Текст книги "Это твоя жизнь"

Автор книги: Джон О'Фаррелл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)

У меня взяли интервью для передачи под заголовком «Что у меня в холодильнике?», где знаменитости рассказывают о своих убеждениях, карьере, стиле жизни и как все это отражается на содержании их холодильника. У Джимми Конвея в холодильнике были молоко, яйца и малиновый йогурт. Просто они там оказались. Понятно, если бы я был не такой классный и если бы мне было небезразлично, как все получится, я бы, наверное, часами бродил по супермаркетам и гастрономам, стараясь подобрать именно тот провиант, который в полной мере передаст имидж творческого, но занятого холостяка, достаточно современного, чтобы стряпать себе всякие интересные блюда, но из-за недостатка времени вынужденного планировать свои трапезы заранее. Какие-нибудь экзотические соусы для спагетти, скажем; несколько небанальных ингредиентов для салатов, домашний пирог с лососиной, немножко пармской ветчины и половина пудинга с большой миской свежих сливок. Но ничего такого в холодильнике у Джимми Конвея не нашлось. Разуверившись в своем имидже гурмана, я отправил свои продуктовые списки в помойное ведро буквально за минуту до прихода телевизионщиков. Тем не менее малиновый йогурт что-то обо мне говорил. Я из тех, кто любит йогурт.

Журналист назвал мой маленький домик в Сифорде загородным коттеджем. Полагаю, технически это верно: выходные я провожу здесь, просто потому что мне не по карману куда-то еще ехать. «Джимми Конвей явно ценит покой, который находит вдалеке от всех в своем коттедже, среди Южных холмов. Любовь к этой части мира он разделял со своим другом Билли Скривенсом». Со дня смерти Билли наша дружба все крепла. Порожденный его отсутствием вакуум вынуждал журналистов искать иные пути говорить о нем, и потому они часто упоминали нового юмориста Джимми Конвея, как если бы тот был учеником Билли.

Прогуливая Бетти на утесах, я невольно возвращался туда, где мы разминулись с Билли, – так преступник возвращается на место преступления. Вдалеке виднелся коттедж Билли, и я спрашивал себя, догадывается ли его вдова Стелла о глубине моего обмана. После нашей краткой беседы на похоронах я часто вспоминал о ней, гадал, не пересекутся ли снова наши пути. Странное дело, в эти дни я и собаку выгуливал все как-то на той стороне городка.

Сначала я увидел ее пса. Макс сам по себе знаменитость, но когда он влетел на холм, я испугался, а вдруг не Стелла его выгуливает. Я погладил пса, он покрутился возле меня, виляя хвостом, а потом хотел было бежать дальше, но я крепко ухватил его за ошейник и продолжал гладить, пока в поле зрения не появилась его хозяйка. Это действительно была Стелла. Ее красота по-прежнему сияла как золотая сказочная пыль. Когда Билли Скривенс отправился добывать себе жену, ему нужен был только самый главный приз, вроде кубка Жюля Римэ,[42]42
  До 1980-х гг. победителям чемпионатов мира по футболу вручалась «Золотая богиня» – кубок из золота в виде богини Ники, изготовленный в 1930 г. по заказу тогдашнего президента ФИФА Жюля Римэ. В 1966 г., перед чемпионатом мира в Англии, кубок был похищен в первый раз, нашел его пес Скотленд-Ярда по кличке Шалопай. В 1983 г. «Золотую богиню» вновь похитили, кубок не найден до сих пор; предполагают, что он переплавлен в золотой слиток. Его копию продали на аукционе в 1997 г. за 425 тысяч долларов.


[Закрыть] я же был всего лишь запасным игроком команды из третьей лиги, которого и на поле-то не выпускают. Но несмотря на потрясающую внешность и пленительную улыбку, Стелла излучала какую-то грусть. Может, у меня просто дар такой, но я уверен, что заметил некую необъяснимую печаль в женщине, муж которой совсем недавно умер в самом расцвете сил.

– И снова здравствуйте. Я Джимми Конвей, мы встречались на похоронах Билли.

Не лучшее начало разговора с человеком, которого надо приободрить. Но наши собаки не желали расставаться, так что мы пошли вместе. Стелла заметила, как много внимания мне стала вдруг уделять пресса.

