Текст книги "Достопочтенный Школяр"

Автор книги: Джон Ле Карре

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 45 страниц)

– Господи! – со смехом воскликула девушка – Как же мы не подумали о велосипедах?

Застучали осколки кирпича – автоматная очередь прошила развалины вокруг них. Господь смилостивился над ними – под ногами, на речном берегу, темнели какие-то пятна, похожие на шкуру леопарда, – покинутые огневые позиции, вырытые в глине. Джерри давно их заметил. Он схватил девушку и бросил ее на землю. Келлер тоже растянулся. Лежа рядом с ней, Джерри ощутил полное отсутствие интереса к происходящему. Лучше получить пулю-другую здесь, чем вытерпеть то, что выпало на долю Фрости. Пули со свистом пролетали над дорогой и вздымали фонтанчики грязи. Они лежали неподвижно, ожидая, пока огонь стихнет. Девушка восторженно смотрела на другой берег реки и улыбалась. Глаза у нее были арийские, светло-голубые, как цветки льна. У самой воды позади них упала мина, и Джерри во второй раз прижал Лоррейн к земле. Над ними прокатилась взрывная волна; после нее сверху, умиротворяюще медленно, начали опускаться султаны мелкой земли. Но девушка, не переставая улыбаться, поднялась на ноги. Когда в Пентагоне говорят о цивилизации, подумал Джерри, они подразумевают тебя. Бой внезапно разгорелся с новой силой. Грузовики исчезли, все заволокло густым дымом. Сверкая вспышками, непрестанно ухали минометы, все быстрее и яростнее строчили автоматы. Над краем окопа появилось белое как смерть, изрытое оспинами лицо Келлера.

– Красные кхмеры взяли их за жабры, – прокричал он. – Переправились через реку, двинули вперед и теперь заходят с другого фланга. Нам надо было выбрать местечко потише!

Воспоминания одно за другим возвращались к Джерри. Господи, подумал он, когда-то мы с Келлером дрались из-за девчонки. Он попытался вспомнить, как ее звали и кто победил.

Они продолжали ждать. Выстрелы утихли. Они вернулись в машину и добрались до развилки как раз вовремя, чтобы столкнуться с отступающей автоколонной. Вдоль обочины были грудами свалены убитые и раненые, возле них, обмахивая лица пальмовыми листьями, скорчились на земле отупевшие от горя женщины. Они снова вышли из машины. Беженцы гнали перед собой буйволов, подгоняли друг друга, катили ручные тележки, вопили на свиней и детей. Какая-то старуха завизжала, увидев в руках девушки фотоаппарат: она приняла его за ствол ружья. Одни звуки, например, треск велосипедных звонков и жалобные вопли, раздавались со всех сторон, и Джерри не мог понять, откуда они доносятся; другие слышались с вполне определенного направления – влажные всхлипы умирающих и приближающийся грохот минометного огня. Келлер бежал рядом с грузовиком и пытался найти хоть одного офицера, говорящего по-английски; Джерри ковылял рядом с ним и выкрикивал те же вопросы по-французски.

– А, к черту, – заявил Келлер; ему внезапно все опротивело. – Поехали домой. Ну и н а р о д, ну и ш у м, – пожаловался он тоном английского лорда.

Они вернулись в «мерседес».

Какое-то время им не удавалось выбраться из колонны. Грузовики оттесняли их на обочину, беженцы вежливо стучали в окно и просили подвезти. Один раз Джерри померещилось, что на заднем сиденье армейского мотоцикла он увидел Ганса Призывающего Смерть. На следующей развилке Келлер велел шоферу повернуть налево.

– Там спокойнее, – пояснил он и опять положил здоровую руку на колено девушке.

Но у Джерри из головы не выходило тело Фроста в морге, его белые щеки, распахнутый в крике рот.

– Моя матушка в с е г д а мне говорила, – заявил Келлер с простонародным протяжным выговором. – «Сынок, – говорила она, – никогда не возвращайся в джунглях той же дорогой, которой приехал». Дурочка, а дурочка!

– А?

– Дуреха, ты просто потеряла невинность. Прими смиренные поздравления. – Его рука скользнула чуть выше.

