412 000 произведений, 108 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Джон М. Форд » Люди ночи » Текст книги (страница 12)
Люди ночи
  • Текст добавлен: 23 ноября 2025, 21:30

Текст книги "Люди ночи"


Автор книги: Джон М. Форд



сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)

Часть пятая. Даем себе мы волю

То было в сети, где даем

Себе мы волю…[79]79
  То было в сети, где даем себе мы волю… – В пьесе Марло Дидона говорит это Энею в ответ на его слова о Марсе и Венере (которых Вулкан, застав вместе, накрыл сетью).


[Закрыть]

Но не свободна я…

– «Дидона, царица Карфагена», III, iv

В пятницу утром Эллен была у Хансарда в отеле ровно в десять. Они прошли два квартала до автомобильного проката, взяли маленький красный «Фиат Уно» и поехали из Лондона в Кембридж. Машин было мало, дорога заняла всего час. Они остановились севернее городского центра и пошли по Сент-Джонс-стрит к колледжам.

Берега Кема были еще зеленые, хотя деревья уже начали желтеть, погода – ясная и безветренная. Студенты сидели на скамейках у реки, перекусывали жареной рыбой и пирожками. Компании панков в пыльных черных косухах и с «ирокезами» на голове слонялись без всякой цели среди изящной архитектуры.

– Держитесь от них подальше, – сказала Эллен, когда двое татуированных парней прошли мимо, наградив их особенно враждебными взглядами. – По сравнению с кембриджскими отморозками лондонские скинхеды покажутся детьми.

– Они все дети. – Хансард глянул вслед панкам и быстро отвел взгляд, когда один из них обернулся. – Им никак не больше семнадцати.

– Боюсь, вы правы, – с легким удивлением ответила Эллен.

В библиотеке Хансард показал удостоверение Белой группы. Пришлось подождать, пока кто-то кому-то звонил. Наконец явился замученного вида библиотекарь и косо глянул на Хансарда.

– Да, сэр. Что именно вам нужно для вашей работы?

– Скинские документы.

Библиотекарь покачал головой, но сказал:

– Понятно. Что ж, сэр, нам велели оказывать вам содействие. Минуточку.

Он ушел через внутреннюю дверь.

Хансард сказал Эллен:

– Очень странно. Такое впечатление, что мне не хотят давать эти документы. Никогда раньше такого не было.

– Вы сказали им, что у вас есть экземпляр пьесы?

– Нет.

– И не говорите, – шепнула она. – Я слышала от Лилли, моей подруги, которая работает у сэра Эдварда. Скинская рукопись должна оставаться чисто английским проектом.

Вернулся библиотекарь.

– Пройдите сюда, сэр, мэм.

Их провели в комнатку, обшитую деревянными панелями. На конференц-столе стояли ящики с документами, рядом – несколько стульев.

– Вот Скинские документы, доктор Хансард. Вы понимаете, что их нельзя отсюда выносить?

– Разумеется, – ответил Хансард как можно терпеливее. – Как насчет фотокопирования?

– Боюсь, это невозможно, сэр. Документы очень ветхие, и наш специалист по консервации не разрешает их фотокопировать. – Библиотекарь глянул на часы. – Трех часов вам хватит?

– Сомневаюсь, – сказал Хансард, теряя терпение. – Послушайте, я работаю со старыми документами с семнадцати лет и, мне кажется, знаю, что с ними можно делать. Если с моим удостоверением что-то не так, скажите прямо, а не разговаривайте со мной, как с первокурсником.

– Прошу прощения, сэр, – сказал библиотекарь совершенно не извиняющимся тоном. – Я приду через три часа.

Когда он ушел, Эллен спросила:

– С семнадцати?

– Что? – Хансард мгновенно остыл. – Я начал… довольно рано. – Он глянул на документы. – У нас три часа и нет возможности снять фотокопии. Что будем делать?

– То, что делали, когда не было фотокопий, – сказала Эллен. – Будем много выписывать.

Она открыла сумку и вытащила стопку блокнотов на пружинке и десяток карандашей.

– Где вы были всю мою жизнь? – спросил Хансард, и они принялись за работу.

В Лондоне Гарет Риз-Гордон сидел в индивидуальном отсеке главных фондов МИ-6 и перебирал фотографии, сделанные в последние дни жизни Палатайна. Это были зернистые, увеличенные черно-белые снимки в пластиковых файликах, низкоприоритетные и оттого низкобюджетные. Спутник с расстояния в тысячу миль дает изображение четче.