– Значит, о вас сняли «Что у меня в холодильнике?» – сказала она, бросив палку, которую схватили обе собаки. – Билли как-то согласился их принять. Когда оператор открыл дверцу холодильника, его встретил карлик, одетый эскимосом, который там сидел и читал газету. Карлик крикнул: «Вон из моего дома!» – а оператор извинился и захлопнул дверцу. Тут до него дошло, что его разыграли, а карлик-эскимос вылез и в скрытые камеры сказал детям, которые смотрят телевизор, чтобы они никогда не прятались в холодильнике.

– Да, помню, это было здорово! – я был просто восхищен ее выдержкой.

Последовала пауза, и я подумал, уместно ли продолжить разговор о программе Билли, раз уж Стелла эту тему затронула.

– Вас не беспокоило, что он в своих розыгрышах заходил иногда слишком далеко? – спросил я.

– Всегда беспокоило. Например, знаменитый случай с пожилой женщиной в передвижном туалете. Она сначала была в ярости.

Та шутка стала телевизионной легендой. Пожилая дама, ничего не подозревая, вошла в туалетную кабинку на Трафальгарской площади. Но как только она присела, кабинку схватил подъемный кран и выставил напоказ трусы старушки и колготки, спущенные на щиколотки.

Это был поворотный пункт в истории британского телевидения. Разразился скандал вокруг «отупления», печально известную проделку раскритиковал секретарь по культуре в палате общин. Однако выражение шока и негодования на лице женщины и ее безнадежная попытка дотянуться до уже недосягаемого рулона бумаги сделали эту сцену невероятно популярной, национальной семейной шуткой на первых страницах всех таблоидов. На Даунинг-стрит пришли в ярость от того, что какой-то там министр позволил себе раскритиковать трюк с дамой в туалете, не посоветовавшись сначала с премьером, и в итоге секретарь по культуре сделал разворот на сто восемьдесят, назвав проделку со старушкой лучшим образцом передовых и новаторских программ.

– Никто не обязан подписывать договор о согласии, так что это их собственный выбор, – сказала Стелла, защищая программу Билли. – Но когда пытаешься раздвинуть рамки, всегда найдутся обиженные. Но в этом и был весь Билли, всегда искал, какое оно, телевидение будущего. – И она замолчала с мужественным лицом, а мне захотелось ее обнять и утешить, но я сдержался, потому что знал, что сочувствие и доброта во мне перемешаны с наглой похотью и страстью.

Бетти приволокла палку, и я опять закинул ее в поле.

Было приятно поговорить о жизни знаменитостей и шоу-бизнесе с человеком, который знает об этом гораздо больше твоего. Я чувствовал, что нас со Стеллой объединяет слава. Друзья, услышав о моем очередном интервью, реагировали вовсе не так, как я ждал, а для Стеллы подобные разговоры были нормой и не казались хвастовством. Она рассказывала о странных обычаях на планете Слава, а я кивал и соглашался, старательно делая в уме пометки обо всем, что она говорила. Иногда я спрашивал себя, не потому ли мне нравится Стелла, что вписывается в новый имидж, который я себе приготовил: яркий юморист с завидной карьерой, рядом с которым должна быть прекрасная модель. Многие из ныне знаменитых мужчин имели многолетние отношения с женщинами, которых бросили, как только прославились. Дело не в том, что эти мужчины легкомысленны, просто неловко мчаться в новом красном спортивном автомобиле рядом с женщиной, которая работает в бюджетной организации. Я был уверен, что ни за что не стану таким черствым, тщеславным и расчетливым. И то, что у меня не было ни многолетних отношений, ни женщины, которую я мог бы бросить, тут совершенно ни при чем. Была, конечно, Бетти, моя бордерская колли. Возможно, Бетти и тревожилась, что я обменяю ее на тусовочного лабрадора Скривенсов.

– Я как-то читал интервью с той пожилой дамой с Трафальгарской площади, – сказал я. – В рубрике «Где они теперь?» в каком-то тележурнале. Ее теперь называют Туалетная Дама.

– Она прекрасно вышла из положения. Сама стала мелкой знаменитостью. Какое-то время зарабатывала тем, что открывала супермаркеты и снималась в рекламе туалетной бумаги.

