Текст книги "Люди ночи"
Автор книги: Джон М. Форд
Жанры:
Триллеры
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)
– Для подруги чего не сделаешь? – сказала она. – Дай мне полчаса, чтобы все это убрать.
– Отлично.
Белл подняла голову. В холл только что вошел Риз-Гордон и теперь не глядя наливал себе кофе.
Белл сказала театральным шепотом с нарочитым немецким акцентом:
– Ви приходить к воротам и приносить мне планы. Надевайт шляпа штоп я вас узнавайт.
– Я не стану вас слушать, у меня рабочее время закончилось, – ответил Риз-Гордон. – Идите шпионить к ночному дежурному, а мы свяжемся с вами в понедельник.
– Внизу через полчаса, – сказала Белл, обращаясь к ВАГНЕР, и вышла.
Риз-Гордон мгновение смотрел ей вслед, затем осторожно сел и принялся размешивать кофе шариковой ручкой.
– Где вы бываете на выходных, Гарет? – спросила ВАГНЕР.
– По большей части я бываю там, куда меня пошлют.
– Солнце никогда не заходит[55]55
Солнце никогда не заходит… – Хотя империей, над которой никогда не заходит солнце, первоначально называли Испанию, это определение прочно закрепилось за Британией.
[Закрыть], хм.
Риз-Гордон отхлебнул кофе.
– Солнце никогда не встает. Для меня, во всяком случае.
ВАГНЕР пробрала внезапная дрожь. Кто-то прошел по моей могиле, сказал тогда Аллан. Она забрала бумаги и встала.
– До свиданья, Гарет. Берегите себя.
– Хорошего отпуска.
Она двинулась к выходу, но у двери обернулась, почувствовав на себе его взгляд. Однако Риз-Гордон просто сидел, тощая бурая щепка в толстом оранжевом кресле, и глядел в свой кофе.
ВАГНЕР спустилась в подсобку, бросила распечатки программы в желоб печи для сжигания бумаг и нажала кнопку. Газовые горелки включились с легким хлопком, и ВАГНЕР вообразила, как бумага чернеет и скручивается, обращается в оруэлловский прах забвения.
Она надела жакет, вышла через проходную и устроилась в фойе с книжкой. Довольно скоро раздался голос Белл:
– Все, я готова.
ВАГНЕР подняла голову. Белл переоделась в туалете. Теперь на ней был белый лагерфельдовский тренчкот, лучшая ее вещь.
– Как я выгляжу?
– Когда я пойду с тобой под руку, все девчонки будут мне завидовать, – сказала ВАГНЕР, и они со смехом вышли на улицу.
Черри сидел на мотоцикле и смотрел, как объект выходит из здания министерства обороны. На ней был тот же белый плащ, что на фотографии. Как-то даже чересчур просто… только с ней была другая телка. Очень некстати.
Женщины остановили такси. Черри поехал за ними. Плевое дело – он мог бы следовать за такси во сне. Они проехали по мосту Ватерлоо, и такси высадило их у Национального театра.
Черри выругался. Не одно, так другое. Что ж, по крайней мере, он знает, где объект будет в следующие часа два. А раз так…
Он оставил мотоцикл на стоянке, вошел в здание Национального кинотеатра, рядом с НТ, взял сандвич и стакан молока. Черри никогда не пил на работе.
Объект и ее спутница вышли из театра в десять пятнадцать и вместе свернули на юг, в улочку между театром и парковкой.
Здесь они остановились и обнялись. Черри покачал головой. Такая баба аппетитная, прям жалко. Объект огляделась и пошла к открытому родстеру «Триумф Стаг». Черри запомнил номер автомобиля и медленно двинулся к нему. Она не увидит его, когда будет заводить машину.
Она открыла пассажирскую дверцу и села в автомобиль.
Черт. Она с кем-то встречается. Вот ведь гадство.
И тут ему пришла отличная мысль. Он пошел к машине, к объекту, ступая тихо, неслышно.
Черри был уже в шаге позади нее, когда под ногой хрустнул камешек. Объект обернулась и ничего не сказала. Она видела лишь черный силуэт.
Он левой рукой зажал ей лицо и рубанул ладонью по шее. Хрустнула кость. Объект дернулась, свет блеснул на ее больших серьгах.
Черри отступил на шаг и перевел дух. Затем нагнулся и выпрямил женщине голову. Под белым плащом на ней был длинный шарф; Черри вытянул его и намотал ей на шею. Она все равно осталась кривоватой, но в темноте сойдет.
Он обошел «Триумф», провел пальцем в перчатке по изгибу заднего бампера. «Стаги» ему нравились – серьезная английская машина из времен, когда над такими не смеялись. Ее владелец, очевидно, думал так же. Модель шестьдесят восьмого года, а выглядит как новенькая.
