Текст книги "Победители чудовищ"

Автор книги: Джонатан Страуд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 24 страниц)

Глава 3

Когда Эгиль сказал, что старая мать Свейна похожа на жабу, Свейн вскоре прослышал об этом. Он отправился прямиком к чертогу Эгиля и прибил к дверям волчью шкуру. Эгиль опрометью выбежал наружу.

– Это что такое? Никак вызов? И где же ты хочешь сражаться?

– Прямо здесь или где угодно, тебе решать.

– Мы сразимся на Голубином утесе.

Они боролись на высокой скале, пытаясь спихнуть друг друга вниз. Свейн был уверен в себе. Его железные руки и ноги никогда его не подводили. Однако и Эгиль не уступал ему в силе. Солнце село, солнце встало, а они по-прежнему стояли на утесе, сцепившись вместе. И ни один не поддавался. Они замерли настолько неподвижно, что птицы начали садиться им на головы.

– Скоро они примутся вить гнезда, – сказал Свейн. – Вон та уже принесла прутик.

– А твоя того и гляди снесет яйцо!

С этими словами они помирились и побратались. Много лет спустя они сражались плечом к плечу в Битве на Скале.

– Конечно, это были троввы! – сказал дядя Бродир. – Они появляются только по ночам. Отчего ты в этом сомневаешься?

Халли покачал головой.

– Я не говорил, что сомневаюсь, просто… Что же они едят обычно, большую часть времени, когда не могут добыть ни человека, ни овцы?

Дядя Бродир отвесил ему дружескую оплеуху.

– Ты, как всегда, задаешь слишком много вопросов! Ответь-ка лучше сам на один вопрос. Ты уверен, что не выходил за курганы?

– Не выходил, дядя. Конечно же нет!

– Это хорошо. Потому что это бы погубило нас всех, по крайней мере так говорится в преданиях. Ладно, забудь про эту ярку. Скажи отцу, что она свалилась с обрыва и сломала себе шею. Сегодня стадо гнать уже поздно. Давай-ка разведем костер. У меня с собой свежее мясо…

На следующий день после гибели овцы Халли увидел Бродира: с пышной бородой, с крепким посохом в руке, дядя поднимался на гору, чтобы отвести его домой. Это была радостная встреча.

Бродир сказал:

– Изгнание пошло тебе на пользу. Никогда еще не видел тебя таким цветущим и жилистым. Уверен, теперь, когда ты вернешься домой, с тобой будет еще трудней сладить.

– А что, скучают по мне дома? – спросил Халли.

– Да не так чтобы очень, разве что мы с Катлой. Остальные как-то ухитряются обходиться без тебя.

Халли вздохнул и поправил сучья в костре.

– Что нового слышно?

– Почти ничего. Родители твои с ног сбились, готовятся к Собранию.

– А, так я на него не опоздаю? А то я уже начал беспокоиться…

– До Собрания еще семь дней, и Дом готовится к этому событию. Нижний луг расчистили и выкосили. Уже ставят первые землянки. Твой брат, Лейв, надзирает за приготовлениями: расхаживает повсюду в плаще, точно надутый гусак, и отдает распоряжения, да только никто их не слушает. Гудню тем временем часами сидит у себя в комнате и прихорашивается перед зеркалом: все надеется привлечь внимание подходящих мужчин из Домов, что вниз по долине. Так что ты ничего не пропустил. Да вот еще к Эйольву прицепилась странная болезнь. По утрам щеки у него краснеют, и опухают, и чешутся так, точно его бес поцеловал. Уж чем он только ни лечился, ничего не помогает!

– Ему бы стоило пошарить у себя в подушке, – невозмутимо заметил Халли. – Вдруг кто-нибудь сунул туда ветку ядовитого плюща!

Бродир фыркнул.

– Ах вот оно что! Да, возможно. Ну ничего, я подожду, пока он сам об этом догадается.

Ужин был хорош, а компания еще лучше. Бродир принес с собой мех с вином, и Халли охотно к нему прикладывался. По телу растеклось приятное тепло, и он стал слушать, как Бродир рассказывает о приключениях Свейна на пустошах, о том, как он убивал драконов, и о трех походах Свейна в чертог троввского короля. Эти истории всегда захватывали его воображение; но сейчас они еще и ложились тяжким камнем ему на сердце.

