Текст книги "Достопочтенный Школяр"

Автор книги: Джон Ле Карре

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 45 страниц)

– Так на что вы жили, приятель? – спросил Джерри, не надеясь получить ответ. – Продолжай. Все давно кончилось. На что вы жили?

Обливаясь слезами, Чарли поведал, что отец, которого он горячо любил и почитал, выплачивал ему ежемесячное содержание.

– Эта сумасбродка Лиззи, – проговорил Чарли, справившись с горем, – эта сумасбродка Лиззи ездила в Гонконг по делам Меллона.

Кое-как Джерри сумел справиться с собой, чтобы не нарушить ход мысли Чарли.

– Меллона? Кто такой Меллон? – спросил он.

Но от его тихого голоса Чарли сморила дрема, и он принялся играть с глиняным домиком, пририсовав к нему трубу и дым.

– Говори же, черт бы тебя побрал! М е л л о н, М е л л о н ! – орал Джерри прямо ему в лицо, пытаясь напугать Чарли и вызвать ответ. – Кто такой Меллон? Говори же, дохлая развалина! Поездки в Гонконг! – Он поставил Чарли на ноги и встряхнул, как тряпичную куклу, но, чтобы получить ответ, трясти пришлось еще долго.

В продолжение этой процедуры Чарли Маршалл взывал к Джерри, умоляя понять, что значит любить, любить по-настоящему, любить чокнутую белую шлюху и знать, что никогда не получишь ее, даже на одну ночь.

Меллон был гнусным торгашом-европейцем, никто не знал, чем он занимается. Немного тем, немного этим, говорил Чарли. Люди его боялись. Меллон сказал, что может ввести Лиззи в успешное предприятие по торговле героином. «С твоим паспортом и твоим телом, – говорил ей Меллон, – ты можешь разъезжать в Гонконг и обратно, как принцесса».

Исчерпав силы, Чарли рухнул на землю и съежился у дверей нарисованного домика. Джерри сел рядом с ним на корточки и схватил за воротник, стараясь не ушибить.

– Значит, она делала это для него, так, Чарли? Лиззи возила героин для Меллона? – Ладонью он осторожно повернул голову Чарли, так что теперь пустые глаза смотрели прямо на него.

– Лиззи не возила г е р о и н д л я М е л л о н а, Вольтер, – поправил Чарли. – Лиззи возила его д л я Р и к а р д о, Лиззи не любила Меллона. Она любила Рикардо и меня.

Чарли мрачно уставился на свой рисунок и внезапно разразился гнусным хриплым хохотом, оборвав его без всяких объяснений.

– Лиззи, ты все испоганила! – в слезах возопил Чарли, ткнув пальцем в дверь нарисованного домика. – Милая, ты, как всегда, все испоганила! Ты слишком много болтаешь. Почему ты всем говорила, что ты королева Англии? Почему ты всем говорила, что тебе приходится скрываться? Меллон по тебе сума сходил, Лиззи. Меллон тебя бросил, отшвырнул вверх тормашками. Рик тоже с ума сходил, помнишь? Рик избил тебя в кровь, и мне пришлось среди ночи тащить тебя к врачу, помнишь? Чересчур велик у тебя был рот, слышишь, Лиззи? Ты мне сестра, но у тебя с а м ы й б о л ь ш о й р о т н а сеете!

Был, пока Рикардо не прикрыл его, подумал Джерри, вспомнив шрамы у нее на подбородке Потому что она провалила сделку с Меллоном.

Джерри все еще сидел на корточках возле Чарли и держал его за шиворот. Мир вокруг него исчез, его место занял Сэм Коллинз в машине у подножия Стар-Хайтс, откуда так хорошо виден восьмой этаж. В одиннадцать вечера он читал газету, страницу, где пишут о скачках. Даже взрыв реактивного снаряда неподалеку не смог разогнать леденящее душу видение. Сквозь минометный огонь он слышал голос Кро, нараспев перечислявший преступления Лиззи. Когда денег не хватало, говорил Кро, Рикардо заставлял ее перевозить для него через границу небольшие посылки.

