Текст книги "Вторжение. Битва за рай"

Автор книги: Джон Марсден

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)

   – Я тоже умею, – вставил Кевин.

   – Я отлично умею готовить опоссумов, – сказал Ли. – А если вы поймаете мне дикого кота, я приготовлю дим-симс[3]3
  Дим-симс – блюдо китайской кухни, похожее на пельмени.


[Закрыть].

Все издали стон отвращения. Ли откинулся назад и усмехнулся, глядя на меня.

   – Мы можем даже привести сюда домашних животных, – сказала Корри. – Кур, а может быть, нескольких овец. Коз.

   – Отлично, – кивнул Гомер. – Обо всех этих делах мы должны подумать.

Кевин помрачнел при упоминании о козах. Я знала, о чём он думает. Мы ведь выросли в овечьем мире, и первое, чему мы учились, так это презирать коз. Овцы хороши, козы плохи. Конечно, это ровным счётом ничего не значило, просто мы так привыкли думать. Но теперь нам приходилось забыть многое из того, что было привычным в прошлом.

   – Ты рассчитываешь на долгое время, – сказала я Гомеру.

   – Да, – согласился он. – На очень долгое время.

Мы разговаривали так пару часов. Последней темой стал радиоприёмник Корри. Он вывел нас из состояния отчаяния. К тому времени, когда мы умолкли, окончательно измотанные, было принято несколько решений. Следующим вечером в город должны отправиться две пары – Робин с Крисом и Кевин с Корри. Они будут действовать независимо друг от друга, но поддерживать связь. Они проведут в городе всю ночь и большую часть следующего вечера, а вернутся к рассвету. То есть им придётся отсутствовать около шестидесяти часов. Кевин и Корри должны были сосредоточиться на территории ярмарки. Робин и Крису предстояло бродить по городу, искать спрятавшихся людей, а также собирать полезную информацию и, возможно, какие-то полезные вещи.

   – Мы начнём возвращать себе Виррави, – так заявила Робин.

Мы обсудили множество деталей. Например, где они устроят свою базу (в доме учителя музыки Робин), где будут оставлять записки друг другу (под собачьей конурой), как долго должны будут ждать утром в среду, если вторая пара задержится (нисколько не ждать), и какую легенду расскажут, если их поймают («С момента вторжения мы прятались под Масонским залом, а выходили только ночами»).

Мы рассчитали, что такое место вряд ли заставит солдат что-то заподозрить, патрули туда, скорее всего, не заглядывали. Робин и Крис даже решили устроить там нечто вроде фальшивой стоянки, чтобы история выглядела более правдоподобной.

Остальные, оставшиеся в Аду, должны заняться тем, что предложил Гомер, – постараться добыть побольше припасов, начать устройство в Аду настоящего лагеря, продумать систему питания и поискать новые места укрытия.

Как ни странно, но я приободрилась при мысли, что останусь в лагере в ближайшие дни. Отчасти дело было в том, что я боялась возвращаться в город, и для меня стало облегчением, что мне пока не нужно этого делать. А отчасти в том, что в лагере несколько дней не будет Кевина, – он действовал мне на нервы. Но в лагере оставались Гомер и Ли, а это выглядело интересно. Ведь я испытывала сильные и странные чувства к ним обоим, и всё это ещё больше запутывалось из-за очевидных чувств Гомера к Фай. Гомера влекло к ней, а он, похоже, до сих пор стеснялся, хотя теперь и держался более уверенно. И ещё в лагере оставалась Фай, с недавних пор растерявшая свою спокойную уверенность и ставшая нервной и косноязычной, стоило ей оказаться рядом с Гомером. Хотя поверить в то, что он мог ей нравиться... ну, нравиться в особенном смысле, было трудно. А Ли смотрел на меня глазами опоссума, как будто лишь пострадавшая нога мешала ему прыгнуть и схватить меня... Я немножко боялась глубины тех чувств, что светились в его прекрасных глазах.

Мне даже было чуточку стыдно думать о любви в то время, когда весь мир погрузился в хаос, и в особенности тогда, когда моим родителям, возможно, приходится переживать разные ужасы. Но моё сердце жило по своим собственным правилам, отказываясь подчиняться сознанию. И я дала ему полную свободу, размышляя о разных фантастических возможностях.

