Текст книги "Вирус"

Автор книги: Джонатан Мэйберри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 31 страниц)

Глава 90

Балтимор, Мэриленд.

Суббота, 4 июля, 1.17

На ней была импровизированная пижама: синие больничные брюки и черная футболка. Волосы растрепаны, под глазами от усталости залегли круги. Она держала за картонную ручку упаковку из шести бутылок пива «Сэм Адамс саммер эль».

– Я тебя разбудила?

– Да.

– Отлично, потому что я спать не могу. Впусти меня. – Она покачала на пальце упаковку с пивом.

– Ладно, – согласился я, шагнул назад и открыл дверь.

Она кивнула и проскользнула мимо меня в комнату.

Окинула ее быстрым оценивающим взглядом и хмыкнула.

– Они привезли много твоих вещей.

– И даже моего кота, – сказал я, закрывая дверь. Кобблер спрыгнул с кровати и подошел к ней, настороженно принюхиваясь. – Кобблер, веди себя вежливо с майором.

Кот поглядывал на гостью с опаской, однако позволил Грейс погладить его. Она присела на корточки, и ее пальцы утонули в пушистой шерсти.

– Присаживайся, – предложил я, указывая на кресло с откидной спинкой. Я взял открывалку, которая была пристегнута к связке ключей, открыл две бутылки и протянул одну ей. Взял свою и устроился на краешке кровати.

Она секунду глядела на кота, задумчиво отхлебывая пиво.

– Мне нравится твой друг доктор Санчес.

– Руди.

– Руди. Мы столкнулись у душевой, немного поболтали. Он хороший человек.

– Ты умеешь определять?

– Я в свое время встречала некоторых уродов.

Она отвернулась, но я увидел, что ее глаза влажно блестят. Кобблер не отходил от нее, и она принялась чесать его за ухом, успокаиваясь, а потом запрокинула бутылку и выпила почти всю.

– Последние несколько дней были просто нереальными, – проговорила она тихо. – Нехорошими…

И покачала головой, борясь со слезами. Потянулась за другой бутылкой. Я передал ей открывалку. Грейс взяла ее, коснувшись моей руки. Она хотела, чтобы это выглядело как случайное прикосновение, но, похоже, была плохой актрисой. Моя кожа загорелась там, где Грейс дотронулась до меня.

– Должно быть, в больнице творился настоящий кошмар, – сказал я. – Я еще не видел записей, но мне рассказывал Руди. Судя по его описанию, там было даже хуже, чем на крабовом заводе.

Грейс рассматривала этикетку с преувеличенно заинтересованным видом, а когда заговорила, голос звучал еле слышно.

– Когда я поняла… что ситуация в больнице Святого Михаила выходит из-под контроля… я… – Она замолчала, покачала головой, начала снова. – Когда мы поняли, что нас ожидает… Это был худший миг в моей жизни. Даже хуже, чем… – Одинокая слезинка блеснула у нее на щеке.

– Глотни пивка, – предложил я тихо.

Она послушалась, затем посмотрела на меня покрасневшими глазами.

– Джо… в свои восемнадцать я забеременела от одного парня на первом же курсе университета. Мы были еще совсем дети, понимаешь? Он перепугался до смерти и сбежал, но потом, перед самыми родами, вернулся. Мы поженились. Гражданская церемония. Думаю, мы даже не любили друг друга на самом деле, но он был со мной, пока не появился ребенок. Брайан-Майкл. Только… он родился с дыркой в сердце.

В комнате повисла полная тишина.

– Пробовали все. Ему сделали четыре операции, но сердце так и не сформировалось как надо. Брайан прожил три месяца. Мне говорили, что у него с самого начала не было ни единого шанса. После четвертой операции я сидела со своим ребенком день и ночь. Исхудала так, что походила на привидение. Восемьдесят семь фунтов. Меня не хотели к нему пускать.

Я пытался что-то сказать, но она отрицательно помотала головой.

