Текст книги "Достопочтенный Школяр"

Автор книги: Джон Ле Карре

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 45 страниц)

«Должно быть. Ко сейчас со своей лошадью», – подумал Джерри, вспомнив старину Самбо. – Скорее всего, в паддоке (Выгул около конюшен, загон на ипподроме), где готовят лошадей к старту, дает инструкции тренеру и жокею".

Он вернулся через ресторан в фойе у главного входа, спустился по широкой лестнице на два этажа вниз и через зал вышел на галерею для зрителей, заполненную огромной толпой задумчивых китайцев. Там были только мужчины. Все они в благоговейном молчании смотрели вниз, на крытый песчаный манеж, где прыгало много шумных воробьев и трое мужчин (постоянные тренеры «мафу», работающие каждый со своей лошадью) выводили трех лошадей. Они держали поводья своих подопечных с несчастным видом, как будто нервы не выдерживали напряжения. Элегантный капитан Грант наблюдал за происходящим, этому же занятию предавался и старый русский тренер из белогвардейцев по имени Саша. Джерри любил и уважал его. Саша сидел на маленьком складном стульчике, слегка подавшись вперед. Он занимался выездкой монгольских пони в Шанхае уже во времена Договора (Один из ряда англо-китайских договоров, подписанных во второй половине XIX века, предоставлявший Англии в Китае права экстерриториальности и многие другие привилегии). Джерри мог слушать его рассказы ночь напролет про три скаковых круга в Шанхае – английский, международный и китайский; про то, как богатые английские торговцы – «короли» – держали по шестьдесят, а то и по сто лошадей каждый, отправляя их морем из одного портового города в другой, вновь и вновь вступая в борьбу за первенство. Саша был мягкий человек философского склада, с голубыми глазами, устремленными вдаль, и с подбородком борца, считающего любые приемы дозволенными. Кроме всего прочего, он тренировал Счастливчика Нельсона. Сидя поодаль от всех, он смотрел в ту сторону где, как решил Джерри, должна быть дверь, не заметная отсюда.

Внезапно шум на трибунах заставил Джерри резко повернуться. Раздался рев. а потом высокий пронзительный крик, толпа на одной из трибун всколыхнулась, и в нее клином врезались полицейские в черно-серой форме. Мгновение, и несколько полицейских уже тащили какого-то несчастного окровавленного карманника к тоннелю, ведущему в подвальный этаж. Джерри совсем ослепило яркое солнце, и когда он снова повернулся к темному паддоку, ему понадобилось несколько секунд для того, чтобы сфокусировать взгляд на неясных очертаниях фигуры господина Дрейка Ко.

Он не сразу узнал его. Первый человек, на которого Уэстерби обратил внимание, был совсем не Ко, а молодой жокей-китаец, стоявший рядом со старым тренером Сашей, – высокий, тонкий, как тростинка, юноша. Он постукивал себя хлыстом по сапогам, как будто повторяя жест, увиденный когда-то на английской гравюре. На нем был костюм цветов Ко. В статье «Голден Ориента» говорилось, что это «серо-стальной (как море) и небесно-голубой, чередующиеся в шахматном порядке». Как и Саша, юноша смотрел на что-то, чего Джерри не видел. В следующее мгновение из-под помоста смешливый толстяк тренер вывел молодого гнедого жеребца. Номера под попоной не было видно, но Джерри узнал коня по фотографии: теперь он оценил, что это за конь. Бывают такие лошади, которым просто нет равных среди себе подобных, и, по мнению Джерри, Счастливчик Нельсон был именно таким. «Превосходное животное, – подумал он, – красивая высокая холка, ясный глаз. Ничуть не похож на гнедых цвета тюремной баланды со светлой гривой и таким же хвостом, за которых на скачках всегда болеют женщины». Учитывая местные условия – а здесь климат сильно ограничивает возможность достижения наилучшей формы, – Счастливчик Нельсон был лучше всех остальных. В этом Джерри был уверен. На какое-то мгновение состояние жеребца вызвало у него тревогу: бока и задние ноги слишком блестят от пота. Он снова перевел взгляд на глаза Нельсона: ясные, незамутненные. Ему стала понятна слегка неестественная потливость жеребца, и сердце снова возрадовалось: этот хитрый дьявол Ко приказал облить лошадь из шланга, чтобы он хуже выглядел. Джерри с радостью вспомнил, что именно так в подобной ситуации повел бы себя старик Самбо.