Напротив Риз-Гордона сидел клерк, явно страдающий оттого, что должен работать в обеденный перерыв.

– И как? – спросил он.

– В газетах и то лучше, – сказал Риз-Гордон и перелистнул снимок.

Его пальцы замерли в воздухе и выпустили файлик.

Волосы были не того цвета, лицо по большей части скрыто… но белый плащ, серьги…

– Что-то нашли? – спросил клерк.

Риз-Гордон листал журнал с данными фотографий.

КОНТАКТ 29 августа

МЕСТО отель Х2/обычная явка

ЛИЧНОСТЬ неизвестна

ЦЕЛЬ КОНТАКТА неизвестна

КОД ДЕЛА нет

– Вы ее узнали? – Клерк наконец заинтересовался, но старался этого не показать. Он постучал пальцем по блоку желтых формуляров.

– Дайте сюда, – сказал Риз-Гордон.

Он вырвал у клерка блок, оторвал верхний формуляр, вписал «Белл, Сьюзен Свенсен» в графу «фамилия, имя», вписал в нужные строчки звание и должность, вписал «скончалась» в отведенное под это окошко и «ожидается» в графу «код дела», снизу поставил свою фамилию и подпись, затем сунул формуляр в файлик со снимком.

– Сделать копию?

– Нет, – ответил Риз-Гордон и захлопнул папку. – Не убирайте пока.

Он встал и пошел к внутреннему телефону. Надпись на двери кабинки гласила: «ДОКУМЕНТЫ НЕ ВНОСИТЬ». Риз-Гордон набрал номер отдела регистрации дел департамента «С».

Через несколько минут он вернулся в отсек, взял у клерка папку с фотографиями. Вытащил желтый формуляр, вычеркнул слово «ожидается».

– Так нельзя.

– Что?

– Нельзя делать исправления в заполненных бланках.

Клерк оторвал от блока новый листок. Он забрал первый у Риз-Гордона из руки, взял резиновый штампик и проставил на обоих формулярах дату и красный номер. Старый отправился в сейф, новый он с медлительной важностью вручил Риз-Гордону.

– Теперь можете заполнять.

Риз-Гордон очень спокойно заполнил новый формуляр. Код дела был теперь ГРАВЕР, и это слово Риз-Гордон вписал в соответствующую графу. Названия ничего не означали: компьютер выбирал их случайно из загруженного словаря, чтобы никто по коду дела не угадал его сути. Когда-нибудь, подумал Риз-Гордон, компьютер выберет слово ОЖИДАЕТСЯ, и все клерки рехнутся. Подумал не с юмором, а как о чем-то неизбежном и чуточку приятном.

Он вышел из фондов, из здания, и свернул в паб. Итак, теперь у него есть дело.

Возможно, есть. Слишком много переменных, слишком много неизвестного.

Рано или поздно все сойдется. Так бывает всегда. И как только это произойдет…

Бармен поставил перед ним пинту горького и картофельную запеканку.

– Добрый день, Гарет.

– Добрый день, Чарли.

– Трудное утро?

– Хуже не бывает. Родственник умер.

– Сочувствую. – Чарли был по совместительству полисменом и знал, что Риз-Гордон имеет в виду. – Жена все надеется, что вы заглянете к нам как-нибудь вечерком.

– Как-нибудь загляну, – ответил Риз-Гордон, не собираясь выполнить обещание, но и не кривя душой.

Чарли отошел.

«Господи боже мой, Сьюз, – думал Риз-Гордон, стискивая зубы до боли в изуродованной щеке, – во что ты вляпалась и кто были твои сообщники?»

– А вот это странно, – сказал Хансард через полчаса работы над Скинскими документами. – В описи значатся сценарий, письма и, представляете, домашние счета.

– Вы уверены, что их не добавили позже к найденным документам?

– Тут особо отмечено, что они – часть находки. – Хансард постучал по ящику с пергаментами. – Какого черта домашние счета замуровали вместе с остальным? – Он глянул на часы. – Остается только прочесть их и выяснить.

Через двадцать минут он сказал:

– О, а вот это интересно.

– Уже лучше, чем «странно».

– Вот гляньте. – Он указал. – «Костюмы к рождественской маске для ее величества, двадцать шиллингов четыре пенса». Приличная сумма.

– Жалованье слуги за три месяца, – сказала Эллен. – Но вы же не о том? – Она постучала карандашом по блокноту. – Для елизаветинской эпохи рождественские маски нехарактерны, это скорее уже двор Иакова. А Марло к тому времени давно умер.

