Текст книги "Гвардеец Гора"

Автор книги: Джон Норман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 20 страниц)

Девушка в палатке работорговца, например, раздетая и только что закованная в ошейник, будет злиться, и плакать, и кричать, и пытаться сорвать ошейник с горла. Но когда она обнаружит, что не может снять его, она приползет на животе по коврам к ногам работорговца, умоляя его овладеть ею, поскольку теперь она рабыня. Если она привлекательная, возможно, работорговец воспользуется ею. Если она выглядит недостаточно хорошенькой или слишком неуклюжей, он, вероятно, отошлет ее из своей палатки, чтобы она обратилась к его людям, чтобы найти того, кто захочет попользоваться ею. Когда она чему-нибудь научится, он может затем разрешить ей служить ему.

Если у него всего несколько девушек, он может «попробовать» ее перед тем, как выставить на торги. Это способно изменить цену за нее. «Освобождающий эффект», который ошейник оказывает на женскую сексуальность, интересен и сложен. Возможно, было бы уместно сказать несколько слово по этой проблеме.

Нося ошейник, девушка знает, что она – рабыня и, соответственно, вся полнота ее сексуальности, во всей беззащитности, утонченности и глубине, теперь подчиняется властным приказаниям и распоряжениям мужчин. Она также знает, что теперь от нее могут потребовать исполнения сексуальных обязанностей просто по щелчку пальцев ее хозяина. Более того, она знает, что ей не разрешат ни малейшего сдерживания или подавления, какого бы то ни было, своей сексуальности. Такие вещи просто не дозволены ей. Она – рабыня. Это состояние, с его уязвимостью и беспомощностью, необычайно возбуждающе для женщины. Она знает, что должна быть готова служить даже по малейшему сигналу. Это держит ее, как говорят горианцы, возможно, довольно вульгарно, «готовой в ошейнике».

Никто не сказал бы свободной женщине, к примеру, когда у него есть незанятая минутка: «Раздевайся и ложись на мех». Но, конечно, никто и дважды не подумает, прежде чем сказать такое рабыне. К тому же рабыня знает, что, когда господин приходит к мехам, ей следует ожидать его там, незащищенной и мягкой, страстно желающей, соблазнительной и любящей, принадлежащей ему. Для большинства женщин сама мысль о существовании в качестве женщины-рабыни преисполнена пугающего сексуального смысла. Они очень хорошо знают, какого рода вещи потребуются от них. И конечно, они не ошибаются. Если у них и были какие-то сомнения в этом, они будут быстро рассеяны, как только рабыни обнаружат на себе ошейник. Они не долго остаются в сомнении, что это такое – полностью быть рабой мужчины.

Необходимо понимать, конечно, что сексуальность рабыни вписывается в совершенную форму покорности, любви и служения. В ее сердце и уме эти вещи неразрывно, тонко и красиво переплетены. Ее сексуальность, которой распоряжается хозяин, иногда при помощи кнута, является в определенном смысле не более чем одним из аспектов и выражений ее полной подневольности. Она служит полностью и во всем. Однако в другом смысле все ее существование в своем роде является выражением глубины, сложности и красоты ее сексуальности. Она завязывает веревки сандалий своего хозяина; она взирает на него; она любит; она служит; она – женщина. Можно заметить, что рабыня в связи с этим эффектом ошейника освобождена от многих социальных воздействий, которым привержена свободная женщина. Свободная женщина, например, может опасаться, что мужчины узнают о ее сексуальной энергии. Они и думать не должны, что она, такое возвышенное существо, на кушетке превращается в неконтролируемую, жаждущую, вожделеющую слиниху.

У девушки-рабыни, с другой стороны, нет такой проблемы. Она знает, что принадлежит к категории женщин, в отношении которой не надо оказывать уважение, и оно не будет оказываться. Она, рабыня, предназначена быть послушным, сладострастным животным у края хозяйских мехов, а если позволят, на хозяйской кровати. Несомненно, она будет сурово наказана, если она не такая. Поэтому она свободна, не сдерживаясь, радостно, восхитительно проявлять свою сексуальность. Более того, она знает, что ее самые интимные действия и качества, вероятно, откровенно обсуждаются ее хозяином с другими, бывает, даже в ее присутствии. Соответственно, чем стыдиться своей сексуальной природы, она начинает вполне гордиться ею и часто соревнуется наперебой со своими сестрами по рабству, чтобы стать самой желанной рабыней в доме или в кругу подруг.