Пришло время перевести взгляд с жеребца на его хозяина.

Господин Дрейк Ко, кавалер ордена Британской Империи, обладатель внушительной суммы в полмиллиона американских долларов, человек, заявивший, что он – сторонник Чан Мао-ши, стоял в стороне, в тени, отбрасываемой белой бетонной колонной диаметром около трех метров. На первый взгляд, это был человек не слишком привлекательной, но и не отталкивающей наружности, высокий и сутулый, словно человек, которого приучила к этому его профессия – зубной врач или сапожник. Он был одет так, как одеваются англичане: серые мешковатые брюки из шерстяной фланели и черный двубортный блейзер, немного длинноватый в талии, что подчеркивало несуразность и угловатость его худощавой фигуры. Лицо и шея блестели, словно хорошо начищенная кожа, и были совершенно лишены растительности, а многочисленные морщины, избороздившие их, казались резкими, словно складки, заглаженные утюгом. Цвет лица Ко был темнее, чем предполагал Джерри: он готов был заподозрить, что в нем есть арабская или индийская кровь. Он носил все тот же немыслимый головной убор, что и на фотографии, – темно-синий берет. Уши торчали из-под него, как кремовые розы на торте. Глаза, и без того очень узкие, из-за берета казались еще более удлиненными. Коричневые итальянские туфли, белая рубашка с открытым воротом. В руках нет ничего, даже бинокля: зато на лице великолепная, на полмиллиона долларов улыбка, во рту сверкает золото – кажется, он радуется не столько за себя, сколько за всех остальных.

Но было еще кое-что – скорее, намек. Это как внутреннее электричество: метрдотели, швейцары и журналисты обычно определяют сие свойство с первого взгляда; у старика Самбо оно п о ч т а было: в нем был намек на то, что если он захочет, в его распоряжении через мгновение окажутся огромные средства, и если ему понадобится, никому не ведомые люди в мгновение ока принесут все, что он потребует на блюдечке с голубой каемочкой.

Картинка ожила. Распорядитель скачек приказал жокеям оседлать лошадей. Смешливый мафу сдернул попону, и Джерри, к своему удовольствию, заметил, что по приказанию Ко жеребца еще и почистили щеткой против волоса, чтобы сделать якобы плохое состояние еще более явным. Тоненький, как тростинка, жокей не очень ловко и не очень быстро вспрыгнул в седло, что-то дружелюбно сказав сверху Ко – должно быть, из-за нервного напряжения забыв о разделяющей их дистанции. Ко, которого от Джерри отделял жеребец, уже решил уйти, но повернулся и что-то резко ответил – что-то односложное, чего Джерри расслышать не мог. При этом он даже не смотрел на того, к кому обращался, и ему было все равно, услышит ли его еще кто-нибудь. Что это было? Выговор? Слова ободрения? Приказ слуге? Ко не перестал широко улыбаться, но голос его звучал жестко, словно щелчок кнута. Жеребец с всадником направились в одну сторону, Ко – в другую, а Джерри снова помчался через ресторан на балкон, протиснулся к самому краю и посмотрел вниз.

К этому времени Ко был уже не один, а с супругой. Джерри так и не понял, пришли они на трибуну вместе или она присоединилась к нему позже. Женщина была очень миниатюрной. Он обратил внимание на блеск черного шелка и движение в толпе вокруг – это мужчины уступали ей дорогу. Трибуна заполнялась зрителями. Ее голова не доходила им и до плеч. Он снова нашел ее взглядом рядом с Ко: изящную и безупречную жену-китаянку, надменную, пожилую, такую холеную и ухоженную, что невозможно было представить, что она когда-то была моложе и носила что-то другое, а не этот шелковый, расшитый золотом, с великолепными воздушными застежками наряд от парижского модельера. Когда они с Кро, уже совсем одуревшие, как-то сидели перед небольшим проектором, Кро вдруг дал волю своей фантазии: "Жена доставляет ему немало хлопот, – сказал он. – Л ю б и т с т а щ и т ь ч т о – н и б у д ь в б о л ь ш и х у н и в е р м а г а х. К о п р и х о д и т с я п о сы л а т ь с в о и х л ю д е й з а р а н е е, ч т о б ы п р е д у п р е д и т ь а д м и ни с т р а ц и ю м а г а з и н а и п о о б е щ а т ь, ч т о о н и з а п л а т я т з а в с е, ч т о о н а с т я н е т ".

