Текст книги "Моя первая белая клиентка[ Смерть в Панама-Сити. Моя первая белая клиентка. Змея]"

Автор книги: Джордж Кокс

Соавторы: Чарльз Уильямс,Пьер Немур
сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 31 страниц)

22

Первое, что сделал Джим Рассел, увидев пистолет, – сделал шаг в сторону, чтобы заслонить Клер. Он видел небольшой американский пистолет из вороненой стали, и то, что дуло смотрело прямо на него, весьма его пугало, кто знает, что у этой женщины на уме. Ее карие глаза сверкали ненавистью под сдвинутыми бровями, когда она встретилась с ним взглядом, и глубоко в этих глазах таилось что-то ненормальное.

– Сильвия!

Баском бросил это резко, командирским тоном.

– Положи пистолет! Немедленно положи пистолет, ты слышишь меня?

Он сделал шаг в ее сторону, но остановился, когда она перевела ствол на него.

– Спокойно, Лесли, – сказала она и, удовлетворенная тем, что он ей больше не страшен, снова взглянула на Рассела. – Что еще вы знаете?

Рассел немедленно ответил, так как в нем снова начало нарастать напряжение, при этом он не слишком заботился о том, что говорит, ведь основное было отвлечь ее внимание. Он не спеша пожал плечами и отвел глаза от дула, сосредоточившись на том, чтоб говорить спокойным тоном и выглядеть, как он надеялся, беззаботным.

– Квесада получил ваши показания в управлении полиции до того, как я туда попал. Вот тогда-то вы и узнали, что Клер слышала обращенные к вам слова Дарроу, произнесенные перед тем, как вы нажали курок. В какой-то момент, когда мы находились в управлении, у вас появилась возможность заглянуть в ее сумочку, где вы нашли ключ от номера и забрали его. Когда она осталась там дожидаться меня, у вас хватило времени, чтобы достать спрятанный где-то пистолет, и вы уже поджидали в ее номере, когда мы вернулись… Вы должны были знать, что ее нет дома, майор, – закончил он.

– Я уже был в постели, – сказал Баском. – Я думал, что она тоже спит. Когда она завела машину, я проснулся от шума, но было слишком поздно, чтобы остановить ее. А вернувшись, она вообще отказалась со мной разговаривать.

Он продолжал наблюдать за женой, и теперь Рассел обратился к ней:

– Вы испугались, что Клер сможет вспомнить, что в самом деле сказал Дарроу перед тем, как вы нажали курок, вы испугались, что Квесада сможет узнать ваше уменьшительное имя и сложит два и два… Сегодня днем вы отправились с пистолетом к Фолли и заставили его позвонить Клер. Приди она одна…

Он не смог закончить фразу, так как сама мысль о том, что могло бы случиться, вызвала у него чувство тошноты и слабости. Взглянув на искаженный гримасой рот, на пятна грима на белом как мел лице, он вдруг увидел, как она кивнула, не сводя с него глаз.

– Да, я не знала, что Лесли заплатил Фолли, когда поехала туда, но это не имело значения. Увидев пистолет, он показал мне деньги. Сказал, что все будет в порядке. Ему заплатили, и мне не о чем беспокоиться.

– Вы действительно не видели его прошлым вечером у Дарроу?

– Нет. Он сказал, что прятался в спальне. Там было темно. – Она поколебалась, так как вернулась к своей первоначальной мысли. – Что он забыл упомянуть – так это то, что он тоже оказался среди подозреваемых. Если бы полиция начала угрожать ему арестом, если бы давление оказалось слишком сильным, он был бы вынужден заговорить… Даже без этого я не могла ему доверять. В нем не было никакого характера, никакой воли. Он слишком много пил. Однажды он проговорился бы Лоле Синклер или кому-нибудь еще. Я не могла чувствовать себя в безопасности, пока он был жив.

– Вы заставили его позвонить Клер, – заметил Рассел.

– Да. К тому времени мне показалось, что он испугался и стал делать все, что я говорила. Но он не понял, зачем она мне понадобилась.

