Текст книги "Пол Гетти. Мучительные миллионы"

Автор книги: Джон Пирсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 21 страниц)

Как и прежде, незнакомец был на удивление вежлив и обращался к ней «синьора». Однако, когда она заявила, что денег для выкупа еще не собрала, он взорвался от гнева и стал обвинять ее во лжи. Он не мог поверить, что такой богач, каким был Гетти, мог отказаться заплатить выкуп за внука. Гейл попыталась объяснить ему причины, которыми руководствовался дед Пола, но безуспешно. Ему, как и любому из итальянцев, подобная жестокость по отношению к родному внуку казалась дикой и невероятной.

– Что это за дед, который бросает в беде свою плоть и кровь, – раздраженно заорал Чинкуанта. – Не рассказывайте мне сказки! Я никогда не поверю в то, что самый богатый из американцев отказывается пожертвовать десятком миллиардов лир для спасения жизни родного внука. Не принимайте меня за идиота. Все, что вы говорите, – сущий бред.

Убеждать его было бесполезно, и Гейл попыталась смягчить его гнев, сказав, что для того, чтобы уговорить старика, ей нужно время, а также попросила, чтобы его приятели были с Полом поласковее. Он согласился дать ей небольшую отсрочку и заверил, что с ее сыном ничего не случится. Затем, после небольшой паузы, посоветовал Гейл попытаться собрать необходимую сумму, обратившись к остальным членам семьи Гетти.

Большинство нормальных семей в тяжелую минуту становятся более сплоченными, и родственники всегда поддерживают друг друга в беде и несчастье. Но семейство Гетти к этому большинству явно не относилось.

Поведение Гетти-старшего, казалось, парализовало всех остальных членов его династии, и никто из них не осмеливался поступать наперекор бесчеловечным принципам старого миллиардера. Пол-младший с отцом не разговаривал вообще, а Гордон и Рональд спокойно следили за событиями из Америки. В результате богатейшее семейство в мире выглядело раздробленным и неспособным спасти шестнадцатилетнего Пола.

В первые дни после похищения Пола Гейл была в отчаянии и, запершись с детьми в доме, отбивалась от назойливых репортеров. Ей очень нужна была поддержка и утешение, но все, казалось, о ней забыли. Теперь, когда она уже привыкла к душевной боли за сына и надеялась на какое-то чудо, к ней стало приходить множество писем от совершенно незнакомых людей, которые выражали ей сочувствие и советовали крепиться и надеяться на лучшее. Но от членов семейства Гетти она не получила ни строчки. Именно тогда она увидела это семейство во всей красе, с типичным для его членов безразличием и эгоизмом. Главным виновником этой отстраненности был безусловно Большой Пол, у которого на первом месте всегда были не человечность и сострадание, а его миллионы. Чем больше разрасталась его семья, разбросанная по разным концам света, тем труднее было ее членам сохранить нормальные человеческие отношения, и родственных связей практически не существовало. Как и Большой Пол, все они постоянно жили в страхе за свое благосостояние и спокойствие.

Только теперь Гейл поняла, что человечность и большие деньги несовместимы и что богатство лишает людей любви и сострадания. И самым жестоким и бессердечным из всех Гетти был патриарх семьи, миллиардер Пол Гетти-старший.

Август выдался неимоверно жарким, и все состоятельные итальянцы спешили скрыться от зноя в своих загородных виллах или в пансионатах на берегу Адриатики. В Риме заметно поубавилось число карабинеров и полицейских, и поиски Пола, похоже, откладывались до сентября. Более того, те, кто занимался этим делом, потеряли всякую надежду на успешное раскрытие преступления и решили пойти по более легкому пути, объявив похищение Пола мистификацией.

По их версии, Пол и его дружки-хиппи решили попытаться вытрясти из старика Гетти десяток-другой миллионов. Однако никаких доказательств в пользу подобной версии не было. К тому же вряд ли бы Пол, который очень любил свою мать, обошелся бы с нею так жестоко. Полностью это сомнительное предположение было опровергнуто несколько позже, после того, как Пол пострадал от рук похитивших его бандитов.