14

Утром в понедельник тёмный поток самолётов плыл над нами час или дольше. К сожалению, это были не наши самолёты. Я никогда в жизни не видела такого количества. Они были похожи на тяжёлые транспортные самолёты, и им никто не мешал, хотя полчаса спустя шесть наших реактивных самолётов промчались в том же направлении. Мы оптимистично помахали им руками.

Ранним утром мы вернулись ко мне домой и забрали оттуда очередную порцию груза: продукты, инструменты, одежду, туалетные и постельные принадлежности и несколько разных мелочей, которые забыли в прошлый раз: жаровню для барбекю, пластиковые контейнеры для хранения еды, будильник и, стыдно сказать, грелки. Робин просила привезти Библию. Я знала, что у нас она где-то есть, наконец нашла её и, стряхнув с неё пыль, добавила к коллекции.

Дело оказалось непростым, мы ведь не могли взять вещей слишком много, потому что патрули сразу заметили бы, что в пустом доме кто-то побывал. Поэтому мы поехали в дом Груберов, примерно в километре от нашего, и там набрали ещё еды. Я также прихватила семена и рассаду из теплицы мистера Грубера. Я уже начала думать, как Гомер, и рассчитывать надолго вперёд.

Последним делом мы прихватили с полдюжины кур – наших лучших несушек, – несколько упаковок корма, проволоку для изгороди и колья. На этот раз я позволила Гомеру сесть за руль, прикинув, что ему всё равно нужно практиковаться. Чтобы позабавить Фай, я закрыла глаза, взяла Библию, открыла её наугад, ткнула пальцем в страницу и прочитала подвернувшуюся строчку, сказав сначала:

   – Дух мой укажет мне то, что нам подойдёт!

Строчка оказалась такой: «Я ненавижу их великой ненавистью; я считаю их своими врагами».

   – Вот тебе и раз! – удивилась Фай. – А я-то думала, что Библия – это книга любви и прощения.

Я продолжила читать:

   – «Избавь меня, Боже, от злых людей; охрани меня от жестоких людей, что замышляют зло в своих сердцах и постоянно пробуждают войны».

Это произвело впечатление. И на меня тоже, но я не позволила остальным упустить главное.

   – Вот видите, я же говорила! – заявила я. – Я обладаю особым даром!

   – А ты попробуй в другом месте, – предложил Гомер.

Но я не собиралась так легко терять репутацию.

   – Нет уж, вы услышали мудрые слова, – ответила я. – На сегодня хватит.

Фай схватила Библию и попробовала повторить ритуал. В первый раз она угодила пальцем в пустую часть страницы в конце какой-то из глав. Во второй раз прочитала:

   – «А потом царь послал Седраха, Мисаха и Авденаго в Вавилон»[4]4
  Седрах, Мисах и Авденаго – библейские персонажи, три отрока, за неповиновение вавилонскому царю Навуходоносору брошенные в огненную печь, но спасенные ангелом.


[Закрыть].

   – Никуда не годится, – заявила я. – У тебя нет особого дара.

   – Вероятно, то, что тебе подвернулось, поможет Робин чувствовать себя немножко лучше, ну, из-за стрельбы в солдат, – сказал мне Гомер.

   – Мм... я отметила ту страницу. Я ей покажу, когда они вернутся.

Никто даже не заикался о том, что ребята могут и не вернуться. Думаю, это дело обычное. Люди считают, что, если они выскажут что-то плохое, оно может магическим образом осуществиться. Но мне не кажется, что слова обладают такой уж большой силой.

Мы добрались до верха гребня, спрятали «лендровер» и собрали кур и всё то, что могли донести в Ад. Нам пришлось дожидаться темноты, чтобы взять остальное. Слишком опасно было бродить по Тейлор-Стич при дневном свете, когда вокруг так и шныряли самолёты. К тому же день явно будет знойным. Даже внизу, в Аду, где обычно прохладнее, воздух начал отчаянно разогреваться. Но к моему удивлению, мы увидели под деревом на другом конце поляны стоявшего на ногах Ли.

   – Ну и ну! – воскликнула я. – Да ты восстал из мёртвых!

   – Я, конечно, предпочёл бы утро попрохладнее, – усмехаясь, ответил он. – Но меня уже просто тошнит от сидения на одном месте. К тому же пора тренировать ногу, я вполне пришёл в себя после поездки на снегоочистителе.

