Текст книги "Пол Гетти. Мучительные миллионы"

Автор книги: Джон Пирсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 21 страниц)

Первыми к нему заявились Гордон и Энн со своими сыновьями Питером, Эндрю, Джоном и Уильямом. В другой раз – первая жена Джорджа Глория с дочерьми Анной, Клер и Каролиной. Чуть попозже приехал Рональд со своей русоволосой женой Карин и детьми – Кристофером, Стефани, Сесиль и Кристиной. Но чаще всего Гетти приглашал к себе Гейл с Эйлин, Ариадной и Марком, и они никогда не отказывались и приезжали к старику почти на каждый уик-энд. Обиды были прощены и забыты. Деньги – прекрасное средство для исцеления душевных ран.

С Гейл ее бывший свекор был необычайно любезен и вел себя так, словно никакого похищения не было, избегая говорить о нем с Гейл и особенно с Полом, который навестил деда в конце августа и отнесся к тому, по вине которого страдал пять долгих месяцев и лишился уха, с почтением и нежностью.

Позже старик не раз поражался тому, насколько приятными были для него эти встречи и новое для него чувство единения со своими детьми и внуками. То лето он позже назовет в своем дневнике «самым прекрасным летом в его жизни, летом, успокоившим его душу и подарившим огромную радость». Пытаясь убедить себя в том, во что ему очень хотелось верить, он добавил, что, «несмотря на все испытания – раздоры из-за денег, разводы, личные трагедии, многочисленные болезни и несчастья, семья Гетти осталась дружной и сплоченной и останется такой всегда».

Тем не менее эти впечатляющие слова совершенно не вписывались в реальную действительность, и если говорить откровенно, то трудно найти среди известных семей такую, которая была бы столь разобщенной, как семья Гетти. Поэтому считать семейство Гетти американской династией наподобие династии Кеннеди или Рокфеллеров было бы глубочайшим заблуждением. И самое парадоксальное то, что основным виновником этой разобщенности был – прямо или косвенно – сам Пол Гетти-старший.

Даже в возрасте восьмидесяти двух лет он, порой неосознанно, продолжал натравливать своих сыновей друг на друга. Его новым фаворитом, хотя слово это с именем Гетти сочетается плохо, стал некогда презираемый и отвергаемый им Гордон. Гетти назначил его, как и Лансинга Хейса, доверительным лицом трастового фонда Сары Гетти. Гордон и Энн оказались единственными членами семьи, которых старик пригласил на свое восьмидесятилетие. Миллиардеру определенно нравилась независимость Гордона и та решительность, которую он проявил, сражаясь с ним в суде за свою долю семейного капитала. Эти свои качества Гордон проявлял и теперь и прогибаться перед отцом, как Джордж, или спиваться, как Пол, не собирался. Поэтому отношение Гетти к Гордону постоянно улучшалось.

Было время, когда Гордон, по стандартам старого Гетти, был на грани нищеты. Теперь же он заметно разбогател. Резкое увеличение прибылей «Гетти Ойл» в 1975 году отразилось и на росте капитала трастового фонда. В результате этого Гордон и его брат Пол-младший в течение года, предшествовавшего смерти их отца, получили приблизительно по пять миллионов долларов.

Энн нравилась роскошь, а Гордону – его жена в роскошном интерьере. Поэтому они предпочли поселиться в одном из самых потрясающих домов Сан-Франциско – четырехэтажном особняке в итальянском стиле на вершине одного из холмов Пасифик-Хейтс. Это величественное здание было построено в начале 30-х годов нашего века по проекту знаменитого калифорнийского архитектора Уиллиса Полка. О таком дворце Гордон с Энн могли только мечтать.

Как ни странно, но Гордон с женой купили этот особняк довольно дешево. По всей видимости, это было связано с тем, что на его обустройство и поддержание в порядке понадобится денег во сто крат больше, чем его цена. Однако Энн, увидав его, была в таком восторге, что Гордон понял – лучше восторгаться вместе, чем пытаться ее переубедить.

