Текст книги "Достопочтенный Школяр"

Автор книги: Джон Ле Карре

сообщить о нарушении

Текущая страница: 42 (всего у книги 45 страниц)

– Срочно туда, – сказал Смайли, и они набились в машину.

Весь недолгий путь до Стар-Хайтс Гиллем, сидя за рулем, вслушивался в их немногословный разговор и, закипая от бессильной ярости, с каждой минутой все больше убеждался, что повсюду растянута тонкая паутина интриг и что только Джордж Смайли, всецело поглощенный перспективами дела и призраком Карлы, ухитряется своим близоруким взглядом ничего не замечать; его доверчивость и некая парадоксальная наивность ведут его прямо в самую середину свитой для него сети.

Здесь сплелось все, подумал Гиллем. И возраст Джорджа. И политические амбиции Эндерби, его склонность к жесткой линии, к широким жестам в сторону американцев – не говоря уже о ящике шампанского и о восторженном расшаркивании перед ним шестого этажа. И Лейкон – он оказывал Смайли едва ощутимую поддержку, а сам тем временем подыскивал ему преемника. И Мартелло – для чего он по пути в Гонконг заезжал в Лэнгли? И Эндерби – всего несколько дней назад он пытался отобрать это дело у Смайли и на блюдечке с голубой каемочкой вручить его Мартелло. А теперь прозвучал самый красноречивый и грозный намек – словно чертик из табакерки появился Сэм Коллинз, обладатель личной линии связи с Мартелло! И сам Мартелло, помилуй, Господи, тоже хорош, делал вид, что не догадывается, откуда Джордж черпает информацию – разумеется, получает по прямой линии связи.

Для Гиллема все эти намеки складывались в единую грозную картину, и ему было ясно, что он должен сделать – как можно скорее отвести Смайли в сторону и любыми средствами отвлечь его от операции хоть на минуту, чтобы тот своими глазами увидел, в какую яму вот-вот рухнет. Рассказать ему о письме. О посиделках Сэма с Лейконом и визите Эндерби в Уайтхолл.

А что вместо этого? Вместо этого ему велели вернуться в Англию. Почему он должен возвращаться? Потому что не в меру общительному твердолобому жеребцу по имени Уэстерби взбрело в голову закусить удила.

Катастрофа надвигалась. Предостерегающий крик рвался у Гиллема из груди, но и в более спокойной обстановке такое разочарование все равно было бы невыносимым. Он столько вытерпел на пути к сегодняшнему дню. При Хейдоне он был с позором изгнан в Брикстон; впоследствии так и не вернулся к оперативной работе – ему досталась другая задача: холить и лелеять старину Джорджа, мириться с его навязчивой скрытностью, которую в душе он считал унизительной и полагал, что в конце концов она погубит самого Смайли. Но, по крайней мере, все эти мучения имели определенную цель, а этот проклятый Уэстерби лишил его последнего утешения. Вернуться в Лондон, зная, что в следующие двадцать два часа Смайли и весь Цирк растерзает стая волков, и не иметь возможности даже предупредить шефа – такой удар, в представлении Гиллема, венчал всю его неудавшуюся карьеру, и если проклятия в адрес Джерри помогут хоть чуть-чуть облегчить душу, то он будет проклинать и Джерри, и всех остальных, черт бы их всех побрал.

– Пошлите лучше Фона!

– Фон не джентльмен, – ответил Смайли – по крайнеймере, смысл его слов был именно таким.

Верно подмечено, подумал Гиллем, вспоминая мальчишку с поломанными руками.

Джерри тоже полагал, что оставляет близкого человека на растерзание стае волков, пусть даже этим человеком был не Джордж Смайли, а Лиззи Уэрдингтон. Он смотрел в заднее окно машины, и весь мир казался ему покинутым так же, как и она. Улицы, рынки, даже подъезды домов были пусты. Над ними вырисовывалась крокодилья спина Пика, заляпанная светом ущербной луны. Последний день колонии, решил он. Из Пекина пришел пресловутый звонок: «Вечеринка окончена, убирайтесь». Закрывается последний отель, пустые «роллс-ройсы» валяются вокруг гавани, как металлолом, и последняя из жизнерадостных круглоглазых матрон, упакованная в не облагаемые налогом меха и драгоценности, ковыляет по трапу последнего океанского лайнера. Последний иследователь китайских обычаев лихорадочно скармливает машине для уничтожения бумаг свои последние ошибочные суждения; магазины разграблены, мертвый, опустевший город ждет, когда нагрянут орды варваров. На мгновение все пережитое слилось для Уэстерби в единую картину гибнущего мира – Гонконг, Пномпень, Сайгон, Лондон, весь мир, живущий взаймы, где кредиторы стоят у дверей и сам Джерри неким непостижимым образом превратился в частичку долга, который мир обязан уплатить.