Внезапно хлынул проливной дождь. Со всех сторон доносился шум льющейся воды, словно прорвались тысячи водопроводных труб. Они проехали поселок, по улицам которого в панике куда-то неслись ошалевшие куры. Под дождем мокло пустое кресло цирюльника. Джерри повернулся к Келлеру.

– Так что там говорят об экономике страны в осадном положении, – снова начал разговор Джерри, когда оба уселись поудобнее. – О движущих силах рыночной экономики и тому подобном. Ты считаешь, эта штука сработает?

– Может сработать, – весело откликнулся Келлер. – И не раз уже срабатывала. Но разговоры не стихают.

– Кто действует активнее всех? Келлер назвал несколько компаний.

– А «Индочартер»?

– И «Индочартер» в том числе, – ответил Келлер. Джерри решил рискнуть:

– У них летает один парень по имени Чарли Маршалл, наполовину китаец. Говорят, ему есть о чем рассказать. Ты его не знаешь?

– Нет.

Джерри решил, что дальше идти не стоит.

– И на чем они летают?

– Кто что достанет. «DC-4», ты сам их называл. Нужно по крайней мере два: один летает, другой разбирается на запчасти. Дешевле держать самолет на земле и постепенно общипывать его, чем подкупать таможенников, чтобы пропускали самолетный инвентарь.

– И какая прибыль?

– Не выговоришь.

– А с опиумом часто работают?

– Господи помилуй, в Бассаке есть целая перерабатывающая фабрика. Заведение словно из времен «сухого закона». Если это то, что тебе надо, могу устроить поездку.

Лоррейн сидела у окна и смотрела на дождь.

– Макс, нигде не видно детей, – объявила она. – Ты говорил, нужно смотреть, не исчезли ли дети. Я все время ищу их и не вижу ни одного. – Шофер остановил машину. – Идет дождь, а я где-то читала, что азиатские дети любят гулять и играть под дождем. Ты не знаешь, куда делись дети? – спросила она.

Но Джерри не расслышал, что она там читала. Он выглянул через ветровое стекло и увидел то же, что и шофер, и от этого у него мгновенно пересохло в горле.

– Дружище, ты здесь хозяин, – тихо сказал он Келлеру. – Твоя машина, твоя война и твоя девочка.

В зеркале Джерри с болью увидел похожее на пемзу рябое лицо Келлера. На нем отразились противоречивые чувства: он понимал, что им грозит, но не мог ничего сделать.

– Езжай на них как можно медленнее, – сказал Джерри, когда ждать стало уже нечего. – L e n t e m e n t (Медленно ( ф р.)).

– Правильно, – поддержал Келлер. – Делай, как он говорит.

Примерно в пятидесяти метрах впереди них за сплошной завесой дождя поперек колеи застрял серый грузовик. Дорога оказалась перекрыта, В зеркале они увидели, что сзади, отрезая путь к отступлению, подползает второй грузовик.

– Нужно показать им руки, – хрипло прошептал Келлер. Здоровой рукой он опустил стекло.

Девушка и Джерри последовали его примеру. Джерри протер запотевшее ветровое стекло и положил обе руки на панель управления. Водитель держал руль за самый верх.

– Не улыбайтесь им, не разговаривайте, – приказал Джерри.

– Господи Боже, – проговорил Келлер. – Боже пресвятой.

Во всей Азии, подумал Джерри, журналисты рассказывают свои излюбленные истории о том, что делают с человеком красные кхмеры, и в большинстве своем эти рассказы – правда. В эту минуту даже Фрост поблагодарил бы судьбу за свой относительно мирный конец. Джерри знал, что кое-кто из репортеров держит при себе яд или даже прячет пистолет на случай именно таких непредвиденных встреч. Если вас поймали, выбраться можно только в первую ночь, вспомнил он, потом у вас отнимают ботинки, здоровье и Бог знает какие еще части вашего тела. Первая ночь – ваш последний шанс, говорится в народе. Он не знал, стоит ли рассказывать это девушке, но не хотел ранить чувства Келлера. Они тащились вперед на первой передаче, мотор надсадно ревел. Дождь потоками заливал машину, грохотал по крыше, стекал на капот и стрелами влетал в раскрытые окна. Если увязнем, нам конец, подумал он. До переднего грузовика оставалось всего метров пятнадцать. Железное чудовище сверкало в потоках ливня. Из темной кабины грузовика на них взирали худые лица. В последнюю минуту грузовик чуть отполз назад, в заросли, освобождая им для проезда узенькую полоску дороги. «Мерседес» накренился. Чтобы не упасть на водителя, Джерри вцепился в дверную стойку. Два правых колеса с воем забуксовали, капот покачнулся, и машина едва не опрокинулась на предохранительную решетку грузовика.