Жизнь Рональда была в тот год не столь завидной. Богатство Гордона еще раз напомнило Рональду о несправедливости отца, лишившего его наследства. Если Гордон получил из доверительного фонда Сары Гетти пять миллионов, то Рональд всего лишь три тысячи долларов.

В довершение к этому предприятие, на которое Рональд так надеялся и которое громко назвал «Гетти Файнэншл Корпорейшн», пока доходов не приносило. Эта «корпорейшн» была на самом деле лишь небольшим объединением жилых домов и экспресс-ресторанов.

Однако после визита с Карен и детьми этим летом в Саттон-Плейс у Рональда появилась надежда на то, что отец изменит свое завещание. Старик как-то подобрел, и общаться с ним Рональду стало намного легче, чем раньше. Но важнее всего безусловно то, что Гетти-старший лично заверил сына в том, что справедливость будет восстановлена. Кроме того, он назначил Рональда своим доверительным лицом в музее в Малибу и исполнителем его воли, касающейся судьбы музея. Из всего этого следовало лишь одно: равноправным наследником трастового фонда Сары Гетти Рональд станет лишь после смерти отца.

Единственным членом семьи, которого Пол Гетти не пригласил в свой замок тем памятным летом, был его когда-то любимый сын и полный тезка – Пол Гетти-младший.

Пол-младший был из-за этого ужасно расстроен и все еще пытался растопить лед в отцовском сердце с помощью Пенелопы. Но старик всегда отвечал ей словами: «Только тогда, когда он покончит с наркотиками и пьянством».

Тем не менее, несмотря на нежелание признавать сына, вычеркнуть его из числа основных бенефициариев трастового семейного фонда Гетти-старший не мог. Как наркоман Пол, по мнению отца, не мог называть себя Гетти, но как законный сын потенциально являлся мультимиллионером.

Глава семнадцатая
Посмертные дары

Как ни странно, но богатство, накопленное Полом Гетти в течение многих лет жизни, старому миллиардеру утешения не принесло. И в этом нет ничего удивительного. Старик тщательно оберегал свои миллиарды от расточительства и налоговых служб, и поэтому его огромные деньги, выкачанные из-под земли, казалось, существовали лишь в виртуальной реальности. Похоже, Гетти и сам не представлял размеров своего состояния и всегда волновался, когда ему приходилось идти на затраты, не приносящие новых прибылей.

Многие годы деньги служили для него как источник могущества и прибыли, а в моральном смысле – как средство для самоутверждения, позволяющее доказать пребывающим на том свете родителям свои таланты и способности, в которых те при жизни всегда сомневались. Наличных денег у него при себе никогда не было, и, в отличие от большинства других богатых людей, удовольствие держать в руках толстые пачки банкнот было ему незнакомо. Из-за всего этого деньги казались Гетти чем-то призрачным и нереальным, а его богатство – лишь существующим в его воображении.

Изменить себя и свой образ мышления ему было невероятно сложно. Гораздо проще казалось омолодить свое лицо, что он попытался сделать трижды, причем последняя косметическая операция оказалась неудачной и привела к совершенно обратному эффекту.

Эгоизм Гетти ярче всего проявился в период похищения его внука Пола, но замечался и раньше – в холодном презрении к гибнувшему от наркотиков Полу-младшему и в жестокой несправедливости по отношению к Рональду.

Небезразличными для него были лишь две вещи – умножение своего капитала и женщины. После семидесяти лет большинство мужчин забывают о сексе и думают лишь о спокойной старости в кругу родных и близких. Но Гетти был не таков и, уже будучи совсем дряхлым, неоднократно обращался к врачам с просьбой, чтобы ему сделали уколы, позволяющие сохранить его мужскую силу. Среди любовниц восьмидесятилетнего Гетти нередко находились и такие, которые были не прочь выйти за него замуж. Тем не менее некоторые из его возлюбленных предпочли с ним расстаться. Разочаровалась в нем и его старая приятельница – Мари Тессье. Гетти стал ее раздражать, и она увлеклась спиртным, а вскоре и вовсе покинула своего старого любовника и переехала в подаренный ей Гетти особняк на юге Франции. Однако ее место долго не пустовало.

