Текст книги "Йоханнес Кабал, Некромант (ЛП)"

Автор книги: Джонатан Л. Ховард

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)

очень ровные, аккуратно подстриженные усы, а волосы у него на висках начинали седеть. Возможно,

бывший военный – он, безусловно, обладал властной манерой отставного офицера, то ли младшего,

то ли старшего, капитана или майора. Однако в его взгляде присутствовала внимательность, которая

не относилась к плодам многих лет добросовестной военной службы. Сомнения Кабала возросли.

– С кем имею удовольствие беседовать? – вежливо спросил он с теплотой недостаточной для

того, чтобы расплавить и кристалл гелия.

– Меня зовут Фрэнк Барроу.

– Итак, Фрэнк...

– Можете называть меня мистер Барроу.

Кабал представил, как из висящего вверх тормашками Барроу вытапливают жир и успокоился.

– Что ж, Мистер Барроу, рад слышать, что наша небольшая ярмарка уже произвела здесь

нечто вроде сенсации.

Двое мужчин смотрели друг другу в глаза, едва не прожигая друг друга взглядом.

– Что именно мы сделали?

– Это место, – сказал Барроу и ткнул большим пальцем в сторону станции.

– И станция у вас тоже красивая, – ответил Кабал. Он не знал, как дальше пойдёт разговор, но никогда не помешает польстить местным,

сказав, как чудесно выглядит этот коровник, который они называют своим городом. И всё-таки, он

был слегка удивлён тем, насколько безупречно выглядела станция. Как будто её только что

построили.

– Может и так. Дело в том, что этого вчера здесь не было.

Толпа одобрительно заулюлюкала и закивала. Кабал очень надеялся, что ослышался.

– Прошу прощения?

– Я говорю, вчера в это же время на этом месте лежала кучей обгоревших камней, эта линия

лет сто не видела ни рельсов, ни шпал, а вот он, – Барроу указал на смотрителя станции, тот

улыбнулся и помахал, – давным-давно умер и был похоронен. Теперь, я, как и, полагаю, все

присутствующие, хотел бы узнать, как такое возможно.

Все выжидающе посмотрели на Кабала.

Кабал глуповато улыбался, в то же время быстро шевеля мозгами. Он вообще был здесь ни при

чём, но почему они посчитали иначе? Рельсов нет? В таком случае, как они могли спланировать свой

приезд сюда? Пенлоу-на-Турсе точно был помечен на схеме как действующая станция. Секунды

тянулись, а улыбка всё не сходила с его лица. Он чувствовал, как сохнут зубы. Кто-то из зрителей

кашлянул, чтобы напомнить, что все ждут его ответа. Их взгляды были устремлены на него. Мысль не

шла. Пенлоу – последняя возможная остановка, время почти на исходе. Нужно найти здесь две

души, а весь город на него ополчился. Бусинка пота собралась на его правом виске; он вполне

отчётливо это чувствовал. Нужно придумать причину этих странных происшествий. Сейчас. Прямо

сейчас. В эту самую секунду... Давай. Секунда пролетела, а мысль всё не шла. Он прекрасно знал, кто

за всем этим стоял. Хотел грязных трюков? Получи. Дело было сделано ещё до того, как они

приехали. Он прикинул, успеет ли забрать коробку с контрактами, если возникнет необходимость в

спешке покидать город, удирая от толпы с факелами.

– Толпы с факелами на удивление быстро двигаются, – сказал он вслух. На него

непонимающе посмотрели. "Чудесно, – подумал он. – Почему бы самому не навести их на эту

мысль?"

– Мой брат имеет в виду, что всего несколько месяцев назад мы с ним нажили себе опасного

врага.

Голос Хорста сразу начал ткать спокойными, уверенными нотами свою особую магию. Когда

он говорил, его всегда слушали.

– Видимо, наш враг добрался сюда раньше нас и намерен замарать нас той некромантской

грязью, которой сам замаран, недостойное создание. Это, мне думается, должно стать идеалом

насмешливой мести для его грешной, чёрной души.

Из толпы донёсся растерянный ропот.

– О чём ты говоришь, сынок? – спросил Барроу.

– Дамы и господа, позвольте представить вам моего брата: Йоханнес Кабал – Сокрушитель!

– это слово уж точно следует записать с большой буквы, – Сокрушитель подлого волшебника

Руфуса Малефикара!