" Я в с е г д а б ы л б л а г о д а р е н э т о й с л у ж б е з а т о, ч т о о н а д а л а м н е в о з м о ж н о с т ь п л а т и т ь п о с ч е т а м. Т ы т о ж е т а к с ч и т а е ш ь ? Д а ж е т е п е р ь ? Т а к с к а з а т ь, ч у д о м о с т а в ш и с ь в ж и в ы х ? "

«Совершенно верно, Джордж, – подумал он. – Подписываюсь под твоими словами, старина. Я тоже так считаю. Но может быть, вкладываю в эти слова несколько иной, нежели ты, смысл, приятель». Они с Фростом частенько пили и валяли дурака и Джерри ясно видел перед собой его веселое доверчивое лицо. То же лицо, искаженное чудовищным воплем, стало перед ним еще раз. Он почувствовал на плече дружескую руку Люка, а потом увидел ту же руку на полу, закинутую за голову, словно он пытался поймать мяч, который так и не прилетел. Беда в том, приятель, подумал Джерри, что расплачиваться часто приходится другим.

Например, Лиззи.

Когда-нибудь, если так распорядится судьба, они с Джорджем за бокалом вина снова будут обсуждать все ту же неотвязную проблему – зачем мы лезем в гору, и тогда он обязательно скажет ему об этом. Он намекнет – вполне миролюбиво, не раскачивая лодку – на то, как преданно и самоотверженно мы приносим в жертву других, ни в чем не повинных людей, – например, Люка, Фроста, Лиззи. Джордж, разумеется, даст идеально выверенный ответ. Разумный. Взвешенный. Оправданный. Джордж видит всю картину целиком. Понимает приоритеты. Еще бы. Он ведь у нас самый умный.

Машина приближалась к тоннелю, ведущему через гавань, а он все думал о ее робком последнем поцелуе и в то же время вспоминал поездку в морг – впереди из тумана выплывали леса строящегося дома, точно так же залитые светом прожекторов, как леса, которые он видел на той дороге; по ним сновали блестящие от пота кули в желтых шлемах.

Тиу тоже ее не любит, подумал он. Он не любит круглоглазых, которые болтают лишнее о Важном Хозяине.

Усилием воли он заставил мысли течь в другом направлении. Он попытался представить, что они сделают с Нельсоном, с человеком, которого лишили всего: дома, положения в обществе; человека, которого, как рыбу, вытащенную из воды, могут сожрать либо бросить обратно в море. Джерри уже приходилось видеть таких рыб: он присутствовал при их поимке, при торопливом допросе, не раз отвозил их обратно через границу, которую они так недавно пересекли, – " в о з в р а щ а л в о б о р о т ", как называлось это на очаровательном сарратском жаргоне: «так, чтобы никто и не заметил, что они выходили из дому». А если рыбку не выкидывают обратно? Если его как драгоценную награду держат под замком? Тогда через много лет – два, даже три, говорят, бывает и пять – Нельсон пополнит собой череду Вечных Жидов шпионского дела, его будут прятать, перевозить с места на место, снова прятать, и никому он не будет нужен, даже тем, ради кого пошел на предательство.

А ч т о Д р е й к с д е л а е т с Л и з з и, к о г д а з а н а в е с о п у с т и т ся, с п р о с и л о н с е б я. Н а к а к у ю п о м о й к у е е в ы б р о с я т н а э т о т р а з ?

У въезда в туннель они резко сбавили скорость. «Мерседес» полз следом. Джерри уронил голову на грудь. Прижав руки к паху, он покачивался и стонал от боли. Из временной полицейской будки, похожей на пост часового, на них с любопытством взирал китаец-констебль

– Если он подойдет, скажи, что мы везем пьяного, – рявкнул Гиллем. – Покажешь блевотину на полу.