Девушка-рабыня, конечно, будет иметь много подруг. Это, безусловно, почти всегда девушки в таких же ошейниках, как и она. Друзья ее господина часто приводят с собой в гости своих собственных девушек, и с ними, после обслуживания мужчин, она может подружиться, болтая на кухне. Мужчины иногда могут обмениваться этими девушками между собой, но обычно они так не делают. Большинство хозяев с удовольствием владеют своими рабынями, особенно если они им нравятся. Она также может встречать девушек на улице, сталкиваясь с ними в ближайшей округе или когда она отправлена с поручениями. Девушка-рабыня почти никогда не имеет недостатка в подругах. Конечно, вероятнее всего, они такие же простые рабыни, как она сама. Женщины желают в глубине души быть красивыми, беспомощными, порабощенными животными, которыми владеют и командуют хозяева. Ошейник дает им ясно понять, что их мечта определена законом; что действительно их грезы, к их радости, стали реальностью. Они знают, что они на своем месте и останутся там. Они счастливы.

Стоит коротко отметить «усиливающий эффект» ошейника. Ошейник часто служит не только для того, чтобы высвободить женскую сексуальность и расковать глубину ее натуры, но он также ведет к их углублению и усилению. Осознавая себя бесправным животным, имеющим хозяина, принуждаемым к подчинению, кем-то, кто должен повиноваться во всем, кто должен целиком отдаваться своему хозяину, не утаивая ничего, рабыня может быть доведена до почти мучительно исступленных вершин оргазма, испытывая чувства и наслаждения, возможно, жестоко навязанные ей, о которых свободная женщина, в своей свободе, не может даже мечтать.

Еще одна причина, почему девушки склонны носить ошейник с удовольствием и гордостью, кроме привлекательности ошейника и его соблазнительности, редко упоминается. Она заключена в том, что ошейник в своем роде служит символом интересных различий среди женщин. Он, подобно закрепленному знаку собственности, свидетельствует о ценности товара, на котором прикреплен. «Достаточно красивая, чтобы быть в ошейнике» – таков горианский комплимент, хотя, возможно, довольно-таки грубый и такой, который, вероятно, никто не захочет сказать открыто в адрес и в лицо свободной женщине. «Ее ноги достаточно красивые, чтобы быть ногами рабыни» – таков другой такой же комплимент. Если свободная женщина услышала бы такой комплимент, она была бы шокирована. Но она может заинтересоваться, на самом ли деле она достаточно красива для ошейника и достаточно ли красивы ее ноги, чтобы быть ногами рабыни. И если потом, спустя какое-то время, она будет закована в ошейник, она получит ответы на свои вопросы. Обычно попадают в рабство самые лучшие, самые женственные и желанные женщины. Это вполне логично.

Для работорговца может существовать много опасностей, связанных с поимкой женщин для рабовладельческих рынков. Он не хочет идти на риск, если тот неоправдан. К тому же он должен заботиться о своей репутации. Когда работорговец ведет караван рабынь на рынок, он хочет, чтобы это была цепочка красавиц. Также, безусловно, очевидно, что он всеми силами стремится сделать на этих женщинах деньги. Таким образом, в его интересах представить на торги товар самого высокого качества, который он мог добыть. Так, ошейник является символом превосходного качества женщин. В сущности, он говорит: «Вот женщина, которую хотели мужчины. Вот женщина, которую мужчины сочли достаточно красивой и достаточно желанной, чтобы обратить в рабство». Девушка-рабыня, в тунике и ошейнике, дрожащая, стоит на коленях перед причудливо одетой, надменной, высокомерной свободной женщиной. Может быть, она ударит или пнет рабыню. Но кто из них на самом деле женщина высшего порядка? Многие горианцы верят, что это девушка, которая стоит на коленях на камнях.