Тем не менее эта версия была удобным оправданием некомпетентности полицейских и карабинеров. Особенно ценили свою репутацию последние, упорно твердившие о том, что все их неудачи в расследовании похищения юного Гетти объяснялись тем, что никакого киднэпинга фактически не было.

Идея мистификации была привлекательна и для обывателей. Римляне всегда любили сенсации и сплетни, особенно если те касались жизни богатых иностранцев. Благодаря усилиям журналистов эта версия дошла и до ушей старого Гетти, а поскольку она оправдывала его отношение к случившемуся, то он сразу же в нее поверил. «Не кажется ли тебе, – спросил однажды Гетти у своего личного секретаря Норриса Брамлетта, – что парень и его мать состряпали все это дельце для того, чтобы заставить меня раскошелиться?»

Устраивало это предположение и Гетти-младшего, который, чувствуя, что не может помочь вызволить сына, стал все чаще прикладываться к рюмочке и баловаться героином. Дозвониться до него Гейл удавалось с трудом, и теперь тревоги и волнения в его голосе она не слышала.

Пол разговаривал с ней даже с некоторым высокомерием. Теперь он, как и остальные Гетти, были избавлены от угрызений совести и могли продолжать спокойно жить дальше, позабыв о юном Поле, совершившем, по их мнению, поступок, недостойный Гетти. Тем временем ситуация, в которой находился сын Гейл, становилась все более угрожающей. Теперь похитителям Пола для того, чтобы надеяться на получение выкупа, необходимо было доказать, что похищение вовсе не является мистификацией.

Прошла еще неделя, уже четвертая с момента похищения. Чинкуанта почему-то больше не звонил, и Гейл снова впала в отчаяние. Ожидание у телефона стало невыносимым, и в ее сознании начали рождаться ужасные картины возможных несчастий ее мальчика – автокатастрофа, тяжелая болезнь, насилие со стороны похитителей. Неизвестность стала для Гейл жестокой пыткой, и она по совету своего адвоката Джованни Джаковони решила обратиться к похитителям по телевидению.

Такое решение далось Гейл с трудом, поскольку опыт ее недавнего общения с представителями средств массовой информации оказался печальным. В первые дни после похищения сына она старалась быть с репортерами откровенной. Но после того, как им удалось вытянуть из нее все, что она знала, они стали публично порицать Гейл за слепую материнскую любовь к Полу и потакание его капризам и выходкам. «Они очень хотели найти виновника случившегося, а поскольку никого, кроме меня, под рукой не было, то взвалили всю вину на меня», – вспоминала позже Гейл.

Наиболее вероятной причиной подобных обвинений была ее принадлежность к клану Гетти. Кроме того, немалую роль сыграли и культурные различия между итальянцами и англосаксами. На публике Гейл старалась не выдавать своих переживаний и не выглядеть несчастной, но делала это вовсе не из-за своей гордыни, а щадя чувства других членов семьи, особенно своих родителей и второго сына Марка, который был привязан к Полу гораздо больше, чем его сестры.

«Я вовсе не желала демонстрировать свое отчаяние перед другими и делиться своим горем с миллионами незнакомых мне людей на страницах газет», – рассказывала Гейл впоследствии.

Однако представителей итальянской прессы это явно не устраивало. Если бы подобное случилось в итальянской семье, то мать не стала бы скрывать своего безутешного горя и выглядела бы подобно скорбящей мадонне на одной из фресок Рафаэля – коленопреклоненной и с глазами, обращенными к небу с мольбой о помощи. Гейл в этот образ не вписывалась, и это вызывало у репортеров недоумение и подозрение.