Они вползли в туннель. Из-за плохой погоды два ряда машин, направлявшихся на север, ехали тесной цепочкой, одна за другой. Гиллем занял правый ряд. Слева их догнал мерседес". Полузакрыв глаза, Джерри в зеркале заметил, как следом за ними под уклон ползет коричневый грузовик.

– Дай немного мелочи, – сказал Гиллем. – На выходе придется платить.

Фон поискал в кармане, однако только одной рукой.

Туннель содрогался от рева моторов. Наперебой загудели сигналы. К их перебранке присоединялись все новые машины. Вокруг стоял туман, к нему добавилась вонь выхлопных газов. Фон закрыл окно. Грохот все усиливался, машина начала дрожать. Джерри зажал уши руками.

– Извини, приятель. Боюсь, меня опять вывернет.

Он склонился к Фону. С криком «Грязный подонок» тот принялся быстро опускать стекло, но Джерри оказался проворнее. Головой он ударил его в подбородок, а локтем с силой ткнул в пах. Гиллему, разрывавшемуся между вождением автомобиля и необходимостью защищаться, достался тяжелый удар туда, где ключица соединяется с плечевым суставом. Джерри нанес удар расслабленной рукой, в последний миг превратив скорость движения в силу удара. Гиллем вскрикнул: «Боже!» – и вылетел из кресла, машина вильнула вправо. Фон одной рукой схватил Джерри за шею, а другой старался свернуть ему голову набок – при этом он наверняка убил бы его. Но в Саррате их учили одному приему под названием «коготь тигра», применимому в тесном пространстве. Нужно скрючить руку, сжать пальцы и нижней частью ладони ударить противника снизу вверх, в дыхательное горло. Джерри провел этот прием, и голова Фона ударилась о заднее окно с такой силой, что по стеклу разбежалась сетка трещин. Два американца в «мерседесе» отрешенно смотрели куда-то вперед, словно ехали на похороны высокопоставленной особы. Он подумал, не придушить ли слегка Фона, но решил, что не обязательно. Затем вытащил у него из-за пояса свой пистолет и открыл правую дверь. Гиллем последним рывком попытался дотянуться до него, но только порвал до локтя рукав верного, но изрядно пoношенного голубого костюма Джерри, на что тот ткнул пистолетом ему в руку – его лицо исказилось от боли. Фон выставил ногу, но Джерри прищемил ее дверью, услышал отчаянный вопль: «Сволочь!» – и побежал к городу навстречу потоку машин. Петляя между автомобилями, которым некуда было свернуть, он выскочил из туннеля и помчался вверх. Возле будки часового ему показалось, что позади слышатся крики Гиллема. Померещился выстрел, но это, должно быть, был всего лишь громкий выхлоп какой-то машины. Пах разрывался от боли, но боль, казалось, помогала ему бежать еще быстрее. Один из полицейских на обочине что-то крикнул ему, другой попытался выставить руки, но Джерри оттолкнул их с дороги, и они предпочли оставить его в покое – круглоглазый, что с него возьмешь. Он бежал, пока не поймал такси. Шофер не говорил по-английски, и ему пришлось показывать дорогу. «Boн туда, приятель. Вверх. Налево, тупица чертов. Вот сюда». Так они добрались до ее дома.

Он не знал, что у нее происходит – там ли еще Смайли и Коллинз, не появился ли Ко, возможно, вместе с Тиу, но выяснять было некогда. Он не позвонил в дверь, потому что знал, что микрофоны зафиксируют звонок. Вместо этого он достал из бумажника визитую карточку, нацарапал на ней несколько слов и опустил в почтовую щель на входной двери, ожидая, не послышатся ли ее шаги. Он присел на корточки, прижимая руки к паху, трясся, обливался потом и пыхтел, как ломовая лошадь. Прошла целая вечность, наконец дверь открылась, и на пороге появилась она. Он изо всех сил попытался выпрямиться.

