Текст книги "Ледяное сердце"

Автор книги: Джонатан Келлерман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 26 страниц)

10

– Убитый горем бывший муж, – заговорил Майло, выехав из Сенчури-Сити и медленно проезжая мимо развлекательного центра Эй-би-си.

– Сердитый бывший муж. Большие сильные руки и крутой нрав, а говоря об искусстве, он начинает горячиться.

– «Пиявки на здоровом теле искусства».

– А Джули оставалась частью здорового тела искусства.

– Он беспокоит тебя.

– Он еще хуже, когда на него смотришь, – ответил я. – Умный и хитрый, сильный и решительный. И он присутствовал в галерее. Даже рассказ о его отношениях с Джули какой-то закрученный в спираль. Брак, изобилующий потрясениями, периодическая физическая близость через десять лет после развода. Когда близко знакомые люди хотят имитировать сексуальное насилие, им обычно не удается пройти весь путь до конца. Стягивают вниз трусики, но не снимают их. Киппер утверждает, что уговаривал Джули взять деньги, но кто это знает. Он, возможно, очень разочарован. Киппер возлагал большие надежды на искусство. Отказаться от своих надежд – дело нелегкое.

– Даже имея «Феррари», утоляющий тоску?

– Как он трижды напоминал нам, бак «Феррари» он наполняет высокооктановым топливом. Подумай об этом: он сильно переплачивает, заправляя и без того мощный двигатель. Мы имеем дело с агрессивным парнем. Прибавь к этому трудности с бывшей женой, с которой он продолжает спать, и денежные проблемы…

– Джули рассказывала другим художникам, что они разошлись, оставаясь друзьями.

– Хорошо ли они знали ее? Рассказывала ли она кому-нибудь о своих попытках самоубийства?

– Нет, – ответил Майло. – Она говорила о пребывании в реабилитационном отделении, но об этом умолчала. Так что, Джули круто поменяла свое поведение и начала требовать у Киппера большие деньги?

– Может быть, ей надоело вести жизнь полуголодного художника и она дала задний ход, а поняв, как хорошо зажил Киппер, решила улучшить свою жизнь. Кипперу не понравилось бы проявлять щедрость, если дело коснулось его кармана. Чрезмерно настойчивая Джули была бы уже совсем иным человеком, совершенно иным. Джули имела серьезные основания, чтобы критически пересмотреть свое положение. Она входила в средний возраст, а ее вторая попытка добиться успеха в искусстве отнюдь не произвела сенсации. Я знаю, что она продала свои картины, но «Свет и пространство» – это не Нью-Йоркская галерея. Цены на полотна Джули повысились по сравнению с началом ее карьеры, но не слишком сильно. Фактически, в пересчете на стоимость долларов двадцатилетней давности, они упали. Так что реальная жизнь наконец дала знать о себе. Стремление достичь успеха в жизни, если ты занимаешься только живописью, превращается в тяжелую борьбу за выживание, а Джули уже устала наскребать деньги с трудом. Киппер намекнул, что она жила в трущобе. Очень ли плохим было ее жилище?

– По его мерке – трущоба, по моей – норма. Двухкомнатная квартира в восточной части Санта-Моники, рядом с Пико. Гостиная служила ей и мастерской. Хотя она была художницей, оформить интерьер ей не удавалось.

– Неприятная сторона проживания в Санта-Монике, – заметил я, – это бандитизм, торговля наркотиками. – Вспомнив, что Робин живет на Ренни, я подумал: «Тим Плачетте – человек хороший, мягкий, всегда уважительно относится ко мне. Будет ли от него какая-нибудь польза, если случится что-то экстраординарное?»

Майло между тем продолжал:

– Поговорюка я еще раз с ее соседями. Присмотрюсь внимательнее к муженьку.

– Подумай, что еще можно узнать о состоянии его финансов. Инвесторы-профессионалы порой относятся к своим капиталам слишком самонадеянно и ведут себя опрометчиво. Если Киппер взял большой кредит на какую-то сделку и потерял деньги, то мысль отказаться от обязательств по отношению к Джули могла бы соблазнить его.