В статье «Голден Ориент» о жене говорилось, как о «деловом партнере в начале его карьеры». Читая между строк, Джерри догадался, что она была одной из девушек с танцплощадки «Ритц».

Рев толпы нарастал.

– Ты поставил на нее, Уэстерби? Ты поставил на нее, парень? – Шотландец Клайв Портон наседал на Джерри, пот буквально лил с него градом (а все – спиртное!) – Это же такая лошадь, черт меня побери! Даже при таких ставках все-таки можно кое-что выиграть! Ну, давай-давай, это верняк!

Объявили старт, это избавило Джерри от необходимости отвечать. Шум на мгновение захлебнулся, потом снова набрал силу и взмыл к небу. Вокруг слышны то и дело повторяемые имена и номера лошадей. Старт, и лошади рванули вперед. Первые двести метров всегда подождите: скоро на смену безмятежному спокойствию придет отчаянная борьба.

Когда лошадей на рассвете выводят на выездку, вспомнил Джерри, копыта обматывают тряпками, чтобы не потревожить сон обитателей окрестных домов. Бывало, в давние времена, в перерыве между военными очерками и похмельем, Джерри иногда вставал рано утром и приходил сюда просто посмотреть на лошадей. Если ему везло и он встречал здесь кого-нибудь из своих влиятельных (в здешнем мире) друзей, он возвращался вместе с ними в многоэтажные конюшни с кондиционированным воздухом, чтобы посмотреть, как четвероногих нежат и лелеют. Днем шум транспорта полностью заглушал конский топот, и сверкающие в лучах солнца лошади, плотной группой бежавшие по дальней стороне скакового крута, казалось, медленно и совершенно беззвучно продвигались вперед, как будто плыли по изумрудно-зеленой реке.

– Моя все время впереди, – не очень уверенно объявил Клайв Портон, наблюдая за заездом в бинокль. – Фаворит не подводит. Великолепно. Отлично сработано, отлично.

Лошади пришли к последнему повороту перед выходом на финишную прямую.

– Ну же, ну, постарайся! Эй, ты, кретин, а плетка у тебя зачем? – пронзительно кричал Портон.

Теперь уже даже невооруженным глазом было видно, что вперед выходит серо-голубой жокей Счастливчика Нельсона и что остальные участники заезда уважительно уступают ему дорогу. Еще один жеребец попытался составить ему конкуренцию, но сдался и отстал. Лошадь, на которую ставил Портон, отставала уже на три корпуса, хотя жокей изо всех сил старался ее подогнать.

– Не согласен! – орал Портон. – Где распорядитель, черт побери? Этого коня придержали! Я впервые в жизни вижу, чтобы коня так бесстыдно сдерживали!

Когда Счастливчик Нельсон грациозно пересек финишную линию, Джерри снова быстро перевел взгляд направо и вниз.

Дрейк Ко не выказал никаких эмоций. И это не была просто восточная невозмутимость: в этот миф Джерри никогда не верил. Безусловно, это не было безразличием. Господин Дрейк Ко просто наблюдал за вполне устраивающим его развитием событий: войска торжественно проходят мимо, держа равнение на него. Невероятная жена стояла рядом, по ее спине тоже нельзя было ни о чем догадаться, кроме того, что после всех трудностей и битв, которые выпали на ее долю, сейчас наконец исполняют гимн в ее честь. На долю секунды она напомнила Джерри старушку Пет в молодые годы. «Пет выглядела точно так же, – подумал Джерри, – когда какая-нибудь лошадь Самбо, его гордость и надежда, приходила к финишу одной из последних. Она стояла точно так же и не сдавалась, несмотря на неудачу».

