Текст книги "Затерянные во времени (сборник)"

Автор книги: Джон Уиндем

сообщить о нарушении

Текущая страница: 56 (всего у книги 67 страниц)

– Или не верить ни во что? – предположил я.

– Я включила такую возможность в определение «хитроумный». Интересно будет посмотреть, до какой степени они преодолели первобытные предрассудки.

Через два дня мы были на месте.

С первого взгляда Танакуатуа показался мне материализованной картинкой рекламного туристского буклета. По фотографиям я представлял себе очертания острова, но не ощущал цвета. Цвета слепили. Голубизна неба, подчеркнутая разбросанными тут и там белыми облачками, отражалась в текучей синеве и бирюзе моря. Остров рассекал эту голубизну пополам. Белая линия пляжа, яркая полоса зелени над ним, а выше – полузнакомая линия двуглавой вершины, зеленой на две трети и на треть синевато-коричневой.

Моим первым чувством было недоумение – как такая драгоценность могла быть кем-то брошена? А вторым – предчувствием неладного: все выглядело слишком хорошо, чтобы быть правдой.

Мы прошли рифы без приключений и медленно заскользили по лагуне.

Затем дали задний ход. И наконец якорная цепь заскользила по клюзу, разрушив тишину, осколки которой гулким эхом разлетелись по лагуне.

Несколько птиц поднялись с маленьких островков рифового кольца, с громкими криками они закружили над судном.

Камилла, стоявшая у перил возле меня, посмотрела на них, а потом снова перевела взгляд на берег. Нахмурившись, она пробормотала, скорее про себя, чем обращаясь ко мне: – Странно, так мало птиц… Я думала тут их тысячи…

Началась выгрузка.

Вскоре после выхода из Уияньи краном начали поднимать из трюма на палубу соединенные по нескольку штук контейнеры. Теперь надо было разъединить их, укрепить на каждом водонепроницаемую крышку и сбросить за борт. Там островитяне ловко, будто всю жизнь провели в воде, подгоняли контейнеры друг к другу и соединяли зажимами, видневшимися по бокам. В результате на удивление быстро получился большой составной вполне плавучий плот.

Идея такой выгрузки целиком принадлежит Уолтеру; в противном случае бесчисленные ящики, коробки, тюки, мешки, узлы, сплошным потоком выталкиваемые трюмами, пришлось бы целую вечность перевозить на берег маленькими партиями на лодках, а несколько самых больших ящиков вообще невозможно было бы так переправить.

Часа через два нагруженный плот, который буксовала легкая фиберглассовая лодка с мощным подвесным мотором, начал медленно отходить от борта корабля. Те из нас, кто остался пока на судне, нестройно закричали «ура!» и замахали руками отплывавшим на плоту.

Около получаса плот величаво продвигался к берегу, но, как только коснулся дна на мелководье, случилось непредвиденное. Все туземцы, сгрудившиеся на «носу» плота, спрыгнули в воду, выскочили на берег и помчались к зарослям. Мы различали, как Уолтер и Чарлз, оставшиеся в одиночестве, махали им вслед, чтобы те вернулись, но беглецы не обращали на эти знаки никакого внимания. Они все бежали, пока не достигли линии деревьев, где один из вырвавшихся вперед остановился и поднял руку.

Остальные полукругом встали возле него.

Предводитель заговорил, потом сделал рукой какой-то жест. Все опустились на колени и воздели руки кверху, а по следующему знаку простерлись ниц и застыли в такой позе покорности, уткнувшись лицами в песок. Затем предводитель встал, поднял руки вверх и так замер. Он стоял лицом к зарослям, мы видели только его спину, и нельзя было сказать, обращается ли он снова к своим соплеменникам или молчит.

В бинокль было видно, что Уолтер и Чарлз, все еще находясь на плоту, о чем-то спорят. Уолтер явно хотел пуститься вдогонку за беглецами, а Чарлз удерживал его за руку. Уолтер пожал плечами и перестал рваться на берег.

