Текст книги "Вторжение. Битва за рай"

Автор книги: Джон Марсден

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)

   – Заткнитесь! Заткнитесь и слушайте! – крикнула я. – Бога ради! У нас есть пара минут. Здесь большой сад. Они не захотят обшаривать его в темноте, потому что могут нас опасаться.

   – Я ногу ушибла, – простонала Корри.

   – Эй, тебя не подстрелили?

   – Нет, я обо что-то споткнулась вон там.

   – Это сенокосилка, – пояснил Кевин. – Я тоже чуть не налетел на неё.

Нас прервал грохот выстрелов. Они были чудовищно громкими. Мы видели вспышки. И пока, дрожа, смотрели, начали понимать тактику врага. Солдаты держались вместе, двигаясь через сад и стреляя во всё, что могло походить на человека: в кусты, яму для барбекю, компостную кучу. Наверное, они достаточно хорошо нас рассмотрели, чтобы понять: мы не вооружены, – и тем не менее продвигались вперёд очень осторожно.

Я всё ещё пыталась наполнить лёгкие воздухом, мне было трудно дышать. Наконец я начала соображать. Однако мозг мой работал не лучше лёгких, он словно задыхался.

   – Да, бензин... мы можем перевернуть... нет, это даст им лишнее время... но если она там стоит... спички... и стамеска или что-то такое...

   – Элли, о чём ты, чёрт побери?!

   – Найдите спички или зажигалку. И стамеску или долото. И молоток. Быстрее! Очень быстро! Загляните в те сараи.

Мы рассыпались в стороны, спеша к тёмным строениям, Корри при этом прихрамывала. Я очутилась в гараже. Нащупывая дорогу, нашла гладкий холодный кузов какой-то машины и обошла её. Дверца оказалась незапертой – как и большинство людей, живущих в Виррави, миссис Александер не трудилась запирать свою машину. Здесь все друг другу доверяли. Но теперь это изменится – навсегда. Когда дверца открылась, в салоне, к моему ужасу, вспыхнул свет. Я нашла выключатель и нажала на него, потом застыла на месте, ожидая, что вот-вот стену сарая насквозь пробьют пули. Но ничего не случилось. Я открыла бардачок, в котором имелась собственная лампочка, она была очень слабой, но я очень нуждалась в ней. И там он лежал – благословенный коробок спичек. Слава богу, миссис Александер была отчаянной курильщицей. Я схватила спички, захлопнула бардачок и выбежала из гаража, от волнения забыв, что снаружи уже могут быть солдаты. Но там никого не было, кроме Кевина.

   – Нашёл?

   – Молоток и стамеска.

   – Ох, Кевин, я тебя люблю!

   – Я тебя слышу! – раздался в темноте шёпот Корри.

   – Где та сенокосилка? – спросила я.

До того сразу двое её нашли, когда она была им совершенно не нужна. А теперь мы втроём желали её отыскать, но не могли. Прошли две мучительные минуты. Я чувствовала, как холодею всё сильнее и сильнее. Как будто по мне ползали какие-то ледяные насекомые. Наконец я подумала: «Безнадёжно. Придётся сдаться».

Но я упорно, как последняя идиотка, продолжала поиски.

Наконец я снова услышала шёпот Корри:

   – Вот она!

Мы с Кевином одновременно ринулись к сенокосилке. И именно в этот момент я заметила короткую вспышку фонаря, где-то рядом с передней верандой дома.

   – Они близко, – сказала я. – Скорее! Помогите мне её подтолкнуть. Только тихо.

Мы передвинули сенокосилку к подъездной дороге, рядом с кирпичной стеной студии миссис Александер.

   – А зачем молоток и стамеска? – настойчивым шёпотом спросил Кевин.

   – Чтобы пробить дыру в бензобаке, – ответила я. – Но теперь я думаю, что мы слишком уж нашумим.

   – А зачем тебе нужна дыра? – спросил Кевин. – Можно просто отвинтить крышку.

Я снова почувствовала себя ужасно глупо. Потом я осознала, что на самом деле была ещё глупее, ведь молоток и стамеска могли высечь искру, и тогда нас всех убило бы взрывом.

Но Кевин, поняв мой замысел, уже отвинчивал крышку бензобака.

   – Нам надо отойти за стену, – прошептала я. – И нужно провести туда бензиновую дорожку.