Она перевела пистолет и взглянула на своего мужа и на испуганную и потрясенную Клер. Расселу казалось, что он буквально видит, как работает ее мозг, и все-таки он не смог найти подходящих слов, пока она снова не заговорила:

– Что вас заставило подумать обо мне?

– Передняя дверь была открыта, – сказал Рассел.

– Что?

– Внизу у лестницы в квартиру Дарроу.

Она наклонилась на дюйм вперед, взгляд ее стал подозрительным и недоумевающим.

– Не понимаю.

– Вы ужинали вместе с Дарроу.

– Да.

– Вы привезли его домой. Вы сказали, что оставили его на тротуаре и уехали. Если бы это было правдой, он отпер бы ключом дверь и закрыл ее за собой. Он должен был подняться по лестнице и отпереть следующую дверь. Та дверь тоже была распахнута настежь, как и дверь на первом этаже. Человек, который запирает двери, обычно закрывает их за собой. Если бы он был убит намеренно, я думаю, убийца позаботился бы закрыть все двери.

Мне казалось, что если бы стрелял ваш муж, а после того, что произошло между ним и Дарроу в тот день, это была вполне реальная возможность, он повел бы себя более осмотрительно, миссис Баском. Он не произвел на меня впечатление человека, который в панике бежал бы, забыв закрыть двери. Мы знаем, что там был Ал Фолли, но Фолли ушел через зарешеченное окно в переулок. Будь это Кастанца, ему проще всего уйти тем же путем, которым он пришел, через кабинет, то же относится и к двум агентам, которые должны были вести себя осторожнее; они проделали свою работу очень тщательно. Но дверь была открыта… Чей это пистолет? – спросил осн неожиданно.

– Макса.

– У вас его не было, когда вы поднялись наверх?

– Нет.

– Но вы знали, где он лежит, и воспользовались. Когда вы поняли, что натворили, то бежали, может быть, даже не замечая, что пистолет остался у вас, в панике не подумав даже о том, оставили вы двери открытыми или нет; вы думали только о том, чтобы быстрее убежать.

Он перевел дыхание, скопившееся в нем напряжение не покидало его, он чувствовал, как сводит икры ног. Чтобы как-то расслабиться, он снова переступил с ноги на ногу. Джим чувствовал, как пот стекает у него по бокам, и понимал, что нужно продолжать:

– Когда вы обнаружили, что Дарроу собирается уехать отсюда один?

– Сильвия! – Голос Баскома снова был резким и настороженным, словно он хотел предупредить, что она и так сказала слишком много.

– Вчера днем, – ответила она, даже не взглянув на мужа. – Я позвонила в авиакомпанию. У меня не было никаких подозрений, я полностью доверяла ему. Я думала, что он любит меня. Я только хотела убедиться, что он действительно заказал нам билеты. – Ее голос упал до шепота, словно она и сейчас отказывалась верить в то, что произошло. – Они сказали мне, что Макс заказал только один билет.

Она немного поколебалась, потом медленно продолжила, подбородок ее поднялся, а глаза опять засверкали, в ней снова стала закипать ненависть.

– За обедом он сказал мне, что произошла какая-то ошибка, и если бы у меня была возможность, то я готова была позвонить снова. Не знаю, как ему это удалось, но Дарроу не дал мне этого сделать, пока мы не оказались у него. Я не хотела этому верить, но я должна была убедиться.

– Вы поднялись в квартиру, – сказал Рассел. – Сейф был вскрыт, не так ли?.. Что сделал Макс?

– Прежде всего, он не мог понять, кто мог его открыть. Он не был дома с утра. Он просто обезумел, и когда я пыталась поговорить с ним, сорвал свою злость на мне. – Она снова немного поколебалась, голос стал спокойней и слова ее стали более понятны Расселу, когда он вспомнил то впечатление, которое она произвела на него сегодня утром.

Гордая и яркая женщина, способная немедленно ответить ударом любому обидчику.