Но «официально», конечно, функции ошейника просты. Он служит, чтобы отметить девушку как рабыню и указать ее хозяина. Конечно, истинная важность здесь состоит не в самом ошейнике, а в том, что он обозначает факт рабства. Это состояние также может быть выражено многими другими путями, например такими приспособлениями, как наручники или браслеты для ног и даже кольцо. Но я думаю, что не существует действительного соперника у ошейника.

Это очень весомое свидетельство рабства, особенно на девушке. Он красив, и шея кажется наилучшим местом для этого символа рабства. На горле он откровенно выставлен напоказ, чтобы все его видели. Можно с первого взгляда увидеть, что девушка – рабыня. К тому же шея красива, нежна и беззащитна. Каким подходящим он кажется здесь, на этом нежном, видном и уязвимом месте, сделанный из стали, кожи или цепи. Где еще на теле он может быть помещен, чтобы его неизбежность была бы более очевидной? Безусловно, тонкая шея диктует такое размещение. Но и психологически, куда его можно было бы поместить с большим преимуществом? Где еще на теле он может быть помещен, чтобы его надежность, эффективность и его значение были бы лучше донесены до сознания очаровательной пленницы?

Ошейник имеет и другие удобства. Например, он может быть полезен, чтобы водить рабыню, так как имеет кольцо, к которому можно прикрепить веревку или поводок с замком, который может быть пристегнут прямо к ошейнику. Он также полезен в сочетании с другими скобяными изделиями для привязывания ее к деревьям или к кольцу для рабов. К ошейнику можно привязать руки рабыни, и она не сможет защитить свою красоту от посягательств хозяина. Наконец, многие животные носят ошейники. У животных шея кажется естественным местом, чтобы поместить такое приспособление для опознавания и управления. Девушка-рабыня тоже, безусловно, животное, имеющее хозяина. Таким образом, кажется правильным, что она также носит это приспособление на этом же месте.

Я смотрел вниз, на рабыню передо мной. Она подняла ко мне голову.

– Спасибо тебе за ошейник, мой господин, – прошептала она. – Я – твоя, и я люблю тебя.

Я взял ее руки в свои и присел, подняв их и дотронувшись ее маленькими пальцами до моего лица.

– Мой господин снял маску! – сказала она удивленно. – Но это не имеет значения, – она невесело засмеялась, – ведь я надежно и хорошо закрыта капюшоном.

Я отпустил ее руки и встал перед ней. Она немедленно приняла позу угождающей рабыни. Я внимательно осматривал ее. Она была вполне красива, бывшая мисс Хендерсон, теперь всего лишь бесправная, безымянная рабыня у моих ног.

Затем я, взяв ее за подбородок, указал ей, чтобы она поднялась с пяток. Она проделала это, и ее тело от этого движения подалось вверх и вперед, что свело ее колени плотно вместе.

– Господин? – забеспокоилась она.

Я начал распутывать веревки капюшона.

– С меня снимут капюшон? – воскликнула она. – Но мой господин без маски!

Я освободил завязки. Я мог бы снять капюшон с нее.

– Мне разрешат увидеть лицо моего господина? – шепотом спросила она.

Она положила свои руки на мои. Ее губы дрожали.

– На самом деле? – снова спросила она. – На самом деле?

Она почувствовала мои руки у капюшона.

– Подожди немного, господин, – попросила она. – Позволь мне поцеловать сначала твои ноги!

Я разрешил это. Она опустила голову, капюшон рабыни свободно болтался на ней. Я почувствовал ее губы, целующие мои ноги.

– Я люблю тебя, мой горианский господин, – проговорила она. – Я люблю тебя, и я – твоя.

Затем она подняла голову со свободным капюшоном.

– Теперь сними с меня капюшон или не снимай, как пожелаешь, мой господин, – прошептала она.

Я взял капюшон двумя руками и закатал его вверх на дюйм вдоль ее лица. Теперь я мог снять его одним движением. Но пока он держался, она не могла видеть. Я посмотрел на нее.

– Я люблю тебя, и я – твоя рабыня, мой горианский господин, – прошептала она.