– Машина без номерных знаков, – выдохнул Келлер. – Боже милосердный.

– Не спеши, – предупредил Джерри водителя. – Toujours lentement (Все время медленно ( ф р.)). Не включай фары. – Он посмотрел взеркало.

– Эти были в черных пижамах? – взволнованно спросила девушка. – И вы даже не дали мне сфотографировать?

Никто не произнес ни слова.

– Чего они хотели? На кого устроили засаду? – не отставала она.

– На кого-то еще, – ответил Джерри. – Не на нас.

– На какого-нибудь придурка, который едет за нами, – сказал Келлер. – Кто знает?

– Разве нам не нужно кого-нибудь предупредить?

– Телефона нет, – ответил Келлер.

Позади они услышали выстрелы, но не остановились.

– Проклятый дождь, – пробормотал Келлер скорее про себя. – Угораздило же нас под него попасть.

Дождь и не думал прекращаться.

– Господи, Макс, – возразила девушка – Если они вот так запросто прижали нас к земле, почему они нас просто не прикончили?

Прежде чем Келлер успел раскрыть рот, водитель ответил за него по-французски, тихо и вежливо, хотя понял его только Джерри:

– Когда они хотят прийти, они приходят, – сказал он, улыбаясь ей в зеркале. – Всегда в плохую погоду. Американцы кладут еще пять метров бетона на крышу своего посольства, солдаты в накидках с капюшонами ползают под деревьями, журналисты хлещут виски, генералы идут в курильню, а красные кхмеры тем временем выходят из джунглей и перерезают нам глотки.

– Что он говорит? – спросил Келлер. – Переведи, Уэстерби.

– Да, о чем он? – поддержала девушка. – Звучало здорово. Как деловое предложение или что-то в этом роде.

– Я до конца не понял, ребята. Вроде как чем-то хвастался.

Все, включая водителя, рассмеялись, но как-то слишком громко.

И все это время, понял Джерри, он не думал ни о ком, кроме Лиззи. Не исключая тех минут, когда они были в опасности, даже наоборот. Она, как сияющие лучи солнца, озарившие их, была наградой за то, что он выжил.

В Пномпене сияло солнце, площадка возле бассейна весело сверкала в его лучах. В городе не было дождя. Шальная ракета упала возле школы для девочек и убила восемь или девять детей. Внешкор-южанин как раз возвращался, пересчитав трупы.

– Ну, и как Макси показал себя под выстрелами? – спросил он Джерри, столкнувшись с ним в вестибюле, – Сдается мне, его нервишки в эти дни слегка пошаливают.

– Убери с моих глаз свою ухмыляющуюся морду, – посоветовал Джерри. – А не то я с удовольствием по ней врежу. – Южанин удалился, продолжая ухмыляться.

– Мы могли бы встретиться завтра, – предложила девушка Джерри. – Завтра я целый день свободна.

Сгорбившийся Келлер, в рубашке с закатанным рукавом, медленно, держась за перила, поднимался по ступенькам следом за ней.

– Если хочешь, можем встретиться даже сегодня вечером, – добавил она.

Еще несколько минут Джерри сидел один у себя в комнате и писал открытки для Кэт. Потом он направился в контору Макса. Он хотел подробнее расспросить его о Чарли Маршалле. Кроме того, ему казалось, что старому Максу нравится бывать в его обществе. Закончив дела, он взял велорикшу и снова поехал к дому Чарли Маршалла, но, сколько ни кричал, сколько ни колотил в дверь, он не увидел ничего, кроме тех же неподвижных босых ног на нижней ступеньке лестницы. На сей раз их озаряла свеча. Но листок из его блокнота исчез. Джерри вернулся в город. У него оставался час свободного времени, и он зашел в придорожное кафе, уселся в одно из сотни пустых кресел и выпил бокал «перно», вспоминая, как когда-то городские девчонки катили мимо в крошечных плетеных колясках и на певучем французском шептали ему слова любви. Сегодня вечером, однако, ночная тьма не сулила ничего более нежного, чем треск ружейных выстрелов, а город словно съежился, ожидая удара.

