Текст книги "Легенды II (антология)"
Автор книги: Джордж Р.Р. Мартин
Соавторы: Робин Хобб,Диана Гэблдон,Нил Гейман,Энн Маккефри,Орсон Скотт Кард,Роберт Сильверберг,Терри Брукс,Рэймонд Элиас Фейст (Фэйст),Элизабет Хэйдон
Жанры:
Научная фантастика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 37 (всего у книги 44 страниц)
– Нет, сэр Гектор, – затряс головой старик. – Не время. Вы должны помочь нам. Я верю, что мы нашли способ...
– Позови Анаиса, Канта, – велел Гектор. Лиринглас пришел, и он снова спросил старика: – Так чего же ты от меня хочешь?
Бранн, стоя в кругу света от фонаря, указал во тьму на юго-востоке, где начинало светать.
– Поезжайте в замок Элизиан, – окрепшим голосом сказал он. – Я знаю, сэр Гектор, что там хранится королевский скипетр. Он-то мне и нужен.
Джармон сгреб старика за рубаху и с легкостью приподнял над землей.
– Наглый пес, – гаркнул он в лицо Бранну. – Страна вот-вот погибнет. Мы пожертвовали всем, чтобы остаться с глупцами и маловерами, которые предпочли смерть жизни, предложенной им нашим королем. А теперь ты вообразил, что мы и честью своей пожертвуем, отдав подобную вещь такому, как ты?!
– Отпусти его, Джармон, – сердито приказал Гектор. – Держи себя в руках.
Джармон швырнул Бранна наземь. Гектор присел рядом со стариком, дрожащим от страха, и взял его за плечо.
– Зачем тебе скипетр? Спрашиваю еще раз: чего ты от меня хочешь?
Старик, обежав взглядом окружавшие его лица, остановился на лице Гектора и, видимо, успокоился.
– Если стать на самом высоком месте нашей деревни, то через пролив, где покоится Спящее Дитя, можно увидеть северные острова – в ясную погоду по крайней мере. – Он говорил запинаясь, и Гектор кивнул, желая его ободрить. – Теперь звезда, пробуждаясь, отбирает силу у моря, и оно стало закипать, обнажая берег. Полоса прилива Сухой Бухты отодвинулась далеко в море и открыла нечто, принадлежащее другому Веку.
– Что же это? – спросил Анаис.
Старик посмотрел на него, сглотнул и снова остановил взгляд на Гекторе.
– Похоже, что это древний рудник, сэр Гектор – быть может, там добывали серебро. В Первом Веке, в День Богов, еще до падения звезды на землю, древние строили рудники всякого рода и черпали оттуда богатство, как мы теперь достаем рыбу из моря. Огромность этой впадины не опишешь никакими словами. Вода, когда схлынула, обнажила только самый ее край, и край этот тянется, сколько глаз видит.
– Я так и не понял, какое отношение это имеет ко мне или к королевскому скипетру, – пожал плечами Гектор.
Бранн говорил теперь медленно, выбирая слова и переводя взгляд на всех поочередно.
– Говорят, что в Первом Веке немалая доля земли, лежащей теперь на дне моря, была сушей. Когда звезда Мелита, известная теперь как Спящее Дитя, упала на Серендаир, она унесла с собой больше половины острова, сэр Гектор. Северные острова Балатрон, Бриала и Кверель были тогда вершинами гор, и множество пахотных земель ушло в море после тогдашнего потопа. Серендаир много столетий назывался Половинной Землей – вот сколько отнял у него океан.
В те дни, еще до первого наводнения, открывшийся ныне рудник был, должно быть, запечатан правившим тогда королем. Он мог представлять опасность из-за одной своей величины, но закрыть его могли и по другим причинам: в брошенных рудниках струятся кислотные реки и загораются пожары, которые одно лишь время способно погасить. Они изобилуют провалами и глубокими шурфами. Столь огромный рудник был, наверное, крайне опасным местом, вот древние его и закрыли, навсегда, как им думалось, опечатав вход. – Старик, охрипший от напряжения, подался ближе, чтобы Гектор наверняка услышал его. – Мне кажется, мы нашли этот вход, сэр Гектор.
