Текст книги "Некро Файлы (ЛП)"

Автор книги: Джордж Р.Р. Мартин

Соавторы: Нэнси Килпатрик,Бентли Литтл,Джо Лансдейл,Эдвард Ли,Рональд Келли,Элизабет Мэсси,Рэй Гартон,Дж. Гонсалес,Рэт Уайт,Уэйн Сэлли
сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)

– Могу я вам помочь? – cпросила она.

Он указал на вторую полку сверху.

– Даже шимпанзе используют инструменты, чтобы достать то, до чего не могут дотянуться, но... – oн развел пустые руки. – Одиннадцатая слева, если вы не возражаете.

Она потянулась, достала книгу и просмотрела обложку прежде, чем передать ее ему.

– Де Сад, "Жюстин". Не часто покупают такие книги...

Его ухмылка была извиняющейся, но совершенно очаровательной на обветренном, румяном лице. Волосы рассыпались по лбу.

– Одолжил свою и так и не вернул. Без нее дом кажется неполным.

Эллен улыбнулась в ответ. А может, на этот раз это была Элль. Элль при дневном свете, грохочущая в своей тюрьме.

– А я предпочитаю "120 дней Содома".

Он выглядел просто восхищенным, но не удивленным.

– Я уверен, у каждого из нас есть свои причины, – oн энергично похлопал "Жюстин" по обложке, как будто это было плечо старого друга. – Я ценю его философию. Полное отсутствие награды за добродетельную жизнь. И каждый из этих больных сукиных детей здесь, излагает свои причины вести себя, как развращенное чудовище, с таким красноречием, что хочется плакать, – oн пожал плечами. – Но, очевидно, вы это знаете.

Ее ухмылка стала слегка лукавой, и она проверила, что они одни.

– Хочешь знать, что мне показалось наиболее красноречивым? Когда Жюстин попадает в плен к бандиту, и де Сад доносит до нее идею минета, не используя ни одной конкретной анатомической ссылки. Мне это понравилось.

И так продолжилась, импровизированная критика и оценка произведений человека, который оскандалил целый континент, о чьих дебошах ходили легенды, чье имя само по себе обогатило лексикон эротики. Времени прошло уже много, и она начала смеяться, представляя, что сейчас должно быть происходит в голове у Джуд внизу. Бедная женщина в бешенстве звонит парамедикам, священникам, спецназу. Она должна пойти и развеять страхи Джуд.

– Мне это нравится, – cказал он наконец. – Мне действительно нравится. Знаешь, как иногда бывает, что ты можешь поговорить с кем-то и пройдет полчаса, а ты даже не заметишь этого? Я знал, что ты будешь той, с кем я смогу поговорить.

– И как оно?

Она должна была знать. Либо он был гораздо более интуитивным, чем Джуд и большинство дневных жителей, которые копошились внизу, либо она позволила показаться чему-то ночному внутри.

– Ты не отвернулась на улице, во второй половине дня. Ты стояла на месте... и смотрела, – eго взгляд был смелым, откровенным.

Она стояла, зажав кончик языка между передними зубами, одетая, хотя ее одежда могла быть и прозрачной. Поймана. Она была поймана. Зная, что когда-нибудь это должно произойти, но всегда считая само собой разумеющимся, что у человека, по крайней мере, будут ноги. Поймал.

– Это было выражение твоего лица... – прошептала она. – Я даже не думала, что ты заметил меня тогда.

Когда он рассмеялся и закатил глаза, она нашла его легкую откровенность необыкновенной. И хотя она знала много эксгибиционистов, у нее не было ощущения, что его удовольствие было вызвано тем, что на него смотрели. Оно было основано на физическом наслаждении, она была уверена в этом.

– Я иногда увлекаюсь. Я действительно не должен, но когда мне так хорошо, когда есть настроение... – oн пожал плечами, подняв ладони вверх. – Знаешь, ты можешь думать, что это не так, но твое лицо тебя тоже выдает. Как будто знает, когда и что искать. Мне кажется, я не совсем ошибся, не так ли?