– Господи, это же наш сэр Галаад, – пробормотала Лиззи. Она была не накрашена, отчетливо краснели шрамы от кулаков Рикардо. Она не плакала, по крайней мере, слез у неена глазах не было, но лицо казалось сильно постаревшим. Он вытащил ее в коридор, она не сопротивлялась. Он показал на дверь, ведущую к пожарной лестнице.

– Ровно через пять секунд жди меня по другую сторону этой двери, поняла? Н и к о м у н е з в о н и, выходи бесшумно, н е з а д а в а й дурацких вопросов. Возьми с собой теплую одежду. Давай, малышка. Не бойся. Н у, п о ж а л у й с т а.

Она глядела на него, на оторванный рукав его костюма, на пиджак с пятнами от пота, на нечесаный чуб, свисавший на глаза.

– Или идешь со мной, или тебе конец, – сказал он. – И поверь, на этот раз конец – штука серьезная.

Она вернулась в квартиру, оставив дверь приоткрытой. Обратно она вышла гораздо поспешнее и на всякий случай не закрыла дверь. Он повел ее по пожарной лестнице. Она надела кожаное пальто и взяла сумку через плечо. Для него она вместо порванного пиджака принесла теплый кардиган, принадлежавший, наверное, Дрейку, потому что он оказался ему безнадежно мал, но Джерри ухитрился кое-как натянуть eго. Он переложил содержимое карманов пиджака в ее сумочку и выкинул рваную тряпку в мусоропровод. Она шла за ним так тихо, что он дважды обернулся, чтобы убедиться, что она здесь. На первом этаже он выглянул сквозь ячеистое окно и отскочил: как раз в эту минуту в вестибюле появился Рокер собственной персоной. В сопровождении громилы-подчиненного он подошел к стойке портье и показал ему удостоверение полицейского. Джерри и Лиззи спустились по лестнице на автостоянку. Она сказала:

– Давай сядем в мое красное каноэ.

– Не говори глупостей, мы оставили его в городе. Покачав головой, он повел ее мимо машин на огороженный пятачок на открытом воздухе, заваленный отбросами и строительным мусором, как задворки Цирка. Оттуда между сырыми бетонными стенами спускалась в город шаткая лестница, разделенная на части извилистой дорогой-серпантином. Над лестницей нависали черные ветви деревьев. Под их ногами ступени задрожали, желудок Джерри тотчас же отозвался резкой болью. Когда они вышли на дорогу, вдали мигнул кроваво-красный огонек; он оттащил ее в сторону, чтобы скрыться от прожектора полицейской машины, которая, завывая сиреной, неслась вниз. В туннеле они нашли пак-пай, и Джерри назвал адрес.

– Где это? – спросила она.

– Там, где паспортов не спрашивают, – ответил Джерри. – Заткнись и делай, как я скажу. Сколько у тебя с собой денег?

Она открыла сумочку, достала из бумажника толстую пачку и пересчитала.

– Я выиграла это в маджонг у Тиу, – сказала Лиззи, и он почему-то понял, что она врет.

Шофер высадил их в конце переулка, и вскоре они подошли к низким воротам. В доме было темно, но едва они приблизились ко входной двери, как она открылась, и мимо них из темноты выскользнула парочка. Они вошли в вестибюль, дверь за ними закрылась. Освещая путь ручным фонариком, они пробрались через короткий лабиринт коридоров с кирпичными стенами и оказались в нарядном внутреннем вестибюле. По радио играла музыка. На изогнутом диване в центре зала сидела элегантная китаянка с карандашом и блокнотом, по всем признакам образцовая хозяйка дома. Увидев Джерри, она улыбнулась; при виде Лиззи улыбка стала еще шире.

– На всю ночь, – сказал Джерри.

– Разумеется, – откликнулась она.

Они поднялись вслед за ней по лестнице и попали в небольшой коридор. В открытых дверях виднелись зеркала и шелковые покрывала, горел неяркий свет. Джерри выбрал комнату с наименее двусмысленной обстановкой, отказался от предложения для ровного счета привести вторую девочку, уплатил хозяйке и заказал бутылку «Реми Мартен». Лиззи вошла за ним, бросила сумочку на кровать и, не успел он закрыть дверь, разразилась нервным смехом, радуясь, что все так удачно кончилось.