– Мощные руки, – проговорил Майло. – Он невысок, но все же выше Джули. И ему вполне хватило бы сил справиться с ней.

– Может, ему и не пришлось особо применять силу. Она доверяла ему, а это усиливало фактор внезапности.

– Доверяла ему в чем?

– Он признался нам, что они продолжали заниматься любовью.

– Соитие в этой грязи?

– Я слышал о еще более странных вещах, – возразил я.

– Я тоже, но… мне кажется, что твое сознание стало даже более извращенным, чем мое.

Я развернулся и поехал в направлении бульвара Санта-Моника.

– Когда дядя Джули просил тебя заняться ее делом, ты разговаривал с ним о ней?

– Разумеется.

– Он знал всю ее подноготную?

Джули была для него милой талантливой племянницей, уехавшей в Нью-Йорк. Семья считала ее Рембрандтом.

– Приятно, когда тебя ценят.

– Да, – вздохнул Майло. – Мощные руки. Кто бы ни убил Джули, на силу рук он не надеялся, а использовал удавку.

– Хороший способ не запачкать рук, – добавил я, – в дополнение к перчаткам. Уменьшается риск оставить визуальное доказательство преступления. – Чистые руки.

– В известном смысле.

Высадив Майло, я поехал домой и загрузил компьютер. Разнообразные способы поиска выдали крайне мало информации как по Эверетту, так и по Джули Киппер. Три справки по нему: о беседах, которые он провел на семинарах для индивидуальных клиентов, организованных «Мунископ». Тематика всех бесед была одинаковой – лицам с высоким доходом, приобретающим облигации, доход от которых освобождается от налогов, выгоднее получать надбавки, чем скидки, и они в конечном счете сберегают свои деньги.

Имя Джули попалось всего один раз – шесть месяцев назад одна из ее первых картин была продана на аукционе «Сотбис». Восемнадцать сотен долларов за картину, написанную маслом, она получила десять лет назад. Картина называлась «Мари за кухонным столом». Фотография картины не прилагалась. На продажу в этот раз выставили недорогие предметы, и лишь отдельные из них сопровождались иллюстрациями. Данные о происхождении картины мало что добавили к тому, о чем я и сам догадывался. Картина была выставлена нью-йоркской галереей «Льюис Энтони» и продана «частному коллекционеру».

Я поискал Энтони. Пятьдесят сообщений. Сам Энтони умер пять лет назад, но галерея продолжала заниматься торговыми делами.

Я размышлял о жизненном пути Джули Киппер. Пройти через злоупотребление наркотиками только для того, чтобы выполнить требования владельца галереи. Три картины.

А теперь владелец избавляется от одной из них за более низкую цену, чем заплатил сам.

Узнай она об этом, это было бы для нее ударом.

Готов биться об заклад, что знала. Кто-нибудь как-нибудь сообщил об этом Джули.

И тем не менее она решилась вернуться. Возможно, именно эта продажа и подтолкнула ее.

Создала ли она что-нибудь такое, что сама считала лучшим своим полотном? Не породило ли это у нее надежду на удачу с другой влиятельной галереей? Увы, надежда привела к тому, что она оказалась в «Свете и пространстве».

Небольшое количество произведений означало отсутствие рынка перепродаж.

Низкий спрос на работы Джули исключал один из возможных мотивов убийства – попытку поднять стоимость вложенного капитала, поскольку работы умерших мастеров ценятся выше, чем ныне здравствующих. Но это относится лишь к художникам, пользующимся заслуженным вниманием. Что касается мира искусства, там считали, что Джули Киппер вообще не существовало, и ее смерть осталась незамеченной.

Нет, эта смерть ничего общего с коммерцией не имела. Это нечто сугубо личное.

Расчетливый убийца. Обдумывающий все заранее и внешне собранный, а внутренне… ярость, обузданная, холодная, действия хорошо спланированные.