Церемония вручения призов била моментом, когда можно было предаться воспоминаниям.

Хотя нигде не было буфета, где угощали бы пирожными (как это обычно бывает на деревенском празднике где-нибудь в Англии), солнце, несомненно, светило гораздо ярче, чем могли бы надеяться самые оптимистичные организаторы праздника туманного Альбиона; серебряные кубки были гораздо роскошнее маленького поцарапанного кубка, вручаемого эсквайром победителю в заезде на три круга. Шестьдесят полицейских в форме, возможно, тоже выглядели немножко претенциозно, но благородная дама в шляпе «тюрбан» (такие были в моде в тридцатые годы нашего столетия), важно восседавшая во главе длинного стола, покрытого белой скатертью, была такой приторно-слащавой и высокомерной, что самый взыскательный сторонник соблюдения традиций своей родины не мог бы пожелать ничего лучшего. Дама хорошо знала, что полагается делать в таких случаях. Дрейк Ко и его жена, оба широко улыбаясь (Ко по-прежнему был в берете), выступили из группы болельщиков, бурно выражавших восторг, и Ко принял кубок в свои руки. Все это произошло так быстро, что фотограф оказался застигнутым врасплох и не успел их сфотографировать. Ему пришлось просить всех присутствующих повторить торжественный аккорд церемонии. Это вызвало немалое неудовольствие со стороны благородной дамы, и Джерри сквозь гомон праздной толпы зрителей уловил слова «чертов зануда», произнесенные немного манерно и нараспев. Наконец Ко получил кубок в руки, а благородная дама приняла букет гардений, которые стоили не меньше шестисот долларов, с таким видом, словно делает кому-то одолжение: Восток и Запад вернулись каждый в свой мир, к своему раздельному существованию.

– Будете писать о нем? – благосклонно переспросил капитан Грант.

Они неторопливо шагали к трибунам.

– М-мм, по правде сказать, да, – признался Джерри с улыбкой. – Как-то очень неожиданно он преподнес всем этот сюрприз, вы не согласны?

– О да, Дрейк в этом заезде несомненно заткнул всех за пояс, – сухо откликнулся Грант. – Вы очень ловко его разгадали. Лучше, чем мы. Хотите поговорить с ним?

– Поговорить с кем?

– С Ко. Пока он еще не пришел в себя после победы. Может быть, вам удастся кое-что из него вытянуть, – добавил Грант с все той же доброжелательной улыбкой. – Пойдемте, я вас представлю.

Джерри не колебался ни минуты. Как у репортера, у него были все основания сказать «да». Как у шпиона – трудно сказать. Иногда в Саррате говорят, что ничто на самом деле не представляет угрозы, пока не начинаешь о ней думать.

Окружавшие Ко его друзья и знакомые стояли, рассматривая кубок. Доносился громкий смех. В центре, ближе всего к победителю, стоял тот самый толстый филиппинец со своей красавицей, и Ко дурачился с девушкой, целуя ее то в одну, то в другую щеку. Все вокруг смеялись – кроме жены Ко, которая нарочно отошла в сторону и начала разговор с женщиной-китаянкой ее возраста.

– Это Арпего, – шепнул Грант на ухо Джерри, указывая на толстяка филиппинца. – Он владеет всей Манилой и большинством островов вокруг.

Брюшко Арпего нависало над брючным ремнем, как будто он засунул себе под рубашку большущий камень.

Грант не пошел сразу к Ко, а обратился к плотному китайцу с вкрадчивым выражением лица, который, судя по всему, занимал должность помощника или секретари. Джерри, ожидая, стоял в стороне. Толстяк китаец подошел в сопровождении Гранта.

– Это господин Тиу. – негромко сказал Грант. – Господин Тиу, разрешите представить вам господина Уэстерби, сына того самого Уэстерби.

– Вы хотите говорить с господином Ко, мистер Уэсби?

– Если это удобно.