– Я никогда его не видела прежде в таком состоянии, – продолжала она. – Он заявил, что ему надоело спорить со мной, а потом расхохотался. Он сказал, что я дура, что я должна была думать. Что не возьмет меня с собой, что никогда не собирался этого делать. Он сказал, что если я не уйду, то он позвонит Лесли и попросит его приехать и забрать меня… Я точно не помню, что случилось потом. Я не могу вспомнить. Я не помню, как я выхватила пистолет из ящика стола…

– Сильвия!

Произнося это, Баском двинулся вперед. Лицо его стало твердым и решительным, в сузившихся глазах не было признаков страха. Несмотря ни на что, его голос продолжал оставаться терпеливым и убеждающим.

– Отдай мне пистолет, – сказал он.

Она покачала головой:

– Не отдам.

– Пожалуйста, не спорь со мной. Мы сможем справиться со всем этим, если ты сделаешь так, как я скажу, но прежде всего я хочу получить пистолет.

Он сделал второй осторожный шаг, и в этот момент она направила на него пистолет, рот ее был решительно сжат, рука, стиснувшая рукоятку пистолета, судорожно сжалась, костяшки пальцев побелели от напряжения.

Расселу показалось, что Баском должен бы понять, – его логика не может проникнуть в сознание, замутненное ненавистью и отчаянием. Но тот был смел и горд. Он почитал те фундаментальные ценности, уважение к которым в нем воспитали, и он продолжал двигаться вперед.

Теперь и Рассел начал двигаться вместе с ним. Он не понимал толком, зачем он это делает, и не очень над этим задумывался. Где-то в глубине души ему казалось, что в случившемся была и его доля вины. Вначале у него была сугубо личная заинтересованность в решении этой проблемы. Когда Клер оказалась потенциальной жертвой, он оправдывал свои действия опасениями за ее безопасность. Теперь же складывалось впечатление, что его вмешательство и настойчивость привели его в такую точку, из которой не было возврата.

Каким-то образом он чувствовал, что Сильвия выстрелит, и потому не мог стоять неподвижно и наблюдать за происходящим. И тут же он услышал отчаянный крик Клер:

– Нет, Джим!

Они приближались к пистолету с разных сторон, и, очевидно, это и помогло. Какое-то короткое мгновение ствол колебался, переходя с одного на другого. Но Баском был ближе и представлял более серьезную угрозу. Когда он бросился вперед, Рассел еще несколько отставал, и в этот миг пистолет подпрыгнул в руке Сильвии, и грохот выстрела заполнил комнату.

Прежде чем она вновь успела выстрелить, Баском схватил за ствол и резко вывернул его в сторону. Все еще будучи впереди Рассела, он хлестко ударил жену свободной рукой и швырнул на диван. Она упала, рот ее раскрылся, но не издал ни звука, веки затрепетали и закрылись, все тело обмякло.

Рассел перевел дыхание и почувствовал, как дрожат руки. Настала запоздалая реакция на происшедшее. Чтобы как-то успокоить дрожь, он сжал пальцы в кулаки и прижал руки к бедрам. Он видел, что Баском рассматривает свое плечо, где красное пятно стало расползаться по ткани пиджака. Казалось, он только сейчас понял, что ранен. Майор поднял руку и несколько раз сжал и разжал пальцы, видимо, ранение было не слишком серьезным, так как движения не причинили ему сильной боли.

– Я заберу его, – сказал Рассел, указывая на пистолет.

Он двинулся вперед и протянул было руку, но внезапно остановился и рука застыла на полпути, так как Баском неожиданно отступил назад и направил пистолет прямо на него.

Рассел оцепенел, недоверчиво уставившись на майора, мозг его бешено работал. Он видел, что Баском сделал еще шаг назад, выигрывая дополнительное пространство, и сказал:

– Послушайте! – так как не смог найти других слов.

– Это единственное доказательство против нее, – сказал Баском. – Без этого у нее появится шанс выкарабкаться. – Он расправил плечи и выпятил подбородок. – Я намерен избавиться от него немедленно.

Все еще потрясенный тем, что он услышал, Рассел запротестовал:

– Но это сделает вас сообщником. Вы понимаете это, правда?