– Пришел день, когда врач сказал, что мозговая деятельность прекратилась и по всем показателям мой ребенок мертв. Они… они просили, чтобы я согласилась на отключение аппарата искусственного дыхания. Что я могла ответить? Я кричала, орала на них, спорила с ними, Молилась. Несколько дней. – Слезы прорвались и потекли, оставляя на ее щеках серебристые дорожки. Мне казалось, они похожи на шрамы. – Но я все-таки согласилась, и это было чудовищно. Я поцеловала своего ребенка и держала его ручку, пока они отключали аппараты. Приложила ухо к его груди, чтобы услышать стук сердца, отчаянно надеясь, что оно не перестанет биться… И уловила всего один удар. Тук-тук… а потом мертвая тишина. Джо, я никогда не испытывала такой боли. – Она сделала большой глоток пива. – Это меня сломало. Мой муж сбежал снова, после второй операции. Наверное, для него Брайан был уже мертв. Родителей я потеряла давно. У меня в жизни не осталось никого. Я все болела и болела, и в итоге попала в центр психиатрии, где провела почти три месяца. Ты шокирован?

Грейс с вызовом взглянула на меня, но что-то в моем лице, должно быть, ее убедило. Она кивнула.

– В больнице со мной работала консультант, она предложила найти занятие, которое меня дисциплинировало бы. Ее знакомый занимался набором рекрутов. Она написала для меня рекомендательное письмо, и через две недели после выписки я оказалась в армии. Так перевернулась вся моя жизнь. Потом я перевелась в САС. Участвовала в сражениях, видела смерть. Приходилось убивать.

Но это не трогало меня. Я была уверена: то, что делало меня личностью, человеческим существом, похоронено в маленьком гробу вместе с крошечным тельцем.

Она утерла слезы, после чего с изумлением взглянула на влажные пальцы.

– Я почти никогда не плакала. Разве что изредка, по ночам, когда мне снилось, как я держу ручку Брайана и слышу последний удар его сердца. За много лет – ни одной слезинки, Джо.

У меня пересохло во рту, и я глотнул пива, чтобы обрести способность дышать.

Грейс сказала:

– Когда «Аль-Каеда» атаковала Всемирный торговый центр, я просто разозлилась. Когда они разбомбили лондонское метро, я преисполнилась решимости. Грейс Кортленд, майор специальной авиационной службы, боевой ветеран, профессионально бессердечная. – Она глубоко вздохнула, вытирая щеки. – А потом больница Святого Михаила. Господи! Мы вошли уверенно и быстро, такие сильные и опытные. Жаль, ты не успел увидеть ОВН в лучшей форме – в тех двух отрядах были первоклассные профессионалы. Отличившиеся в боях ветераны, не какие-нибудь юнцы. Как вы там, янки, говорите? Разбивающие сердца и отнимающие жизни? Самое лучшее снаряжение, выверенная тактика, никаких случайностей. И знаешь, что произошло? Нас просто растерзали! Взрослых, сильных мужчин и женщин разодрали на куски. Простые граждане убивали военных руками и зубами. Дети, получая в грудь один выстрел за другим, падали, а затем снова вставали, казалось бы, смертельно раненные, надвигались на наших людей, рвали и кусали их. Пожирали их.

– Господи, – прошептал я.

– Господа там не было, – проговорила она так горестно, что у меня дрогнуло сердце. – Я не слишком религиозна, Джо. Порядком отступила от веры с тех пор, как похоронила Брайана. Но если слабая надежда на высшую справедливость еще жила во мне, в тот день я лишилась ее окончательно.

– Грейс… ты ведь знаешь, что у вас с Черчем не было иного выхода?

– Считаешь, это меня утешает? Да, у нас не оставалось выхода, потому мы и сделали то, что сделали. Мы проиграли, Джо. Проиграли. Внезапно наша сила и отличная боевая подготовка стали бесполезны. Точно так же, как медицина и молитвы для Брайана. Все, что мы могли, – оборвать другие жизни. – Слезы текли ручьями, но Грейс их не вытирала. – Дело в том… – криво улыбнулась она, – что это было еще хуже, чем отключить аппараты, которые поддерживали жизнь Брайана. Хуже, понимаешь? Знаешь, какое чувство я испытывала? Чувство вины. Не из-за того, что убила столько людей. А как будто совершила тяжкое преступление, предала или бросила собственного ребенка. Я снова потеряла его. На этот раз навсегда.