Похоже, Стелла считала, что появление в программе Билли стало для этой старушки чуть ли не главным событием в жизни. Что у большинства людей жизнь – сплошная рутина и бессмыслица, и каждый вечер они торчат перед телевизором. Поэтому если обычного человека перенести в волшебный мир по ту сторону экрана, это даст ему статус и престиж, о которых он раньше мог только мечтать.

– В той статье рассказывалось о ее жизни, довольно интересной. В пятидесятые она работала акушеркой в Индии и участвовала в борьбе за права беременных женщин низших каст или что-то в этом роде.

– Кто, Туалетная Дама?

– Ну да. Кстати, как ее настоящее имя? Что-то на букву Т.

– Туалетная Дама, – отрезала Стелла.

Макс агрессивно рявкнул на Бетти и стал вырывать у нее палку. Стелла сделала символическую попытку отозвать пса. Я знал, что в ее словах есть доля правды. Ты можешь изобрести лекарство от рака или принести мир на Ближний Восток, но все равно ты никто, пока тебя не покажут по телевизору. Таково современное определение статуса человека.

– Неужели это так? Разве это нам нужно? – спросил я.

– Спрашивает человек, которого пока нет на телевидении, – улыбнулась Стелла.

Почему-то я чувствовал себя неловко – то ли из-за того, что переживал за систему ценностей нашего общества, то ли из-за тщеславного стеснения, что вся моя известность пока так мало стоит.

– Ну да, а как же вся остальная пресса? – сказал я. – Дня меня определенно многое изменилось после той статьи в «Санди таймс».

– Ну, от них тоже, очевидно, есть какой-то толк – снизошла она. – Тем не менее, хотя я не желаю вас принизить, Джимми, никого не осаждают толпы поклонников после чрезвычайно интересной дискуссии на Радио-4. Ваше имя известно в определенных кругах, но это не значит, что вы знамениты. Вас нет на телевидении. Люди не видят вашего лица и не думают: «Ой, смотрите, Джимми Конвей».

Да, для меня это представляло проблему. Всеми достижениями по сей день я был обязан тому, что я – артист, который ни за что не идет на телевидение. Это было мое уникальное рыночное свойство, оно выделяло меня из толпы. И если перейти на другой уровень славы, попасть в телеящик и там провозглашать: «Мне ни к чему телеящик», один-два наблюдательных педанта могут счесть это лицемерием.

Я брел домой и думал о том, что сказала Стелла. В городке на каждой крыше маячит телевизионная или спутниковая антенна. Каждый дом бесконечно потребляет телевидение, бездумно вдыхает его и тут же выдыхает. Мое единственное появление в «Новостях» уже забыто. Мало попасть в телевизор однажды. Надо раз за разом мелькать на экране, чтобы тебе засчитывали хоть какие-то очки. В глубине души я знал, что Стелла совершенно права насчет моего статуса. До разговора с ней я верил, что выгляжу солидно, и что все остальные также в курсе моего якобы успеха на эстрадном поприще. По зрелом размышлении можно почти наверняка сказать, что остальное британское население не перечитывает газетные статьи обо мне и не следит за всеми моими мелкими выступлениями по радио. Билли Скривенс был сверхновой звездой, а меня в телескоп еле разглядишь. И если не принять мер, со мной никогда не будут считаться. Краткий искусственный проблеск в возрасте за тридцать, не больше. Я буду знаменит свои десять минут, как сказал этот, как его? Не помню. Он теперь уже не знаменит.[43]43
  Фраза «В будущем каждый будет иметь право на пятнадцать минут славы» принадлежит американскому художнику, основателю поп-арта, Энди Уорхолу (1928–1987). – Примеч. ред.