– Это шанс, которым я должен воспользоваться.

Рассел сделал еще одну нерешительную попытку, воскликнув:

– Вы сошли с ума!

Но даже говоря это, он понимал всю тщетность своих слов, любых слов.

Женщина на диване пошевелилась. Взглянув туда, Рассел увидел, что глаза ее широко открыты и в них больше нет ни ненависти, ни истерического возбуждения. Казалось, реакция на то, что она сделала, на то, что ей предстояло в будущем, начисто смыла всю ее жизненную силу и даже тело стало дряблым и увядшим.

Но оставалось еще нечто, трудное для понимания: она смотрела на Баскома с таким выражением, которого прежде Рассел никогда у нее не видел. В глазах ее застыло какое-то странное недоумение, словно она впервые увидела своего мужа в новом и лучшем свете. Потом, переведя взгляд на Баскома, увидев боль и отчаяние в его взгляде, и Джим по-новому оценил этого человека.

Он вспомнил все, о чем говорила Сильвия сегодня утром, все ее жалобы. Он понял, что этот человек мог быть временами напыщенным, несколько самодовольным, даже придирчивым. Возможно, в нем была и та прочно укоренившаяся кастовая гордость, на которую так жаловалась его жена, но в то же время Рассел не мог поверить, что только эта гордость двигала его поступками. Складывалось впечатление, что этот пожилой человек не просто любил свою жену, он и сейчас любил ее, несмотря на все ее преступления. И чтобы дать ему понять, что она наконец все поняла, она сказала едва слышным голосом:

– Все в порядке, Лесли. Не делай хуже самому себе. Уже слишком поздно.

Баском бросил на нее мгновенный взгляд – и это был единственный признак того, что он ее услышал. Он медленно отступил к двери, нащупал ручку у себя за спиной. В этот момент Рассел почувствовал какое-то движение позади себя, легкое прикосновение тела Клер Тремен, и ее рука сжала его плечо в молчаливом, но горячем напоминании о своем присутствии. Казалось, она говорила: «Не вмешивайся. Пусть он уходит». И лишь теперь напряжение его отпустило.

Баском вышел.

Дверь закрылась, ненадолго воцарилась тишина. И тут же снаружи послышался топот, звуки борьбы, приглушенные возгласы. Затем дверь открылась, и вошел Баском, разъяренный и обезоруженный. За ним появились Гектор Квесада, плотная фигура Ренальдо Диаса и веснушчатый сержант из полиции зоны канала.

Быстрые внимательные глаза Квесады мгновенно оценили ситуацию. Он удовлетворенно кивнул Расселу и Клер Тремен, осмотрел пистолет, а Рассел обменялся с ним несколькими короткими репликами.

– Это Педро сказал вам, что мы здесь?

– Педро? Какой Педро? – удивился Квесада.

– Тот, которому вы поручили водить мой автомобиль.

– Я его не видел.

– Тоща у меня есть для вас новости, – сказал Рассел и торопливо рассказал о происшествии в конторе адвоката Ибарра.

Квесада не прерывал Рассела, пока тот не закончил, а затем одобрительно кивнул.

– Это хорошо, – сказал он. – Очень хорошо. Отличный парень Педро… Эти двое, о которых вы говорили, не имеют отношения к убийству. Я уже выяснил, что у них великолепное алиби на тот момент, когда был убит Макс Дарроу… Нет, квартиру Фолли я покинул, чтобы повидаться с Луисом Кастанцей.

Он повернулся, чтобы отдать пистолет Диасу, и продолжил, обращаясь к Расселу:

– Мы пришли к определенным выводам относительно сеньора Фолли. Служащий ресторана рассказал, что видел, как тот вчера вечером проходил по переулку. К сожалению, – он поднял руку, – мы узнали об этом слишком поздно. Кастанца тоже лгал вчера вечером. У него был ключ от двери, соединяющей контору с кабинетом. Когда мы нажали, он признался, что прошел там, когда вы побежали к другому входу. Однако он настаивает, что не проходил дальше кабинета. У него была возможность заглянуть через открытую дверь в гостиную. Когда он увидел лежащего на полу Макса Дарроу, то немедленно вернулся, в спешке забыв на столе меню.