Толпа издала благодарный вздох. Руфус давно стал любимчиком газет что пожелтее. Даже

Барроу, похоже, о нём слышал.

– Минуточку, – сказал Барроу. – Я думал, Малефикар мёртв!

– Убит моим братом собственноручно в смертельном поединке.

– Если он мёртв, как тогда он всё это провернул?

Справедливый вопрос, вот только Хорст прокладывал себе дорогу в жизни на 99%

вдохновением и на 1% потоотделением.

– Позвольте, разве смерть – преграда для некроманта?

Благодарный вздох на этот раз представлял собой злобное шипение. Внезапно Кабал испугался,

не собирается ли Хорст выдать его. Последнее время он как-то отдалился.

– Руфус Малефикар был человеком злым. Теперь, стало быть, его недобрая воля

распространяется и после смерти. После отъезда мы пересмотрим наш плотный график, чтобы

вернуться туда, где он повешен, и сжечь его труп. Даже некроманту не выжить в очистительном

пламени.

В толпе нашлись те, кто с умным видом закивал – из той породы людей, что всегда кивают с

умным видом, стоит кому-то сказать нечто толковое.

Барроу нахмурил лоб, поняв цену эдакой находчивости. Он не собирался попадать в ловушку,

устроенную Хорстом. Пусть другие верят.

– Почему вы не сожгли его, когда у вас была возможность? – спросил Джо Карлтон, если

нужно спросить что-то очевидное, на него всегда можно положиться.

Хорст вскинул руки в мольбе.

– Мы уже зажгли факелы, когда пришла мать Малефикара.

Он изобразил тонкий старческий голос.

– Прошу, не сжигайте моего мальчика, – сказала она. – Он плохо себя вёл, я знаю, но он моя

плоть и кровь. Я... я не вынесу, если вы сожжёте его.

Что ж, я всё равно был готов сжечь злобного придурка, когда Йоханнес, мой брат, схватил меня

за руку и сказал: "Нет, Хорст. Может, он и был некромантом, убийцей и трижды крашеным злодеем,

но этой женщине он – сын. С неё достаточно страданий. Более чем достаточно. Оставь его воронам и

продолжим путь".

Не веря своим ушам, Кабал уставился себе под ноги – его охватило самое настоящее

смущение. К счастью, скоро унижению конец.

– Так что, мы оставили несчастную старушку миссис Малефикар рыдать у ног её малыша

Руфуса, – продолжил Хорст.

– Пожалуйста, прекрати, – прошептал Кабал. – Я сейчас сдохну от унижения.

– Думаешь, стоит пропустить момент, когда ты побежал ей вслед и всучил всю месячную

выручку? Если настаиваешь... – шепнул Хорст в ответ.

Затем, громче:

– Итак, если наше преступление в том, что мой брат не нашёл в себе силы разбить несчастной

вдове сердце, и без того истерзанное её сыном, то мы признаём вину.

Он снял шляпу и покаянно опустил голову. Всё замерло. Затем толпа обезумела.

Ликующая толпа подняла Кабала на руки и несколько раз пронесла взад-вперёд по платформе.

Пара лживых фраз – и из предвестника гибели он превратился в победоносного героя с золотым

сердцем. "Такова, – размышлял он, – переменчивость толпы. Хорсту бы газету выпускать".

У Кабала уже рука затекла раздавать автографы, как вдруг он заметил неподалёку Барроу. Тот,

скрестив руки, наблюдал за ним. Видимо, кто-то всё-таки выстоял против пропаганды Хорста.

– Кажется, на вас это не произвело никакого впечатления, – сказал Кабал. – С чего бы это?

Разве вы не слышали моего брата? Я герой.

– Я не знаю, кто вы, – сказал Барроу. – Герой? Никогда бы не подумал. Вы убили

Малефикара?

– Да, – ответил Кабал. Он оглянулся, чтобы убедиться, что никто не подслушивает. – Да, я

убил его. Выстрелил в него три раза.

– Почему?

– Почему я выстрелил в него или почему выстрелил трижды? Я выстрелил трижды, чтобы уж

наверняка его убить. А убил, потому что он стоял на пути.

– На вашем пути.

– Если угодно.

– А что сделали с остальными?

– С кем?

– С этой жалкой толпой идиотов, которая всюду за ним ходила, с остальными сбежавшими из

лечебницы.

Кабал улыбнулся.

– Слышали об "общественном попечении"? Это как раз тот случай; они безобидны, нужно

лишь направить их по верному пути.