Ли улыбался вовсю, довольный собой, но всё же потел от усилий. Я намочила полотенце в ручье и вытерла ему лицо.

   – Ты уверен, что не слишком рано поднялся? – спросила я.

   – Да вроде всё нормально, – пожал плечами Ли.

Я вспомнила, как это бывало с нашими животными, заболевшими или поранившимися где-нибудь, – чаще всего это случалось с собаками – и как они день за днём лежали под овечьим навесом, пока либо не умирали, либо не оживали и не выбирались во двор, виляя хвостом. Может, и Ли такой же. Он был очень тихим с того момента, когда его ранило, просто лежал между камнями, погрузившись в собственные мысли. Сейчас он, правда, не вилял хвостом, но на его лицо вернулась живость.

   – В тот день, когда ты пробежишься бегом от одного края поляны до другого, – заявила я, – мы зарежем одну из куриц и устроим настоящий пир.

   – Робин сможет снять швы, когда вернётся из Виррави, – сказал Ли. – Они уже не нужны.

Я помогла ему дойти до тенистого местечка у ручья, где мы могли посидеть рядом на влажных тёмных камнях, – это, наверное, было самое прохладное место в Аду в тот день.

   – Элли, – заговорил Ли и нервно откашлялся, – я собирался кое о чём тебя просить. В тот день у тебя дома, когда мы прятались в сенном сарае, ты подошла, когда я там лежал, легла рядом, и мы...

   – Эй, довольно, довольно! – перебила я его. – Я помню, что мы делали.

   – Я подумал, а вдруг ты забыла.

   – Эй, ты что себе позволяешь? По-твоему, я так часто этим занимаюсь, что могу и забыть? Вообще-то, со мной такое не каждый день случается!

   – Да, но ты с тех пор ни разу на меня не посмотрела. Ты со мной почти не разговариваешь.

   – Я в последние дни была как бы не в себе. Просто спала и спала.

   – Да, но потом...

   – Потом? – вздохнула я. – А потом я была растеряна. Просто не знаю, что и думать.

   – А ты всегда знаешь, что думать?

   – Если бы я могла ответить на этот вопрос, я бы, наверное, знала всё на свете.

   – Я сказал что-то такое, что тебя огорчило? Или что-то не так сделал?

   – Нет-нет. Дело во мне самой. Я вообще часто не понимаю, что делаю. А иногда делаю то, что не означает, будто я так думаю. Ты понимаешь, что я имею в виду? – с надеждой спросила я, сама не очень уверенная в сказанном.

   – Выходит, то, что ты говоришь, ничего не значит?

   – Да нет... Что-то значит, но я не понимаю, значит ли это то, что тебе бы хотелось услышать... Скажи просто, что я вела себя непристойно, и на том покончим.

Ли был явно задет, и так сильно, что я пожалела о своих словах. Я ведь ничего такого в виду не имела.

   – Послушай, мне немного трудно здесь сидеть, – сказал он. – Но если хочешь от меня избавиться, тебе придётся уйти самой.

   – Ох, Ли, я не хочу от тебя избавляться! Я не хочу ни от кого избавляться! Нам всем придётся жить здесь, где мы очутились, и ещё невесть сколько.

   – Да, – кивнул Ли. – В этом месте, в Аду. Иногда это и вправду похоже на ад. Сейчас, например.

Я не понимала, почему говорила с ним так. Всё произошло как-то уж слишком неожиданно. Это был разговор, к которому я оказалась не готова. Наверное, мне хотелось владеть ситуацией, а Ли вывалил всё на меня в то время и в том месте, которые сам выбрал. Мне хотелось, чтобы здесь была Корри и я могла бы сейчас пойти и поговорить с ней об этом. Ли оказался так настойчив, что пугал меня, и в то же время я ощущала какую-то силу, когда он был рядом... я только не знала, что это такое. Я всегда была настороже, оказываясь рядом с ним, при этом у меня разгоралась кожа. Краем глаза я наблюдала за Ли, говорила, обращаясь именно к нему, отмечая его реакцию и прислушиваясь к его словам внимательнее, чем к словам других. Если он высказывал какое-то мнение, я относилась к нему более вдумчиво, чем, например, к мнению Кевина или Криса. Я очень много о нём думала, забираясь вечером в спальный мешок, а засыпая, мечтала о нём. И так уж получилось – хотя и звучит довольно глупо, – что Ли стал у меня ассоциироваться с моим спальным мешком. Когда я видела одно, думала о другом. И наоборот. Это вовсе не означает, будто мне хотелось, чтобы Ли очутился в моём спальнике, но они как-то связались у меня в голове. Я чуть не заулыбалась, сидя рядом с Ли и подумав об этом, гадая, как бы Ли выглядел, если бы вдруг прочитал мои мысли.