[Закрыть]

7

27, проезд Вязов

Восточный Гринстед

Западный Суссекс

Англия

Дорогой Джеймс,

Ну кто бы мог подумать! Ты мечтал о звании кавалера ордена Британской империи, а тебе к тому же дали звание лорда! Поздравляю, и поверь мне как почти объективному аутсайдеру, ты его вполне заслужил. Конечно, эти мелкие почести на деле для тебя ничто, даже как-то неловко, но отказываться грубо, да и потом, если отказаться, во второй раз могут не предложить. Хотя Джон Леннон отказался от звания кавалера Британской империи, но ты не волнуйся, ведь теперь война во Вьетнаме кончилась, и если ты примешь награду, то не должен чувствовать, что тебя купили. Вот, скажем, у Джимми Сэвила после имени в титрах тоже стоит такое звание, и смотрится очень даже солидно. Если тебе такую аббревиатуру присвоят, вряд ли это будет выглядеть как обезьянничание.

Конечно, такие почести воздаются не тебе одному. Они предназначены и всем простым людям за кадром, которые столько трудились ради тебя, а платили им меньше. Как им, должно быть, приятно теперь, когда весь их тяжкий труд оценен твоим титулом. Наверное, будет хорошо послать некоторым из них небольшие подарки в знак благодарности. Без вычурности, но и не слишком дешево. Коробку конфет ассорти или, скажем, торт.

В такое время важно, чтобы все твои успехи не унижали Николаса. Трудно поверить, что именно он когда-то был надеждой семьи! Ты должен проявить деликатность, чтобы счастливой вестью не обидеть своего и без того огорченного и завистливого старшего брата. Возможно, будет лучше, если он об этом узнает от кого-нибудь другого, чтобы ему вроде бы как мимоходом об этом сообщили, ну, например, твоя секретарша ему позвонила бы и сказала: «Пожалуйста, не вешайте трубку. С вами хочет говорить ваш младший брат, сэр Джеймс Конвей, кавалер ордена Британской империи». Только если захочешь услышать, как он отреагирует, тебе придется подслушивать в параллельную трубку.

Надеюсь, тебе понравилась встреча с королевой. Некоторые критикуют королевскую семью, мол, несправедливо, что они не могут ничего дать взамен. Но ведь они много делают для благотворительности, и это намного лучше, чем диктатор вроде Адольфа Гитлера. Теперь ты второй человек в семье, который встречался с королевой. За несколько лет до твоего рождения, когда королева гуляла по курорту Танбридж-Уэлс, мама вручила ей букет цветов через ограду. Впрочем, пожалуй, не стоит ей об этом напоминать. Ее Величество встречается со многими людьми и, вероятно, не вспомнит, даже если ты ей покажешь мамину фотографию, которая стоит на телевизоре. Еще раз поздравляю, и это еще раз доказывает, что если действительно над чем-то трудиться, то в конце концов добьешься.

Искренне свой,

Джимми.

Должно быть, в моем детстве звание кавалера Британской империи еще что-то значило. Наверное, я считал эту награду высшей почестью, потому что ее присваивала лично королева. А теперь я изо всех сил старался представить, какие именно выгоды давало звание кавалера Британской империи, тем более что самой империи уже много лет и в помине не существовало.

Все эти старомодные награды утратили свою привлекательность оттого, что их маркетинг вели спустя рукава. Их все еще вручали на нудных закрытых церемониях в Букингемском дворце, может, даже на скорую руку помещали фото в «Дейли телеграф». Неудивительно, что у публики пропал интерес. Кому нужна фотография какого-то безвестного госслужащего с медалью на фоне колоссальной шляпы его супруги? Как сказала Стелла, если чего-то нет на телевидении, значит, этого вообще нет. Если британский истеблишмент хочет, чтобы людям была небезразлична система официальных наград, надо подумать о должном освещении и сообщать о них после очередной серии «Улицы Коронации». Пять минут веселого злободневного юморка из уст Ее Величества – и вот она приглашает на сцену первого гостя, который зачитает имена представленных к награде: «Поприветствуем его королевское высочество герцога Эдинбургского!» Оркестр в джазовом стиле наяривает пару тактов государственного гимна, пока принц Филипп резво сбегает по ступеням, помахивая золотистым конвертом. Для порядка следует короткая пикировка между королевой и ее мужем:

– Филя, а симпатичные у тебя медальки!

– Спасибочки. Вот эта – за доблесть и мужество перед лицом врага.

– Понятно, хотя, сказать по правде, не часто фазаны отвечают на твои выстрелы.