– Они у вас на ярмарке?

– В качестве персонала, уверяю вас. В представлениях участвуют только добровольцы, —

улыбка исчезла в небытие, – как правило.

Барроу фыркнул.

– Всё понятно.

– Нет. Вовсе нет. Вы читаете между строк, но то, что там написано, вам не понятно. Мистер

Барроу, у меня к вам предложение.

– Валяйте.

– Через два дня мы исчезнем из ваших жизней. Вы вполне можете позволить нам заняться

нашим делом и подарить немного радости этим людям ко всеобщему удовольствию. Без обид, без

драм.

Барроу сжал губы.

– Если бы я на самом деле мог в это поверить, я бы с радостью согласился.

– Но вы не можете.

– Не могу. Не верю я в историю о мертвеце, который с виселицы слез только для того, чтобы

подпортить вам репутацию. Ни на долю секунды. За какого же идиота вы меня принимаете?

Кабал качнул головой в сторону воодушевлённых горожан, толпа которых сновала взад-вперёд

вдоль поезда.

– За идиота вроде этих, – сказал он. – К сожалению для нас обоих, я ошибся.

Рабочие начинали разгружать вагоны-платформы. Кабал и Барроу наблюдали за ними.

– У меня впереди долгая ночь, мистер Барроу. Уверен, вы извините меня, если я вас покину.

Кабал сделал несколько шагов по платформе, и Барроу сказал ему вслед:

– Будет лучше, если вы покинете мой город.

Кабал остановился и обернулся.

– Ваш город? Вы здесь не хозяин. Помните об этом.

– И это всё? Угроз не будет?

– Угрозы, мистер Барроу, оставьте трепачам и трусам. Я к ним не отношусь.

Он направился обратно к Барроу, пока они не стали лицом к лицу.

– Я даже не предупреждаю.

Он резко развернулся и ушёл.

– Как правило, – сказал Барроу, слишком тихо для того, чтобы услышать. Затем тоже

повернулся и пошёл назад к городу.

Всё дальше отдаляясь друг от друга, они оба думали об одном и том же: "От этого человека

жди беды".

ГЛАВА 11

в которой Кабал наживается на чужом несчастье, и драма всё-таки разыгрывается

Такого просто не могло быть, чтобы балаган по прибытии в тот же вечер был готов к приёму

публики. Тем не менее, ценой небольших хлопот и времени меньшего, чем требуется, чтобы достать и

разложить стол для пикника, балаган со всей мишурой, с тридцатью аттракционами, палатками,

каруселями и выставками горел огнями и был готов открыться. Никто не мог объяснить, как они это

сделали; так получилось, что двести пятьдесят граждан, собравшиеся на станции, в это время

смотрели в другую сторону. Все одновременно подскочили от неожиданности, когда за их спинами

заиграла каллиопа, обернулись и почти одинаково сказали "О-о-о-о-о!" Кто-то на одну "о" поменьше,

кто-то на один восклицательный знак побольше.

– Специальное предложение в честь открытия! – крикнул высокий бледный брюнет с

соответствующей харизмой, в то время как его брат, долговязый блондин с бледным лицом, который,

казалось, всегда употреблял улыбку только в качестве оружия, стоял позади, сложа руки. – Вход

бесплатный!

Честные граждане Пенлоу-на-Турсе были воспитаны на истине, что отказываться от подарка

неприлично, поэтому вежливо встали в очередь под разноцветную полированную деревянную арку с

лампочками. Барроу шёл вместе со всеми, пока не оказался прямо под аркой и посмотрел вверх. На

секунду ему показалось, что там написано "Оставь надежду, всяк сюда входящий", но в следующий

момент она уже точно гласила о том, как тут, там и повсюду разные коронованные особы называли

этот балаган идеальным досугом для тех, у кого от роду богатые родители и бедная наследственность,

– в некоторых углах провинции это якобы считалось хорошей рекламой. Барроу решил, что ему

показалось, но его подсознание пыталось что-то ему сказать. Он вошёл внутрь, предупреждённый и

вооружённый.

Йоханнес Кабал, некромант и, поневоле, балаганщик, смотрел на толпу и заметно нервничал.

