Текст книги "Вторжение. Битва за рай"

Автор книги: Джон Марсден

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)

9

Фай разбудила меня около одиннадцати часов. Так мы договорились, но было куда легче заключить соглашение, чем выполнить его. Я чувствовала себя отяжелевшей, поглупевшей, заторможенной. Забраться на дерево казалось мне не по силам, это было слишком тяжкое испытание. Я стояла перед стволом и смотрела наверх минут пять, прежде чем накопила достаточно энергии.

Есть люди, которые просыпаются быстро, и есть такие, кто просыпается медленно. Я вообще проснуться не могла. Но по опыту знала, что если просто посижу полчаса, то постепенно наполнюсь энергией. Так что я сонно уселась в домике на дереве, глядя на дорогу вдали, терпеливо ожидая, когда моё тело снова начнёт нормально функционировать.

Как только это произошло, сидеть на дереве стало не в тягость. Я, не веря самой себе, вдруг осознала, что прошло не более двадцати часов с того момента, когда мы выскочили из буша в совершенно новый мир. Жизнь может меняться очень быстро. И в каком-то смысле нам следовало привыкнуть к переменам. Мы ведь уже повидали всякое. Например, вот этот домик на дереве. Мы с Корри немало часов провели под его крышей, устраивая чайные вечеринки для кукол, играя в школу, подсматривая за стригалями овец, делая вид, что мы тут пленницы. Все наши игры были подражанием действиям взрослых, взрослой жизни, хотя мы, конечно же, тогда этого не понимали. А потом наступил день, когда мы перестали играть. Пара месяцев прошла без наших обычных игр, но в первые школьные каникулы я собрала кукол и попробовала начать всё сначала. Но всё пропало: магия игры уже не действовала. Я даже с трудом могла вспомнить, как мы всё тут делали, пытаясь вернуть то настроение, сюжеты игр, вспомнить, как куклы двигались, думали, говорили. Но это теперь напоминало чтение бессмысленной книги. Потрясённая тем, как быстро всё растаяло, я грустила о потерянном, немного боялась того, что со мной произошло, и не знала, чем теперь занять время.

Потом я услышала внизу какой-то звук и увидела рыжую голову Корри, которая поднималась в домик. Я сдвинулась влево, освобождая для неё место, и через мгновение она уже была рядом со мной.

   – Заснуть не могу, – объяснила Корри. – Так много нужно обдумать!

   – Я спала, только не знаю как.

   – Что-то страшное снилось?

   – Не знаю. Я никогда не помню сны.

   – Ну да, не так, как Тео, как там его фамилия... Он каждое утро рассказывал нам, что ему приснилось, во всех подробностях. Скукота!

   – Да он просто зануда.

   – Интересно, где они все сейчас, – тихо проговорила Корри. – Я так надеюсь, что они там, на территории ярмарки... Надеюсь, что с ними всё в порядке. Только об этом и думаю. Вспоминаю то, что мы проходили на истории о Второй мировой войне, о Кампучии и всяком таком, и у меня просто мозги плавятся от ужаса. А потом я думаю о том, как те солдаты в нас стреляли и как они кричали, когда взорвалась сенокосилка... – Корри с несчастным видом подобрала кусок коры. – Элли, я просто не могу поверить, что это происходит на самом деле. Вторжения случаются в других странах и в кино. Даже если мы всё переживём, я уже никогда не буду чувствовать себя в безопасности.

   – Я тут думала о том, как мы здесь играли...

   – Да-да, чайные вечеринки. И наряжали кукол. Помнишь, как мы их всех намазали губной помадой?

   – А потом нам стало неинтересно.

   – Мм... да, всё как-то угасло... Мы выросли, наверное. Появились другие интересы, вроде мальчиков.