Инспектор пожал плечами.

– Но Кастанца, к счастью для него, имеет надежное алиби на сегодняшний полдень. Когда я понял, что он не мог убить Фолли, то отправился к вам в отель. Вас там не было, поэтому мы приехали сюда. – Он кивнул сержанту. – В тесном сотрудничестве с управлением вашей полиции.

Он взглянул на женщину на диване. Та глазами все еще следила за мужем, но тело оставалось безвольным и неподвижным. Он снова кивнул, на этот раз как бы самому себе.

– Зная Макса Дарроу, – сказал он, – я спрашивал сам себя вчера вечером, не является ли его смерть результатом преступления из ревности. – Он взглянул на Баскома. – В одном вашей жене повезло, майор. Здесь, в зоне канала, наказание за убийство – смертная казнь через повешение. А у нас в Панаме нет такой суровой кары. Даже остров Коиба лучше этого, а когда обвиняемая – женщина…

Он выразительно пожал плечами. Затем резко бросил Диасу несколько слов по-испански, и в комнате неожиданно все пришло в движение. Сержант занялся раной Баскома, Квесада шагнул к телефону, а Рассел, обнаружив, что Клер все еще сжимает его руку, накрыл ту своей и крепко сжал.

– Пожалуй, тебе лучше присесть, – сказал он. – А я поищу чего-нибудь выпить.

Он сознательно сделал очень крепкий коктейль и следил поверх стакана, как она сделала глоток и скорчила гримасу.

– Слишком крепкий. А где же твой?

– Я помогу тебе справиться с этим, – ответил он, – мы можем поделиться.

Она протянула ему стакан с усталой улыбкой, но в зеленых глазах светилось нежное тепло. Джим отпил большой глоток и переключился на мысли о них обоих, став обдумывать их общую проблему.

Квесада отменил свое распоряжение о запрете на выезд. Теперь не могло быть и речи, позволят им покинуть страну или нет, вне зависимости от того, дадут ли они нужные показания. И впервые это показалось совсем неважным.

Единственное, в чем теперь он был уверен: когда бы Клер Тремен ни вернулась в Штаты, они поедут вместе.

Пьер Немур Моя первая белая клиентка
(Пер. с франц. Э. Гюннер, Ю. Иваниченко)

Луиза

Электронные часы с четырьмя меняющимися цифрами вместо двух движущихся стрелок показывали шестнадцать пятнадцать. Я не сомневался в том, что дело обстоит именно так, потому что это устройство, несмотря на необычную форму (к которой за двенадцать лет можно было бы уже как-то привыкнуть), показывало время не хуже, чем любые другие нормальные часы.

Разумеется, это мелочь, и я не упомянул бы о ней, если бы она не была еще одним следствием минувшей войны. До войны в Америке часы всегда нумеровали до двенадцати, добавляя лишь две буковки: «д. п.» и «п. п.», означавшие «до полудня» и «после полудня» соответственно. Естественно, когда приходится сражаться в разных уголках света, от побережья Нормандии до Окинавы, на земле, в воздухе, на воде и под водой, время следует как-то упорядочить, нормировать. В результате все достаточно быстро привыкли отсчитывать часы и минуты от 00.01 до 23.59. Может, это и вправду лучше?

Календарь утверждал, что сегодня седьмое октября, но облегчения это не приносило. Стояло «индейское лето» – так называют у нас это время, когда осень особенно прекрасна, когда начинают золотиться клены, березы и тополя, а солнце еще не перестает припекать и земля издает чудесный запах конца лета.

