355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Джон Кризи » Слишком молоды для смерти » Текст книги (страница 4)
Слишком молоды для смерти
  • Текст добавлен: 16 октября 2016, 20:49

Текст книги "Слишком молоды для смерти"


Автор книги: Джон Кризи



сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц)

Глава седьмая
ПОНТ

Отец и дочь стояли лицом к лицу – враждебные, ожесточенные. Роджер наклонился к Мориарти и шепнул:

– Вы знаете, как выглядит миссис Янг?

– Да.

– Объявите общую тревогу через это и соседнее отделение полиции, – тихо произнес Роджер, – пусть возьмут под контроль пруды, реку – вы знаете.

– Хорошо! – Мориарти бросился к двери мимо девушки.

Отец и дочь продолжали разговор – девушка высоким, звенящим на истерической ноте голосом, мужчина почти рыча, но Роджер не разобрал ни слова, пока отдавал указания. Теперь слова обрели форму:

– … это ты виноват, только ты!

– Как ты смеешь повышать на меня голос!

– Если она себя убила, ее смерть будет целиком на твоей совести! – кричала девушка. – Это ты ее довел до этого!

– Если она умрет, то только от стыда за тот позор, который ты навлекла на своих родителей, на свой дом!

– Это твоя вина! О, боже, боже, где она?! – девушка развернулась, вцепилась в Роджера и крикнула: – Вы можете ее найти?! Можете пойти и поискать ее?!

– Мы уже начали поиски. Мы найдем ее, – уверенно пообещал Роджер. – Разве вам не следует быть в больнице?

– Мне пришлось уйти, пришлось разыскивать ее!

– Если твоя мать умрет от стыда, это будет на твоей совести, – низким, торжественным голосом проговорил Янг, словно произнося проповедь с кафедры; будь у него борода, он мог бы сойти за одного из пророков Ветхого завета, грозящего людям адским пламенем. – Покинь этот дом, пока стыд не погубил нас всех!

У Хелины перехватило дыхание, будто внезапная, невыносимая судорога прошла по горлу. У нее были очень красивые бархатно-синие глаза, не пострадавшие от кислоты, и губы тоже остались нетронутыми. Они кривились, не подчиняясь ей, казалось, она дрожала всем телом.

– Ты слышала меня? – вновь провозгласил отец.

– Ты… ты хочешь этого, – сказала она дрожащим голосом. – Ты действительно этого хочешь. И это ты прогнал маму. Ты…

Она замолчала, переводя дыхание и не отрывая взгляда от отца. В этот момент вошел Мориарти. Губы девушки раскрылись, готовясь что-то произнести. Казалось, тишина стоит очень долго. Наконец хрипло прозвучал ее голос:

– Папочка, пожалуйста, пожалей маму. Можешь делать со мной что хочешь, только не трогай маму.

Янг оставался непреклонен и беспощаден:

– Твоя мать сделала выбор, я не заставлял ее. Так же, как и тебя.

– Нет, – тяжело дыша, сказала Хелина. – Ты не можешь быть таким… жестоким. Не можешь быть таким жестоким!

Янг стоял, глядя ей в глаза. Слезы появились в них.

– Что с тобой произошло? – заплакала она. – Отчего ты так переменился? Ведь ты был когда-то таким добрым!

– Когда-то ты была моей дочерью.

Опять наступила полная тишина. Потом девушка повернулась и выбежала из комнаты. Роджер увидел, как Мориарти почти инстинктивно последовал за ней. Сначала ее, потом его шаги отчетливо прозвучали в коридоре, на крыльце. Янг смотрел в открытую дверь с тяжелым лицом, крепко прижав руки к бокам. В глазах, так похожих на глаза дочери, пылала боль. Гнев и неприязнь, овладевшие Роджером, постепенно затухали, и он почувствовал странную жалость к этому человеку.

– Мы найдем вашу жену, мистер Янг, – сказал он тихо и спокойно. – Не думаю, что вам следует беспокоиться. Когда женщина вне себя, угроза покончить с собой может ничего не значить. Вы весь день будете дома?

Янг не ответил.

– Будете дома, сэр?