Кевин кивнул и, стянув с себя футболку, сунул её в бензобак. Потом он вернул на место крышку, а с помощью футболки проложил бензиновый след к стене. У нас оставались считаные секунды. Мы уже слышали мягкий угрожающий скрип гравия под ногами врагов, время от времени солдаты что-то негромко говорили... Я расслышала один мужской голос и один женский. Снова вспыхнул фонарик, прямо за поворотом подъездной дороги.

Кевин выдохнул мне в ухо:

   – Нам надо убедиться, что они находятся рядом друг с другом.

Я кивнула – сама только что поняла это. В темноте я различила две фигуры, но предполагала, что за нами идут трое часовых, те, которых мы видели ранее. Кевин подтвердил мою догадку, снова зашептав мне в ухо:

   – Я видел на дороге троих.

Я опять кивнула, потом глубоко вздохнула и тихонько застонала, как будто от боли. На солдат это подействовало как удар молнии. Они сразу повернулись в нашу сторону, словно обладали встроенной антенной. Я ещё раз громко вздохнула, как бы рыдая. Один из солдат, мужчина, тут же настойчиво позвал отставшего, но какой это язык, я не поняла, через мгновение к ним присоединился третий, выскочивший из-за деревьев. Они обменялись несколькими словами, показывая в нашу сторону. Да, они явно знали к этому времени, что оружия у нас нет: мы ведь наверняка хоть несколько раз бы выстрелили, если бы оно у нас было.

Но всё же они немного разошлись в стороны, медленно идя к нам. Я всё ждала и ждала, пока они не очутились метрах в трёх от сенокосилки. Она как будто нарочно притаилась на краю густой тени, требуя, чтобы её заметили. Тут я впервые увидела их лица и сразу же чиркнула спичкой.

Но она не загорелась.

Моя рука, до этого момента вполне уверенная, задрожала. Я подумала: «Мы все сейчас умрём, просто потому, что я не могу зажечь спичку». Это показалось мне несправедливым, почти глупым. Я повторила попытку, но слишком сильно дрожала. Солдаты уже почти прошли мимо сенокосилки. Кевин схватил меня за запястье.

   – Давай же! – яростно зашипел он мне в ухо.

Солдаты как будто его услышали, судя но тому, как сразу повернули голову в нашу сторону. Я в третий раз чиркнула спичкой, почти уверенная в том, что на ней просто недостаточно серы для того, чтобы она вспыхнула. Но спичка вспыхнула, тихонько зашипев, и я бросила её на землю. Но бросила слишком быстро – не знаю, как уж она умудрилась не погаснуть. Должна была погаснуть, и почти погасла. На мгновение спичка превратилась в крошечную точку света, а я опять подумала: «Мы все умрём, и это моя вина».

Но тут бензин подхватил огонь с быстрым тихим гулом.

Пламя промчалось по полосе бензина, как змея, только очень быстро. Конечно, солдаты его заметили. Они обернулись, явно желая отскочить в сторону. Но к их удивлению, они двигались слишком медленно, как и я до того. Один вскинул руку, как будто показывая на что-то. Другой отклонился назад, но мне показалось, что и он сделал это слишком неторопливо. Это последнее, что я увидела, потому что Кевин оттащил меня назад, за кирпичную стену, а через мгновение сенокосилка превратилась в бомбу. И сама ночь как будто взорвалась. Стена вздрогнула и пошатнулась, но вернулась на место. Маленький оранжевый шарик огня улетел в темноту, а за ним последовали другие. Шум был пронзительным, громким, пугающим. От него стало больно ушам. Я видела шрапнель, летевшую в деревья, слышала и ощущала обломки, ударявшиеся в стену, за которой мы прятались. Потом почувствовала, как Кевин тянет меня за руку, повторяя:

   – Бежим, бежим!

И в тот же миг с другой стороны стены раздались крики.

Мы бежали между фруктовыми деревьями, вниз по склону, мимо курятника, к передней изгороди миссис Александер, где её земля встречалась с землёй соседей. Крики позади рвали ночь на части. Я надеялась, что чем быстрее и дальше мы убежим, тем скорее утихнут крики, но ничего не менялось. Не знаю, может, я слышала их ушами, а может, только умом.

   – Уже время, – выдохнула рядом со мной Корри.

До меня далеко не сразу дошло, что она имеет в виду.

А нам пора было встречаться с остальными.