Сегодня был их предпоследний вечер, и дела шли... как-то не так. Он не мог понять, что именно было

не так. Толпа держалась плотно и переходила от палатки к карусели, от карусели к аттракциону, как

огромная семья. Кроме непрерывной игры каллиопы и бодрых выкриков зазывал не было слышно ни

звука. Люди просто останавливались, смотрели и шли дальше. Маленькая сенсация произошла, когда

кто-то купил у лотка сахарное яблоко.

– Что с ними такое? Я думал, что я теперь буду героем. Почему они такие подозрительные?

Рядом появился Хорст, хотя секунду назад его определённо здесь не было.

– Они побаиваются. Может я и дал им объяснение ситуации, но это не значит, что оно

пришлось им по нраву. Это место напоминает им, что случилось нечто недоброе, нечто

необъяснимое, из ряда вон выходящее. Посмотри правде в глаза, Йоханнес. Сомневаюсь, что здесь

происходило что-нибудь необычное с тех пор, как давным-давно какой-то прохожий крестьянин

подумал, что неплохо бы основать город на этом месте. Видел, сколько шуму подняли из-за сахарного

яблока? Продавай мы заливное из язычков жаворонка, они и то так не удивились бы. Возможно, здесь

нас ждёт неудача.

– Неудачи быть не может. Это последняя остановка. Две души. Нужнодобыть две души, или

вся эта затея – пустая трата времени.

– И девяноста восьми душ.

– Девяноста девяти. Мы поспорили на мою жизнь.

Хорст резко на него посмотрел.

– Что? Ты ничего об этом не говорил!

– Как это ни странно, но я не любитель распространяться о подобных вещах. Какая разница?

Если я не верну себе душу, то не смогу продолжать исследования.

– За тобой тянется след из метафизических катастроф, ты превратил невесть во что свою

жизнь, мою жизнь, жизнь всех тех, кого ты сгубил за восемь лет и тридцать семь дней, что я

проторчал на кладбище, а теперь решил замолвить словечко ещё за сотню? И ради чего?

– Сам прекрасно знаешь.

Хорст в бессилии покачал головой:

– Нет, не знаю. – Он начал трясти пальцем перед лицом брата. – Я раньше знал. Я тебе даже

симпатизировал, такой я идиот, и видишь, что со мной стало? А ради чего теперь? Я не знаю. Думаю,

и ты не знаешь. Ты продолжаешь жить так только потому, что если бы ты остановился и спросил

себя: "Как же так, Йоханнес, почему я стал для всех распоследней сволочью?" – думаю, ты не смог

бы дать себе честный ответ.

Кабал разозлился и откинул руку Хорста в сторону.

– Плевал я, что ты там думаешь. Мне в высшей степени безразлично твоё мнение.

Хорст пожал плечами.

– Отлично. Покуда мы понимаем друг друга.

– Нет, мы друг друга не понимаем. Уж тебе меня точно не понять. Ты никогда ни к чему не

стремился в жизни. Тебе не понять, что такое отдать чему-то всего себя. Тебе не понять, что значит

засыпать и просыпаться с одной и той же мыслью, которая не идёт из головы.

– Это не самоотдача.

– А что же?

– Одержимость.

– Вот как ты пытаешься понять меня? Ярлык повесил. Что и следовало ожидать.

– Это не ярлык. Взгляни на себя. О, боги, Йоханнес, ты же врачом собирался стать! Хотел

помогать людям!

– Врачи. Мошенники и шарлатаны. Лишь пытаются отогнать тьму, а если не получится, у них

всегда наготове пара оправданий. Им не хватает то ли ума, то ли духу, чтобы вновь вернуть свет. Но

не мне. Не мне! Я буду Прометеем современности, что бы ни пришлось делать, какими бы тёмными

делами не пришлось заниматься, чтобы постигнуть тайну.

– А что, если никакой тайны нет? Что, если это за рамками понимания смертных? Что тогда?

Что будешь делать?

– Должна быть, – ответил Кабал. При этом он выглядел очень старым и уставшим. – Должна

быть.

Хорст взял младшего брата за плечи.

– Послушай, у нас есть двадцать четыре часа – даже меньше, учитывая светлую часть суток

– но время есть. Можно придумать выход. – Кабал непонимающе заморгал. – В этих контрактах

всегда где-нибудь да найдётся лазейка. Должно быть, это традиция. Сожжём контракты, освободим

тебя от пари, а затем отыщем лазейку в договоре, что ты подписал, продав душу.

– В моём договоре нет никакой лазейки, – сказал Кабал. – Я отказался от души в обмен на

основы некромантии.