Янг даже не взглянул в его сторону. Трудно было понять, слышит ли он вообще хоть слово.

Роджер оставил его в покое и направился к двери. Толпа теперь составляла человек тридцать-сорок, впереди стоял человек с фотоаппаратом; пресса казалась временами эдаким вампиром. Щелкнула камера. Мориарти вел разговор с сыщиком в штатском, стоя возле полицейской машины; девушки не было видно. Один полисмен сидел за рулем, другой стоял у дверей дома; Роджер поманил его, и они вернулись в прихожую.

– Вы хорошо знаете эту улицу?

– Это мой район патрулирования, сэр.

– Знаете что-нибудь о Янге и его соседях?

– У него здесь нет друзей, сэр… У миссис Янг есть, а у него нет, насколько я знаю. Он стал в последнее время немного… фанатичным, что ли.

– Сам по себе?

– Да, сэр. Ни к какой секте он не принадлежит, если вы это имеете в виду.

– Но должны же быть у него какие-то друзья, – настаивал Роджер.

– Ну… у него был раньше партнер, мистер Джозефс, по торговому делу, здесь, возле реки. Теперь каждый сам по себе. Янг стал к тому же продавать садовые инструменты, смазочное масло, все необходимое для уик-энда на реке. Дело не такое уж большое, он ведет его один. У Джозефса тоже свой бизнес, но они сохранили какие-то отношения. Были когда-то близкими друзьями, потом, несколько лет назад, Янг вдруг повел себя странно, всех против себя настроил.

– А что из себя представляет Джозефс?

– Вполне разумный человек, сэр.

– Думаете, он все забыл и простил?

– Я могу сходить, поговорить с ним, если хотите, – сказал полисмен. Ему было к шестидесяти, и выглядел он на свои годы. Мягкость и предупредительность сквозила в его манерах. – Думаете, стоит опасаться, что Янг наложит на себя руки?

– Кто может знать.

– Я быстро, сэр.

Роджер вернулся в дом. Элберт Янг сидел за письменным столом, положив на него руки и глядя прямо в календарь с изображением берега Темзы, висящий на уровне лица. Глаза Янга казались одновременно и горящими, и угасшими, будто его пытали огнем и серой.

– Мы сообщим вам, как только получим новости о вашей жене, – пообещал Роджер тихим голосом.

Непонятно было, слышит ли его Янг.

Роджер повернулся и вышел. Мориарти мог бы оставить здесь человека или прислать соседа, или даже вызвать врача. Трудно иной раз решить, где кончается служебный долг и начинается обычное человеческое сочувствие. Но ведь предотвратить самоубийство – прямая обязанность полиции, это ясно как день.

Сидящий в машине полисмен крикнул ему:

– Они нашли миссис Янг, сэр!

– Что с ней? Она пострадала? – быстро спросил Роджер.

Эгнис Янг чувствовала стеснение в груди, странные картины, смешиваясь, теснясь, громоздились перед ее взором, острая боль засела в голове. Она провела в больнице с дочерью около часа. Боль все усиливалась, и она поднялась со словами:

– Мне нужно идти, дорогая. Все у тебя будет хорошо, не беспокойся.

Она понимала, что ее поведение должно казаться Хелине странным, но ничего не могла поделать; она чувствовала, что нужно уйти. Выходя из палаты, она пробормотала: «Я убью себя. Ничего больше не остается». Слегка дремавший больной услышал ее слова. Она быстро шла по коридору, ничего не видя перед собой, и повторяла: «Он никогда не простит ее. Никогда. А я не смогу так жить. Я убью себя, вот что я сделаю».

Медсестра тоже услышала, как она это сказала.

За ее спиной пополз шепоток тревоги и слухов, которые вернулись к дочери, но к этому времени миссис Янг уже была на улице. Бесконечным потоком неслись машины; оглушительно ревя, катились мимо грузовики, словно чудовище с раскрытой пастью надвигался на нее автобус. Шум, шум, шум… Что-то влекло ее и в то же время останавливало. Шум, шум, шум… Он был похож на голос Элберта, такой же глухой, скрипучий, безжалостный: «Она мне больше не дочь. Если хочешь видеть ее, то оставь мой дом. Я сказал тебе, что запрещаю с ней встречаться. Она шлюха».