Первый раз позвонив мне, Майло назвал это убийство «чем-то потусторонним», но преступник видел все в ином свете. Затянув удавку вокруг шеи Джули, он счел это вполне рациональным.

Я выпил пива, подумал об излучающих свет картинах Джули, о ее непризнанном таланте и снял телефонную трубку.

Галерея «Льюис Энтони» была зарегистрирована на Пятьдесят седьмой улице Нью-Йорка. Голос женщины, ответившей на звонок, был резким и пронзительным.

– Мистер Энтони ушел из жизни несколько лет назад, – сказала она таким тоном, словно об этом следовало знать каждому гражданину Соединенных Штатов.

– Возможно, вы окажете мне услугу. Я ищу работы Джульетты Киппер.

– Чьи?

– Джульетты Киппер, художницы. Ваша галерея представляла ее несколько лет назад.

– А точнее?

– Десять.

– Это целая вечность, – фыркнула она. – Ничего о ней не знаю. Прощайте.

Я сидел и думал, как чувствует себя тот, кто вынужден постоянно общаться с подобным существом. Человек, чье сознание преисполнено чувства прекрасного, кто обладает даром интерпретации, кого любящие его люди называют блистательным, кто по – палея на крючок с наживкой из «охов» и «ахов» и наконец столкнулся с тем, что у нас называют «реальным миром», и понял при этом, что любовь химера.

Джули Киппер столкнулась лицом к лицу с холодным миром, взирающим на одаренных людей как на некое удобрение.

Доброта незнакомцев, вот еще.

Несмотря ни на что, Джули снова глубоко погрузилась в свой внутренний мир и создала работы необычайной красоты.

И все это кончилось тем, что ее убили с помощью удавки и бросили в грязном сортире. Задача поймать человека, который сделал это, внезапно представилась мне очень важной.

Лишь через несколько часов после того, как я написал и отправил по адресам результаты обследования пациентов, оплатил ряд счетов, сходил в банк, чтобы депонировать чеки, полученные от адвокатов, у меня возникло новое представление о деле Джули.

Одаренному человеку наплевали в душу и жестоко задушили при первой же робкой попытке вернуться к высокому искусству.

Ведь то же самое можно было бы сказать и о Беби-Бое Ли.

Я сопоставил два дела. Оба убийства были совершены в субботний вечер в проходе между рядами домов. Между этими преступлениями прошло пять недель. Ни Майло, ни Петра, ни кто-либо другой этой связи не заметили, поскольку очевидного сходства не было. А когда я начал отмечать различия, в моем блокноте появился довольно большой список:

Убийца – мужчина, жертва – женщина. Возраст: под пятьдесят – под тридцать пять. Семейное положение: холостой – разведенная. Способ убийства: зарезан ножом – задушена. Место: вне дома – внутри дома. Профессия: музыкант – художник.

«С анализом, – подумалось мне, – я слишком перестарался». Звонить Майло смысла не было. Вместо этого я совершил сорокаминутную пробежку. Она подвергла настоящему испытанию сердце и легкие, но почти не прояснила мозги. Потом я снова сел за компьютер и приступил к поиску убийств творческих личностей за последние десять лет.

Несмотря на произвольный выбор подобных рамок, обнаружилось много побочного материала: в основном многочисленные мертвые звезды рока, большей частью ушедшие из жизни по собственной воле. И еще смерть от ножевых ран Сола Минео в западном Голливуде. Это случилось в 1976 году, то есть еще до избранного мною десятилетия. Убийство Минео долгое время оставалось темой сплетен в сфере кинобизнеса. Считалось, что оно связано с его гомосексуальными наклонностями, но на поверку оказалось результатом уличного бандитизма, закончившегося настоящей трагедией.

Актер просто очутился не в том месте и не в то время. То же самое могло бы произойти как с Беби-Боем, так и с Джули.

Я продолжал поиск, отбрасывая ненужное, и несколько часов спустя остановился на двух подобных случаях.