– И это всё?

– Не знаю. Мне нужна была "тайна жизни после смерти" – всё как обычно.

– Ты попросил именно это?

– Что-то вроде того.

– Тогда всё просто! Разве не понимаешь? Ты хотел узнать тайну жизни после смерти, а

получил пару формул, которые позволяют тебе возвращать людей к жизни жалкими подобиями тех,

кем они были. Тебе ещё пришлось выполнить большую часть работы, чтобы этому научиться. Они не

смогли выполнить свою часть сделки!

– Ты просто придираешься к определениям.

– Да ладно тебе! Думаешь, Сатана упустил бы такую возможность, если бы ситуация была

обратной?

– Какой мне прок от его души?

– Я не это имею в виду. Он у нас в руках. Это философское минное поле!

Кабал на мгновение представил себе, как Аристотель неожиданно исчезает в огненном облаке

посреди чистого поля, а Декарт и Ницше с ужасом это лицезреют. Он взял себя в руки.

– Меня ведь наделили силой использовать формулы. Вот и вся выгода.

– Это тебя ни к чему не привело. Брось эту затею. Начни заново.

– Я... я не знаю.

Он прикинул, сколько исследований понадобится, чтобы нагнать потерянное в схватке с

дьяволом время. По всему выходило, что немало.

– Йоханнес. Сделай это. В качестве искупления.

Хорсту Кабалу казалось, что его брат, Йоханнес, выглядит так же, как и в шестилетнем

возрасте, когда у него умерла собака. Та же оцепенелая неспособность осознать что произошло.

Йоханнес Кабал посмотрел на пол, на ночное небо и, наконец, на брата. Он выглядел растерянным.

– Я не знаю, – прошептал он.

Хорст раскрыл объятия. Он не обнимал младшего брата с тех пор, как тот был ребёнком. Они

никогда не были близки, а когда Кабал признался, что ненавидел Хорста, стало ясно почему. Но даже

сейчас, даже в этом месте, кровь, как и раньше, гуще воды.

– Эй! Босс! – из ниоткуда появился Кости. За мгновение, что Хорст переводил взгляд с

Йоханнеса Кабала на мистера Костинза и обратно, его брат испарился – на его месте стоял Кабал,

некромант.

– Что? – бросил Кабал.

– Мне кажется, у нас клиент, – сказал Кости, широко улыбнувшись.

Хорст вздохнул. Момент упущен. До сих пор непринуждённая улыбка и добродушие мистера

Костинза ему даже нравились. До сих пор было очень легко забыть, что он всего лишь частичка Ада,

которую принесли на Землю и одели в шляпу. Эта улыбка изменила всё. Речь шла о том, чтобы

забрать чью-то душу – и это был повод для радости.

– Где?

– В зале с автоматами. Она там просто торчит без дела, да и выглядит очень даже несчастно. У

нас наверняка для неё что-нибудь найдётся.

– В зале с автоматами? В кои-то веки это место оправдало затраты.

Кабал зашагал вперёд, Костинз за ним. Хорст растворился в воздухе и прибыл раньше них.

Зал игровых автоматов неизменно служил отличной приманкой для людей, жаждущих

избавиться от лишней мелочи, а вот в сборе душ проявлял себя слабо. Сейчас, как и всегда, он был

забит детишками и подростками, что играли в багатель и одноруких бандитов, мерялись силой с

медной рукой, и созерцали жутковатые сценки в механических вертепчиках. Хорст лихорадочно

смотрел по сторонам. Они скоро дойдут, и он потеряет свой шанс увести отсюда потенциальную

жертву. Люди вокруг мешали ему передвигаться на большой скорости, и ему приходилось тактично

проталкиваться через толпу. Он не видел никого, кто бы подходил по описанию, пока орава

подростков не бросила попытки достать мягкую игрушку из автомата и не отошла. Девушка.

Наверное, ей даже двадцати нет. Хорст редко видел, чтобы горе так сильно отпечатывалось на лице.

Её окружали люди, но не касались её – несчастье было почти что материальным. И ей, должно быть,

казалось, что они умышленно его избегают. Хорст решительно двинулся сквозь толчею.

– Прошу прощения, мадам.

Он стоял рядом с ней. Она подняла взгляд. Столько ночей без сна. Столько ночей в слезах. Он

посмотрел в сторону входа. Видно было, как приближаются его брат и Кости. У него не оставалось

времени на изысканные манеры и даже на то, чтобы зачаровать её и вывести оттуда.