Румянец угрожал согреть ее щеки. Смущение? Она уже и не думала, что такое возможно. Вызов в ее голосе был всего лишь притворством:

– Что, по твоему мнению, ты видишь?

Он оценил.

– В твоих глазах. Это всегда в глазах. Этот взгляд, когда твоя бдительность ослабевает. Что-то неудовлетворенное, может быть немного сердитое. Я знаю – это как будто кто-то только что украл последний кусочек шоколадного торта прямо из-под твоей вилки.

Смех Эллен был мягким, низким, горловым, наполовину приятным, наполовину вызывающим. Шоколад и секс. Может у этого мужчины и не было ног, но он определенно ее заинтересовал.

– Послушай, – cказала она. – Мне пора возвращаться к работе. Но я думаю, что мне понадобится твое имя... и какой-нибудь способ связаться с тобой позже.

* * *

Его звали Адам, и адрес который он дал, привел ее в тусклый район, где ее шаги отдавались одиноким эхом в кирпичных и каменных стенах, где бледные лица жителей выглядывали из-за зарешеченных окон. Все побледнело под упрямой пылью промышленных выбросов, а последняя зелень этого года мертвенно-коричневым цветом обвилась вокруг покосившихся кованых заборов. Здесь ценили и уважали частную жизнь.

Адам вел себя, как подобает хозяину. Он смешивал изысканные напитки, подавал закуски не из гастронома. Он показывал ей свои книги, включая только что восстановленную "Жюстин". Он позволил ей самой ознакомиться с его коллекцией фетиш-видео и предложить вставить диск в проигрыватель. Там было много зажимов для сосков и хныканья, а затем обязательный "золотой душ", но они действительно просто коротали время, не так ли? Возможно, она зевнула один раз. Адам отключил проигрыватель.

– Давненько я этого не смотрел, – cказал он. – Прошло много времени с тех пор, как это меня хоть как-то цепляло.

– Так зачем же смотреть, если теперь для тебя это уже не актуально?

Он легко пожал плечами.

– Издеваешься?

– О, это смешно, – cказала она, и она снова стала Элль.

Стала Элль без малейших усилий. Адам понял это. Подобное познается подобным, и отсюда было очень короткое путешествие в спальню.

Без одежды его тело было необычным чудом. Незавершенное, но твердое и скульптурное, как великолепная греческая статуя, которую вандалы разбили на две части. Его гениталии казались еще более крупными и нескромными. Его нижняя часть туловища изгибалась с новыми ритмами, которых она никогда не ощущала без обычного противовеса в виде ног. Когда он прижался к ней, опираясь на две мощные руки, она могла провести руками по сужающемуся изгибу его спины, по сжимающимся мышцам его задницы. Она могла опустить руки еще ниже и коснуться гладких округлых косточек, на которых заканчивались его ноги. Она не могла думать о нем, как об ампутанте. Ощущение было такое, словно Адам был полным и его бедра встретились с какой-то другой плоскостью, где его ноги существовали в другом измерении.

В течение нескольких часов они катались, фиксируя себя в новых извращенных позициях. Позиции, в которых ей раньше было невозможно находиться из-за того, что то одна, то другая нога мешала, теперь были доступны. Адам был неутомим, его стремление к экстазу долгое время граничило с одержимостью, а затем выходило далеко за ее пределы. Страсть всего тела была сжата в половину его массы. Каждый раз, когда он кончал, это происходило с напряженными конвульсиями страсти, со стонами и содроганиями, которые можно было бы назвать ласковыми, если бы они не были настолько животными. Для любой, менее опытной женщины, – решила Элль, – его погружение в самое сердце собственного удовольствия было бы пугающим.

Но для нее самой? Это было безумием, впервые в жизни ощущать, что она осталась позади, что она никак не могла извлечь из самого опустошающего траха больше, чем ее партнер. Он затмил ее, и если в книжном магазине он почти вызвал в ней прилив смущения, то теперь он сделал немыслимое: oн вызвал зависть.