Сын Чарлза Питер, стоявший неподалеку от меня, спросил Дженнифер Дидз: – Зачем они это делают?

– Не знаю, – призналась она. – Везде свои обычаи. Может быть, они считают, что так следует поступать каждому вежливому человеку по прибытии на остров. – Помолчав немного, она добавила: – Скорее, это напоминает какую-то церемонию умилостивления.

– Как это – умилст?… – спросил Питер.

– Ах да. Понимаешь, необразованные люди думают, что мир населен еще и множеством духов, – объяснила она. – И возможно, они боятся, что здешним духам не понравится, что мы прибыли на их остров непрошенными.

Несколько раз вся компания на берегу поднималась на колени и снова падала ниц. Церемония, каков бы ни был ее смысл, длилась около двадцати минут. Беглецы медленно подошли к воде и как ни в чем не бывало начали разгружать плот.

Чарлз Бринкли командовал выгрузкой, как заправский комендант, наблюдая за сооружением и планировкой складов. Миссис Бринкли тоже показала себя способным организатором и уверенно руководила устройством полевой кухни. Джейми Макингоу заведовал разбивкой склада техники и строительных материалов. Он вывел из контейнера, освободив от упаковки, трактор, чтобы использовать его при передвижке крупных ящиков. Мы все работали, не покладая рук, до самой темноты. Потом на плоту вернулись ночевать на «Сюзанну Дингли».

После ужина я вышел на палубу, где встретил Камиллу, которая в свете восходящей луны разглядывала темный массив острова.

– Ну, как он вам? – спросила она, указав кивком на остров. – Похоже на то, что вы ожидали увидеть?

– Он прекрасен, – сказал я. – Но и пугающ. Столько зелени, такая мощь. Все эти растения сражаются за место под солнцем, а нам придется сражаться с ними.

– Природа оказалась более дикой, чем вы предполагали ее найти?

– Да, наверно, – если я вообще думал о том, как это может выглядеть.

Правду говоря, я больше представлял себе, как остров преобразится.

Она взглянула на меня.

– Ну, конечно. Своего рода Аркадия. Открытый холмистый пейзаж с деревцами там и сям и стадами мирно пасущихся на изумрудной травке овец, за которыми присматривают играющие на свирелях пастушки, а среди холмов прячутся безупречных линий белоснежные городки.

– Зачем же так, – сказал я, – мой романтизм все же образца нашего столетия.

– Я в этом не очень уверена, – ответила она. – А если говорить о нашем столетии, то тревожит склонность людей смотреть на Природу свысока.

Может, такой взгляд и лучше, чем благостная сказка минувшего века, но, увы, так же далек от жизни. Но временами и полезно сталкиваться с неприкрытой природой – это по меньшей мере помогает не забывать о борьбе за существование, и позволяет понять, что для сотворения «богов» из людей недостаточно просто помахать толстой чековой книжкой.

Я не намерен был вступать в спор на тему «люди как боги».

– А как он вам показался? – спросил я. – Соответствует ли вашим ожиданиям?

– Думаю, да. Но позвольте напомнить, что я пока не отходила дальше нескольких метров от места высадки. Подлесок, может быть, против ожиданий немного гуще, но в целом все так, как я и предполагала. Только вот птицы… Здесь должны были быть миллионы птиц… – Подумав, она добавила: – И цветов здесь вроде бы меньше, но на то могут быть свои причины.

Скажем, местная особенность.

– А если абстрагироваться от этих деталей, то вы считаете, что все здесь обстоит так, как и должно быть в этом уголке мира, где человек не нарушает естественный баланс? – предположил я.

Она помедлила с ответом, а потом сказала: – Если бы я прибегала к подобным выражениям, то ни на что не годилась бы в своей области.

На секунду я удивился, но потом понял, что она скорее всего имела в виду.

– «Естественный баланс»? Но ведь это достаточно общепринятое выражение. Разве нет?

– Да, вполне общепринятое, как вы сказали, но и вредное.