Среди очередных пассий миллиардера были и представительницы аристократической знати, например, сестра герцога Ратлендского – леди Урсула д'Або, которая публично заявила о своей любви к Гетти на страницах «Нэшнл Энкуайрер». На это признание тут же прореагировала эмоциональная никарагуанка Розабелла Берч, которая в статье в «Санди Экспресс» призналась в том, что собирается выйти за Гетти замуж, назвав его «удивительно милым и нежным» старичком.

Гетти как всегда не упускал случая, чтобы не столкнуть своих любовниц между собой, и с удовольствием наблюдал за тем, как они сражаются за его благосклонность и право согревать его в постели. Однако теперь он был не столь горяч, как в былые годы, и вспоминал о сексе не так часто. Проводя вечера у телевизора и думая о чем-то своем, он порой игнорировал ночные забавы, а если все же на них решался, то подходил к выбору партнерши на ночь весьма серьезно, тщательно взвешивая все их «плюсы» и «минусы».

Не смог он избавиться и от своей поразительной скупости. С годами она стала еще более выраженной, и он с удовольствием коротал вечера, колдуя над своим завещанием и вычеркивая из него нули и имена, причем иногда даже тех, кому когда-то признавался в вечной любви. Его благосклонности лишились две его бывшие супруги – Тедди и Фини, а также та, которую он в свое время представлял как «почетную дочь» – Робина Лунд, поскольку не мог простить ей язвительности и сарказма в отношении его персоны. Однако иногда он погружался в сентиментальные воспоминания о юных годах и вписывал в завещание имена своих довоенных любовниц.

Эта сентиментальность по отношению к далекому прошлому еще раз подтверждала то, что часть его существа так и не повзрослела и финансовый гений был даже перед концом жизни все еще прочно связан невидимой нитью со своим детством и юностью.

Иногда это проявлялось и в его поведении, что особенно нравилось окружавшим его дамам. Его секретарша Барбара Уоллес вспоминает, что нередко, когда Гетти охватывал страх перед приближающейся смертью, она оставалась у его постели всю ночь и, держа его руку в своей, успокаивала как испуганного малыша. В своем завещании он упомянул и Джанетт Констэбл Максвелл, которая была привязана к Гетти с тех пор, как он устроил грандиозный прием в честь ее совершеннолетия. Не мог забыть Гетти и своей «дражайшей Пен» – Пенелопы Китсон, которая оказалась достаточно мудрой, чтобы не выйти за него замуж, и была одной из немногих, на чувства и поступки которой его огромные деньги никак не влияли.

Весной 1976 года Гетти узнал, что у него неоперабельный рак простаты. Развлекаться с женщинами в постели он уже не мог и поэтому вычеркнул их всех из своей жизни. Кроме одной – Пенелопы, которая нужна была ему в качестве чтицы приключенческих рассказов его любимого автора – Г. А. Хенти. Властная миссис Китсон относилась к старику как к ребенку и когда читала ему о похождениях его любимых юных героев, то не раз замечала, что самый богатый американец, сгорбившийся в кресле под огромным клетчатым пледом, мысленно следует за Дрейком на Запад или за Клайвом в Индию. Не менее трогательными казались Пенелопе почти детский страх Гетти перед небытием и наивная вера в реинкарнацию.

В июне 1976 года, уже зная, что дни его сочтены, Гетти ощущал внутреннее удовлетворение от того, что выполнил волю матери и умножил капитал фонда, созданного ею более сорока лет назад. Теперь он мог быть спокоен. Его наследники получат почти два миллиарда долларов, и его дети и внуки никаких финансовых затруднений испытывать не будут.