– Разумеется, удобно, – ответил Тиу, явно пребывая в состоянии эйфории. Он беспрестанно размахивал своими пухлыми руками на уровне живота. На правом запястье сверкали золотые часы. Пальцы на руках слегка согнуты, как будто хотят удержать воду. Тиу весь блестел и лоснился, и практически невозможно было определить его возраст: можно было дать и тридцать, и шестьдесят. Господин Ко победить на скачках, теперь все удобно. Я приводить его сюда. Ждите здесь. Как имя вашего отца?

– Самьюэл, – ответил Джерри.

– Лорд Самьюэл, – уточнил Грант сурово.

– Кто это? – тихо спросил Джерри, когда толстяк Тиу вернулся к шумной толпе китайцев.

– Мажордом в доме Ко. А заодно управляющий, секретарь, носитель портфеля, приближенное лицо, а также специалист по улаживанию всяческих дел. Он при Ко с самого начала. Они во время войны вместе бежали от японцев.

«Заодно и главный полицейский», – подумал Джерри, глядя на Тиу, идущего рядом с хозяином.

Грант снова приступил к церемонии взаимного представления.

– Сэр, – начал он, – это – Уэстерби, чей весьма известный отец, лорд, имел много лошадей, не отличавшихся быстротой. Он также купил несколько скаковых кругов для букмекеров.

– Какая газета? – спросил Ко. Голос звучал резко, мощно и раскатисто. Тем не менее, Джерри готов был поклясться, хоть это его и удивило, что он уловил в нем намек на акцент жителей севера Англии, напомнивший ему о старушке Пет.

Джерри назвал газету.

– А, та самая, где печатают фотографии девушек! – радостно воскликнул Ко. – Я читал эту газету, когда был в Лондоне во время моего пребывания с целью изучения юриспруденции в известной адвокатской корпорации «Грейз Инн». Знаете, почему я читал вашу газету, господин Уэстерби? Я твердо придерживаюсь мнения, что чем больше газет, которые предпочитают печатать фотографии хорошеньких девушек, чем писать о политике, тем больше вероятность того, что мы будем жить в чертовски лучшем мире, господин Уэстерби, – торжественно заявил Ко, безбожно смешивая не к месту используемые идиомы и язык предпринимателей совета директоров. – Не откажите в любезности передать это от меня своей газете, господин Уэстерби. Это мой вам бесплатный совет.

Рассмеявшись, Джерри открыл свой блокнот.

– Я поставил на вашего жеребца, господин Ко. Каково ощущать себя победителем?

– Думаю, приятнее, чем быть побежденным.

– Это ощущение не приедается?

– Наоборот, с каждым разом оно нравится мне все больше.

– Относится ли это к вашим деловым предприятиям?

– Разумеется.

– Можно ли мне поговорить с госпожой Ко? – Она сейчас занята.

Делая пометки в блокноте, Джерри почувствовал знакомый запах, мешавший ему сосредоточиться. Это был терпкий и пикантный запах французского мыла – сочетание миндаля и розовой воды. Его любила одна из его бывших жен. Судя по всему, к нему неравнодушен и лоснящийся господин Тиу – наверное, считает, что он усиливает его неотразимость.

– Ваша формула победы, господин Ко?

– Упорная работа. Никакой политики. Никаких бессонных ночей.

– Вы богаче, чем были десять минут назад?

– Я и десять минут назад был достаточно богат. Вы можете передать своей газете, что я очень восхищаюсь английским образом жизни.

– Даже несмотря на то, что мы не очень упорно работаем? И много занимаемся политикой?

– Вы просто передайте, – повторил Ко, глядя ему прямо в глаза.

Это звучало как приказ.

– Что приносит вам удачу, господин Ко?

Ко сделал вид, что не услышал вопроса, но улыбка медленно сползла с его лица. Он смотрел прямо на Джерри узкими, как щелочки, глазами, словно оценивая его. Мимика стала заметно жестче.

– Что приносит вам удачу, сэр? – повторил Джерри. Последовало долгое молчание.

– Без комментариев, – ответил Ко, по-прежнему глядя Джерри прямо в глаза.

Искушение добиться ответа стало совершенно непреодолимым.