Шлюха, шлюха, шлюха…

Шум, шум, шум, шум…

Рокот, рокот, рокот, рокот…

Крутятся колеса, катятся мимо красные монстры, визжат тормоза, кричат люди. Шум, шум, шум. К ней подошел человек, дотронулся до нее, заставил двинуться с места. Шум… шум… шум… Он затухал, стал слабее, мягче.

«Мамочка, прости меня, прости… Я люблю его… Я правда очень его люблю… Я не хотела… Мамочка, не плачь, пожалуйста. Папа не думает так на самом деле, он не может так думать».

Папа, папа, папа, Элберт, Элберт, Элберт, шум, шум, шум, шум.

Перед ней была река – широкая, гладкая, зовущая. Единственный звук слышался теперь – звук плещущейся о берег воды. Качались на волнах несколько бревен. На пирсе сломаны перила. Иди, иди туда, вода облегчит боль, утешит тебя. Иди, иди, иди туда. Вода была красива, прохладна, она доходила ей до щиколоток, до колен, до талии, прохладная, ласковая. Она слышала шум, голоса, крики, свист, но все звуки, все страхи и опасения остались теперь позади. Вода доходила ей до груди, плескалась о подбородок.

Теперь все будет хорошо.

Перед ней появилось лицо – лицо плывущего мужчины. Внезапно появился еще один человек в лодке, сбоку от нее.

«Осторожно». «Все будет хорошо». «Держите ее». «Позвольте, я помогу вам, мадам». «Позвольте мне помочь…»

Они пришли, чтобы отобрать у нее чудесную прохладу, успокоение. Она поняла это и пришла в бешенство. Страх, гнев и еще какое-то более глубокое непонятное чувство овладели ею.

Подавляемое многие месяцы отчаяние вдруг хлынуло наружу. Она ударила по чужому лицу, толкнула лодку, вода сомкнулась над ее головой, и она глотала, глотала ее. Глаза были открыты, но ничего не видели. Чужие руки хватали и тащили ее, но она ничего не чувствовала. Отталкивая их, она глотала воду, и легкие наполнялись ею. Она не знала, что люди в лодке уже поднимали ее из воды, и пловец стоял теперь рядом.

– Как она, в порядке? – спросил Роджер.

– Ее достали из реки, – ответил полисмен, сидевший у радиотелефона. – Пришла в себя после искусственного дыхания.

– Где она?

– Направляется в больницу на скорой помощи.

– Лучшее место для нее, – Роджер повернулся к Мориарти, стоявшему рядом, и сказал: – Это семейство в очень тяжелом положении.

– Какой это ад для дочери – жить с такими родителями! – заметил Мориарти.

– Сколько времени это могло у них длиться?

– Слишком долго.

– Где девушка?

Мориарти, поколебавшись, собрался, видимо, с духом и произнес подчеркнуто официальным тоном:

– Я подумал, что ей лучше пока перебраться туда, где никто не скажет, что она сама во всем виновата, сэр. Я отправил ее к себе, в дом, где я живу.

– К себе?!

– Поймите меня правильно, сэр, – продолжил Мориарти с большим достоинством. – Я занимаю небольшую служебную квартиру в переданном полиции доме. Там живет и хозяйка, она ведет мои домашние дела. Рядом есть свободная комната, но не в моей квартире, сэр. Девушке будет обеспечен хороший уход.

– Верю, что хороший, – мягко произнес Роджер. – Однако не позволяйте себе слишком впутываться в дело, это может привести к ненужным осложнениям.

Кто он такой, чтобы указывать мне, что можно, а что нельзя, спрашивал себя Мориарти. Я могу делать то, что считаю нужным. И я никому не позволю – начальнику или не начальнику – указывать, что мне делать, когда речь идет о моей личной жизни!

– А что известно о приятеле Хелины Янг? – поинтересовался Роджер. Он не мог понять выражения лица Мориарти, но подумал, что этот угрюмый надутый вид – явная самозащита, даже демонстративный вызов.

– Это Энтони Уайнрайт, родом из Кернса, Квинсленд [3]3
  Штат в Австралии.