Я только что появился в своем бюро. Когда я шел через комнату моей секретарши, Луизы Райт, она в очередной раз измерила меня строгим взглядом, считая мое появление на работе в эту пору, по меньшей мере, скандалом. Луиза мечтала о шефе, который приступал бы к работе точно в девять утра и покидал бы бюро на полчаса между тринадцатью и четырнадцатью, чтобы перекусить… Эта девушка просто создана для работы в страховом обществе! Она способна, если припечет, без единого слова протеста работать по вечерам, а такие попадаются не часто. Интересно, что ею движет – любовь к работе или любовь к шефу?

Наверняка она вообразила, что накануне я участвовал в беспросветной пьяной оргии, в то время как я, выпив кружку пива, спокойно спал в своей постели. Причем в одиночестве. Маленькая приятная сиеста – вот что было причиной моего опоздания. А результат? Я пришел в отличной форме. Что может быть лучше, чем вздремнуть часок, если мысли твои спокойны, а совесть чиста?

Дело, которым я занимался до вчерашнего дня, требовало после своего окончания определенной разрядки.

Рей Огден и его банда слишком уж распоясались в кварталах по ту сторону реки. Конечно, я не считал себя воплощением правосудия и тем более не покушаюсь на лавры Зорро, но я убежден в том, что в обществе, особенно таком, как наше, следует соблюдать какой-то минимум правил и придерживаться определенных норм. Рей Огден и окружающая его шпана эти нормы преступили.

«Ну что ж, – скажете вы, – следует натравить на него полицию, чего же проще!»

Разумеется… Но мои клиенты не очень любят связываться с полицией, что отнюдь не означает, что они и сами не в ладах с законом. Просто накопился печальный опыт соприкосновения с его представителями. Утверждение, что полиция Соединенных Штатов – это учреждение, готовое незамедлительно и эффективно помочь любому гражданину, несколько приукрашивает действительность. Одним словом, мои клиенты пожелали, чтобы я все уладил сам.

Вы считаете, наверное, что самым простым было бы задать солидную трепку Рею Огдену и его прихвостням. Ну что ж, возможно. Однако я мало напоминаю Кинг-Конга и отнюдь не принадлежу к суперменам. Я такой же, как и все: неплохо сложенный мужчина ростом в пять футов десять дюймов. Работать и бороться я предпочитаю, используя свою голову, «мои серые клеточки», как говорил частный детектив в романах известной вам писательницы. В сложившейся ситуации следовало искать способ, который внес бы раскол в ряды банды Огдена.

Разумеется, такой способ был найден. Сегодня по ту сторону реки вздохнули свободно.

Может быть, теперь вы согласитесь с тем, что это была заслуженная сиеста?

* * *

Итак, разрешите представиться. Я – частный детектив. Такова моя профессия.

Именно это написано на моей двери, ведущей в комнату, где трудится Луиза: «Ричард Б. Бенсон. Частный детектив». Тем, кто медленно думает, я поясню это словосочетание. Прежде всего Ричард. Это мое имя. Ричард Б. Бенсон. Что означает это Б., я объясню несколько позже. Пока же попробуйте сконцентрировать свое внимание на слове Ричард. Какова сокращенная форма от этого имени? Разумеется, Дик. Но «дик» – это также сокращение, более или менее шутливое, от слова «детектив». Дик Бенсон… Ясно?

А для тех, кому не ясно, далее следуют слова «частный детектив». Слово «частный» – хорошее слово. Его помещают на дверях офиса или торговой конторы, чтобы каждому было ясно, что это не какое-нибудь общественное учреждение, а сугубо личное владение. Но слово «частный» относится и к независимому детективу, работающему на свой страх и риск. Итак, вы должны признать, что надпись «Ричард Б. Бенсон. Частный детектив» на табличке, украшающей мою дверь, почти гениальна. Тем более что моя профессия анонсируется уже на лестничной площадке. Есть там дверь, застекленная толстым матовым стеклом, на которой красивыми, может быть, излишне строгими буквами написано: «Ричард Б. Бенсон». И ниже: «Расследования, арбитраж, спорные дела». Все это определяет характер моей работы: если люди приходят ко мне, то чаще всего потому, что хотят защитить себя от неприятностей, лишних судебных расходов и официального вторжения в их личные, наиболее интимные дела.