– Лиззи Уэрдингтон, – заявила она, – они говорили, что ты, наглая шлюха, кончишь свои дни именно в таком месте, и черт меня побери, если они не правы!

Джерри со стаканом бренди в руке лег в шезлонг, скрестив ноги, и уставился в потолок, Лиззи улеглась на кровать. Оба молчали. В доме было очень тихо. Время от времени из комнаты этажом выше доносился вскрик наслаждения или приглушенный смех, один раз послышалось недовольное восклицание. Она подошла к окну и выглянула.

– Что там видно? – спросил он.

– Гнусная кирпичная стена, тридцать кошек, гора пустых бутылок.

– Туман есть?

– Густой, как молоко.

Она прошла в ванную, ощупью пошарила там и вышла.

– Малышка, – тихо сказал Джерри. Внезапно встревожившись, она застыла на месте.

– Находишься ли ты в здравом уме и трезвой памяти?

– Почему ты спрашиваешь?

– Я хочу, чтобы ты повторила мне все, о чем рассказывала им. После этого ты расскажешь мне, о чем они тебя спрашивали, независимо от того, отвечала ты им или нет. А после этого мы попытаемся проделать одну штуку, которая называется анализом произошедших событий, и вычислим, какое место в мироздании занимают эти негодяи.

– То есть сыграем весь матч заново, – сказала она, помолчав.

– Какой матч?

– Не знаю. Но все это однажды уже было.

– Так что же было?

– Что было, то было, – устало сказала она. – И скоро произойдет вновь.

Нельсон

Время приближалось к часу ночи. Приняв ванну, она вышла из ванной комнаты босиком в белом халате и с полотенцем на голове, поэтому пропорции ее фигуры внезапно оказались нарушенными.

– Они дошли даже до того, что протянули поперек уборной бумажные полоски, – сказала она. – И упаковали стаканчики для полоскания рта в целлофановые пакетики.

Лиззи задремала на кровати, он – на диване. Она произнесла: «Я бы хотела, но это не поможет», и он ответил, что после такого удара, каким его наградил Фон, либидо заметно снижается. Она рассказала ему о своем муже, школьном учителе – она называла его «подонок Уэрдингтон», – о том, как она единственный раз в жизни попыталась вести себя порядочно, о ребенке, которого родила ему чисто из вежливости. Расказала о своих кошмарных родителях, о Рикардо – каким он оказался подлецом, как она его любила, как одна девчонка из бара «Констеллейшн» посоветовала отравить его соком ракитника, и однажды, после того как он избил ее до полусмерти, она насыпала ему в кофе изрядную дозу. Но, должно быть, ей подсунули какую-то дрянь, сказала она, потому что Рикардо всего лишь проболел несколько дней, а «хуже здорового Рикардо может быть только Рикардо, лежащий на смертном одре». В другой раз она улучила момент, когда он был в ванной, и вонзила в него нож, но он всего лишь заклеил ранку пластырем и отметелил ее снова.

Она рассказала, как они с Чарли Маршаллом после мнимого исчезновения Рикардо отказались поверить в его смерть и повели кампанию «Рикардо жив!», как они это называли, и как Чарли Маршалл изводил своего старика, в точности так, как он сам живописал это перед Джерри. Рассказала, как собрала манатки и отправилась в Бангкок, а там пошла прямиком в номер, который снимала в отеле «Эраван» компания «Чайна Эйрси», намереваясь решительно поговорить с Тиу, но вместо этого очутилась лицом к лицу с самим Ко. До этого она видела его всего один раз, да и то мельком, в Гонконге, во время уличной заварушки, которую устроила некая Салли Кейл, бодрая старушенция, мужеподобная лесбиянка, торговка антиквариатом, не гнушавшаяся в придачу приторговывать героином. Лиззи разыграла перед ним целый спектакль: сначала Ко решительно приказал ей убираться, но в конце концов природа взяла свое, как бодро выразилась она: «Лиззи Уэрдингтон сделала еще один шаг по проторенной к погибели дорожке». Дорога эта оказалась долгой и скользкой, отец Чарли Маршалла «тянул повозку», а Лиззи, если можно так выразиться, «ее толкала», и наконец стороны составили весьма характерный для Китая контракт. Подписали его Ко и отец Чарли, а товарами, подлежащими купле-продаже, были: с одной стороны – Рикардо, с другой – его бывшая спутница жизни, Лиззи, которой он недавно дал отставку.