– И ты думаешь, что королевский скипетр способен его отпереть?
– Да. – В темных глазах Бранна вспыхнуло волнение. – В руках короля – или того, кто его заменяет. Единственный из символов королевской власти, оставшийся здесь, может стать ключом. Двери рудника выходят на усыпальницу Дитяти, и закрытыми их держит скорее приказ короля, нежели железные затворы. Возможно, вы, как регент, сумеете отпереть их. Если они откроются до Пробуждения, то эта громадная пещера на краю моря, возможно – заметьте, я говорю «возможно», – послужит естественным стоком. Быть может, мы избежим худшего, если море хлынет не на остров, а в эту большую дыру. – Бранн умолк, не сводя глаз с гвардейцев, которые отошли посовещаться.
– Смешно, – пробормотал Джармон. – Эта дыра в земле не больше способна сдержать потоп, чем чайная чашка.
– Кто знает? – возразил Анаис. – Рыбак прав. В тот первый раз Серендаир спасли естественные дамбы – горы, рифы и низменности. Море затопило часть, но не весь остров.
– Ты прямо как Севирим, – фыркнул Джармон. – Видать, это мешки с песком так подействовали на твои мозги. И на твои тоже, Гектор, – бросил он погруженному в раздумья командиру. – Это же полная чушь.
– А что, если нет, Джармон? – сказал Гектор. – Что, если в эти последние дни Единый Бог послал нам спасение? Разве так трудно поверить, что его милосердие способно спасти нас?
– Ты сомневаешься в видении короля? – воинственно спросил Джармон.
– Сам король сомневался в нем. Будь он более уверен, что катастрофа, увиденная им в день его коронации, полностью уничтожит остров, он ни за что не уехал бы – и не оставил бы здесь меня как хранителя своих прав. – Гектор взглянул на Канту, подозрительно сузившую глаза. – Разве не так, Канта? Я стою в тени короля, я его родственник и его регент, призванный удержать его власть над этой землей. Если остров переживет Пробуждение благодаря тому, что я совершу от имени Гвиллиама, его род сохранит все права на престол, и он сможет занять трон без всякой борьбы.
– Это так, – кратко ответила Канта.
– И если сам король не исключал, что полного уничтожения можно избежать, так ли уж неразумно для нас предположить то же самое?
Анаис тронул Гектора за локоть и спросил на языке лирингласов:
– А может быть, ты склонен на это надеяться из-за тех, кто не поспел на «Оседлавшего бурю»?
Гектор помолчал и ответил прямо:
– Я уже и сам не знаю, что мною движет. Не знаю даже, как поступил бы в таких обстоятельствах мой отец, а это всегда было для меня пробным камнем. Мои мысли смешались, как голоса ветров, которые Канта слышала ночью. В них очень мало ясности, Анаис. Могу только сказать, что в этой новой возможности мне видится обещание – возможно, потому, что здесь хоть что-то зависит от нас. Провести последние дни в гостинице за едой и выпивкой – дело хорошее, только это не по мне. Попытаться никогда не мешает. Уж лучше я умру, пытаясь сделать что-то, пускай бесполезное, чем упущу случай спасти, что только возможно.
Трое других задумчиво помолчали, и наконец Анаис сказал:
– Даже в своей растерянности ты остаешься нашим вождем, которому мы дали клятву. Если ты хочешь попытаться, мы с тобой. Ведь так? – Он глянул на Канту и Джармона.
– Так, – сказал Джармон, а Канта чуть заметно кивнула.
Гектор подумал еще немного и сказал старику:
– Я сделаю то, о чем ты просишь. Но хочу сразу внести ясность: я не выпущу скипетр из рук.
Лицо старика выразило великое облегчение.
– Иного мы и не желаем. И знайте, сэр рыцарь: добьетесь вы успеха или нет, мы будем вечно вам благодарны за все, что вы сделаете для нас.
И даже Канта, подозрительная по натуре, услышала правду в словах старика.
Солнце уже полностью вышло на небо, когда они всемером отправились на восток, навстречу разгорающемуся дню. По земле стлался туман, и казалось, что они едут по золотой дороге прямо в облака.