Это так больно…

Ее голос вдруг сорвался, сменившись мучительными рыданиями, она уронила бутылку и закрыла лицо обеими руками. Я вскочил и бросился к Грейс, взял за руки, привлек к себе, прижимая к груди. Звук ее рыданий проникал прямо в сердце. Я обнял ее – эту сердитую женщину, этого плачущего воина – со всей нежностью, на какую был способен, и поцеловал ее волосы. Так и держал ее, близко и крепко, оберегая, как мог.

Она долго не могла успокоиться.

Я отвел ее в постель, лег рядом, она уткнулась лицом в мою шею, ее слезы обжигали меня, содрогавшееся тело было лихорадочно горячим. Может, я что-то говорил, какие-нибудь глупости, не помню. Грейс обхватила меня руками, ее пальцы комкали мою футболку. Потом медленно-медленно буря начала утихать.

Мы лежали так некоторое время, а затем я ощутил в ней перемену. Напряжение, вызванное нескончаемым горем, отступило, перешло в чувство неловкости. В моем порыве, в наших объятиях, когда я пытался утешить ее, не было ничего сексуального. Но теперь мы оба начали во всей полноте сознавать, насколько близки друг к другу. Наши бедра переплелись, ее грудь прижималась к моей, дыхание смешивалось. Я чувствовал ее запах. А еще жар в паху и животное возбуждение.

Вероятно, следовало откатиться друг от друга, обменяться неуклюжими шутками и разбежаться по разным уголкам вселенной. Но этот момент прошел.

Минуты две спустя Грейс произнесла, совсем тихо:

– Я пришла сюда не за этим.

– Конечно.

– Просто… на самом деле больше не к кому было пойти. Я не могу говорить с мистером Черчем об этом. Во всяком случае, не так.

– Да.

– Я плохо знакома с доктором Санчесом.

– Меня ты тоже не знаешь.

– Знаю, – возразила она, упираясь лбом мне в подбородок. – Я знаю о Хелен. И о твоей маме. Ты потерял так много. Столько же, сколько я.

Я кивнул, и она ощутила этот жест.

– Ты будешь заниматься со мной любовью? – спросила она.

Я откинулся назад и посмотрел на нее.

– Не сейчас. – Увидев на ее лице обиду, я улыбнулся и затряс головой. – Ты смертельно устала, перенесла потрясение, долго плакала. К тому же прикончила два пива. Я был бы последним негодяем на свете, если бы попытался извлечь выгоду из столь уязвимого положения.

Грейс пристально взглянула на меня.

– Ты странный человек, Джо Леджер. – Она высвободила руку и коснулась моего лица. – Не думала, что ты будешь так добр ко мне. Настоящий джентльмен.

– Мы вымирающий вид… за нами охотятся и уничтожают, одного за другим.

Она засмеялась и положила голову мне на грудь.

– Спасибо, что выслушал, Джо.

После очередной долгой паузы Грейс произнесла:

– Тогда на заводе я задала тебе вопрос… Был ли это их последний оплот? Остановили ли мы террористическое движение в Штатах или только уничтожили последнюю улику?

– Ну и тема для ночной беседы, – усмехнулся я, погладив ее по голове.

– Мистер Черч говорил с президентом и главой комиссии по контролю за лекарствами. Уже закрутились колесики по привлечению к делу фармацевтических компаний. Президент через два дня созывает закрытое заседание конгресса. Все ресурсы Соединенных Штатов, Англии и других союзников будут брошены на борьбу.

– Да.

– Почему же мне тогда так страшно? – спросила она.

Нас окутала тишина.

– По той же причине, что и мне, – сказал я.

Она не ответила, и спустя несколько минут ее дыхание стало медленным и размеренным. Я поцеловал ее волосы, а она теснее прижалась ко мне и заснула. Прошло еще много времени, прежде чем я тоже провалился в сон.

Глава 91

Склад ОВН, Балтимор.