Под конец мальчик с горечью спросил:

– Дядя, а это очень плохо, что мне хочется умереть и быть похороненным вместе с героями, в их курганах? Я был бы куда счастливее, если бы жил в их времена, давным-давно, когда человек мог выбирать себе судьбу, какую захочет. А в наше время невозможно ничего добиться. Даже с троввами и то не сразишься.

Бродир хмыкнул.

– Тогда безоглядная отвага почиталась добродетелью. Теперь не то. Женщины из Совета за этим строго следят. Но имей в виду, что даже во времена Свейна герои почитались безрассудными глупцами. Уважать их стали только после смерти.

– Да уж лучше смерть, чем то, что готовят мне родители! – Халли яростно пнул торчащую из костра ветку, и костер сердито зашипел. – Отец мне не раз говорил, что я, мол, должен усердно трудиться, постигая все тонкости крестьянского ремесла. А потом, когда я окончательно одурею от скуки, мне дадут хибарку и свой надоел, где я и буду трудиться до конца дней своих, пока волосы мои не поседеют и жизнь не угаснет! Ну, он-то, понятно, говорил это другими словами…

В свете костра сверкнули зубы Бродира. Он отхлебнул вина, похлопал Халли по плечу.

– Все дело в том, мой мальчик, – сказал он, – что мы с тобой – младшие сыновья и, в сущности, лишние. Мы не наследуем должность вершителя, как Арнкель или этот идиот Лейв. Да и вступить в брак нам не так-то просто, в отличие от твоей сестрицы Гудню – если, конечно, кто-нибудь согласится терпеть ее холодный нрав. Что же нам делать? Куда деваться? Путь в горы перекрыт границей, в конце реки нас ждет непреодолимый океан. Неудивительно, что в юности с нами много хлопот!

Халли поднял глаза на дядю.

– А что, в юности ты был такой же, как я?

– О, я-то был хуже. Куда хуже! – хмыкнул Бродир. – Ты себе даже и представить не можешь.

Халли надеялся услышать новую историю, но Бродир больше ничего не сказал.

– Я последую твоему примеру! – сказал Халли как можно более твердым тоном, хотя язык у него заплетался. – Я отправлюсь странствовать по долине и повидаю мир! И пусть отец думает что хочет, ну его к бесам!

– Долина не так велика, как тебе кажется. Так или иначе, твоим странствиям вскоре придет конец. Ты обнаружишь, что одиннадцать младших Домов населены сплошь болванами, негодяями либо подлецами. Хуже всех те, что находятся у самого моря: белокурые бестии все до единого. Есть только один приличный Дом, и это Дом Свейна. – Бродир сплюнул в огонь. – Рано или поздно ты вернешься сюда. А пока что – не суди слишком строго своего отца. Он несет ответственность за своих людей да еще и вынужден терпеть Астрид. Он тебе добра хочет.

– И все равно, хотел бы я быть свободен от его надежд и намерений!

Халли почувствовал, что щеки у него горят; он откинулся на спину, в мягкую, прохладную траву, и стал глядеть вверх, на звезды.

Вернувшись домой, Халли обнаружил во дворе целую толпу чрезвычайно занятых людей. После месяца, проведенного в одиночестве, весь этот шум и суматоха на миг заставили его растеряться. Через двор шла его мать, неся корзину, доверху набитую разноцветными тканями. Она поставила корзину на землю и мимоходом обняла мальчика.

– С возвращением, сын мой. Я рада, что ты вернулся. Как-нибудь потом расскажешь, как тебе там жилось. А теперь выслушай меня хорошенько. Собрание уже на носу, а у нас еще не все готово! Работы очень много, и тебе следует трудиться так же прилежно, как и всем остальным. Имей в виду, сейчас не время для всяческих шуточек, фокусов, шалостей и прочего. Иначе ты будешь строго наказан. Ты понял меня?

– Да, матушка.

– Вот и хорошо. А теперь беги к Гриму, помоги ему отнести сковороды на луг.