Черри подумал, что сможет сделать хорошие деньги на родстерах, когда заведет свою мастерскую. «Черри инглиш моторс. Специализация – родстеры». А если кто сунется к нему с пластмассовой подделкой, то получит кувалдой по бамперу.
Сегодня он на семь тысяч ближе к собственной мастерской.
На парковку, насвистывая и держа руки в карманах длинного плаща, вошел мужчина и направился прямиком к «Триумфу». Черри отвернулся, притворяясь, будто возится с замком машины на соседнем парковочном месте.
– Один прыжок, и безумный Майк на свободе! – сказал мужчина, обходя задний бампер «Стага». – Как спектакль, дорогая?
Черри кулаком двинул ирландца в висок, и тот упал на «Триумф». Черри обхватил его руками и, распахнув дверцу, впихнул на сиденье. Ноги пришлось заталкивать – автомобиль был тесноват. Черри почти закончил дело, когда заметил у мужчины на плечах погоны.
Он расстегнул на ирландце плащ, ощупал китель, но пистолета не нашел. Ладно, не бывает все как по заказу. Черри расстегнул собственную куртку и вытащил «беретту», радуясь, что взял ее, а не «вальтер». «Беретту» легче будет заменить, а что калибр маленький, это сегодня неважно.
Он снова сунул руку под китель ирландца. В левом кармане торчал карандаш. Значит, правша. Отлично. Черри вложил пистолет ему в правую руку и прижал дуло к шее под подбородком. Он знал, что из подушки выходит отличный глушитель, и надеялся, что мягкое содержимое головы сработает так же.
Вроде бы сработало.
Убедившись, что не оставил кровавых отпечатков или других сувениров, Черри отошел на шаг, оглядел свою работу, затем сиганул через невысокую бетонную стену, вернулся к своему мотоциклу и уехал.
ВАГНЕР открыла дверь своей квартиры и замерла. Дыхание перехватило. Ящики комода были выдвинуты, платяной шкаф распахнут, матрац валялся на полу, коврики были сдвинуты к плинтусу.
Она осторожно попятилась, гадая, ждут ли ее в квартире. Прислушалась. Все было тихо. Она вновь заглянула в комнату, держа ручку, чтобы в любое мгновение захлопнуть дверь. По-прежнему ничего.
ВАГНЕР спустила сумочку с плеча, поставила на тумбу у двери и вытащила портсигар-зажигалку. Вооруженная и очень опасная, она стремительно вошла в дом, навела пистолет на шкаф (внутри никто не прячется, все вверх дном), на кухню (невероятный разгром на столе и на полу), на санузел (тоже никого, корзина с грязным бельем перевернута, с унитазного бачка снята крышка).
ВАГНЕР закрыла входную дверь и села на единственный стул. Его подушка была разрезана, набивка вылезла наружу.
Когда зазвонил телефон, ВАГНЕР чуть не вскрикнула. Она выждала три звонка, всерьез пытаясь думать, потом осторожно взяла трубку, почти ожидая, что та рассыплется в руке или взорвется.
– Алло?
– Это Гарет Риз-Гордон из Центра, – сказал голос.
«Господи, – подумала она, – Секретная служба вышла на меня, игра окончена, они обыскали комнату, пользуясь своими чертовыми особыми полномочиями, и теперь…»
– …мне бы очень хотелось сообщить это как-то иначе, но в книге прихода-ухода отмечено, что из Центра вы уходили вместе.
– Что?
– Вы и Сьюз Белл, – терпеливо сказал Риз-Гордон. – Если это возможно, не могли бы вы приехать в больницу Святого Фомы? Надо, чтобы кто-нибудь опознал тело. Тела.
– Боюсь, я ничего не понимаю, – сказала она, отчаянно боясь, что понимает.
Риз-Гордон объяснил еще раз.
– Да, конечно, я приеду… нет, не надо присылать машину… – Она оглядела разгромленную комнату. – Если я возьму такси, это будет так же быстро. Да, я уверена.
ВАГНЕР положила трубку. Теперь она поняла, отчего взломщики не стали ее дожидаться. Они рассчитывали, что домой она не придет. Ее должны были убить, но совершили ошибку. Исключительно большую ошибку, которая очень дорого им обойдется. Война началась по-настоящему? Что ж, они получат войну. Они получат конец света, черт побери.
Часть четвертая. Набат
В Кембридже было солнечное субботнее утро. Профессор Эдвард Мортон Четвинд, кавалер ордена Британской империи, уже подходил к двери, когда в кабинете зазвонил телефон. «Марджи, возьмите, пожалуйста, трубку», – машинально крикнул он, однако на следующем гудке остановился и покачал головой. Он сам вчера сказал секретарше, что сегодня она ему не понадобится. Телефон по-прежнему звонил, а Четвинд все не мог решить, брать ли трубку.