Мальчик, так и не сказавший, как его зовут, сидел в седле перед Гектором, наслаждаясь свежим ветерком и красотой ранней осени. Его, дитя городских улиц, завораживали луговые цветы, прихваченные первыми заморозками, поля, струящиеся волнами, как зеленое море, и только начинавшие одеваться в разноцветный убор деревья.
Замок Элизиан стоял на юго-востоке, за Великой рекой, пересекающей остров с севера на юг. С высокого утеса он глядел на южное побережье острова в десяти милях от него. В ясные дни с самых высоких его башен виден был океан, тихо набегающий на подветренный берег – разительное отличие от свирепых валов, громящих остров на севере, откуда приехал Бранн.
В лиге от реки Гектор и Анаис недоуменно переглянулись. Здесь, на юге, она всегда громко шумела, раздувшись от северного прилива и вод притоков, больших и малых. Ее грозная песнь слышалась на многие мили, но теперь до путников не донеслось ни единого звука, кроме тревожного чириканья птиц да воя ветра.
– Река стояла низко, когда мы переправлялись в последний раз, – сказал Анаис, – но такой тихой я ее не припомню. – Женщина позади него накренилась, и он пристроил ее руку так, чтобы она крепче охватывала его за пояс.
– Она теперь почти совсем высохла, – вставил Брани. – Кое-где на дне только лужи остались. Я ехал к вам по восточному берегу моря, и колесо каменной мельницы в Гавани Надежды стояло без движения.
– Морская вода уходит в могилу звезды, увлекаемая ее жаром, – сказал Гектор, показывая мальчику парящего в небе ястреба.
– Линия северного берега отступила больше чем на милю, сэр Гектор, – подтвердил рыбак. – Иначе вход в рудник никогда бы не обнаружился.
Как только он произнес это, под землей прокатился рокот.
Гвардейцы пришпорили коней. Спящее Дитя давало о себе знать таким образом еще до исхода островитян – трясло землю, точно потягивалось во сне. Эти сотрясения постоянно усиливались.
До реки они доехали молча. Перед ними вырос мост у Присова Брода, самый большой на острове. Он чернел на утреннем солнце, которое поднялось уже высоко.
– Ты взял хлеб для троллей, Гектор? – шутливо спросил Анаис. Согласно давней традиции все путники бросали в реку хлеб или сухари для сказочных стражей, живущих под старым мостом.
– Нет, – слегка улыбнулся Гектор – Нам теперь надо беречь каждую крошку. Что толку пережить стихийное бедствие, если потом с голоду помирать придется?
– Тролли так и так уплыли со Вторым Флотом, – добавил Джармон, немного воспрявший духом от поездки на свежем воздухе.
– Вот почему жена прелата оказалась на корабле твоего отца, – вздохнул Анаис.
– Причислить жену прелата к троллям значит нанести им тяжкое оскорбление, – не уступил Джармон.
Копыта лошадей застучали по доскам настила над почти пересохшей рекой. По каменистому дну (раньше глубина реки под мостом превышала человеческий рост) упорно струились ручейки притоков, доказывая, что река не совсем еще умерла.
Солнце достигло зенита, когда вдали показались башни Элизианского замка. Солдаты, как всегда, невольно придержали коней, чтобы полюбоваться величественным зрелищем. Белый мрамор на синем осеннем небе сверкал по-прежнему, указывая путь, как маяк.
И Гектор, и его мать родились в этом дворце. Задержавшись на мгновение, он пустил лошадь быстрой рысью, к восторгу своего маленького седока.
Меланхолия не заставила себя ждать. Они ехали через бесконечные, теперь сильно поредевшие яблоневые сады. Деревья к западу от Истона, вплоть до Зачарованного леса, где родился Анаис, беспощадно вырубались на постройку кораблей. Яблони, непригодные для этой цели, постигла такая же участь – они шли на сундуки, бочки и даже на топливо для кузниц, где спешно ковали оснастку, наконечники для стрел и многое другое. Немногие оставшиеся в садах деревья принесли скудный урожай, но собрать его все же стоило.
