Текст книги "Айболит из Алабамы. Героические будни сельского ветеринара"

Автор книги: Джон Маккормак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц)

Глава 8

Ночью накануне «великого» дня, на который была назначена аудиторская проверка, мне так и не удалось уснуть. Я пришел в клинику еще до рассвета, сделал обход вместе с Тимми, который уже успел выгулять и накормить собак, затем пошел в кладовую, чтобы устроить рабочее место для мистера Джонса, сотрудника налоговой инспекции: сложил в один угол коробки с лекарствами, вытер пыль, принес небольшой стол и стул, поставил их в другой угол с тем расчетом, чтобы ничто не потревожило инспектора во время его работы. Я надеялся, что такое проявление заботы произведет на мистера Джонса хорошее впечатление, и он проявит гуманизм, когда придет время проверять журналы.

Мы не знали, когда именно должен приехать налоговый инспектор, но было известно, что в указанный день я стану второй его жертвой. Не исключено, что он прибудет в мрачном расположении духа, поэтому я нарвал цветов и водрузил на стол разношерстный букетик, а также подготовил все регистрационные журналы и ежедневники, аккуратно, как он просил, разложил рядом с букетом стопку налоговых квитанций за предыдущие годы, карандаши, блокноты и арифмометр. После этого начал принимать пациентов и отвечать на телефонные звонки, стараясь перенести все вызовы на более позднее время, чтобы лично встретить налогового инспектора.

К половине двенадцатого я окончательно извелся от ожидания, то и дело поглядывал на часы, но тут на шоссе появился новенький черный форд с официальной надписью на борту. Автомобиль двигался медленно, водитель явно высматривал ветеринарную клинику, наконец, он притормозил и осторожно въехал на стоянку. Я заметил, как инспектор внимательно посмотрел вначале на мой грузовик, а потом на станок для скота, установленный с северной стороны здания.

– Чем станок мог так заинтересовать налогового инспектора? – удивился я.

Меня по-прежнему тревожила оценка имущества, упомянутая во время телефонного разговора.

– Он здесь, доктор Джон! – воскликнула Сью.

– Да, да, спасибо.

Через окно смотрового кабинета я наблюдал, как хорошо одетый правительственный чиновник посмотрел на часы, затем на одометр и аккуратно сделал пометку в сером гроссбухе ручкой, заправленной официальными черными чернилами. Потом он закрыл окно, вышел из автомобиля и старательно захлопнул дверцу, дважды подергал за нее, чтобы проверить, надежно ли она заперта.

– До чего же странный тип, – подумал я.

В Чоктау никто обычно не запирал свои машины, а многие – и жилища. Если, подойдя к дому, вы обнаруживали, что парадный вход заперт, значит, требовалось обойти вокруг и войти внутрь через заднюю дверь.

Из багажника ужасный гость извлек старый, обшарпанный серый портфель, две огромные папки и древний арифмометр. Подвергнув беглой инспекции колеса своего шикарного лимузина, он двинулся к входу в клинику. Я уже поджидал его на пороге, услужливо придерживая дверь и широко улыбаясь.

– Здравствуйте, сэр, – я буквально лучился радостью – доброе утро, доброе утро! Должно быть, вы и есть инспектор Джонс. Добро пожаловать в ветеринарную клинику округа Чоктау!

– Насколько я понимаю, вы мистер МакКормик? – деловито осведомился он.

Я утвердительно склонил голову, инспектор сдержанно пожал протянутую руку. Мне показалось странным, что у такого высокого, длинноногого мужчины, обладающего начальственным голосом и правом оценивать чужое имущество, такая вялая рука – настоящий кисель.

– На самом деле правильно МакКормак, – ответил я, – но я подумываю сменить эту «а» на «и» и попытаться заявить свои права на состояние дядюшки Сайруса.

Он уставился на меня, как на зачумленного.

– Вы родственник мистера Сайруса МакКормика, того, кто изобрел жатку? Разве вы не знаете, что он оставил кучу денег, которые лежат в банке и дожидаются… впрочем, не имеет значения.

Он вскинул голову и с недоумением посмотрел на меня, видимо, смысл моей шутки остался ему непонятен.

– Да, действительно я – налоговый инспектор Джонс – прибыл сюда, чтобы выявить нарушения в уплате налогов. Прошу вас, проводите меня в кабинет.