И смех зрителей в студии несколько разрядит напряженное ожидание: кому же по итогам телефонного голосования достанется долгожданный титул кавалера ордена Бани.[44]44
  Орден Бани – один из высших орденов; трех степеней, каждая двух классов – для военных и гражданских лиц. Учрежден в 1725 г. Кавалер ордена получает посмертное дворянское звание «рыцарь». Название ордена объясняется тем, что в старину перед посвящением в рыцари награждаемый совершал омовение.


[Закрыть]

За двадцать лет, минувших с тех пор, как я верил, что высшая награда – медаль из рук королевы, появилось новое Королевское Семейство, а с ним и новая система наград. Несколько букв после фамилии уже ничто в сравнении с престижем блестящих наград, регулярно раздаваемых на телевидении новыми королями и королевами британской славы – членами Правящего Дома «Хелло!»

Я никогда не мог устоять перед атмосферой напряженного ожидания транслируемой в прямом эфире церемонии награждения. Мое отношение к таким церемониям всегда выплескивалось в одну и ту же модель поведения. Начинал я с попытки притвориться сведущим циником. «Мыльные Награды! – ужасался я в неверии. – Может, еще что-нибудь? Нет, я это смотреть не буду. Это же просто скрытая реклама, повод показать старые кадры из мыльных опер!» А через час уже кричал в экран: «Ну как можно „Мыло года“ отдать какой-то „Эммердейл“? Да вы что, его же надо поделить между „Корри“ и „Жителями Ист-Энда“!»

В сущности, мне всегда это было небезразлично, потому что я невольно отождествлял себя с какой-то из программ, с каким-то из актеров. По-моему, вот так и работает слава. Ассоциируешь себя с разными звездами, а потом по принципу компенсации радуешься их успехам и стилю жизни.

Вот какие мысли вызвал у меня маленький картонный прямоугольник, упавший на мой половик и наполовину изгрызенный Бетти. Чудный витиеватый шрифт извещал, что меня имеют честь пригласить на церемонию награждения «Британский Шоу-бизнес». А в нижней части открытки с золотой каемочкой, прямо над вмятинами от зубов и следами собачьей слюны, единственное слово называло причину, по которой я сподобился такого приглашения. Номинант.

Вырвав наконец из челюстей Бетти сопроводительное письмо, я узнал, что моя кандидатура выдвинута на звание «Лучший эстрадный юморист года». Я так триумфально заорал «Ага!!!», что Бетти от счастья просто подпрыгнула. Наверное, решила, что я радуюсь тому, что она так лихо распечатала конверт. Я перечитал письмо, а потом позвонил Нэнси – поделиться невероятной вестью.

– Поверить не могу, меня выдвинули на «Лучшего юмориста». Это же смешно!

– Почему смешно?

– Ну, э-э, я же не лучший. Наверное.

Я хотел, чтобы Нэнси за меня порадовалась, но она проявила странную сдержанность.

– Значит, переедешь в Голливуд? – спросила она.

– Уже обзавелся там домиком.

– Да ты что? – изумилась она.

– Нэнси! Разве можно покупаться на собственные шутки?

У знаменитых людей есть фраза, которую они вечно твердят, когда у них берут интервью по телику. «Мне всегда очень везло», – скромно признают звезды, вынуждая собеседника возражать и настаивать, что только редкий талант и тяжкий труд стали главным фактором их колоссального успеха. Я всегда думал, что заклинание «Мне всегда очень везло» – плохо замаскированная ложная скромность, но теперь начинал понимать, сколько здесь зависит от удачи. Богиня экрана никогда не может гарантировать, что не провалится очередной фильм с ее участием; великолепная группа может всплыть, только если их музыкальный жанр будет в моде. Часто люди, достигшие успеха, не талантливее соперников. Как и я, они просто оказались в нужном месте в нужное время. Все в обществе вращается, как лотерейные шары в барабане; именно удача выбирает людей и делает чем-то особенным. А теперь, казалось, судьба или какие-то другие, более мощные силы, которые выше моего понимания, намерены подсадить мою призрачную карьеру на очередную ступеньку.

Где-то в ту же пору я прочел в газете историю о разоблачении врача-самозванца. Мужчина лечил пациентов и выписывал в государственной больнице лекарства, не имея ровным счетом никакой квалификации. Видимо, какими-то медицинскими познаниями он все же обладал. Наверняка люди заметили бы блеф во время операции на сердце.