   – Ты всё ещё думаешь о Стиве? – спросил Ли.

   – Ох нет, не о Стиве. То есть я хочу сказать, что думаю о нём так же, как обо всех других людях. Мне хотелось бы знать, всё ли у них в порядке, я надеюсь на это, но я не думаю о нём в том смысле, который ты подразумеваешь.

   – Но если я тебя ничем не обидел и тебя больше не привлекает Стив, то в чём тогда дело? – взволнованно спросил Ли. – Или я просто тебе не нравлюсь как человек?

   – Нет! – воскликнула я, ужаснувшись такой идее, но в то же время и начиная немного сердиться, потому что Ли буквально навязывал мне какие-то отношения.

Парни вообще постоянно так делают. Им нужны определённые ответы – если это правильные, с их точки зрения, ответы, – и они думают, что если подольше к вам приставать, то они такие ответы услышат.

   – Послушай, – сказала я, – мне очень жаль, что я не могу предоставить тебе список моих чувств по отношению к тебе в чётких формулировках и в алфавитном порядке. Но я просто не могу. Я запуталась. Тот день в сарае не был случайностью. Что-то это значило. И я до сих пор пытаюсь разобраться, что именно.

   – Ты говоришь, что я не вызываю у тебя неприязни, – медленно заговорил Ли, как будто тоже пытался во всём разобраться. Он отвёл взгляд в сторону, явно волновался, но при этом, без сомнения, подводил меня к какому-то важному вопросу. – Значит ли это, что я тебе нравлюсь?

   – Да, Ли. Ты мне очень нравишься. Но прямо сейчас ты меня с ума сводишь.

Забавно, что я ведь часто думала о возможности такого разговора, но, когда он начался, я просто не знала, говорю ли я то, что действительно хочу сказать.

   – Я заметил, что с тех пор, как мы забрались сюда, ты смотришь на Гомера... ну, вроде по-особенному. Ты к нему что-то чувствуешь?

   – Если и да, это моё дело.

   – Мне кажется, он тебе не подходит.

   – Ох, Ли, ты жутко надоедлив сегодня! Наверное, тебе пока не стоило так нагружать ногу. Похоже, от этого у тебя мозги ослабели. Давай лучше поговорим о погоде или ещё о чём-нибудь, потому что я не твоя собственность и у тебя нет никакого права решать, кто мне подходит, а кто нет. Не забывай об этом!

Я выпалила всё это и ринулась на другой конец поляны, где Фай и Гомер построили загон для кур. Куры уже были в нём, и вид у них был ошарашенный, может быть, потому, что они слышали, как я взорвалась. Но скорее просто не могли понять, какого черта они тут делают.

Ох...

   – Ну и адская жара! – пошутила я.

Какое-то время я наблюдала за курами, потом снова пошла через поляну туда, где ручей уходил в густые заросли кустарника и терялся в тёмном туннеле ветвей. Я уже несколько дней думала о том, что можно было бы попытаться исследовать его, хотя туннель казался непроходимым. Похоже, сейчас наступил подходящий момент. Я могла бы выбросить из головы гневные мысли, обратив их на что-то постороннее. Кроме того, местечко выглядело прохладным.

Я разулась, запихнула носки в ботинки и, связав вместе шнурки, повесила ботинки себе на шею. Потом наклонилась и попыталась представить себя мокрицей, водяной мокрицей. По сложению я вполне на неё походила, ведь только ползком можно было пробраться в заросли. Я воспользовалась самим ручьём как тропой, но это было любопытное переживание, когда я ползла по туннелю. Ветки нависали так низко, что царапали мне спину, хотя я почти утыкалась лицом в воду. Здесь было очень прохладно – не думаю, что солнце хоть раз заглядывало сюда за много лет, – и я лишь надеялась, что не наткнусь на множество змей.