   – Да, то были наши невинные дни... Знаешь, когда мы перешли в старшие классы и всё такое, я, оглядываясь назад, улыбалась и думала: «Боже, неужто я была такой наивной?» Санта-Клаус и Зубная фея... Ещё я думала, что мама лепит мои рисунки на холодильник потому, что это настоящее искусство... Но кое-что я вдруг поняла. Корри, мы и оставались такими же наивными. Вплоть до вчерашнего дня. Да, мы уже не верили в Санта-Клауса, но мы верили в другие фантазии. Ты сама назвала одну из них. Самую главную. Мы верили, что нам ничто не грозит. Вот уж всем фантазиям фантазия! А теперь мы знаем, что это не так, и, как ты и сказала, никогда уже не почувствуем себя в безопасности, так что прощай невинность! Было приятно с ней познакомиться, но теперь она ушла.

Мы сидели в домике, глядя через загон на тёмный кусок дороги вдали, дороги, которая протянулась там, как тонкая чёрная змея. На ней появились бы люди, если бы вздумали искать нас. Но на дороге не было никакого движения, только птицы занимались своими неизменными делами.

   – Думаешь, они придут? – вскоре спросила Корри.

   – Кто? Солдаты? Не знаю, но Гомер кое-что сказал... насчёт того, что у них недостаточно людских сил, чтобы обшарить весь округ. Думаю, в его словах большая доля правды. Понимаешь, у меня такая теория: они используют нашу долину как некий коридор, подступ к большим городам и поселениям. Предполагаю, что они приземлились около залива Кобблер и что Виррави их интересует лишь потому, что они хотят затаиться, пока не смогут добраться до остальной страны. Залив Кобблер – огромная гавань, и вспомни: мы ведь его не видели, когда выбрались из Ада, он скрывался в тумане. Могу поспорить, что там сейчас полным-полно кораблей и оттуда их части передвигаются по шоссе. Но едва ли Виррави может быть для кого-то главной целью. У нас тут нет секретных ракетных баз, нет атомных станций. Или, по крайней мере, не было в последний раз, когда я смотрела по сторонам.

   – Не знаю, – с сомнением произнесла Корри. – Никогда ведь было не угадать заранее, к чему ведёт миссис Норрис, когда она показывала нам разные опыты в школьной лаборатории... Так и тут... что-то может быть хорошо скрыто.

   – Эй, детишки, а ну спускайтесь с дерева! – послышался голос внизу. Нам и смотреть туда было незачем, чтобы понять, кто это. – Вы, конечно, отменные сторожа! – сказал Гомер, поднимаясь к нам. – Но я слышал, что вы тут говорили о миссис Норрис, моей любимой учительнице. Я ей всё расскажу, когда вернёмся в школу.

   – Ага, лет через двадцать.

   – А разве не на уроке миссис Норрис ты вылез в окно и спустился по водосточной трубе? – спросила я.

   – Вполне возможно, – признал Гомер.

   – И почему? – со смехом спросила Корри.

   – Ну, мне стало немножко скучно, – объяснил Гомер. – Даже скучнее обычного. Вот я и подумал, что лучше уйти. А окно оказалось ближе, чем дверь, так что, когда училка отвернулась к доске, я и вышел. И спустился по трубе.

   – А потом наткнулся на мисс Максвелл, – хихикнула я.

   – И она спросила: «Ты что тут делаешь?»

   – Вполне справедливый вопрос, – кивнула я.

   – А я ей объяснил, что проверяю систему стоков, – закончил Гомер, качая головой при воспоминании о взбучке, которая за этим последовала.

Мы захохотали так, что едва не свалились с дерева.

И тут нас заставил умолкнуть знакомый звук. Мы замолчали и вытянули шею, всматриваясь в небо.

   – Вон там! – воскликнула Корри, показывая.

Над холмами пронёсся реактивный самолёт, так низко, что мы смогли рассмотреть опознавательные знаки на нём.

   – Это один из наших! – взволнованно закричал Гомер. – Мы всё ещё в деле!

Самолёт взял немного вверх, чтобы миновать вершины, повернул влево и унёсся в сторону Страттона.