Однако сильнее всего наводили страх не взрывы, а тишина. Именно тишина, а не грохот выстрелов, была, словно сами джунгли, родной стихией приближающегося врага.

Когда дипломату хочется поговорить, в первую очередь он думает о еде. Из-за комендантского часа в дипломатических кругах ужинают рано. Дело не в том, что к работникам посольств применяются те же суровые меры, что и к простым смертным, просто дипломаты всего мира высокомерно полагают, что они обязаны подавать пример – правда, сам дьявол не знает, кому и в чем.

Резиденция советника располагалась в тенистом зеленом уголке по соседству с дворцом Лон Нола. Подъезжая, Джерри увидел, как из правительственного лимузина высаживаются гости. За ними из битком набитого джипа внимательно наблюдали милиционеры. То ли члены королевской семьи, то ли высокопоставленные религиозные деятели, подумал Джерри, выходя из машины; хотя это всего-навсего прибыли на ужин американский дипломат с супругой.

– О, вы, должно быть, мистер Уэстерби, – сказала хозяйка.

Эта рослая дама одевалась в «Харродз»; мысль о том, чтобы принимать у себя ж у р н а л и с т а, равно как и всякого, кто не является дипломатом и не достиг в этой области консульского ранга, казалась ей необычайно забавной.

– Джону до смерти хочется встретиться с вами, – радостно объявила она, и Джерри решил, что она старается его успокоить – ей кажется, что он очень стесняется.

Он поднялся по лестнице. Хозяин, сутулый жилистый человечек с большими усами, ждал его наверху. В нем ощущалось какое-то мальчишество, которое Джерри больше привык встречать у священников.

– Вот это здорово! Наповал. Вы настоящий джентльмен. Очень рад. Будем друзьями. Боюсь, нам сегодня не разрешат посидеть на балконе. – Он бросил озорной взгляд в сторону американцев. – Хорошие люди слишком редко встречаются. Предпочитают прятаться. Видели, куда вас сажают? – Он поднял указующий перст к обрамленному кожей плану, где указывалось, кто рядом с кем должен сидеть за столом. – Вам надо кое с кем встретиться. Это ненадолго. – Он потянул его в сторону, но только чуть-чуть. – Все исходит от меня, ясно? Я всем это дал понять. Не позволяйте им загонять вас в угол. Просто, понимаете, налетит небольшой ш к в а л. Сугубо местного значения. Не вам в этих делах разбираться.

Главный из американцев, смуглый аккуратный человек, вначале показался невысоким, но, когда он остановился и пожал Джерри руку, оказалось, что он почти одного с ним роста. Он был одет в клетчатый пиджак из шелка-сырца, в руках держал переносное радиопереговорное устройство «уоки-токи» в черном пластиковом футляре, В карих глазах светился ум, но глядели они слишком уважительно, и Джерри, пожимая ему руку, сказал себе: «Он из Кузенов».

– Рад познакомиться, мистер Уэстерби. Насколько мне известно, вы из Гонконга. Тамошний губернатор – мой хороший друг. Бекки, это мистер Уэстерби, друг гонконгского губернатора и добрый знакомый Джона, нашего хозяина.

Он жестом подозвал женщину, увешанную кустарными украшениями из тусклого серебра, явно купленными на базаре. Ее яркая одежда выделялась даже в азиатской многоцветной толпе

– О, м и с т е р У э с т е р б и, – произнесла она. – Так вы из Гонконга? З д р а в с т в у й т е.

Остальные гости представляли собой пеструю компанию местных торговцев. Их подругами были евразийки, француженки и корсиканки. Мальчик-слуга ударил в серебряный гонг.

Потолок обеденного зала был упрочнен цементом, но на входе Джерри заметил, что кое-кто все-таки поднимает глаза, чтобы убедиться, что они в безопасности.