– Тогда был их расцвет, да. Но, безусловно, можно представить, что такую маску давали для Елизаветы – она не меньше других любила театр. И если что-то пошло не так, понятно, отчего тогда они не распространились…

– Почему вы думаете, будто что-то пошло не так?

Хансард слушал ее вполуха. Мысли его уплывали, перед ними возникали картины неразберихи, пышных костюмов, внезапной крови… Он усилием воли вернулся в настоящее.

– Потому что эти записи замуровали в стене. – Он пристально взглянул на Эллен. – Понимаете, кто-то уничтожал улики.

– Возможно, – медленно проговорила она.

– Вот гляньте. – Хансард показал ей опись. – «Письмо Томаса Уолсингема Кристоферу Марло».

– Подлинность еще не установлена, – заметила она.

– Однако все сходится. И мы знаем, что Томас отчасти унаследовал шпионскую сеть брата… и что Марло последние годы жил у него. Итак, где письмо?

– Его здесь нет, я уже проверяла. – Она протянула ему белый листок. – Формуляр с отметкой о выдаче. Помните, мы говорили о профессоре Четвинде? Письмо у него.

– Так эти документы все же выдают на руки, – сухо заметил Хансард.

Они убрали блокноты за пятнадцать минут до конца трехчасового срока, просто чтобы увидеть лицо библиотекаря, когда тот войдет и обнаружит, что они готовы уйти. Это было хоть какое-то удовлетворение.

Перекусить зашли в кафе неподалеку от университета. Еда была ужасная – пластмассовая картофельная запеканка и пирожки, которыми можно мостить улицы.

– Неудивительно, что Марло вечно лез в драки из-за счета, – сказала Эллен.

Хансард рассмеялся, и это искупило все недостатки ланча.

Они пошли к машине кружным путем, поворачивая более или менее случайно, чтобы посмотреть дворики, лежащие в стороне от остальных улиц.

– Здесь, похоже, тупик, – сказала Эллен в конце довольно скучной кирпичной улочки, и они повернули.

На середине улочки, почти загораживая дорогу, стояли, прислонившись к стене, трое панков – два парня и девушка. Все они были в черных косухах и остроносых ботинках. У парней были прически шипами, у одного оранжевая, у другого синяя, у девушки – смоляно-черные волосы, зачесанные на одну сторону и заколотые кровеостанавливающим зажимом. Ее пояс был застегнут полицейскими наручниками, другая пара болталась и лязгала.

– Просто идите вперед, – сказала Эллен. – Может, им и нет до нас дела.

Однако, когда они приблизились, один из парней загородил Хансарду путь и выбросил руку, не то чтобы ударив, но довольно сильно задев его по плечу.

– Ты ведь не спешишь, чувак? В том-то и беда, все вечно спешат.

Он вновь положил руку Хансарду на плечо. Тот сбросил ее.

– Видишь, Билл? Чувак на драку нарывается. Первый начал.

Хансард огляделся. Глаза у подростков были расширенные, темные и голодные.

Внезапно Эллен потянула его за рукав. Она улыбалась – зловеще, как и панки.

– Давай, Джордж, – сказала она, обращаясь к Хансарду. – Вмажь им.

Панк, загородивший ему дорогу, чуть попятился.

– Да, Джордж, вмажь им, – передразнил другой, но голос у него немного дрогнул.

Хансард сглотнул и внутренне подобрался, затем подцепил пальцем наручник у девицы на поясе.

– Так ты их носишь, значит, – сказал он, надеясь, что сиплость в голосе звучит угрожающе, а не показывает его страх. Или показывает страх, который чреват опасностью.

Парни, стоявшие до сих пор в расслабленных позах, напряглись. Хансард потянул за наручники, глянул девице прямо в глаза и сказал:

– Ты знаешь, что значит носить их по-настоящему, детка?

Он поймал себя на том, что улыбается. Это не было намеренно или натужно. Его замутило.

Эллен привалилась к нему и обхватила обеими руками его запястье, вгоняя ногти в кожу.

– О-о-о, Джордж, – низко, с придыханием проговорила она, – думаешь, она согласится? Я уверена, она им дает. Могу поспорить, она для многих из них встает на коленочки.

Панки не то чтобы отступили. Хансард и Максвелл не то чтобы протиснулись мимо них. Произошло некое беспорядочное движение, и Хансард очнулся уже в конце аллеи. Он шел к машине довольно быстро, крепко держа Эллен за руку.

