Текст книги "Шоколадник (ЛП)"

Автор книги: Джонатан Батчер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц)

ДВАДЦАТЬ ДВА ГОДА НАЗАД

Десятилетний мальчик не хочет знать, чем занимается его брат. Однако его ноги находятся на автопилоте, и он поднимается по лестничному пролёту в самую высокую комнату в доме.

Папа мёртв. Дом превратился в канализацию. И мама на вершине этих ступенек с его братом.

Кребом.

Крики мамы превратились в те же звуки, что издаёт мышь, попавшая в ловушку, всё ещё живая, но которой некуда деться.

Зловоние едва терпимо: слой за слоем человеческих отходов, слитых с чем-то ещё, заставляет внутренности мальчика извиваться. Он думает, что, возможно, нюхал его раньше, но не может определить, когда.

Его брат тоже перестал кричать, и его голос стал низким, липким шёпотом:

– Маме это нравится, не так ли? Ей нравится шоколад Креба…

Лестница покрыта скользкой кровью и дерьмом, и мальчик замедляется, прежде чем добраться до двери спальни брата.

– Мама? – зовёт он.

Единственный ответ – её всхлипы и вздохи, которые звучат так, будто их выкачивают из неё, а не выдыхают естественным путём.

Наверху мальчик поворачивается, чтобы посмотреть в открытую дверь.

Внутри бойня.

Мебель его брата в ограниченном количестве была перевёрнута и разрушена. Шкаф с одеждой был опрокинут, и бесконечные пары джинсов и белых футболок Креба рассыпались по залитому кровью голому полу. Прикроватная тумбочка, два абажура, стол, стул и фарфоровое судно превратились в осколки и фрагменты. Фекалий здесь так же много, как и на лестницах и в холле наверху, но в спальне Креба это не редкость. Однако мутная лужа крови, пропитывающая его разбросанную одежду и окружающая кровать, как малиновый ров, – нова.

Кожаные ремни, которыми обычно удерживают запястья Креба, висят пустыми на стене и на столбах кровати. Под ними горизонтально на простой кровати с металлическим каркасом – Креб и раздетая мать мальчика. Креб лежит на ней сверху, его футболка пропитана насквозь, а джинсы опущены до щиколоток, кожаный ремешок на шее больше не прикреплен к стене, а свисает с его горла.

Во многих отношениях Креб выглядит как недоедающий молодой человек, намного старше маленького мальчика, но всё ещё в некотором роде юный. На его тощей фигуре всегда одна и та же одежда: тяжёлые ботинки, заляпанные джинсы и некогда белая футболка с коркой тёмных полос. Его волосы – грязное гнездо, грубая кожа покрыта прыщами, взъерошенными волосками и щетиной, а глаза – дикие, глупые, кристально-голубые.

Но что-то с ним не так.

Сегодня ночью под Кребом пустое лицо его обнажённой матери. Её открытый рот выдыхает воздух с каждым движением бёдер сына, а её шлёпающие груди залиты кровью.

– Что ты делаешь, Креб? – говорит маленький мальчик. – Слезь с неё!

Когда Креб поворачивает голову, чтобы посмотреть на брата, слышится звук, похожий на хруст суставов пальцев. Когда его голая грязная задница движется вверх и вниз, его голова крутится вокруг, пока не поворачивается почти назад. Его глаза вылезают из лица, а язык вываливается изо рта, слишком длинный.

Когда Креб говорит, с его губ течёт бульон из крови и жидкого дерьма.

– Мама сказала, что ей не нравится мой шоколад, – хрипло говорит он. – Итак, я учу её полюбить это.

Маленький мальчик входит в комнату, его рот заткнут. По мере того, как он перемещается по хаотичному полу, становится очевидным ужас того, что он видит.

Самое большое бревно дерьма, которое он когда-либо видел, выходит между ягодицами его брата и вьётся между его ног, по-видимому, твердо как скала. Оно достигает уединённого жилища его мамы; это потайное гнездо волос, которое маленький мальчик случайно заметил лишь раз или два. И это твёрдое коричневое дерьмо, торчащее из задницы Креба, находится внутри влажного розового центра её волос, высовываясь и входя внутрь, как дятел, бьющий по дереву.