Чувствуя их отношение к себе, Гейл настояла на том, чтобы перед телекамерой она выступила сама. Она опасалась того, что телеведущие могут все испортить. Однако режиссер телепрограммы, в которой должна была выступить Гейл, страстно желал сделать из ее обращения душещипательную драму и прибыл к ней в дом вместе с тележурналистом. Гейл сначала возмутилась, но после того, как ей было обещано, что вопросы будут весьма деликатными и пощадят ее материнские чувства, согласилась на интервью. Но буквально через несколько минут после начала записи передачи журналист сделал паузу и, вперившись в нее взглядом, задал жуткий вопрос: «А у вас не появилось мысли о том, что вашего сына уже нет в живых?»

Гейл старалась не думать о таком ужасном исходе и, когда ей напомнили об этом вслух, чуть было не лишилась сознания. Внутри нее что-то оборвалось, но она нашла в себе мужество продолжить свое выступление перед телекамерой. После того как люди с телевидения удалились, силы ее покинули, и она, зарыдав, беспомощно рухнула на постель и оправилась от стресса лишь через несколько дней благодаря заботливости Эйлин и Ариадны.

Тем не менее телевизионное интервью Гейл сработало. На следующий день после передачи ей позвонил Чинкуанта и заверил, что Пол жив и здоров.

– А чем вы можете это подтвердить? – спросила его Гейл.

Чинкуанта немного подумал и предложил ей задать ему несколько вопросов, ответить на которые сможет лишь Пол. Он передаст эти вопросы ее сыну и позвонит ей позже, чтобы сообщить ей ответы. Если те будут правильными, то она сможет убедиться в том, что с ее парнем ничего не случилось.

Гейл согласилась и спросила о том, какая картина висит в спальне Эйлин слева от двери и как зовут кошку их ближайших соседей.

Чинкуанта позвонил ей в этот же день. Ответы на вопросы оказались верными, и сердце Гейл радостно забилось. Это была вторая, после письма, весточка от ее мальчика.

С этого дня Чинкуанта стал звонить ей почти каждый день, и временами Гейл казалось, что он относится к ней с пониманием и даже сочувствием. В одной из книг, посвященных проблемам киднэпинга, Гейл вычитала, что установление доверительных контактов с кем-либо из похитителей весьма желательно и может способствовать успеху при переговорах с ними. В глубине души она надеялась на то, что ей удастся получить от Чинкуанты какую-либо ценную информацию, но ничего, кроме того, что он женат и является отцом троих детей, ей узнать не удалось. Однажды Гейл его спросила, как он, итальянец, пошел на подобное ужасное преступление против семьи.

– Это такая же работа, синьора, как и другие, – ответил похититель.

Чинкуанта продолжал передавать Гейл ответы Пола на ее очередные вопросы, но при этом не забывал напоминать ей о главном – о деньгах. По его словам, некоторые из его сообщников были явно недовольны тем, что все так затянулось, и все чаще повторял Гейл о том, что если семейство Гетти не отнесется к похищению всерьез и будет по-прежнему считать случившееся шуткой, то жизнь ее сына окажется под угрозой. После таких заявлений Гейл снова впадала в отчаяние, но найти выхода не могла.

Со дня похищения прошло уже пять недель. Опасаясь, что похитители что-нибудь сотворят с Полом, Гейл позвонила в Сан-Франциско своему отцу – судье Харрису. Он был одним из немногих, к кому старик Гетти относился с уважением, и она надеялась, что ему удастся убедить Большого Пола что-нибудь сделать для спасения внука.

Харрису Гетти-старший заявил, что по-прежнему не намерен платить выкуп за Пола, но согласился послать в Рим своего человека, который способен профессионально оценить ситуацию и помочь Гейл разыскать сына. Этим человеком был бывший агент ЦРУ, а ныне шеф службы безопасности «Гетти Ойл Компани» Флетчер Чейс.