– Не понимаю, почему. Мы же столько раз нарушали этот баланс, что за последние двадцать-сорок лет изменилась половина мира.

Она стала терпеливо объяснять: – Это выражение вредно потому, что непродуманно и вводит в заблуждение. Прежде всего, представление, что человек в состоянии нарушить то, что вы называете «естественным балансом», свидетельствует о человеческой самонадеянности. Оно подразумевает, что сам человек стоит над природными процессами – снова все те же «люди как боги». Человек – продукт природы, может, наиболее совершенный и активный, но развивался он благодаря ее эволюции. Он – часть этого эволюционного процесса. Что бы он ни делал – это заложено в его природе, иначе он оказался бы неспособен это исполнить. Неестественным он не является и не может быть. Он со всеми его способностями такой же продукт природы, как и динозавры с их способностями. Он – орудие естественных процессов.

Во– вторых, «естественного баланса» как такового не существует. И никогда не было. Это фикция, миф. Попытка свести весь мир к аккуратной статичной картинке, которая вполне понятна и предсказуема. Это часть концепции священного порядка вещей, где всему было предписано свое место и назначение, -а каждому человеку предназначено определенное от рождения место и цель в обществе. Представление о естественном балансе восходит прямо к магическим первоосновам: левое балансирует правое, черное – белое, добро – зло, силы небесные – воинство Сатаны. Попытки привести видимый хаос мира в некий порядок с помощью понятия сбалансированных начал возникали с незапамятных времен и не прекращаются и по сей день. Наш ум ищет разумных объяснений, потому что рациональность и сбалансированность создают у нас иллюзию стабильности, а мысль о лежащем в основе постоянно успокаивает. Поиски постоянства самые непреходящие – и самые бесплодные из всех.

Я был ошеломлен. Ясно, что мне удалось наступить на любимую мозоль или, по крайней мере, подвести к ней ее любимого конька. Я не возражал против ее поучающей манеры говорить, хотя и годился ей в отцы, но она еще не закончила: – Природа – это процесс, а не состояние, непрерывное движение.

Стремление остаться в живых. Ни у одного вида нет права на существование; просто есть способности для выживания, либо, если таких способностей нет, вид исчезает. Происходит беспрерывное соревнование между плодовитостью вида и силами, угрожающими ему исчезновением. Может показаться, что на какое-то время вид стабилизировался, достиг динамического равновесия, но это не так. Все время происходят перемены: меняются конкуренты, окружающая среда, происходят эволюционные изменения, – и все виды раньше или позже перестают занимать главенствующее положение, их превосходят другие.

После миллионов лет господства рептилий в роли хозяев мира их сменили млекопитающие. А млекопитающих сравнительно недавно превзошло супермлекопитающее – человек. И все же люди продолжают болтать о «сохранении естественного баланса». Он невозможен.

– Да, но, – воспользовался я возможностью вставить хоть слово, – ведь теперь обращение к этому вопросу вызвано усовершенствованием разрушительного вмешательства в природу – применением инсектицидов и подобных им веществ – и неспособностью определить возможные побочные эффекты от использования новых препаратов. Разве дело тут не в сногсшибательной скорости нашего времени, когда за какие-то год-два можно уничтожить целый вид и осознать опасность побочных эффектов, когда уже станет слишком поздно? Я думаю, так скорее всего можно создать пустыню.

– Вполне возможно, – согласилась она. – Но осторожность в применении новых средств должна быть вызвана разумными причинами, а не сантиментами.

За всеми этими разговорами о «балансе» я различаю старую песню: «матушка природа лучше знает, как все должно быть». Оставьте все как есть, не вмешивайтесь, и она сама позаботится о нас. Что, разумеется, абсолютная ерунда. Такое представление могло возникнуть лишь в благополучном обществе сытых людей, позабывших о борьбе за существование. Природа не питает ни к кому материнских чувств, ее зубы и когти окровавлены, она голодна и не имеет любимчиков. Пока мы не испытываем особой нужды ни в чем, но так будет продолжаться недолго. Те же законы, которые довлеют над остальными видами, переросшими свои запасы пищи, остаются в силе и для человека.