– Э-э… так, вот этот шматок вырезаем.

– Но, доктор, это же сердце!

– Сердце? Черт, совсем не как на открытке ко Дню влюбленных.

Много лет я читал о разных самозванцах, фальшивых аристократах, беженках, которые назывались русскими княжнами, преступниках, выдававших себя за полицейских. И теперь мне казалось, что я стал их эквивалентом в шоу-бизнесе: самозваная знаменитость. Моя слава была подделана, мне нечего было предъявить, я был никто и некто, дутый VIP. Но со славой дело обстоит так: либо о тебе знают все, либо ничего не знают, и в принципе только это и идет в зачет. Вопрос «Знамениты ли вы?» уже содержит отрицательный ответ. Мадонну вы не станете спрашивать: «Знамениты ли вы?» Если, конечно, вы не мой отец. Потому что тогда вы определенно спросите Мадонну, знаменита ли она, а потом битый час будете мучить ее рассуждениями о том, сколько в наши дни в хитпарадах всякого барахла.

В приглашении на церемонию награждения было написано: «Черный галстук», а это своего рода мягкий намек, чтобы не писать: «Форма одежды: вырядиться чучелом». Поскольку я ни разу не играл мистера Хадсона в сериале «Ступенька вверх, ступенька вниз», у меня не было ни черного галстука, ни брюк со стрелками, и униформу пришлось брать напрокат в магазине в Брайтоне, где довольно приветливый мужик спросил, не нужен ли мне «камербанд». «Хм, камербанд… – вслух задумался я, рассчитывая, что он подскажет. – Нужен ли мне камербанд?». А сам тем временем соображал, что же это такое: а) фруктовые булочки? б) предмет одежды? в) половое извращение гомосексуалистов? Но мужик как раз стоял передо мной на коленях с кучей булавок во рту, и я решил отказаться, просто на всякий случай.

К сожалению, оказалось, что на клоунских штанах, которые я поторопился взять, нет петелек для ремня, а так как подтяжек у меня отродясь не было, пришлось топать в «Гросвинор-Хаус-отель», прикрыв пиджаком кучу булавок, которыми брюки были пришпилены к рубашке, чтобы не свалились. Я вручил пригласительный билет одной из девушек, которые встречали приглашенных, и назвался.

– Ах да, вы номинант? – воскликнула девушка, и остальные гости дружно посмотрели в мою сторону.

– Ну да, на лучшего артиста эстрадного жанра…

– Удачи! – улыбнулась она мне.

Крупный мужчина в рубашке с рюшами сказал:

– Привет, Джимми, я Мэтт Маргерисон, «Тотал-ТВ». Делаю программу комедийных клипов для канала «Скай-1», называется «Неудачная пластическая хирургия». Может, как-нибудь пообедаем вместе? – и сунул мне карточку.

– О, огромное спасибо, но я, в общем, в среду занят, а в понедельник еду повидаться с родителями, хотя к ним мог бы и во вторник…

– Звони, – крикнул он, направляясь в толпу, уже кого-то там заметив.

Я вошел в бар, и передо мной тут же поставили поднос, чтобы я выбрал шампанское или апельсиновый сок. На этот раз я уже не стал позориться и спрашивать, почем напитки. Собственно, от шампанского я решил воздержаться и попросил светлого пива за удивительно безлюдной стойкой бара. Со стаканом в руке я принялся изучать обстановку, но меня окликнул бармен: «Алло, с вас три пятнадцать». В жизни не пойму эту систему. Самые дорогие напитки даром, а захочешь пивка – дерут три шкуры. Причем эти пятнадцать пенсов сверху – просто гениальный ход. Они, видимо, решили: «Если задрать цену до трех фунтов, все поймут, что мы их надуваем, так что пускай будет три пятнадцать, тогда эти идиоты подумают, что у нас тут все четко скалькулировано».