Он поставил чемодан и вернулся в кабинет, воспользовавшись случаем еще раз проверить свет, пепельницы и камин. Нигде ничего не горело. Телефон на углу хэпплуайтовского стола[57]57
Телефон на углу хэпплуайтовского стола… – Джордж Хэпплуайт (1727–1786) – английский краснодеревщик, создатель классического стиля, для которого характерны строгие формы, гнутые линии, латунные накладки и небольшие инкрустации.
[Закрыть] по-прежнему надрывался.
– Четвинд слушает. Доброе утро, Чарльз. Нет, вообще-то я как раз выходил из дома. Что случилось?.. Хансард? При чем здесь это?[58]58
Хансард? При чем здесь это? – Хансардами в Британии называют издания парламентских дебатов (по имени Томаса Керзона Хансарда (1776–1833), который первый начал их публиковать).
[Закрыть] А, понял, фамилия. Нет, я… да, слышал фамилию… С чем?! Погодите, теперь припоминаю… Я догадываюсь, от кого он ее получил. Да. Отруби гидре голову… Я говорю сам с собой, Чарльз, не обращайте внимания. Послушайте, я улетаю в Канаду… о господи, через три часа. Действуйте на свое усмотрение, хорошо? И, Чарльз, я употребляю это слово в обычном смысле, не как эвфемизм из какого-нибудь триллера.
Четвинд умолк, постучал пальцами по столу, глянул на правый нижний ящик.
– Чарльз, вы еще… Теперь слушайте. Думаю, вопрос надо рассматривать как чисто научный, не как что-либо иное. Кажется, я знаю, как с этим разобраться. Да. Да. Нет, Чарльз, с вашей стороны никаких действий не требуется… Потому что, молодой человек, хотя милостью Божьей и дружественных правительств нам дозволено некоторое количество безнравственных шагов, явных глупостей следует всемерно избегать… Да. Правильно. Не сомневаюсь, что прекрасно проведу время. Да фу-ты, «Шератон», кажется… Марджи мне все записала. В Торонто, это я помню. Если самолет улетит без меня, я туда точно не попаду. До свиданья, Чарльз.
Четвинд сел за стол, закрыл глаза и начал массировать виски. Костяшки пальцев побелели от напряжения.
Часы на каминной полке пробили десять. Четвинд снял телефонную трубку и набрал номер, надеясь, что услуга, о которой он просит, не глупая и не безнравственная.
ВАГНЕР закончила укладывать вещи. Ей пришлось купить новый чемодан – люди Палатайна изрезали ее лучшую сумку в поисках плат. Она последний раз оглядела разгромленную квартиру, поставила вещи в коридоре, выключила свет и заперла дверь. Затем спустилась на улицу, загрузила багаж в арендованный автомобиль и уехала, не оглядываясь.
Время рассчитано точно. Никто не решит, что она уехала внезапно. Хозяйка в курсе, что у ВАГНЕР начался отпуск. Она не будет шпионить, но через неделю заглянет просто для порядка, увидит кавардак и решит, что квартиру ограбили после отъезда жилицы. Уж наверное та бы не стала жить в таком разгроме, ни слова не сказав.
Во вторник вечером машин на улицах было мало. Меньше чем через час она добралась до временной квартиры, снятой на фамилию, лишь на несколько букв отличную от ее настоящей.
ВАГНЕР вставила ключ в замок и на мгновение замерла. Что, если здесь окажется такой же разгром, как на старой квартире? Что, если грабители на сей раз решили ее дождаться? Она приложила ладонь к двери, то ли силясь успокоиться, то ли в глупой надежде магическим образом почувствовать опасность.
Нечестивый бежит, когда никто не гонится[59]59
Нечестивый бежит, когда никто не гонится. – Пр. 28:1.
[Закрыть], подумала она и отперла дверь. Внутри была обычная пустота. Маленькая спальня-гостиная с телефоном и телевизором, крохотная кухонька, пластиковая, но светлая, душ и раковина. В кухонном шкафу терпеливо ждал «дипломат» с платой КОН-СВЕТ. Все удобства.
Она снова спустилась в лавчонку за кофе с молоком и фиш-энд-чипс, потом села на кровать и стала есть под хаммеровский ужастик по Четвертому каналу[60]60
…под хаммеровский ужастик по Четвертому каналу. – Британская студия Hammer Film Productions Limited выпускала фильмы ужасов с 1934 г. до своего банкротства в 1975 г. Особенно популярна была ее «классическая серия» – по большей части ремейки известных фильмов ужасов.
[Закрыть]. Завтра воскресенье. Она никуда не пойдет, будет привыкать к новому месту, читать и составлять планы. С понедельника начнется очень напряженная неделя.