– Не будьте жестоки, господин Ко, – настаивал Джерри, широко улыбаясь. – В мире полно людей, которые мечтают разбогатеть и стать такими же, как вы. Подскажите им, как этого добиться, только намекните. Что приносит вам такую большую удачу?

– Не суйте свой нос, куда не следует, черт побери, – резко ответил Ко и, даже не стараясь казаться вежливым, повернулся спиной и пошел прочь. В то же мгновение Тиу неторопливо сделал полшага вперед и, положив свою мягкую руку чуть ниже плеча Джерри, преградил ему дорогу.

– Надеетесь ли вы победить в следующий раз, господин Ко? – прокричал Джерри поверх плеча Тиу вслед удаляющейся спине.

– Об этом лучше спросить у жеребца, господин Уэсби, – посоветовал Тиу, улыбаясь всем пухлым лицом и по-прежнему не снимая руки с предплечья Джерри.

Возможно, это действительно было бы разумнее, потому что Ко, уже совершенно позабыв о корреспонденте, успел вернуться к своему другу господину Арпего, филиппинцу, и они, как и раньше, разговаривали и смеялись. Д р е й к К о б ы л к р у ты м п а р н е м, вспомнилось Джерри. Д р е й к у К о н е л ь з я б ы л о р а с с к а з а т ь к а к у ю – н и б у д ь с к а з о ч к у. Но Тиу тоже неплохо со всем справляется…

Пока они возвращались к основной трибуне. Грант в душе посмеивался.

– Когда в прошлый раз победил жеребец Ко, он не согласился даже отвести его в паддок после заезда, – вспомнил он. – Только махнул рукой, чтобы кто-нибудь увел его. Даже подойти не захотел.

– Черт побери, но почему же?

– Не ожидал, что тот победит, вот почему. Не предупредил своих друзей чиу-чау. Ему было неловко перед ними. Может быть, и сейчас так же, когда вы спросили его об удаче.

– А как получилось, что он стал одним из распорядителей?

– Наверняка поручил Тиу купить для него голоса. Это дело обычное. Ну ладно, всего хорошего. Не забудьте получить свой выигрыш.

Вот тогда-то непревзойденный мастер своего дела Уэстерби неожиданно и вытянул козырную карту.

Уже закончился последний забег. Джерри разбогател на четыре тысячи долларов, Люк куда-то исчез. Джерри искал его в Американском клубе, в клубе «Лузитано» и еще в нескольких других, но там его либо не видели, либо вышвырнули. С территории ипподрома можно было выйти только через одни ворота, поэтому Джерри двинулся к выходу. Машины не соблюдали никаких правил. «Роллс-ройсы» и «мерседесы» так и норовили выехать на тротуар, а сзади напирала толпа. Джерри решил не вступать в борьбу за право сесть в такси и двинулся вперед по узкому тротуару. Тут-то он и увидел, к своему огромному удивлению, Дрейка Ко – одного, выходящего из калитки на другой стороне дороги. В первый раз с тех пор, как Джерри увидел его, он не улыбался. Подойдя к кромке тротуара, он минуту-другую постоял в нерешительности, раздумывая, стоит ли переходить улицу, но решил остаться там, где был, и стал внимательно вглядываться в поток машин. Ждет «Роллс-ройс Фантом», – подумал Джерри, вспомнив о машинах в гараже на Хедлэнд-роуд. Или «мере», или «крайслер». Неожиданно Джерри увидел, как Ко сорвал берет и выставил руку в сторону, словно голосуя, – так держат мишень для ружейного выстрела Вокруг глаз и губ Ко снова разбежались морщинки – золотые зубы блеснули в радостной улыбке. Возле него, заскрежетав тормозами, остановился, не обращая ни малейшего внимания на все остальные автомобили, не «роллс-ройс», не «мерс» или «крайслер», а длинный красный «ягуар» с поднятой крышей. Джерри не мог бы не заметить этого, даже если бы хотел. Один скрежет тормозов заставил шедших по тротуару повернуть голову в сторону. Джерри приметил номер, память сразу же зафиксировала его.