Когда станет ощутимой их неумолимая сила, прекратятся все эти разговоры о Матери Природе. Если бы мы не знали, как ею управлять, то все население земного шара уже теперь начинало бы испытывать голод, а то и вообще сильно сократилось бы. Мы отличаемся от остальных видов только лучшими способами охоты и средствами принудить Природу выполнить что-либо ради нашей выгоды.

В остальном – подчинены тем же законам. Нет совершенно никакого основания считать, что человек может «сохранить естественный баланс», удобно устроиться посередине между двумя чашами весов – а именно в этом суть данного оборота речи.

Мы посмотрели через лагуну на темный силуэт острова.

– Ну, – сказал я, – если вдаваться в такие детали, то существование, вполне возможно, вообще покажется напрасным. Планета рождается сама, охлаждается, порождает жизнь и умирает. Ну и что?

– Действительно, ну и что? – сказала она в ответ. – Существует только жизненная сила, патриотизм вида. Эта сила слепа. Ею наделены и высшие организмы и самые низшие… но никто ее не понимает…

– А каким вы, как биолог, видите будущее человека?

– Мне не дано видеть сквозь стену. Жизнь наша полна самых невероятных неожиданностей. Казалось бы, с эволюционной точки зрения, человек достиг своего предела. Но его силы отнюдь не иссякли. Как знать? Он в состоянии породить новый тип и даже позволить ему выжить. Может почти без следа уничтожить себя самого, причем не однажды, – и, возрождаясь, каждый раз меняться, перерождаться. Или его могут превзойти… просто выкинуть на свалку как продукт еще одного неудачного эксперимента Природы. Если же принять во внимание и теперешнее поведение человека, то остается мало надежды на будущее для него.

– Да, никакого уподобления богам. И перспектив на удачу этого Проекта.

– Ну, я не знаю. Вы говорили, все теперь несется с такой скоростью, так быстро меняется, а я говорила, что всегда есть непредугадываемые повороты – поэтому в ближайшие две-три тысячи лет остается достаточно времени, чтобы сделать несколько неожиданных открытий. Хотелось только подчеркнуть, что при современном положении вещей и состоянии науки, скорее всего, человека не ожидает ничего особенно хорошего. Но даже одно новое открытие – скажем, в области управления наследственностью – может изменить весь прогноз.

– Хорошо, – сказал я, – будем надеяться. Более того, давайте надеяться, что Проект лорда Ф. станет развертываться успешно и что именно здесь когда-нибудь и будет сделано это открытие.

– Ведь вы сами верите в это, не так ли? – заметила она.

– Я верю в возможность этого. Все начинается с малого. Национальные рамки становятся слишком узкими, слишком давящими. Передовые люди начинают ощущать необходимость найти такое место, где без помех и ограничений можно будет жить, работать и обмениваться мыслями. Когда-нибудь им придется создать для себя такое место – своего рода электростанцию мысли, говоря словами лорда Ф. И если обустроиться здесь, то через некоторое время таким местом может стать наш остров. Почему бы нет?

Несколько секунд она смотрела на очертания острова, а потом сказала: – Признаю – это прекрасное видение, но оно преждевременно. Не могу себе представить, как современный мир вытерпит существование где-то на планете подобного места.

– Может, вы и правы. Но я все же считаю, что стоит попытаться. Своего рода мировой университет, мекка для всех одаренных. А если на этот раз неудача, то на нашем провале можно будет по крайней мере кое-чему научиться и добиться успеха в следующий раз или через раз. Допускаю, что его светлость – человек тщеславный, даже и не очень умный, но его замысел более величествен, чем он предполагает. А если удастся его осуществить и здесь когда-нибудь сосредоточится цвет науки, то замысел наберет реальную силу, с которой будут считаться. Объединяя людей, он может оказаться действенным там, где потерпела неудачу Лига Наций и не очень успешно работает Организация Объединенных Наций.