[Закрыть]
. Здесь живет три года, работает посредником какой-то фирмы по продаже дешевых украшений из полудрагоценных камней. Дела, как я понял, идут у него хорошо. О нем ничего не известно, кроме…

– Да?

– Похоже, бабник, если верить донесениям. Из тех, с которыми девушкам надо поосторожней.

– А-а.

– Не удивительно, что Хелина Янг думала, будто у него серьезные намерения, – продолжал Мориарти.

– Вы его видели? – спросил Роджер.

– Лишь несколько минут… ему пока не разрешают разговаривать. Врачи сказали, сегодня будет можно.

– Я навещу его, – решил Роджер. Он подождал и задал еще один вопрос: – Насколько вы преданы своему местному отделению?

Мориарти опять весь собрался и принял официальный вид; трудно было понять, поза это или естественное состояние.

– Я прекрасно отношусь к своему отделению, сэр. Но, конечно, мне бы больше хотелось… – он замолк, глаза широко раскрылись, и неожиданная, почти мальчишеская улыбка появилась на его лице. Он застыл в ожидании, почти не дыша и явно волнуясь.

Роджер ощущал в его поведении что-то вымученное, неестественное.

– Я нахожу, что вы очень полезны для работы в Ярде, – сказал Роджер. – Хотите, чтобы я поговорил с вашим начальством или сами обратитесь?

– Я сам, сэр! Благодарю вас! Я так ждал этой возможности!

– Да, – кивнул Роджер, – и старались для этого, несомненно.

Он не стал добавлять, что это такая возможность, которая может обернуться злом для человека; что работа в самом Ярде сильно отличается от работы в отделении. Он надеялся, Мориарти понимает, что другие, старшие по возрасту полицейские в Скотленд-Ярде, могут весьма болезненно отнестись к тому, что такое специальное назначение получил совсем молодой человек. Глаза Мориарти сияли, и жаль было гасить его радость.

– Пойду, поговорю с Уайнрайтом, – сказал Роджер.

Пусть не одобряет, но ему не остановить меня, подумал Мориарти, когда Роджер ушел. Он понимает, что не справится с этой работой один, без меня, но потом припишет все заслуги себе, – если, конечно, я позволю. Пока же я могу направлять его так, что он об этом даже не догадается.

Уайнрайта поместили в небольшой отдельной палате. Он лежал на правом боку, отвернувшись от света и от полисмена, который сидел возле него все время. Роджер отослал охранника и обогнул кровать. Уайнрайт отрешенно слушал что-то через радионаушники; он притворился, что не замечает Роджера, подвигающего стул и усаживающегося рядом. Лицо молодого человека не пострадало, но на голове местами были выбриты волосы и виднелся пластырь. У него было продолговатое, необычное лицо с прекрасно вылепленными чертами, выразительными бровями; роковой мужчина, явно не английской крови.

– Примите мои поздравления, – проговорил Роджер.

Уайнрайт широко раскрыл глаза от удивления.

– С чем?

– С прекрасно исполненной ролью героя.

Уайнрайт поморщился.

– Никакой я не герой. Нельзя же привести с собой девушку, а потом позволить каким-то негодяям искалечить ее. Как там она?

Роджеру была неприятна жесткость этого человека, и в то же время он испытывал чувство легкого восхищения.

– Беспокоится. Насчет родителей, как я понимаю.

– Родителей? Ну и что? – Уайнрайт с большой осторожностью снял наушники. – Они это переживут, к тому же она пострадала гораздо меньше меня. Теперь придется как-то объяснять девушкам, откуда у меня эти шрамы. А вы кто?

– Главный следователь Уэст. Мистер Уайнрайт, вы когда-нибудь слышали про Понт-клуб?

Вопрос был задан небрежным тоном, как бы случайно, но Роджер внимательно наблюдал за реакцией, почти уверенный в том, что этот человек прекрасно умеет лгать и лучше, чем кто-либо, владеет своим лицом, изображая бесстрастность.

Но Уайнрайт, напротив, не скрывал своих чувств.

– Это шобла? Я слышал о них, побывал там и отвалил. Не смешите меня, а то мне смеяться больно.