И действительно, за первый год, последовавший за его кончиной, Пол с Гордоном получили почти по 4 миллиона долларов. Такая же сумма досталась и трем дочерям Джорджа – Анне, Клер и Кэролайн. Прибыли «Гетти Ойл» продолжали расти и дальше, и дивиденды от каждой акции возросли с 1 доллара в 1978 г. до 1,9 доллара в 1980 г., а в 1982 году побили все рекорды и превысили два с половиной доллара с акции. В начале 80-х годов Пол и Гордон уже получали по 28 миллионов долларов в год, и такую же сумму делили между собой три дочери Джорджа.

Однако, кроме больших денег, Гетти не оставил своим потомкам почти ничего – ни земли, ни фамильных драгоценностей, ни дома, который можно было бы назвать родовым поместьем династии Гетти. А поскольку доллары были чем-то обезличенным, то будущие поколения династии вряд ли бы вообще вспомнили о ее основателе.

Не стал родовым замком Гетти и столь милый сердцу старика Саттон-Плейс. После смерти миллиардера выяснилось, что договор о покупке этого особняка был договором о найме, и Саттон-Плейс пришлось продать, поскольку никто из сыновей Гетти продлить договор не пожелал.

Все картины и старинная мебель, которые Гетти коллекционировал почти сорок лет, были отправлены в его музей в Малибу. Такое распоряжение Гетти явно свидетельствовало о том, что он не очень полагался на память своих потомков, и решил увековечить свое имя с помощью величественного мемориала. Кроме больших денег, он оставил своему семейству лишь клубок проблем и искалеченные судьбы.

В последние месяцы жизни все мысли Гетти были заняты его музеем в Малибу. Его совершенно не волновало то, что он ни разу в нем не побывал. Ведь не был же он в нейтральной зоне, которую, не выезжая из Парижа, сумел когда-то превратить в самое прибыльное нефтяное месторождение в мире. Деньги плюс талант предвидеть и предотвращать все нежелательные последствия сделали Гетти настоящим виртуозом в управлении делами издалека. Эта его виртуозность проявилась и при постройке своего мемориала, расположенного в шести тысячах миль от Саттон-Плейс.

Избегая поездки в Малибу, Гетти, возможно, поступал мудро, поскольку тем самым избегал столкновения с реальностью, которая могла его разочаровать. К тому же он был уверен в том, что сможет еще полюбоваться своим музеем в следующей жизни.

Не покидая Саттон-Плейс, он шаг за шагом следил за возведением музея: изучал отчеты архитекторов, оценивал соответствие затрат и сметы и тщательно контролировал все этапы строительства.

Стивен Гарретт вспоминает, что больше всего старик Гетти обрадовался после того, как просмотрел видеозапись работ по заливке фундамента. Реакция Гетти на завершение последующих этапов, в том числе и последнего, была уже более сдержанной, поскольку с приближением конца строительства необходимо было думать и об экспонатах музея, а это его очень тревожило.

В последние месяцы жизни Гетти уже радовало немногое, и больше всего остального – обсуждение с Джиллиан Уилсон того, какими сокровищами лучше заполнить музей. Молодую и очаровательную Джиллиан Гетти назначил хранительницей музея. Она обладала необычайно широкими познаниями в области истории искусства, и старик не скрывал своего восхищения ее эрудицией. Во время последней встречи с Джиллиан он прикрыл глаза и сказал: «Итак, я вхожу в свой музей. Расскажи мне, моя прелесть, что же я вижу».

Мисс Уилсон, не жалея слов, рассказывала ему об экспозиции не менее получаса, после чего старик открыл глаза, улыбнулся и весело воскликнул: «Довольно, моя милая! По-моему, ты слишком увлеклась!»