Я стоял в одиночестве, прихлебывая пиво, и так хотелось, чтобы рядом оказалась Нэнси или кто-то из друзей и разделил все это со мной. Весь здешний шик Нэнси наверняка пришелся бы по душе. А вообще-то нет, ей бы не понравилось. Стала бы стесняться, ей бы казалось, что она слишком крупная, потому что она просто нормального размера, сорок шестого, а не с девятилетнюю девочку. Хотя Нэнси себя описывает как «сорок шестой на сорок четвертый» – последний размер выражает стратегическую цель. Я вошел в отель по красной ковровой дорожке, а Нэнси наверняка сказала бы: «Не надо здесь топтать, давай пройдем сбоку». А в конце трапезы сложила бы грязные тарелки в стопку, чтобы помочь официанту, и ее пришлось бы сдерживать, чтобы не вызвалась помыть посуду.

– Привет, незнакомец, – произнес позади меня женский голос, я обернулся и увидел Стеллу, которая выглядела сногсшибательно в своем микроплатье из блесток, нашитых на носовой платок.

– Боже мой! Привет! – воскликнул я и первый поцеловал ее в щеку, но, видимо, не очень правильно, потому что она нанесла мне второй поцелуй с другой стороны, что я понял слишком поздно, и ей досталась только моя вытянутая шея.

– Вы не предупреждали, что будете сегодня здесь, – проговорил я с запинкой.

– Решила в последнюю минуту, – шепнула она. – Но я договорилась, нас посадят рядом, за один столик Пойдем. – Она взяла меня за руку и повела в обеденный зал.

Разговоры мгновенно оборвались, и все воззрились на нас с открытыми ртами, казалось соображая: кто это там со Стеллой Скривенс? Я следовал за ней, отвечая на любопытные взгляды вежливой улыбкой, а мужики пытались не разбить от зависти свои бокалы с шампанским. Видимо, я ей интересен, подумал я. Так вот запросто выбила себе место рядом со мной, а все потому, что я действительно иду на прорыв, вот как бывает…

Обеденный зал размером с олимпийский стадион был уставлен большими белыми круглыми столами, которые ломились от цветов, бутылок с вином и блестящих столовых приборов. На обед пригласили человек тысячу, и, пожалуй, места было в обрез. Я хочу сказать, в зал такого размера не станешь звать пару-тройку друзей на миску лапши – как-то не то. На каждом стуле лежал красивый пакет, набитый подарками: футболка с рекламой нового кабельного канала, комедийный фильм, который скоро выйдет на экраны, коробка сигар, лосьон после бритья с духами, одноразовый фотоаппарат – все эти цацки и сюрпризы раздавали бесплатно всем присутствующим. Когда я добрался до места назначения, привилегированные баловни шоу-бизнеса уже жадно рылись в подарочных пакетах, как капризные дети в рождественское утро. Шампанское даром, еда бесплатно, и, похоже, можно было рассчитывать, что подарочный мешочек с утренника для взрослых ты увезешь домой в шикарном автомобиле. Насколько я понял, чем богаче становишься, тем меньше приходится платить; взяли и перевернули вверх ногами принцип «каждому по потребностям».

Разминаясь холодными закусками, я попытался завязать разговор с телевизионщиком сбоку, который, будучи уже слегка под мухой, провел несложный анализ предстоящего вечера, но выразил его вполне ярко: «Все эти награждения – полное говно. Говно это все. И люди – говно; вся индустрия – полное говно; призы все эти – говно бессмысленное, вся эта халява – маркетинговое говно; эта жратва – чистое говно».

Тут я отодвинул тарелочку с недоеденным паштетом и выплюнул в бумажную салфетку кусочек хряща. Просто какое-то извращение, что людям, которые пришли на церемонию, она не так интересна, как зрителям, которые смотрят ее дома. Мы изучили список номинаций, причем Стелла вроде неплохо во всем этом разбиралась.

– Кто получит награду «Заслуги всей жизни»? – спросил я.

– Блядун Бенни Булливант.

– «Заслуги всей жизни»? – поразился мужик сбоку. – Ему же чуть за сорок!..

– Правильно, но у него СПИД, разве вы не знаете?

– А, тогда порядок.

Похоже, в индустрии шоу-бизнеса награда «Заслуги всей жизни» – последняя почесть.