И вот что еще хотел бы он спросить у старика Кро: как еще могли узнать об этом в Лондоне, ваша светлость, если не от самого Сэма Коллинза, он же Меллон?

На три секунды налетел ливень. Он смыл нарисованный на глине домик Чарли Маршалла, и тот пришел в бешенство. Разыскивая его, он вертелся во все стороны, плакал и отчаянно чертыхался. Приступ миновал, и он принялся снова рассуждать об отце, о том, как старик нашел для родного сына работу в некой вьентьянской авиакомпании, хотя Чарли к тому времени, окончательно потеряв терпение, решил навсегда расстаться с небом.

В один прекрасный день генерал, как и Чарли, тоже потерял терпение. Он созвал телохранителей и спустился с Шанских холмов в крошечный опиумный городишко под названием Фанг по ту сторону тайской границы. Там он, как принято у отцов семейства во всем мире, начал упрекать Чарли в мотовстве.

Чарли искусно подражал пронзительному голосу отца и точно так же, как он, по-военному сердито надувал впалые щеки:

– Поэтому для разнообразия займись наконец полезным делом, слышь, к у а й л о, паучье отродье? Прекрати играть на бегах, слышь, прекрати пить и курить опиум. Сними с сисек эти коммунистические звезды и прогони своего мерзкого дружка Рикардо. Перестань транжирить деньги на баб, слышь? Потому что я больше не буду содержать тебя ни одного дня, ни единого часа, паучье ты отродье. Я тебя ненавижу и когда-нибудь убью, потому что ты напоминаешь мне твою мать, корсиканскую шлюху!

Потом генерал, отец Чарли, заговорил о работе:

– К счастью, есть некие добрые господа из Чжучжоу, хорошие друзья моих хороших друзей, слышь, они владеют контрольным пакетом в некой авиационной компании. Я тоже владею несколькими акциями этой компании. По случаю эта компания носит славное название «Индочартер Эвиэйшн». Чего ты смеешься, куайло, обезьяна?! Не сметь надо мной смеяться! Так вот, эти добрые друзья видят, какое мне выпало несчастье иметь вместо сына трехногое паучье отродье, и решили оказать мне услугу и помочь тебе. Я искренне молюсь, чтобы ты свалился с неба и сломал свою поганую шею, к у а й л о !

Вот так Чарли и начал перевозить отцовский опиум для «Индочартер». Поначалу он совершал один-два рейса в неделю, но работа была стабильная, надежная, она ему нравилась. К нему возвратилась выдержка, он стал спокойнее и ощущал неподдельную благодарность по отношению к старику. Он, конечно, пытался уговорить господ из Чиу-Чау взять на работу и Рикардо, но ничего не вышло. Через несколько месяцев они согласились платить Лиззи двадцать долларов в неделю за то, чтобы она сидела в приемной и ласково улыбалась посетителям. Это были золотые деньки, уверял Чарли. Чарли и Лиззи зарабатывали деньги, Рикардо их тратил на всякие безумные авантюры, все были довольны, вое были при деле. Но однажды вечером, как Немезида, появился Тиу и испортил все. Он явился как раз в тот миг, когда они запирали контору, вырос, будто из-под земли, назвал Чарли Маршалла по имени и представился одним из управляющих бангкокского отделения компании. Из заднего кабинета вышли ребята Чиу-Чау. Они окинули Тиу всего одним взглядом, подтвердили его добрые намерения и испарились.

Чарли прервался, чтобы поплакать у Джерри на плече.

– Теперь слушай меня внимательно, приятель, – воззвал к нему Джерри. – Слушай. Вот эта история мне нравится. Расскажи мне об этом подробнее, и я отведу тебя домой. Обещаю.Н у, п о ж а л у й с т а.