Визитная карточка на серебряной подставке провозглашала, что он является «достопочтенным Дж.Уэстерби»; меню в серебряном держателе обещало ему le roast beef a l'anglaise (Ростбиф по-английски ( ф р.)); в серебряных подсвечниках красовались длинные, похожие на церковные, свечи. Слуги-камбоджийцы порхали на полусогнутых ногах, разнося подносы с едой, приготовленной сегодня утром, когда включали электричество. Справа от Джерри сидела немало повидавшая французская красотка; между ее грудями, у выемки, выглядывал кружевной платочек. Другой такой же платочек она держала в руке и после каждого съеденного кусочка или глотка вытирала маленький ротик. Визитка гласила, что зовут ее графиня Сильвия.

– Je suis tres, tres diplomee, – прошептала она Джерри, отщипывая еду крохотными кусочками. – J'ai fait lascience politique, mecanique et l'electricite generale (Я очень, очень образованная. Я изучала политику, механику и общую теорию электричества ( ф р.)). В январе у меня было плохо с сердцем. Сейчас я поправилась.

– Отлично, теперь обо мне. Я не имею опыта н и в ч е м, – заявил Джерри, обратив все в шутку, но явно переусердствовал. – Мастер на все руки, ничего за душой, вот я каков. – Перевести это на французский оказалось не так-то легко. Пока он трудился над этим, где-то поблизости раздалась автоматная очередь, такая длинная, что, казалось, оружие не выдержит. Ответных выстрелов не последовало. Беседа застопорилась.

– Надо полагать, какой-то идиот стреляет в гекконов, – сказал советник.

Жена весело рассмеялась ему в ответ, словно война была небольшой интермедией, которую они разыграли для гостей. Снова наступила тишина, куда более глубокая, чем раньше. Красотка-графиня положила вилку на тарелку, та звякнула, как ночной трамвай.

– Dieu (Боже ( ф р.)), – сказала она.

Вдруг заговорили все разом. Жена американца спросила Джерри, где он в о с п и т ы в а л с я ; когда он наконец выпутался из этого вопроса, она поинтересовалась, где же его д о м. Он назвал старый адрес Пэт на Тарлоу-сквер, потому что не хотел распространяться о Таскане.

– Мы владеем землей в Вермонте, – жестко заявила она в ответ. – Но пока ничего на ней не строили.

Одновременно громыхнули два реактивных снаряда. Джерри определил, что они упали примерно в километре к востоку, и оглянулся, проверяя, закрыты ли окна. Тут он заметил, что карие глаза мужа-американца сверлят его с таинственной настойчивостью.

– Какие у вас планы на завтра, мистер Уэстерби?

– Конкретно никаких.

– Если мы сможем чем-то быть вам полезны, дайте нам знать.

– Благодарю, – ответил Джерри, подозревая, однако, что суть вопроса не в этом.

Швейцарский торговец с благоразумным лицом жаждал рассказать какую-то интересную историю. Он с радостью вце-

– Не так давно весь город полыхал от обстрела, мистерУэстерби, – говорил он. – Мы все готовились к смерти. О, да. Мы были уверены, что сегодня же умрем. С неба сыпалось все: снаряды, трассирующие пули. Потом мы услышали, что боеприпасов было потрачено на миллион долларов. И так несколько часов подряд. Некоторые из моих друзей ходили и пожимали друг другу руки. – Из-под стола появилась целая армия муравьев. Они стройной колонной двинулись по белоснежной скатерти, осторожно огибая серебряные подсвечники и вазы с цветами гибискуса, – Американцы рассылали радиограммы, суетились, все тщательно вычисляли, кто на каком месте окажется в эвакуационных списках, но, что самое смешное, телефоны работали и даже электричество было. И какова, оказывается, была цель? – Все вокруг истерически хохотали. – Лягушки! Какие-то прожорливые лягушки!

– Жабы, – поправил кто-то, но это не помешало веселью.

Американский дипломат, воплощение любезнейшей самокритичности, объяснил, в чем суть рассказа:

– У камбоджийцев есть древнее суеверие, мистер Уэстерби. Когда наступает лунное затмение, нужно как можно громче шуметь. Устраивать фейерверки, греметь консервными банками, а еще лучше – расстрелять боеприпасов на миллион долларов. Потому что в противном случае лягушки сожрут луну. Нам следовало бы это знать, но мы не знали и поэтому поставили себя в очень глупое положение – гордо заключил он.