– Сейчас тебе это нравится, не так ли, мамочка? – Креб говорит ей, когда двигается. – Ты полюбила мой шоколад?

Глаза мамы пустые, а рот продолжает открываться, даже когда жидкое кровавое дерьмо падает с губ Креба на её язык.

– И я тоже люблю твой шоколад, – говорит Креб.

Мальчик видит, что его брат засунул руку в зияющую пещеру в животе матери. Пока он наблюдает, Креб вынимает длинную трубку и выдёргивает её. Он подносит к губам разорванный капающий конец и поедает сочащиеся фекалии матери, сжимая кишечник одной рукой, как ребёнок, держащий сосульку.

– М-м-м, восхитительно…

Всё это время он продолжает качать, качать, качать ту жёсткую какашку в дырку, из которой когда-то родился маленький мальчик.

Наконец мальчик находит свой язык, но всё, что он может сказать, это:

– Так не должно было быть…

ГЛАВА ПЯТАЯ

Закрыв дверь за богачом, купившим обезболивающие, Маклоу возвращается в спальню.

– Думаю, триста не покроют это, не так ли? – говорит он усатому и рыжему.

Упав в угол, рыжий закатывает глаза от боли в простреленной промежности. Усевшись прямо рядом с ним, усатый сосредотачивается на Изабелле и пистолете. Маклоу не нравится, насколько спокойным выглядит усатый с распухшей щекой после удара, нанесённого Изабеллой пистолетом.

– Позволь мне разобраться с этим, – говорит Изабелла.

Маклоу всё ещё нервничает.

– Ты только что подстрелила его! Ты когда-нибудь стреляла в кого-нибудь раньше, Из?

– Нет. Но…

– Что но? С точки зрения закона, есть огромная разница между холодным ударом кулака, как обычно, и выстрелом из оружия!

– Ты думаешь, эта пара пойдёт к копам? Это его грёбаный пистолет! И что, чёрт возьми, ты делал, приглашая этого клиента в гости?

Маклоу качает головой.

– Неважно. У чувака просто есть деньги, и всё.

Рыжий стонет, всё ещё сжимая пах.

Изабелла явно думает, и под напряжением этой незнакомой концентрации её прикус выдвигается ещё дальше, чем обычно.

Усатый кивает в сторону рыжего и говорит:

– Ему нужно в больницу.

– Конечно, – отвечает Изабелла.

В прошлом Маклоу видел, как его партнёрша доводила мужчин и женщин до потери сознания, и видел, как кости ломались под её весом. Обычно она совершает такие действия спокойно, целенаправленно и точно, используя только нужное количество силы. Но Маклоу знает, что они сейчас вынуждены находиться под давлением, особенно после нескольких дней без наркоты. В то время как Маклоу реагирует на стресс и ломку, принимая необдуманные решения, Изабелла иногда реагирует агрессией, граничащей с садизмом.

– Держу пари, это больно, а? – говорит Изабелла рыжему. – Куда я тебе попала? В твой пах? В член? Или яйца?

Сквозь слезящиеся глаза рыжий визжит:

– Ты прострелила мой грёбаный член!

– Противно, – говорит Изабелла, щёлкая языком. – Итак, скажите мне, что бы вы оба сделали, если бы оказались в нашей ситуации, и всё изменилось? Допустим, вы задолжали мистеру Рэдли деньги, но перехитрили пару идиотов, которые пришли забрать их. Что бы вы с ними сделали?

Не колеблясь, усатый говорит:

– Я убил бы вас обоих. Две пули: бац, бац!

Маклоу отшатнулся от его смелости.

Изабелла говорит:

– Не думаю, что твой рыжий друг так поступил бы. Я думаю, он сначала захотел бы немного повеселиться.

Рыжий перестаёт стонать и смотрит на внушительную фигуру Изабеллы.

– Что ты хочешь, извращенец? – спрашивает Изабелла, лениво почёсывая щёку стволом пистолета. Она усиливает свой и без того баритонный голос и имитирует: – «Я могу показать этой сучке, какой на вкус член настоящего мужчины». Как ты думаешь, каково это сейчас на вкус? Я считаю, как кровь и хрящ!

Рыжий качает головой, стиснув зубы от боли.

– Возьми себя в руки, – говорит Маклоу. – Пожалуйста.