Это был ошибочный ход. Больше не требовалось вытягивать из Чарли слово за словом. Джерри сам стал наркотиком, от которого Чарли Маршалл впал в зависимость. Удерживать его на земле тоже не требовалось. Чарли Маршалл вцепился в грудь Джерри, словно она была последним оплотом в океане его одиночества, их разговор превратился в полный отчаяния монолог. Джерри извлекал из этого монолога полезные для себя сведения, а Чарли Маршалл раболепствовал, умоляя, стонал, требуя, чтобы его мучитель уделял ему внимание, а потом сам же шутил и смеялся сквозь слезы. Ниже по реке при свете сигнальной ракеты лонноловский пулемет, который еще не успели продать «красным кхмерам», дал очередь трассирующими пулями в сторону джунглей. Длинные золотые стрелы вереницей пролетели над водой и, исчезая в лесу, осветили небольшую полянку.

Намокшие от пота волосы Чарли кололи Джерри подбородок. Чарли пускал слюни и бессвязно бормотал.

– Мистер Тиу не хотел говорить в конторе, Вольтер. Ни зачто! Мистер Тиу одевался не очень хорошо. Сразу видно, что Тиу родом из Чиу-Чау, у него таиландский паспорт, как у Дрейка Ко, он приехал во Вьентьян под идиотским именем и выглядел очень, очень плохо. «Капитан Маршалл, – сказал он мне, – хотелось бы вам заработать уйму денег? Для этого нужно выполнять некую интересную и разнообразную работу в те часы, когда вы не заняты в компании. Ну как? Например, совершить для меня некий не совсем обычный полет. Мне говорили, вы чертовски хороший летчик, очень надежный. Вам хотелось бы заработать четыре-пять тысяч долларов за один день, даже меньше, чем за день? Вас лично это привлекает, капитан Маршалл?» «Мистер Тиу, – сказал я ему. – Чарли истерически кричал. – Если это не повредит моему нынешнему положению, мистер Тиу, за пять тысяч американских баксов я для вас спущусь хоть в преисподнюю и принесу оттуда яйца самого дьявола». Мистер Тиу сказал, что он зайдет еще раз и чтобы я держал рот на замке.

Внезапно Чарли снова заговорил голосом отца, он звал себя паучьим отродьем и сыном корсиканской шлюхи. Постепенно до Джерри дошло, что Чарли уже рассказывает следующий эпизод.

Выяснилось, что, как ни удивительно, Чарли никому не говорил о предложении Тиу до того дня, когда снова встретился с отцом. Это случилось в Чиангмае на празднике китайского Нового года Он не сказал ни Рику, ни даже Лиззи, может быть, потому, что у них начали портиться отношения. Рик заводил себе множество женщин на стороне.

Совет генерала не воодушевил его.

– И не вздумай! У этого Тиу слишком высокие связи, это не по плечу чокнутому паучьему отродью вроде тебя, слышишь?Господи Иисусе, где это видано, чтобы уроженец Сватоу давал пять тысяч долларов паршивому отродью, наполовину к у а й л о, чтобы тот тратил время на путешествия?

– Значит, ты передал это дело Рику, так? – быстро спросил Джерри. – Так, Чарли? Ты сказал Тиу: Извини, попытай счастья с Рикардо". Так оно и было, да?

Но Чарли Маршалл уже отключился. Он отвалился от груди Джерри и лежал в грязи, вытянувшись и закрыв глаза, лишь изредка жадно хватая ртом воздух. О том, что жизнь в нем еще теплится, говорили лишь эти судорожные вдохи да бешеное биение пульса под пальцами Джерри.

– Вольтер, – прошептал Чарли. – Клянусь на Библии, Вольтер. Ты хороший человек. Отведи меня домой. Господи, отведи меня домой, Вольтер.

Джерри оглушенно глядел на простертое перед ним искалеченное тело и понимал, что должен задать еще один вопрос, должен, даже если он окажется последним в жизни их обоих. Он склонился и опять поднял Чарли на ноги. После этого на ночной дороге в темноте, пронзаемой бесцельным заградительным огнем, Чарли Маршалл целый час бился у него в руках, визжал, рыдал и клялся в вечной любви, только чтобы Джерри не выпытывал, какие именно меры принял его друг Рикардо, чтобы выжить. Но Джерри втолковывал ему, что без этого тайна не будет раскрыта и наполовину. И Чарли Маршалл, разбитый и отчаявшийся, рыдая, выдавал Джерри самые заветные секреты; может быть, он уловил ход рассуждений Джерри – в городе, который вот-вот будет отдан на милость джунглей, ничего не делается наполовину; разрушать, так уж до конца.