Ни она, ни Рикардо, как без особого удивления узнал Джерри, не возражали против вышеуказанного контракта.

– Тебе надо было послать его к черту, – сказал Джерри, вспоминая два перстня на правой руке Рикардо и разлетевшийся вдребезги «форд».

Но Лиззи никогда не смотрела на ситуацию с этой точки зрения и сейчас не видела в ней ничего плохого.

– Он был один из нас, – сказала она. – Хотя и подлец.

Только выкупив жизнь Рикардо, она почувствовала, что наконец освободилась. Китайцы играют свадьбы чуть ли не каждый день. Так почему бы не пожениться Дрейку и Лизе?

Что это еще за Лиза, спросил Джерри. Почему Лиза, а не Лиззи?

Она не знала. Дрейк не любил об этом говорить, сказала она. В его жизни уже когда-то была одна Лиза, говорил он, и прорицатель обещал, что в один прекрасный день появится и другая, вот он и решил, что Лиззи в достаточной степени соответствует этому предсказанию, и прозвал ее Лизой, а она сама тем временем укоротила фамилию до простого Уэрд.

– Блондиночка, – рассеянно произнесла она. Перемена имени имела и практические цели. Дав ей новое, Ко позаботился, чтобы все записи в делах местной полиции, где она фигурировала под старым, исчезли.

– Но потом вломился этот подлец Меллон и заявил, что успел их изъять и переписать, особо упомянув, что я перевозила его проклятый героин.

Так что они опять вернулись к нынешнему положению. И оказались в нем по той же причине.

Их бессвязный разговор навевал на Джерри покой, он расслабился, будто после ночи любви. Он лежал на диване, сна не было ни в одном глазу, но Лиззи то и дело засыпала, а потом, встрепенувшись, продолжала рассказ с того же места, где закончила. Он знал, что она расказывает ему почти всю правду, потому что, стоило ей только захотеть, она могла бы с выгодой для себя воспользоваться пробелами в его знаниях. Он также понял, что со временем Ко стал для нее надеждой и опорой. Он вознес ее на такую высоту, что она начала смотреть на свои былые похождения другими глазами – примерно то же самое сделал с ней когда-то школьный учитель.

– Дрейк ни разу в жизни не нарушил обещания, – обронила она, перевернулась на спину и опять скользнула в тревожный сон.

Он вспомнил Сиротку: только не лги мне. Через несколько часов – или жизней – ее разбудил сладострастный вопль, донесшийся из соседней комнаты.

– Господи, – одобрительно воскликнула она. – Да эта баба просто на седьмом небе. – Крик повторился. – Ах-ах-ах! Притворяется. – Наступила тишина. – Ты не спишь? – спросила она.

– Нет.

– Что ты собираешься делать?

– Завтра? – Да.

– Не знаю, – признался он.

– Вступай в клуб, – прошептала она и, похоже, опять заснула.

«И опять мне нужен инструктаж из Саррата, – подумал он. – Очень нужен. Может быть, позвонить Кро? Или попросить у доброго старого Джорджа еще один многомудрый совет – что-то он в последнее время стал скуп на них. Он наверняка где-то тут. Поблизости».

Смайли действительно был поблизости, но в этот миг он не мог дать Джерри никакого совета. Он бы охотно отдал все накопленные знания за то, чтобы понять одну-единственную мелочь. В «изоляторе» день ничем не отличался от ночи. На потолке, рассыпая дрожащие блики, горели лампы дневного света. По одну сторону комнаты расположились Сэм с тремя Кузенами, по другую – Смайли и Гиллем, а разъяренный Фон, как зверь в клетке, расхаживал туда и обратно вдоль ряда кресел из кинотеатра и сжимал крохотными кулачками теннисные мячики. Губы его почернели и распухли, один глаз заплыл. Под носом темнел сгусток запекшейся крови. У Гиллема правая рука висела на перевязи; он не сводил глаз со Смайли. Но в этом он был не одинок, на Смайли обратились взгляды всех присутствующих. Всех, кроме Фона. Зазвонил телефон – их вызывали связисты, обитавшие этажом выше. Из Бангкока сообщали, что они в точности смогли проследить путь Джерри вплоть до Вьентьяна.