– Да, боюсь, дружище, вы здесь опростоволосились, – удовлетворенно произнес советник.

Улыбка американца оставалась искренней и открытой, но глаза горели настойчивостью, словно один профессионал передавал другому важное сообщение.

Кто-то заговорил о слугах и об их удивительном фатализме. Конец спектаклю положил громкий взрыв, раздавшийся будто бы совсем рядом. Графиня Сильвия взяла Джерри за руку, хозяйка вопросительно улыбнулась мужу, сидевшему на другом конце стола.

– Джон, милый, – спросила она самым радушным голосом, – это к нам или от нас?

– От нас, – со смехом ответил он. – От нас, конечно. Если не веришь, спроси нашего друга-журналиста. Он ведь был на нескольких войнах, не так ли, мистер Уэстерби?

Снова повисло молчание, будто бы они коснулись запретной темы. Американская леди без умолку болтала об участке земли в Вермонте. М о ж е т б ы т ь, они в конце концов что-нибудь на нем построят. Возможно, уже пора.

– Пожалуй, нужно н а п и с а т ь тому архитектору, – подумала вслух.

– Все-таки, пожалуй, стоит, – согласился ее муж, но в этот миг все их собрание оказалось в самой гуще заранее подготовленного сражения.

Где-то совсем близко, осветив внутренний двор, прогрохотал долгий залп мелкокалиберной зенитной пушки, отчаянным непрерывным огнем разразились штук двадцать пулеметов. При свете вспышек они видели, как в дом торопливо вбегают слуги. Перекрывая грохот, слышались отдаваемые визгливым голосом приказы и ответы на них; звенели, будто обезумев, ручные гонги. В комнате никто не шевелился, только американский дипломат поднес к губам «уоки-токи», вытащил антенну и что-то пробормотал, потом приложил аппарат к уху. Джерри опустил глаза и увидел, что рука графини доверчиво скользнула в его ладонь. Она потерлась щекой о его плечо. Стрельба стала стихать. Он услышал, как невдалеке упала небольшая бомба. Пол не вздрогнул, но пламя свечей приветственно качнулось, а на каминной полке с громким щелчком упало несколько пригласительных карточек. Этим и ограничились видимые потери. Потом, напоследок, раздалось тихое рычание удаляющегося одномоторного самолета, словно где-то захныкал капризный ребенок. Его перекрыл беззаботный смех советника. Он обратился к жене:

– Что ж, теперь, пожалуй, д е л о н е в з а т м е н и и. Не так ли, Х и л л з ? Вот что значит жить по соседству с Лон Нолом. Одному из летчиков надоело, что ему не платят, вот он и сел в самолет и наугад обстрелял дворец. Дорогая, не отведешь ли ты наших дам попудрить носики и приготовить все, что нужно?

В его глазах горит гнев – вот что это такое, подумал Джерри, снова поймав взгляд американца. Он похож на человека, который направлен с миссией к бедным, но вместо этого ему приходится терять время среди богатых.

Джерри, советник и американец молча стояли в кабинете на первом этаже. Советник чудовищно робел.

– Хм, да, – начал он. – Ну вот, теперь я вывел вас в свет и могу вас покинуть. Виски в графине. Хорошо, Уэстерби?

– Хорошо, Джон, – ответил американец, но советник, казалось, не расслышал.

– Только не забывайте, Уэстерби, мандат у нас, х о р о ш о ? Наша постель еще не остыла. Хорошо? – Он исчез, понимающе погрозив пальцем.

Кабинет, освещенный свечами, был пропитан мужским духом. В нем не было ни зеркал, ни картин на стенах, лишь ребристый тиковый потолок да зеленый металлический письменный стол. Чернота за окном навевала ощущение мертвенной тишины, хотя гекконы и лягушки поставили бы в тупик самый сложный микрофон.

– Дай-ка мне вот это, – сказал американец, не подпуская Джерри к буфету, и сделал вид, будто нашел именно то, что ему нужно: – Никогда не разбавляйте виски ни простой водой, ни содовой. Что-то очень долго друзья не могли встретиться, – неестественно развязным тоном продолжил он, наливая себе бокал возле буфета.