После своей отставки из ЦРУ Чейс занимался обеспечением безопасности на буровых установках Гетти в Саудовской Аравии. Это был высокий, шести футов ростом, блондин с ярко-голубыми глазами и необычайно мужественными чертами лица и напоминал бесстрашного и обаятельного героя голливудских ковбойских вестернов. Старик Гетти очень ценил выхоленного и деятельного Флетчера и считал, что тот легко справится со своей миссией. Чейс прибыл в Рим 12 августа, и Гейл, переговорив с ним, сразу же поверила в то, что ситуация скоро изменится к лучшему, и немного успокоилась. Однако вскоре стало ясно, что эмиссар Гетти для столь деликатного дела, как похищение Пола, оказался явно непригодным.

Ситуация в Риме была на самом деле не столь сложной. Чтобы вызволить парня, подходило лишь два варианта. Первый: полиция находит и арестовывает преступников, и второй: семейство Гетти платит им огромный выкуп. Первый вариант фактически отпал, поскольку все усилия карабинеров ни к чему не привели. Оставалось лишь одно – вступить в окончательные переговоры с похитителями о сумме выкупа и как можно скорее передать им требуемую сумму. Любые другие варианты были неприемлемыми и лишь продлевали страдания Пола и его матери. Решение проблемы затянулось, и не только из-за самого Гетти, но и благодаря усилиям посланного им в Рим профессионала – Флетчера Чейса.

Тот, как и большинство тех, кто прошел школу ЦРУ, считал себя великим мастером плести интриги и заговоры. Первое, что пришло ему в голову, это установить личный контакт с похитителями. Гейл, верившая каждому его слову, легко согласилась и, когда позвонил Чинкуанта, передала трубку Флетчеру. Но тот, к сожалению, не говорил по-итальянски и попытался объясниться с мафиози на ужасном испанском, чем вызвал сначала его недоумение, а затем раздражение. В результате Чинкуанта еще более уверовал в то, что семейство Гетти, несмотря на все предупреждения, не желает отнестись к похищению со всей серьезностью.

Чейс фактически попал под влияние распространявшихся по Риму слухов и небылиц о причинах исчезновения юноши. И в этом ему помогла обворожительная красотка, с которой он познакомился в ресторане отеля. Забравшись к нему в постель, она сделала все возможное, чтобы Флетчер чувствовал себя в Риме комфортно и, что важнее всего, поверил бы в версию полицейских о мистификации. Бывший цээрушник быстро понял, что она работает на карабинеров, но ее ласки были столь изысканны, а его наслаждение столь острым, что отказаться от ее услуг был не в силах. Ей также было поручено выведать у него все, что он успел узнать о похищении.

Однако на самом деле ему было известно немногое – лишь множество слухов о том, что кто-то где-то видел Пола. Несколько подобных заявлений Гейл слыхала и от людей, которых хорошо знала, и Чейс настоял на том, чтобы побеседовать с каждым из них лично. Эти опросы заняли несколько дней, но ничего существенного ему узнать не удалось. Один из бывших дружков Пола сообщил, что тот якобы скрывается в монастыре в Монте-Кассино, но парня там найти не удалось, а «свидетель», получив от Чейса 3 тысячи долларов, бесследно исчез.

В результате миссия Чейса закончилась полной неудачей и лишь обострила ситуацию. Обозленный и озадаченный, Флетчер уцепился за версию карабинеров о том, что похищение было инсценировано самим Полом, и сообщил о своих выводах в Саттон-Плейс, что еще больше утвердило решимость старого Гетти не давать Гейл ни пенса.

Самой Гейл он об этом ничего не сказал и решил попытаться озадачить организаторов похищения и неумолкавшую итальянскую прессу, временно исключив Гейл и ее дочерей из игры. В начале сентября он стал уговаривать ее уехать на время в Лондон. Гейл понимала, что потерять контакт с похитителями очень опасно, но поверила в убеждения Чейса и скрепя сердце согласилась.

В Англии Чейс спрятал ее и дочерей в заранее подготовленном безопасном месте – в небольшом особняке в предместье Лондона.