Суббота, 4 июля, 6.01

Перед рассветом мы с Грейс в молчании позавтракали в общем зале, затем она отправилась собирать свой отряд, а я позвонил Черчу. Я надеялся, что разбужу его и услышу раздраженный голос, однако он взял трубку после первого же гудка. Чертов робот.

Вместо «алло» он спокойно спросил:

– Есть проблема?

– Нет. Я хотел уточнить по поводу Колокола Свободы. Вы все еще зато, чтобы отряд «Эхо» отправился в Филадельфию?

– Разумеется, – сказал Черч. Его тон означал, что он не меняет своих решений, в противном случае я об этом узнал бы. К общению с ним надо было еще привыкнуть. Он не признавал бюрократической волокиты. – Я посоветовал президенту усилить с нашей помощью меры безопасности на празднике, и он одобрил все мои рекомендации. Уже задействованы фармацевтические компании. Завтра президент созывает закрытое заседание конгресса. Будут участвовать представители Англии и других союзников.

Черч вкратце перечислил шаги, предпринятые им в преддверии двадцати праздничных мероприятий по случаю Четвертого июля. Должно быть, для чинуш мобилизация десятков тысяч полицейских и военных наяву воплощала самый страшный из кошмаров. Однако Черч вроде был уверен, что все улажено. Подозреваю, что печать самого главнокомандующего подпалила множество праведных задниц. Черч молодец.

– Вопрос, – продолжил я, когда он договорил, – в том, какой у нас будет статус? В смысле… не будем же мы сверкать значками ОВН, правда?

– А у нас нет значков, – сказал он. – Это я тоже обсудил с президентом и получил для отряда «Эхо» разрешение называться специальным подразделением службы внутренней безопасности. Насколько хорошо вы знакомы с их протоколом?

– Более или менее.

– Прошлой ночью я позвонил своему другу в легкой промышленности, и соответствующие костюмы привезут к половине седьмого. Удостоверения уже присланы с курьером, они у сержанта Дитриха.

– Похоже, вы не любите даром терять время, а?

– Не люблю, – ответил он и повесил трубку.

Я улыбнулся и покачал головой. Так вот оно как, играть в высшей лиге.

Дитрих, которого я немедленно разыскал, выдал мне удостоверения личности для каждого и список с именами тех, кого мы собирались допросить.

Грейс я нашел в трейлере с компьютерами и рассказал ей о разговоре с Черчем.

– Как он добился такого влияния на президента?

В смысле… кто такой Черч?

Грейс покачала головой.

– До меня доходили обрывки слухов… Будто за последнюю пару лет он давил на многих людей в Вашингтоне. И извлекал из этого выгоду.

– В смысле… шантажировал кого-то?

– Как говорится, он знает, где собака зарыта. И может манипулировать сильными игроками, используя их в своих целях.

– Хорошо, что он с нами. – Я помолчал. – Он ведь на нашей стороне, правда?

– Господи, надеюсь, что да.

– Как он вляпался в такую грязь?

– Могу только высказать догадку, – сказала Грейс, выразительно поднимая бровь, и кивнула в сторону сложного нагромождения компьютеров, которые занимали все помещение.

– «Ясновидец»?

Она пожала плечами.

– Разве не логично? Великолепный способ сунуть нос в чужие дела, не оставляя следов. Это одна из уникальных и самых опасных особенностей данной программы.

С «Ясновидцем» Черч может пролезть в Пентагон, прочитать там любые файлы, а потом выйти, и ни единой записи о взломе не сохранится. Я видела, как он это делает.

– Ну и ну. – Я уставился на компьютер, словно передо мной была лампа Аладдина. – Ты слышала когда-нибудь выражение: «Если бы это попало не в те руки, миру пришел бы конец»? Так вот, оно здесь очень подходит.

– Еще как. Всего у нескольких человек имеется доступ к программе, причем его каждый раз надо запрашивать лично у Черча. Это не шутка, и хотя «Ясновидец» на самом деле остается невидимкой для чужих компьютеров, все поиски и операции фиксируются на жестком диске Черча.

– Выходит, Большой Брат действительно следит за тобой, – задумчиво протянул я.

– Постоянно.