Я отбросил в сторону капюшон и быстро, держа ее левой рукой сзади за шею, закрыл ей рот, крепко прижав его правой рукой. Я боялся, что она может выкрикнуть мое имя и тогда будет необходимо снова наказать ее кнутом за подобную дерзость. Ее глаза поверх моей руки были безумными и недоверчивыми. Я держал ее рот плотно зажатым какое-то время, чтобы она могла собраться и успокоиться. Затем, когда ее дыхание стало ровнее, хотя все еще оставалось глубоким и быстрым, я освободил ее рот и отступил назад. Я видел в ее глазах испуг, смущение и неуверенность. Она молчала. Она не знала, что делать. Она не знала, как относиться ко мне.

Чтобы разрядить ситуацию, я пошел к стене и снял кнут с крючка.

– Ты? – спросила она. – Ты – мой горианский господин? Это ты проделал все это со мной?

– Да, – ответил я и встряхнул кистями горианского кнута для рабов.

– Сила, она была твоя? – спросила она.

– Да, – подтвердил я.

– И это ты заставил меня отдаваться тебе в качестве рабыни?

– Да.

– Я раздета, – проговорила она.

– Конечно, – подтвердил я.

Я увидел, что она хочет, отвернувшись от меня и закрывшись руками, скрыть свою наготу. Но она так не сделала. Она все еще не поняла, как должна вести себя со мной.

– Меня били кнутом, – проговорила она. – Это сделал ты?

– Да.

– Я была сильно избита, – заметила она.

– Конечно, – подтвердил я.

– Этот ошейник? – снова спросила она, трогая его.

– Он мой, – объяснил я.

– Твой?

– Да.

Я заметил, что она еще не назвала меня «господин», но я также заметил, что она осторожно воздерживалась использовать мое имя. Она была очень умной девушкой.

– Ты, конечно же, не снимешь с меня ошейник, – проговорила она.

– Нет, – подтвердил я.

– Конечно, ты понимаешь значение такого ошейника на Горе, – сказала она.

– Да.

– Я не могу сама снять его.

– Полагаю, нет, – согласился я.

– Тогда как мне освободиться от него? – спросила она.

– Никак.

– Он означает рабство! – воскликнула она.

– Да.

Она подалась назад и посмотрела на меня. Затем она засмеялась с довольно наигранным, принужденным весельем, как я подумал.

– Ну и шутка! – смеялась она. – Какая же я маленькая глупышка! На миг я подумала, что ты серьезно можешь держать меня как рабыню!

Я не потрудился ответить ей.

– Это шутка! – закричала она.

– Ты была раздета, закована в ошейник и наказана кнутом, – проговорил я. – Это кажется тебе шуткой?

– Нет, – внезапно рассердившись, сказала она, – не кажется!

– Похоже, ты возражаешь? – поинтересовался я.

– Нет, нет, – быстро произнесла она. – Конечно нет!

Я улыбнулся про себя. Насколько неуверенна она была в своем положении и состоянии. Рабыням, конечно, не дозволено возражать против того, что с ними делают. Она взглянула на меня.

– Теперь ты заставил меня говорить с тобой, как будто я – рабыня, – упрекнула она.

Я молчал.

– Твоя шутка зашла довольно далеко, – неуверенно сказала она, – теперь, пожалуйста, позволь мне встать, и сними с меня ошейник, и принеси мне мою одежду.

Я не двигался. Она оставалась на коленях.

– Ты же не можешь серьезно держать меня как рабыню, – выговорила она.

Я молчал.

– Ты не держал меня раньше как рабыню, – сказала она.

– Да, – согласился я.

– Вот видишь! – засмеялась она.

– Я не собираюсь повторять эту ошибку, – заявил я.

– Ты не можешь держать меня как рабыню! – закричала она.

– Почему нет? – поинтересовался я.

– Потому что я женщина с Земли, а ты мужчина с Земли! – воскликнула она.