Он тут же отпустил ее. Они залезли в машину. В улочку Хансард не оборачивался. Он различил в зеркало заднего вида промельк черного, блик – возможно, что-то брошенное в машину, – но тем дело и кончилось.

– Простите, что втянул вас в такое, – сказал он, когда они выехали на шоссе.

– На самом деле это было не так уж опасно, – ответила Эллен. – Они не отморозки. Даже и не панки толком.

Она повернулась к нему, и Хансард глянул ей в лицо. Взгляд нее у нее был такой стальной, что он тут же отвернулся.

– Это вопрос, у кого первого сдадут нервы. Настоящих панков не проймешь, если не сблевать на них… хотя это следовало бы попробовать следующим. Но они были не настоящие панки, просто понтующиеся детки. Знаете песню? «Он с понтом из рабочих, но это фуфло, он папенькин сынок и просто трепло»[80]80
  «Он спонтом из рабочих, но это фуфло, он папенькин сынок и просто трепло». – Песня «Принц панков» с задней стороны рождественского сингла «Дед Мороз» («Father Christmas», 1977) британской рок-группы The Kinks.


[Закрыть]
.

– Я… не такой знаток уличной культуры.

– Вы отлично справились, – весело сказала она. – Если когда-нибудь еще решите провернуть такое, рассмотрите наручники.

– Э?

– Если на них ржавчина – не блефуйте.

– Ржавчина… о господи.

– Да-да, как увидите раны – уверуете[81]81
  …как увидите раны – уверуете. – Аллюзия на евангельский рассказ об уверении апостола Фомы (Ин. 20:25).


[Закрыть]
. – Эллен рассмеялась невероятно задорно.

У Хансарда заныло в груди.

– Прекратите, – сказал он, и она умолкла.

Мили через две она сказала:

– Если хотите, я вам спою. У нас в «Палимпсесте» были неплохие вещицы.

– У вас в…

– В моей группе, помните?

– Да. Да, спойте.

Она откинулась на сиденье.

 
Сияет полная луна
Из темных мертвых глаз.
На горле рваная рана видна
И кровь не запеклась…
 

«Что ж, сам напросился», – подумал Хансард.

 
Он выбирался на торный путь
И был в этот миг убит.
Он бежал, словно смерть
гналась по пятам,
Но смерть быстрее бежит…
 

– Вообще-то для припева мне нужно больше голосов, но он вот такой, – сказала она.

 
Сестра, сестра, огонь зажги,
Брат, ружье заряди,
Разбудите всех сильных и молодых,
Кровавый труд впереди.
На перекрестке ждите меня,
Собак пустите на след.
В полнолуние должен быть зверь убит,
Пока не наступит рассвет!
 

– Очень жизнеутверждающе, – сказал Хансард, однако напряжение отчасти спало. Возможно, это было связано с кровавой жестокостью стихов, а может, с драматическим катарсисом.

– Слышали бы вы, что мы пели позже… У нас была «Песня чумного года».

– Извините. У вас очень хороший голос.

Нет, дело было не в словах, а в звуке ее голоса, голоса женщины, которая поет оттого, что любит петь.

– Мы, кажется, очень часто друг перед другом извиняемся.

– Да. Какая альтернатива?

– Хотела бы я знать, – отрешенно проговорила она, потом спросила: – Какие у нас дальнейшие планы?

– Я хотел бы узнать, что в письме Уолсингема.

– Вы знакомы с Эдвардом Четвиндом?

– Практически нет. А вы?

– Ровно настолько, чтобы знать: вам предстоит нелегкая работа. – Она оглянулась. – Если теплым приемом в библиотеке вы обязаны ему… то…

– Хм, – протянул Хансард и стукнул кулаком по баранке. – Я знаю, кто мог видеть письмо. Клод Бак.

Максвелл изумленно открыла рот.

– Клод Бак, автор «Рапиры Конингема»?

– Правильно говорить: Клод Бак, автор «Рапиры Конингема», которая пятнадцать недель была в списках бестселлеров и по которой сейчас снимают грандиозную киноленту. – Хансард рассмеялся чересчур громко, но радуясь, что смеется. – До того как к нему пришел писательский успех, он был историком. Мы вместе учились.

«И не Аллан нас познакомил, – подумал Хансард. – Хорошо, что хоть какие-то части его жизни не напоминают о смерти».