– А этот человек спит когда-нибудь?

– Боже, да я ни разу не видела, чтобы он зевнул. Мне кажется, он киборг.

– Надо сказать, я бы не слишком удивился. Вдруг что-то особенное содержится в его ванильных вафлях?

Она взяла отпечатанный листок.

– Вот фамилии директоров агентств, которые направляли своих людей в ОВН, и примерно половина из них приедет сегодня в Пенсильванию по случаю открытия Колокола, либо в качестве гостей, либо по службе. Поскольку там будут первая леди, жена вице-президента, супруги пяти конгрессменов и больше сотни членов конгресса, меры безопасности повышенные. Большинство шефов обязаны лично удостовериться, что их индейцы никому не позволят снять скальп ни с одной важной шишки.

– Я в курсе, с самого начала был посвящен в детали. Но какая в том польза для нас?

– Президент, по настойчивой просьбе мистера Черча, переговорил со всеми директорами, передавая их в наше полное распоряжение. Можно устроить общее заседание или переговорить с каждым по отдельности.

– Во время такого события? – хмыкнул я.

– Ну… нам придется выбирать момент, – признала она.

Я был настроен скептически.

– Все это здорово, но как мы станем их допрашивать, когда кругом будут сплошные речи и митинги?

– Открытие мемориала продлится два часа.

– Отлично, – сказал я. – Ладно, по коням.

Глава 92

Эль-Муджахид.

Мотель «Моторуэй».

4 июля

Воин сидел на краю кровати, в хлопчатобумажных штанах и майке, которая открывала громадные плечи, бычью шею, рельефные мускулы на руках. Он снял повязки, чтобы дать возможность гостям рассмотреть его лицо: шрам тянулся пунцовой линией, в окружении зеленых и багровых синяков.

На диване устроились двое. Они не сводили глаз с эль-Муджахида. На лице Ахмеда, брата Амиры, отражалась тревога за шурина. Рядом вытянул ноги молодой негр.

На нем были очки в металлической оправе и аккуратная куфия. Джон Норман родился двадцать шесть лет назад в западной части Филадельфии. Окончил театральное отделение университета Темпл, где специализировался на сценическом гриме и костюмах. После выпуска он работал на Бродвее, а полтора года назад случай свел его с муллой афроамериканского происхождения, который познакомил его с основами учения великого пророка, а затем и с более радикальной доктриной эль-Муджахида. Теперь Джона звали Салим Мохаммед. Он был полностью поглощен новым знанием и спустя несколько месяцев постепенно перешел от изучения Корана к специализированным занятиям по фундаменталистской политике. Подавляемый годами гнев вскипел и начал выплескиваться наружу, когда он увидел записи, в которых эль-Муджахид разоблачал вмешательство Запада в культуру и религию Ближнего Востока. В отличие от многих собратьев по вере Салим сразу же проникся убеждением, что необходимы самые экстремальные меры, чтобы защитить последователей единственного истинного Бога. Хотя Салим обладал утонченной внешностью художника, в его груди билось сердце солдата Веры.

В тусклом освещении гостиничной люстры он казался совсем юным, однако Воин заметил в его глазах знакомый огонек и обрадовался. Эль-Муджахида немного забавлял молодой человек, однако в то же время он испытывал гордость за него. Его восхищала глубина преданности чернокожего мусульманина. Почти час они обсуждали священные тексты и вместе молились. Теперь же, скатав молитвенные коврики, сидели и разговаривали. Эль-Муджахид снял рубашку и повязки, чтобы Салим все как следует разглядел.

– Можешь справиться с этим? – спросил Воин.

– Да. Легко. Особой сложности тут нет, – Салим взглянул на Ахмеда. – Мне казалось, ты просил меня сделать что-то трудное?

Тот покачал головой.

– Я сказал: кое-что важное.

– Необходимо спрятать все, – отрывисто проговорил эль-Муджахид, – шрам, синяки.

Салим искренне улыбнулся.

– Дай мне час, и я гарантирую, что никто не заметит твоей раны. У меня на квартире есть все необходимое.

– Великолепно.