– Мужчины Земли часто держали женщин Земли как рабынь, – ответил я. – Уверен, ты хорошо осведомлена об этом. Исторически рабство было одним из самых распространенных и успешных человеческих институтов. Самые лучшие цивилизации прошлого в сущности были основаны на рабстве. Даже сегодня на Земле рабство открыто практикуется во многих частях света, В других частях света есть мужчины, которые втайне содержат своих женщин как рабынь. Видя женщину на улице, часто трудно понять, содержится ли она в стенах своего дома как рабыня или нет. К тому же кто знает, каков будет будущий путь цивилизации на Земле. И не исключено, что рабство может снова стать широко распространенным и важным компонентом в общественном устройстве даже в технологических обществах, Будущее трудно угадать.

– Значит, тот факт, что я – женщина Земли, а ты – мужчина Земли, не защитит меня, – сказала она.

– Конечно нет, – ответил я, – не более чем он защищал других женщин Земли, которые за последние века оказывались обращенными в рабство.

– Понятно, – сказала она.

– Кстати, – заметил я, – я отметаю не только твою точку зрения как очевидно ложную, но также и предположение.

– Предположение? – не поняла она.

– Насчет того, что я – мужчина Земли, а ты – женщина Земли.

– Но мы, несомненно, с Земли! – воскликнула она.

– Это правда, что планета, на которой мы родились, – Земля, – ответил я. – И это все, о чем ты можешь подумать?

– Нет, – сказала она.

– Что еще?

– Не знаю, – проговорила она. – Трудно говорить с тобой, когда я раздета и стою на коленях!

– Наша подлинная сущность теперь изменилась, – высказался я. – Мы сейчас жители Гора.

– Нет! – воскликнула она.

– Ты потеряла свои права и привилегии женщины Земли, когда в горианском загоне для рабов твое красивое бедро было заклеймено.

– Пожалуйста, не говори так открыто о моем теле, – попросила она.

– Я буду делать, что хочу, – возразил я.

Она опустила голову, не ответив.

– Тогда ты стала всего лишь девушкой Гора и рабыней, – продолжал я.

Она взглянула сердито.

– И мне кажется, я припоминаю, – продолжал я, – как на улице Извивающейся Рабыни ты выкрикивала, признаваясь мне, что та, что в моих руках, ничто, а только горианская девушка-рабыня.

Она хмуро посмотрела на меня и закусила губу.

– И, как я припоминаю, – я продолжал, – она кричала, что она – моя.

Теперь она была в ярости.

– Ты забыла? – спросил я.

– Нет, – ответила она.

Я был доволен, видя, что она слишком умна, чтобы лгать мне.

– Но как бы ты ни желала рассматривать эти проблемы, – сказал я, – для меня мало разницы, считаем мы себя землянами или горианцами.

Я посмотрел на нее, обнаженную передо мной, и потрогал пальцами кнут для рабов.

– Наше нынешнее положение, – заметил я, – в любом случае остается без изменения.

– Как мужчина-землянин мог бы владеть женщиной Земли, так же и ты мог бы владеть мною на Горе? – спросила она.

– Да, – ответил я.

– Можно мне встать?

– Нет!

– Ты не можешь владеть мною! – закричала она.

Я не удостоил ответом такое глупое утверждение. Разве она не знала, что является заклейменной, закованной в ошейник горианской девушкой-рабыней?

– О, я знаю, что ты мог бы владеть мной, – нервно засмеялась она, – но я знаю, что ты не захочешь владеть мной.

– Почему же? – поинтересовался я.

– Ты знаешь меня с Земли, – ответила она.

– Это сделает обладание тобой еще более забавным, – заметил я.

– Забавным? – повторила она.

– Да, забавным, – сказал я, – моя красавица.

–  Твоякрасавица? – переспросила она.

– Да, – подтвердил я, – моякрасавица.

– Ты говоришь обо мне так, как будто я – рабыня, – обиженно проговорила она.

– Ты – рабыня.

– Но ты освободишь меня! – воскликнула она.

– Если бы мои намерения были таковы, – возразил я, – разве не странно, что я только что надел на тебя ошейник?

– Но это, несомненно, была шутка, жестокий розыгрыш, – сказала она.

– Потрогай ошейник, – посоветовал я.

Она подняла к нему руки.

– Он тяжелый или неудобный? – спросил я.

– Нет.

– Это женский ошейник, – пояснил я. – Но он плотно пригнан, сделан из твердой стали и надежно заперт.

– Да, – признала она.