– Это может оказаться не так уж смешно, – сухо произнес Роджер. – А как вы догадались, что вас обрызгали серной кислотой? Среди нападавших были ваши знакомые?

На лице Уайнрайта появилось выражение полного безразличия.

– Мне приходилось раньше слышать о серной кислоте, – ответил он, – и в газетах сообщали о таких случаях. Я не стал рисковать.

Больше он ничего не сказал, но Роджер заподозрил, что он знает гораздо больше.


Глава восьмая
СВЕДЕНИЯ О ДЖОШИА ПОНТЕ

Роджер вернулся в Скотленд-Ярд после, пяти часов и обнаружил, что его стол завален возвратившимися анкетами, сообщениями о четырех случаях использования серной кислоты за прошедшую ночь, газетами с фотографией, где он «угрожает» Янгу. Здесь лежали также снимки Кобдена и Бетти Смит, Джил Хиккерсли, на которую было совершено нападение в Челси, и еще одной пары, пострадавшей в Эдмонтоне, – двоюродных брата и сестры Эбботт. Девушка на последнем снимке была поразительно красива, а парень на удивление невзрачен. К фотографиям прилагался напечатанный на машинке текст донесений, подписанный инициалами Б. М. Текст был отпечатан прекрасно; должно быть, Мориарти очень быстро нашел себе хорошую машинистку. Роджер просмотрел все отчеты, особенно заинтересовало его дело Эбботтов. Они были старше всех остальных, но все же достаточно молоды – около двадцати пяти. Девушка – на этот раз ужасно пострадавшая – делила квартиру с тремя молодыми женщинами; юноша жил с родителями в перенаселенном доме.

Роджер вызвал посыльного.

– Принесите, пожалуйста, чай и бутерброды, прямо сейчас.

– Хорошо, сэр.

– И узнайте, здесь ли старший инспектор Мориарти.

– Он здесь, сэр.

– Пошлите его ко мне, ладно?

Когда дверь закрылась, Роджер нахмурился; одно дело – быть расторопным, и совсем другое – срываться в гонку до сигнала. Не слишком ли прыток Мориарти? Может, торопится захватить инициативу? Раздался стук в дверь, и Мориарти вошел – опять же слишком быстро. Выражение враждебной настороженности видно на лице; этот человек явно жил в состоянии постоянного нервного напряжения, которое само по себе может порождать проблемы.

– Вы не теряете времени зря, – сухо заметил Роджер.

– Мистер Дэвис сказал, что, чем быстрее я освобожу кабинет, тем лучше, – ответил Мориарти. – Меня заменит в отделении Билл, то есть старший инспектор Ивенс, я его хорошо знаю, – Ивенс был офицером младшего состава в Ярде. – Поэтому я оставил ему там свою картотеку, а он показал мне все здесь.

– Что с девушкой? С мисс Янг?

– Я пока ничего больше не знаю о ней, сэр. С матерью все в порядке, хотя она перенесла нервный шок. У самого Янга выискался старый друг, Янг сейчас с ним. Эта семья совершенно раскололась.

– Множество других семей живет на грани развала, – Роджер встал и двинулся к окну. – Что мы здесь имеем реально, на сегодня? – он указал на донесения.

– В смысле преступления, сэр?

– В любом смысле.

– Во всех случаях, кроме Кобдена – Смит, молодые люди, видимо, не имели близкого контакта с родителями, – ответил Мориарти. – Я старался найти что-то общее, не считая любви, – улыбка появилась и тут же исчезла с его лица. – Пока не нашел, сэр! – и, поскольку Роджер явно ждал продолжения, он добавил: – А каково ваше мнение об Уайнрайте?

– Бабник.

– О! Так он не любит Хелину Янг?

– Если б любил, не стал бы разыгрывать спектакль, – сказал Роджер. – Единственная польза от него – информация о Понт-клубе. Вероятно, это та самая общественная организация в Кенсингтоне, которой руководит Джошиа Понт. Цель ее состоит в объединении молодых людей, создании высокоморальной духовной среды. Никаких попоек и спален, строгие правила и распорядок. Слышали о Понт-клубе прежде?