К этому времени страсти вокруг музея улеглись и о критических статьях о нем в прессе все уже успели позабыть. Вскоре американцы повалили в музей Гетти толпами. За год до смерти миллиардера в музее побывало более 350 тысяч посетителей. На их обслуживание Гетти пришлось потратить свыше миллиона долларов, но он об этом не жалел. Ему было приятно осознавать, что его мемориал вызвал такой интерес у его соотечественников.

До войны, будучи в Риме, он заказал из мрамора свой бюст. Теперь он пожелал, чтобы этот «скульптурный шедевр» был установлен в вестибюле его музея.

«Посетитель с богатым воображением, – заметил однажды Гетти, – мысленно перенесется на два тысячелетия назад и живо представит древних римлян, которые жили в подобных дворцах». Желание Гетти было исполнено, и теперь всех входивших в его музей безмолвно приветствовал мраморный бюст мужчины средних лет, чем-то напоминавший в профиль римского императора Адриана.

После смерти миллиардера самым богатым из всех Гетти станет его сын Гордон. Являясь, как и Лансинг Хейс, главным доверительным лицом трастового фонда Сары Гетти, он будет иметь решающее слово при определении дальнейшей судьбы семейного капитала. В 1977 году к его доходу в 3,4 миллиона от прибылей фонда добавится еще миллион, полагающийся ему как попечителю фонда, и четыре миллиона как основному исполнителю воли покойного родителя.

Однако, в отличие от самоуверенного и расчетливого Хейса, застенчивый Гордон, при всем своем уме, не осознавал возложенной на него власти и ответственности. Хейс этим воспользовался и начал вести себя после смерти хозяина как регент после кончины императора. Он начал навязывать свою волю совету директоров «Гетти Ойл», да и самому Гордону. Совет директоров начал возмущаться и просил Гордона вмешаться, но тот, ощущая по собственному кошельку, что дела компании идут неплохо и дивиденды постоянно растут, решил заняться своими личными проблемами.

Гордон с детства был незлопамятен и никогда ни о ком не отзывался плохо. После смерти отца он сочинил некролог, содержание которого удивило всех, кто знал Гетти при жизни. «Мой отец, – написал Гордон, – был для многих загадкой. Он был властным и в то же время беззащитным, мудрым философом и веселым шутом, всегда полагался на холодный расчет, но обожал рисковать. Он обладал удивительной харизмой и этим гипнотизировал всех, кто его окружал. Многие из его старых служащих, даже те, которые считали, что он им недоплачивает, были готовы пойти за него в огонь и в воду. Он мужественно переносил личное горе и сохранял остроумие до последнего часа своей жизни. Мне иногда кажется, что своим стоицизмом он намеревался что-то сказать и всем нам».

Понять, что же Гетти собирался посеять в умах своих наследников, довольно непросто. Но что касается Гордона, то он вовсе не собирался следовать примеру родителя и становиться аскетом. Он никогда не стремился к богатству и роскоши, но когда у него неожиданно появились миллионы, он вместе с супругой продемонстрировал, что не желает отказывать себе в радостях жизни.

В отличие от Пола-младшего, Гордон с Энн мыслили более прагматично и не были склонны становиться богатыми космополитами. Их жизнь не выходила за рамки Сан-Франциско, и Энн, стремясь вытеснить из сознания воспоминания о Сакраменто-Вэлли, решила стать признанной королевой Пасифик-Хейтс.

После смерти Гетти дом Гордона и Энн начал стремительно преображаться и вскоре превратился в идеальное место для шумных вечеринок и грандиозных приемов. Гордон уговорил переехать к нему дворецкого Буллимора и еще шестерых слуг, обслуживавших его отца в Саттон-Плейс. На стенах огромной кухни красовались написанные маслом картины известных американских живописцев, изображавшие быт ковбоев Дикого Запада, а для оформления других комнат и залов Энн пригласила известного американского дизайнера Систер Пэриш. Ее талант был особенно заметен в столовой, которая превзошла по изяществу все другие помещения дома. Гостей угощали изысканными блюдами и великолепными французскими и итальянскими винами. Хотя сам хозяин предпочитал обычно пить содовую.