Они назначили время встречи, и молодой человек ушел, потрясенный тем, что видел самого эль-Муджахида. Один из людей Ахмеда тайком последовал за ним, хотя преданность Салима сомнений ни у кого не вызывала. Когда дверь за ним закрылась, Воин натянул рубаху и застегнул на все пуговицы.

– Теперь Голь знает, что я спасся от его убийц и мы забрали детонатор, – сказал эль-Муджахид. – Если он настоящий мужчина, то отойдет в сторону. Должно быть, он совершенно сбит с толку таким поворотом событий. – Он помолчал. – Где то, что прислала Амира?

– Андреа установила все неделю назад и спрятала очень ловко. Никто не узнает, – произнес Ахмед, имея в виду свою американскую подружку, принявшую ислам несколько лет назад.

– Какую версию прислала Амира? Я испытывал в деревне седьмое поколение, и оно производило сильное впечатление.

– Десятое поколение.

– Десятое? – ахнул Воин.

Ахмед улыбнулся.

– Моя сестра амбициозна, а ее гнев на Западного Сатану велик. Она не особенно много сообщает в своей зашифрованной записке, но говорит, что теперь дыхание Господа сотрет Америку с лица земли.

Эль-Муджахид пробормотал молитву.

Ахмед кивнул на чемодан, который принес с собой.

– Тут твои документы, одежда, оружие… Как только Салим покажет обещанный фокус, ты сможешь ходить среди них и никто тебя не узнает. Все уже на месте, брат, Андреа будет там, чтобы убедиться, что работа идет гладко. – Он помолчал и уже не в первый раз нервно облизал губы. – Осталось еще одно. Моя сестра кое-что переправила через личные каналы Голя, посылка вчера вечером прибыла с курьером через международную службу доставки особо опасных грузов в больницу в Трентоне, Нью-Джерси. Сопроводительные бумаги и формы были безупречны, поэтому никто ничего не заподозрил. Моя сестра такая умная.

– Это верно. Что же внутри?

Ахмед улыбнулся.

– Ну… на упаковке сказано, что это образцы материалов для бактериологических исследований. Что-то касающееся паразитов растений. Большую часть посылки в самом деле занимают привезенные из индийской лаборатории Голя двадцать четыре пробирки с зараженными образцами, зато две из них содержат нечто совсем иное. – Он выдержал паузу и повторил: – Совершенно иное, слава Аллаху.

– Скажи мне…

– Она послала нам двенадцатое поколение Сейф аль-Дина.

– Разве нам нужно еще? Я думал…

Ахмед покачал головой.

– Это не оружие, брат. Если десятое поколение – меч, то двенадцатое – щит.

Воин казался смущенным, но затем все понял и облегченно вздохнул, напряжение покинуло его.

– Слава Аллаху, да будет благословенно Его имя.

Ахмед придвинулся ближе и пожал эль-Муджахиду руку.

– У нее получилось! – произнес он взволнованным шепотом. – У нас есть антидот. Амира сделала то, что никому еще не удавалось сделать… она создала лекарство от болезни. Мы исполним обет, и тогда умрут только безбожные американцы, а мы… мы, брат мой, будем жить!

Комната поплыла перед глазами, и эль-Муджахид соскользнул с кровати на колени. Уже долгие недели он готовил себя, умственно и духовно, к самоубийственной миссии. Он принял волю Аллаха, по которой должен умереть от Сейф аль-Дина, когда обратит его против неверных псов. Ничтожная цена за то, чтобы нанести смертельный удар врагу. Пусть океан разделит пустыню, в которую превратится проклятый континент, и остальной мир. Но теперь… теперь!

Он прижался пылающим лбом к полу и восславил Аллаха, рыдая от радости, от осознания того, что Всевышний избрал его и позволил продолжить битву за установление Его истины на земле. Рай – чудесное обещание, но эль-Муджахид был истинным воином, он сожалел, что придется покинуть поле сражения так рано. Слезы навернулись и на глаза Ахмеда. Он опустился на колени рядом с другом, и они молились вместе. Оба знали: предстоит немалая работа, но ничто уже не остановит Сейф аль-Дин.

Ничто.