   – Ой, смотрите! – закричала Корри.

Ещё три самолёта, тёмные и зловещие, промчались следом за нашим. Они летели немного выше, но в том же направлении. Шум был оглушительным, он рассёк тишину неба и земли, как некая гигантская застёжка-молния, разошедшаяся с бешеным грохотом. Гомер снова сел.

   – Трое против одного, – пробормотал он. – Надеюсь, он с ними справится.

   – Он или она, – рассеянно пробормотала я.

Длинный день продолжался. Когда все проснулись, мы довольно поздно позавтракали и без конца говорили о Ли и Робин, гадая, где они могут быть и что могло случиться. Через какое-то время мы осознали, что бессмысленно повторяем одно и то же. Гомер замолчал минут на десять, и наши голоса постепенно утихли, потому что мы заметили, что все смотрим на него. Наверное, так всегда случается, когда кто-то молчит слишком долго. А может быть, это произошло потому, что мы уже начали признавать главенство Гомера. Он вроде бы ничего не заметил, просто заговорил в какой-то момент, как будто так и надо было.

   – А как насчёт вот чего... – начал он. – Вы знаете, что я думаю о том, чтобы всем постоянно держаться вместе. Это, конечно, приятно, но чрезвычайно глупо. Нам нужно стать жёстче, и быстро. И хотя нам нравится держаться вместе, это уже не имеет значения. Вы понимаете, о чём я говорю? Ну так вот, я предлагаю, чтобы двое из нас отправились в Виррави поискать Ли и Робин. Если к полуночи их не будет, надо пойти в дом Ли, проверить, возможно, они там прячутся, даже могли быть ранены.

   – Я думал, ты больше не веришь в дружбу, – заговорил Кевин. – Ведь идти к дому Ли – это чертовский риск, если мы уж так беспокоимся о собственном спасении.

Гомер бросил на него холодный взгляд, и даже Корри сделала большие глаза.

   – Я это не ради дружбы делаю, – ответил Гомер. – Это рассчитанный риск. Семь человек – лучше, чем пять, так что мы должны рискнуть ради того, чтобы снова довести наше число до семи.

   – И кончим тем, что останутся всего трое.

   – Мы можем кончить и тем, что вообще никого не останется. С этого момента и впредь любой шаг представляет собой риск, Кев. Мы нигде не будем в безопасности, нигде и никогда, пока всё это не кончится. И всё, что мы можем делать, так это рассчитывать добавочные риски. Если это будет продолжаться достаточно долго, нас всё равно поймают. Но если мы ничего не будем делать, нас поймают гораздо быстрее. Самое рискованное – вообще не рисковать. Или рисковать бездумно. Мы должны выбрать для себя нечто среднее. Совершенно очевидно, что те, кто отправится на поиски Ли и Робин, должны быть чрезвычайно осторожны. Но я уверен, что они и сами это сообразят.

   – А оставшимся троим что делать? – спросил Кевин. – Тупо сидеть здесь, есть и спать? И даже без телевизора!

   – Нет, – ответил Гомер. Он даже наклонился вперёд. – Я вот что предлагаю. Они нагрузят «тойоту» Корри всем полезным, что только смогут найти. Потом пойдут к Кевину и там тоже соберут всё, что найдут. И в моём доме, и в доме Элли, если хватит времени. Потом заберут у Кевина «лендровер» и его тоже нагрузят. Я имею в виду продукты, одежду, бензин, винтовки, инструменты, всё такое. К рассвету у нас будут две машины, набитые грузом под самую крышу и готовые отправиться в путь.

   – Отправиться куда? – спросил Кевин.

   – В Ад, – спокойно ответил Гомер.