Атмосфера была проникнута всеобщим возбуждением, и Халли тут же заразился им. Впервые на его памяти большое осеннее Собрание должно было состояться в Доме Свейна. Это сулило невиданные чудеса. Скоро на соседних лугах соберутся почти четыреста человек – этакую толпу невозможно и вообразить! Им предстояло принять представителей всех одиннадцати остальных Домов: глав Домов с чадами и домочадцами, купцов, их слуг, с лошадьми, телегами и скарбом, и это не считая гостей из малых усадеб! Будут пиры, рассказы, захватывающие конские бои, борьба, испытания силы, соберется Совет, будут обсуждать тяжбы этого года… У Халли голова шла кругом. Столько возможностей открывалось для него! В кои-то веки он не будет чувствовать себя в ловушке, отрезанным от мира: он повидает всю долину, не уезжая из дома!

Два дня он трудился наравне с остальными, ставя по краю луга землянки для купцов. Он держал колья, пока мужчины вбивали их в мягкую землю; он таскал из сушильни торфяные кирпичи и выкладывал из них стены между опорными столбами. Он помогал рыть очаги и устанавливать над ними сковороды; он таскал сено и солому для животных.

На третий день Дом был разукрашен на славу. На флагштоке во дворе гордо развевалось знамя Свейна; над каждой крышей реяли черные с серебром флаги. Вдоль троввской стены развесили флажки; перед чертогом установили большой шатер, где лежали бочонки с пивом, приготовленные для угощения. Вокруг расставили столы: доски, положенные на козлы. Столы ломились от кож, тканей, костяной утвари, свистулек и прочих товаров, какими славился Дом Свейна. К вечеру наконец все было почти готово, и люди мало-помалу вздохнули свободнее. Брат Халли, Лейв, деловито расхаживал повсюду, благодаря людей за труд. Он смотрелся весьма величественно в своем черном с серебром плаще.

Халли устал от работы. Он собрал нескольких мальчишек, которые тоже заскучали, в проулке за кожевенной мастерской.

– Давайте поиграем! – предложил он. – Во что: в «дохлых ворон» или в «Битву на Скале»?

Как обычно, выбор пал на Битву. Халли заявил, что он будет Свейном.

– Может, лучше троввом? – предложил Кетиль, сын Грима. – Так оно больше похоже на правду!

Халли набычился.

– Кто из нас тут Свейнссон? Свейном буду я!

Кетиля, Стурлу и Куги, косоглазого парнишку, который чистил свинарник, выбрали троввами. Им дали сломанные серпы, чтобы изображать страшные когти. Вместо шлемов Халли и прочие герои надели ржавые ведра, позаимствованные в кузнице, а вместо мечей взяли палки, найденные в конюшне. Великой битве предстояло разыграться на куске полуобвалившейся троввской стены, которая теперь представляла собой груду древних камней, поросших травой и мхом. Герои встали на скале плечом к плечу и принялись сыпать остроумными и вызывающими замечаниями. Троввская орда ринулась на них снизу с ревом и воплями. С крыш Свейнова Дома вспорхнули испуганные птицы; коровы на лугах шарахнулись в разные стороны. Женщины, что работали в кожевенной мастерской, выругались и сделали знак от сглаза. Битва началась. Замелькали кулаки и палки.

Лейв Свейнссон устремился прочь со двора. Плащ развевался у него за плечами. Он грозно уставился на сражающихся. Несколько секунд спустя его заметили, и битва вмиг прекратилась. Кто-то закашлялся, кто-то ахнул, и воцарилась тишина.

– Хорошенькое дело! – с расстановкой произнес Лейв. – У нас Собрание на носу, а вы, детвора, резвитесь и скачете, как будто собаки над грудой костей! У нас с Эйольвом еще сотня дел, вам всем хватит работы дотемна. Ступайте и немедленно беритесь за дело, а не то запру вас в чулане на все время ярмарки!

Лейву уже исполнилось восемнадцать. Он был взрослый мужчина, плотный и толстошеий, и имел привычку зыркать на всех по-бычьи, исподлобья. Казалось, что он с трудом сдерживает ярость. Мальчишки перепугались и побледнели.

Тут с вершины троввской стены раздался голос Халли:

– Давно ли, братец, ты сам забавлялся такими играми? Иди сюда, поиграй с нами! Так и быть, я одолжу тебе свой шлем!