Он стремился к тому, чтобы его дети росли уверенными в себе и не испытывали проблем, которые волновали его в детстве и юности. Вместе с Энн он досконально изучил руководства доктора Спока и старался быть с сыновьями ласковым и снисходительным. Демократизм Гордона и Энн проявлялся еще и в том, что каждый член семьи мог завтракать и обедать когда ему хочется. Временами Гордон запирался на весь день в своем кабинете и появлялся в столовой лишь поздно вечером, когда Энн и сыновья уже готовились ко сну. Ему уже не надо было доказывать отцу свою преданность и деловитость и он мог сполна насладиться своей свободой и поступать в соответствии со своими желаниями, хотя чего же он больше всего желал, было неясно и ему самому.

Позже Гордон назовет эти годы периодом «барахтанья в океане жизни». Не имея музыкального образования, он принимался сочинять музыку, но редко доводил начатое до конца. Часто его можно было застать в гостиной за вдохновенным исполнением вокальных пьес Шуберта. Однако, несмотря на сильный и сочный баритон, певец из него был неважный.

Энн вспоминает, что любимым занятием ее мужа в те годы стало коллекционирование компакт-дисков фирмы «Тауэр Рекордз». Вскоре продавцы магазинов этой фирмы стали встречать его как самого желанного покупателя. В остальном он тратил на себя немного.

Энн начала скупать картины известных французских импрессионистов, однако для того, чтобы создать по-настоящему ценную коллекцию, нужны были годы, и она к этому занятию быстро потеряла интерес. Вместе с мужем она продолжала регулярно подпитывать долларами оперный театр и филармонический оркестр Сан-Франциско. Однако эта благотворительность четы Гетти успела превратиться в обычную рутинную обязанность, которую раз в год выполнял секретарь Гордона.

Тем не менее сверхщедрыми и расточительными супругов Гетти назвать было трудно. Милосердию по отношению к человеческим существам они предпочитали заботу о сохранении дикой природы и древних памятников. «Необходимо, пока не поздно, позаботиться о сохранении природы и окружающей среды», – заявил Гордон, предлагая учредить премию имени Пола Гетти за заслуги в сохранении диких животных, успевших попасть в Красную книгу. При этом он, однако, не пояснил, почему эта премия должна носить имя человека, который всю жизнь заботился лишь о сохранении своего капитала.

Гордон всегда голосовал за республиканцев, а его супруга – за демократов, однако в отношении стиля жизни и обустройства своего особняка их взгляды всегда совпадали.

Однако нельзя было не заметить, что Энн была более радикальной, чем Гордон. Она разъезжала в «порше» и заказывала наряды в парижских салонах мод. В Сан-Франциско она стала предметом зависти женщин и восхищения мужчин. Гордон же больше походил на рассеянного профессора музыки, который однажды утром проснулся миллионером. Он нередко забывал, где припарковал свой автомобиль, а тех, кто помогал ему его найти, тут же приглашал на обед в ресторан, а затем развозил по домам.

В те годы всем, кто его знал, казалось, что в его жизни уже ничего не изменится. Он будет как всегда заботиться о сыновьях, терзать слух друзей своим вокалом и не обращать внимания на дела «Гетти Ойл» и состояние трастового фонда Сары Гетти. Роль беззаботного весельчака и своего парня он исполнял мастерски, и большинство его друзей перестали воспринимать его всерьез. Хотя были и такие, которые поняли, что он не так прост, каким казался.

В своем завещании старик Гетти так и не восстановил справедливость в отношении своего сына Рональда. Причина этого осталась загадкой. Маловероятно, что он поступил так из-за старой обиды на своего бывшего тестя – доктора Хелмле. Скорее всего такое решение было продиктовано нежеланием менять что-либо в документах, касавшихся семейного фонда, поскольку это привлекло бы внимание к последнему давних врагов Гетти и налоговых служб и грозило бы раскрытием главного из секретов миллиардера.