Они остановились в пабе в нескольких милях от Лондона. После чашечки кофе и корнуолльского пирога они вместе втиснулись в телефонную будку. Максвелл вставила в щель зеленую телефонную карточку, Хансард узнал в справочной службе номер и набрал его.

– Алло.

– Клод? Николас Хансард.

– Отлично! Ты давно задолжал мне ответный визит. Ты в Лондоне?

– Провожу тут кое-какие исследования, – сказал Хансард. – Собственно, поэтому я и звоню. Мне нужна помощь. Ты видел Скинские бумаги?

– О, так ты тоже ими занялся? Любопытные документы. Да, я их видел. Подозреваю, что я единственный символический американец, которому их показали.

– Я бы хотел их с тобой обсудить.

– Ладно, отлично, но ты же понимаешь, что мы отметим твой приезд?

– Конечно. Буду очень рад.

– Отлично. Увы, сейчас у меня сумасшедшие недели… сегодня не могу, а завтра я в Национальном театре читаю публичную лекцию о Джосайе Шенксе.

– О ком?

– Надо же, Николас, у вундеркинда-всезнайки все-таки есть пробелы в образовании! Вот что, приходи завтра на лекцию поддержать меня морально. Может, даже узнаешь что-нибудь… А Скинские бумаги обсудим потом за ужином.

– Отлично, Клод. Со мной приятельница, можно ее привести?

– Ужин на троих.

– Когда у тебя лекция?

– В семь в Литтлтоне – ты ведь знаешь Национальный театр? Да что я, конечно, знаешь. Подойди к служебному входу заранее – и спроси меня.

– Звучит интересно.

– Надеюсь, так и будет, – ответил Бак.

Хансард повесил трубку.

Эллен сказала:

– Значит, завтра в Лондоне?

– Завтра в Лондоне, в Национальном театре. Он читает лекцию о ком-то, про кого я никогда не слышал.

– Значит, это кто-то малозначительный.

Хансард вдруг ощутил ее близость, ее тепло.

– Отвезти вас домой? – спросил он, не совсем понимая, что хочет услышать в ответ.

– Я думаю, что это очень джентльменское предложение, – сказала она.

Какие бы слова Хансард ни хотел услышать, это были не они.

До города они доехали молча. Эллен попросила высадить ее у бакалейной лавочки. Хансард слегка нервничал. Огорчил он ее? Обидел?

Черт возьми, одиноко ему, что ли?

Он проехал по Пиккадилли-серкус и дальше по Хеймаркет до офиса «Американ экспресс», там спустился в почтовый отдел и показал документы. Ему выдали толстое письмо. От Анны. Хансард погладил конверт и сунул в нагрудный карман, словно боялся, что его выхватят.

Он вернулся в отель, заказал в номер чайник чаю, дождался, когда его принесут, и только потом распечатал конверт. Внутри было письмо и еще один конверт, Хансарду на его адрес в колледже, но без марки.

Анна писала размашистым почерком:

Тебе приятно будет узнать, что я вытаскиваю из твоего ящика тонны рекламных листков. Если тебя это не порадовало, имей в виду, что я складываю их в каминный совок, и мое отношение к жарко пылающему огню (и тому, чем можно перед ним заниматься) с зимы не изменилось. Так что вот.

Прикладываю письмо от Пола Огдена (друга Рича). Подумала, что ты захочешь сразу его прочесть, и нет, я не открывала конверт над паром. Полу чертовски повезло, что я неревнива.

Тарелки, которые ты оставил в раковине, вымыты и убраны. Твоя постель не застелена, потому что я сегодня в ней спала. В моей меня никто не дожидался. Надеюсь, так же обстоят дела и у тебя.

А.

Хансард бережно сложил письмо и убрал в кармашек сумки. Затем распечатал второй конверт. Письмо было аккуратно напечатано на компьютере «Макинтош».

Уважаемый доктор Хансард!

Не знаю, помните ли Вы меня, но я играл в «Делателя королей» с Вами, Ричем и миз Романо несколько недель назад. Теперь я студент Валентайна. Мне тут очень нравится. Честно говоря, я думаю, что четыре года в нижних кругах ада лучше старших классов, но в колледже мне очень нравится.

Так или иначе, я хотел снова спросить, не согласитесь ли Вы стать моим научным руководителем. Мистер Маришал в деканате сказал (цитирую буквально): «Если Вы убедите Николаса Вас взять, то я был бы опасным буйнопомешанным, если бы стал возражать».