Еще тяжелее оказалась дорога через Каменный лес, некогда подходивший к самому подножью утеса, где стоял замок. Земля, из которой произрастали древние деревья, считалась Живым Камнем, первичным элементом, сохранившимся от самого Преждевременья, когда мир был нов. Семена лесных деревьев, по преданию, бросили в живую землю, и из них выросли громадные кедры и дубы, наделенные волшебной силой. Эти великаны, чья кора отливала зелеными, пурпурными, алыми и золотыми красками, сами казались подобием Живого Камня – они не валились от ветра, не горели в огне, не поддавались гнили. Они стояли вечно, никогда не меняясь, и древние соки, струясь по ним, складывались в бесконечную мистическую симфонию веков. Анаис и Гектор провели в этом лесу свое детство, и им больно было видеть, что от прежних гигантов остались только огромные пни. Из их древесины построили корабельные корпуса и мачты, не боящиеся гнили, огня и океанских бурь.
«На этих кораблях наши семьи обрели спасение, – говорил себе Гектор, проезжая по вырубке. – Спасение».
На другом краю Каменного леса стали видны крепостные стены замка, к которым вели триста ступеней. Гектор, придержав лошадь, оглянулся и увидел испуг на лице старого рыбака.
– Не отчаивайся, Бранн. Теперь, когда подъемников больше нет, такое восхождение немногим под силу. Оставайся здесь. Мы с Анаисом, Джармоном и Кантой скоро вернемся.
Двое солдат – старый и молодой – вздохнули, но промолчали.
За все годы, прожитые в замке, Гектор не уставал восхищаться его устройством. Вот и теперь, поднимаясь по высеченным в скале ступеням, через ведущие к замку сады и террасы, он высматривал скрытые там укрепления. Когда-то в этих расположенных кольцами бастионах размещались десять тысяч солдат. То, что они оставались скрытыми от посторонних глаз, было заслугой короля Вандемира. Он воздвиг этот замок, как монумент мирному времени, помня при этом, что война всегда где-то не за горами.
Король верхом на гиппогрифе, чья разбитая статуя валялась теперь в сухом фонтане на площади Истона. Дед Гектора.
– Ты знала его, Канта? – спросил Гектор, поднимаясь по гранитным дорожкам мимо засохших клумб и фигурно подстриженных деревьев. – Короля Вандемира?
– Да. – Она смотрела вверх, на боковой вход в замок, никем теперь не охраняемый. Одна створка слегка приоткрылась, свидетельствуя о полной заброшенности этого места. В прежнее время здесь несли караул не меньше двух десятков солдат.
Четверо зашагали по гулким чертогам, глядя прямо перед собой, чтобы не видеть пустоты прекрасных некогда залов. Их шаги звучали глухо в сумрачных коридорах.
Гектор мог бы найти здесь дорогу с закрытыми глазами. Только поспешность, на которой настаивал старый рыбак, и проснувшаяся надежда мешали ему остановиться и посмотреть на знакомые с детства переходы, комнаты и ниши. Многие гобелены так и остались на стенах, произведения искусства по-прежнему украшали дворец – мародеры, дочиста разграбившие всю округу, ничего здесь не тронули. Элизиан все еще считался священным, хотя на его троне больше не было короля.
Свернув в коридор, ведущий к тронному залу, Гектор понял, почему это так.
Король в каком-то смысле остался на троне. Гвиллиам назвал его, Гектора, своего кровного родича, тенью короля – стало быть, король покинул остров не окончательно.
– Мне повезло здесь вырасти, – сказал Гектор, минуя детскую, где играла его мать со своими братьями и сестрами, пока их родители исполняли свои королевские обязанности. – Столько закоулков, столько мест, где можно спрятаться. Чтобы меня отыскать, созывали всю дворцовую стражу. Я устроил себе гнездо под драпировкой в Зале Истории и часто там засыпал. Это было очень весело, пока мой собственный сын не начал вытворять то же самое. До сих не понимаю – где так умудрились запрятаться этот мальчишка с его матерью, что мы их не нашли?
– В городском некрополе, – сказала вдруг Канта, устремив взгляд на огромные черные двери тронного зала. – В одной из гробниц.