– Мэрфи, скажи им, что след давно остыл, – приказал Мартелло, по-прежнему не сводя глаз со Смайли. – Скажи им все, что хочешь. Пусть от нас отвяжутся. Так, Джордж?

Смайли кивнул.

– Так, – твердо ответил за него Гиллем.

– Дружище, след остыл, – повторил Мэрфи в телефонную трубку. Обращение " д р у ж ш ц е " удивило всех. Никто не ожидал от Мэрфи проявлений человеческой теплоты. – Хочешь оставить сообщение или сделать это за тебя? Нам это неинтересно, понял? Так что забудь.

Он повесил трубку.

– Рокхерст нашел ее машину, – во второй раз сообщил Гиллем, Смайли все так же глядел прямо перед собой. – На подземной стоянке в «Сентрале». Там же стоит автомобиль, взятый напрокат. Его нанял Уэстерби. Сегодня. Под своим рабочим псевдонимом. Джордж, ты слышишь?

Смайли кивнул, но так слабо, что можно было подумать, будто он стряхивает с себя дремоту.

– По крайней мере, Джордж, он совершает какие-то поступки, – многозначительно бросил Мартелло, посовещавшись с Коллинзом и «молчунами». – Как говорится, если у вас взбесился слон, лучше всего отвести его в сторонку и пристрелить.

– Сначала нужно его найти, – огрызнулся Гиллем: его терпение достигло предела.

– Я не уверен, Питер, что Джорджу этого хочется, – сказал Мартелло, напуская на себя фамильярный тон. – Может быть, Джордж соизволит наконец спуститься с небес и взглянуть на дело повнимательнее – наше общее предприятие оказалось в серьезной опасности.

– Что вы хотите от Джорджа? – возразил Гиллем. – Чтобы он бродил по улицам, пока не найдет Уэстерби? Или чтобы Рокхерст разослал повсюду его имя и приметы, и каждый журналист в городе знал, что Джерри в розыске?

Неподвижный Смайли, как глубокий старик, ссутулился рядом с Гиллемом.

– Уэстерби – профессионал, – настаивал Гиллем. – Не самородок, конечно, но орешек крепкий. В таком городе, как этот, он может долгие месяцы лежать на дне, и Рокхерст его даже не учует.

– Даже если у него на шее будет висеть девчонка? – спросил Мэрфи.

Не обращая внимания на руку на перевязи, Гиллем склонился над Смайли.

– Эта операция – ваша, – настойчиво прошептал он. – Если вы скажете, что нужно ждать, мы подождем. Отдайте приказ, и мы его выполним. Эти люди только и ищут предлог, чтобы отобрать дело у вас. Сделайте хоть что-нибудь, только не молчите.

Фон, бегающий вдоль ряда кресел из кинотеатра, саркастически прошептал:

– Все болтают, болтают. Ни на что другое не способны. Мартелло сделал еще одну попытку.

– Джордж! Этот остров британский или нет? Ваши парни могут в любой миг перетрясти этот город до основания. – Он указал на глухую стену без окон. – У нас там человек – ваш человек – и на него, кажется, напал амок. Нельсон Ко – самый большой улов, какой когда-либо шел к нам в руки. Самый большой за всю мою карьеру, держу пари на мою жену, бабушку и доходы с моей плантации, и на вашу тоже.

– Пари не принимается, – ухмыльнулся Сэм Коллинз, заядлый игрок.

Мартелло стоял на своем.

– Мы что, Джордж, будем и дальше сидеть тут и выяснять друг у друга, как могло случиться, что Иисус Христос родился именно в Рождество, а не двадцать шестого или двадцать седьмого декабря, и пусть тем временем добыча уходит у нас из-под носа?