Предложив Рональду утешительные призы, старик Гетти еще больше усложнил жизнь сына. По завещанию Рональд вместе с Полом и Гордоном становился совладельцем виллы Поста Веччиа, которая им была вовсе ни к чему. Еще более бесполезными были для Рональда оставленные ему отцом дневники, номинальная стоимость которых составляла на момент оглашения завещания всего один доллар. Расстроенный Рональд отдал их какому-то репортеру из ЮАР, и они почти семь лет пролежали невостребованными в редакции одной из газет Йоханнесбурга. В 1993 году дневники Гетти неожиданно объявились на одном из аукционов в Атланте, штат Джорджия. Пол и Гордон даже подумывали о том, чтобы заплатить за них 300 тысяч долларов, но затем отказались от этой затеи. Кроме завещанных отцом 320 тысяч долларов Рональд получил и кое-что посущественнее – 4 миллиона долларов как исполнитель воли отца. Эту роль, по желанию Гетти, он должен был разделить со своим сводным братом Гордоном.

После стольких обещаний старика Рональд почувствовал себя униженным и оскорбленным и обратился с иском в суд, требуя своей доли капитала, вложенного в музей и в трастовый фонд. Дирекция музея Гетти, испугавшись, что скандал в суде может затормозить исполнение завещания и, что еще хуже, лишить музей статуса освобожденного от налогов культурного центра, быстро перевела на счет Рональда десять миллионов. Однако с трастовым фондом Рональду справиться не удалось. Все его заявления о том, что Пол с Гордоном когда-то обещали включить его в число наследников, получавших проценты от прибылей фонда, были братьями опровергнуты.

В результате рана, нанесенная Рональду его родителем, не зажила. Более того, он стал чувствовать себя обиженным отцом вдвойне – сначала в возрасте шести лет, когда создавался семейный фонд, а затем в завещании. Не меньше он злился и на братьев, отогнавших его от такой огромной кормушки, как трастовый фонд.

Тем не менее, несмотря на все обиды, Рональд стал миллионером, и если бы с умом распорядился своим капиталом, то мог бы обеспечить себе комфорт до конца жизни. Однако он желал большего – утвердить свое равенство с остальными сыновьями Гетти и тем самым доказать своим детям, что он не намерен мириться с жестокой несправедливостью их деда. Чтобы этого добиться, он решил вложить все свои миллионы в бизнес, который сделал бы его столь же богатым, каким был Пол Гетти-старший. И ради этой цели он был готов пойти на любой риск.

Разбогатели и дочери Джорджа – Анна, Клер и Кэролайн. После смерти их отца Глория старалась защитить своих девочек от скандальных репортеров желтой прессы и решила, подобно Джорджу, держаться подальше от остальных Гетти. За год, последовавший за смертью их деда, дочери Джорджа получили проценты от прибыли фонда, причитавшиеся их отцу, – почти по два миллиона каждая.

Девушки были очень счастливы и всегда с благодарностью вспоминали деда. Глория сделала все возможное для того, чтобы большие деньги не обернулись для ее дочерей несчастьями и бедами. Жизнь семьи, несмотря на полученные большие деньги, практически не изменилась, и стремления к роскошной жизни у Глории и ее дочерей не возникало.

Самым уязвимым местом в семействе Гетти оказалась итальянская ветвь, а точнее – Пол-младший и его дети. К моменту смерти Большого Пола стало ясно, что попытки Гетти-младшего склеить семейную жизнь не удались. Переезд Гейл с детьми в Лондон ни к чему хорошему не привел.