Джерри как можно осторожнее отнес Чарли Маршалла обратно на виллу, на второй этаж, где его с благодарностью приняли те же бессловесные фигуры. «Надо было вытянуть из него побольше, – подумал он. – Надо было и сказать ему больше: я ничего не узнал об их двусторонних грузоперевозках, слишком долго расспрашивая его о Лиззи и Сэме Коллинзе. Я все перевернул вверх ногами, завалил дело не хуже Лиззи». Джерри пытался вызвать в душе сожаление, но оно не приходило. Из рассказа Чарли Маршалла он лучше всего запомнил слова, никак не относящиеся к делу; он печатал послание к дражайшему старине Джорджу, а слова огнем горели в его мозгу.

Прежде чем сесть за машинку, он запер дверь и нацепил пистолет на пояс. Люка нигде не было видно, и Джерри предположил, что тот, обидевшись спьяну на весь свет, пошел в публичный дом. Послание было длинным, самым длинным за всю его карьеру: «Передаю вам все, на случай, если это письмо окажется последним». Он рассказал о том, как вышел на контакт с советником посольства, сообщил, куда направляется дальше, назвал адрес Рикардо, описал Чарли Маршалла, в самых формальных выражениях рассказал о том, как эта троица жила в лачуге, но опустил все, что ему недавно удалось узнать о роли злокозненного Сэма Коллинза. В конце концов, какой смысл им рассказывать, если они сами все знают? Он вычеркнул названия мест и собственные имена, выделил их отдельным списком, потом потратил еще час на то, чтобы зашифровать оба послания простейшим шифром, с которым любой криптограф справится за пять минут, но который, однако, находится выше пределов понимания простых смертных, таких, например, как его хозяин, советник британского посольства. Под конец он напомнил «домоправителям», чтобы те проверили, отправлен ли последний денежный перевод на имя Кэт. Он сжег чистовики, завернул зашифрованные тексты в газету, улегся на нее и задремал, не снимая пистолета. В шесть часов он побрился, переложил шифровку в дешевый роман, с которым не жалко будет расстаться, и пошел прогуляться по утренней прохладе. В у с л о в л е н н о м м е ст е, сразу бросаясь в глаза, стоял автомобиль советника. Сам советник, столь же заметный, как и его машина, сидел, тоже бросаясь в глаза, на террасе симпатичного бистро и отдавал должное горячим круассанам и кофе с молоком. На голове у него красовалась соломенная шляпа, из тех, что носят на Ривьере; увидев ее, Джерри сразу вспомнил о Кро. Заметив Джерри, советник заговорщически помахал рукой. Джерри словно невзначай подошел к нему.

– Доброе утро, – сказал Джерри.

– А, так эта книга у вас?! Вот удача! – вскричал советники вскочил на ноги. – С тех пор как этот роман вышел, мне не терпится его прочитать!

Расставшись с шифровкой, Джерри думал только о тех нюансах, о которых умолчал. Он чувствовал себя как студент в конце семестра, только что сдавший последний экзамен. Он может вернуться, может не возвращаться, но мир никогда не станет прежним.

Точные обстоятельства отъезда Джерри из Пномпеня стали известны позже только благодаря Люку.