Я хочу все то, что есть у тебя внутри, – подумала она и легла, ошеломленная, словно перед ней открылась новая галактика. Она лежала с ним в пропитанном потом послевкусии, губы ее «киски» набухли и пульсировали. Это длилось долгие мгновения, даже когда Адам зашевелился, даже когда он провел рукой по ее лицу.

Даже когда он сказал:

– Если ты останешься со мной, ты... ты cможешь видеть меня таким "целым" еще долго.

И ей показалось это необычным. Но подумайте о ее жизни. Конечно, это было не более странно, чем слышать, как кто-то признается ей в любви.

* * *

Их отношения развивались с той ночи. Счастливое сосуществование потребности и доступности, готовности и смелости. Она не знала, как долго это продлится, но на их уровне все было именно так. Эмоции и привязанность редко играли роль. Это был скорее восторг от общения с кем-то, кто не осуждал, кто понимал, что не все жаждут постоянного партнера на всю жизнь.

Кто доверял непосредственности физического тела больше, чем ошеломленному сердцу.

Это экономило время. Это экономило деньги.

Адам с удовольствием слушал ее рассказы о различных связях в ее ночных заведениях, его эрекция, как дубина, изгибалась от основания его тела. Он закрывал глаза улыбаясь, когда она представляла ему образы, которые довели бы обычного мужчину до бешеных приступов ревности и отчаяния: Элль, бьющая по спине покорного мужчину, пока он не овладеет ее трепещущим языком... уговаривающая довести до оргазма вялые гениталии необрезанного транссексуала... перегнувшая подружку через колени и хлещущая ее по попе вишнево-красным, пока нервная пожилая пара наблюдала со стульев...

Адам слушал... Адам дрожал...

В один памятный обеденный перерыв, она прочитала, как художник Сальвадор Дали мог довести себя до оргазма. Она подумала, не далек ли от этого сам Адам.

– Твоя очередь! – потребовала она однажды, в нехарактерном для себя чувстве quid pro quo^[17]. – Ты почти ничего не рассказал мне о себе. Я хочу знать все грязные делишки, которыми ты занимался до того, как встретил меня.

Затем с ухмылкой:

– Кроме того, что ты останавливался в переулке, чтобы мастурбировать.

Он притворился, что обдумывает возможность поделиться.

– Я знаю некоторых людей. Ты – не единственная, у кого есть пропуск "только для членов клуба".

Он поддразнил ее молчанием. Улыбка Адама была раздражающе отстраненной, даже самодовольной.

Он мог быть таким превосходным, когда хотел, все это было забавно. Но он прекрасно знал, насколько она любопытна; и она задавалась вопросом, не проходил ли он эзотерическую подготовку, чтобы направлять сексуальную энергию, позволяя ей питать себя, как при ядерном синтезе. Возможно, что-то связанное с индийскими чакрами. Тантрическая, сексуальная магия.

– Научи и меня, – такова была невысказанная суть ее голода. – Научи меня, или я тебя задушу. Так что же нужно сделать, чтобы встретиться с этими людьми? – cпросила она. – Или я недостаточно хороша?

Чувство вины – это была честная тактика.

– Ты стыдишься меня, да? Я не стою того, чтобы трахаться перед твоими друзьями?

На его изможденном лице появилась искренняя улыбка.

– Возможно, ты все-таки готова, – oн провел рукой по ее телу, задержавшись здесь, там, в любом месте, где соединялись кости.

– Но тогда, Элль... – и это прозвучало совсем не риторически, когда он это сказал. – ...что ты можешь потерять?

* * *

Адам отвез ее в другой, незнакомый район. Эта новая остановка в поисках большего и лучшего оргазма была безлюдной территорией, где жилые дома встречались с промышленными. И те, и эти погибли от разрухи. Здание, в котором находилось помещение, было церковью, прихожане которой давно разъехались, распались, потеряли веру.... Они оставили после себя осиротевшее здание, окруженное деревьями, оголенными дымящимися трубами, и все они теперь пребывали в суровой вечной осени. Церковь стояла в готическом стиле, серая от копоти.

– Теперь это частное владение, – cказал он, и она покатила его по пандусу с одной стороны ступеней.