В том и состояла гениальность Гомера. Он умел соединить мысль и действие, он умел планировать наперёд. Думаю, он чувствовал, что наш главный враг – бездействие. Любой, кто увидел бы нас в тот момент, подумал бы, что мы очутились в самом отчаянном положении за всю свою жизнь. И в один миг всё изменилось. Мы выпрямились, заволновались, у нас загорелись глаза и щёки. Нам было теперь чем заняться, чем-то полезным для всех. Внезапно стало ясно, что у нас всё же есть будущее и оно – в Аду, в том самом таинственном провале за грядой гор. Мы начали осознавать, что жизнь, похоже, ещё не кончилась.

   – Мы составим список, – сказала Фай. – Нужны карандаши, ручки, бумага. Корри?

Примерно час мы занимались составлением списка. В него вошло множество вещей, таких как ключи от баков с бензином, ножной насос для накачки автомобильных шин, топливо для «лендровера». В продуктовой части списка значились рис, лапша, консервы, чай, кофе, джемы, разные хлопья, сухие бисквиты, печенье и сыр. Кевин явно огорчился, когда сообразил, что ему, похоже, приходится стать вегетарианцем. Но мы наверняка должны были найти горы яиц и в кухнях, и в курятниках. Конечно, мы не забыли и про одежду, в первую очередь сосредоточившись на тёплых вещах – на тот случай, если погода испортится или нам придётся скрываться в буше долгое время. В одежде мы обращали внимание прежде всего на цвета, которые должны быть неброскими, тёмными, то есть камуфляжными.

Но, кроме первостепенного, нужно было подумать и о многом. Множество всякого барахла осталось в «лендровере» после нашего пятидневного пребывания в Аду, и всё это нужно было проверить. Мы снова и снова обдумывали, что ещё нам понадобится. Мыло, средства для мытья посуды, шампуни, зубная паста и зубные щётки, растопка для огня, карандаши и ручки, бумага, карты окрестностей, компасы, книги для чтения, транзисторный приёмник – на тот случай, если оживёт какая-нибудь радиостанция, – ещё батарейки, фонари, средства от комаров, аптечка первой помощи, бритвы, тампоны, игральные карты, шахматы, спички, свечи, крем от загара, бинокль, гитара Кевина, туалетная бумага, будильник, фотоаппарат и кинокамера, семейные фотографии... Гомер ничего не сказал насчёт семейных фотографий, но, когда мы стали перечислять другие семейные драгоценности, он наконец вмешался.

   – Мы не можем тащить с собой такие вещи, – сказал он, когда Корри внесла в список ежедневники своей матери.

   – Почему это? Они для неё очень важны! Мама всегда говорила, что, если дом вдруг загорится, она первым делом кинется спасать именно их.

   – Корри, мы не на пикник собираемся. Нам нужно научиться думать о себе как о партизанах. Вы и так уже внесли в список плюшевых медведей и гитары. Думаю, этого достаточно.

   – Если мы можем взять семейные фото, то точно так же можем взять и мамины дневники, – упрямо возразила Корри.

   – Вот так оно всё и происходит, – вздохнул Гомер. – Ты говоришь: «Если можно взять фотографии, то можно взять и дневники», а кто-то тут же говорит: «Если можно взять дневники, то можно взять и папины футбольные трофеи», и, прежде чем вы опомнитесь, понадобится уже парочка трейлеров.

Это был всего лишь один из множества споров, которые мы затеяли в тот день. Мы устали, перенервничали, мы боялись за Ли и Робин, за наших родных. Но именно этот спор разрешила Фай – она высказала одно из тех предположений, которые мгновенно начинают выглядеть совершенно очевидными и заставляют вас удивиться тому, что вы сами так долго не могли до этого додуматься.

   – А почему бы нам не собрать всё ценное в наших домах, – сказала Фай, обращаясь к Корри, – ну, драгоценности твоей мамы и всё такое... а потом спрятать где-нибудь? Закопать, например, в огороде.

Идея была настолько хороша, что я понадеялась: у нас останется время и для того, чтобы заняться тем же в моём доме.