Я пребывал в полной растерянности и не сомневался, что меня ждут серьезные проблемы, тем не менее мне удалось выдавить кривую ухмылку, когда он упомянул о «нарушениях». У ветеринаров это слово означает крупные неприятности с пищеварением у старой собаки или запорку слепой кишки у лошади.

– У нас нет возможности предоставить вам настоящий кабинет, – я снова усмехнулся, продолжая мысленно представлять себе собаку, страдающую запором. – Но мы устроили для вас славный уголок в кладовой, где вас никто не потревожит.

И, напыжившись от гордости, я проводил его в «кабинет», которому – хорошо бы ненадолго – предстояло стать его штаб-квартирой. После уборки в кладовой еще оставалось кое-что из моего ветеринарного снаряжения, лекарства и другие припасы, а также кое-какая рухлядь. Я включил настольную лампу.

– Надеюсь, вам удобно? – поинтересовался я. – Здесь вас не будут беспокоить ни лай собак, ни посетители.

В ту же секунду до нас отчетливо донесся лай гончей, сидевшей в будке на улице, и слабое, но настойчивое тявканье находившейся в виварии чихуахуа; тут мы оба поняли, что я несколько приукрасил действительность. Через мгновение инспектор испуганно вскинул голову и повернулся левым ухом к востоку, откуда слышался нарастающий рев прогоревшего глушителя. Грузовик, развозивший корма, пронесся по холму мимо клиники и свернул на север, где сотня голодных свиней с нетерпением дожидалась, когда им привезут провиант.

– Ладно, – неуверенно произнес он и с подозрением огляделся по сторонам, – здесь довольно необычно, но, надеюсь, скудная обстановка не помешает нашей работе.

Выходит, помимо «нарушений» этот Джонс обнаружил у меня еще и «скудную» обстановку.

– Вижу, вы приготовили свои записи. Похвально!

– Может быть, вам что-нибудь нужно? Сегодня у меня много работы.

– Пожалуй, нет. Но не уезжайте надолго, не исключено, что некоторые записи могут потребовать дополнительных разъяснений.

Значит, он не отказался от своих замыслов, о чем свидетельствовало слово «потребовать», еще один непривычный термин, испугавший меня даже больше, чем «нарушения» и «скудная» обстановка. Мне не терпелось поскорее убраться, но на языке вертелся еще один вопрос.

– Не знаком ли вам некий Джонс из Нэшвилла? Мой коллега и приятель был родом из этого города, а вы с ним однофамильцы. А может быть, вы родственники?

– Нет, я с ним не знаком и никогда не бывал в Нэшвилле, – сухо ответил мистер Джонс, протирая стол большим белым носовым платком, который он извлек из заднего кармана. Стараясь не встречаться со мной глазами, он старательно смахивал воображаемую пыль.

– Я спросил просто так. Вы оба высокого роста и носите обувь большого размера, – рассмеялся я.

Очевидно, у инспектора Джонса были проблемы с чувством юмора. Вместо того чтобы улыбнуться, он несколько раз потянул носом и, наконец, спросил:

– Почему здесь такой резкий запах?

Я тоже принюхался, но ничего особенного не почувствовал, поэтому просто покачал головой.

– По-видимому, он исходит вон от тех пакетов, – заявил инспектор, указывая в угол.

– Это ауреомицин, там несколько пакетов рассыпалось. В той канистре в углу хранится минеральное масло, а в ведрах я держу витамины для лошадей. Лично мне нравится запах ветеринарных препаратов, а вам разве нет?

Мне искренне казалось, что аромат витамина В и стимуляторов для рубца каждому по душе, но он лишь молча посмотрел на меня, а затем на лекарства, и его нос непроизвольно сморщился. По всей видимости, этому парню не понравился запах, присущий сельской ветеринарной лечебнице.

– Уверен, за годы своей работы вам довелось посетить не одну ветеринарную клинику.

– Ответ отрицательный. В моей практике это первый случай, – признался он, продолжая наводить порядок на столе. Несмотря на отвращение, он, видимо, все же собирался задержаться.

– Но вы же и раньше проводили инспекцию у ветеринаров.

– Ответ отрицательный. Вы – первый и единственный. Я никогда не держал дома животных, тем более таких опасных, как лошади, и понятия не имею, чем вы занимаетесь. Мне известно лишь, что вы очень любите животных.