Похоже, это было единственное, что поддерживалось в хорошем состоянии.

Он отпер дверь, затем остановился внутри нефа, и прежде чем ее глаза успели привыкнуть к полумраку, на глаза ей упала черная полоска повязки.

– Боюсь, я вынужден настоять на этом.

Элль напряглась. От его требования исходила угроза – насколько хорошо она его знала? Любопытные женщины постоянно погибали, их приводили к адскому концу голод и незнакомцы, предавшие неуместное доверие. Но, отступив сейчас, она окажется трусихой, позером. Адам, конечно, знал это и мог легко использовать ее чувство собственного достоинства.

Она согнулась в талии, позволив ему закрепить повязку вокруг ее головы, и на нее опустилась прохладная соборная ночь.

– Если ты меня съешь, – сказала она, – я буду преследовать тебя до самой смерти!

А затем крепко укусила его за ухо. Он только рассмеялся.

Элль положила руку на одну из ручек его кресла, когда он покатился вперед, и позволила ему вести ее, словно слепому. Они прошли через распашные деревянные двери. Она шаркала ногами, ища дорогу. Еще дальше в этом темном пространстве комната казалась огромной. Святилище, но святилище в новом понимании. Здесь пахло сексом, потом и экстазом.

Ее органы чувств расширились, вбирая в себя все, что их окружало. Шепот на периферии, ползучее ощущение, что за ними наблюдают, оценивают, восхищаются. Угроза неизвестности. Движение. Эти люди приближались?

Адам остановился, заставил ее опуститься на пол, а сам поднялся с коляски и присоединился к ней. Его рот грубо прижался к ее рту, а руки поднялись, чтобы снять с нее одежду. Мгновением позже к его рукам присоединились другие. Обнаженная, ослепленная, она лежала на подушках, закрывавших ее от старого, никому не нужного пола.

– Красивая... – прозвучал чей-то голос. – Даже если она целая.

Она подчинилась рукам, которые гладили, ласкали... И в их количестве потеряла след Адама. Он был поглощен массой вокруг нее.

Ее спина выгнулась, рот приоткрылся, чтобы втянуть палец, проскользнувший мимо ее губ. Ее соски напряглись под кружащими ладонями. Их руки дарили сотни наслаждений и обещали еще тысячи.

Затем они раздвинули ее ноги, широко развели лодыжки.

И когда один из них проверил ее влажность, а затем пробормотал одобрение, она услышала шорох, когда кто-то другой переместился на его место. Затем в нее вошел член, и она задохнулась. Он был огромен, толкался глубоко и еще глубже. То, что началось как стон, превратилось в крик, переступив тот восхитительный порог, отделяющий восторг от агонии. Она была заполнена почти до отказа, но все еще не осознавала, что над ней нависает мужское тело. Не было прижатия бедер к ее бедрам.

– Один палец, – прошептал он ей на ухо, и она снова нашла его. – Один палец – это все, что у тебя есть.

Дрожа, медленно покачивая бедрами в ритме, задаваемом массивным фаллосом, она протянула один палец. Его рука направила ее... и она коснулась, скользнула на несколько дюймов.

Плоть. Это была плоть, упругая и твердая.

– Довольна? – cпросил он, и она была и не была довольна. Никто не мог быть таким большим... а он мог?

Размышлять об этом было не для ее разума – она отпустила эту мысль, отдавшись "здесь и сейчас", реальности ощущений. Она сделала глубокий вдох и уперлась локтями в пол. Приняла это. Приняла все.

Оттолкнулась мускулистыми бедрами и зарычала сквозь дикие стиснутые зубы, чувствуя как воюет с этой чудовищной штукой внутри себя. Она скакала на нем, пока он не опустил ее вниз и не поднял вверх, а ее голос не донесся до стропил, засыпанных пылью.