Ко сел в машину, оживленный и возбужденный так, как будто никогда в жизни не ездил в машине с откидным верхом. Джерри увидел, что еще до того, как машина отъехала, он уже оживленно говорил и смеялся. Еще Джерри успел рассмотреть женщину, сидевшую за рулем, – развевающийся голубой шарф, темные очки, длинные светлые волосы. Она наклонилась, перегнувшись через Ко, чтобы закрыть дверцу на предохранитель, – настоящая красавица. Рука Дрейка по-хозяйски покоилась на глубоком вырезе платья. Победитель жестикулировал, наверняка рассказывая в мельчайших подробностях о своем выигрыше. Машина тронулась, и он очень не по-китайски поцеловал ее в щеку, а потом еще и еще: и трудно объяснить почему, но эти поцелуи казались более искренними, чем те, которые Ко запечатлел на щечках спутницы господина Арпего.

Железная калитка на другой стороне улицы, из которой вышел Ко, была по-прежнему открыта. У Джерри от всего увиденного голова буквально пошла кругом. Он пересек улицу, увертываясь от машин, и вошел в калитку. На старом колониальном кладбище буйно разрослась зелень, воздух был напоен запахом цветов, а огромные старые деревья давали густую тень. Джерри никогда не приходил сюда раньше и был потрясен, оказавшись в таком уединенном месте. Кладбище располагалось на склоне холма, вокруг небольшой старой церквушки, постепенно приходившей в упадок. На ее потрескавшихся стенах играли отблески вечернего солнца, пробивавшегося сквозь листву деревьев. Из проволочной конуры на Джерри яростно залаяла тощая восточноевропейская овчарка.

Джерри огляделся, не очень хорошо понимая, зачем он пришел и что ищет. Могилы здесь были разные – старые и новые и похоронены в них были люди разных рас и вероисповеданий. Могилы белой русской эмиграции с массивными темными православными крестами и длинными витиеватыми надписями, напоминавшими о пышности царского режима. Джерри представил себе, как они стоят на кладбище где-нибудь в России, засыпанные снегом. На одном из памятников было описание бесприютных скитаний какой-то русской княгини, и Джерри задержался на минуту, чтобы прочитать его: из Таллина в Пекин (даты), потом из Пекина в Шанхай (снова даты), приехала в Гонконг в сорок девятом, незадолго до смерти. Имела поместья в Екатеринбурге, с вызовом было добавлено в конце эпитафии. Не тот ли это Шанхай?

Он обратил взор на живых: три старика в голубых, похожих на пижамы, костюмах, молча сидели на скамейке в тени. Они повесили клетки со своими птицами на ветви дерева над головой, чтобы птицы могли слышать пение, не заглушаемое шумом автомобилей и стрекотом цикад. Два могильщика закапывали новую могилу. Никто не провожал покойника По-прежнему не сознавая, чего же он ищет, Джерри подошел к ступенькам, ведущим в церквушку. Заглянул внутрь. После яркого солнечного света ему показалось, что там совсем темно. Из мрака на него смотрела старая женщина. Он отпрянул. Овчарка еще сильнее зашлась в лае. Она была совсем молодой. Цикады стрекотали оглушительно громко, за ним ворчание собаки было почти не слышно. В воздухе стоял запах цветов, немного отдающий гнилью. И тут в голову Джерри пришла одна мысль – это было почти озарение. Им овладела решимость довести дело до конца.

Церковный служитель был приветлив и суховато-вежлив. Он не говорил по-английски. Церковные книги были очень старыми, записи в них напоминали банковские книги давних времен. Джерри сидел, медленно переворачивая страницы, читая имена, даты рождения, смерти и похорон; напоследок он посмотрел на план кладбища: участок, номер. Найдя то, что искал, он снова вышел на воздух и пошел по другой тропинке – вверх, по направлению к крутому склону. Вокруг порхало множество бабочек. Стайка школьниц на пешеходном мостике хихикала, глядя на него. Джерри снял пиджак и перекинул его через плечо. Пройдя мимо высоких кустарников, он добрался до скошенного выступа, заросшего желтой травой. Памятники были совсем небольшими – меньше метра. Джерри обошел их, проверяя номера, пока не оказался перед низкой металлической оградой с калиткой, на которой стоял номер 728. Статуя изображала маленького кудрявого мальчика в натуральную величину в бриджах и в итонском пиджаке (Часть школьной формы в Итоне – одной из девяти старейших престижных мужских привилегированных средних школ: черный до пояса пиджак напоминает фрак без фалд), какие носили во времена королевы Виктории. Вечерние бабочки беззаботно порхали вокруг его головы. Это был типично английский ребенок. Надпись на памятнике гласила: «Нельсону Ко. Любим и помним». Дальше шло множество дат, и Джерри не сразу понял, что означают эти десять лет подряд, ни один год не пропущен, последний – 1968. В следующую секунду он осознал, что это были те десять лет, которые прожил этот мальчик, – благодарность судьбе за каждый прожитый день. На нижней ступеньке постамента лежал большой букет орхидей, с которого даже не сняли бумагу.