– Ты уже носила такие ошейники раньше, не так ли?

– Да.

– Ты знакома с ними и их назначением? – спросил я.

– Да.

– Я предлагал снять его с тебя? – снова задал я вопрос.

– Нет.

– Ты можешь снять его? – поинтересовался я.

Она взглянула на меня.

– Попробуй, – предложил я.

Она трогательно старалась справиться с ошейником. Потом, через какое-то время, она прекратила свои бесполезные попытки.

– Нет, – сказала она, держа пальцы на запертом, неподдающемся ошейнике. – Я не могу снять его.

– Теперь ты можешь убедиться, – предположил я, – что он надежно застегнут на тебе.

– Я знаю, что он застегнут на мне, – воскликнула она. – Я не могу снять его!

– Что это за ошейник? – спросил я.

– Ошейник рабыни! – закричала она.

– Точно, – подтвердил я.

– Это не шутка? – всхлипнула она.

– Нет.

Она испуганно посмотрела на меня.

– Ты начинаешь раздражать меня, – проговорил я. – Возможно, тебя следует выпороть.

Она отшатнулась.

– Но ты привел меня в наш дом, – сказала она.

– Не в наш дом, – поправил я, – в мойдом.

– Ты станешь держать меня как рабыню в том самом доме, где я когда-то была свободна? – спросила она.

– Да, – ответил я. – Но я внес определенные улучшения, например решетки и разные охранные приспособления. Также я оборудовал новую и более прочную конуру для тебя и новое кольцо для рабынь у подножия своей кровати.

Она с ужасом посмотрела на меня.

– Я очень надеюсь, что тебе они понравятся, – проговорил я.

– Что ты за человек?

– Тот, кто будет полностью владеть тобой, – ответил я.

– Следует ли мне понимать, – начала она, – что ты и в самом деле решил содержать меня как рабыню?

– Выбор уже сделан, – ответил я. – Он был сделан очень давно.

– И что ты выбрал? – спросила она.

– Ты что, дурочка? – ответил я вопросом на ее вопрос.

– Я не глупая, – сказала она.

– Ты разговариваешь как тупица, – заметил я.

Интересно, подумал я, не глупа ли она. Если так, это значительно снизит ее ценность. Я почувствовал, как нарастает усталость от ее словесной перепалки, ее глупостей, ее протестов. Она думает, что она – свободная женщина? Возможно, скоро ей придется напомнить, что она – рабыня. Это просто сделать.

– Это Гор, – произнесла она. – Выбор, конечно, полностью за тобой. – Она сердито посмотрела на меня. – Что ты выбрал для меня?

– Как ты думаешь?

– Свободу, – ответила она, – уважение, честь, достоинство.

– Нет. – Я был краток.

– Рабство? – спросила она.

– Да.

– Полное рабство? – уточнила она.

– Да, – сказал я ей, – полное и окончательное рабство.

– Я думаю, ты, должно быть, знаком с характером и волей, умом и силой женщины Земли, – заявила она и встала на ноги. – Сними с моего горла этот ошейник, приятель. Сейчас же!

Я смотрел на нее.

– Я не боюсь твоих запугиваний, – сказала она и добавила: – Джейсон.

И тут она закричала, получив удар горианским хлыстом по обнаженному телу, отлетев через комнату и ударившись о стену. Она в ужасе смотрела на меня, упав.

– Ползи на середину комнаты и ляг там на живот, – приказал я.

Она быстро сделала это.

– Вот разговор, который ты понимаешь, маленькая рабыня, – сказал я.

Она лежала у моих ног, вздрагивая, ничком, положив руки у головы.

– Я позволю тебе поцеловать меня, – проговорила она. – Я даже разрешу тебе заняться со мной любовью!

Я смотрел на нее. Я был в бешенстве. Она была дерзкой рабыней.

– Позволь мне быть твоей наемной работницей, – сказала она. – Я даже хочу быть твоей наемной любовницей. Тебе не надо платить мне много. Тебе вообще не надо ничего мне платить! Я буду работать на тебя даром! Позволь мне быть твоей служанкой для любви. Иногда я даже буду служить тебе, как рабыня.