Обливаясь потом, она упала обратно в чьи-то объятия, почувствовала, как ее любовник отстранился, отступая в черноту, которая была полной, ее единственным миром. Они подождали, пока она отдышится, потом рука легла на ее подбородок, побуждая ее губы открыться. Она подчинилась, желая преодолеть усталость, доказать, что достойна. Кем бы ни были эти люди, она хотела стать одной из них; взять то, что они предлагали; отдать то, что у нее было. Ее губы приоткрылись и язык высунулся наружу, чтобы исследовать то, чего не видели ее глаза. Она коснулась тепла.

Он был у ее рта.

Она почувствовала свой запах на гигантском фаллосе, а мгновение спустя попробовала себя на вкус. Рот открылся шире... шире... едва ли он мог вместить несколько дюймов без того, чтобы ее челюсть не треснула. Что это было? Она подняла руку, обхватила его пальцами, почувствовала твердую плоть, мышцы...

И он медленно отстранился, прежде чем она смогла определить то, что казалось таким знакомым, таким чужим, таким манящим. Вокруг нее, далеко и близко, раздался тихий ропот одобрения, признательности, согласия.

Руки Адама были на ее затылке, осторожно развязывая узел. И когда повязка была снята, она моргнула от света, забыв как дышать. Чего бы она ни ожидала, это было не то.

Она оказалась в центре старого святилища, под парящими потолками и под пристальными взглядами страдающих фигур на витражах. Hекоторые из которых были испорчены вандалами. Скамьи и кафедра исчезли. Bместо них была мягкая игровая площадка для этих тридцати с лишним прихожан, которые приветствовали ее, хотя она совсем не была похожа на них.

Элль посмотрела прямо в глаза молодой женщине, сидевшей на расстоянии вытянутых ног. Так это ее любовница? Она откинулась на спинку стула, встретившись с Элль голодным взглядом, почти мужским. Эту роль она играла хорошо. Элль проследила за контурами ее тела, от маленькой груди до стройных бедер и сужающейся длины левой ноги. Ноги не было, только гладкая костяная головка, образованная лодыжкой.

В данный момент довольно влажной.

А правой ноги у нее вообще не было.

Элль обернулась и встретила улыбку Адама. Его гордость. И позволила взять себя в руки. По крайней мере у него они были.

Не то, что у многих из тех, кто ее окружал. Все они были лишены частей, некоторые больше, чем другие. Ноги, голени или целые конечности. У некоторых, как у Адама, не было ни того, ни другого. Другие пожертвовали руками на этом пути. У нескольких, как она увидела, были только головы и одна рука, прикрепленные к обнаженным туловищам. Все они были гладкими и изящными, и если они и смотрели на нее, то только с тоской. Не для того, чтобы снова стать такой, как она... а для того, чтобы сделать ее одной из них.

– Вы делаете это с собой, не так ли? – прошептала она Адаму. – Это не случайность.

Он усмехнулся, подловив ее на фрейдизме.

– Случайностей не бывает.

– Я не понимаю...

Но потом оглядев их, целую комнату, полную разбитых статуй, она не могла сказать, что ей это не нравится. Каковы бы ни были их причины, это было обязательство, настолько далеко за пределами «Внутреннего Круга», что она никогда не смогла бы туда вернуться.

– Ты сможешь, – cказал ей Адам, а затем отправился к новым партнерам, как и остальные.

Рекомбинантные пары, трио, группы.

А она наблюдала как привилегированный свидетель.

Они могли делать самые удивительные вещи.

* * *

Адам объяснил позже, после того, как они вернулись в его квартиру. Она была очень спокойна, перечисляя все, что она испытала, но обнаружила, что даже в ее огромном эротическом репертуаре не было места для этого.

Она устроилась на диване, обхватив руками кружку с кофе. Она чувствовала себя свободной внутри, жидкой, там где мышцы растянулись.

– Как это началось? – cпросила она.

– Как все начинается? – cказал Адам, усмехнувшись про себя. – Трансценденция. Это то, чего каждый хочет от жизни, не так ли? Какой-то способ преодолеть ее. Или получить от нее больше.

Он сделал паузу, переключил передачу.

– Слышала когда-нибудь о гностиках?

Она махнула рукой.