Хансард записался в читальный зал Британского музея и пришел точно в назначенное время. Британский музей как-никак.
– Здравствуйте, доктор Хансард, – сказал библиотекарь, глядя на удостоверение Белой группы. – Надолго в Англию на этот раз?
– Недели на две. – Хансард точно слышал фамилию библиотекаря, но вспомнить не мог, хоть убей. Он протянул заполненное требование. – Мне нужно вот это. Если не ошибаюсь, все в одном ящике.
– Хорошо, доктор Хансард. Я все принесу самое большее за пятнадцать минут.
Библиотекарь уложился в десять. Хансард расписался за книги, выбрал стол, сел – аккуратно, чтобы не скрипнуть стулом – и начал читать. Он начал погружаться в мелочи повседневной жизни, словно в теплую ванну, расслабляющую и в то же время вызывающую легкое чувство дезориентации.
– Простите, – прошептал женский голос над самым ухом, – у вас тут нет, случайно, «Анализа домовых счетов» Уивера?
Хансард поднял голову. Перед ним стояла девушка в твидовой юбке и розовой блузке, с наброшенным на плечи защитного цвета кардиганом. Через плечо у нее висела большая и бесформенная кожаная сумка. Волосы у девушки были светлые, глаза – голубые и внимательные, носик чуть острый…
– Да, да. Вот он. – Хансард принялся рыться в поисках брошюры.
– Отлично. Я скоро верну. Или, может быть, мне можно… – Она указала на другой конец его стола.
– Конечно, конечно.
Они оба владели искусством почти беззвучного библиотечного разговора.
– Спасибо.
Девушка села, скромно оправив юбку. Хансард довольно долго смотрел, как она вытаскивает из сумки блокноты и все прочее, затем вернулся к своим книгам. Потом снова взглянул на девушку. В ее лице было что-то от Анны Романо, в бедрах и манере одеваться – что-то от Луизы…
Наконец он начал вставать, затем передумал и, чувствуя, как губы растягиваются в улыбке, написал записку и кинул через стол.
Девушка это заметила. Чересчур быстро, подумал Хансард. Не так, как если бы была целиком погружена в чтение. Она прочла записку, что-то черкнула снизу и бросила листок обратно.
Хансард прочел:
МОЙ ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЙ ГРАНТ ВКЛЮЧАЕТ РАСХОДЫ НА ПИТАНИЕ. ЧТО ВЫ ДУМАЕТЕ О ЛАНЧЕ?
И ниже, аккуратным мелким почерком, ее ответ:
ЧУДЕСНО.
Она придвинула Хансарду одолженную у него брошюру, подняла десять пальцев – мол, дайте мне десять минут – и вышла.
Хансард вернул книги и пошел из читального зала мимо стеклянных витрин с фолио Шекспира и биллями о государственной измене, мимо иллюстрированных сказок братьев Гримм и Хартии вольностей, через весь длинный зал, полный бумажной истории. Он только что не напевал себе под нос.
Девушка сидела на лестнице в окружении любопытных голубей. Они разом взлетели, когда она встала, одернула юбку и спросила:
– Насколько шикарное место вы предпочитаете?
Хансард ждал от нее чего угодно, только не этого.
– Меня… э… вполне устроит музейный ресторан.
– Ой, бросьте. Ресторан сейчас полон скучными учеными и еще более скучными туристами. Блинчики любите?
– Конечно.
– Тогда сюда.
Она повела его на север в Блумсбери. По пути он узнал, что ее зовут Эллен Максвелл, она изучает историю в Кембридже и помогает собирать материал для книги о елизаветинском быте…
– Вы согласитесь, это ровно то, что нужно планете, чтобы решить проблемы перенаселенности и ядерного противостояния.
– Меня зовут Николас Хансард. Я преподаю в Валентайн-колледже, о котором вы никогда не слышали.
– Хансард? Вы хотите сказать, как…
– Как парламентские отчеты, ага.
Они пришли в кафешку с облезлой позолотой на оконных рамах красного дерева и разномастными столами и стульями. Максвелл заказала блинчики с грибами, Хансард – с курицей, и они разлили на двоих бутылку воды «Эвиан».
– Итак, доктор Хансард, – спросила девушка, принимаясь за салат, – что вы делаете для развития западной мысли?
– Я занимаюсь Скинской рукописью.
– Правда? Я видела копию. У подруги из университета есть.
– Копий очень мало. Кто ваша подруга?
– Вы ее не знаете.
– Вдруг знаю.
Эллен рассмеялась.
– Ладно, сознаюсь. Подруге вообще-то не положено иметь копию. Лилли даже не в состоянии прочесть рукопись, но она подумала, что чудесно будет иметь утраченный труд романтического Кита Марло. Она секретарша у одного профессора, и когда доктор Четвинд попросил ее сделать фотокопию…
– Она сделала две.