По правде говоря, я не знаю, что делают научные руководители в колледже. Мой руководитель в старших классах по большей части внушал мне, что я должен баллотироваться в ученический совет школы и прочую муть про верность традициям школы. Я ответил, что верность традициям школы привела нас к войне с Россией в 1918-м. Он не знал, что мы воевали с Россией в 1918-м. Думаю, картина Вам понятна.

Я знаю, что Вы занимаетесь научной работой и часто уезжаете, и, разумеется, я пойму, если Вы мне откажете. В любом случае, надеюсь увидеть Вас, когда Вы вернетесь из Англии, и надеюсь еще сыграть в «Делателя королей». Я уже завербовал Рича и двоих соседей по общежитию в мою команду и буду счастлив, если Вы присоединитесь.

Пол Огден,

с надеждой стать

Вашим протеже

Хансард покачал головой. Он знал Пола Огдена. Черт, восемнадцать лет назад он сам был Полом Огденом. Поступить из школы в колледж было все равно что выбраться из озера расплавленной серы на свежий и чистый воздух. Со временем понимаешь, что воздух вовсе не свежий и не чистый, но ощущение, пока оно не прошло, упоительное.

А раз он больше не будет ездить в командировки для Рафаэля, возможно, у него найдется время руководить студентом. Пожить чуть более спокойной жизнью.

Хансард, Анна и Пол. Мгновенная нуклеарная семья. Или добавить Рича, Шена, Боба и еще несколько студентов, регулярно бывающих у него. Может, они тоже – Школяры ночи?

Последняя мысль все испортила. Хансард убрал письмо Пола вместе с Анниным и заснул не то чтобы сладким, но и не беспокойным сном.

Слейден поднялся в отдельный кабинет захудалого хэмстедского паба. Бар был закрыт, помещение освещала одна настольная лампа. За лампой сидел нечесаный щуплый человечек и криво улыбался, щелкая костяшками пальцев. Руки у него были непропорционально большие.

– Вы хотели со мной поговорить? – спросил Слейден.

– Спасибо, что пришли, – ответил Гарет Риз-Гордон. – Садитесь, пожалуйста.

Слейден сел.

– Это ваш обычный канал для официальных заявлений?

– Я не собираюсь делать официальных заявлений, мистер Слейден. Я говорю просто как британский гражданин. Двух моих знакомых недавно убили, и я очень из-за этого зол, одного из ваших тоже недавно убили, и меня это тоже бесит. Я не могу даже выразить, как меня бесит, что кто-то считает себя вправе убирать… заинтересованных лиц, на которых я с большим трудом вышел.

– Вас, похоже, многое бесит, – заметил Слейден.

– О да, я видный член британского общества обидчивых.

– Очень плохо, мистер Гордон.

– Риз-Гордон, мистер Слейден. Когда перевирают мою фамилию, меня это тоже бесит. Давайте поговорим, как два добрых старых воина холодной войны. Вы влипли как муха в варенье, и теперь пытаетесь отмыть лапки. Меня это устраивает. Я предпочитаю, чтобы у вашего брата были чистые руки, это упрощает мне жизнь. Но если вы не можете их отмыть, не угваздав на хер весь сортир, то это, мистер Слейден, надо прекратить, и немедленно.

– Я не совсем понимаю, – сказал Слейден. – В чем именно вы меня обвиняете? Что именно я должен прекратить?

Риз-Гордон улыбнулся, из-за шрамов его лицо скривилось в маску.

– Я готов это от вас выслушать, мистер Слейден. Я даже готов вам помочь, в смысле готов помочь как частный британский гражданин, верящий в добрые дела.

Он встал, снял с вешалки грязный плащ и накинул на плечи.

– Это все, что вы хотели сказать? – спросил Слейден.

– И еще одно. Я знаю про женщину и Палатайна. – С внезапной злостью Риз-Гордон добавил: – Вам повезло, что вы живы. – Он тут же остыл. – Это все. Ваш ход.

С минуту он стоял, глядя на Слейдена. Тот перебарывал желание плюнуть. Затем Риз-Гордон сказал: «До встречи у чана с вареньем» – и вышел.

Слейдену было досадно, что глупый маленький англичанин подозревает, будто ему известно что-то еще, и в десять раз досадней, что на самом деле он такими сведениями не владеет. У него есть лишь несколько кодовых имен да план Глаздунова пустить операцию на самотек.

Если бы Слейден правда знал про женщину, про ВАГНЕР…

Он спустился на улицу, взял такси и поехал в офис.