– Вы поистине романтик, – сказала она.

– Пусть так, – согласился я, – но человечество должно стать единым, в противном случае оно канет в небытие. Буржуазная демократия не работает; теперь не ООН удерживает мир на грани разрушения, а равновесие сил. Может быть, автократия – автократия знания – окажется более действенной…

Так мы беседовали еще около часа. Растущая луна поднялась выше, посеребрила океан и придала силуэту острова мерцающий ореол, так что он, казалось, куда-то плывет. Я позабыл, что он незаселен, заброшен и зарос непроходимыми джунглями. Перед моим внутренним взором он был уже преображенным: широкие дороги рассекали поля и сады, тут и там стояли прекрасные здания, где совершались невиданные открытия. Жаль, что это было лишь чудное видение…

4

Количество расположенных на берегу припасов, оборудования и материалов не могло не впечатлять. Все мы работали пять дней с восхода до заката, чтобы это туда доставить, но наконец перевозка закончилась.

Попрощавшись с капитаном и командой «Сюзанны Дингли», мы провожали ее взглядом, пока она осторожно миновала риф и, дав два прощальных гудка, повернула на северо-запад. Вскоре, постепенно уменьшаясь, она исчезла вдали, чтобы вернуться – мы на это надеялись – только через полгода с новыми припасами. А до той поры мы были полными хозяевами острова.

Удивительно, насколько ощутимо стало чувство ответственности за собственную судьбу. Пока судно стояло на якоре в лагуне, у нас сохранялась связь с внешним миром, но как только оно скрылось за горизонтом, возникло чувство одиночества и изолированности. Все, даже дети, чувствовали это. Мы ловили себя на том, что внимательно, как бы заново, приглядываемся друг к другу, лишь теперь осознав полностью наше новое положение.

А у меня еще появилось ощущение, что остров начал источать упорство, даже враждебность. Я поймал себя на мысли, что всерьез пытаюсь понять – не является ли тому причиной мое знание его истории, которое теперь воздействовало на подсознание, пробуждая там страх перед его проклятьем…

Это было, конечно, смешно. Чтобы проклятие подействовало, надо верить в его силу, а в это я безусловно не верил. А все же сохранялось ощущение, что остров смотрит недобро, выжидающе…

Кто знает, может быть, и у других возникало сходное чувство, но после отплытия корабля настроение у всех было подавленное, и Чарлз решил поднять его.

Они с Уолтером уже выбрали место для поселка, начертили планы и начали размечать колышками места будущих домиков. Теперь Чарлз собрал нас всех вместе, повел туда и рассказал подробно о будущем устройстве поселка.

Его уверенность заразила всех. Прошло немного времени, и каждый уже видел свой будущий дом выстроенным, поселок – готовым, и тут все принялись задавать вопросы. Уже через полчаса тяжелые мысли забылись, настроение заметно улучшилось. Мы вернулись в наш временный лагерь к кухне миссис Бринкли, чувствуя, что способны на многое.

Пока мы обедали, Уолтер составил два сообщения, чтобы передать их по радио в Уияньи – промежуточную станцию нашей связи с большим миром. Первое было адресовано лорду Фоксфилду. Там говорилось об успешном завершении выгрузки. Второе сообщение предназначалось для публикации и передачи родственникам и друзьям – что все мы в добром здравии и в бодром расположении духа.

Прочитав вслух и получив одобрение, он передал тексты Генри Слейту, который отправился с ними к передатчику. Через пару минут Генри вернулся озабоченным. Он склонился к Уолтеру и что-то прошептал ему на ухо, после чего Уолтер поднялся и пошел с ним. Выскользнув из-за стола, я последовал за ними туда, где среди штабелей ящиков временно расположилась наша радиостанция. Я нагнал их уже на месте, они стояли спиной ко мне, что-то рассматривая в свете фонарика. Из-за плеча я мог разглядеть, что на месте, где раньше на складном столике стоял передатчик, теперь находился большой деревянный контейнер. Он раздавил своим весом и столик, и передатчик.