Ручей стал уже, чем он был на поляне, – около полутора метров в ширину, а глубиной сантиметров в шестьдесят. Дно выглядело каменистым, но камни были старыми, гладкими, у них почти не осталось острых граней, а ноги у меня слегка огрубели за последние дни, так что всё было в порядке. Ещё я увидела несколько тёмных спокойных заводей у берега, выглядели они очень глубокими, так что я их обошла. Ручей булькал тихонько, занимаясь собственным делом и ничуть не беспокоясь из-за моего упорного движения вперёд. Он ведь так давно здесь бежал...

Я прошла уже около сотни метров, миновав множество изгибов и поворотов. Начало приключения было интересным, как и большинство новых приключений, наверное. Ещё меня поддерживала надежда, что в конце ждёт нечто особенное, но потом стало немного скучно. У меня уже болела спина, и я основательно оцарапала руки. Опять стало жарко. Но вот шатёр ветвей как будто приподнялся, посветлело, я заметила, как то тут, то там на поверхности воды вспыхивают блики, и вот уже тайная прохлада туннеля уступила место привычной сухой жаре, которая царила и на нашей поляне.

Я немного выпрямилась. Впереди я увидела место, где ручей как будто сильно расширялся, метров до десяти, а потом поворачивал вправо и снова исчезал в зарослях. Да, он стал широким, потому что теперь его берега не были крутыми, почти вертикальными. Они уходили под небольшим углом, и вот впереди я уже видела чёрную почву, красные камни и пятна мха в небольшом тенистом уголке, размером примерно с гостиную в нашем доме. Я продолжала брести к нему, всё ещё согнувшись. Вдоль берега были разбросаны голубые дикие цветы. Когда я подобралась ближе, то смогла рассмотреть и множество розовых цветков, за кустами. Я пригляделась и вдруг поняла, что это розы. Моё сердце бешено заколотилось. Розы! Здесь, посреди Ада! Невозможно!

Я прошлёпала последние несколько метров к месту, где берега становились открытыми, и выбралась из воды на поросший мхом камень. Всматриваясь в густую путаницу растений, я пыталась разобраться, где там тени, а где что-то твёрдое, устойчивое. Но единственным, что могла определить с уверенностью, был розовый куст, на который сквозь высокую ежевику падало достаточно солнечных лучей, чтобы он сиял как некая живая драгоценность. Но наконец я стала различать кое-что в общей пёстрой картине. За прогалиной я увидела длинные горизонтальные полосы чёрного гниющего дерева, две вертикальные линии, тёмный проем входа... Я смотрела на заросшую, заброшенную хижину!

Я медленно, на цыпочках двинулась вперёд. Здесь было очень тихо, и я ощущала нечто вроде почтения, как в те моменты, когда входила в гостиную моей бабушки в Страттоне, – там стояла тяжёлая старинная мебель, а занавески на окнах всегда были задёрнуты. Конечно, эти два места разительно отличались друг от друга – спрятавшаяся в кустах хижина и старый каменный особняк, – но оба жилища выглядели давно лишёнными жизни, дыхания. Конечно, моей бабушке не понравилось бы, что её сравнивают с каким-то убийцей, но ведь и она, и человек, который жил здесь, скрылись от мира, создали собственные замкнутые острова. Они как будто похоронили себя, хотя и оставались ещё на земле.

В дверях хижины мне пришлось отвести в сторону множество ползучих растений и какой-то высокий ягодный куст. Я, вообще-то, не была уверена, что мне хочется входить внутрь. Это было похоже на проникновение в склеп. А что, если Отшельник всё ещё там? Что, если его тело лежит на полу? Или его дух ожидает возможности сожрать любое человеческое существо, которое сунется в эту дверь? Атмосфера вокруг хижины висела странная, тяжеловатая, да и над всем этим местом тоже... Только розы, казалось, привносили на поляну немножко тепла.