– Что я когда-то надеялся увидеть в тебе? – спросил я ее. – Что интересного ожидал я найти в тебе?

Я провел кнутом по ее боку, и она задрожала.

– Конечно, – заметили, – ты довольно-таки хорошенькая в простом и рабском понимании.

Я продолжал вести кнутом по ее телу, и она тихо плакала, беспомощная, на изразцах передо мной.

– Интересно, – говорил я, – сколько я мог бы получить за тебя? Такую хорошенькую, глупую, никчемную, бессмысленную, отвратительную маленькую рабыню?

Она тихо плакала.

– Ой! – проговорила она.

– Хотя ты все-таки имеешь нужные для рабыни рефлексы, – заметил я. – Это, несомненно, могло бы увеличить твою цену.

Она закричала от стыда, прижавшись щекой к изразцам и царапая их ногтями.

– Я думаю, что выставлю тебя на продажу, такую хорошенькую, глупенькую маленькую грубиянку.

– О! – вскрикивала она.

– Ты возбудилась в своем ошейнике, маленькая нахалка? – сердито спросил я.

– О! – кричала она. Затем она принялась рыдать. Ее слезы капали на изразцы.

– Но прежде, чем ты можешь быть выставлена на торги, – сказал я, – ты должна усвоить кое-какие уроки, которые ты, очевидно, раньше не сумела понять. Я преподам тебе урок положения и состояния горианской девушки-рабыни.

Она содрогнулась от страха. Сейчас она увидела на изразцах перед собой мягко качающиеся тени от пяти распущенных плетей горианского хлыста для рабынь.

– Ты не станешь бить меня кнутом, – проговорила она. – Безусловно, не станешь бить меня!

Я, разозленный ею, яростно ударил кнутом по ее красивому телу. Она изогнулась, закричала и завертелась, перевернулась под кнутом, с живота на спину, потом на бок и снова на спину, снова на бок и на спину, стараясь увернуться от ударов. Она рассердила меня. Она осмелилась даже произнести мое имя. Затем она легла передо мной на спину, выпрямив ноги и вытянув руки.

– Пожалуйста, господин, – плакала она, – не бей меня больше!

– Как ты назвала меня? – спросил я.

– Господин, – повторила она. – Господин. Господин!

– Почему? – спросил я.

– Потому что ты – мой господин! – ответила она. – Потому что ты – мой господин!

– Ты уверена в этом?

– Да, господин.

– У тебя есть какие-то сомнения в этом? – поинтересовался я.

– Нет, господин, – ответила она. – Нет, господин!

– Кто ты?

– Рабыня! – закричала она.

– Чья рабыня? – снова спросил я.

– Твоя, – заплакала она, – твоя, господин!

Тогда я позволил ей подняться на колени, и она стояла передо мной, целуя мои ноги.

– Ты не кажешься такой самовлюбленной и заносчивой, какой была до этого, – проговорил я.

– Да, господин.

– Возможно, ты теперь немножко больше узнала о своем рабстве, – заметил я.

– Да, господин.

– О чем ты мечтаешь?

– Как угодить моему господину, – сказала она.

– Ответ правильный.

– Спасибо тебе, господин, – отреагировала она.

– Подними голову, – велел я.

Она послушалась, испуганно глядя на меня.

– Встань на четвереньки и отвернись от меня, – приказал я.

– Да, господин, – послушалась она.

– Ты произнесла мое имя, – проговорил я. – Странно, что ты, горианская девушка-рабыня, могла сделать такую ошибку.

– Да, господин, – призналась она, – но я за это была хорошо наказана кнутом.

Тогда я снова ударил ее хлыстом.

– Ой! – вскрикнула она.

– Возможно, тебя следовало бы убить, – произнес я.

– Прости меня, господин, – попросила она. – Пожалуйста, не бей меня, господин.

– Ой! – снова в отчаянии воскликнула она, в то время как хлыст без промедления ударил ее.

– И ты была небрежна в проявлении почтения, – заметил я.

– Да, господин, – согласилась она, – прости меня, господин.

Я снова ударил ее.

– Ты думала, такие вещи останутся незамеченными? – спросил я у нее.