– У вас несчастный вид. Могу я чем-то помочь?

Она лишь слабо, неуверенно улыбнулась.

– Меня зовут Хорст Кабал. Я один из владельцев. Невыносимо видеть, как кто-то...

Кабал и Костинз были уже почти у входа.

– Слушай, что стряслось? Может, деньгами помочь? У нас денег полно, не знаем, куда девать.

Дам столько, сколько нужно.

Её улыбка поникла, она растерялась. Времени больше нет. Он наклонился и шепнул ей на ухо:

– Делай, что хочешь, только не поддавайся искушению. Обещаешь?!

Он выпрямился, она непонимающе на него смотрела.

– Не поддавайся, – еле слышно повторил он, и пропал.

Кабал осмотрел помещение. Полным-полно женщин, которые то ли и вправду горевали, то ли

следуя моде, делали невыразительное лицо. Если он когда и обладал способностью заметить горе, она

давно уже атрофировалась от нечастого использования.

– Кто? – спросил он Костинза.

– Вон та, босс. Лицо у неё – печальнее не придумаешь

Кабал внимательно на неё посмотрел. Честно говоря, она выглядела немного озадаченной.

– И чего же она хочет?

Костинз некрасноречиво пожал плечами.

– Не знаю.

Кабал раздражённо выдохнул и попытался вспомнить, как работает это место. С другими

аттракционами было куда проще. Там можно было просто спросить. Он поискал, кого бы спросить

тут, и его взгляд упал на механическую гадалку. Из своего стеклянного ящика Госпожа Судьба

обещала поведать будущее наивным клиентам на небольшом куске картона – и всё за один пенни.

"От неё был толк в прошлом", – припомнил он. – "Может, будет и сейчас?"

Кабал подошёл к ней и незаметно стукнул кулаком по ящику рядом с прорезью для монет.

Ничего не произошло.

– Плати-ка сама, Судьба, а то устрою тебе свидание с ножовкой, – сказал он грубым

шёпотом.

Манекен немедленно задвигался, услужливо посмотрел в хрустальный шар, и остановился.

Мгновение спустя в лоток упала карточка. Кабал взял её и прочитал:

ГОСПОЖА СУДЬБА ВСЁ ВИДИТ И ВСЁ ЗНАЕТ.

ТЫ ВСТРЕТИШЬ ЖЕНЩИНУ, У КОТОРОЙ ЕСТЬ ТО, ЧТО ЕЙ НЕ НУЖНО.

ПРЕДЛОЖИ ЕЙ СРЕДСТВО ОТ ЭТОГО, И ОНА НЕ ПОСКУПИТСЯ.

СОВЕТ ГОСПОЖИ СУДЬБЫ:

О ЧЕЛОВЕКЕ СУДЯТ ПО МАНЕРАМ.

Кабал прочёл карточку дважды, затем смял её. Он наклонился к кабинке, как будто хотел

бросить монетку.

– Вот от этого как раз никакого толка, – прошептал он. – От чего она хочет избавиться? От

болезни? Вшей? Своеобразного и раздражающего смеха? Дай мне нечто конкретное и прибереги

бессмысленные обобщения для посетителей.

Человеку с фантазией показалось бы, что манекен поджал губы. Несомненно, она проделала

свои нехитрые предсказательские манипуляции в лишённом достоинства темпе. Автомат выплюнул

карточку с такой злобой, что Кабалу пришлось поймать её, чтобы та не упала на землю. Вот что на

ней было:

ЛАДНО, ЛАДНО.

ГОСПОЖА СУДЬБА И ВСЁ ТАКОЕ.

У ЭТОЙ ЖЕНЩИНЫ РЕБЁНОК, И ОН СВОДИТ ЕЁ С УМА.

НЕ ПРЕКРАЩАЕТ РЕВЕТЬ. МУЖА НЕТ.

СЕГОДНЯ ЗА НИМ ПРИСМАТРИВАЕТ ЕЁ МАТЬ.

ПРЕДЛОЖИ ЕЙ ВЫХОД, И ОНА ОТДАСТ ТЕБЕ СВОЮ ДУШУ. ВСЁ ПРОСТО.

СОВЕТ ГОСПОЖИ СУДЬБЫ:

В БУДУЩЕМ ПОПЫТАЙСЯ СКАЗАТЬ «ПОЖАЛУЙСТА», НАХАЛ.