Лейв подступил ближе.

– Ты что, Халли, по тумакам соскучился?

– Нет.

– Ну так не забывай, что я старше и главнее! – Лейв расправил плечи и выпятил грудь. На нем была его лучшая туника, черные чулки в обтяжку и начищенные башмаки. – Со временем мне предстоит возглавить этот Дом, и на мне лежит большая ответственность. Мне некогда валяться в грязи!

– Да ну? А вот Гудрун-козопаска рассказывает другое, – небрежно заметил Халли. – Она утверждает, что когда ты прошлой ночью уходил из ее хижины, то был весь в соломе!

Тут одновременно раздалось несколько звуков: мальчишки расхохотались, Лейв взревел от ярости, а Халли затопал башмаками по стене, пытаясь удрать. Но ноги у него были короткие, а у брата его – длинные. Исход был стремительным и болезненным.

Лейв угрюмо бросил:

– Пусть это будет уроком для всех вас. С подобными наглецами я разбираюсь в два счета. А теперь слушайте, что вам делать…

И он, стоя на троввской стене, принялся отдавать распоряжения столпившимся внизу мальчишкам.

У него за спиной Халли молча промокал кровь, текущую из носа. Когда кровотечение наконец остановилось, он рукавом стер с лица кровь и слезы. Потом встал, тщательно прицелился и пнул Лейва прямо в зад.

Лейв с пронзительным воплем полетел вниз, хлопая руками, как птица крыльями. Под стеной возвышалась внушительная навозная куча. Полет был достаточно долгам, чтобы Лейв успел перевернуться в воздухе и воткнуться в кучу вниз головой.

С громким чавканьем голова, плечи и верхняя часть туловища Лейва исчезли из виду. Ноги его остались торчать вверх, как-то причудливо дрыгаясь; подол роскошного, черного с серебром плаща мягко осел на влажный скат кучи.

Мальчишки, которые поначалу ахнули от ужаса, уставились на кучу, изумленно выпучив глаза.

Халли усмехнулся.

– Ты гляди, как глубоко он воткнулся! Я и не думал, что она такая мягкая.

Куги-свинарь вскинул руку.

– Я только что вывалил туда целую тачку свежего навоза!

– А, это многое объясняет. Но вот каким образом он умудряется стоять торчком? Вы только посмотрите, как он дрыгает ногами! Акробат, да и только. Ему стоило бы выступить с этим на ярмарке.

Однако тут ноги наконец опустились, и торчащая из навоза спина быстро согнулась. Теперь Лейв стоял на коленях, а его голова и плечи по-прежнему были погружены в навоз. Он уперся руками, напряг мышцы, раздалось звучное «чпок!», и наружу появилась его верхняя половина. С нее лило ручьем. По переулку стремительно распространилась нестерпимая вонь.

Мальчишки, все как один, принялись отступать к ближайшим проулкам и дверям хижин.

Халли решил, что пора потихоньку слезть со стены.

Лейв кое-как поднялся на ноги. Башмаки его скользили в навозной луже. Он стоял к ним спиной; его плащ свисал, промокший и жалкий. Лейв медленно развернулся, угрожающе поднял свою грязную, взлохмаченную голову и уставился на мальчишек. На миг все застыли; он их будто околдовал.

А потом разлетелись во все стороны, как семена одуванчика на ветру.

Халли мчался быстрее всех. Хотя лица его брата было почти не видно, чувства, отражавшиеся в его глазах, ничего хорошего не сулили. Мальчик спрыгнул с троввской стены. Приземлившись, он услышал грохот камней – брат карабкался на стену с той стороны.

Халли понесся по переулку мимо кожевенной мастерской Унн. Его ноги так и мелькали, но, увы, шаги его были слишком короткими. Он услышал, как Лейв взревел и спрыгнул на мощеную дорожку. Впереди женщина несла стираное белье; она преграждала ему путь. Мальчик шмыгнул вбок, в мастерскую, промчался между распялок, на которых скоблили шкуры, поскользнулся на овечьем жире и рухнул на спину рядом с дубильным чаном.

К нему подошла Унн. Лицо у нее раскраснелось, руки были в пятнах.