   – Можем бежать прямиком туда! – крикнул Кевин.

   – Как твоя нога, Корри? – спросила я, безуспешно пытаясь вернуться в обычный мир.

   – Нормально, – ответила она.

Мы видели, как в сад упал свет фар, когда мимо на большой скорости промчался какой-то грузовик. Это был открытый грузовик со склада в Виррави, только вместо садовых инструментов в кузове сидели солдаты. Впрочем, всего два солдата.

Мы побежали дальше, добрались до Уорригл-стрит, потом помчались по крутой подъездной дороге Матерсов, уже без какой-либо осторожности. Мы все уже дышали с трудом. Мои ноги чувствовали себя старыми и малоподвижными. Они болели по-настоящему. Я остановилась и подождала Корри, дальше мы пошли вместе, держась за руки. Больше мы ничего не могли – не могли идти быстрее, не могли дальше бороться.

Гомер и Фай были уже на месте встречи, окружённые велосипедами, их теперь было семь. Пешему хождению пришёл конец, но ирония состояла в том, что теперь, когда велосипедов достаточно, только пятеро могли на них ехать. Ни Ли, ни Робин пока что не появились. Было уже 3.35, и мы видели с холма, как другие машины выезжают с территории ярмарки и все направляются к Рейскорс-роуд. Одной из них была машина «скорой помощи». Мы не могли больше ждать.

Мы устало обменялись несколькими словами – в основном чтобы узнать, что дом Фай также оказался пуст, – сели на холодные велосипеды и поехали вниз по склону холма. Не знаю насчёт остальных, но я себя чувствовала так, как будто топчусь на месте. Я заставила ноги действовать энергичнее, быстрее. Наконец мы немного согрелись и прибавили скорости. Казалось просто невероятным то, что до сих пор мы находили в себе энергию, но простая необходимость не отрываться от других, чтобы не остаться в одиночестве позади, заставляла меня работать ногами. К тому времени, когда мы проехали мимо плаката «Добро пожаловать в Виррави», мы уже мчались, как летучие мыши, выскочившие из ада.

8

К дому Корри мы подъехали перед самым рассветом. Небо только начало светлеть. Гонка была ужасной. Перед каждым деревом мне казалось, что поворот уже близко, только сомневаюсь, что к тому времени мы проехали хотя бы половину пути. У меня всё болело, прежде всего ноги. Но потом боль возникла и в груди, в спине, в руках, в горле, во рту. Я вся горела, чувствовала себя совершенно больной. Голова склонялась всё ниже и ниже, и я уже видела перед собой только заднее колесо одного из велосипедов, кажется Корри. В уме у меня бесконечно и бессмысленно повторялись одни и те же слова песенки:

 
Я смотрю на твоё фото, и что я вижу?
Лицо ангела, смотрящее на меня...
 

Наверное, я пропела это тысячу раз. Слова вертелись и вертелись в голове, как колеса велосипеда, и я уже готова была кричать, чтобы прогнать их, только ничто не помогало. Я не хотела думать о том, что случилось с миссис Александер, или о судьбе троих солдат, которые гнались за нами, или о том, что могло произойти с Ли и Робин, поэтому у меня, похоже, просто не было выбора, кроме как снова и снова мысленно напевать:

 
Лицо ангела, сошедшего с небес,
Ты мой нежный ангел, тот, кого я люблю...
 

Я пыталась вспомнить ещё какие-то строки, но не могла.

В какой-то момент кто-то спросил:

   – Что ты сказала, Элли?

И только тогда я сообразила, что, похоже, запела вслух, но я слишком устала для того, чтобы отвечать, – даже не знаю, кто задал мне этот вопрос. Может быть, мне это просто показалось. Я не помню, чтобы кто-нибудь разговаривал по дороге. Даже решение отправиться именно к Коррн было как будто принято телепатически.

Мы уже проехали половину подъездного пути, когда я наконец поверила, что мы действительно добрались, что мы это сделали. Полагаю, и остальные чувствовали нечто подобное. Я остановилась перед крыльцом Маккензи и замерла, пытаясь найти в себе силы поднять ногу и спрыгнуть с велосипеда. Я стояла так очень долго, понимая, что ногу нужно поднять, но не знала, сумею ли сделать это. Наконец Гомер мягко произнёс:

   – Ну же, Элли!

И мне стало стыдно собственной слабости, я наконец свалилась с велосипеда и даже завела его в сарай.