Но любопытство меня подстёгивало. Я и подумать не могла, что, зайдя так далеко, не пойду дальше. Я шагнула в тёмную внутренность хижины и огляделась, пытаясь понять смысл теней, которые увидела, точно так же как несколько минут назад пыталась разобраться в очертаниях самой хижины, выглядывая из кустов. Здесь были кровать, стол, стул. Постепенно стали проявляться и другие предметы. На стене висело несколько полок, рядом с ними стоял примитивный буфет, имелся и очаг, над которым всё ещё висел чайник. В углу тоже что-то темнело, и мне не сразу удалось понять, что это такое. Оно казалось похожим на какого-то спящего зверя. Я сделала несколько шагов и всмотрелась пристальнее. Вроде бы это был металлический сундук, когда-то покрашенный в чёрный цвет, но теперь покрытый ржавчиной. И всё здесь было таким же, как этот сундук, всё разрушалось. Земляной пол, на котором я стояла, был усеян веточками и комками глины, осыпавшимися со стен, и загажен опоссумами и птицами. Чайник заржавел, полки покосились, а с потолка свисала паутина. И даже сама эта паутина выглядела старой и мёртвой, она висела безжизненно, как волосы у мисс Хэвишем[5]5
  Мисс Хэвишем – персонаж романа Ч. Диккенса «Большие надежды».


[Закрыть].

Мои глаза уже привыкли к тусклому свету. Я с облегчением увидела, что на кровати нет тела, которое я боялась увидеть, а лежали лишь сгнившие остатки серых одеял. Сама кровать была сооружена из нескольких брёвен, сколоченных вместе, и казалась ещё вполне крепкой. На полках стояло лишь несколько старых блюдец. Я снова повернулась, чтобы посмотреть на сундук, и ударилась головой о ящик для мяса, что висел на потолочной балке. Он основательно двинул меня углом в висок.

   – Чёрт! – пробормотала я, крепко потирая голову.

Было по-настоящему больно.

Я опустилась на корточки, чтобы заглянуть в железный ящик. Похоже, в этой хижине и не было ничего другого, что дало бы мне возможность увидеть больше, чем я уже увидела. Только содержимое сундука оставалось скрытым. Я попробовала поднять крышку. Она сопротивлялась, её удерживали грязь и ржавчина. Мне пришлось с силой подёргать и потрясти сундук, чтобы крышка немного сдвинулась с места. Металл скрипел о металл, когда я постепенно справлялась с делом, но при этом крышка так деформировалась, что едва ли можно было снова закрыть её как следует.

Моей первой реакцией, когда я заглянула внутрь сундука, было разочарование. Внутри почти ничего не было, лишь жалкая кучка какого-то старья на дне. В основном это были бумаги. Я вытащила всё и вынесла наружу, на свет. В сундуке нашлись: старый плетёный кожаный ремень, сломанный нож, вилка и несколько шахматных фигурок – две пешки и поломанный слон. Бумаги же представляли собой в основном старые газеты, но были здесь и листы с рукописным текстом, и ещё половина книги в твёрдом переплёте – «Сердце тьмы» Джозефа Конрада. Когда я открыла её, оттуда выполз большой чёрный жук. В книге на самом деле было две повести, вторая называлась «Юность». А остальные бумаги были такими истрёпанными, грязными и поблекшими, что едва ли ими можно было заинтересоваться. Похоже, жизнь Отшельника и впредь должна была оставаться загадкой, даже теперь, через много лет после его исчезновения.

Я шарила вокруг ещё минут с десять или около того, в самой хижине и рядом с ней, но ничего интересного не нашла. Увидела лишь знаки того, что здесь пытались выращивать всякое: кроме роз, я увидела яблоню, белый нивяник с нежным ароматом и ещё заросли одичавшей мяты. Я попыталась представить убийцу, который старательно сажает все эти чудесные растения и ухаживает за ними, попыталась, но не смогла. Но ведь даже убийцы должны что-то любить, думала я, и чем-то ведь они занимаются в свободное время. Не могут же они просто сидеть целыми днями всю оставшуюся жизнь и думать о своих преступлениях.

В конце концов я взяла ремень и книгу и вернулась к ручью, чтобы, согнувшись вдвое, пройти по зелёному туннелю к нашему лагерю. И как же было приятно очутиться снова на солнце, выбравшись из унылой полутьмы! Я и забыла, каким жарким был день, как ярко светило солнце, – но я почти порадовалась его жгучим лучам.

Как только я появилась на поляне, ко мне бросился Гомер.

   – Ты где была? – спросил он. – Мы уже волноваться начали!

Он был сердит не на шутку. И говорил прямо как мой отец. Похоже, я отсутствовала дольше, чем мне казалось.

   – Я поближе познакомилась с Отшельником из Ада, – ответила я. – И предлагаю всем экскурсию. Но только после того, как что-нибудь съем. Я умираю от голода.