– Они были несколькими отколовшимися группами от ранней церкви, пару тысяч лет назад. По сравнению с ней, они просуществовали недолго. Партийная линия осудила их, как еретиков. Прогрессивныx в свое время, во многом. Но потом у них начался приступ ненависти к самим себе. Поскольку материальный мир не соответствовал духу, он был плох, в том числе и они сами. Таким образом, автоматически все, что создало их, тоже должно было быть плохим, поэтому их жизнь проходила в демонстрации презрения ко всему этому, пока они не могли вернуться к духу. У каждой ветви были свои пути. Аскеты отказывали себе во всем. Распутники наслаждались и трахали друг друга направо и налево. Вседозволенность – как путь в рай... Люди из моего собственного сердца, – Адам подмигнул. – И твоего тоже, ma chérie?

Элль слабо улыбнулась. Она чувствовала себя резиновой внутри и снаружи.

– Не думаю, что мои цели были настолько высоки.

– И мои тоже, черт возьми, нет, – cказал он, смеясь. – В любом случае. Даже среди гностиков были сумасшедшие. У большинства из них была идея, что тело – это тюрьма, которая держит дух в оковах, но эта грань, они что-то с этим делали. У них была привычка отрезать части себя, чтобы уменьшить размер тюрьмы.

Тогда она начала собирать все воедино. Ампутация в эротическом контексте:

Чем меньше тело, чтобы разбавить удовольствие – тем выше должна быть его концентрация в оставшейся плоти.

– И два этих подхода со временем объединились?

– Я не знаю. Возможно, – Адам выглядел озадаченным. – Кто знает, как все происходит на самом деле? Мы же не отслеживаем себя на протяжении веков, ничего такого. Это просто что-то, на что кто-то наткнулся некоторое время назад и обнаружил... что это работает.

С трудом поднявшись с дивана, Элль подошла к окну и уставилась в ночь. Тошнотворный свет натриевых ламп отбрасывал блики на почерневшие громады кирпича и стали, засохшие ульи изоляции. Как же она ненавидела это место, его холодную жесткую гниль.

– Все возрождается, – сказала она, – если дать ему достаточно времени.

* * *

Их процедуры были строго подпольными: ампутации проводил хирург, которому закон больше не разрешал заниматься своим ремеслом. Но он все равно любил, чтобы его руки были при деле. Это был идеальный вариант, а отброшенные части безопасно сжигались в промышленном мусоросжигателе.

Элль попросила начать с ноги.

Она обнаружила, что фантомные боли почти не беспокоят, когда ты избавляешься от чего-то добровольно. У нее выросла новая кожа, а под ней, казалось, новые нервы. Это было пробуждение, и пока мир спал под снегом, она достаточно окрепла, чтобы впервые испытать этот новый половой орган. Она обнаружила, что может кончать без единого прикосновения к ногам.

В книжном магазине сочувствие лилось рекой, особенно со стороны Джуд. И все они отмечали, какое замечательное настроение было у Эллен, несмотря на несчастный случай. Она была намеренно расплывчата в деталях, но ее тронуло беспокойство Джуд о том, что теперь ей будет труднее найти мужчину, который не обратит внимания на ее недостаток.

– Если у тебя есть хоть один маленький недостаток, – сказала Джуд, – они могут развернуться и стать такими бессердечными ублюдками!

После чего она нервно улыбнулась и проверила себя в компактном зеркальце. Эллен предположила, что настало время для очередной процедуры.

А Элль, уже решив действовать, задумалась, как ей удастся объяснить, что у нее нет ноги.

* * *

К весне она снова была на плаву, зуд заживления и нового срастания остался позади.

Большую часть свободного времени она проводила в бывшей церкви, передвигаясь на костылях. Изучая как здание, так и своих товарищей. Они были замкнутой группой, приходили друг к другу, даже не снимая одежды. Конечно, с кем еще они могли поговорить? Они разделили себя на части не одним способом.

Она часто лежала с Адамом в угасающем свете полудня, оба они были омыты красками солнца, пробивающимися сквозь витражи. Над головой Дева Мария держала маленького ягненка. Его шерсть была темной от копоти.