В доме собачка Флип с восторженным видом уже носилась вокруг Кевина, Корри готовила кофе на походной плитке, Фай сидела у кухонного стола, опустив голову на руки, а Гомер ставил на стол тарелки и раскладывал столовые приборы. Я просто поверить не могла, насколько по-другому всё выглядело без Ли и Робин – как будто кухня почти пуста.

   – А мне чем заняться? – довольно глупо спросила я, не в состоянии больше молчать.

   – Просто сиди и ешь, – ответил Гомер.

Он нашёл хлопья и сахар, а ещё молоко длительного хранения. Я чуть не подавилась первыми ложками, но потом привычка к еде восстановилась, пища начала проскальзывать внутрь.

Постепенно мы разговорились, а потом и вовсе остановиться не могли. Но все настолько устали и были так потрясены, что разговор превратился в бессмысленное бормотание множества голосов, никто никого не слушал, а потом все начали кричать. Наконец Гомер встал, схватил пустую кофейную чашку и изо всех сил швырнул её в камин, где та и разлетелась на белые фарфоровые осколки.

   – Греческий обычай, – пояснил он, глядя на наши изумлённые лица, и снова сел. – А теперь, – продолжил он, – давайте говорить по очереди. Элли, начинай ты. Что там у вас произошло?

Я глубоко вздохнула и, чувствуя, что от мюсли и рисовых хлопьев, которые я только что съела, сил у меня прибавилось, начала подробно описывать всё то, что мы видели на территории ярмарки. Кевин и Корри время от времени подсказывали детали, которые я упустила, но это началось лишь тогда, когда я добралась до рассказа о саде за домом миссис Александер, тут мне стало совсем плохо. Я не могла ни на кого смотреть, просто уставилась на коробку из-под мюсли, потом взяла её и начала мять, скручивать. Мне было трудно поверить в то, что я, обыкновенная Элли, самая обыкновенная, только что убила трёх человек. Это было слишком трудно для меня, мой ум отказывался это осознавать. Когда я позволяла себе эту мысль – «я убила трёх человек», – меня переполнял ужас. Я чувствовала, что моя жизнь навсегда искалечена, я уже никогда не смогу быть нормальной, прежней и на всю остальную жизнь превращусь в пустую скорлупу. Элли может ходить и разговаривать, есть и пить, но внутри все её чувства обречены на то, чтобы иссохнуть и умереть. Я даже не особо думала о тех солдатах как о людях: просто не могла, потому что у меня не было к ним никаких чувств. Я даже их лиц толком не рассмотрела. Не знала их имён, возраста, из каких они семей или земель, не представляла, что они думали о жизни. И я до сих пор не знала, откуда они к нам явились. Поэтому те солдаты едва ли существовали для меня как реальные люди.

Я постаралась рассказать обо всём как сторонний наблюдатель, точно читала историю, написанную в книге. В исторической книге о каких-то других людях, не обо мне. Но мне было стыдно за то, что произошло, я чувствовала себя виноватой.

При этом я боялась и прямо противоположного: что если я представлю историю с сенокосилкой как некий подвиг, то остальные, в особенности мальчики, тут же почувствуют себя такими, знаете, мачо и начнут себя вести по-геройски.

А я не хотела превращаться в Рэмбо, я хотела оставаться собой, быть просто Элли.

Но их реакция оказалась не той, какую я ожидала. Уже в середине рассказа Гомер сжал мои руки своими большими тёмными ладонями, что помешало мне терзать коробку из-под мюсли, а Корри придвинулась ближе и обняла за плечи. Фай слушала, не сводя глаз с моего лица, приоткрыв рот, как будто не могла поверить в то, что слышала. Кевин сидел с мрачным видом. Не знаю, что уж он думал, но наверняка не собирался издавать воинственные крики или вырезать метки на своём ремне, чего я почти боялась.

Когда я закончила, все долго молчали.

   – Вы, ребята, отлично справились, – сказал наконец Гомер. – И не надо так мучиться. Это война, и обычные правила теперь не действуют. Те люди вторглись в нашу страну, захватили в плен наших родных. Из-за них умерли твои собаки, Элли, и они пытались убить вас. Моя греческая половина это прекрасно понимает. С того самого момента, когда они покинули собственную страну, чтобы явиться в нашу, они знали, что делают. Именно они первыми нарушили правила, не мы.