Шесть лет назад Валери Бруско, художница по керамике, была убита дубинкой в чистом поле за ее домом в Юджине, штат Орегон. Самого доклада о преступлении я не нашел, а имя Бруско всплыло в связи с ретроспективным анализом работ в области художественной керамики общества «Пасифик норд-вест», сделанным профессором колледжа «Рид». В докладе упоминалось и о ее насильственной смерти. Преступление раскрыли. Сожитель Бруско, водитель такси Том Бласкович, был взят под стражу, обвинен и получил срок. Однако убийцы выходят на свободу, и я взял на заметку дату его освобождения.

Второе дело касалось смерти от ножевых ран саксофониста Уилфреда Риди. Убийство произошло неподалеку от джаз-клуба, на бульваре Вашингтона. Это случилось четыре с половиной года назад, и сообщение об убийстве появилось в рубрике некрологов журнала профсоюза музыкантов. В некрологе превозносили кроткий нрав Риди и его умение импровизировать, при этом добавляли, что лучше не покупать цветы, а оказать материальную помощь вдове, передав ее профсоюзу.

Шестидесятишестилетний Риди, друг Джона Колтрейна, играл со многими знаменитостями – такими как Майлс Дэвис, Ред Норво, Тал Фарлоу и Милт Джексон. Я вошел в архив «Лос-Анджелес тайме» и обнаружил на одной из последних страниц подверстку, касающуюся этого преступления, а также дополнительное сообщение, появившееся неделю спустя. Ни единой зацепки, никаких арестов. Всем располагающим какой-либо информацией предлагали обращаться в юго-восточное отделение полиции.

Третьей была смерть от ножевых ран двадцатипятилетней балерины Анжелики Бернет в Кембридже, штат Массачусетс. Убийство было совершено три года назад. Бернет входила в состав нью-йоркской труппы, совершавшей турне, и выступала в Бостоне. Балерина вышла из своей гостиницы около двух часов ночи в пятницу и не вернулась. Двумя днями позже ее тело обнаружили за многоквартирным домом на авеню Маунт-Оберн, неподалеку от кампуса Гарвардского университета. Перекрестные ссылки на «Бостон геральд» и «Глоб» не дали ничего, кроме кратких сообщений о преступлении, однако об арестах ничего не сообщалось. В «Глоб» мне попалось на глаза кое-что еще. Бернет недавно получила повышение, стала прима-балериной второго состава и выступила с первым сольным номером в тот самый вечер, после которого исчезла.

Последнее предумышленное убийство произошло тринадцать месяцев спустя. Это было очередное голливудское преступление. Во время сеанса звукозаписи, продолжавшегося всю ночь, Чайна Маранга, певица, специализирующаяся на панк-роке, разразилась пьяной бранью на аккомпанировавший ей оркестр. Сочтя сопровождение маловыразительным, она покинула студию и… исчезла. Два месяца спустя ее почти истлевшее тело обнаружили туристы рядом с указателем «Голливуд». Труп был едва прикрыт низким кустарником. Опознание провели по карте дантиста. Перелом шеи, отсутствие пулевых и ножевых ранений позволяли предположить, что смерть наступила в результате удушения. Это все, что сообщил коронер.

Зубы Чайны Маранга легко идентифицировались. Еще в подростковом возрасте она исправляла их деформацию. Урожденная Дженнифер Стилтон выросла в большом доме в Палое-Вердесе, в семье администратора сети бакалейных магазинов и драпировщицы. Она получила хорошие оценки в подготовительной школе, где благодаря ее приятному сопрано Чайне дали ведущую роль в одном развлекательном клубе. Во время обучения в Стэнфорде она прошла профилирующий курс по английской литературе, увлеклась нетрадиционной музыкой, виски и кокаином, собрала коллекцию татуировок и пирсингов, а также организовала оркестр из однокашников-единомышленников, которые вместе с ней ушли из колледжа. В течение нескольких последующих лет она вместе с группой «Чайна уайтбой» совершала турне по стране, выступая в небольших клубах. У группы постепенно появлялись поклонники, но получить контракт на звукозапись им так и не удалось. В этот период из-за морфия приятное сопрано Чайны сменилось скрипучим атональным визгом. Выступления в Германии и Голландии собрали более многочисленные аудитории, что позволило по возвращении в Лос-Анджелес заключить сделку со студией звукозаписи нетрадиционной музыки. Два альбома «Чайна уайтбой» разошлись на удивление быстро, оркестр начал привлекать внимание влиятельных людей, поползли многочисленные слухи о контракте с ведущей студией звукозаписи.