Первую половину утра Джерри с настойчивостью одержимого создавал себе прикрытие. Может быть, это было противоядием от охватившей его растерянности – он все сильнее чувствовал себя голым. Он усердно добывал материал для заметок о беженцах и сиротах – в полдень он передал его через Келлера, сопроводив неплохой статьей об обстановке в Баттамбанге; если она и не увидела свет, то, по крайней мере, заняла достойное место в его досье. Там было два лагеря беженцев, и оба процветали; один располагался в огромной гостинице в Бассаке, недостроенном воплощении мечты Сианука о личном рае, другой – на сортировочной станции неподалеку от аэропорта, где в каждом товарном вагоне жило по две-три семьи. Он побывал в обоих лагерях и обнаружил там одно и то же: юные австралийцы героически сражаются с невыносимыми условиями жизни, единственный источник воды загрязнен, дважды в неделю выдается бесплатная пайка риса, дети щебечут ему вслед «привет» и «пока». Он повсюду таскал за собой переводчика-камбоджийца, осыпал всех встречных вопросами, действовал с размахом, отыскивая какую-нибудь особенную черточку, которая растопит сердце старого Стаббси.

В жалкой попытке замести следы он зашел в бюро путешествий и во всеуслышание заказал билеты в Бангкок. Отправляясь в аэропорт, он ощутил внезапный приступ дежа-вю. «Когда я был здесь в прошлый раз, я катался на водных лыжах», – подумал он. Европейские торговцы держат на Меконге плавучие дома. На мгновение он увидел себя и город таким, каким он был в дни, когда камбоджийская война еще обладала неким призрачным простодушием: шпион-виртуоз Уэстерби, впервые в жизни рискнувший встать на монолыжу, скачет, как мальчишка, по коричневой воде Меконга; его тащит на буксире скоростной катер весельчака-голландца, пожирающий столько горючего, сколько любой здешней семье хватило бы на неделю. Самую большую опасность, припомнил он, представляли полуметровые волны, которые прокатывались по реке всякий раз, когда часовые на мосту взрывали глубинную бомбу, чтобы ныряльщики из «красных кхмеров» не взорвали их самих. Но теперь река, как и джунгли, принадлежала врагу. И вскоре, завтра или послезавтра, ему будет принадлежать весь город.

В аэропорту Джерри выбросил вальтер в мусорное ведро и в последний миг, подмазав кого надо, попал на самолет, летевший в Сайгон, – истинное место его назначения. Взлетая, он подумал: интересно, кто проживет дольше – я сам или этот город?

Что касается Люка, то он вылетел в Бангкок, сжимая в кармане ключ от гонконгской квартиры Джерри-точнее, от квартиры Ганса Призывающего Смерть. Судьба распорядилась так, что ему пришлось лететь под именем Джерри, потому что Джерри значился в списке пассажиров, а все остальные места были заняты. В Бангкоке он попал на поспешно созванное совещание бюро, на котором все находившиеся в регионе сотрудники журнала были распиханы по разным углам рассыпающегося вьетнамского фронта. Люку достались Хюэ и Дананг, поэтому на следующий день он тоже вылетел в Сайгон, откуда дневным рейсом должен был отправиться на север.

Вопреки слухам, в Сайгоне они не встречались.

Не встречались они и во время поездки на север.

В последний раз они виделись в тот вечер в Пномпене, когда Джерри наорал на Люка, а тот обиделся. Таковы факты – вещь, которую, как известно, в дальнейшем очень трудно обойти стороной.

Рикардо

Впервые на протяжении всей этой истории Джорджу Смайли было так тяжело сохранять спокойствие, стоя за спиной главных действующих лиц. У всех в Цирке нервы были натянуты до предела Убийственное ничегонеделание и приступы лихорадки, о которых неизменно предупреждали в Саррате, слились воедино. День, не приносивший важных новостей из Гонконга, лишь продлевал агонию. Длинное донесение Джерри было изучено самым доскональным образом и признано сначала сомнительным, а потом невротичным. Почему он не нажал на Маршалла посильнее? Почему не вызвал еще раз русского призрака? Нужно было с пристрастием допросить Чарли о «золотой жиле», нужно было продолжить разговор о Тиу с того места, где они остановились. Разве он забыл, что его главная задача – вселять тревогу и уже только потом добывать информацию? А что касается одержимости этой его дочерью – Боже всемогущий, разве он не знает, во что обходится каждое слово в донесении? (Похоже, все забыли, что по счетам в этом деле платят Кузены.) И что это значит – не вести больше дел со служащими британского посольства, выступающими в качестве доверенных лиц отсутствующего резидента Цирка? Верно, на линии связи произошла задержка, и донесение поступило через Кузенов с опозданием. Но ведь Джерри все-таки следил за Чарли Маршаллом, разве не так? В обязанности оперативного агента никоим образом не входит указывать Лондону, что ему делать, а что нет. «Домоправители», заключившие с ним контракт, намеревались по возвращении дать ему хороший нагоняй.