   – Спасибо, Гомер, – пробормотала я.

Он действительно мне помог.

   – А с вами что было? – спросил Кевин.

   – Ну... – начал Гомер. – Мы сначала быстренько проехали по Хани-стрит. И чем дальше мы забирались в город, тем приходилось быть осторожнее, поэтому мы уже двигались медленнее. Но ничего не случилось, пока мы не добрались до угла Мэлдон и Уэст. А там что-то происходило. Думаю, какое-то столкновение – там были две полицейские машины, перевёрнутые набок, и какой-то грузовик, он врезался в дерево. И везде были рассыпаны кассеты, сотни кассет. Но никаких трупов или чего-то такого.

   – Кровь, – напомнила Фай. – Просто море крови.

   – Ну да, мы думаем, это была кровь. Много тёмных пятен. Но там ведь ещё и масло, и бензин были вокруг разлиты... в общем, полный кавардак. Так что мы пробрались мимо потихоньку, а потом поехали по Джубили-парк. Мы хотели добраться до Баркер-стрит, но там, вообще-то, черт знает что творилось. Как в телевизоре, когда показывают американские бунты. Во всех магазинах – разбитые витрины, всё разбросано по дороге и тротуарам. Похоже, те ребята там отлично повеселились.

   – Наверное, подумали, что сейчас Рождество.

   – Не знаю, отмечают ли они Рождество. Но мы и посмеялись тоже: прямо напротив увидели большой плакат в витрине «Тозерса»: «Магазинное воровство карается по закону». Ну а тех ребят уж точно можно назвать магазинными ворами. Весь магазин разграблен. Ну, как бы то ни было, мы решили повернуть в маленький переулок за «Тозерсом». Там было темно, нам это подходило. Забавно, как быстро можно превратиться в ночное существо! В общем, мы проскользнули через автостоянку и попали на Гловер-стрит. Потом Фай услышала голоса, у неё же слух как у летучей мыши, и мы спрятались в общественном туалете. В мужском, конечно: я просто не мог позволить, чтобы меня застукали в женском. Вообще-то, это был не очень умный поступок. Иногда ведь кажется, что ты очень быстро думаешь и приходишь к правильному решению, только мы-то ещё не перенастроили свои мозги. И если бы кто-нибудь заметил, что мы туда идём, или бы нас поймали внутри, мы бы уже были холодными трупами – это же настоящая ловушка, вот что это такое! И тут кто-то стал к нам приближаться, я даже слышал голоса. Я чуть не обмочился... ну, когда ты напуган, то... не знаю, как у девочек, но если парень стоит вот так с полчаса и не может...

   – Эй, продолжай, Гомер, к делу! Я уже спать хочу.

   – Ладно-ладно. Ну, мы ждали и ждали. Кто бы там ни был, они явно не спешили.

   – Гомер для развлечения начал писать на стенах, – вмешалась Фай.

   – Да, верно, – признал Гомер без малейшего смущения. – Я подумал, что это, наверное, единственный случай в моей жизни, когда я могу себе такое позволить. Когда всё это кончится, у людей будут более важные дела, чем чтение моих посланий на стенах уборной. А я написал кое-что вполне патриотическое.

   – Не вижу ничего патриотического в словах «Посторонним вход воспрещён», – снова перебила его Фай.

   – Но я там и ещё кое-что написал.

   – Ты просто идиот, Гомер, – проворчал Кевин. – Ни к чему не можешь отнестись всерьёз.

Но я помнила, как Гомер сжал мои руки, когда я говорила о криках троих солдат, попавших в огненную засаду. И помнила, что он сказал, чтобы утешить меня. Я улыбнулась ему и подмигнула. Я понимала, что он пытается сделать.