На горячее подали куриную ножку с молодым картофелем. Каждому по ножке. Грудок не было. Тысяча куриных ножек, и никакого белого мяса, нашего мясника в Сифорде такой заказ свел бы с ума. Я съел свою ножку чуть быстрее положенного и заметил, что, как и в случае с закусками, Стелла даже не взяла в руки вилку и нож. Она даже для вида не пыталась погонять еду по тарелке. Одни не едят пшеницу, другие молочное. Стелла не ела еду. Я сидел и страстным взглядом гипнотизировал нетронутую курятину, но догадался, что здесь дурной тон угощаться чужими объедками.

В зале обнаружилось полно знакомых Стеллы, с которыми она захотела поздороваться, и я наблюдал, как уверенно она порхает от стола к столу. Да и все остальные смотрели, как она передвигается по залу. Все знали, кто она, и я гордился, что Стелла сидит рядом со мной. Она упала на пустой стул рядом со старым приятелем, а возвратившийся хозяин стула терпеливо ждал, когда она закончит болтать. Я сидел один и с каждой минутой все сильнее нервничал. Чтобы немного прийти в себя, я решил ненадолго смыться в туалет. Но они даже акт облегчения умудрились превратить в пятизвездочную роскошь. Возле умывальников навытяжку стоял низенький старичок в смешной малиновой форме швейцара, которая явно призвана была как можно сильнее унизить бедолагу. Его наняли, чтобы он вручал каждому облегчившемуся маленькое полотенце. Благодарение Господу, а то пришлось бы самолично брать полотенчико из стопки, и что бы с нами тогда стало? Полотенца старик должен был вынимать из стопки блестящими щипцами, просто на случай, если он все еще не чувствовал себя полным дерьмом.

– Короче, Стенли, в субботу вечером большая церемония награждения в «Гросвинор Хаус-Отеле» на Парк-лейн. Пять перемен блюд, дармовое шампанское, интересные речи и все такое. Чтобы ты там был…

– В банкетном зале?

– He-а, ты должен весь вечер простоять в сортире и всем подавать рушники. Кстати, этими вот дезинфицированными щипцами, чтобы гостей не передергивало от мысли, что они от тебя нахватаются мерзких микробов, прокаженный ты наш.

Я толкнул дверь кабинки и с облегчением увидел, что внутри нет служащего, который втискивается вместе с тобой, отрывает кусочки туалетной бумаги и передает их тебе посредством пинцета. По нужде не хотелось. Поэтому я защелкнул замок и, не расстегивая брюк, сел на крышку унитаза отдохнуть. Просто надо было где-то спрятаться на несколько минут и перевести дух, а не притворяться, что я расслабляюсь. Что я тут делаю? Это же смешно! Я, наверное, рехнулся, так далеко зайти! Этим вечером все раскроется. Конферансье зачитает список, а потом объявит, что они пытались найти хоть кого-то, кто видел Джимми Конвея, и выяснили, что этот человек ни разу в жизни не поднимался на сцену. И тут я рвану к дверям, но меня поймают два вышибалы, бывшие спецназовцы, проведут к кассе-автомату и заставят заплатить сотни фунтов за три бокала шампанского и куриную ножку с молодой картошкой и помидорчиками.

Так, попробуем успокоиться. Все в порядке, этот вечер – просто небольшое приключение. Лучшим артистом эстрады назовут моего старинного приятеля по шоу-бизнесу Майка Меллора. Я ему буду аплодировать и постараюсь не выказать разочарования или зависти, всего и делов-то. Затем брошу весь этот чертов спектакль и с первыми петухами исчезну из поля зрения прессы. А теперь надо наслаждаться вечером, как будто я на ярмарке.

Я услышал, как дверь распахнулась, и по пустому помещению заскакали гулкие фразы, отражаясь от кафельных стен:

– Ты с кем за столиком?

– Да с Пенни Вебстером, режиссером «Над чем смеетесь?». Ну, такая программа комедийных клипов на Четвертом канале. Его выдвинули на приз за лучшую комедийную викторину.

– А, конечно, я ее записал, только еще не смотрел. А я с Майком Меллором, его выдвинули на лучшего эстрадника.

– У него хоть шансы-то есть?

– Да говорят, или он, или Джимми Конвей. Конвей очень грамотно работает… по телевизору не выступает, абы где не играет. Это его здорово отличает от всех.