– Такое чувство, что я где-то читал о нем, – ответил Мориарти. – Это название на слуху.

– Местным отделениям полиции клуб известен, но ничего плохого о нем пока не зарегистрировано. Знают о нем и в двух-трех других отделениях, вот и все. Адрес клуба – Маунтджой-Стрит, Саут Кенсингстон. Не заглянуть ли туда, а?

– Хорошо, сэр.

В дверь постучали, вошел посыльный с чаем и двумя большими бутербродами для Роджера. Когда он поставил их на небольшой столик, у Роджера появилось искушение пригласить Мориарти присоединиться, но некоторое недоверие, которое вызывал у него этот человек, заставило его подавить желание.

– Кто печатал вам донесения? – спросил Роджер.

– Я сам, – быстро сказал Мориарти.

– Сами печатаете, по слепому методу?

– Да, сэр. И стенографирую не хуже.

– Что ж, очень полезное умение, – Роджер вернулся к столу. – К завтрашнему дню мы найдем для вас место, где можно работать, и тогда по-настоящему возьмемся за дело.

– Чем быстрее, тем лучше, – Мориарти направился к двери. – Когда вы сегодня уходите домой?

– Не раньше, чем через час.

– Если я понадоблюсь вам, сэр, то я у старшего инспектора Ивенса, – предупредил Мориарти и поспешно вышел.

Он мнит себя черт знает кем, подумал, выходя, Мориарти. Все они такие, но этот просто переходит всяческие границы. Не изволил даже предложить мне чашку чая! Чертовски озабочен тем, как бы не уронить себя. Ничего, скоро он поймет. Значение имеют способности, а не ранги. Красавчик Уэст несется во весь опор, не видя, что его ждет впереди!

Роджер опустился в кресло, выпил чашку чая, с удовольствием съел бутерброды, предаваясь вместе с тем размышлениям. Многое произошло за последние двадцать четыре часа, и некоторые вещи, включая Мориарти, легко могли предстать в искаженном свете. На этом этапе важно сохранить чувство реальности. Он должен помнить, что занимается расследованием преступной деятельности, а не анализом морали и социального поведения вообще. Он может себе позволить проявить живой интерес только там, где речь идет о совершении преступления.

Некоторые факты точно установлены; он взял карандаш и записал их на листе бумаги:

1. Брызгать в людей кислотой – преступление.

2. Нападение в Челси, Уимблдоне и Эдмонтоне – преступление.

3. «Джон Смит» совершил преступление.

4. «Джон Смит» сказал, что сделал это просто «для понта».

5. Коробок спичек с рекламой Понт-клуба найден на месте преступления в Уимблдоне.

6. Уайнрайт знает этот клуб.

7. Ничего порочащего клуб или его владельца не известно.

8. Нападение на Уайнрайта и Хелину Янг вызвало у матери девушки попытку самоубийства. На скольких людей эти события опосредованно оказали такое же пагубное влияние?

9. Нет никаких видимых связей между подвергшимися нападению парами.

10. Личности нападавших не установлены, но есть данные (по мнению Мориарти), что преступления с использованием серной кислоты совершают одни и те же лица.

11. Фотография, сделанная возле дома Янга, свидетельствует, что либо следили за ним, главным следователем Роджером Уэстом, что маловероятно, либо нападавшие держали под наблюдением дом Янга, – и это во многих отношениях один из самых загадочных фактов.

12. Попытка дискредитировать его, Роджера, с помощью посланных в Ярд фотографий, может означать, что его расследование затронуло какую-то больную точку. С другой стороны, возможно, это просто злоба, не направленная против кого-то персонально.

Роджер отодвинул листок и подошел к окну, невидящим взглядом уставившись в знакомую панораму за стеклом. Эти факты были точно известны, но они рождали множество вопросов. Первый и наиболее важный: связаны ли между собой различные случаи нападений или они просто похожи друг на друга? Странно ли, что «Джон Смит», который участвовал в менее серьезном нападении, чем остальные, воспользовался таким старомодным жаргонным словечком – «понт»? Было ли это случайным? Отчего, однако, он так настойчиво скрывает свое имя? Почему предпринял две попытки сбежать – ясно, что они с самого начала были обречены на неудачу? У него с головой действительно не все в порядке, или он хотел произвести такое впечатление?