   – Как бы то ни было, те ребята подходили ближе. То есть когда я говорю «ребята», я имею в виду всех разом. Как и в вашем патруле, там были и мужчины и женщины. Всего человек шесть или семь, так мы подумали. И сильнее всего мы боялись того, что им вздумается воспользоваться туалетом. Мне хотелось забраться в кабинку и запереть дверь, чтобы появился значок «Занято», я был уверен, что они отнесутся к этому с уважением. Но Фай таким желанием не горела, так что мы вместо того забрались в кладовку уборщика. Кладовка оказалась одним из тех мест, которые ещё не ограбили. Правда, тесная она очень и запах стоял ужасный, но там мы чувствовали себя в большей безопасности, хотя на самом деле, как я уже говорил, вели себя просто безумно. Всё это место было смертельной ловушкой. И ведь действительно минуты через две кто-то протопал внутрь: нам показалось, что это были трое мужчин. Двое подошли к писсуарам, а один направился к унитазу. Так что мы не зря спрятались, потому что мне бы не понравилось, если бы Фай на всё это смотрела. Парень в кабинке был прямо рядом с нами, и, черт побери, если там и раньше воняло, то уж теперь просто нечем было дышать. Наверное, они пытались сберечь боеприпасы, пытаясь убить нас газовой атакой. А уж что касается звукового сопровождения...

Гомер изобразил эти звуки. Собачка, сидевшая на коленях Кевина, насторожила уши и тявкнула. Даже Фай засмеялась.

   – Хорошо, что с нами не было малышки Флип, – заметил Гомер. И продолжил рассказ: – Мы не слишком много узнали, разве что то, что они ели много яиц и сыра. Они всё время разговаривали, но я ничего не понял. Хотя это значения не имеет. Могу только утверждать, что это не греки. Но Фай у нас специалист, вроде как шесть языков знает... да, Фай? Однако и она не смогла определить, откуда они.

Я отметила, что проведённая вместе с Фай ночь придала Гомеру уверенности. Он нашёл нужный тон, стиль общения с ней. А Фай, похоже, это нравилось. Она смеялась его шуткам, её лицо слегка оживало и розовело, когда она смотрела на Гомера. И она уже не была такой холодной, как прежде.

   – Ну вот, – продолжил Гомер. – Наконец они закончили делать то, что делали, и мы услышали, как они выходят. Мы дали им пять минут, а потом выбрались из кладовки. Мы даже выглянули за дверь и посмотрели им вслед, когда они поворачивали на Гловер-стрит. Команда выглядела довольно забавно. Там оказалось восемь человек, и среди них три женщины. Но из мужчин двое выглядели очень старыми, а двое уж очень молодыми, примерно нашего возраста или ещё моложе. И одеты они были в потрёпанные старые мундиры.

   – Наверное, – предположила Корри, – чтобы вторгнуться в такую большую страну, нужно было призвать всех, у кого имеются все конечности.

   – А поскольку сенокосилок поблизости не нашлось, – снова заговорил Гомер, – мы осторожно двинулись в противоположном направлении. И больше ничего не случилось, пока мы не дошли до дома Фай.

   – Да уж, – опять встряла Фай. – Помнишь те тени?

   – Ой да! – кивнул Гомер. – Давай ты рассказывай. Я их не видел.

   – Примерно за два квартала до моего дома, – начала Фай, – есть молочный бар, а перед ним маленькая парковка. Молочный бар был разграблен, как и все магазины. Мы крались через парковку, когда мне показалось, что я вижу две какие-то тени, они выскользнули из бара. То есть это были, конечно, люди. Я их просто так называю, потому что они были очень тёмными. Поначалу я подумала, что это солдаты, схватила Гомера за руку, и мы спрятались за деревом. Когда я снова туда посмотрела, тени исчезли в той стороне, где Шерлок-роуд, но по тому, как они двигались, я поняла, что это не солдаты. Я их окликнула, они остановились, оглянулись, потом обменялись парой слов и убежали. Вот и всё.

   – А я их так и не увидел, – пояснил Гомер. – И чуть не помер от страха, когда Фай закричала. Я думал, что она, наверное, нанюхалась «Деттола» в той кладовке. Но если подумать, то вполне логично предположить, что какие-то люди остались на свободе. Не могли же они схватить всех в округе за такое короткое время. В общем, мы двинулись дальше вверх по холму. Добрались до дома Фай. Дом был заперт, но Фай знала, где лежит запасной ключ. А теперь и я это знаю, что вполне может когда-нибудь пригодиться. Фай впустила меня внутрь, объяснив: первый выключатель находится примерно в ста метрах от входной двери, по другую сторону огромного холла, а сама она осталась снаружи, пока я там ползал по жутко тёмной комнате. Говорю вам, это было весьма неприятно. Вы же знаете, какой я телепат, и я просто ощущал там чьё-то присутствие, какого-то существа. Знал, что я там не один. Я уже прошёл почти половину пути, и вдруг наверху раздался какой-то нечеловеческий крик, а в следующую секунду я был атакован. Дьявольские когти рвали меня, голос призрака завывал мне в ухо! Вот так мы и узнали, что кошка Фай жива и прекрасно себя чувствует, устроившись на стропилах. Родным Фай следовало бы обновить потолки.