– Ты ублюдок, – сказала она, – ты не дождался меня.

Но в этих словах не было злости, и это заставило Адама улыбнуться. Заставило его рассмеяться.

– Кто-нибудь, когда-нибудь доходил до конца? – задала она вопрос. – Отрезал все?

Адам кивнул.

– Было несколько.

Она застонала, беззвучно бормоча фантазии о сужении себя до сфокусированного пучка перегруженных нервов, одной огромной эрогенной зоны.

– Интересно, на что это похоже?

– Я не знаю. Но мне кажется, что... что это – как быть богом, – Адам вздрагивал, выгибался. Казалось, он пульсировал от каждой ласки рук и рта, ветерка и пылинки. – К тому времени, ты знаешь, все остальные должны заботиться о тебе. Заботиться о твоих потребностях. К тому времени, ты уже в основном -вместилище.

– Что другие говорили об этом? И где они сейчас?

– Они перестали говорить, – cказал он. – И очень скоро... они перестали есть. Но они все еще улыбались.

Они что-то знали... – подумала она. – Или чувствовали что-то, к чему остальные из нас еще даже не приблизились...

Пока.

Она заставила его руку опуститься к ее бедру, обнажившемуся обрубку, горячему, покалывающему. Сырой и живой от обещаний.

– У меня получится лучше, чем у тебя. Когда я зайду так далеко. Я буду чувствовать больше, чем ты.

Сказано это было с дрожью и улыбкой.

Могла ли она укорачивать себя по дюйму за раз, ощущая градации удовольствия с каждым последующим надрезом? Если она сама отрубит себе палец, станет ли это новой формой мастурбации? Столько путей, которые можно исследовать, идя по пути лезвия.

– Это мы еще посмотрим, – сказал он, – не так ли?

И Элль подумала, сможет ли она убедить его держаться за эту последнюю руку хотя бы до тех пор, пока она не займется другой ногой. Чтобы Адам мог держать скальпель для нанесения первого церемониального разреза.

Это было бы божественно.

Это было бы почти как любовь.

Перевод: Дмитрий Волков

Джон Эверсон – лауреат премии Брэма Стокера, автор романов «Завет» («Covenant»), «Жертвоприношение» («Sacrifice»), «13-ая» («The 13th»), «Сирена» («Siren») и «Человек-тыква» («The Pumpkin Man»), вышедших в мягкой обложке в издательстве «Leisure Books». Ограниченные коллекционные издания в твердом переплете были также выпущены издательствами «Delirium», «Necro» и «Bad Moon Books». Он выпустил несколько сборников короткой формы в независимых издательствах, в том числе «Криптич» («Creeptych»), «Смертельная ночная похоть» («Deadly Nightlusts»), «Иглы и грехи» («Needles & Sins»), «Клетка костей и другие смертельные одержимости» («Vigilantes of Love и Cage of Bones & Other Deadly Obsessions»). За последние 20 лет его рассказы появились в более чем 75 журналах и антологиях. Его произведения переведены на польский и французский языки, а также взяты в качестве опциона для возможного кинопроизводства. Чтобы узнать больше о его художественной литературе, искусстве и музыке, посетите сайт www.johneverson.com.

† † †

Рассказ «До последней капли» был впервые опубликован в журнале «Bloodsongs», весна 1998 года, и перепечатан в сборнике «Клетка костей и другие смертельные одержимости», «Delirium Books», октябрь 2000 года.

В 90-е годы я написал много эротических рассказов ужасов для различных журналов малой прессы, и «До последней капли» – один из моих любимых. Я думаю, что в нем действительно запечатлено то, что может стать навязчивым желанием следовать за соблазном запретного в темноту. Много лет спустя я снова напишу об этой теме в своем романе «Сирена» («Siren»).