– Почему ты так думаешь?
– От них пахло смертью. – Канта взялась за массивное дверное кольцо из меди. – Теперь тоже пахнет, но по-другому.
В громадном темном зале стоял трон из белого мрамора с сине-золотой росписью. Еще недавно на нем восседал последний король Серендаира, еще не вступивший в брак. Гектор взошел на помост по застланным ковром ступеням и занял королевское место. На стене перед собой он увидел девиз Вандемира, неизбежно притягивающий взгляд каждого короля, занимавшего этот трон:
Тяжек долг того, кому служат все, ибо он служит всем
Гектор прочел его и протянул руку к правому подлокотнику.
– Траан дер, синга ивер монокран фри, – тихо произнес он на языке древних серенное, Перворожденных, детей Эфира – первых жителей этого острова. – Явись именем короля.
Мраморный подлокотник раскрылся, и на уровень трона поднялась механическая рука, сжимающая королевский скипетр Серендаира.
Этот символ власти представлял собой палицу темного дерева длиной с бедро взрослого человека, покрытую позолотой и рунами. Под слоем золота еще просматривались зеленые, пурпурные, алые и золотистые штрихи – цвета деревьев Каменного леса, откуда, возможно, и взяли этот жезл. Алмаз величиной с детский кулачок на его конце тускло светился в сумраке зала.
Гектор вынул его из механических пальцев.
В темных глазах Канты появился блеск, которого Гектор раньше не видел. Он вопросительно посмотрел на нее и удивился, когда она заговорила – обычно Канта ревниво оберегала свои мысли.
– Если бы престол перешел к старшему сыну Вандемира, а не к младшему, мы давно бы уже увидели тебя на этом троне, Гектор.
Он встал, спустился и зашагал к выходу.
– Выходит, мне предназначено закончить свои дни именно так. Будь я королем, я не уехал бы. Зато ты, Канта, и Джармон, и Анаис, и Севирим – вы все отправились бы вместе с остальными, чтобы охранять их в новом для них мире и продолжать жить. По этой, и только по этой причине я сожалею, что престол не достался мне.
Кизийка ничего не ответила, и из дворца они вышли молча. У самой крепостной стены Гектор тронул ее за руку.
– Скажи мне одну вещь, Канта. Время церемоний прошло, пустой учтивостью мы ничего не достигнем. Когда ты говорила, что король кизов выбрал тебя как представительницу вашего народа, я сразу подумал, что ты сама вызвалась. Ты – старый и самый близкий друг моего отца. Это ради него ты решила остаться со мной, верно?
Канта недовольно сощурилась.
– Маквит никогда не попросил бы меня об этом. Никого не попросил бы.
– Я знаю, – улыбнулся Гектор, – но ведь ему не пришлось просить.
Канта нахмурилась и призналась:
– Нет. Не пришлось. Я и верно осталась ради него – чтобы быть рядом с его сыном, когда его самого здесь нет. – Она смотрела на зеленые поля, позолоченные клонящимся к западу солнцем. – Такой конец не хуже любого другого.
– Спасибо, – сказал Гектор. – За то, что осталась, и за то, что сказала.
Она только кивнула в ответ.
– Я попрошу тебя еще об одном, – сказал он, когда они стали спускаться по лестнице. – Взяв женщину и ребенка с собой на север, мы будем двигаться медленнее, и это уменьшит надежду на их выживание. Элизиан – наивысшая точка южной половины острова. Если море пощадит хоть что-то, это будет он. Побудь с ними, Канта, и позаботься о них, особенно о мальчике. Мы оставим тебе провизию, а в садах можно будет брать яблоки. Если нам удастся сдержать море, а у тебя кончатся припасы, можешь вернуться в гостиницу. – Канта кивнула, и Гектор остановил ее, придержав за локоть. – Но если придет волна, поднимитесь как можно выше. Советую тебе держаться поближе к башне провидцев. – Он указал на самый высокий из шпилей замка, где жил когда-то Грааль, провидец и королевский советник.
Канта снова ответила кивком.