Ко благодарил Нельсона за свою победу. По крайней мере, Джерри понял, почему тот упорно не желал отвечать на вопрос об удаче, – это было вторжение в его сокровенные чувства.

Бывает усталость, знакомая только секретным агентам, – когда вдруг чувствуешь непреодолимый соблазн проявить благородство и великодушие, но это может стать «поцелуем смерти», предвестником беды. Джерри постоял еще минуту, глядя на орхидеи, на каменного мальчика, сопоставляя это с тем, что он слышал и знал по собственному опыту. У Джерри появилось непреодолимо опасное ощущение завершенности, как будто он встретил каких-то людей, а потом вдруг обнаружил, что это – его собственная семья. У него было чувство, как будто он нашел то, к чему долго стремился.

Перед ним был человек. Он живет в таком-то доме, у него такая-то жена, у него цель в жизни и он играет по правилам, которые Джерри нетрудно понять. Человек, не имеющий определенных политических убеждений. Однако в тот момент Джерри понял его лучше, чем когда-либо понимал сам себя. Мальчик из бедной семьи чиу-чау в конце концов становится распорядителем Жокейского клуба, кавалером ордена Британской Империи, приказывает перед забегом окатить своего жеребца из шланга. Мальчик из Хакка, который вел цыганскую жизнь и которому лодка заменяла дом, устраивает своему сыну христианские похороны по баптистскому обряду и ставит на его могиле английский памятник. Капиталист, который ненавидит политику. Юрист, не достигший больших профессиональных высот, главарь организованной преступной группировки; человек, который строит больницы и управляет авиакомпанией, замешанной в торговле наркотиками. Жертвователь денег на религиозные храмы играет в крокет и разъезжает на «роллс-ройсе». Американский бар в китайском саду, и русское золото на доверительном счету.

Все, что он узнал о Ко, складывалось в сложную мозаику, и некоторые ее части трудно было увязать друг с другом, но все это в тот момент нисколько не тревожило Джерри; это не казалось зловещим предзнаменованием или необъяснимым парадоксом. Скорее наоборот, он воспринимал все эти обстоятельства как детали, сплавленные самим Ко, его целенаправленными усилиями и жесткой волей в единое целое – в лице одного, хотя и очень неоднозначного человека, который чем-то довольно сильно напоминал Джерри старину Самбо. Но, пожалуй, другое ощущение было еще сильнее – казалось, что общество этого человека ему не претит. Уэстерби вернулся к выходу с ощущением спокойствия, великодушия и щедрости, как будто не Ко, а он выиграл забег. Но на дороге реальность снова привела его в чувство.

Машин было уже немного, и ему сразу удалось найти такси. Они не проехали и сотни метров, как Джерри увидел Люка: тот выписывал кренделя на кромке тротуара. Удалось уговорить его сесть в такси и высадить у входа в клуб иностранных корреспондентов. Из гостиницы «Фурэма Хотел» Уэстерби позвонил домой Кро: дал два звонка и положил трубку, потом снова набрал номер и услышал, как Кро вопрошает: «Кто вам нужен, черт побери?» Он попросил господина Сэвиджа, в ответ его послали куда подальше и сообщили, что он не туда попал; потом, выждав полчаса, давая возможность Кро добраться до другого телефона, Джерри пешком дошел до отеля «Хилтон» и снова перезвонил.