А Кевин тем временем пытался тайком внести в список ещё какие-то предметы, самыми важными из которых, похоже, были для него презервативы. Но как только он их вписал в лист, Корри тут же их и вычеркнула, и несчастная бумага вскоре стала грязной от бесконечных стираний и исправлений.

Но когда дело дошло до оружия, Кевин сразу стал серьёзным:

   – Нам нужна парочка винтовок и пистолет. Одна винтовка двадцать второго калибра, но другая посолиднее. И пистолет двенадцатого. Для винтовок патронов у нас много, но для пистолета столько не найдётся. Если только папа не прикупил ещё, пока мы были в отъезде, только я в этом сомневаюсь. Он об этом говорил, но вряд ли он ездил в город до Дня поминовения, а тогда все спортивные и оружейные магазины были закрыты.

В других домах имелись только газовые «хорнеты», да ещё у моего папы была винтовка, патроны к которой стоили так дорого, что я сомневалась, чтобы в доме нашёлся хотя бы один.

Я как раз объясняла другим, где эта винтовка хранится в нашем доме. Я уже вычислила, что буду одной из тех, кто отправится в город. Но тут мы внезапно услышали странный далёкий звук. Это было похоже на самолёт, но громче, грубее, и он быстро приближался.

   – Это же вертолёт, – с испуганным видом сказала Корри.

Мы бросились к окнам.

   – Отойдите оттуда, черт побери! – закричал Гомер и тут же повернулся ко мне. – Мы забыли выставить часового. – Он начал стремительно отдавать приказы: – Кевин, беги в гостиную, Фай – в ванную комнату, Корри – ты в спальню, Элли – на веранду. Смотрите внимательно во все стороны, не появится ли кто-нибудь на дороге или в загонах. Я буду в конторке. Найду винтовку.

Мы повиновались ему. Гомер грамотно выбрал точки наблюдения – мы могли осматривать территорию вокруг на все триста шестьдесят градусов. Я выскочила на застеклённую веранду, как здоровенный перепуганный таракан, встала у занавесок и стала выглядывать из-за них. Я не видела вертолёта, но я его слышала, он грохотал хрипло и угрожающе. Я внимательно осматривала окрестности, но ничего не замечала. Потом что-то шевельнулось на краю моего поля зрения. Это оказалась малышка Флип, топавшая через двор. Мне стало худо. Собаку могли заметить с воздуха, и какие бы они сделали выводы? Здоровая собака, которая радостно носится вокруг дома, предположительно пустующего уже неделю... Я соображала, нужно ли мне поскорее позвать её, на тот случай, если её ещё не обнаружили? А если она слишком энергично откликнется на мой зов, то это покажется ещё более подозрительным. Я решила ничего не делать, и как раз в этот момент вертолёт вылетел на мою сторону дома. Он был огромным, уродливо-тёмным, как могучая оса, с гулом ищущая, кого бы убить. Я отшатнулась назад, спряталась за занавесками, боясь увидеть лица людей, сидевших в страшной машине. Мне казалось, что они могут видеть дом насквозь и стены им не помеха. Я присела на корточки, потом поползла вдоль стены к углу, повернула к двери и помчалась в контору, где уже собрались остальные.

   – Ну? – спросил Гомер.

   – Солдат не видела, – ответила я, – но там Флип бегает по двору. Они должны были её заметить из вертолёта.

   – Этого уже может оказаться достаточно, чтобы у них возникли подозрения, – сказал Гомер. – Они же обучены замечать всё не совсем обычное. – Он выругался. – Нам ещё многому придётся научиться, если, конечно, мы вообще выберемся из этой передряги. Сколько человек было в вертолёте?

Ответы прозвучали разные:

   – Трудно сказать...

   – Пожалуй, трое.

   – Я не видела.

   – Трое или четверо, но, может быть, сзади и другие сидели.