Нам втроем с трудом удалось передвинуть этот контейнер.

Беглого взгляда на аппаратуру было достаточно, чтобы понять, что она уже никогда не заработает. Мы все перевели взгляд наверх, на зияющий в штабеле прогал@ прямо над нами. Ясно было, что контейнер упал именно оттуда.

– Сам он упасть не мог, – сказал Уолтер и рукой проверил, крепко ли стоит штабель – тот не шелохнулся. – Никак не мог, – повторил он с растущим беспокойством в голосе.

Мы поглядели друг на друга. Уолтер недоуменно покачал головой.

– Кто же?… Чтобы столкнуть контейнер, потребовались бы усилия двух, а то и трех взрослых мужчин… – он снова покачал головой. – Лучше пока ничего не будем говорить остальным. Пусть думают, что мы отправили сообщения. Я скажу о происшедшем позже.

На следующий день работа пошла полным ходом. Чарлз распаковал и отрегулировал бульдозер, на котором отправился расчищать место для будущего поселка. Том Коннинг на тракторе с прицепом начал перевозить туда строительные материалы. Генри Слейт протянул световую проводку, развесил лампочки по всему лагерю и расконсервировал движок. Миссис Бринкли отобрала себе людей на кухню и задала всем работу. Джейми Макингоу отправился на разведку трассы будущего водопровода. Джо Шатлшо с группой помощников принялся сортировать части сборных домиков и готовить их к перевозке. Джереми Брэндон собрал и подготовил к работе бетономешалку.

Все, включая детей, нашли себе работу по силам.

Так продолжалось шесть дней, за которые мы зверски вымотались. Но зато нам было уже чем похвалиться. Все были в общем довольны тем, как идут дела, и чувствовали, что заслужили день отдыха, объявленный Уолтером.

Встал вопрос, как его провести. У Тома Коннинга не было на этот счет сомнений.

– Пора наконец посмотреть как следует, куда мы попали. Предлагаю забраться на гору, оттуда, думаю, удастся рассмотреть весь остров. Есть желающие присоединиться ко мне?

Алисия Харди и четверо самых молодых колонистов сразу же приняли приглашение. Сын Джо Шатлшо Эндрю тоже поднял руку, но отец опустил ее за него. Мальчик бурно запротестовал.

– Отпусти его, Джо. Он нам не помешает, – сказал Том.

Я посмотрел на Камиллу.

– А вы? Я думал, вам давно не терпится разглядеть остров поближе.

– После недели таких трудов я не собираюсь тратить свой день отдыха на сомнительное удовольствие прорубаться сквозь заросли по заброшенным тропинкам. Я их видела. Сомневаюсь, что за весь день удастся одолеть больше половины пути. Кроме того, невозможно ничего разглядеть, когда все внимание отнимает бесконечная рубка сплетенных воедино лиан, кустов и прочего подлеска. Предлагаю провести это время с большим комфортом. Если Уолтер даст мне лодку, можно обогнуть остров и кое-где высадиться по пути.

Лодку ей дали. Уолтер тоже склонялся к тому, чтобы присоединиться к нам, но Чарлз убедил его остаться, чтобы вместе поработать над корректировкой планов.

На следующее утро, проводив в путь ощетинившуюся мачете группу разведчиков, мы спустили лодку на воду и тоже отправились в путешествие.

Нас было пятеро: Камилла, Дженнифер Дидз, Дэвид Кэмп, Джейми Макингоу и я. Так как западное побережье нам отчасти было уже знакомо по наблюдениям с палубы «Сюзанны Дингли» – она подходила к острову как раз с запада, – то мы решили двигаться в южном направлении, обогнуть южную оконечность и проплыть немного вдоль восточного побережья.

В пути случилась непредвиденная задержка. Оказалось, что рифовый барьер не шел кольцом вокруг острова, а смыкался с его южной оконечностью.