– Да уж, верно.

– Джон – мировой мужик, но чересчур держится формальностей. У твоих людей нет здесь никакой поддержки, но есть кое-какие права, поэтому Джон хочет принять меры, чтобы удача не ускользнула от него окончательно. Я его точку зрения вполне понимаю. Но иногда эти дела слишком затягиваются.

Он вытащил из клетчатого пиджака длинный коричневый конверт, протянул Джерри и с той же многозначительной напряженностью смотрел, как тот ломает печать. Бумага была наподобие фотографической и чем-то покрыта.

Где-то заплакал ребенок, снова наступила тишина. Это в гараже, подумал Джерри: слуги впустили в гараж уйму беженцев, но советнику не следовало об этом знать.

«Управление по борьбе с наркотиками сообщает из Сайгона Чарли Маршалл повт МАРШАЛЛ заявлен полет в Баттам-банг ориентировочное время прибытия 19:30 завтра через Пай-линь… переоборудованный „DC-4 Карвер“, опознавательные знаки „Индочартер“ в полетном листе заявлен разнообразный груз… заявлено продолжение полета в Пномпень».

Джерри прочитал время и дату передачи, и на него ураганом налетел гнев. Он вспомнил, как вчера обошел весь Бангкок, вспомнил сегодняшнюю безрассудную поездку на такси с Келлером и девушкой, сказал: «Господи Боже» – и швырнул письмо обратно на стол.

– И давно оно лежит у вас? Это будет не завтра. Это было сегодня вечером!

– К несчастью, наш хозяин не мог устроить прием раньше. У него очень насыщенная светская жизнь. Желаю удачи.

Рассерженный не меньше Джерри, американец без слов взял записку, сунул в карман пиджака и удалился наверх, к жене, которая тем временем выражала хозяйке свое восхищение довольно посредственной коллекцией краденых изображений Будды.

Джерри остался один. Упал реактивный снаряд, на этот раз очень близко. Свечи погасли. Казалось, безумие этой призрачной, словно придуманной Гилбертом (Уильям Шненк Гилберт (1836-1911) – английский драматург. Автор либретто к опереттам, созданным в содружестве с композитором А.Салливаном в период 1871-1896 гг.) войны расколет ночное небо на куски. В бессмысленную перестрелку вступили автоматы. Крошечный полупустой кабинет с кафельным полом гремел и звенел, как комната шумов на студии звукозаписи.

Внезапно все прекратилось, город опять погрузился в тишину.

– Что-то не так, дружище? – добродушно спросил советник, появляясь в дверях. – Американец чем-то вас обидел? Похоже, они нынче хотят править миром в одиночку.

– Мне нужно быть на месте через шесть часов, – сказал Джерри.

Советник не понял. Джерри объяснил ему, как они работают, и торопливо вышел в ночь.

– У вас есть машина, дружище? Вон туда. Иначе вас пристрелят. Идите осторожнее.

Он быстро шагал по улице, подгоняемый раздражением и гневом. Комендантский час давно наступил. Не горели ни звезды, ни уличные фонари. Луна тоже исчезла. Скрип резиновых подошв преследовал его, как невидимый незваный попутчик. Свет падал только из-за ограды дворца по другую сторону дороги, но до Джерри не долетал ни один лучик. Здание дворца было отрезано от мира высокой стеной, увенчанной колючей проволокой, на фоне черного безмолвного неба поблескивали бронзой стволы легких зенитных орудий. Небольшими группами дремали молодые солдаты, когда Джерри проходил мимо них, зазвенел гонг начальник караула будил часовых. Транспорт не ходил. Между постами часовых длинными колоннами прямо на мостовой расположились на ночлег беженцы. Одни кутались в куски коричневого брезента, другие сколотили себе деревянные койки; кое-кто готовил ужин на крошечных кострах, но одному Богу было известно, где они раздобыли еду. Некоторые сидели кружком, глядя друг на друга. На повозке, запряженной быками, лежали девочка и мальчик – дети примерно того же возраста, какой была Кэт, когда он видел ее в последний раз. Из сотен беженцев никто не издавал ни звука; отойдя подальше, Джерри обернулся, чтобы посмотреть, не исчезли ли они. Если они и были там, то темнота и безмолвие полностью скрыли их. Он вспомнил праздничный ужин. Это происходило словно в другой стране, в другой вселенной. Джерри был чужим в этом мире, хотя каким-то образом вносил свой вклад в общую катастрофу.