Усатый остаётся спокойным.

– Дело в том, что не имеет значения, что вы с нами сделаете. Мы не те люди, о которых вам следует беспокоиться.

– Вы имеете в виду мистера Рэдли? – говорит Маклоу.

– Верно. Так что не важно, отпустите вы нас или сделаете что-то ещё более безумное, чем выстрелить бедному Дэнни в член, ваши проблемы никуда не денутся. Если вы не можете вернуть ему деньги, значит, вы в долгу у мистера Рэдли. И это не лучшее, что могло бы произойти.

Изабелла обдумывает это.

– Ты втянул нас в неприятности, Маклоу.

– Я?

– Да, ты, – она снова поворачивается к усатому. – Сколько у вас денег?

– Ничего. Мы пришли забрать ваши.

Изабелла настаивает.

– Но скольких других бедных ублюдков вы посетили до того, как приехали сюда?

– Нет, мы…

Изабелла делает несколько коротких шагов, пока не оказывается почти в пределах досягаемости сидящих мужчин. Она направляет пистолет на усатого, но он остаётся холодным, как осенний день.

– Опустошите карманы, – говорит она.

– Значит, теперь вы также хотите нас ограбить? – спрашивает усатый. – И под «ограбить нас» я имею в виду «снова ограбить мистера Рэдли».

Изабелла говорит:

– Опустошите. Ваши. Карманы.

– Что ты делаешь, Из? – спрашивает Маклоу.

– Смотри, дорогуша, – говорит усатый. Он встаёт. – Ты действительно не хочешь быть…

Изабелла стреляет ему прямо в лицо.

Рот Маклоу зияет так широко, что его челюсть практически задевает живот.

Усатый падает, нос – в красном кратере.

С пола рыжий издаёт ужасающий звук, почти как в песне.

Изабелла пожимает плечами Маклоу, как бы извиняясь. Затем она направляет пистолет с глушителем на рыжего и трижды стреляет ему в грудь. Руки рыжего исполняют короткий танец, касаясь одной дырочки за другой, прежде чем выражение его лица становится таким же пустым, как испорченное лицо усатого.

Маклоу хлопает обеими руками по голове.

– Для чего… чёрт возьми, ТЫ ЭТО СДЕЛАЛА?

Изабелла рычит:

– Ты втянул нас в это, Маклоу.

– Здравствуйте! Насколько я помню, мы оба работали пылесосом!

– Да, но это была твоя идея достать кокаин. «Это выведет нас на новый уровень», – сказал ты. Ну и что теперь? Клиент всегда мёртв?

– Но… если бы ты не поторопилась с этими двумя, мы бы просто извинились, пообещали вернуть деньги, а затем кинули бы их и сбежали!

Вспышка неуверенности мелькает на широком лице Изабеллы, но её уверенность вскоре возвращается.

– Я не видела, чтобы ты действовал очень решительно, когда этот кусок дерьма угрожал меня изнасиловать.

Маклоу почти смеётся.

– Изнасиловать тебя? Ты могла бы раздавить его голову большим и указательным пальцами!

– У него. Был. Пистолет. А ты копался в мусоре, как будто ты там закопал сокровище.

Маклоу едва может заставить себя взглянуть на трупы. По крайней мере, пистолет был бесшумным, и механические удары, которые он произвёл, когда Изабелла нажала на спусковой крючок, вряд ли побеспокоили других жильцов.

– Мы должны проверить их карманы, – говорит Изабелла, приседая перед телами.

Проглотив желчь, Маклоу присоединяется к ней.

Изабелла оттаскивает рыжего от стены, чтобы дотянуться до штанов спортивного костюма, и его раны на груди текут, как проколы из баллончика с краской.

По лицу усатого перестала течь кровь, но Маклоу по-прежнему брезгливо ковыряет в штанах парня.

– Чёрт, – говорит Изабелла, вытирая руки о рукава рыжего.

Улов, который они разложили на полу, жалок. Два бумажника без удостоверения личностей, наличных денег и кредитных карт. Два набора ключей, которые могут быть откуда угодно. Небольшой пакет солёного арахиса. Пачка салфеток и леденцы для горла. И вторая обойма для пистолета, которую Изабелла кладёт в карман.

Маклоу морщится.