– Чудеса техники, не правда ли?
– Вы сказали Четвинд. – Хансард задумался. Фамилия вроде бы звучала знакомо. – Я читал его работу, что-то про Непобедимую армаду.
– «Паписты, памфлеты и пьесы – пропаганда на волне Непобедимой армады». Слишком много «п» и довольно натужная шутка, но Лилли, моя подруга, секретарша сэра Эдварда, говорит, что книга хорошая.
Армада, подумал Хансард. В стесненном море на моих глазах, лишь адским пламенем озарена, трагедия свершалась.
– Вам нехорошо?
Хансард осознал, что уже некоторое время сидит, не донеся до рта вилку с остывшим блинчиком.
– Все в порядке. Я болван. Армаду уничтожили брандерами.
– И?
– Дидрик – убийца в пьесе – на вопрос, откуда он, называет себя морским найденышем с горящего судна. Это ложь – позже мы узнаем, что Дидрик на самом деле не сирота, – но мне подумалось, не означает ли это, что он спасся с корабля армады.
– Дидрик – испанец?
– Действие пьесы происходит в некоем месте, названном королевством Германий, но оно куда больше похоже на Англию. Так что Дидрик… Ну, пока это лишь сумбурные мысли. Я пытаюсь связать пьесу с реальными событиями, что, возможно, полный идиотизм.
– По-моему, это прекрасный идиотизм.
– Спасибо.
– Я серьезно. На мой взгляд, это куда интереснее, чем цены на нитки в письмах Лайла[61]61
…куда интереснее, чем цены на нитки в письмах Лайла. – Письма Лайла – переписка Артура Плантагенета, виконта Лайла, наместника Кале (1461/1475–1542) и его жены с друзьями, детьми, родственниками, слугами и так далее, бесценный источник бытовых подробностей того времени. В частности, дочери Лайла были фрейлинами при дворе Генриха VIII и с матерью переписывались большей частью о нарядах и ценах.
[Закрыть]. Не говоря уже о том, что мой грант не включает расходы… Вам не нужен ассистент, доктор Хансард?
Он пристально посмотрел на нее. Она ответила не менее пристальным взглядом. Анна в их первую встречу была такой же. И Луиза… Господи, сейчас она выглядит в точности как Луиза.
– Вы прочли всю пьесу?
– Один раз и по диагонали.
Хансард вытащил из «дипломата» машинописный текст.
– Теперь сможете перечитать внимательнее. Где вы, я и мой грант сегодня обедаем?
ВАГНЕР сидела в новой квартире, в довольно удобном кресле, держа на коленях свой экземпляр «Трагедии убийцы». Она больше не сомневалась, что найдет там ключи к именам остальных агентов Аллана. А теперь еще появился Николас Хансард…
Большая удача, что ей сказали о его приезде и она сумела с ним увидеться. Итак, он пытается установить подлинность «Убийцы». Занятно. И, возможно, будет полезно. Надо внимательно за ним следить, чтобы узнавать о его находках.
Николас Хансард, господи. Протеже Аллана.
Следить за ним несложно, подумала ВАГНЕР. Куда труднее будет сохранять безопасную дистанцию.
Хансард и Максвелл встретились в греческом ресторанчике на Денмарк-стрит, всего в квартале от книжных магазинов на Тотнем-Корт-роуд. Весь зал был не больше кухни в бунгало Хансарда, и хозяин не отходил от своего заведения ни на шаг, постоянно следя, чтобы все было идеально. Все и впрямь было идеально.
– И что вы думаете? – спросил Хансард.
– Фета обычно бывает свежее.
– Полагаю, вы поняли, что я имел в виду.
Она потыкала вилкой в греческий салат.
– Похоже на черновик «Гамлета», да? Приправленный «Эдипом» и «Балом-маскарадом» Верди.
Хансард рассмеялся. Хозяин ресторана покосился на него с любопытством. Хансард и Максвелл склонились над машинописным текстом.
Акт первый, сцена первая
Трактир на побережье. Снаружи бушует буря.
Полидор и Аргелиан сидят у камина.
«Трагедия убийцы» начинается темной штормовой ночью. Жертву кораблекрушения выбросило на берег, у трактира под названием «Шутники». Некто, называющий себя Дидриком, входит из-под дождя и обнаруживает, что в гостинице поселились актеры.
Впрочем, это не обычная труппа. У каждого актера есть своя тайна, а один, доктор Аргелиан, судя по всему, настоящий чародей и может предсказывать будущее. Дидрика берут в труппу. Этому предшествует странный ритуал, во время которого он дает клятву «не домогаться правды от людей».
Оставшись один, Дидрик сообщает зрителям, что намерен убить доброго короля Фабиана: «Сверну валун, узришь под ним червей, вспорю сердца, и потечет из них дурная кровь и гнусный гной».