Убийство Чайны положило конец всему этому.

Чайна почти не умела играть на гитаре, но размахивала ею как вспомогательным средством. Это была видавшая виды «Вокс» в форме капли, с которой она обращалась отнюдь не бережно. Я знал об этом, поскольку два оркестранта, неуклюжие косноязычные доходяги Скёрт и Бранкуси, относились серьезно к своим инструментам и, когда в этом возникала необходимость, приходили к Робин. Во время одного из своих безудержных приступов ярости Чайна повредила шейку своего «Вокса», и эти ребята дали ей номер телефона Робин.

Помню день, когда Чайна посетила ее. Это был на редкость неприятный июльский день, удушливый от промышленных ядовитых выбросов западного побережья и влажности, распространявшейся с восточного побережья. Когда восемь раз подряд прозвонил дверной звонок – Робин работала позади дома, а я сидел в своем кабинете, – я подошел к парадной двери и открыл ее, впустив бледную пышную женщину со стоящими торчком волосами, такими же черными и лоснящимися, как деготь типа «Ла-Бреа». Она держала свою гитару в мягкой парусиновой сумке так, словно оценивала ее вес, и смотрела на меня как на незваного гостя. Внизу у террасы стоял большой пыльный «бьюик» горчичного цвета.

– Кто вы такой, черт побери, и попала ли я туда, куда хотела? – спросила она.

– А куда вы собирались?

– В рай, где наслаждаются девственными мальчиками. Здесь работает леди, ремонтирующая гитары? Она постукивала каблуками. Покачивала плечами. Веко правого глаза дергалось. Внешне она ничего особенного собой не представляла, но производила бы приятное впечатление, если бы расслабилась. Бледность лица отчасти была следствием густо наложенного макияжа из прессованной пудры пепельно-серого цвета, которая сильно контрастировала с накрашенными веками. Все прочее свидетельствовало о нездоровых привычках. Левую руку покрывала татуировка, сделанная черными чернилами и изображавшая трясущиеся абстрактные фигуры. На правой стороне лица – там, где линия подбородка подходит к мочке уха, – красовался иссиня-черный крест. Оба уха провисали под тяжестью набора колец и прочей чепухи. Все это плюс пирсинг на бровях и в носу вопияло: «Обратите на меня внимание!» Ее темно-голубая хлопчатобумажная кофточка, видимо, взятая из платяного шкафа «Лиги плюща»note 3Note3
  «Лига плюща» – объединение восьми привилегированных университетов и колледжей северо-запада США.


[Закрыть], была заправлена в плиссированную мини-юбку, какие обязывают носить маленьких учениц приходской школы. Наряд завершали белые гольфы до колен и высокие ботинки со шнурками военного образца. Все это словно говорило: «И не пытайся в этом разобраться».

– Леди, занимающаяся гитарами, по другую сторону дома.

– Где это «по другую сторону»? Я не собираюсь тыркаться здесь по углам, не зная точного направления. Это место сводит с ума.

– Почему?

– Здесь, наверное, водятся койоты или какое-нибудь другое дерьмо.

– Койоты приходят только по ночам.

– Я тоже… ну давай, показывай, у меня глаза устали.

Я провел ее вниз по ступеням террасы, вокруг одной из сторон дома и через сад. Она была мало тренирована, и к тому времени, когда мы подошли к пруду, уже задыхалась. Едва мы приблизились к воде, Чайна обогнала меня и, размахивая сумкой, быстро пошла вперед. Потом остановилась и начала пристально разглядывать карпов.