Но извне на Цирк оказывалось гораздо более жестокое давление. Колониальный отдел под руководством Уилбрахема не сидел сложа руки, да и Комиссия по определению разведывательной политики, совершив пугающий поворот на сто восемьдесят градусов, решила, что губернатор Гонконга должен быть непременно и как можно скорее поставлен в известность об этом деле. Всерьез поговаривали о том, чтобы под благовидным предлогом вызвать его в Лондон. Паника нарастала еще и потому, что Ко снова был принят в Доме правительства Губернатор пригласил его на неофициальный ужин, один из тех, какие устраивают для влиятельных китайцев, чтобы те с глазу на глаз высказали свое мнение.

С другой стороны, Сол Эндерби и сторонники «жесткой линии» придерживались прямо противоположного мнения: «К черту губернатора. Расширить партнерство с Кузенами до конца, и немедленно». Джордж должен с е г о д н я ж е идти к Мартелло, говорил Эндерби, выложить все начистоту и просить их взять на себя последнюю фазу операции. Пора прекратить играть в прятки относительно Нельсона, признать, что все наши возможности исчерпаны, и пусть американцы сами вычисляют, какие выгоды они смогут из этого извлечь; а если они сумеют благополучно завершить это дело, тем лучше: пусть назло недругам требуют признания своих заслуг на Капитолийском холме Этот щедрый и своевременный жест, совершенный в самый разгар поражения во Вьетнаме, приведет, по утверждению Эндерби, к тому, что две разведывательные службы на долгие годы станут надежными партнерами. Этот взгляд разделял и Лейкон, правда, как всегда, он не говорил об этом прямо. Попав под перекрестный огонь, Смайли обнаружил, что заработал две прямо противоположные репутации. Команда Уилбрахема заклеймила его как противника колониальной политики и защитника американских интересов, а люди Эндерби обвиняли его в ультраконсерватизме при налаживании контактов особой важности. Смайли, однако, не оставляла более серьезная мысль: у него создалось впечатление, что отголоски скандала окольными путями дошли до ушей Мартелло и тот сумеет извлечь из них выгоду. Например, источники Молли Микин сообщали о том, что Эндерби и Мартелло установили тесные контакты на личном уровне и связаны они не только с тем, что их дети вместе учатся в лицее в Южном Кенсингтоне. Эти двое взяли обыкновение вместе уезжать на выходные на рыбалку в Шотландию, где Эндерби владел небольшим озером. Мартелло обеспечивал самолет, говорили шутники, а Эндерби обеспечивал рыбу. Смайли, как всегда не от мира сего, постепенно узнавал то, что все остальные знали с самого начала и думали, что он тоже знает. Третья и последняя жена Эндерби была американкой, богатой американкой. До свадьбы она считалась заметной величиной в светской жизни Вашингтона и с определенным успехом завоевывала такое же положение в Лондоне.

Но подспудная причина для волнений была у всех одна.