Рыцарь плаща и кинжала, довольный своей уловкой, вернулся в Рим, но контакта с Полом ему установить так и не удалось. Отправляясь в Лондон, Гейл надеялась, что ей удастся найти выход из создавшегося положения, переговорив с бывшим мужем или самим Гетти-старшим, но у нее ничего не получилось. Пол-младший снова замкнулся в себе и отказался обсуждать случившееся. Что касается патриарха династии Гетти, то тот до такой степени боялся, что его похитит мафия, что согласился говорить с Гейл только через посредника – Чейса. Свою посредническую миссию тот превратил в сверхсекретную операцию. Он встретился с Гейл в одном из безлюдных парков Лондона и пообещал, что передаст ее мольбы о спасении Пола его деду.

Сделал он это или нет, сказать трудно, но ответа от Гетти не поступило. Большой Пол упорно цеплялся за свои принципы и успокаивал свою совесть версией Чейса о том, что похищение его внука – тайна за семью печатями и что не исключено, что Пол организовал его с целью выманить деньги у старика. Пробыв в Англии десять дней, Гейл поняла, что ничего не добьется, и вылетела с дочерьми в Рим. Чейс сказал ей, что задержится на пару дней и попытается переубедить своего патрона.

К середине сентября стало ясно, что никому из тех, кто занимался делом о похищении Пола, добиться ничего не удалось, и ситуация грозила катастрофой. В те дни некоторым утешением для Гейл стали два события. Во-первых, ей удалось наконец обменять свою квартиру в районе Париоли на квартиру в центре Рима. Окна ее выходили на старинную рыночную площадь Кампо де Фьори. Новые апартаменты очень понравились ее девочкам, а сама Гейл чувствовала себя здесь не так одиноко, как на окраине города. Во-вторых, из Америки вернулся тринадцатилетний Марк. Он очень скучал по матери и сестрам и переживал из-за случившегося с братом, и родители Гейл не смогли уговорить его остаться в Сан-Франциско. С приездом Марка решимость Гейл спасти Пола возросла.

Что касается похитителей, то внезапный отъезд Гейл их явно обозлил, и Чинкуанта в своем разговоре с нею сообщил, что его приятели не желают больше ждать и готовы пойти на крайние меры.

По его тону Гейл поняла, что он не шутит и ее жалоб на то, что ей никак не удается собрать деньги, никто принимать во внимание уже не будет. Неожиданно для себя она вдруг услыхала новое предложение Чинкуанты: «Почему бы вам, синьора, не встретиться с нами с глазу на глаз. Думаю, что нам бы удалось обо всем договориться. Я гарантирую вашу безопасность, и вы сможете наконец увидеть своего сына».

Гейл попросила его дать ей время подумать. Он согласился и сказал, что ждет ее решения завтра вечером.

Инстинкт матери подсказывал ей, что она должна с ними встретиться. Безусловно, это было очень опасно, но в Риме помочь сыну она ничем не могла. Надеяться же на Чейса и карабинеров было бессмысленно. В этом случае она рисковала тем, что никогда так и не увидит своего мальчика. Встреча с похитителями могла бы помочь ей найти выход из создавшегося положения и на некоторое время уберечь Пола от их жестокости. Но больше всего ее привлекала возможность повидаться с сыном.

Поэтому на следующий день Гейл объявила Чинкуанте, что согласна. Он, похоже, обрадовался и точно проинструктировал, что ей следует сделать. На крыше своего автомобиля она должна закрепить белый чемодан, а на бампере наклеить красную полоску. Затем ей следует двигаться по автостраде на юг, в сторону Неаполя, до тех пор, пока она не встретит на обочине человека, который бросит горсть гравия на лобовое стекло ее машины. Это будет для нее сигналом к остановке. После этого один из похитителей доставит ее к месту, где спрятан ее сын. Чинкуанта еще раз подчеркнул, что гарантирует ей полную безопасность. Гейл ответила, что все поняла, и подтвердила свое согласие.