   – Если они сейчас приземлятся, то, скорее всего, разойдутся в разные стороны... – Гомер думал вслух. – От двадцать второго калибра пользы не особо много. «Тойота» всё ещё стоит в овечьем загоне. Поверить не могу, что мы были настолько глупы. Ладно уж, что теперь говорить... Возвращайтесь на те же места, следите, что будет. И постарайтесь сосчитать солдат. Но ни в коем случае не позволяйте им себя заметить.

Я побежала на веранду, но вертолёта уже нигде не было видно. Однако его чудовищный злобный гул наполнял мою голову, заполнял дом. Он ревел во всех комнатах. Я вернулась в контору.

   – Он с западной стороны, – сказал Кевин. – Просто завис там, не опускается.

   – Послушайте, ребята, – заговорил Гомер, – если он приземлится, у нас, похоже, останется только два варианта. Мы можем ускользнуть с противоположной стороны дома и под прикрытием деревьев убежать в буш. От велосипедов пользы не будет, до «тойоты» нам не добраться. Так что бежать придётся на своих двоих и полагаться на собственные мозги и физическое состояние. А второй вариант – сдаться.

Наступило мрачное, пугающее молчание. На самом деле у нас был только один вариант действий, и Гомер это прекрасно знал.

   – Мне совсем не хочется стать мёртвым героем, – сказала я. – Думаю, мы должны воспользоваться шансом и сдаться в плен.

   – Согласен, – быстро откликнулся Гомер, как будто испугался, что кто-то начнёт возражать.

Несогласным выглядел только Кевин. Мы все уставились на него. Он немного помялся, потом нервно сглотнул и кивнул:

   – Ладно.

   – Идемте в гостиную, – предложил Гомер. – Посмотрим, там ли ещё вертолёт.

Мы поспешили по коридору к гостиной, Кевин первым вбежал туда и бросился к окну.

   – Висит, – доложил он. – Ничего не делает, просто наблюдает. Нет, погодите... немножко сдвинулся... спустился ниже...

Фай вскрикнула. Я оглянулась на неё. Она весь день держалась очень тихо. А теперь выглядела так, словно готова потерять сознание. Я схватила её за руку, и Фай с такой силой сжала мои пальцы, что я подумала, что, пожалуй, сама сейчас хлопнусь в обморок. Кевин продолжал комментировать происходящее.

   – Они прямо на меня смотрят, – сказал он. – Но не думаю, что видят меня.

   – Не шевелись! – приказал Гомер. – Выдаёт именно движение.

   – Знаю! – огрызнулся Кевин. – Или ты думаешь, я собираюсь пуститься в пляс?

Ещё минуты две мы стояли, как манекены в витрине магазина. В комнате как будто становилось всё темнее и темнее. Когда Кевин снова заговорил, это был шёпот, словно солдаты уже топтались в коридоре.

   – Он завис... не знаю... нет, немного сместился в сторону, чуть-чуть. Может, собирается полететь на другую сторону дома...

   – Тогда движение было бы заметным, – возразил Гомер. – Но не могут же они вечно тут висеть.

Фай ещё сильнее сжала мою руку, хотя я думала, что такое просто невозможно. Это было даже хуже, чем нести из магазина битком набитые пластиковые пакеты с собачьей едой. Кевин продолжал говорить, как будто и не слышал Гомера:

   – По-прежнему сдвигается в сторону... ещё немного... нет, назад пятится чуть-чуть... Эй, ты, вали наконец отсюда! Да, отходит назад и скорости прибавляет. Ох да! Как какой-нибудь хоккеист, что готовится к удару... Да! Да! Вали отсюда, лети к себе! – Он вдруг повернулся к нам и небрежно пожал плечами. – Смотрите! Мне только и нужно было, что воспользоваться своим обаянием!

Когда звук вертолёта стал уже больше похож на гудение бензопилы, Корри схватила что подвернулось под руку и швырнула в Кевина. Предмет оказался фигуркой Девы Марии, и, к счастью для Корри, Кевин её поймал. Фай разразилась слезами. Гомер нервно улыбнулся и тут же переполнился энергией.