– Он не лгал. У них вообще не было денег.

Изабелла кивает, выглядит встревоженной.

Маклоу чувствует, что его шею затягивает петля.

– Когда мистер Рэдли узнает об этом, он захочет, чтобы мы умерли. Или того хуже.

Огромное тело Изабеллы напрягается.

– Нам нужно уходить.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Когда Табби возвращается домой с прогулки с Джеймсом, она находит Хейли с Райаном в гостиной. Хейли выглядит разъярённой и сразу же требует, чтобы Табби взглянула в комнату Райана, поэтому после протестующих воплей Райана все трое поднимаются наверх.

– В чём дело? – спрашивает Табби у двери Райана.

– Подожди, – говорит Хейли.

Нахмурившись, Райан открывает дверь для Табби, и в его комнате пахнет кошачьим дерьмом.

Табби морщит нос.

– Что случилось, Райан?

Её сын опускает голову, и его белокурая чёлка закрывает лицо.

– Мне жаль.

– Отцовское безумие стало заразным, вот что случилось, – говорит Хейли.

– Эй! – огрызается Табби. – Ты ни о ком так не должна говорить, особенно о своём отце. Ты не хочешь сказать что-нибудь про меня? Попробуй, юная леди.

– Может, тебе стоит поговорить с этим маленьким грязным придурком самой? – говорит Хейли, направляясь в свою комнату рядом с комнатой Райана и закрывая дверь.

– Нам нужно будет обсудить твоё поведение, Хейли! – кричит Табби через дверь, прежде чем вернуться в комнату Райана.

Коробка с игрушками Райана в форме пиратского сундука стоит на полу перед его кроватью. В пространстве, оформленном в светлых пастельных тонах, тёмные цвета пластикового игрушечного сундука и его расположение посередине пола кажутся необычными.

Табби пересекает комнату и поднимает крышку.

Разливается мерзкое дуновение.

Около дюжины выпуклых пакетов для сэндвичей были раздавлены внутри, каждый из которых, кажется, герметично запечатан, кроме одного. Все они заполнены тем, что может быть только комками экскрементов, и последний свисает из пакета, как будто Райана потревожили во время выполнения задания.

– О… боже, – произносит Табби. Она говорит ровным голосом: – Что ты, чёрт возьми, сделал?

– Это была не моя идея, – говорит Райан, почти всхлипывая.

– Эй, ничего страшного, – говорит Табби. Она показывает на пакеты. – Я имею в виду, это не нормально, но ты не волнуйся. Давай, мы уберём это, а потом поговорим.

Табби усаживает сына в кресло-мешок у его кровати, пока сама приносит мешки для мусора и дезинфицирующее средство. В каком-то смысле она даже не удивлена. Она ненавидит это признавать, но, возможно, Хейли права в том, что неврозы её мужа распространяются. Им не удалось удержать его отвращение подальше от сферы осознания Райана – особенно в те плохие дни, когда Джеймс выходит из туалета, плача или жалуясь на боль в кишечнике. Стоит ли ей действительно удивляться, когда его странное поведение отразилось на таком юном и впечатлительном ребёнке, как Райан?

Табби заставляет Райана держать чёрный мешок открытым, чтобы она могла вытрясти грязные пакеты из коробки с игрушками. После того, как она выкинула мешок с какашками в мусорный бак снаружи, она тщательно вымыла руки и попросила Райана принять душ, помогая ему вымыть голову в конце. Затем, вымытого и высушенного, она ведёт его обратно в спальню, чтобы одеться, где пол снова чистый, а в комнате пахнет моющими средствами, а не использованным туалетом.

Они вместе садятся на кровать.

– Ты можешь объяснить, почему ты это сделал?

Яркие зелёные глаза Райана по-прежнему почти скрыты его песочно-светлыми волосами. Он пожимает плечами.

– Не знаю.

Табби вздыхает и берёт руку сына своими тонкими пальцами, покрытыми чёрным лаком.

– Я хочу понять. Ты знаешь, что это грязно, да? А чистота помогает уберечь нас от болезней?

– Да.

– Хорошо. Потом ты сказал, что это не твоя идея. Так чья она была?

Райан убирает волосы со лба и выпячивает нижнюю губу.

«Боже, он такой маленький, – думает Табби. – И такой пристыженный».