Однако такое решение встретило резкую критику. Судья Харрис, узнав о том, что собирается сделать его дочь, очень встревожился и заметил, что риск невероятно велик, и сказал: «Подумай, что станет с остальными твоими детьми, если они тебя убьют? Чем это поможет Полу?» Еще более категоричным был вернувшийся в Рим Чейс. Он пошел еще дальше ее отца и заявил, что за ее смертью обязательно последует смерть Пола или похищение остальных детей. Аргументы против подействовали на нее неотразимо, и она отказалась от своего решения.

Теперь Гейл считает это «непростительной ошибкой». «Если бы я погибла, – говорит она, – то это привело бы наконец в чувство остальных Гетти и они начали бы спасать Пола, а если бы осталась в живых, то смогла бы предотвратить то, что они сделали с моим мальчиком».

Сообщить похитителям Пола о своем отказе Гейл не могла, и мафиози, прождав ее у шоссе несколько часов, пришли в ярость. Даже всегда вежливый Чинкуанта, позвонив ей поздно вечером, не скрывал своего гнева и обвинил ее в том, что она плетет какие-то интриги за их спиной. Ее попытки оправдаться его обозлили еще больше, и в конце их разговора он заявил, что сделал для нее все, что мог, и что теперь его дружки рассвирепели и он за последствия не отвечает.

Вскоре Гейл поняла, что Чинкуанта не блефовал и его дружки начали вымещать свой гнев на ее несчастном сыне. Для начала они отобрали у него радиоприемник, который был для парня единственным средством связи с внешним миром. На ночь Пола заковывали в цепи, а небольшую птичку, с которой он успел подружиться в неволе, застрелили на его глазах, сказав, что то же самое ждет и его, если его дед не соизволит заплатить им деньги. Затем, затолкав ему в рот кляп, стали играть в русскую рулетку, поочередно приставляя пистолет 45-го калибра к его лбу.

Пол так и не узнал, был он заряжен или нет. После нескольких щелчков затвора они рассмеялись, завязали глаза и, туго стянув веревками запястья, швырнули в яму, где он провел всю ночь.

Вскоре произошло еще одно событие, которое удвоило страдания пленника. Несколько калабрийцев из числа похитивших Пола в Риме, потеряв надежду на получение денег, продали свои права на часть выкупа, словно права на часть недвижимости или на долю от доходов казино. Покупатели занимали в мафии более высокое положение и надеялись использовать полученную от Гетти сумму на расширение наркобизнеса. Они были более хладнокровными и жестокими, чем их предшественники, и жаждали, чтобы их инвестиции принесли доход как можно быстрее.

На следующее утро Пол, очнувшись, заметил возле себя двоих смуглолицых мужчин. Они были с ним исключительно вежливы и приветливы, и это его насторожило. Один из них поднес ему стакан дешевого итальянского бренди, которое начиная с октября стали давать ему в качестве согревающего. Но обычно эта процедура выполнялась перед сном, и то, что выпивку ему предложили ранним утром, его удивило. Когда он сказал, что не привык пить по утрам, человек со стаканом в руке улыбнулся и посоветовал не отказываться, добавив, что это необходимо для его же блага. После того как Пол выпил стакан до дна, второй заметил, что у парня слишком длинные волосы и их не мешало бы укоротить.

Пол попытался спорить. Он любил носить длинные волосы и не желал, чтобы их стригли. Но эти двое сказали, что его волосы очень грязные, и настаивали на том, чтобы их состричь. Вскоре к этим двоим подошли еще трое. Они схватили парня за руки и заломили их за спину. От резкой боли в суставах он чуть не потерял сознание. Поняв, что сопротивляться не имеет смысла, он обреченно наклонил голову. Третий стал неумело выстригать клочья волос тупыми ножницами. Больше всего цирюльник в маске старался по бокам головы, возле ушей Пола. Закончив работу, он взял бутылку с бренди и, вылив немного на белоснежный носовой платок, приложил его на несколько секунд к правому уху юноши. Только теперь Пол начал догадываться, что его ждет.