" Н е з а б ы в а й т е, м а н д а т у н а с. Н а ш а п о с т е л ь е щ е н е о с т ы л а ".

Непонятно, отчего по всему телу заструился пот. Ночной воздух не навевал ни малейшей прохлады. Тьма дышала жаром так же, как день. Впереди, в городе, наугад рванул шальной реактивный снаряд, потом еще два. Они выползают на рисовые поля, пока город не окажется в пределах досягаемости их орудий, подумал он. Стоят в стороне, держась за обрубки водосточных труб и за свои бомбы, лотом выпускают снаряды и сломя голову удирают в джунгли. Дворец остался у него за спиной. Батарея дала залп, на секунду все кругом озарила яркая вспышка, и он наконец разглядел, куда идет. Он шагал по широкому бульвару и изо всех сил старался держаться ближе к середине. Время от времени с геометрической правильностью сбоку от него открывались проемы боковых улиц. Задрав голову, он смог даже различить на фоне бледнеющего неба верхушки деревьев. Один раз мимо протарахтел велорикша. Он торопливо выскочил из-за поворота, врезался в бордюрный камень, потом выровнялся. Джерри хотел было окликнуть его, но предпочел идти пешком и дальше. Из темноты его неуверенно, осторожным шепотом окликнул мужской голос:

– Bon soir? Monsieur? Bon soir? (Добрый вечер? Месье? Добрый вечер? ( ф p.))

Часовые стояли по одному или по два через каждые сто метров, обеими руками сжимая карабины. Их шепот долетал до Джерри, словно приглашая подойти, и Джерри, проходя мимо них, благоразумно держал руки подальше от карманов. Некоторые из них при виде огромного потного европейца смеялись и махали ему. Другие останавливали его дулом пистолета и при свете велосипедных фонарей внимательно разглядывали и задавали вопросы, чтобы поупражняться во французском. Кое-кто требовал сигареты, он давал. Уэстерби стянул промокший пиджак и до пояса расстегнул рубашку, но воздух все равно не приносил прохлады. Джерри опять встревоженно подумал, не схватил ли он лихорадку и не придется ли ему, как прошлой ночью в Бангкоке, метаться на кровати, скорчившись в темноте и норовя вышибить кому-то мозги настольной лампой.

Появилась луна, закутанная в пену облаков. Гостиница в ее лучах напоминала неприступную крепость. Он приблизился к стене, ограждавшей сад, обошел ее слева, под деревьями, и повернул еще раз. Перебросил пиджак через стену и с трудом взобрался сам. Миновав лужайку, подошел к лестнице, распахнул дверь в вестибюль и отшатнулся, вскрикнув от отвращения. В вестибюле стояла непроглядная тьма, только единственный луч луны освещал огромный блестящий сверток, внутри которого, как личинка внутри куколки, притаилось смуглое человеческое тело.

– Vous desirez, monsieur? (Что угодно, месье?) – тихо спросил чей-то голос.

Это был всего лишь сторож: он спал в гамаке, закутавшись в противомоскитную сетку.

Слуга протянул ему ключ и записку и без слов принял чаевые. Джерри щелкнул зажигалкой и при ее свете прочел: «Дорогой, я в двадцать восьмом номере, и мне одиноко. Приходи. Л.»

Чем черт не шутит, подумал он. Может быть, это поможет ему снова собраться и стать самим собой. Он поднялся на третий этаж, забыв, до чего она банальна, вспоминая лишь о ее длинных ногах и о том, как подскакивал ее зад, когда она пробиралась по колее на берегу реки; о ее глазах василькового цвета и о том, с какой чисто американской степенностью она залезала в яму, он донельзя истосковался по человеческой ласке. Какого черта он должен заботиться о Келлере? Жить – значит обнимать кого-нибудь. Может быть, ей тоже страшно. Он постучал в дверь, подождал и толкнул.