В том, что касалось Ко, по большому счету не происходило ничего. Мало того, оперативной информации поступало все меньше. Каждый день в десять часов Смайли и Гиллем являлись во Флигель и каждый раз уходили все более расстроенными. Домашние телефоны и Тиу, и Лиззи Уэрдингтон прослушивались. Магнитофонные ленты проверялись на месте и переправлялись в Лондон для дальнейшей обработки. Джерри устроил допрос Чарли Маршаллу в среду. А уже в пятницу Чарли оправился от потрясения, позвонил из Бангкока Тиу и начал изливать душу, Тиу послушал его секунд тридцать и резко оборвал, дав указание «снова связаться с Гарри прямо сейчас». Это указание привело всех в замешательство: никто не знал никакого Гарри. В субботу же все пришло в движение: «жучок», прослушивавший домашний телефон Ко, обнаружил, что тот отменяет традиционную воскресную игру в гольф с мистером Арпего. Ко ссылался на неотложное деловое свидание. Вот оно! Началось! На следующий день с согласия Смайли гонконгская служба Кузенов для наблюдения приставила к «роллс-ройсу» Ко автофургон, два автомобиля и «хонду». Они следили за ним с той минуты, как он въехал в город. Что за сверхважная тайная встреча должна была состояться в воскресенье в полшестого утра, чтобы ради нее Ко отменил еженедельную игру в гольф? Ответ оказался прост: он нанес визит своему прорицателю, почтенному старцу, уроженцу Сватоу. Тот принимал в обшарпанном храме на боковой улочке неподалеку от Голливуд-роуд. Ко провел у него больше часа, а затем вернулся домой. Ретивый юноша в одном из фургонов Кузенов на протяжении всей встречи старательно нацеливал на окно микрофон направленного действия, но, если не считать транспортного шума, единственными звуками, какие ему удалось записать, было кудахтанье кур в курятнике старика. В Цирк срочно вызвали ди Салиса. По какой такой причине человек, а в особенности миллионер, может отправиться к прорицателю в шесть утра?

Их недоумение привело ди Салиса в восторг. Он радостно взъерошил волосы. Человек такого высокого положения, как Ко, естественно, желает посетить прорицателя первым, рано утром, пока ум великого человека незамутненно воспринимает откровения духов.

После этого пять недель не происходило ничего. Ровным счетом ничего. Проверка почты и прослушивание телефонов регулярно поставляли вагоны неудобоваримого сырья, после обработки которого не удавалось извлечь ни одной полезной ниточки. Тем временем приближался установленный Управлением по борьбе с наркотиками окончательный срок, и тогда Ко станет добычей всякого, кому первому удастся обнаружить что-нибудь против него.

Но Смайли не вешал нос. Он отвергал все обвинения по поводу манеры вести дело, и Джерри, и своей собственной. Дерево потрясли как следует, утверждал он, Ко бежит сломя голову, время покажет, что они правы. Он сопротивлялся всем попыткам вызвать его на решительные жесты в сторону Мартелло и упорно придерживался условий договора, приведенных в письме, копия которого была отдана на хранение Лейкону. Он также отказывался (что дозволялось уставом) обсуждать движущие силы операции, будь то силы Божьи, доводы логики или, точнее, побудительные мотивы самого Ко, за исключением случаев, когда дело касалось вопросов протокола или выдачи мандатов. Он хорошо знал, что такие разговоры, стоит только их начать, обеспечат сомневающихся свежей порцией боеприпасов против него.

Он держался своей тактики пять недель. На тридцать шестой день некие силы, Господни ли, или доводы логики, или, точнее, силы человеческой природы Ко, предоставили ему весомое, хоть и таинственное, утешение. Ко скрылся в море. В сопровождении Тиу и неизвестного китайца, который позже оказался капитаном, командующим флотилией джонок Ко. Добрых три дня он путешествовал среди окружающих Гонконг островов, отплывая поутру и возвращаясь вечером в сумерках. Куда они ездили – не ведал никто. Мартелло предложил проследить их курс с вертолетов, но Смайли с ходу отверг эту мысль. Наблюдение с пристани позволило установить, что отплывали и возвращались они разными маршрутами, только и всего. Наконец на четвертый день лодка не вернулась совсем.

Разразилась паника. Куда они исчезли? Начальники Мартелло из Лэнгли, штат Вирджиния, ударились в панику и решили, что «Адмирал Нельсон» с Ко на борту нарочно сбился с пути и забрел в китайские воды. Или даже: Ко был похищен. Никто никогда больше не увидит era Эндерби опустился до того, что позвонил Смайли и заявил, что «только вы будете виноваты, если Ко неожиданно вынырнет в Пекине и будет во все горло орать всякую чушь о преследованиях со стороны Секретных служб». В один мучительный день самому Смайли пришла тайная мысль, уж не отправился ли Ко, вопреки здравому смыслу, в гости к своему брату.