Сопротивляться было не только бесполезно, но и опасно. Он мог получить лишь дополнительные раны. Они все равно сделали бы то, что решили.

Поэтому, когда ему снова предложили выпить, он уже не отказывался. Свернув носовой платок, они засунули его в рот Пола и посоветовали сжать посильнее зубы. Пол стиснул челюсти с такой силой, что у него зазвенело в ушах, но все равно почувствовал, как кто-то грубо ухватил пальцами его правое ухо и резко оттянул в сторону.

Затем в руках одного из бандитов сверкнуло лезвие опасной бритвы, и сознание парня пронзила дикая обжигающая боль, а отсеченное от его стриженой головы ухо упало в подставленную кем-то миску с водой.

О случившемся Чинкуанта известил Гейл лишь на следующий день, 21 октября, но рассказать обо всем подробнее отказался. Сначала она ему не поверила, но он клялся, что не лжет, и в доказательство своих слов обещал выслать ей фотографии сына.

От одной мысли, что ее сына изувечили, сердце Гейл содрогнулось от ужаса и боли. Несмотря на все угрозы Чинкуанты, она никогда не верила в то, что он и его дружки посмеют пролить кровь ее несчастного мальчика. Теперь, когда это, похоже, произошло, она пыталась заставить себя думать о том, как спасти сына, но не могла. Ее воображение вновь и вновь рисовало дикую сцену кровавой расправы с Полом, а его страдания отдавались в ее измученной душе невыносимой болью.

Случившееся подвело Гейл к черте, отделявшей ее от безумия. «Сколько еще продлятся эти мучения и сколько еще придется перенести ей и Полу?» – не переставала спрашивать себя Гейл.

В этот же день кто-то из похитителей позвонил в один из полицейских участков Рима и сообщил о точном местонахождении фотографий Пола. Снимки, сделанные с помощью «Полароида», были обнаружены в одном из мусорных ящиков на окраине столицы. Увидав на них отощавшего, испуганного Пола с окровавленной раной на месте правого уха, Гейл пришла в ужас и зарыдала.

Через несколько часов ей снова позвонил Чинкуанта и спросил, верит ли она ему теперь, и добавил, что предупреждал ее о том, что подобное может произойти. Затем сообщил, что ухо Пола они отправили в Рим по почте. Окаменевшая от горя, Гейл молча положила трубку. На следующий день он снова позвонил и поинтересовался, дошла ли до Рима их бандероль, и Гейл, которая ничего не получила, на этот раз не сдержалась и обрушилась на него с обвинениями во лжи. Чинкуанта же упорно твердил о том, что бандероль отправлена несколько дней назад и уже должна быть в Риме.

Странная пропажа уха Пола стала еще одной из загадок этого похищения и вызвала немало слухов в Риме. Некоторые официальные лица тут же воспользовались этим фактом для оправдания своего бездействия. На самом деле похитители упаковали ухо юноши в пластиковый пакет, заполненный формалином, и, поместив этот пакет в небольшой кожаный футляр, отправили его по почте из Реджио Калабриа в редакцию римской газеты «Мессаджеро» еще 20 октября.

Если бы эта зловещая посылка дошла до Рима, то все разговоры о мистификации тут же замолкли бы и необходимость переговоров с похитителями стала бы очевидной для всех. Однако, как на грех, в ту осень, как заметил путешествовавший в то время по Италии американский писатель Гор Видал, «почтовых услуг в Риме не существовало». Работники почты объявили забастовку, и ухо Пола, наряду с множеством других бандеролей, осталось лежать на одном из почтовых складов до окончания забастовки.

Наконец 10 ноября – через три недели после экзекуции – пакет с ухом Пола был доставлен в редакцию «Мессаджеро» на Виа дель Корсо. Секретарша вскрыла бандероль и упала в обморок.