Джон Эверсон

«До последней капли»

Его дыхание стало неровным. В меняющемся калейдоскопе электрического света его серые глаза отражали непристойную игру цвета, но не светились сами. Женщина была загорелой, в калифорнийском стиле – без морщин. Ее губы были блестящими розовыми, эротично дополняя соски ее покачивающихся коричневых грудей, которые в данный момент соответствовали – вернее, задавали – ритму его дыхания. Она откинула прядь песочно-светлых волос с лица, льдисто-голубые глаза сверкали вожделением, на лбу выступил пот, губы были сжаты и стонали...

Видение резко стало темно-синим, и Тони застегнулся.

Это была не обычная порноблондинка, – подумал он с восхищением. Большинство блондинок, которых они использовали в наши дни, были похожи на пластиковых кукол – все детали были на месте, но энергии, духа – искры, которая иногда превращала трехмерную бимбо в фантазию, вызывающую оргазм, – у большинства просто не было. Они выглядели скучными. Они выглядели... безликими. Сиськи и задницы на десятку – богинь секса было трудно найти.

На двери киберкабины он сделал паузу, чтобы прочитать непристойное граффити. Он не знал почему, это было развратно и удручающе, но он всегда это делал. «Ищешь черный член для отсоса? Звони 546-...», «Моя жена трахнет тебя, пока я смотрю – спроси Лео (313)...», «Гомики идут в ад!», «Идеальный минет: ни имен, ни лиц, ни цены, сплошная конфиденциальность, невыразимое удовольствие. Кончай в комнате #112 отеля „Красная Kомната“ после 9 вечера»...

Он еще раз перечитал последнее и покачал головой. Никто не делал идеальный минет бесплатно. Он больше не мог заплатить Лони, чтобы она сделала ему такой минет. Натянув рубашку, он распахнул дверь и быстро вышел из задней комнаты пип-шоу. Мужчины ходили в тени, лица освещались оранжевым светом беззвучно дымящихся сигарет, высматривая новичка, чтобы сделать ему предложение, ожидая, когда освободится кабинка, которую они хотели. Он скривился от отвращения и вышел из заведения, кивнув морщинистому, скучающему кассиру, который смотрел повтор «Шоу Дика Ван Дайка».

Когда Лони только начинала встречаться с ним, она стремилась доставить ему удовольствие и выкладывалась по полной в любое время. Она никогда не была без ума от фелляции, но обслуживала его покорно. В первые пару лет он почти забыл, что представляют собой эти пип-хаусы. Парни искали анонимного секса с другими парнями, просто ради острых ощущений или потому, что им было слишком страшно признаться, что они геи и выйти из шкафа. Здесь не было ни геев, ни натуралов, это было развлечение. Бизнесмены – для развлечения, мужья – от отчаяния. Он не позволял этим отчаявшимся мужчинам прикасаться к себе, но у него не было проблем с тем, чтобы прикасаться к себе. Если ты не мог получить это дома, ты должен был пойти куда-то...

Тони завел машину и с визгом выскочил на дорогу. Он надеялся, что Лони сегодня в хорошем настроении – блондинка с льдисто-голубыми глазами и чисто-медным телом оставляла в нем желание большего. Новые киберкабинки в магазине видео для взрослых, который он посещал уже много лет, были великолепны – но даже если женщины окружали тебя, как в реальной жизни, ты все равно не мог их почувствовать. Но при мысли о той последней сцене у него неприятно заныло в промежности брюк. Он пошевелился на сиденье и усилием воли подавил эрекцию, что только усилило ее рост. Сжав бедра, он направил машину на шоссе и попытался расслабиться. Это место должно было снять напряжение, а не создать еще больше, – усмехнулся он про себя.

* * *

Лони былa не в лучшем настроении.

– Ты опоздал на час, а я должна успеть на поезд, – негодовала она, вытряхиваясь из юбки в их спальне. В свои 34 года она выглядит хорошо, – заметил он, – лучше, чем когда мы познакомились. Ее грудь, хотя и не богини, была объемной, хотя и слишком сосковидной. Ее средняя часть немного выпирала, но бедра всегда приковывали его взгляд к своей скрытой долине, что в данный конкретный момент было не в его пользу.

– Я переодеваюсь Тони, ты это уже видел. Иди, возьми что-нибудь поесть.