Сразу после одиннадцати вечера ВАГНЕР позвонила по одному из тех телефонных номеров, которые никогда не записывала.

– Добрый вечер, – произнес скучающий голос.

– Меня зовут ВАГНЕР, – четко, отрывисто сказала она. – Некоторое время назад мы сделали мистеру Палатайну заказ и после этого с ним не связывались.

– Извините, но мистер Палатайн умер.

– Знаю. Мне надо поговорить с тем, кто занял его место.

Наступило молчание.

– Если вы хотите условиться о встрече…

– Нет, не хочу. Я буду ждать ровно тридцать секунд, не дольше.

Через двадцать секунд низкий мужской голос произнес:

– Да?

– Вы начальник?

– О чем именно разговор?

– О Командной Надежности.

В наступившем молчании послышался какой-то далекий звук.

– Я не имею ни малейшего…

– Моя линия не прослушивается. А ваша?

– Говорите, – сказал мужчина.

– Операция будет завершена, как планировалось. Но мне нужно кое-кого устранить, а сама я этого сделать не могу. Вы тоже не особо хорошо с таким справляетесь, но в телефонной книге ваша контора единственная.

– Боюсь, я вас не понимаю.

– Очень жаль. Я сообщу вам подробности с другого телефона через интервал СОСНОВЫЙ КЛЮЧ. За это время вы должны будете понять. И покуда вы учитесь, усвойте вот что: если вы снова напортачите – если пострадает кто-нибудь помимо объекта, – я устрою вам столько неприятностей, сколько смогу, а это больше, чем вы способны вообразить.

Она повесила трубку. В груди болело от напряжения. Глянула на часы. Интервал СОСНОВЫЙ КЛЮЧ означал повторный звонок через двадцать семь минут. Ей надо было к тому времени найти работающий телефонный автомат, продолжая в то же время следить за Николасом Хансардом.

Она подумал, что слишком разозлилась на человека по другую сторону провода. Нервы начинают сдавать. Это очень плохо.

Слейден положил трубку. Итак, ВАГНЕР снова на них вышла. Требует кого-то убрать в обмен на продолжение плана НОЧНОЙ ГАМБИТ. Занятно.

Слейден думал о смерти, как плотник о торцовочной пиле. Инструмент, не более того. Не универсальный, но и незаменимый для некоторых операций. Доски не пилят без причины, поскольку содержание инструмента требует денег. Но если нужна доска определенной длины, словами ее не укоротить.

Да, бывает, что доску отрезают слишком коротко, но дерево стоит дешево. За двадцать два года активной службы Слейден не помнил случая, когда убийство ухудшило ситуацию. Зато он видел много провалов из-за того, что кого-то оставили в живых.

Он глянул, что значит СОСНОВЫЙ КЛЮЧ. Женщина перезвонит через двадцать семь минут. Отследить звонок они не смогут. Базовые навыки у нее есть. Достойно уважения. Слейден нажал кнопку интеркома и вызвал Глаздунова.

Планировщик вошел. Вид у него был усталый и взвинченный. Слейден знал это состояние: оно происходит от уверенности, что скоро тебя вернут в Москву, а может, и в более отдаленные места. Они называли это «взгляд на восток».

Слейден сказал:

– Агент ВАГНЕР вышла на контакт. Ей нужно кого-то убрать. Сообщите Восьмому отделу, они сделают. Если оперативник опознает ВАГНЕР, надо будет ликвидировать и ее.

Глаздунов занервничал. Слейден наблюдал за этим не без удовольствия.

– Допустим, она подготовилась, – сказал Глаздунов. – Оставила документы…

Слейден хлопнул ладонью по столу.

– Мне плевать, что она оставит, лишь бы ее не было. Устройство мы найдем.

– Мы…

– Я видел таких женщин, – сказал Слейден. – В Венгрии, в Польше. Они волевые и безжалостные. Достигают очень многого при маленьких ячейках и скудных ресурсах. Но если их убрать, вся энергия обращается в пшик. – Он гадал, понимает ли его этот жалкий извивающийся червяк. – Рассказать, что я сделал в Польше? Мы пытались убрать одну такую, но не могли к ней подобраться. Ячейка ее боготворила, как святую, как Жанну д’Арк. Но подобраться можно всегда. С той женщиной я наконец нашел средство. По моей просьбе абортмахер сдвинул скальпель на полсантиметра. Куда лучше, чем сжечь Жанну. Не появляется мучеников.