– Большие рыбины, – заметила она. – Все, что вы едите, – это сухой рис с сырой рыбой в огромных количествах?

– Такое кушанье дорого стоит.

Улыбка выпрямила ее кривоватые губы.

– Эй, мистер яппи, незачем лезть за нимфой, хранительницей вод. Я не намерена воровать ваших маленьких рыбок. Я вегетарианка. – Она осмотрелась, облизнула губы. – Все эти зеленые красоты для богатеньких, а где она?

Я показал на мастерскую.

– О'кей, мальчик с долларами, на сегодняшний день все свои добрые дела ты совершил. Возвращайся к своим биржевым ведомостям. – И она повернулась ко мне спиной.

Несколько часов спустя, когда Робин появилась в доме одна, я сказал ей:

– Ну что за очаровательная у тебя клиентура!

– А, это Чайна Маранга. Она визжит под аккомпанемент оркестра.

– Какого?

– «Чайна уайтбой».

– Скёрт и Бранкуси, – проговорил я, вспомнив худых как щепка парней с дешевыми электрогитарами.

– Это они напели ей про меня. Нам предстоит перекинуться парой слов.

Она потянулась и пошла переодеваться. Я налил себе «Чивас» и принес стаканчик вина ей.

– Спасибо, это мне пригодится. Мы сели на кровать.

– И хорошо ли визжит эта молодая леди?

– У нее большой диапазон. От звука, который ногти издают на классной доске, до звука на той же доске, но еще более громкого. Она не играет на гитаре, но просто крутит ее так, словно хочет кого-то больно ударить. Прошлым вечером ее нападению подверглась подставка для микрофона, отчего сломалась шейка. Я пыталась убедить Чайну в том, что ремонтировать гитару нет смысла, но она заплакала.

– В буквальном смысле?

– Настоящими слезами. И топая ногами, как капризный ребенок. Мне следовало бы предложить ей проконсультироваться у тебя.

– Это вне моей компетенции.

Поставив свой стакан, Робин провела пальцами по моим волосам.

– Я запросила с нее самую высокую цену за то, чтобы поставить одну из шеек типа «Фендер», которые продаю оптом, и за то, что мне придется потратить на нее время. На следующей неделе Чайна вытворит что-нибудь еще более омерзительное, поэтому лучше, если она расплатится наличными. А теперь покончим с этой болтовней и приступим к делу.

– Что это за дело?

– То, что вполне в пределах твоей компетенции.

Когда, неделю спустя, Чайна пришла за своей гитарой, я сидел в мастерской и пил с Робин кофе.

На этот раз на Чайне была засаленная куртка мотоциклиста поверх длинного платья с кружевами, когда-то белого, а теперь бежевого. Розовые атласные туфли-лодочки на высоком каблуке. Шотландский берет прикрывал черный ежик волос.

Робин достала «Вокс», ставший гибридом.

Чайна держала инструмент на расстоянии вытянутой руки.

– Ну и уродина, и я должна вам за это платить?

– Так обычно и делают.

Чайна пристально посмотрела на Робин, перевела взгляд на меня, потом снова на нее. Опустив руку в карман кожаной куртки, она вынула несколько скомканных банкнот и бросила их на верстак.

Робин пересчитала деньги.

– Это на сорок долларов больше.

Чайна промаршировала к двери, остановилась и презрительно посмотрела на нас.

– Купите себе трахнутой рыбы.

Узнав, что ее убили, Робин покачала головой и сказала: «Как это печально».

Чайна отличалась от Беби-Боя и Джули Киппер тем, что ей не хватало настоящего таланта. Но у нее был имидж восходящей звезды, которую пристукнули на полпути к зениту славы.

Я размышлял над тем, не обнаружила ли Робин годы спустя какой-либо связи между их убийствами. Убийствами двух ее клиентов – одного любимого, другого ненавистного.

Если и обнаружила, то мне об этом ничего не сказала.

Да и зачем ей это?