Дальше следует несколько неожиданных сюжетных поворотов и внезапных открытий. Кто за кого, понять невозможно. Дидрик влюбляется в Виолетту, дочь трактирщика (очевидно, шлюху). Еще его влечет к Корвину, золотоволосому «мальчику». Так называли молодых актеров, игравших женские роли, поскольку в ту эпоху женщинам не разрешали выступать на сцене. Дидрика терзает «жар скрытый, воспаление души». Он не смеет открыться девственному Корвину из страха утратить и того, и Виолетту.
Доктор Аргелиан, экспериментируя с магическими заклинаниями, вызывает призрак Дидриковой матери, и та требует, чтобы сын убил короля: «Исполни для меня, не то признай, что вовсе не любил меня». Когда призрак исчезает, Дидрик спрашивает Аргелиана, что тот видел и слышал. Колдун отвечает: «Не знаю, что ты видел, что слыхал. Посланье было одному тебе». Позже, когда Полидор, глава труппы, спрашивает Аргелиана, что произошло при вызывании духа, Аргелиан отказывается отвечать. Зрители не знают, был то и впрямь призрак Дидриковой матери, его фантазия или демон, явившийся в таком обличье, чтобы сгубить душу Дидрика.
Наконец, не в силах нести бремя своей тайны, Дидрик открывает Виолетте, в чем его обида на короля: он незаконный сын Фабиана от придворной дамы, ныне покойной. В труппу Дидрик вступил с целью пробраться ко двору, дабы осуществить свою месть.
Когда труппу приглашают играть перед Фабианом, Дидрик просит дать ему роль шута Остолопа. В костюме и маске, со спрятанным в палке кинжалом, он заколет Фабиана на глазах двора и товарищей-актеров.
Виолетта идет во дворец предупредить короля – из верности монарху или в надежде получить награду, неясно. Ее впускают в его покои, и Виолетта понимает, что Дидрик не солгал, рассказывая о гнусных обыкновениях короля. Текст маловразумителен (как убийство короля Лайтборном в «Эдуарде II»)[62]62
Текст маловразумителен (как убийство короля Лайтборном в «Эдуарде II»). – В пьесе Марло «Эдуард II» убийца, Лайтборн, требует, чтобы ему принесли стол и раскалили докрасна вертел, однако дальше короля давят крышкой стола и вертел больше не упоминается. Согласно хронике Холиншеда, Эдуарда II сначала придавили крышкой стола, а затем вогнали ему в задний проход раскаленную кочергу, однако у Марло раскаленный вертел лишь упоминается, а в сцене убийства не фигурирует.
[Закрыть]. Возможно, Фабиан ее насилует, возможно, только пытается. Виолетту вышвыривают из дворца и кидают ей вслед пригоршню серебра. Ей не удается предупредить короля.
Узнав, что Виолетта ходила во дворец, Дидрик убивает ее. В начале сцены он ярится: «Сгинь, шлюха[63]63
«Сгинь, шлюха». – Шекспир. Отелло, акт V, сцена 2. Перев. М. Лозинского. Драматурги елизаветинской эпохи заимствовали друг у друга без всякого стеснения – в частности, Шекспир украл у Марло немало строк и даже сюжетов.
[Закрыть] и ублюдок, что в тебе», а в конце – умоляет и скорбит.
Открылась мне теперь твоя любовь —
Смотри и ты, как я тебя люблю.
Убивает ее.
Полидор рассказывает о смерти Виолетты Корвину (который оказывается ее единокровным братом) и распаляет в том жажду мести. Корвин закалывает Дидрика в маленькой актерской уборной, когда тот ждет своего выхода.
После этого Полидор объясняет Корвину, что, хотя сам он не питает «любви ни к Фабиану, ни к Царю любому на земле иль в Небесах», все в труппе – убийцы, демонопоклонники или хуже, и вследствие убийства их бы разоблачили. Затем он говорит Корвину, что теперь тот – полноправный член труппы, «крещен в крови, ты наконец-то наш».
В ироническом эпилоге, который произносят перед двором, осуждаются заговоры против помазанных королей, после чего Фабиан обещает наградить Корвина и говорит, что тот для него «как бы наследник, царственный мой сын».
– Итак, каковы первые впечатления? Думаете ли вы, что текст подлинный?
Максвелл отпила глоток кофе, отщипнула кусочек пахлавы.
– Вопрос глупый, и вы сами это знаете. Будь там анахронизмы, о них бы сообщили, и никто бы текстом не интересовался.
– Может быть, и глупый. Помните новый шекспировский сонет?
– Ваша правда, доктор. Ладно, то, что пьеса слабая, не исключает, что ее написал гений. – Она поставила чашку и зашуршала страницами. – Во всяком случае, Виолетта вполне в духе Марло. Все его женские персонажи ужасны.