И мне приходится все это улаживать.

Обычно, перед тем как сесть, я снимаю пиджак. Вешаю его на плечики в шкафу, а потом в течение нескольких минут присматриваюсь к тому, что происходит за моим окном.

Перед моими глазами расстилается широкая панорама Спрингвилла. Воистину многое изменилось в этом городе за те четыре года, что я здесь прожил. Это типичный американский город в полном расцвете, переживающий промышленный бум. Неподалеку от моего окна возносится к небу сорокавосьмиэтажный Ими-Билдинг, а рядом с ним – Миллер-Билдинг, здание пятью этажами ниже, которого не было вообще, когда я сюда приехал. Могу сказать, что когда я вселился в эту высотку – она называется Уоско-Тауэр, – здесь еще не просохла штукатурка. Я был первым, снявшим тут помещение под офис, которое по сей день занимаю. Я снял его чуть ли не на чертеже. Мне это стоило кучу денег, да и сейчас я ежемесячно выплачиваю чудовищные суммы, но в моей профессии штаб-квартира в престижном здании ценится на вес золота. Огромный холл на первом этаже со множеством торговых точек, затем шеренга лифтов с лифтерами в шитой золотом униформе – все это свидетельствует о высоком жизненном уровне и одновременно гарантирует абсолютную анонимность. Потому что в этом здании располагаются офисы великого множества фирм самых различных направлений. Я знаю только ближайших соседей, да и то не лично. А точнее, я знаю их по табличкам на дверях их контор. Три фирмы на моем этаже занимаются импортом-экспортом, два адвоката специализируются на бракоразводных процессах; есть здесь также патентное бюро и агент, занимающийся недвижимостью.

Все это означает, что люди, приходящие ко мне за советом, теряются в толпе. А чего еще может пожелать человек, идущий в контору частного детектива?

Дом этот является идеальным местом для моего бюро не только благодаря своему характеру, но и по топографическому положению. Он расположен на краю торгового центра Спрингвилла. Из моего окна можно разглядеть все, что там стараются вам продать. Река делит город на две части. На правом берегу находится город пионеров, улицы которого застраивались в начале века.

Рост города после второй мировой войны протекал так, что на левом берегу реки начали, как грибы после дождя, вырастать великолепные здания, кинотеатры, большие магазины и роскошные виллы.

Старый город постепенно завоевывали цветные эмигранты. Когда квартплата в этом районе понизилась, семьи черных и шоколадных рабочих с выводками сопливых и крикливых ребятишек занимали сперва отдельные дома, один за другим, а затем и целые улицы. Откуда прибыли эти семьи? Из больших городов Востока, главным образом из Нью-Йорка и Филадельфии, а позже из Детройта, Чикаго, Милуоки, из городов, существование в которых становилось все менее спокойным и порождало все больше проблем.

Одним словом, старый город вскоре превратился в гетто. Как вы понимаете, теперь нельзя было селиться на правом берегу реки и тем более нельзя было там строить. В связи с этим дома медленно превращались в руины, состояние улиц становилось все более плачевным, так как городские власти все свои усилия направляли на развитие престижных районов. Бары, забегаловки, ночные ресторанчики возникали на правой стороне без плана, без разрешения, а главное, без какого-либо контроля. За порядком следил отряд цветных полицейских, слишком немногочисленный. Белые полицейские переходили на правый берег только в летние вечера, когда черные нервничают, впадают в транс и начинают крушить все направо-налево. Тогда белые идут через городской мост – в касках с пластиковыми забралами, защищающими лицо, с резиновыми дубинками в руках, с карабинами за спиной, с водометами и гранатами со слезоточивым газом в резерве. Их сопровождают полицейские собаки, а мэр на всякий случай мобилизует национальную гвардию.

Уоско-Тауэр, где обитает Ричард Б. Бенсон, находится, конечно, на «чистой», левой стороне реки, хотя и в районе, непосредственно соседствующем со старым городом. Чтобы попасть туда, достаточно перейти мост Линкольна, который виден из окна моей комнаты.