   – Теперь можно и шуметь, – сказал он. – Нам повезло. Больше мы не должны совершать так много ошибок. – Он погнал нас всех в гостиную, потом дальше, за дверь, из дома. – Теперь будем совещаться здесь, откуда видно дорогу. Так, слушайте, я скажу, что думаю. Если в моих рассуждениях есть провалы, говорите сразу. А нет – значит, так и сделаем. Хорошо? У нас нет времени на долгие споры. Отлично. Начнём с собак. Флип и та, вторая, как её там...

   – Милли, – подсказала я.

   – Да, – кивнул Гомер, – Милли. Ребята, нам придётся их бросить. Оставим им всю собачью еду, какая найдётся, но это всё, что мы можем для них сделать. Второе – коровы. Я посмотрел твою, Корри. У неё не только уже мастит, у неё гангрена начинается. Нам придётся её пристрелить. Было бы слишком жестоко позволить ей страдать.

Я посмотрела на Корри. Она слушала Гомера с сухими глазами. Гомер продолжил:

   – Третье – «тойота». Мы не можем сейчас её забрать. Они увидят нас с воздуха, а если и нет, то заметят, что она исчезла. Так что трое возьмут с собой всё, что можно увезти на велосипедах, поедут к Кевину – там должен быть другой внедорожник. – Он посмотрел на Кевина, спрашивая, так ли это.

   – «Форд» так там и стоит, – кивнул Кевин.

   – Хорошо. Я, вообще-то, надеялся, что мы сможем увезти отсюда овощи из огорода мамы Корри. Но не думаю, что сейчас подходящий момент для этого, разве что в темноте... А пока что нам, полагаю, до ночи лучше уйти в буш. Берём велосипеды и то, без чего действительно не обойтись, и отправляемся, а то они ведь могут сюда послать солдат из города. Я уверен, что после наступления темноты они уже не появятся, но до того оставаться слишком опасно. И наконец, насчёт вечера. – Гомер говорил очень быстро, но мы не пропускали ни слова. – Думаю, нам с Элли нужно пойти в город. Нам необходимо оставить здесь водителя, а Кевин и Элли – лучшие в этом деле. К тому же несправедливо было бы составлять группы из одних девочек или из одних парней. Потом, если вы втроём доберётесь к рассвету до дома Элли, мы там и встретимся. Если нас не будет утром, ждите нас до следующей полуночи, а потом отправляйтесь в Ад. Одну машину спрячьте у дома Элли, а вторую где-нибудь на гребне, рядом с Тейлор-Стич, а сами спускайтесь к месту нашей стоянки. Мы сами туда доберёмся, когда сможем.

Говоря всё это, Гомер нервно обшаривал взглядом дорогу. Теперь он встал и выпрямился.

   – Меня здорово напугал этот вертолёт, – продолжал он. – Давайте уйдём прямо сейчас, а грабёж домов отложим до вечера. Я вас буду ждать у навеса стригалей. Мы должны собрать все велосипеды. Без них нам не обойтись.

Гомер взял винтовку и посмотрел на Корри, вскинув густые тёмные брови. Та заколебалась, потом пробормотала:

   – Лучше ты.

Корри пошла с нами, а Гомер отправился в одиночку к деревьям в конце загона при доме, где беспокойно топталась корова. Выстрел прозвучал через несколько минут, когда мы уже бежали к домикам стригалей. Корри левой рукой вытерла глаза, правой она держалась за руку Кевина. Я похлопала её по спине, чувствуя себя очень странно. Я прекрасно понимала, что чувствовала в тот момент Корри. Люди привязываются к своим коровам. Я видела, как папа стрелял в состарившихся собак, в кенгуру, которая запуталась в колючей проволоке и уже не могла выбраться, в овец, когда на рынке падали цены... И я понимала, что дни Милли тоже сочтены. Но мы никогда не убивали молочных коров.