За исключением совета, как раз эти новости Кабал и надеялся получить.

– Костинз, я хочу, чтобы отсюда эвакуировали всех, за исключением этой женщины.

– Будет сделано, – ответил Костинз, и тихо и незаметно начал ходить по комнате, раздавая

бесплатные билеты всем без разбора. Через пять минут в зале не осталось никого, кроме Кабала и

женщины, которая медленно скармливала монетки автомату под названием "Потехе час". А точнее,

так казалось Йоханнесу Кабалу, который не знал, что кое-кто стоит в углу, держась в прозрачном

состоянии. Хорст с надеждой наблюдал за происходящим.

В ряду автоматических вертепчиков один был накрыт брезентом с табличкой "Не работает"

спереди. В действительности, он стоял пустым, так как у Кабалов на нём закончились идеи. Теперь

Кабал подошёл к нему, сконцентрировался, беззвучно произнёс: "Заклинаю тебя", – и снял чехол.

Внутри ящика оказался вертепчик, изображающий комнату. В этой комнатке была малюсенькая

механическая кукла, поразительно похожая на эту грустную девушку. Комнатка была обшарпанной

спаленкой с распахнутой дверью, через которую было видно ванну и висящие над ней на верёвках

простыни. Механическая кукла стояла у колыбельки, в которой лежала крошечная куколка ребёнка.

Может, она была и маленькой, но каким-то образом имела достаточно деталей, чтобы показать, что

такого ребёнка вряд ли кто-то мог полюбить. Вертепчик назывался "Материнское избавление".

Свернув на руке чехол, Кабал отошёл в дальний конец зала и сделал вид, что разговаривает со

стариком в разменной будке. В действительности, он наблюдал за женщиной. Впрочем, не он один.

Девушке стал надоедать "Потехе час", которая начала выдавать лимоны с жестокой

регулярностью. Вскоре у неё стали заканчиваться монетки, и такой поворот удачи её расстроил. Она

оставила автомат и пошла вдоль строя его собратьев. Она знала, что скоро уже надо будет идти

обратно домой, и хотела получить на ночь ещё одну маленькую частичку удовольствия. Она увидела

ряд автоматических вертепчиков и стала их по очереди рассматривать. Они все были кошмарными, с

историями об убийствах, казнях, злых призраках и жестоком правосудии, – обо всём этом ей не

хотелось знать. Она уже собиралась уйти, когда её взгляд упал на последний автомат в ряду. Было

дело в названии или в поразительном сходстве куклы с ней, или вертепчика с её собственной

спальней, никто из Кабалов не мог сказать, но он неотступно притягивал её.

Она остановилась у ящика и заглянула в него. Это было странно, будто во сне. Как будто кто-то

взял её жизнь, воссоздал её в дереве, проволоке и краске и поместил сюда на всеобщее обозрение. На

полосках бумаги, старых и пожелтевших несмотря на то, что в действительности им не было и десяти

минут, приколотых к полу вертепчика, было написано соответственно "Несчастная мать" и

"Неугомонный ребёнок". Глаза у неё стали влажными. Всё-таки она не одинока. Кто-то ещё страдал

так же, как она, если эта история была рассказана здесь. Когда она полезла в карман за одной из

немногих оставшихся монеток, поблизости ещё одни глаза стали влажными и тихо заплакали.

Она должна была узнать, она должна была увидеть, что стало с этим другим человеком.

Вертепчик ведь назывался "Материнское избавление". Как? Как она нашла избавление? Ей,

неизвестно почему, поскорее надо было это узнать. Она вставила монету в щель и разжала пальцы.

Вертепчик со стрёкотом ожил. Ручки ребёнка то поднимались, то опускались в механическом

ритме, а его головка вращалась из стороны в сторону, – плача, чего-то требуя, не замолкая ни на

секунду. Одновременно с ребёнком мама приставила ручки к ушам и затрясла головкой. Её нервы

готовы были лопнуть. Не проходило и дня, чтобы она не думала о самоубийстве. Женщина прижалась

лбом к холодному стеклу и закусила губу.