Моей спине уже в который раз стало холодно. Я-то надеялся, что он хотя бы отдаленно представляет себе суть моей работы и мы сможем поговорить как интеллигентные люди. Похоже, мне предстояло провести ликбез.

Ровно в 12.30 мистер Джонс прервался на обед, он вышел к своему автомобилю с портфелем в руках и перекусил, сидя на переднем сиденье. Я попытался угостить его сыром, копченой колбасой, хлебом и колой из служебного холодильника, но он решительно отклонил мое предложение, несомненно квалифицируя его как попытку подкупить бутербродами должностное лицо.

Покуда он с «комфортом» закусывал в кабине своего форда, мне пришлось отправиться по вызовам. Я уговаривал себя не беспокоиться из-за того, что этот странный человек останется один в моей клинике, но не мог справиться с собой. Меня преследовали леденящие душу видения: я представлял себя, закованного в наручники, вот полицейские выводят меня с парадного крыльца, а мое милое семейство заливается слезами, с тоской глядя из-за занавесок, закрывающих окна гостиной. Я встряхнул головой, пытаясь отогнать мрачные мысли.

– Номер первый, вас вызывает база, вас вызывает база. Прием, – из рации зазвучал голос Сью.

– Да, прием, слушаю.

– Доктор Джон, этот инспектор из налоговой хочет задать вам какие-то вопросы. Он здесь, сейчас я вас соединю.

– Жду!

У меня побелели костяшки пальцев, с такой силой я стиснул руль.

– Гм, вы слушаете, мистер МакКормак? – раздался в эфире голос Джонса.

Было заметно, что он не привык пользоваться подобными переговорными устройствами.

Мне даже думать не хотелось, что этот разговор с человеком из налоговой инспекции мог услышать кто-нибудь из моих коллег в Висконсине, Иллинойсе и других штатах, если вдруг их рации работают на той же частоте!

– Гм, здесь в ваших записях имеются довольно странные пометки и рецепты, о которых я должен вас расспросить. Во-первых, вот тут вы якобы заплатили 120 долларов 50 центов за теленка по кличке Джек. Проясните, пожалуйста.

– Мистер Джонс, не имею ни малейшего представления, о чем вы говорите. Но могу заверить вас, что не покупал теленка по кличке Джек, равно как и любого другого. Запаситесь терпением, я скоро буду. Мне трудно разговаривать с вами по радио. Прием.

Подъезжая к городу, я пытался припомнить все, что могло бы иметь касательство к покупке телят. Но в тот период, за который мне предстояло отчитаться, я не покупал никаких телят. Правда, был один теленок, которому сломали ногу в тот момент, когда вытаскивали его из мамаши. А произошла эта неприятность по вине специальной акушерской лебедки для телят.

Тут меня осенило! На языке (англоязычных) ветеринаров такую лебедку называют «Джеком» (a calf jack). Ну, конечно! Это была лебедка, просто инспектор не разбирается в ветеринарном жаргоне.

– Это не теленок по кличке Джек, – завопил я, врываясь в клинику, – это лебедка для телят.

– Что это такое? – мрачно поинтересовался мистер Джонс.

– Это приспособление, которое мы применяем при отеле. Иногда отел у коровы слишком затягивается, она выбивается из сил и перестает тужиться. Тогда нам приходится помогать ей, используя специальную лебедку для извлечения плода.

– Хорошо, такого объяснения мне достаточно, – отозвался он. – Тогда я задам вам другой вопрос. – Каково предназначение станка?

После того как инспектор убедился, что станок необходим для фиксирования норовистых животных, он поинтересовался назначением некоторых других приспособлений. Чиновник налоговой инспекции хотел знать, почему так непомерно велики мои расходы на бензин и содержание грузовика, требовал объяснить чудовищные счета за лекарства и даже проявил интерес к встрече ветеринаров, на которой я присутствовал в прошлом году. Спустя несколько часов, после продолжительной лекции о тонкостях ветеринарной медицины, Джонс упаковал свои пожитки и направился к выходу.

– Приятно было познакомиться, доктор, – произнес он и по-настоящему улыбнулся. – Вы раскрыли мне глаза на вашу профессию. Мне хотелось бы, чтобы мой племянник приехал к вам на летние каникулы и поработал у вас некоторое время. Кстати, приношу свои извинения за то, что в письме назвал вас мистером, а не доктором.

– Ничего страшного. Однако хотелось бы узнать, каковы результаты вашего визита.

– Недели через две вы получите полный отчет, – пообещал он. – Счастливо оставаться.

Мистер Джонс обошел свой шикарный автомобиль, проверил каждую шину, осмотрел кузов на наличие вмятин или других повреждений, затем уселся за руль, подвинул водительское сиденье, сделал пометку в своем гроссбухе и, наконец, запустил мотор в полном соответствии с прилагаемой к форду инструкцией. Неторопливо выкатившись на шоссе, мистер Джонс трижды посмотрел налево и направо и двинулся в сторону Мобила, ни разу не оглянувшись и не помахав на прощание рукой. Больше мы с ним не встречались.

Три недели спустя мне принесли письмо. Читая его, я чуть не упал в обморок, меня бросало то в жар, то в холод. Самой серьезной проблемой оказалась неправильная оценка амортизации лебедки для телят, станка и двух моих грузовиков. Упоминались и другие преступления, за которые я должен был немедленно уплатить штраф – его сумма составляла мой заработок за 125 отелов. Такая плата за то, чтобы какой-то государственный чиновник называл вас доктором, показалась мне чрезмерной. К счастью, наш бухгалтер смог внести некоторые коррективы, благодаря чему штраф существенно уменьшился. Однако после этого случая мне было нелегко общаться с высокопоставленными федеральными чиновниками, разъезжающими на блестящих черных автомобилях.

Племянник мистера Джонса так и не объявился в ветеринарной клинике Чоктау. Подозреваю, что он решил пойти по стопам своего дядюшки.

Глава 9

– Док, мне нужно, чтобы вы как можно скорее приехали и осмотрели корову. Она легла и не желает подниматься, – как-то холодным воскресным февральским утром сообщил голос на другом конце телефонной линии.

Звонил Клай Бузер, мой добрый приятель, совмещавший разведение скота с торговлей лесом, а также преданный поклонник футбольной команды «Алабама Кримсон Тайд» и ее легендарного тренера Пола (Медведя) Брайанта. Клай был отличным парнем, но его манера непрерывно болтать о футболе действовала многим на нервы, особенно это касалось болельщиков «Обурна» (и меня в том числе).

Я неплохо разбираюсь в коровах, пусть и без большого желания, но мне пришлось пообещать Клаю заглянуть к нему после осмотра заболевшего мула. Когда корова укладывается на землю и не поднимается в течение нескольких дней, у нее развивается дегенерация мышц и нервов, плохо поддающаяся лечению, поэтому ни один ветеринар не придет в восторг, услышав, что ему придется лечить корову с такими симптомами. Хотя бывало и по-другому, например, если корова легла из-за мастита, тогда после внутривенной инъекции кальция пациентка вскакивала как ни в чем не бывало. Иногда встречались животные, причиной болезни которых являлись сложные нарушения метаболизма, здесь стандартные методы лечения оказывались вообще неэффективными.

Корова Клая явно страдала от хронического недоедания, что было типичной проблемой для зимнего времени в Чоктау шестидесятых годов. Это вовсе не означало, что корову плохо кормили. Зачастую приходилось встречаться со старым животным, у которого почти не осталось зубов или они настолько сточились, что ими нельзя было как следует жевать. (Термин «хроническое недоедание» обычно кажется владельцу коровы более благозвучным, чем «истощение». К другим не менее полезным эвфемизмам я отнес бы «проблемы внутренностей», «комплекс дефицита внутренней энергии» и «расстройство наполнения сычуга».

Лично мне больше нравится термин «пустое брюхо», но боюсь, услышав такое определение, кое-кто из фермеров выгнал бы ветеринара вон). Были и такие, кто недокармливал скот, – у некоторых не хватало кормов и денег, другие искренне не понимали, что в холодное время года животные нуждаются в усиленном рационе.

Корова Клая укрылась в самой чаще леса – они всегда так делают, когда им не по себе, – и без помощи искусного следопыта, каковым являлся Лайдж, первый помощник Клая, мы бы ее ни за что не нашли. Сначала мы тряслись на ископаемом джипе Слая по бугристому от корневищ проселку – на мой взгляд, этот автомобиль прекрасно сохранился чуть ли не со времен Второй мировой войны, – затем еще добрую сотню ярдов прошагали пешком, и наконец добрались до места, где залегла моя потенциальная пациентка, гибрид херфордской и джерсийской пород. Лайдж обогнал нас на тракторе, он привез сена, зерна и воды.

Корова с жадностью набросилась на корм, выхватывая из корзины солидные порции. На меня она взглянула с подозрением. Я знал, что Лайдж порой балуется доморощенной ветеринарией, хотя и не пытается тягаться в этом с мировыми знаменитостями. Он частенько помогал Клаю, а иногда и его соседям, если у тех случались неприятности с коровами, был ярым пропагандистом надрезания хвоста и считался ведущим авторитетом в лечении болезни «Мурра». Мое мнение по этим вопросам во внимание не принималось.

– Док и впрямь неплохо разбирается, когда нужно помочь при отеле, вправить корове матку или проверить стадо, – как-то заявил один из фермеров. – Но я не дам за него и гроша, если дело коснется «Мурры».

Насколько я могу судить, симптомами «Мурры» считаются отек головы и языка, а также слюнотечение.

– Что, по-вашему, могло приключиться с коровой, Лайдж? – дипломатично поинтересовался я, осматривая эту старушку и заранее зная ответ.

– Думаю, у нее червь в хвосте, – ответил он с извиняющейся интонацией. Я уже добрался до головы пациентки, захватил – ее левой рукой и, оттянув нижнюю губу, осмотрел то место, где когда-то находились зубы. От резцов остались лишь пеньки, напоминающие мелкий жемчуг. Они были сточены и почти не выступали из десен.

– Сколько ей лет, Клай? – спросил я, с любопытством ожидая, что он скажет.

– Дайте сообразить, док, – протянул он, пытаясь сосредоточиться. – Вроде бы я купил ее в Линдене на ярмарке в тот год, когда «Алабама» проводила с «Туланом» ночной матч в Мобиле, тогда она была годовалой телкой. Получается, ей около десяти. Как всякий истинный болельщик, любое значимое событие своей жизни он связывал с каким-нибудь матчем своей футбольной команды.

– Взгляните на ее зубы, Клай! Ваша корова уже достаточно взрослая, чтобы идти голосовать! – воскликнул я. – А заодно посмотрите, в каком она состоянии. Кожа да кости. К тому же она беременна, а плод довольно крупный, – это для нее тяжелое испытание. Думаю, у нее нет шансов.

– Но, док, я помню, как вы приезжали к тете Молли и вылечили ее старую джерсийскую корову, когда она вот так же улеглась на землю. Вы сделали ей укол, она вскочила и побежала, как новенькая.

– Но у той был мастит, а не истощение, для вашей коровы такой способ не подойдет.

– Лайдж говорит, у нее червяк в хвосте, поэтому ей нужно надрезать хвост, а рану посыпать солью и перцем, но я сказал, что ваши средства лучше. Эта старушка всегда была хорошим игроком, мне не хочется ее потерять.

– Вполне можно надрезать корове хвост и приправить его специями, но на мой взгляд, делу это не поможет, если, конечно, вы не планируете тут же ее съесть. Давайте лучше введем ей глюкозу и другие лекарства внутривенно, а потом добавим кое-какие витамины. Если этот план не сработает, мы возьмем желудочный зонд и накачаем ей внутрь отрубей и овсяного отвара. Если и тогда мы не достигнем успеха, то подведем под нее веревки и будем поднимать два раза в день. Если все равно ничего не получится, значит, мы проиграли и вы можете увольнять тренера. Как вам такой план игры?

– Вполне, но я все же думаю, может, лучше обрубить ей хвост…

– Мы не будем этого делать. Выбросите эту мысль из головы. Это неспортивно!

Проделав все необходимое, я оставил Лайджу лекарства, чтобы он мог продолжать процедуры. По вечерам Клай регулярно звонил мне с докладом о прогрессе или о его отсутствии, каждый раз намекая, что неплохо было бы позволить Лайджу провести хирургическую операцию. Выкармливать слегшую корову – довольно тоскливое занятие, особенно если и сама корова, и те, кто за ней ухаживает, теряют бодрость духа и готовы капитулировать. Клай сдался примерно через месяц после моего визита.

– Док, не могли бы вы заглянуть ко мне и избавить старушку от мучений? – попросил он. – Я больше не в силах выхаживать ее. Может, вы сделаете ей такой укол, чтобы она просто уснула?

У меня было все необходимое для этого, и я обещал заехать на ферму в ближайшие дни.

– Док, я знаю, это не по-вашему, – признался Клай, – но Лайдж все твердил насчет того, чтобы обрубить старушке хвост, поэтому в конце концов я согласился.

– Может, вы и правы. У меня другое мнение, но ведь это ваша корова, Клай, и вы можете делать с ней все, что сочтете нужным, – ответил я. – Но вы должны знать, сделано все возможное, чтобы спасти вашу корову, и никакие средства ей уже не помогут. Она была обречена с самого начала.

Тем временем машина Клая, на которой мы ехали, миновала сосновую рощу, преодолела крутой подъем по каменистому пастбищу и начала спускаться к «лежбищу» злополучной пациентки.

Неожиданно Клай придвинулся к краю сиденья, быстро протер лобовое стекло со своей стороны и зажмурился.

– Д-док, что это там впереди или я вижу привидение? – заикаясь, пробормотал он.

Я выпрямился и на тропинке, вьющейся между соснами и кустарником, разглядел быстро двигающуюся корову. Разинув рты, мы дружно уставились на эту старушку, которая еще несколько часов назад лежала пластом, заглядывая в распахнутые «ворота смерти», а теперь бодро вышагивала нам навстречу. Она оказалась достаточно сообразительной и придерживалась середины тропинки, где почти не попадались предательские корни деревьев. Время от времени спотыкаясь, она шагала напряженной, скованной походкой, напомнив мне старого солдата, горделиво марширующего на параде в День ветеранов. В моих ушах буквально гремел гимн морской пехоты, когда корова, протрусив по холму, поравнялась с грузовиком и резко остановилась словно бы для того, чтобы отдать нам честь. Однако вместо этого она просто уставилась на нас, сверкая глазами.

Затем, взмахнув забинтованным хвостом, она протопала мимо грузовика, свернула на пастбище и приступила к дегустации зелени.

Зрелище было просто поразительным. Забинтованный хвост свидетельствовал о том, что Лайдж исполнил свой замысел! Выйдя из машины, мы увидели, как он стремительно шагает нам навстречу из рощицы, улыбаясь до ушей. В одной руке он нес большую коробку перца, а в другой – упаковку поваренной соли. Из заднего кармана комбинезона свисали остатки старой рубахи.

Как выяснилось, Лайдж сделал надрез над кисточкой коровьего хвоста и всыпал в рану щедрую порцию специй, после чего обвязал ее лоскутом рубахи. Повязку украшал кокетливый бантик.

– Лайдж, чем вы заставили ее подняться? – я пытался скрыть замешательство.

– Ну, – протянул он, – я только обработал ее хвост, как делаю обычно, а потом заставил ее встать. Сначала она никак не соглашалась, тогда я кое-что шепнул ей на ухо.

– Что же ты ей сказал? – нетерпеливо спросил Клай.

– Сказал, что мистер Медведь Брайант приказывает ей встать и пройтись. Через некоторое время она начала подниматься, но слишком уж медленно, тогда я схватил ее за хвост и немножко помог. Сначала она пыталась бежать, но чуть было не упала и решила притормозить.

– Зачем вы сказали ей про тренера Брайанта? – поинтересовался я.

– Потому что мистер Клай все время талдычит про мистера Брайанта, дескать, он может пройти по воде и остановить дождь в тот день, на который назначена игра. Вот я и подумал, что уж слегшую-то корову он легко поднимет.

– Лайдж, для этого годится любой сорт перца? – спросил я.

– Нет, сэр, только перец Уоткинса, и проследите, чтобы соль была настоящая, поваренная. Не берите соль с этим самым йодоформом.

Похожие рекомендации мне доводилось слышать и от других «народных целителей».

Прошло несколько недель, старая корова разрешилась отличным теленком и выкормила его. Но следующей осенью Клай, вернувшись домой с футбольного матча, не нашел своей коровы на привычном месте. На следующее утро они с Лайджем обнаружили старушку в чаще леса, куда она удалилась, чтобы умереть.

Я по-прежнему не понимаю механизма, который заставил старое, больное животное подняться на ноги, правда, и не уверен, что хочу его понять. Однако этот случай научил меня не проявлять самонадеянности и никогда не отрицать эффективности народных средств.