   – Боже мой, ты безнадёжен, Гомер, – зевнул Кевин. – Заканчивай уже!

   – Ну, я не стану вдаваться в тяжкие подробности. Вроде того, как мы отправились к Робин и там никого не было. Но все на своих местах. Я уверен, что с ними ничего не случилось и что все вообще будут в порядке. Похоже, что все отправились на ярмарку, а как только эти вторженцы разберутся, они снова всех выпустят. И в любом случае там полно еды. Для начала у них есть огромный пирог моей мамы, такого огромного я вообще никогда не видел.

Последовала короткая пауза, йотом Корри спросила:

   – А до Робин вы добрались без происшествий?

Гомер стал серьёзным, его голос смягчился.

   – Ты знаешь Андерсенов?

   – Мистер Андерсен тренирует футбольную команду?

   – Да. Знаешь их дом? Ну, мы возвращались другой дорогой, обходя торговые центры, и проходили мимо дома Андерсенов. Мимо того, что от него осталось. Моя мама всегда говорила, что моя комната выглядит так, словно в ней взорвалась бомба. Теперь я знаю, что она имела в виду. Думаю, в дом Андерсенов попала бомба. И ещё в два дома, между ним и железной дорогой. В той части города вообще много разрушений. – Гомер помолчал, глядя вниз, как будто до сих пор видел перед собой те дома. Потом вскинул голову, расправил плечи и продолжил: – В общем, так. Мы дошли до дома Робин примерно без четверти три. Мы надеялись, что по пути встретим Ли и Робин, но их не было. Мы решили подождать и, как нам казалось, ждали очень долго. Мы боялись, что никто из вас не вернётся, что вас всех схватили. Потом услышали выстрелы со стороны ярмарки. Я перепугался до полусмерти. Потом опять стреляли, а потом был тот взрыв на Рейскорс-роуд. Боже мой, казалось, что огонь и обломки летят до самого неба! Я бы оценил это в пять баллов но шкале Рихтера. Ужасно! Вы теперь знаете, как устраивать настоящее огненное шоу. Но конечно, было нелегко просто стоять там, не зная, что происходит. Мне бы не хотелось снова это пережить. – Гомер снова замолчал и тоже зевнул. – Что-то мне кажется, нам всем надо поспать. Нет смысла сидеть здесь и гадать, что случилось с Ли и Робин. Мы только сами себе хуже сделаем. Но позже мы можем выработать какую-то тактику. Что нам действительно необходимо, так это поддерживать в себе силы. Если мы станем по очереди стоять на страже, к завтрашнему дню будем в порядке. Не думаю, что у тех людей достаточно сил, чтобы за один день обшарить всю округу.

– Да, ты в общем прав, – сказала я. – Но мы должны сначала продумать маршрут бегства, на тот случай, если они всё-таки придут сюда. То, до чего ты додумался, сидя вместе с Фай в той кладовке, и сейчас должно пригодиться.

   – Ох, те ужасные маленькие жёлтые шарики, – вздохнула Фай, наморщив нос. – И почему в мужских туалетах всегда есть эти жёлтые шарики?

   – А ты откуда знаешь, что всегда бывает в мужских туалетах? – спросил Гомер.

   – Что, если мы будем спать в комнатах стригалей? – сказала Корри. – А тот, кто будет дежурить, может забраться в домик на дереве. Если какая-нибудь машина подъедет к домику стригалей сзади, мы сможем выскочить через загон в буш, прежде чем они окажутся слишком близко.

   – А мы увидим эту машину, услышим её? – опять спросил Гомер.

Корри немножко подумала:

   – Можем. И успеем сбежать, если дежурный вовремя нас разбудит.

   – Надо поставить там рядом велосипеды, тогда у нас будет преимущество. И ещё давайте приберёмся в кухне, как будто нас тут и не было.

Гомер с каждым часом удивлял меня всё сильнее. Теперь уже трудно было поверить в то, что этому сообразительному парню, который потратил пятнадцать минут на то, чтобы заставить нас засмеяться, прийти в себя и рассуждать разумно, в школе никто бы не доверил даже раздачу учебников...