– Я бы сказал, они не столько ужасны, сколько отсутствуют. Они – фон…
– Бутафория и вещи, вы хотите сказать? Либо коварные шлюхи? По всему, он совершенно не разбирался в женщинах.
– Эллен, если не разбираться в женщинах – грех, то все мы… ладно, к черту. Или вы полагаете, что он все-таки был голубой?
– Господи, я считала это «общепринятым», – сказала она, показывая тоном, что думает о тех, кто верит в «общепринятое». – Я про «все, кто не любит мальчиков и табак, дураки»[64]64
«Все, кто не любит мальчиков и табак, дураки». – Эту фразу, по утверждению доносчика Ричарда Бейнса, произнес Кристофер Марло.
[Закрыть].
– На сей раз ваша правда, миз Максвелл.
– Пустяки, Ник.
– Нет. Не Ник. Николас, с вашего разрешения.
Она глянула с некоторым удивлением:
– Ладно… А вы считаете, что Марло был гомосексуалистом?
– Я считаю, что нет убедительных доказательств ни того, ни другого. Существенно ли это для пьесы – вопрос другой.
Он постучал пальцем по кофейной чашке. У каждого историка есть свои методы, и не всегда легко объяснить их другому историку. Хансард отлично знал, что его методы – в числе самых неординарных.
– Тема эта безусловно присутствует, – сказала Эллен. – Как и в «Эдуарде Втором». Однако такое было нелегко поставить на сцене.
– А вот это интересный момент. Ставили ли пьесу на сцене? Если ставили, должны быть записи в архиве какой-нибудь труппы… Закончили?
Она допила последний глоток.
– Да.
– Пройдемся?
Они прошли по Чаринг-Кросс-роуд, мимо булочных и музыкальных магазинов, заглядывая в витрины книжных. На Кембридж-серкус Эллен сказала: «Гляньте, здесь работает Джордж Смайли»[65]65
Эллен сказала: «Гляньте, здесь работает Джордж Смайли». – Джордж Смайли – герой шпионских романов Джона Ле Карре.
[Закрыть], и Хансарду сделалось чуточку не по себе. Они зашли в паб выпить биттера и полистать текст на свету.
Однако листы так и остались в сумке, а они просто выпили по пинте, а затем еще по полпинты, глядя друг на друга под гул чужих разговоров и звон игровых автоматов, тонущий в мягком ковре музыки.
– Вы женаты, Николас? – спросила наконец Эллен.
– Был. Луиза умерла. Несколько лет назад.
– Извините. Она болела?
– Это было ужасно, но теперь это позади.
В уголке паба включился музыкальный автомат.
– Замечательный гитарист, – сказал Хансард, не понимая, нарочно сменил тему или случайно.
– Вы на чем-нибудь играете?
– Нет.
– А ваша жена играла?
Хансард посмотрел на Эллен. Ее открытый любопытный взгляд внезапно омрачился. Она закусила губу.
– Ой, извините. Исследовательская привычка.
– Ничего страшного. – Желая показать, что она и впрямь не допустила бестактности, он продолжил: – Она играла на блок-флейте. Начинала с флейты, в университете, но… по ее словам, это совсем не тот кайф. Маленькую пластмассовую блок-флейту можно было носить в сумке и вытаскивать где захочется, а флейта – это слишком… слишком.
Он изобразил, как подносит флейту к губам, пробежал пальцами по клапанам и внезапно увидел Луизу на траве, лучащуюся светом, как в телерекламе духов, и не смог подобрать слова для своей мысли.
– Слишком церемонно, – тихо проговорила Эллен. – К тому времени, как она собирала свою длинную серебристую флейту, люди ожидали чего-то величественного и надмирного, а ей просто хотелось сыграть приятную мелодию.
– Да, – сказал Хансард. – Я подарил ей маленькую деревянную окарину на шнурке… Вы на чем-нибудь играете?
– На струнных по большей части. На гитаре и лютне. В университете я играла в группе с тремя другими студентками исторического факультета. Мы назвали ее «Палимпсест» – в том смысле, что рок написан поверх фолка.
– Как у Fairport Convention или Steeleye Span.
– Да. Мы играли в подвальчиках. Ничего из этого, естественно, не вышло. Думаю, так обычно и бывает. Это как с историей, верно, профессор Хансард? Увлекательное занятие, но не кормит.
– Выпьем за это, – сказал он, приканчивая свое пиво. – Хотите еще?
– Половинку.
– Отлично. – Он сходил за новой порцией пива, сел.
Она накрыла его руку своей.
– Спасибо вам.