– Я позвоню в Восьмой отдел, – сказал Глаздунов. Он даже немного позеленел. – Рассчитываете ли вы, что женщина тоже там будет?

Слейден улыбнулся:

– Она потребовала от нас точности. Как бы ей ни хотелось убрать того человека, рядом будет кто-то, чья жизнь ей дорога.

Служебный вход вел в небольшой вестибюль, увешанный афишами Национального театра. За стойкой дежурила красивая девушка в ослепительно стильном кожаном жакете, у окна сидел человек в плаще, читал «Огни большого города».

– Я Николас Хансард, доктор Бак меня ждет.

Девушка провела пальцем по списку.

– Да, сэр. Вам туда. Уборная номер двадцать четыре.

Через пять минут Хансард заблудился окончательно. Он не раз бывал за кулисами Национального театра, но здесь был лабиринт лесенок и коридорчиков, а таблички менялись так же часто, как спектакли. Люди сновали туда-сюда, но на Хансарда никто не глядел, и он из стеснения (чтобы не сказать из упрямства) не спрашивал, как пройти.

Экскурсоводы обязательно рассказывали, как актриса (обычно это была Берил Рейд, но, как у всякого мифа, у байки имелись вариации) по пути из уборной свернула не в тот коридор и вышла на сцену посередине совершенно другой пьесы.

Хансард нашел узкий коридор, где двери были выкрашены в мерзкий зеленый цвет, а фамилии актеров накладывались одна на другую, словно археологические слои. Наконец он отыскал уборную номер двадцать четыре и постучал. Через мгновение дверь открылась. За ней был не Клод, а человек в кожаной куртке силуэтом на фоне тускло освещенной комнаты. Он держал бумажник с удостоверением.

– Особый отдел Скотланд-Ярда, сэр. Не могли бы сообщить цель вашего прихода?

– Я к… – Глаза у Хансарда привыкли к полутьме, и он увидел тело на полу, цвет волос… – Господи, – сказал Хансард, невольно вспомнив Дидрика, убийцу, зарезанного в уборной. – Что случилось? Он мертв?

– Абсолютно мертв, сэр. Закройте дверь, пожалуйста, чтобы никто его не увидел.

Хансард закрыл за собой дверь.

– Как это случилось?

– Вот это мы и хотим узнать, сэр. Итак, кто вы и зачем пришли?

– Меня зовут Хансард, Николас Хансард… Доктор Бак назначил мне встречу, чтобы обсудить…

– Да, сэр? – Полицейский сунул руку в карман, как будто за блокнотом.

– Пьесу, – сказал Хансард и, резко повернувшись к полицейскому, выкрикнул: – Чертову дурацкую пьесу!

Разворачиваясь в тесной комнате, он с размаха задел полицейского по груди и увидел, как что-то, похожее на кусок зеленой трубы, у того в руке дернулось и кашлянуло. Пуля со звоном ударила в металлическую стену. Зеленая трубка щелкнула. Полицейский оскалился.

Хансард кулаком двинул убийцу в плечо с такой силой, что тот отлетел назад, а сам Хансард чуть не рухнул на него. Пистолет снова кашлянул, графин на гримировальном столе разлетелся вдребезги. Хансард левой рукой ухватился за дуло, выдернул пистолет и, правой рукой прижав убийцу к стене, огрел его рукоятью по лбу. Тот крякнул, по лицу потекла кровь. Хансард ударил снова. Убийца осел на пол. Хансард судорожно нащупал ручку, распахнул дверь и выскочил в чересчур ярко освещенный коридор. Огляделся. В обоих концах коридора люди спешили по своим делам.

Ему нужно было время подумать. Вернуться к машине он не мог – Эллен ждала в зале. Он не мог знать, надолго ли вырубил убийцу и нет ли у того сообщников; если просто схватить Эллен за руку и выбежать наружу, их могут подстерегать на выходе… Нужно ненадолго укрыться в безопасном месте.

Табличка в конце коридора гласила: «К ЛИТТЛТОНСКОЙ СЦЕНЕ». Хансард сунул пистолет в карман пиджака и двинулся в ту сторону.

Он толкнул дверь и оказался за кулисами, среди софитов и декораций к «Алхимику». На полу были наклеены полосы малярного скотча, тянулись провода, валялись куски посуды от взрыва в лаборатории, которым завершалась пьеса. Хансард обошел это все, идя на свет зрительного зала, миновал черный задник и очутился на сцене. Там стоял стол с графином воды и стул. В зале сидело человек пятьдесят-шестьдесят.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю