брюха, а вот я кое-что знаю! И только не вздумайте меня пугать! У полиции никогда ничего против меня не находилось, так что никого из вас я не боюсь!

– Вы – выживший из ума старик! – взорвался Хобкирк. – И напомню, что до тех пор, пока вам не стали отказывать ноги, вы были самым отъявленным браконьером в графстве!

– Прошу вас! Не обращайте на него внимания! – взмолилась женщина, напуганная последними словами Хобкирка. – Он иногда впадает в детство и становится жутко упрямым. Я прошу у вас за него прощения!

– Моя дочь, – снисходительно объяснил мистер Биглсуэйд. – У меня их несколько, да еще и пара сыновей в придачу.

– Я бы с наслаждением, сэр, выслушал вашу биографию, – сказал Хемингуэй. – Но дело в том, что у меня очень много работы. Поэтому попрошу вас перейти к делу, если у вас и вправду есть, что сообщить.

– Это верно, приятель. У меня есть, что сообщить. Слушай меня внимательно, тогда, может быть, тебе светит звание сержанта.

– Да он совсем спятил, сэр! – возмущенно проговорил Хобкирк. – Биглсуэйд, прекратите нести чушь! О каком еще сержанте вы говорите?! Перед вами старший инспектор из Скотленд-ярда!

– Я выслушаю этого господина, констебль. Продолжайте, мистер Биглсуэйд.

На лице старика появилась хитрая усмешка.

– Прежде всего – фотография в газете, – предупредил он Хемингуэя. – И кое-какое вознаграждение. Я знаю, кто совершил убийство!

– Обещаю, сэр, если вы назовете мне убийцу, я лично вас сфотографирую, – серьезно пообещал Хемингуэй.

– А ты, как я посмотрю, неглупый парень, – одобрил его старик. – Ну так вот. Убийца – Рэг Дитчлинг!

– Отец! Ну как ты можешь говорить такое об этом бедном молодом человеке! Я же уже говорила, что ты все перепутал!

– А я говорю – Рэг Дитчлинг, – настойчиво повторил Биглсуэйд. – Я как раз был тогда неподалеку от Фокслейна и слышал выстрел. И кого бы ты думал я там встретил минут через десять?

– Рэга Дитчлинга, – уверенно ответил Хемингуэй.

– Ты меня не перебивай! – огрызнулся старик. – Да. Это был именно он. «Чего тут делаешь?» – спрашиваю его. «Ничего», – отвечает. «Прямо ничего? А кто тебе ружье-то дал?» Он ничего не ответил, и я пошел в «Красный лев» выпить кружку пива перед ужином.

– Вот именно, – вмешалась в разговор его дочь. – А когда я пришла в «Красный лев», чтобы забрать тебя, уже было семь часов. И мистер Крелинг сказал мне, что ты находился там не менее сорока минут!

Хобкирк подошел к Хемингуэю и тихо сказал:

– Это правда. А что касается Дитчлинга, то я все выскажу ему при встрече. Он не имел никакого права брать ружье. Но если он и правда выстрелил из него, то это было как минимум за час до убийства мистера Уоренби. Что же касается этого старого мерзавца, то не поверил бы ни единому его слову, даже если бы он поклялся на Библии. Дело в том, что у почтенного мистера Хорли в день его девяностолетия местная газета взяла интервью, и Биглсуэйд вбил себе в голову, что его портрет тоже должен оказаться на первой странице.

– Что ж, надеюсь, что у него это получится, – заметил Хемингуэй. – Очень энергичный старикан. Думаю, он действительно заслужил всемирную славу.

– Но, сэр, если бы вы знали его столько, сколько знаю я… – вздохнул Хобкирк.

– Разве вы еще не привыкли, Хобкирк, к тому, что почти все жители Торндена проводят свои личные расследования? Так что почему бы не выслушать еще одного? Мистер Биглсуэйд! – обратился он к старику. – Теперь вы можете спокойно идти домой. Я не забуду ничего из того, что вы мне сказали. Мелкинфорп! Едем в Белингэм.

В участке Хемингуэя поджидал главный констебль – полковник Скейлс.

– Простите, что задержался, сэр. Вы хотели поговорить со мной? Сегодня мне пришлось выслушать версию еще одного местного гения сыска.

– Да? – безразлично спросил главный констебль. – У вас есть какие-нибудь новости?

– Боюсь, что нет, сэр.

– Но вы выглядите явно удовлетворенным.

– Возможно, – согласился Хемингуэй. – Вы не могли бы мне что-нибудь сказать об имении мистера Айнстейбла, сэр?

– Думаю, нет. Знаю лишь, что его наследник – один из племянников. А что, есть какие-то ограничения в правах на это имение?

– Не знаю, как и на каких условиях приобреталось имение, но сейчас оно ему не принадлежит. Это все, что я знаю, сэр, – ответил Хемингуэй.

– Господи! Вы уверены в этом, Хемингуэй? У вас есть факты?

– Я уверен в том, что он лишь пожизненный владелец. И я знаю название юридической конторы, которая действует от имени истинных владельцев. Это единственное, что мне удалось установить на сегодняшний день. Сколько лет было сыну Айнстейблов, когда он погиб?

– Они с моим сыном учились вместе. Он был старше моего Майкла на несколько месяцев. Значит, лет двадцать.

– К сожалению, я не очень хорошо разбираюсь во всех этих делах, связанных с недвижимостью, но как-то у меня было одно дело, где все крутилось вокруг имения.

– Но как вам удалось это выяснить? – спросил полковник Скейлс. – Сомневаюсь, чтобы в дела сквайра был посвящен кто-то, кроме Драйбека. А он никогда не станет распространяться о частных делах своего клиента.

– Вы совершенно нравы, сэр, – ответил Хемингуэй. – Обнаружил это инспектор Харботл. И мистер Драйбек – не единственный, кто в курсе всех дел сквайра. Документы были найдены в офисе Сэмпсона Уоренби. И, если не ошибаюсь, об этом знает или, по меньшей мере, догадывается мистер Хасвел.

– Думаю, Уоренби был бы последним человеком, которому доверился сквайр.

– На сто процентов уверен, сэр, что Айнстейбл вовсе не доверялся ему. Уоренби все узнал сам. В копии его письма, написанной в юридическую контору, представляющую истинных владельцев, он сообщает, что нашел клиента, заинтересованного в гравийном карьере сквайра. И в ответе, который он получил, говорится, что деньги, как представителям, должны быть проплачены именно им, но переговоры надо вести с Айнстейблом. И после этого Уоренби, как я понял, вел переговоры именно с Драйбеком как адвокатом сквайра.

– Допустим, что так, – кивнул полковник, глядя на Хемингуэя.

– Да, сэр. Именно так. И не сомневаюсь, что остальную информацию Уоренби получил именно от Драйбека. Сам же Уоренби не хотел быть прямым участником сделки.

– Что-то я не понимаю, вас, Хемингуэй. Почему он не хотел быть участником, если у него был клиент?..

– Потому что уверен, сэр, что не было никакого клиента. Иначе Драйбек обязательно обратился бы к сквайру, а он этого не сделал.

– Но почему вы думаете, что не было никакого клиента? – настороженно спросил полковник.

– Потому что с тех нор о нем больше никто ничего не слышал и Уоренби никуда не обращался. И о положении дел с имением он понял из поведения сквайра.

– Я не совсем вас понимаю, Хемингуэй.

– Еще раз повторяю, сэр, что не являюсь экспертом в этих вопросах, но, очевидно, сквайр совершает явные растраты. И занимается он этим с момента смерти своего сына. А если же владелец заложенного имения распродает со своих владений лес, полезные ископаемые и так далее, то две трети вырученных денег должны помещаться в специальные фонды на счета держателей заклада. А если же класть вырученные доходы в свой карман или тайком вкладывать так, чтобы жена после смерти владельца могла вести безбедное существование, то это уже называется незаконной растратой, – закончил Хемингуэй.

Полковник нахмурил брови.

– Вы понимаете, инспектор, что это очень серьезное обвинение?

– Да, я понимаю это, сэр, – подтвердил Хемингуэй. – Но в действиях сквайра меня интересует лишь то, что может быть напрямую связано с убийством.

– И что вы намерены предпринять?

– Попрошу в нашем департаменте навести для меня кое-какие справки. Они не будут поднимать лишнего шума, который помешал бы расследованию. Но в любом случае сделать это необходимо.

– Безусловно, – согласился полковник, – если у вас есть достаточно оснований, чтобы делать подобные запросы.

– Я в этом не сомневаюсь, сэр. Как не сомневаюсь, что у Уоренби было очевидное влияние на Айнстейбла. Побывав на территории поместья, я сделал вывод, что вложено в него куда меньше, чем выручено. Более того, сквайр даже, по-моему, фактически не знаком со своим племянником. А если бы его сын дожил до двадцати одного года, то на него были бы оформлены все права наследника. И о будущем супруги Айнстейбл, безусловно, тоже бы позаботился. Когда я был у них, мне показалось, что миссис Айнстейбл куда более слаба здоровьем, чем ее супруг. Но пастор сообщил мне, что у сквайра больное сердце.

– Грудная жаба, – коротко бросил полковник. – Но, насколько мне известно, у него было лишь два незначительных приступа.

– Мистер Хасвел, который был в доме пастора во время моего визита, также выразил уверенность, что сквайр может дожить до глубокой старости. Хотя, для того чтобы понимать, как неожиданно все может повернуться, если болезнь связана с сердцем, не обязательно быть врачом.

В кабинете на время воцарилось молчание. Наконец, полковник сказал:

– Все это крайне неприятно, Хемингуэй. И если вы считаете, что Уоренби и в самом деле мог шантажировать сквайра не из-за денег, а для того, чтобы получать от него поддержку в общественных делах, и если вы считаете, что шантаж – достаточно веский повод для убийства, то действуйте по вашему усмотрению. Вы считаете, что это повод?

– Я не помню, сколько дел мне довелось расследовать, сэр. Но – достаточно много. Я разбираюсь в том, что может стать мотивом преступления. И уверен, что не должен объяснять это вам, – сухо ответил Хемингуэй.

– Шантаж, – задумчиво проговорил полковник. – Да, это, пожалуй, мотив. Очень серьезный мотив.

– И это дает нам широкие возможности для расследования. Уверен, что сквайр далеко не единственный человек, на кого могла распространяться подобная деятельность Уоренби.

Хемингуэй посмотрел на часы.

– Прошу прощения, сэр. Мне надо идти. Я обещал шефу, что сообщу ему сегодня, как продвигается дело. И хочу сказать вам, сэр, что, по моему мнению, как минимум четыре человека имели более чем достаточный мотив, чтобы расправиться с Уоренби. Но в то же время не удивлюсь, если убийцей окажется человек, против которого на сегодняшний день у меня нет ни малейшей улики.

– Дай Бог, чтобы это было именно так, – пожелал полковник.

– Всего доброго, сэр, – кивнул Хемингуэй и вышел из кабинета.