– А вам спасибо за помощь, – ответил он, чувствуя, что язык немного заплетается от выпитого. – Сократические диалоги. Благодаря им…
Хансард осекся. К смерти Луизы он успел привыкнуть. К смерти Аллана – нет. Еще нет. Он похлопал Эллен по руке, почувствовал что-то холодное, и его бросило в жар – совсем не в сексуальном смысле.
– Вы носите обручальное кольцо, – сказал он.
– А вы – нет, – ответила она. – Невелика разница.
– Минуточку, – сказал он и тут понял. – Ой. А я-то тут из себя изображал… Господи. Извините.
– Ну вот, мы взаимно извинились. Можно ли теперь перейти в прошлую геологическую эпоху?
– Насколько… в смысле, насколько далекую?
– Четвертое мая восемьдесят второго года.
Он кивнул.
– Вам это что-нибудь говорит? – спросила она.
– Нет. А должно?
– Мой муж погиб на «Шеффилде»[66]66
Мой муж погиб на «Шеффилде». – Британский эсминец «Шеффилд» был поражен французской ракетой «Экзосет», выпущенной аргентинским истребителем. Подлетающие истребители заметили слишком поздно, в том числе потому, что радар был отключен, чтобы помехи не мешали капитану разговаривать по спутниковой связи. Из двух выпущенных ракет в «Шеффилд» попала одна, но не взорвалась, однако начался пожар, который тушили больше суток из-за большого количества горючих декоративных материалов, теплоизоляции, синтетических тканей и красок. Экипаж корабля потерял 20 человек убитыми и 28 ранеными. Судно пытались отбуксировать к островам Южной Георгии, но 10 мая «Шеффилд» затонул.
[Закрыть], – сказала она.
– А… – протянул Хансард, не зная, собирается ли она продолжать.
«Шеффилд» потопила ракета «Экзосет» во время Фолклендской войны (эксперты в кругу Аллана называли ее Южно-атлантической войной). Рэй Рэйвен говорил, что после этого продажи у «Экзосета» взлетели. Все любят победителей.
– Это произошло довольно неожиданно, – сказала она и вздохнула. – Что я говорю? Это было как гром с ясного неба. Просто человек у двери. «Соболезную, миссис Максвелл, но Англия ждет, что каждый[67]67
Англия ждет, что каждый… – «Англия ждет, что каждый исполнит свой долг» – сигнал флажками, поднятый Нельсоном на флагмане перед началом Трафальгарского сражения.
[Закрыть], ну, знаете». И он исполнил. Что ждала Англия. Я пьяна.
– Хмм.
– Очень джентльменский ответ, сэр. – Она улыбнулась.
Ее улыбка сияла сквозь дымное марево паба. Она светилась.
«Сегодня я должен позвонить Анне», – подумал Хансард, прекрасно зная, что не позвонит.
– Итак, Николас? Вы джентльмен?
– В каком смысле?
– Да, полагаю, джентльмен. Мне нравится это в мужчинах. Не только это, разумеется.
– Возможно, мне следует вас проводить.
– Возможно, следует, – ответила она, и в ее голосе прорвалось рыдание; по щеке скатилась слеза. – Извините. Не знаю, что на меня нашло. Обычно я не заигрываю с джентльменами… в смысле, вообще ни с кем…
– Все в порядке, – мягко сказал Хансард, припоминая себя в таком же раздрае. – Все одно, повесят тебя как шута или как джентльмена.
– Что?
– О… – Хансард достал сценарий. Надо переключиться на что-то кроме их самих. – У Дидрика есть ключевая строчка, которую он все время повторяет: «Все одно, повесят тебя как того-то или как сего-то». С каждым следующим разом он чуть повышает ставки: «как бродягу иль раба», «как фата иль как сводника», и так далее, пока, наконец, перед самой придворной маской… вот, смотрите. Дидрик облачается в шутовское платье, отравленный кинжал, которым он собирается убить короля, упрятан в палку.
Дидрика наряжают в шутовские лохмотья. Они приплясывает и взмахивает палкой, изображая пародийный бой на мечах.
КОСТЮМЕР. Милорд, полегче, разойдется шов.
ДИДРИК. Я шут, и я кривляюсь, вам-то что?
КОСТЮМЕР. Сэр,
Я в жизни много повидал шутов,
Искуснейшие знали, что когда:
Ко времени и танец веселей,
Порой и грубый розыгрыш хорош.
Не в пору и не к месту тот же трюк
Взамен веселья может вызвать гнев.
Беда – не рассмешить, а разозлить.
ДИДРИК. Что сделают убогому шуту?
КОСТЮМЕР. Вот как бог свят, и убивали, сэр.
ДИДРИК. Кладбищенские шутки! Смерть за смех!
Но не смогу величие сразить —
Висеть-то что убийце, что шуту.
Хансарду показалось, что Максвелл всхлипнула, но тут он понял, что она смеется.