– Иногда ночью ко мне в комнату заходит мужчина.

Слова шокируют Табби.

– Что ты имеешь в виду?

Райан сглатывает. Он указывает на угол, где есть пространство между дверным косяком и телевизором.

– Он стоит там.

Табби знала, что Джеймс иногда ходит во сне, и в стрессовые моменты ему становится хуже.

– Это папа?

Райан морщит лицо.

– Нет, – решает он. – Он похож на папу, но худой. И он пахнет.

«Кошмары, – говорит себе Табби. – Ему снятся дурные сны, как и Джеймсу».

– Что делает этот мужчина, когда он здесь?

– Он говорит мне вещи, очень тихо. Он странным голосом говорит о туалетных делах.

Райан смотрит в угол комнаты, как будто воображая кого-то там.

Голос Табби прерывается, но она спрашивает:

– Ты помнишь, как я везла тебя к дому бабушки Холден, и ты заснул на заднем сиденье машины? А когда ты проснулся, ты думал, что был у дантиста?

– Да.

– Может ли это быть так же? Дурной сон, который, по твоему мнению, реален?

Райан выглядит задумчивым.

– Почему моя голова так обманывает меня?

– Дорогой, это не твоя голова «обманывает» тебя, – она делает паузу и обнимает сына за плечи, прижимая к себе. – Сны больше похожи на то, когда твой мозг пытается что-то понять – например, про папу. Как будто ты не совсем понимаешь, что происходит, поэтому ночью твой мозг пытается помочь тебе это обработать, – она сжимает Райана. – А иногда, потому что и мозг, и жизнь сложны, он ошибается и сбивает тебя с толку.

Райан трёт лоб.

– Это слишком сложно для понимания.

Табби почти смеётся.

– Так не может продолжаться, Райан. Нет смысла так собирать фекалии. Это грязно, и безопаснее смыть в унитаз. Ты большой мальчик, а чем занимаются большие мальчики?

Райан вздыхает.

– Берут ответственность.

– Верно, – говорит Табби. – И сказать, что это не твоя вина, это не взять на себя ответственность, не так ли?

Райан отстраняется от объятий Табби.

– Я знаю.

– Итак, что ты собираешься делать? – спрашивает Табби.

– Я остановлюсь.

– Хорошо. А теперь позволь твоей сестре прийти сюда.

– Не-е-ет… – скулит он.

– Ничего страшного, – говорит Табби. – Хейли! Ты подойдёшь сюда, пожалуйста?

Хейли появляется в дверях Райана, скрестив руки на груди. Взгляд, который она бросает на брата, вызывает чистое отвращение.

– Итак, я знаю, что вы оба расстроены, – говорит Табби. – И я понимаю. Сейчас всё непросто. Ваш отец переживает тяжёлые времена, и поэтому мне нужно, чтобы вы оба были на одной стороне – на стороне нашей семьи. Теперь, Хейли. Райан знает, что то, что он делает, нехорошо, правда, Райан?

– Да, – кротко отвечает Райан.

– И это прекратится. Так что я обещаю, что пока ты будешь заниматься, я не оставлю тебя присматривать за ним. Больше не потребуется услуг няньки.

– У-у-уф, – выдыхает Хейли. – Я не против присмотреть за ним, но какого чёрта? Райан, зачем тебе…

– Плохие сны, – твёрдо говорит Табби. – Сейчас происходят странные вещи. И, Хейли, ты, наверное, не считаешь справедливым оставлять папе всё пространство, пока он пользуется ванной комнатой? Ты можешь обижаться на это.

Хейли молчит.

– Но у твоего отца было тяжёлое воспитание. Ему было очень больно, поэтому он нуждается в понимании и любви от нас. Следующие несколько дней могут быть тяжёлыми, но семья станет сильнее, когда мы все будем работать вместе. Как вы думаете, вы оба можете помочь нам в этом?

Хмурый взгляд Хейли смягчается.

– Да, мама.

Табби поворачивается к Райану. Сначала ей кажется, что он смотрит на свою сестру в дверном проёме, но она следит за его взглядом до места рядом с Хейли в углу комнаты. Табби представляет худую версию своего мужа, стоящего посреди ночи, воняющего и шепчущего её сыну.