Зазвонил телефон – городская линия. Роджер прошел через комнату.

– Уэст.

– Вам звонит мистер Пенгелли, сэр. Пенгелли из «Дейли Глоб».

Уж этот Пенгелли! Тут как тут.

– Соедините.

Пенгелли – журналист среднего возраста, которого Роджер знал уже лет двадцать. Тот факт, что он давал самые сенсационные материалы в газетах, не мешал ему быть крайне ответственным и педантичным в своем деле.

– Красавчик?

– Привет, Пен. Как ты?

– Возмущен до глубины души, – сказал Пенгелли. – Просто ошарашен всеми этими ужасными происшествиями.

– И мы все тоже, – согласился Роджер. – А что ты припас для меня?

– Некоего мистера Джона Смита Уолтера Осгуда, – отрывисто объяснил Пенгелли.

Не поняв вначале значения этого имени, Роджер эхом откликнулся:

– Джон Смит Уолтер – о-о!

– Верно, – не замечая иронии, подтвердил Пенгелли. – Я только что был в городском управлении полиции на Олд-Джури и видел фотографию вашего «Джона Смита». На самом деле он Уолтер Осгуд, я в этом совершенно уверен. Ведь это его дело сегодня рассматривали в суде Шепердс-Буш?

– Да.

– Оригинально, – отметил Пенгелли.

– Ты не мог бы выражаться яснее?

– Он такой хороший молодой человек, – ядовито проговорил журналист. – Или его таким считают. Это проливает свет на некоторые стороны деятельности молодежных клубов.

Пенгелли был активным участником молодежного движения, а также сотрудником газет «Ивнинг Глоб» и «Дейли Глоб», утренней газеты, ставшей спонсором ряда таких клубов в Лондоне; на приз «Глоба» устраивались соревнования по теннису, плаванию, крикету, футболу. У Пенгелли также имелся удивительный нюх на невероятные, непристойные, романтические истории и на всевозможные сенсации.

– Я знаю этого парня не очень хорошо, но он никогда мне по-настоящему не нравился, – продолжал Пенгелли. – Поэтому нельзя сказать, что он меня сильно удивил.

– А он не является членом Понт-клуба, нет? – наобум выстрелил Роджер.

На миг воцарилась удивительная тишина, потом Пенгелли хмыкнул:

– Мне следовало бы догадаться, что тебе не потребуется много времени, чтоб установить это. Да, является.

– А что ты знаешь о Джошиа Понте?

– Немного, – медленно произнес Пенгелли. – Думаю, его не так просто раскусить. Но кое-какие анкетные данные имеются. Это довольно молодой человек, специалист по психиатрии, он содержит частную психиатрическую клинику по соседству с Понт-клубом. Известен как человек состоятельный, и его клуб и клиника, несомненно, подтверждают это мнение. Я написал о нем статью для нашего воскресного приложения несколько месяцев назад.

– Так вот откуда мне знакомо это имя, – догадался Роджер. – Так он, выходит, просто благодетель!

– Да.

– Ты не возражаешь, если я скажу, что это ты мне о нем рассказал?

– Лучше не надо, – попросил Пенгелли. – Ему может не понравиться, а я предпочитаю сохранять с людьми дружеские отношения.

– Ну, тогда я не стану тебя впутывать, – пообещал Роджер. – Большое тебе спасибо, Пен.

– Вспомни обо мне, если что-то раскопаешь, ладно?

– Конечно.

– В последнее время слишком часто стали брызгать кислотой. Стоит подумать об этом, не так ли?

– Я подумаю, – сухо сказал Роджер.

Пенгелли повесил трубку, а Роджер набрал по внутреннему телефону номер старшего инспектора Ивенса, стол которого стоял в одной из комнат отдела контрразведки. Ивенс ответил тотчас же, а в следующую минуту трубку уже держал Мориарти.

– Я узнал, кто такой «Смит», – сообщил Роджер. – И я отправляюсь в Понт-клуб прямо сейчас. Ждите меня у главной лестницы, хорошо?