Послышался отчётливый щелчок, и пол совершил треть оборота против часовой стрелки, меняя

сценки. Теперь мама стояла в ванной. Используя мойку как стол, она что-то мешала. Порошки и

жидкости из стенного шкафчика. Странная вещь, но хотя самая большая бутылочка в её ручках и

была не больше ногтя, надписи на ярлычках явственно читались. Ложечка того, щепотка этого – всё

отправлялось в ступку и тщательно размешивалось. Закончив, малюсенькая механическая мама

вылила раствор в детскую бутылочку. Смысл был предельно ясен. Когда она прочитала табличку с

названием сценки: "Средство появляется", – её ни разу не смутила поразительная человечность

движений куклы. Она сама жила внутри этой маленькой драмы. Она чуть не застонала в голос, когда

– щёлк! – сценка начала поворачиваться, меняясь на третью и последнюю. Это будет наказание,

земное или небесное. Она повидала чересчур много этих автоматов, чтобы усомниться в том, что

конец будет нравоучительным. Но... нет. Финальная сценка изображала кладбище. Мама стояла в

трауре, и её лицо сияло, в то время как скорбящие опускали крошечный гробик в тёмную могилу. А

под носовым платком у неё – неужели признак улыбки? Кукла смотрела из ящика прямо в её глаза, и

в них она увидела своё лицо. Своё счастливое лицо. Неизбежная надпись на табличке, прикреплённой

к удобно расположенной могиле, гласила: "Материнское избавление".

Машина сделала ещё один щелчок и вернулась к невыносимой первой сцене. Не успело

жужжание остановиться, как она скормила ей ещё одну монету. На этот раз, когда появилась вторая

сцена, её губы шевелились – она запоминала ингредиенты.

* * *

Полиция приехала за час до рассвета. Кабал был безукоризненно вежлив с ними, пока они

суетились и задавали множество банальных вопросов. Куда меньше он был рад приезду Барроу.

– Я не знал, что вы работаете в местном участке, мистер Барроу, – подавляя зевок, сказал он.

– Вовсе нет. Я просто заинтересованная сторона, – ответил Барроу.

– В таком случае, – сказал Кабал сержанту, – думаю, я имею право попросить мистера

Барроу покинуть нас.

– Нет, не имеете, – сказал сержант. – Бывший следственный инспектор Барроу здесь по

моей просьбе, в этом деле он выступает в качестве консультанта.

– Бывший следственный инспектор, значит? – удивлённо произнёс Кабал. – А вы

многогранная личность. Вы сказали "в этом деле". О каком деле речь?

– Произошло убийство. Крайне жестокое. Подозреваемая утверждает, что эта ярмарка имеет к

нему отношение.

– Убийство? – с невинным удивлением в голосе спросил Кабал.

– Если быть точным, детоубийство – сказал Барроу. – Мать убила собственного ребёнка.

Она утверждает, что в вашем зале есть автомат, содержащтй оецепт яда.

– Да что вы говорите! В самом деле?

– Хотите сказать, что знать не знали, что в вашем зале представлен такой автомат?

– Что вы, и не подумал бы. Такого автомата у нас нет. Я просто удивлён, что кто-то сумел

сочинить такую диковинную историю. И что кто-то в неё поверил.

Сержант возмутился.

– Мы должны проверять все зацепки, сэр.

– Конечно, конечно. Я прекрасно вас понимаю. Итак, чем ещё могу помочь? Даю слово, что на

моей ярмарке нет автомата, подходящего под ваше описание. Я даже не слышал о таком.

– Она сделала очень сильный яд, сэр. Ребёнок умер в агонии.

– Ужасно.

– Судя по всему, она была уверена в том, что его невозможно выявить, – сказал Барроу. —

Самая обыкновенная девушка. Думаю, по большей части она говорит правду.

– И в чём правда?

– Вчера вечером она приезжает на ярмарку. Той же ночью она готовит яд и применяет его по

назначению. Не думаю, что она могла стать Лукрецией Борджиа за такой короткий срок без помощи

профессионалов.

– На что вы намекаете?

Сержант кашлянул.

– Покажите нам зал, сэр. С вашего позволения мы бы хотели взглянуть на автоматы.

– Хорошо, но вы напрасно теряете время.

Кабал повёл трёх полицейских и Барроу в сторону зала. Он отпёр большой замок, на который

была закрыта входная дверь, и отступил.

– Прошу вас.

Полицейские вошли и столпились у двери, а Кабал обошёл вокруг здания и открыл ставни.

Взгляд Барроу упал на место, где стояли вертепчики, и он отправился рассмотреть их поближе,

полицейские – за ним. Кабал прислонился к стене, изображая безразличие. Барроу шёл вдоль ряда