– Райан? Как ты думаешь, ты тоже можешь помочь?

– Да, мама, – говорит Райан. – Больше никакого шоколада.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Хейли продолжает проверять свои школьные задания. После всего, что произошло этим утром с отцом, чердаком и Райаном, она снова лежит на кровати и занимается.

Сейчас на своём телефоне она набирает адрес, который нашла в документах о собственности отца, находясь на чердаке. Когда она использует приложение «Карты» поисковой системы, появляется строение, более широкое у основания. Сельский дом похож на блочную пирамиду; архитектурный эквивалент смайлика какашки.

«Это место принадлежит папе. Почему же он мне не сказал?»

Вернувшись на главную страницу поиска, она обнаружила, что нет ссылок, позволяющих предположить, что недвижимость продаётся или доступна для аренды. Она прокручивает дальше, и на неё выскакивает ссылка.

«УЖАС В «ДОМЕ ГРЯЗИ».

Она нажимает на неё, и появляется старая новость двадцатилетней давности. Основное фото представляет собой чёрно-белое изображение здания, которое она только что видела, снятое с земли, но направленное вверх в сторону мансардного окна.

В статье описывается ужасное двойное убийство, которое произошло двадцать два года назад почти в этот день.

– Какого чёрта, – бормочет Хейли.

Сын убитой пары был обнаружен полицией окровавленным, грязным и явно в кататоническом состоянии. Жертвы, опознанные как Полин и Тони Сабер, были изувечены таким образом, что было сочтено «немыслимым» для десятилетнего присутствующего совершить эти действия. Имя ребёнка и родство с жертвами было засекречено, чтобы скрыть его личность, но он был взят под охрану.

«Сабер».

Имя на документах, которые она нашла на чердаке.

Кожу покалывает. Она скрещивает руки. Владеет ли её семья собственностью словно из настоящего криминального шоу?

Писклявый звук заставляет её подпрыгнуть. Это её телефон с ещё одним сообщением от Дэймона. Она не открывает его, но почти наверняка речь идёт о криминальном сериале, который он смотрит в тонко завуалированной попытке продолжить с ней разговор.

«О, ты думаешь, что знаешь правдивые криминальные истории, братан? – думает она. – Ну, видимо, я живу в одной из них».

Она меняет условия поиска и находит другие статьи со старых сайтов, включая фотографии из газет, напечатанных во время убийства. На прилагаемых фотографиях изображён тот же дом в состоянии, которое один следователь описал как «грязнее, чем самая ужасная помойка».

Некоторые истории достаточно мрачны, чтобы подробно описать нанесённые жертвам увечья. К ним, как радостно заявляет одна газета, относились «фетишизированные осквернения родителей, включая отрезанные и надруганные гениталии, потрошение, обезображивание лица и даже доказательства некрофилии».

Нервная, но в то же время странно взволнованная, она читает всё, что есть, хотя и немногое. Время от времени ей кажется, что кто-то наблюдает за ней из двери, поэтому она продолжает поглядывать в эту сторону, чтобы убедить себя, что она одна.

В других статьях рассказывается о последствиях так называемых «Убийств в Доме Грязи» с обновлённой информацией об анонимном подростке и о том, как его рассказ о событиях оказался бесполезным для полицейских расследований. Последняя ссылка, которую она находит, – это отсканированная копия психиатрического заключения из онлайн-журнала, с некоторыми именами, отредактированными чёрными чернилами. Читая, Хейли понимает, что в заключении обсуждается ребёнок, найденный в Доме Грязи, и после выполнения математических расчётов приходит к выводу.

Этот ребёнок вырос и стал её отцом.

Она садится и опирается на подушку, чтобы защитить себя, прижимая ноги к груди.

Она вспоминает то немногое, что она знает о происхождении своего отца. Он всегда говорил ей, что его поместили в лечебное учреждение, прежде чем его усыновили дедушка и бабушка Холден, потому что его биологические родители умерли «почти в одно и то же время».

В ней вспыхивает гнев.

«Почти в одно и то же время» звучит как один из тех трагических случаев сердечных приступов, которые иногда переживают пары, когда выживший партнёр не может продолжить жить после потери своего любимого человека. В этой идее есть тепло, трагический роман.

Хейли обманули.