Мать Виктории Холдсворт, ушедшей от своего любовника к Оливеру Маскеру, постоянно следила за происходящим в доме Пола. Она его очень жалела и по средам забегала на Чейн-Уок, чтобы угостить его своими фирменными бисквитами, а заодно поболтать и узнать, что творится в доме.

Семейной идиллии не получилось. Гейл и дети были возмущены тем, что Пол начал пропускать сеансы лечения и все чаще прикладывался к рюмке. Пол же все еще переживал из-за ухода Виктории и мечтал о ее возвращении. Воздерживаясь от героина и отказываясь от лечения, он становился все более раздражительным по отношению к Гейл и детям. Вскоре ему позвонила Виктория. Она сообщила, что развелась с Маскером и желает вернуться к нему. Узнав об этом, Гейл сняла дом на другом берегу реки, но переехала туда одна, оставив детей с Полом. Навещая их, она стала замечать, что в ее отсутствие Пол снова пристрастился к героину, и поняла, что все ее старания оказались тщетными. Оставлять детей на попечение наркомана было бы преступлением, и после бурных объяснений с их отцом Гейл забрала их к себе.

Ей хотелось как можно скорее уехать подальше от этого ужасного дома на Чейн-Уок, и она отправилась с детьми с Калифорнию. Сначала они жили у ее друзей в Сан-Франциско, а затем купили себе дом в Лос-Анджелесе. Со стороны Гейл это был самый решительный шаг в ее жизни. Она полностью порвала с Европой и своим прошлым, хотя бывали минуты, когда она в мечтах снова возвращалась в Италию.

Явившись на похороны отца, Пол выглядел немногим лучше покойного. Серый цвет лица и темные очки делали его похожим на персонаж из фильма ужасов. Передвигался он с трудом и лишь благодаря поддержке сопровождавшей его Бьянки Джаггер – супруги легендарного солиста «Роллинг стоунз» Мика Джаггера. За многие годы Пол впервые оказался перед камерами фото– и телерепортеров. В своем интервью он сказал, что очень скучает по детям и горько сожалеет о том, что не смог повидать отца перед его кончиной. Его здоровье было подорвано наркотиками и алкоголем, и, глядя на этого глубоко несчастного трясущегося человечка, было трудно поверить, что он является одним из наследников самого богатого из американцев.

Не меньшую тревогу вызывала судьба его сына – совсем еще юного Пола. Парень успел превратиться в законченного алкоголика, и его дед Джордж Харрис обратился в суд Лос-Анджелеса с просьбой передать все финансы внука под его контроль, обосновывая это тем, что Пол нуждается в лечении от алкоголизма и пока не может разумно распорядиться причитающейся ему долей наследства Пола Гетти-старшего.

Мартина забрала детей и переехала к своим родителям, после чего Пол запил еще больше. С университетом было покончено, и он начал путаться с какими-то бродягами. Гейл была в отчаянии. Она попросила приехать в Лос-Анджелес старого приятеля Пола – журналиста Крэйга Копетаса с тем, чтобы он повлиял на ее сына. Однако все закончилось тем, что друзья окончательно рассорились.

«Когда я приехал в Лос-Анджелес, – вспоминает Копетас, – в суде должно было разбираться исковое заявление мистера Харриса о передаче ему попечительских прав над внуком. На суде должны были присутствовать и Пол с Мартиной. Я повез их туда в своем стареньком красном „шевроле“ и просил Пола, чтобы он не устраивал скандала в присутствии репортеров и журналистов. Он пообещал мне, что постарается вести себя как подобает внуку Гетти. Однако, еще не доехав до суда, он накинулся с обвинениями на несчастную Мартину, заявив, что во всех его несчастьях виновата только она. Подобной подлости я от него не ожидал. Затормозив, я вышвырнул его из машины. Он остановился как вкопанный, и я потащил его в здание суда. Там он снова закатил истерику, и я понял, что нашей дружбе пришел конец. Из Калифорнии я уехал через несколько дней и больше с Полом никогда не встречался».