Поэтому мы очутились в тупике, и пришлось более полумили плыть обратно вдоль рифа, прежде чем удалось отыскать удобный проход в открытое море. К счастью, погода была спокойная.

Мы снова повернули к востоку, держась на приличном расстоянии от рифа.

Сразу за гребнем южного мыса береговая линия совершенно изменилась.

Ослепительно-белые пляжи сменились низкими базальтовыми скалами, местами поднимающимися прямо из воды, иногда отделенными от нее узкими полосками сероватого песка, а порой рассеченные длинными осыпями крупных камней, вдающимися в океан. Неровной стеной скалы тянулись в северном направлении, то вздымаясь на шестьдесят футов, то не превышая двадцати пяти, но, насколько мы могли видеть, – без перерыва. Их мрачный, недобрый вид усугубляло полное отсутствие движения – только волны бились об их подножия.

– Все-таки, почему здесь так мало птиц?… – недоумевала Камилла.

– Не дай Бог потерпеть кораблекрушение у такого берега, – заметил Дэвид.

Лодка потихоньку двигалась дальше, а мы примолкли и присмирели.

Потом я заметил кое-что еще. На вершине скалистого плато растительность подступала к самому обрыву. Кусты и верхушки ближних деревьев можно было ясно различить, но контуры растущих сразу за ними расплывались, а вдали вся верхняя линия обрыва была окаймлена призрачно-белой полосой.

– Что бы это могло быть? – спросил я.

Камилла недоуменно пожала плечами.

– Может, какая-то болезнь? – предположила она.

В разговор вступила Дженнифер Дидз: – Кажется, Уолтер упоминал о тумане, замеченном им с воздуха в восточной части острова.

– Может, сверху эта штука действительно походила на туман, – добавил Джейми Макингоу. – Но это не туман.

Ему никто не возразил. Легкий бриз развеял бы туман, а белесая пелена выглядела слишком неподвижной. Камилла достала полевой бинокль и некоторое время пристально изучала вершины скал, стараясь, насколько было возможно с покачивающейся лодки, разобраться в природе странного явления. Наконец она опустила бинокль: – Не знаю. По-моему, пелена совсем не движется. Скорее всего, это какая-то болезнь. Можно ли подплыть ближе к берегу?

Джейми осторожно направил лодку в сторону скал, но и с более близкого расстояния яснее стало только, что пелена сделалась плотнее, чем вначале.

Теперь в бинокль можно было разглядеть в ее гуще вспыхивающие тут и там радужные искорки.

– Я должна раздобыть образец этой штуки и исследовать его, – сказала Камилла.

– Тут надо быть альпинистом, – заметил Дэвид, глядя на проплывающие мимо скалы.

– Должны же эти скалы где-нибудь прерываться. Джейми, когда мы увидим какую-нибудь расселину, я попрошу вас пристать к берегу, – обратилась Камилла к Макингоу.

Мы продолжали двигаться дальше. Примерно через полмили мы увидели заливчик ярдов шестидесяти в ширину. Скалы здесь были не выше тридцати пяти футов. Посреди залива их рассекала расщелина, по дну которой протекал небольшой ручей. По отвесным стенам расщелины забраться наверх было бы не легче, чем по скалам, обрывающимся в воду, но ручей нанес с собой песка и почвы, образовав в бухте узкую полоску пляжа, не затопляемого во время прилива. Там сбились вместе несколько кустов и невысокие деревца. Их вершины скрывала пелена таинственно застывшего тумана.

– Тут нам удастся добыть образец, – сказала Камилла. – Джейми, здесь можно высадиться?

Джейми оглядел серую песчаную полоску, окаймляющую берег заливчика.

Неодобрительно что-то проворчал, но повернул лодку, сбавил ход и осторожно стал подходить к берегу. Дэвид лег на нос, свесился над водой и стал пристально вглядываться в прозрачную толщу, загородив глаза козырьком ладони.

– Дно песчаное, – сообщил он. – Выглядит ровным.