   – Надеюсь, мама с папой не стали бы возражать, – проворчала Корри.

   – Они бы стали очень сильно возражать, если бы ты разбила ту статуэтку, – сказала я, пытаясь немного её взбодрить.

   – Хорошо, что я отличный защитник на поле, – похвастал Кевин. – Ловить умею.

Мы добрались до домиков стригалей, а через пару минут к нам присоединился Гомер. И как раз вовремя. Через несколько секунд после этого с запада низко и страшно промчался над нами чёрный реактивный самолёт. Он шумел, как все бормашины мира одновременно, если их вой усилить в тысячу раз. Мы наблюдали за ним через маленькие окошки спальни стригалей, слишком зачарованные и испуганные, чтобы шевелиться. Было в этом самолёте что-то зловещее, даже дьявольское. Он мчался явно целенаправленно, уверенно, с холодной злобой... Когда самолёт пролетал над дорогой, он как будто чуть замедлил ход и едва заметно содрогнулся. И из-под его крыльев вылетели две маленькие стрелки, две чудовищные чёрные штуковины, которые стали быстро расти, приближаясь к нам. А приближались они ужасающе быстро. Корри испустила крик, которого я никогда не забуду, – как подбитая птица. Первая ракета ударила в дом, вторая помчалась следом за ней.

Дом начал медленно разваливаться. Он как будто повис в воздухе, словно это и не дом вовсе, а конструкция лего, которую собрали не до конца. Потом внутри начал расцветать огромный оранжевый цветок. Он рос очень быстро, скоро внутри ему стало слишком тесно и пришлось разнести дом в щепки, чтобы освободить себе место. Всё разом взорвалось. Всё полетело в разные стороны – кирпичи, доски, раскалённое железо, стёкла, мебель, а острые оранжевые тычинки цветка ринулись в пространство, и вот уже они захватили загон у дома, повисли на деревьях, цеплялись за изгороди, падали на землю... А там, где стоял дом, всё стало чёрным: огонь исчез, только дым медленно поднимался над фундаментом. Шум взрыва прокатился над загонами как гром, отразившись от холмов. Обломки стучали но крыше домиков стригалей, точно град. Они падали очень долго, а когда самые тяжёлые куски уже лежали на земле, всякие лёгкие предметы: обгоревшие листы бумаги, обрывки ткани и синтетической набивки – всё ещё плыли в воздухе, не спеша и мирно разлетаясь по округе.

Вторая ракета ударила в склон холма за домом. Не знаю, то ли она должна была попасть в сараи для стрижки овец, то ли ещё куда. Она упала не так уж далеко от нас. И с такой силой ударилась о землю, что всё вокруг содрогнулось. А в следующую секунду прозвучал взрыв, и через мгновение кусок холма просто улетел.

Самолёт вернулся и сделал круг над загоном у реки, и мне показалось, что люди в нём, наблюдая картину разрушений, наслаждались ею. Наконец самолёт развернулся и умчался вдаль, в свою вонючую берлогу.

Корри сидела на полу, она икала и тряслась, как рыбка на крючке. Глаза у неё так ввалились, что их и не видно было. Ничто не могло её успокоить. Мы испугались. Гомер выбежал, принёс ведро воды. Мы немножко плеснули в лицо Корри. Кажется, это её слегка привело в чувство. Я подняла ведро и вылила воду ей на голову. Корри перестала икать и теперь просто плакала, прижавшись лбом к коленям, обхватив руками лодыжки, с неё стекала вода. Мы вытирали её, обнимали, но прошло несколько часов, прежде чем она успокоилась настолько, чтобы хоть посмотреть на нас. А нам оставалось лишь сидеть рядом, и ждать, и надеяться, что самолёт не вернётся, надеяться, что сюда не пришлют солдат в грузовиках. Корри не могла двинуться с места, а мы не могли никуда уйти без неё.