Разумеется, на следующий день рано поутру катер тихо вошел в гавань; выглядел он так, словно только что вернулся с регаты. На берег, пропустив вперед красавицу Лизу, бодро спустился Ко. Золотистые волосы его подруги, словно в рекламном ролике, развевались на ветру.

Получив эту новость, Смайли – после долгих размышлений и углубленного изучения досье на Ко, не говоря уже о жестоких спорах с Конни и ди Салисом – разродился двумя идеями сразу, или, говоря языком азартных игроков, решил разыграть последние оставшиеся две карты.

Первая: Джерри должен продвигаться к «заключительному этапу», под которым Смайли подразумевал Рикардо. Таким путем он надеялся усилить давление на Ко; этот шаг должен был послужить последним доводом в пользу того, что Дрейку пора действовать.

Вторая: в игру должен войти Сэм Коллинз.

Второе решение было принято после обсуждения с одной только Конни Сейшес. В основном досье на Джерри о нем не упоминается ни единым словом; оно отмечено только в засекреченном приложении, которое было обнародовано гораздо позже, да и то с заметными купюрами.

Однако величайший на земле шеф разведки ни на секунду не принимал в расчет, что эти задержки и колебания отразятся на Джерри самым разлагающим образом. Одно дело – знать об этом (Смайли, несомненно, знал и даже предпринял кое-какие профилактические меры). Однако учитывать это влияние, ставить его на одну доску с соображениями высокой политики означало бы полную безответственность. Генерал обязан соблюдать приоритеты.

Спору нет, чтобы ждать у моря погоды, хуже места, чем Сайгон, в целом свете не сыщешь. Промедление все затягивалось и затягивалось; в Пирке время от времени возникали разговоры о том, чтобы послать Джерри в более полезное для здоровья место, например в Сингапур или в Куала-Лумпур, но по соображениям целесообразности и маскировки его опять и опять оставляли там, где он был; кроме того, думалось, что завтра все может измениться. Проблема заключалась также в его личной безопасности. О Гонконге даже речь не заходила, а влияние Ко и в Бангкоке, и в Сингапуре было, несомненно, велико. И снова вставал вопрос маскировки: если близится провал, разве найдешь место удобнее, чем Сайгон? А пока Джерри действовал вполсилы в городе, который тоже существовал как бы вполсилы. Война правила экономикой Сайгона уже лет сорок или около того, поэтому, когда в семьдесят третьем американцы вывели войска, это оказалось для города такой катастрофой, что он так и не сумел от нее до конца оправиться.

Получилось, что долгожданный последний акт, в котором участвовали миллионы актеров, был сыгран перед жалкой горсткой зрителей. Даже во время обязательных поездок на передний край боевых действий Джерри не мог отделаться от ощущения, что наблюдает матч в крикет на залитом дождем поле, когда всем участникам не терпится поскорее уйти в павильон. Цирк запретил ему уезжать из Сайгона на том основании, что он мог понадобиться в любую минуту, но соблюдать этот приказ было бы просто смешно, поэтому он его игнорировал. Внешняя граница обороны Сайгона проходила через Зыаньлок, скучный французский городок, выросший на каучуковых плантациях.

Эта война коренным образом отличалась от той, что происходила в Пномпене: она велась по европейским принципам, и техники было не в пример больше. У «красных кхмеров» сказывалось отсутствие бронетехники, а Северный Вьетнам обладал русскими танками и 130-миллиметровой артиллерией, они шли колесом к колесу, классическим русским строем, словно под руководством маршала Жукова собирались штурмовать Берлин, и ничто не могло их остановить, пока не будет наведено и заряжено последнее орудие. Джерри обнаружил город наполовину покинутым. В католической церкви не было никого, кроме священника-француза.

– C'est termine (Все кончено), – коротко объяснил он. – Южные вьетнамцы поведут себя, как всегда. Прекратят наступление, повернутся и убегут.

Они вместе выпили вина, глядя на опустевшую площадь.