Я оторвался от великолепного вида, опустился в глубокое кресло и, естественно, положил ноги на письменный стол. Вы скажете, что так поступать не следует? И, разумеется, будете правы, тем более что меблировку в моем бюро никто не назовет дешевой. На светло-зеленом ковре я выстроил гармоничное сочетание традиционности и современности, классики и функциональности. Мой письменный стол – из красного дерева, равно как и стоящий в углу маленький столик, за которым я обычно веду разговоры. Остальные предметы – металлические, но очень удобные и нарядные. Не надо скрывать, что ты пользуешься успехом и можешь окружить себя вещами, соответствующими твоим возможностям. И прежде всего это должны заметить потенциальные клиенты. От этого зависит гонорар.

И вообще, толстое стекло защищает блестящую полировку столешницы. А позу эту я позволил себе принять потому, что сказал Луизе не мешать мне. Без вызова она теперь не влетит неожиданно в мой кабинет и не одарит меня язвительным взглядом измученной хозяйки дома.

Должен признать, что Луиза великолепно справляется с моими делами без лишних подсказок. Я плачу ей приличную зарплату, но могу заверить вас, что она честно отрабатывает каждый цент. Из-за двери кабинета доносятся быстрые очереди пишущей машинки, время от времени звякает телефон, и ее красивый металлический голос отвечает нашим клиентам или тем, кто собирается ими стать.

Однако здесь я не для того, чтобы праздно отдыхать. Я выдвинул правый ящик стола, в левой части которого прячу кое-какие крайне необходимые мне игрушки: разного рода магнитофоны с потайными микрофонами, которые могут быть установлены в преудивительных местах, и даже устройство, приводящее в действие небольшую кинокамеру, объектив которой скрыт за одной из картин, висящих на стене. Не менее важные предметы хранятся и в правой части ящика: бутылка бурбона, коробка сигар и пистолет тридцать восьмого калибра, который может оказаться в моей руке быстрее, чем какой-нибудь из моих клиентов скажет «Ох!».

Я вытащил из ящика отличный детективный роман из тех, какие я люблю, плеснул в стакан солидную порцию шотландского бурбона, раскурил одну из толстых сигар и с головой погрузился в чтение.

* * *

В первый момент я даже не смог сообразить, что уже скоро шесть. Когда Луиза вторглась в мое королевство без стука или какого-нибудь другого предупреждения и – чего следовало ожидать – сделала перепуганную мину, увидев меня в столь удобной позе. Не знаю почему, но женщины действительно не в состоянии понять, что мужчины работают прежде всего за счет «серых клеточек» и нуждаются в периодической разрядке, стимулирующей интеллект. Я много раз объяснял это Луизе. К сожалению, безрезультатно. Осознание этого противоречит ее природе. Она – великолепная секретарша, но и только. Пунктуальная, методичная, дисциплинированная, хотя и малость занудная. Разумеется, этим ее достоинства не ограничиваются. Луиза – одна из самых красивых девочек, каких я когда-нибудь встречал. Она почти такого же роста, как и я, и сложена как богиня: ее формы впечатлили бы жюри любого конкурса красоты. Великолепный бюст, обтянутый тонким гольфом, тонкая талия, гармонирующая с длинными, точеными ногами, стройные бедра – не думаю, что на свете существует мужчина, который, глядя на нее, не поддался бы искушению.

Луиза – типичная американка. Ухоженная, всегда в туфельках на высоких каблуках, одетая с безупречным вкусом – мысли о ней даже у меня способны вызвать бессонницу. Однако в данный момент она производила впечатление фурии made in USA, с глазами мечущими молнии. Глядя на нее, я даже засомневался: может быть, моя поза действительно очень уж неподходящая? Однако особо серьезно к этому не отнесся. Нельзя допустить, чтобы собственная секретарша заставляла плясать под свою дудку. Можете мне поверить, что в течение тех двух лет, что она проработала со мной, я имел время обстоятельно поразмыслить над всем этим. По моему мнению, существовали три возможных решения этой проблемы.