– Халли? Что такое?..

Тут ворвался Лейв; он увидел Халли и ринулся к нему. Халли откатился в сторону, под ножки распялки. Лейв, разогнавшись, проскочил мимо и врезался прямиком в чан. Чан опрокинулся, и мерзкая желтая жидкость разлилась по полу. Унн горестно вскрикнула. Бруси, ее сын, завопил и отпрыгнул в сторону, спасаясь от потопа: он ухватился за потолочную балку и так и повис. Лейв даже не обратил на них внимания: он устремился к главной двери, куда стремительно улепетывал Халли. По пути схватил скребницу и запустил ее в голову Халли, однако же не попал: скребница отскочила от дверного косяка и угодила Лейву в глаз.

На главном дворе Свейнова Дома завершались приготовления к Собранию. Мальчишки подметали булыжную мостовую; столы были расставлены ровными рядами; весело развевались флаги. Арнкель с Астрид стояли на крыльце чертога, раздавая пиво усталым работникам.

И тут во двор выбежал Лейв. Где же Халли? Ах, вот он – нырнул под стол! Лейв бросился туда, опрокинул козлы, на которых держался стол; горшки со стола полетели во все стороны. Люди кинулись врассыпную, шарахнулись назад, натыкаясь друг на друга; блюда и товары посыпались на камни.

Халли увернулся от протянутой руки Лейва и вскочил на стол, где были разложены ткани. Лейв последовал за ним, топча чистые холсты башмаками, заляпанными навозом. Халли спрыгнул на землю и вбежал в шатер, где хранилось пиво. Лейв ворвался следом и увидел, как Халли карабкается на стойку с пивными бочками. Лейв отпихнул в сторону какую-то женщину, ринулся вперед, точно волк на добычу, и тяжело приземлился на бочки, сбив со стойки несколько бочонков. Бочонки выкатились из шатра, покатились через двор, посшибав, точно кегли, всех, кто очутился у них на пути, и в конце концов разбились о стены ближайшей из хижин.

Лейв надвигался. Халли сидел на самом верху стойки, и деваться ему было некуда. Мальчик в отчаянии огляделся и увидел веревку, свисающую с крыши шатра. Он подпрыгнул, ухватился за эту веревку, раскачался – и рухнул на землю, поскольку половина шатра обрушилась. Мальчик приземлился в мягко оседающую груду ткани и флажков, шагнул в сторону – и застыл.

Позади него вырос Лейв.

– Ну, братец!..

Он тоже остановился. Огляделся по сторонам. Перед ними стояли Арнкель и Астрид, с мрачным взглядом и каменными лицами, а со всех сторон подступали люди Свейнова Дома: мужчины, женщины, ребятня, и все молчали.

Светлые волосы Астрид были туго заплетены и сколоты в прическу; ее открытая шея выглядела тонкой и белой. Выражение лица у нее было как в чертоге во время вынесения приговоров, когда рыдающих преступников уволакивали на виселицу. Она мельком взглянула на Лейва, на Халли, снова на Лейва…

– Вы выглядите как мои сыновья, – произнесла она, – но, судя по вашим делам, вы для меня чужие.

Оба они ничего не ответили. Толпа смотрела и ждала. Где-то заплакал младенец.

– Я жду объяснений, – продолжала Астрид тем же ровным тоном.

Лейв выступил вперед. Его рассказ был сбивчивым, в нем звучали обида и жалость к себе. Их отец, Арнкель, поднял руку.

– Довольно, сын мой. Отступи чуть подальше, а то у меня глаза слезятся от вони. Что скажешь ты, Халли?

Халли пожал плечами.

– Да, я столкнул его в навозную кучу. А почему нет? Он ударил меня и оскорбил меня и моих товарищей, как они легко могут подтвердить.

Он огляделся по сторонам, но Стурла, Куги и прочие растаяли в толпе. Халли вздохнул.

– Как бы то ни было, я счел, что это вопрос чести и такое нельзя оставить без ответа.

– Это звучит достаточно разумно! – сказал из толпы дядя Бродир.

– Твоего мнения, Бродир, никто не спрашивая! – резко ответила Астрид. – Не смей говорить мне о чести, Халли! Ты мерзавец, и никакой чести у тебя нет!