Правда не романтична – её дедушка и бабушка были убиты самым ужасным из возможных способов. И кем?

Другом?

Незнакомцем?

Папой?

Ни за что.

Она возвращается к найденной психиатрической статье, и становится очевидным ещё один факт: ребёнок испытывал отвращение к функциям тела.

Копрофобия – ненормальный и стойкий страх перед фекалиями.

Каким-то образом, даже будучи ребёнком, её отец винил дефекацию в том, что случилось с его родителями. Почему он так думал?

В дверь стучат, и Хейли снова подпрыгивает.

– Проклятие! Кто там?

– Я, – говорит кроткий голос.

– Заходи, Рукиан, – говорит она.

Она остаётся на своей кровати, но вытягивает ноги, чтобы казаться более расслабленной, несмотря на то, что её голова кажется зажатой в тисках.

Райан открывает дверь.

Её отцу есть за что ответить: она сомневается, что когда-нибудь сможет снова взглянуть на своего брата, не представляя его коробку с игрушками, наполненную дерьмом.

– Как дела? – спрашивает Хейли, стараясь казаться непринуждённой.

– Ты всё ещё сердишься на меня?

Хейли выдыхает через нос, как бык.

– Ты всё ещё хранишь свои фекалии в коробке?

– Нет.

– Тогда всё в порядке. Вот.

Нижняя губа Райана трясётся.

Хейли вздыхает, подзывая его с распростёртыми объятиями.

– Иди сюда.

Её брат бросается в объятия. Пока Хейли обнимает его, она задаётся вопросом, нормально ли хотеть утешить и убить брата или сестру одновременно?

Когда Райан отступает, он подходит к её стене и осматривает коллекцию изображений аниме-персонажей. Здесь нет ничего откровенного, но со всеми стройными анимированными дамами, которые позируют в одном нижнем белье и бикини, Хейли съёживается при мысли о том, что однажды её брат заинтересуется сексом.

– Помнишь, что сказала мама? – спрашивает Райан.

– Что?

Он поворачивается к ней лицом.

– О помощи папе.

– Что насчёт этого?

– Ну, может ли кто-нибудь ещё помочь?

– Иногда приходят дедушка и бабушка Холден. Они, наверное, разговаривают с папой. А бабушка Холден иногда нянчится с тобой, когда остальным это невыносимо.

Райан корчит ей гримасу, как горгулья.

– Кто-нибудь ещё?

Хейли думает.

– Я почти уверена, что у мамы есть где-то брат, но она считает его придурком. Почему?

– Ну, он придурок, – говорит Райан, несмотря на то, что никогда не встречал этого парня.

– Не произноси таких слов перед мамой.

– Хорошо, – однако он ещё не удовлетворён. – У Ноя из школы множество братьев, сестёр и двоюродных братьев и сестёр, и он всегда счастлив. А что, если бы у нас была большая семья?

– Я не знаю, – отвечает Хейли. – Мама и папа всегда говорят о том, насколько важна семья, поэтому я думаю, если бы наша была больше, у папы было бы больше людей, на которых можно было бы опереться, – она скрипит зубами, думая о своём отце и всей лжи, которую он всегда твердил. – Вероятно, нам пригодится вся помощь, которую мы можем получить.

Райан медленно кивает.

– Могу я побыть здесь с тобой недолго?

– Нет. Иди поиграй во что-нибудь, Рукиан.

– Хорошо, – говорит Райан. Уходя, он бормочет: – Дура.

Хейли пропускает это мимо ушей.

Лёжа на кровати, она возвращается к своему телефону и изображению дома, деяния которого находятся наверху на чердаке. Она представляет, каково было бы быть ребёнком в этом доме, проснувшись однажды ночью и обнаружив, что его родители убиты? Превратилась бы она в странного, эмоционально искалеченного человека, которым является её отец?

К ней приходит идея.

Что, если бы она смогла увидеть, откуда появился её отец и где произошли эти ужасные события? Придаст ли это ей сочувствие, которое её мама всегда пытается вбить в неё? Будет ли ей легче смириться с неврозом отца, если она встанет на то самое место, где он стоял?

Может быть, она даже сможет узнать больше о реальной истории преступления её семьи?

Хейли берёт телефон и отправляет сообщение:

«Хочешь завтра со мной прокатиться?»