Джармон уже держал лошадей наготове. Мужчины сели верхом, и тут мальчик завопил, извиваясь в крепких руках Канты:
– Не-ет! Вожми меня с собой! – Он смотрел на Гектора. – Хоцу с тобой!
Его крик прозвучал в голове Гектора, как эхо. Точно так же кричал Айдан в тот день, когда он посадил свою семью на корабль.
«Хоцу с тобой, папа! Хоцу с тобой!»
У него сжалось горло. Он вспомнил, как расплакалась Талтея, такая сильная и храбрая, услышав мольбу своего сына. Он нагнулся, погладил мальчика по голове и кивком простился с Кантой. Ребенок, когда Гектор оглянулся, все еще бился в ее руках и сдался только, когда всадники почти совсем скрылись из виду.
Совсем как Айдан.
Теперь они ехали вдоль реки на север, где когда-то мулы тянули баржи, нагруженные товарами из дальних стран и с северных островов. Эти караваны вели торг у каждой переправы и каждой деревни, а заканчивали путь в Саутпорте, огромном городе в устье реки.
Камни на обочине дороги содрогались. Чем дальше на север, тем чаще и сильнее становились подземные толчки, а небо почти полностью затянулось туманом, сквозь который изредка виднелись клочки синевы.
Всадники хранили молчание. С каждым прожитым ими днем туман сгущался все больше и глушил сперва шутки, а потом и всякие разговоры.
Наконец они достигли Гавани Надежды, большого мукомольного города на Великой реке, где скрещивались западный и восточный тракты. Прежде Гавань была сердцем реки. Повозки, вытянувшись, сколько хватал глаз, сгружали зерно для мельниц и загружались всевозможными товарами с барж. Теперь город опустел, а колеса больших мельниц застряли в грязи или уперлись в камень.
Мельница Пратта, самая крупная из всех, стояла на самом глубоком и быстром участке реки. Западный и восточный берега рядом с ней соединял мост, с которого открывался красивый вид. Теперь западная половина моста обрушилась, но восточная еще сохранилась. Путники проехали мимо, и только жар солнца где-то над головой помог им определить, что сейчас полдень.
За мельницей, где дорога сворачивала на восток, Гектор объявил привал, чтобы лошади могли попастись. Зачерпнув горсть гладких речных камешков, он позвал Анаиса, и они вдвоем пошли вдоль берега. По широкому руслу реки едва струился узенький ручеек.
– Помнишь, она здесь казалась в добрую милю шириной, – сказал Гектор, глядя, как вода пробирается между камней и разбитых бочек на дне.
– Да. Упасть тут в воду было смерти подобно. Мельница молола день и ночь – из того, кто свалился бы в реку к северу от нее, назавтра испекли бы хлеб.
– А теперь мы могли бы перейти ее вброд, лишь слегка промочив ноги. Словно река никогда и не делила остров надвое. – Гектор посмотрел на камешки у себя в руке. – Отец как-то сказал мне то, что теперь не выходит у меня из головы. – Он помолчал, припоминая отцовские слова в точности. – Он входил в братство Кузенов, солдат, повинующихся ветру. Там он научился входить в двери ветров, что помогало ему преодолевать большие расстояния за короткое время. Когда я спросил, какой магией он для этого пользовался, он ответил: никакой магии не требуется, надо лишь уяснить, что расстояние – это иллюзия.
Всех нас, и друзей и врагов, соединяют узы, которые сильнее того, что нам видится как мировое пространство. Это пространство, это расстояние – всего лишь порог между одной и другой областью, одной и другой душой, дверь, мост, если хочешь. Чем сильнее связь между двумя местами, тем ниже порог – тем легче его перейти, вернее сказать. Физическое расстояние становится чем-то второстепенным. Это знание помогло Маквиту выиграть величайшую битву своей жизни и победить огненного демона, ф’дора Тсолтана. Его ненависть к этому демону и ко всему роду ф’доров была сильнее каких бы то ни было препятствий, и мир оказался недостаточно просторен для них. – Гектор перевел дух. – По этой же причине, должно быть, мне кажется, что мои жена и сын совсем рядом, и во сне я не вспоминаю их, а именно вижу – такими, как они есть сейчас. По этой же причине тебе снится Дерево Мира и твои родные места.