– Если ты счел, что Лейв тебя оскорбил, – добавил Арнкель, – тебе следовало бы бросить ему честный вызов, а не пинать его в зад!

– Но ведь Лейв намного сильнее меня, отец. Если бы мы дрались честно, он сделал бы из меня отбивную. Верно, Лейв?

– Да! И я охотно это докажу!

– Вот видишь, отец? Скажи по совести, много ли проку мне бы в том было?

– Ну…

– А ведь сам великий Свейн не раз подстерегал других героев в засаде до заключения договора и Битвы на Скале! – воскликнул Халли. – Он-то не стал бросать Хакону вызов по всем правилам, когда увидел, как тот едет один мимо водопада. Просто взял да и швырнул в него валун с Отрога. Представь, что мой башмак – это Свейнов валун, а задница Лейва – это задница Хакона: принцип-то тот же самый! Только я целился лучше.

Арнкель неловко переминался с ноги на ногу.

– Отчасти ты прав, но…

– Достойным поведением с твоей стороны, Халли, – перебила его мать, чей голос сделался колючим и холодным, как осколки стекла, – было бы вообще не обращать внимания на поступки Лейва. Точно так же, как и ему не следовало обращать внимание на твои поступки. А теперь вы оба меня опозорили! Нам потребуется очень много труда, чтобы исправить все, что вы натворили, до прибытия гостей. Однако нам придется это сделать. Пусть все отставят в сторону кружки с пивом и берутся за работу! Назначенный на вечер пир придется отложить.

По толпе пробежал недовольный ропот.

– Однако прежде надлежит назначить вам наказание. Лейв! Твой внешний вид и поведение – это стыд и позор. Я запретила бы тебе присутствовать на Собрании, но ты наследник Арнкеля и должен там быть. Довольно с тебя этого публичного унижения. Немедленно иди вымойся в колоде.

Лейв тут же исчез.

– Теперь Халли, – сказала Астрид.

– Он всего лишь мальчишка! – воскликнул дядя Бродир. – Это все от избытка юношеского пыла. Этот беспорядок не так уж трудно прибрать…

– Мы все знаем, – перебила его Астрид ледяным, пронзительным голосом, – что натворил от избытка юношеского пыла ты, Бродир! Дому пришлось дорого поплатиться за это.

Она уставилась на него в упор. Бродир побагровел, а его стиснутые губы побелели. Он открыл рот и молча закрыл. Внезапно повернулся – и исчез в толпе.

Теперь Астрид обратилась к Халли.

– Через два дня, – сказала она, – начинается Собрание. Это большое всеобщее празднество, даже Гудрун-козопаска будет веселиться с рассвета до заката. Все присутствующие придут на праздник – кроме тебя. Тебе на все время Собрания запрещается появляться на праздничных лугах и принимать участие в торжественном пире в этом чертоге. Ты не имеешь права пить из бочонков и есть со сковород – повара будут кормить тебя объедками на кухне. В течение четырех дней ты будешь жить так, как если бы ушел в свой курган. Быть может, хоть это заставит тебя утихомириться.

Халли ничего не сказал. Он смотрел на мать, и глаза у него жгло от обиды.

Уходя со двора, Халли заставил себя держаться гордо и независимо. Однако, войдя в семейные покои, он не выдержал и сник. Придя к себе, он лег на кровать и уставился в потолок. В коридоре раздавались шаги его родичей и слуг. Каждый раз он напрягался, ожидая, что кто-нибудь войдет; он даже надеялся, что кто-нибудь придет хотя бы затем, чтобы отругать его. Но все они то ли слишком злились на него, то ли стеснялись, то ли им просто было все равно: никто его не навестил.

Он уже подумывал, что надо, наверное, заснуть, но тут дверь отворилась, и вошла Катла с тарелкой, на которой лежали курица, репа и какие-то фиолетовые ростки. Она без особых церемоний шмякнула тарелку на кровать и подмигнула ему.

– Я подумала, что ты, должно быть, проголодался, милый мой.

– Да.

– Ну так подкрепись!

Халли сел и набросился на еду. Пока он ел, Катла бесшумно возилась в комнате.