Джейми еще сбавил ход и, держась за рукоятку мотора, был готов в любую секунду дать задний ход. Но этого не понадобилось. Дэвид продолжал сообщать, что дно ровное и песчаное до самого берега. Здесь оно полого поднималось. Мотор под рукой Джейми взревел в последний раз и замолк, когда нос лодки заскрипел по песку.

Тишина накрыла нас толстым одеялом. Она была настолько зловещей и неестественной, что все мы несколько мгновений даже не смели шелохнуться.

Мы сидели, глядя на мрачные скалы и серый песок пляжа, расстилающийся без единой отметины, если не считать полдюжины коричневых пятен, напоминающих кучки выброшенных на берег водорослей.

– Неприветливое место, – сказал Дэвид.

– Как последний тупик на краю света, – сказала Дженнифер и удивленно воскликнула, указывая на ближайшую кучку водорослей: – Смотрите! Она движется!

Мы все повернули в ту сторону. Коричневое пятно имело расплывчатые очертания, будто что-то разлили на песке. В самой широкой части оно достигало двух футов, а в длину – трех. Пятно определенно перемещалось.

Медленно скользило вдоль берега по направлению к нам. С такого расстояния нельзя было различить никаких деталей. Пятно напоминало увеличенную стеклом микроскопа амебу, перетекающую с одного песчаного бугорка на другой.

– Что это такое? Мне это совсем не нравится, – встревожилась Дженнифер.

Дэвид рассмеялся. Он выпрыгнул из лодки и зашлепал по мелководью к берегу. И сразу же коричневое пятно задвигалось скорее, торопясь к нему навстречу почти со скоростью пешехода, вытягиваясь в длину при движении.

Дэвид приостановился, наблюдая за ним и немного наклонясь. Потом он снова рассмеялся, подбежал прямо к пятну и, перепрыгнув через него, устремился к кустам.

Коричневое пятно остановилось и, изменив направление движения, начало нагонять Дэвида.

– Посмотрите, крикнула Дженнифер, – другие тоже. Осторожнее, Дэвид!

Теперь и остальные пять или шесть пятен двигались по песку, быстро приближаясь к Дэвиду. Он оглянулся и увидел их. На секунду он приостановился, чтобы ободряюще помахать нам рукой, а потом побежал дальше, перепрыгнул еще через одно зашедшее спереди и уже поравнявшееся с ним пятно. Оно тоже переменило направление, чтобы следовать за Дэвидом.

Мы видели, как он добежал до кустов и подпрыгнул, чтобы ухватить немного окутывающего их «тумана».

Невозможно точно сказать, что произошло дальше. То он был виден целиком, а в следующее мгновение что-то будто упало на него сверху, наполовину скрыв всю его фигуру.

Раздался крик. Его эхо еще не стихло над спокойной водой залива, а Дэвид уже повернулся и ринулся назад к нам. Его голову и плечи облепила коричневая масса, свалившаяся на него с куста. Он изо всех сил мчался к воде, вбежал в нее, потом споткнулся и с громким всплеском упал в воду в нескольких футах от нас.

Мы с Джейми выпрыгнули из лодки и бросились к нему на помощь. Пока мы преодолели разделяющие нас футы, коричневая масса сползла с него, рассыпалась на множество шариков, которые смыло набегающей волной. Мы перевернули Дэвида на спину. А пока тащили обратно в лодку, я успел заметить, как страшно побагровело его лицо. Потом мы сами перелезли через борт, стараясь отдышаться, а Дженнифер тем временем осматривала неподвижно лежащего на дне лодки Дэвида.

Наконец она подняла голову. Потрясенно, как бы не веря самой себе, она сказала: – Он умер. Дэвид умер.

Мы не заметили, когда Камилла вылезла из лодки. Вернулась она, держа в руке что-то, завернутое в носовой платок, как раз когда Дженнифер констатировала смерть Дэвида. Камилла аккуратно положила платок в уголок одной из скамеек, потом забралась в лодку и наклонилась к Дэвиду.