Анаис кивнул, и они помолчали, глядя на журчащий по дну реки ручеек.
– Какая погода нас ожидает в ближайшие дни? – спросил Гектор, кинув туда камешек.
– Если не считать возможной катастрофы, то, похоже, хорошая. А что?
Гектор бросил в ручей еще одну гальку.
– Просто хотел узнать, не промочит ли тебя дождь во время поездки.
Улыбка исчезла с лица Анаиса.
– Поездки? Какой поездки?
– Я отправляю тебя домой, Анаис. Тебе не надо больше сопровождать нас. Мы либо добьемся своего, либо нет – твое присутствие не имеет значения. Твои сны означают, что Сагия зовет тебя, и пренебрегать ее зовом негоже.
В серебристых глазах Анаиса отразились одновременно понимание и печаль.
– Я научился принимать многое, чего год назад даже представить себе не мог, множество трагических и страшных вещей – но мне даже в голову не приходило, что я встречу свой конец вдали от тебя.
Гектор швырнул вниз оставшиеся камни и вытер ладонь о рубашку.
– Мы всю свою жизнь провели рядом, Анаис, и это была хорошая жизнь, – произнес он твердо. – Нет нужды еще и умирать вместе – главное, умереть достойно.
– Если Севирим был прав, или если ты выполнишь, что задумал, нам, может, и вовсе не придется умирать, – отвернувшись, сказал Анаис.
– Может быть. Но все равно отправляйся домой.
Земля у них под ногами колыхнулась сильнее прежнего, словно подтверждая слова Гектора.
На обратном пути к лошадям он остановил друга еще один раз, напоследок.
– Знай, что где бы мы ни были в свой последний час, ты будешь со мной, Анаис, – сказал он просто.
– И после тоже, Гектор, – улыбнулся лиринглас. – Нас с тобой даже смерть не разлучит. – Он стиснул плечо друга. – За тобой должок: ты обещал всю ночь поить меня дорогими винами.
Когда Анаис уехал, дни и ночи побежали быстро.
Над северными островами сквозь туман стало видно желтое зарево. Подземный рокот сделался громче, сотрясения сильнее, и путники больше не знали покоя. Сон для них стал непозволительной роскошью, усталость грозила опасностью потерять дорогу в тумане.
Услышав наконец шум прибоя и увидев над горизонтом огонь, они сочли, что Сухая Бухта уже близко, и устроили привал – последний, как они полагали. Гектор высыпал в котелок над костром остатки провизии, Джармон и рыбак занялись лошадьми.
– Бранн, – прервал тягостное молчание Гектор, когда все трое сели за еду, – ты всегда жил в Сухой Бухте?
– Нет. Я там родился, но вернулся туда не так уж давно.
– Да ну? – Джармон отставил миску. – Необычно для рыбака, правда? В таких местах семьи живут целыми поколениями.
– Это верно. Но мне когда-то представился случай уехать, и я им воспользовался. Где я только ни побывал, каких занятий ни перепробовал, но о родине не забывал никогда. Когда стало известно, что Дитя пробуждается, меня одолело желание вернуться домой и помочь своим чем только смогу.
– Ты ведь понимаешь, что надежда сделать хоть что-то, не говоря уж о спасении твоей деревни, очень невелика? – серьезно спросил Джармон. – Сглупил ты, братец.
– Ошибаешься, – поспешно вставил. Гектор, видя, как померк блеск в глазах рыбака. – Надежда, даже самая малая, остается надеждой, и попытка – это не глупость.
– Большего я и не прошу. – Бранн завернулся в свое грубое одеяло и улегся поспать.
Когда он задышал глубоко и ровно, Джармон достал потертый кисет и набил трубку остатками табака.
Земля содрогалась. Гектору казалось, что толчки стали дольше, а то, что они участились, уже не подлежало сомнению. Анаис перед отъездом на восток заметил, что даже Севириму было бы трудно это отрицать.
Гектор смотрел в темное небо, на котором не было звезд.
– Вот и остались мы вдвоем, Джармон, – сказал он, глядя, как летят по ветру клочья тумана.