Поев, Халли положил нож и тихо сказал:

– Спасибо, было очень вкусно. Тем вкуснее, что это была последняя моя нормальная трапеза на ближайшее время, по крайней мере до тех пор, пока не завершится Собрание.

И, сказав так, он не выдержал. Он закрыл лицо руками и замер.

Катла как будто ничего не заметила.

– Ну что ж, милый мой, это Собрание не последнее. На будущее лето Собрание будет недалеко от нас. В Доме Орма, если не ошибаюсь.

– Я ничего не знаю о мире! – яростно возразил Халли. – И вот теперь, когда мир наконец-то явился ко мне, мне запрещено его видеть! Знаешь, Катла, я, наверное, сбегу. Здесь я не останусь.

– Да, милый мой. Вот только ножки у тебя коротковаты. Далеко ты не убежишь. Ну что, переодеть тебя в ночную рубашечку?

– Не надо. Катла!

– Что?

– А за курганами есть дороги?

Старушка уставилась на него.

– Дороги? Что ты имеешь в виду?

– Ну, старые дороги, которыми пришли сюда поселенцы. Те, кто явился в эту долину еще до Свейна. В другие долины, к другим людям.

Старушка медленно и озадаченно покачала головой.

– Если и были какие-то тропы, все они давно потеряны. Ведь поселенцы пришли сюда много-много лет назад. К тому же других долин и других людей не существует.

– А ты откуда знаешь?

– Ну как могут быть дороги там, где живут троввы? Они ведь сожрут всех, кто там появится.

Халли вспомнил пропавшую овцу и сник.

– А если бы мы наковали новых мечей и отправились воевать с ними? Быть может, мы могли бы перейти через пустоши, и…

Катла, хрустнув коленями, опустилась на кровать.

– Эх, Халли, Халли! Был когда-то один мальчик, очень похожий на тебя, только, наверное, росточком повыше. Он вот тоже решил, будто троввы – это пустяки.

– Ну, этого я не говорил, просто…

– Он был не из Свейнова Дома, а из другой какой-то семьи, менее разумной, – из Дома Эйрика или Хакона, скорее всего. Ну так вот, этот мальчик растрезвонил повсюду, что, дескать, пойдет гулять по пустошам. Разумеется, он спятил, и им следовало бы посадить его на цепь, но они его отпустили. Они смотрели, как он выбежал за курганы и принялся резвиться на склоне. Пару раз он махнул им рукой. И знаешь, что случилось потом?

Халли вздохнул.

– Что-нибудь плохое, да?

– Правильно. Тут спустился густой-прегустой туман. Мальчик исчез из виду. Сделалось так темно, как будто уже наступила ночь, хотя время шло к полудню. И оттуда, где туман был гуще всего, послышались пронзительные крики. Это было совсем рядом, но, разумеется, броситься на помощь они не могли. Тут налетел ветер, прогнал туман вверх по склону, и проглянуло солнце. И люди увидели мальчика, который завяз по пояс в земле, не далее как в десяти ярдах от ближайшего кургана. Мальчик был еще жив и слабым голосом звал на помощь. Один отважный человек сбегал в рощу, срубил молодое деревце и высунул его за курганы. Мальчишка ухватился за него, и люди принялись тянуть. Ну и…

– Ну и что было дальше, я представляю, – сказал Халли.

– Не-ет, такого ужаса ты себе и представить не можешь! Первое, что они заметили, – это что мальчик какой-то уж чересчур легкий. Потом увидали, что за ним на земле остается кровавый след. И наконец они поняли, что у него просто нет нижней половины тела!

– Ну да. Я, наверное…

– Нету! От пупка и вниз все сожрали либо уволокли к себе в нору! Разумеется, мальчик умер прежде, чем его дотащили до кургана. Вот тебе история про мальчика, который не верил в троввов. Я таких еще много знаю!

– Ну да, конечно. Я, наверное, теперь спать лягу.

– Помимо всего прочего, это показывает, что тебе еще повезло. Да, ноги у тебя коротковаты, однако же они еще при тебе! Так что прими все как есть, и скоро все будет хорошо.

С этими словами Катла задула свечу и, шаркая ногами, вышла из комнаты.