Смайли наконец поднял глаза на Мартелло, потом на Гиллема, который неподвижно стоял рядом с ним, выпрямившись так, чтобы руке было удобнее, и наконец опустил взгляд на свои сцепленные руки. На некоторое время он застыл, углубившись в себя; перед глазами его проходила вся история его противостояния с Карлой, которого Энн прозвала " е г о ч е р н ы м Г р а а л е м ". Он думал об Энн, о том, как она не раз предавала его во имя собственного Грааля, который она называла любовью. Вспоминал, как вопреки собственным убеждениям пытался обратиться в ее веру и, словно истинный новообращенный, каждый день повторял ее постулаты, хотя она и толковала их, как ей вздумается. Думал о Хейдоне, которого Карла толкнул в объятия Энн. Думал о Джерри, о той девушке, о ее муже, Питере Уэрдингтоие, вспоминал, каким собачьим преданным взглядом словно признав родственную душу, одарил его Уэрдингтон во время беседы на террасе дома в Айсингтоне: «Мы с вами – те, кого всегда бросают», – говорил этот взгляд. Он думал и о других влюбленностях, которые искал и находил Джерри на своем ухабистом пути, о наполовину оплаченных счетах, которые копили для него в Цирке. Было бы очень удобно свалить с ними Лиззи в одну кучу, но он не мог на это пойти. Так мог бы поступить Сэм Коллинз, но он ведь не Сэм. У Смайли не было ни малейших сомнений, что чувства, которые Джерри сейчас испытывал к девушке, были оправданы в глазах Энн, она поняла бы его и не стала винить. Но он ведь и не Энн. Смайли долго сидел, стиснутый клещами нерешительности, и в отчаянии искренне спрашивал себя: а что, если Энн права; его внутренняя борьба стала не чем иным, как невидимым миру блужданием по безднам собственной неполноценности, в которые он безжалостно втягивает не склонные к бесплодным размышлениям практические умы наподобие Джерри.

" Д р у ж и щ е, т ы н е п р а в, – говорил Джерри. – Н е з н а ю в ч е м, н е з н а ю п о ч е м у, н о н е п р а в ".

" Е с л и я н е п р а в, – ответил он как-то Энн в одном из их бесконечных споров, – т о э т о н е з н а ч и т, ч т о п р а в а т ы ".

И снова услышал голос Мартелло; тот говорил о делах насущных.

– Джордж, люди с р а с п р о с т е р т ы м и о б ъ я т и я м и ждут того, что им можем дать мы. Что может дать Нельсон.

Зазвонил телефон. Мэрфи снял трубку и в наступившей тишине провозгласил:

– Наземная линия связи с авианосцем, сэр. Военно-морская разведка засекла джонки точно по нашему расписанию, сэр. Благоприятный южный ветер, и хороший лов на всем пути следования. Сэр, я не думаю, что Нельсон с ними. Ему пока что нечего делать у них на борту.

Все внимание переключилось на Мэрфи – до сих пор никто не слышал, чтобы он выражал собственное мнение.

– Какого черта, Мэрфи? – возопил изумленный Мартелло. – Ты что, сынок, тоже ходил к прорицателю?

– Сэр, сегодня утром я был у них на корабле, и они мне многое рассказали. Они не видят оснований, почему человек, живущий в Шанхае, должен непременно выходить в море из Сватоу. Они на его месте поступили бы совершенно по-другому, сэр. Добрались бы самолетом или поездом до Кантона, потом сели на автобус, возможно, до Вайчоу. Они говорят, так намного безопаснее, сэр.

– Это люди Нельсона, – сказал Смайли, резко оборачиваясь к нему. – Из его клана. Он предпочтет выйти в море с ними, даже если это опаснее. Он им доверяет. – Он повернулся к Гиллему. – Сделаем вот что. Скажи Рокхерсту, чтобы разослал описание примет и Уэстерби, и девушки – обоих. Говоришь, он нанял машину под оперативным псевдонимом? По фальшивым документам, приготовленным на случай бегства?

– Да.

– На имя Уоррела?

– Да.

– Значит, пусть полиция ищет мистера и миссис Уоррел, британцев. Никаких фотографий, и позаботьтесь, чтобы описания были достаточно расплывчатыми, чтобы не навлечь на него подозрений. Марти!

Мартелло был сама внимательность.

– Ко все еще сидит у себя на яхте?

– Да, Джордж. Засел там вместе с Тиу.

– Возможно, Уэстерби попытается добраться до него. У вас на пристани есть стационарный наблюдательный пункт. Пошлите туда побольше народу. Скажите им, чтобы смотрели в оба.