– Еще Бранн. – Дым, выдыхаемый Джармоном, смешивался с туманом, – Вот и ладно. – Старый солдат наклонился к Гектору над углями костра. – Я никому больше не доверяю, Гектор, а дуракам и себялюбцам особенно. Когда им предлагали спасаться, они отказывались, а теперь, вишь ты, спохватились. Правильно делают, что боятся меня.
Гектор взял в руки королевский скипетр.
– Ты предубежден против него, Джармон. Этот скипетр сделан из древнего дерева и наделен вещей силой. Он дал бы мне знать, если бы рыбак лгал нам, но до сих пор Бранн говорил одну только правду.
– Да какая теперь разница, – повел плечами Джармон. – Вы с ним единственные, кому еще есть что терять.
Гектор посмотрел на него вопросительно.
– Ты говоришь, что попытаться никогда не мешает, но сам боишься потерпеть неудачу, – пояснил Джармон, попыхивая трубкой. – Все время боишься, точно в твоих силах что-то предотвратить. Это дело обречено на неудачу с самого начала, Гектор, но только ты один с этим борешься. Мы, остальные – исполнители, не вожди. Мы знаем, что даже в неизбежном поражении есть своя слава. Для солдата, в конце концов, не важно, чем кончится битва. Ему важно то, как сражался он, важно, стоял ли он до конца или дрогнул перед лицом смерти. Солдат не решает, где, когда и с кем ему биться. Остаться с тобой было единственным, что я решил сам, и я не жалею о своем решении.
А вот ты все время боролся, хотя и молча – боролся против решения короля оставить тебя на острове и против нашего решения остаться с тобой. Ты мог бы отказаться от этого и прожить свои последние дни в подобии мира, если б не родился вожаком. Я не ты – я знаю, что мое мнение о решении его величества ничего не стоит. И живу себе спокойно между нынешним мигом и последним.
– Я стою в тени короля, – сказал Гектор, глядя во мрак. – Я принадлежу к его роду. Я его регент, призванный сохранить его власть над этой землей. Его ответственность перешла ко мне. Если я от нее откажусь, это и будет поражением.
– Не обманывай себя, парень, – серьезно ответил ему Джармон, по привычке пряча кисет на место. – Королевская власть ушла с острова вместе с королем. Спящее Дитя начало просыпаться, когда скрылись из виду паруса королевского корабля. Не отрицаю, что его право на трон сохраняется, пока здесь находишься ты, но в конце концов это утратит всякое значение. Его власть над этой землей, которую прежде никто не оспаривал, теперь надломилась и почти никого уже не защищает. То, что было прочно при короле и при всех правителях до него, теперь продырявилось. Государство, прочное как железо, проела ржавчина. Эти дыры тебе не заделать, как ни борись. Все уже решено. Ты пытаешься уберечь остров в его последние дни, потому что дал клятву, только твой авторитет уже ничего не значит.
Он вынул изо рта трубку и посмотрел Гектору прямо в глаза.
– Но твоего самопожертвования это не умаляет. Может, ты и не станешь великим, но если рожденный стать великим отказывается от возможности себя проявить, это и есть жертва. Уступить в битве, которую ты мог бы выиграть, по слову твоего короля – это великая жертва. Все прочие перед ней бледнеют. – Джармон подгреб к огню сухие листья. – Кроме мешков с песком, разве что.
В эту последнюю ночь Гектору, как всегда, приснились Талтея и дети. Каменистая земля, к которой он прижимался ухом, нагрелась от жара, идущего с севера, и наполнила туманом его ясные прежде сны.
Ему снилось, что он держит на руках свою дочь, играет с сыном, чувствует глубокий лад между собой и женой, а потом на него упала тень. Гектор поднял голову, и тень приняла облик короля, которого он не застал в живых. Того, чья безголовая статуя лежала теперь разбитая на площади Истона. Его деда, Вандемира.
Король безмолвно поманил его за собой, и Гектор увидел, что жены и детей больше нет рядом.
Он последовал за тенью короля через девственно-зеленую долину и само Время. Он шел по тихому, повитому легким туманом лесу, и Время отматывалось назад.