Утратив всякое доверие к карабинерам, Гейл решила обратиться к их соперникам – итальянской полиции. Теперь за дело о похищении Пола взялся комиссар Карло, шеф одного из оперативных полицейских подразделений Рима. Он оказался на редкость деятельным и сообразительным, и Гейл снова начала обретать веру в спасение Пола. Карло был очень деликатен с Гейл и постарался подготовить ее морально к весьма пугающей процедуре – опознанию уха. С этой целью он попросил Гейл внимательно изучить присланные похитителями фотографии сына и обратить особое внимание на форму и вид его ушей.

К этому времени ухо Пола уже было передано полиции. На его опознании Гейл, в отличие от юной секретарши «Мессаджеро», удалось сохранить самообладание. Она решительно проигнорировала ожидавших ее у входа фоторепортеров и смело вошла в полицейский участок. Когда ей показали отрезанное ухо, она по форме и веснушкам на его мочке тут же узнала в нем ухо Пола.

С момента похищения прошло уже четыре месяца, но судьба Пола все еще оставалась в руках гангстеров.

Тем не менее кое-какие сдвиги к лучшему уже появились. Судья Харрис, принимавший активное участие в делах католической церкви Сан-Франциско, обратился за помощью в Ватикан, и папа римский направил к Гейл архиепископа Казимира Марцинкуса из Чикаго. Тот просто очаровал ее своей внешностью и изысканными манерами и сказал, что ему, возможно, удастся ей помочь. «Я знаком с несколькими весьма влиятельными в Италии особами, которые несомненно вам помогут, – обнадежил ее посланец Ватикана и добавил: – Если вы не против, то я поговорю с ними о вашем сыне».

Через несколько лет этот обаятельный архиепископ приобретет скандальную известность своими связями с нечистыми на руку финансистом Микеле Синдоной и директором римского банка «Банко Амброзиано» Роберто Калви, который покончит с собой, повесившись под известным лондонским мостом «Блэкфрайерз» («Черные монахи»). Однако, к великому разочарованию Гейл, эмиссар папы со всеми своими подпольными связями оказался для нее столь же бесполезным, как и Флетчер Чейс.

Некоторую заботу о Гейл проявило и правительство Соединенных Штатов. После того, как она отправила личное послание президенту Ричарду Никсону, к ней в дом явился известный американский адвокат Томас Бьямонте. Он был родом из Калабрии и долгое время работал в ФБР, а теперь являлся советником посольства США в Риме. Бьямонте прекрасно говорил на калабрийском диалекте, и это помогло ему установить доверительный контакт с похитителями Пола.

Результатом переговоров с ним стало их согласие уменьшить сумму выкупа с 10 миллиардов лир, или 17,4 миллиона долларов, до более приемлемой для Гейл суммы – 2 миллиарда, или 3,2 миллиона долларов. Но, снизив свои требования, они дали ясно понять, что дальнейших торгов не состоится.

Однако восьмидесятилетний миллиардер из Саттон-Плейс идти на уступки отказывался и твердо держался своих принципов. Ему было безразлично, являлось ли похищение внука мистификацией или нет. Не тронуло его холодное сердце и известие об отрезанном ухе. Он упорно отказывался давать Гейл какие-либо деньги для спасения Пола.

С приходом зимы мафиози переправили Пола из предгорья в более теплое место и предъявили новый ультиматум, заявив, что в случае если в ближайшее время они не получат денег, то отправят в редакцию «Мессаджеро» левое ухо своего пленника. В случае если не подействует и это, они пообещали высылать поочередно остальные части тела парня.

Состояние здоровья Пола было ужасным. Рана очень болела и начала гноиться. Из-за нервного шока, холода и плохого питания он очень ослаб и пал духом. С раннего детства у него были слабые легкие, и начавшаяся простуда скоро перешла в пневмонию. Преступники испугались, что он умрет и они потеряют больше трех миллионов долларов, и начали вводить ему огромные дозы пенициллина. В результате этого у юноши развилась сильнейшая аллергия. Продолжать лечение антибиотиками стало опасно, и его состояние продолжало ухудшаться. Гангстеры запаниковали и решили обратиться за советом к его матери.