– Нет, господин, – ответила она. – Прости меня, господин.

– И ты была дерзкой, – добавил я.

– Да, господин, – сказала она. – Прости меня, господин!

Я снова ударил ее.

– Ты ожидала, что твоя дерзость пройдет незамеченной?

– Нет, господин. Пожалуйста, пожалуйста, прости меня, господин! Ой! – закричала она от боли, получив еще один сильный удар хлыстом.

Ее голова была опущена. На изразцах были слезы.

– Что мне делать с тобой? – спросил я.

– Я – твоя рабыня, – ответила она. – Ты можешь делать со мной, что хочешь.

– Мне это известно, – проговорил я.

– Да, господин.

– Почему ты была дерзкой?

– В таком положении трудно говорить, – сказала она.

– Говори, – приказал я.

– Когда я узнала тебя, то подумала, что могу использовать твою слабость и победить тебя. В этом для женщины есть определенное наслаждение, потому что тогда она становится немного мужчиной, хозяином, хотя в глубине души она знает, что это не так. К тому же ей нравится мучить слабых мужчин, мужчин слишком мягких, чтобы надеть на нее цепи, которые она жаждет носить. Разумеется, такие удовольствия мелкие и пустые, и мы в глубине души знаем это. Каждый пол имеет свое место и ни один не будет счастлив, пока не займет его. Место мужчины быть хозяином; место женщины – служить ему. Горианские мужчины, конечно, не считают нужным терпеть наш вздор. Они быстро ставят нас на место. Они делают из нас рабынь. Не будь ты с Земли, я бы не осмелилась вести себя так. Увидев тебя, помня тебя с давних пор, мне не пришло в голову, что я стою на коленях перед тем, кто стал в действительности горианским мужчиной. Жаль, что я не поняла этого раньше. Я бы уберегла себя от большой боли. Женщины ввязываются в битвы, которые стремятся проиграть. Мы хотим, чтобы нас сокрушили и завоевали. Вот почему мы боремся. Если мы не будем протестовать и бороться, какая ценность для мужчины, спрашиваем мы себя, будет в нашем покорении? Но конечно, мне не следовало бороться с тобой. Я только девушка-рабыня, девушка, уже закованная в ошейник и покоренная. Я не свободная женщина. С моей стороны было самоуверенностью позволить себе проявлять тщеславие свободной женщины. Я – рабыня. Мне следовало бы покориться тебе немедленно и полностью. Прости меня, господин. Я надеюсь, что ты позволишь мне жить.

Я рассматривал ее. Она была хорошенькая, в моем ошейнике, стоящая на четвереньках.

– Можно мне дальше объяснить свое поведение, господин? – спросила она. – Это может заставить тебя отнестись ко мне не так сурово.

– Говори, – разрешил я.

– Я хочу быть рабыней, – начала она. – Я боялась, что ты освободишь меня. Вот поэтому-то я противилась тебе. Именно таким образом я пыталась спровоцировать тебя на мое завоевание. Я пыталась разозлить тебя, чтобы ты мог сделать из меня твою рабыню и уверенно содержать меня в этом качестве.

– В этом не было необходимости, – заметил я.

– Теперь я хорошо понимаю это, господин, – ответила она. – Однако тогда я не знала этого.

Я промолчал.

– Мое поведение, каким бы глупым оно ни было, было вызвано желанием остаться в рабстве, – прошептала она, – может быть, теперь ты будешь более снисходителен к своей девушке.

– Итак, ты желаешь быть рабыней?

– Да, господин, – ответила она, – страстно.

– И ты рабыня, – сказал я.

– Да, господин, – подтвердила она, – совершенно.

– Ты думаешь, что ты свободна или что у тебя есть хоть какие-то права?

– Нет, господин. Я знаю, что такие заблуждения не дозволяются горианской девушке-рабыне.

– Ты не боишься своего рабства?

– Боюсь, господин, – ответила она, – и иногда мы ужасно боимся неопределенностей и ужасов рабства, но такие вещи делают более богатым наш опыт, добавляя к нему особый вкус и остроту, делая его более значимым. К тому же без этого мы не были бы в настоящем рабстве, к которому стремимся.