Он положил трубку, забрал свои карандашные записи и напомнил себе главное правило сыска – придерживайся одной линии поиска в каждый отдельный момент времени. Он вышел из кабинета около шести часов вечера. Мориарти стоял на нижних ступенях, сбоку от машины Роджера.

– Может, мне сесть за руль, сэр?

– Да, пожалуйста.

Мориарти захлопнул за Роджером дверцу, занял место водителя и поехал к набережной, пристроившись в свободный ряд транспортного потока. Он не произнес ни слова, пока не заговорил Роджер, но потом охотно сообщил, что уже обращался в Кенсингтонское отделение полиции насчет Понт-клуба и узнал о нем столько же, сколько Роджер.

– Но, – добавил он, – я представления не имел, что Смит, то есть Осгуд, является его членом.

– Первое, что нам необходимо, – это список членов, – сказал Роджер. – Если Понт не откажется нам помочь, это не составит большого труда. Мы будем с ним очень любезны и предупредительны, но покажем ему коробок спичек и фотографию Осгуда.

– Буду рад увидеть вас в деле, сэр! – как-то пылко произнес Мориарти. И подумал: «Но подожду, когда ты увидишь в деле меня, Красавчик!»

Они свернули на Маунтджой-Стрит, узкую магистраль среди высоких домов с южной стороны Кенсингтон-Гарденс.

Здесь было несколько частных отелей, два дома продавались, на трех висели объявления «Сдаются меблированные комнаты». А через полквартала по левую сторону улицы стояли четыре свежепокрашенных здания, яркостью и нарядностью посрамляющие свое окружение. Табличка на одном их них гласила: «Психиатрическая клиника», а на трех других – «Понт-клуб». Рядом имелось удобное место для стоянки автомобилей. Возле клиники под знаком «Машина главврача» стоял серебристо-серый «роллс-ройс».

– Все признаки преуспевания налицо, – отметил Мориарти.

– Да, заметно, – задумчиво произнес Роджер.

Симпатичная, умело подкрашенная девушка открыла им дверь. На ней был бледно-розовый, прекрасно сшитый рабочий халатик – нечто среднее между обычной одеждой и униформой.

– Доктор Понт ждет вас?

– Нет, – ответил Роджер, – дело в том, что мы…

– Тогда, боюсь, у него вряд ли найдется возможность вас принять, – ловко и умело прервала она его. – У него сегодня вечерний прием и… о! – девушка увидела полицейское удостоверение, которое достал Роджер, и выражение ее лица, тон ее голоса сразу изменились. – Полиция?! Да что такое… – она умолкла.

– Узнайте, не уделит ли он нам минут десять, – сказал Роджер.

Девушка с явным нежеланием посторонилась, пропуская их внутрь, потом провела в небольшую, но прекрасно меблированную приемную и закрыла дверь. На дорогом резном серванте лежали самые последние номера журналов, старинные гравюры в красивых добротных рамах с видами древнего Лондона висели на стенах. Белый цвет на гравюрах слегка пожелтел, и в тон ему были подобраны обои в комнате.

Им не пришлось ждать и пяти минут, как дверь открылась и вошел высокий человек. Его внешность поражала с первого взгляда: крючковатый нос, массивный подбородок, отличное телосложение. Белый, доходящий до колен халат был расстегнут, и под ним виднелся темный костюм. В руке человек держал вечернюю газету.

Он смотрел прямо на Мориарти.

– Главный следователь Уэст?

– Я – Уэст, – сказал Роджер. – Очень любезно с вашей стороны, сэр, что вы нашли для нас время.

– Я ждал вашего визита, увидев это, – сказал Понт. У него был очень ясный, высокий голос. Он указал на газетную фотографию «Джона Смита» и продолжил: – Боюсь, что здесь рецидив, как это ни грустно. Молодой человек является моим пациентом, добровольным пациентом, который обратился ко мне, вполне сознавая свою антисоциальную направленность. Мне казалось, ему идет на пользу наше общение, поэтому я просто потрясен происшедшим. Тем не менее я убежден, что это лишь временное отступление и что правильное лечение поможет ему преодолеть болезнь. Однако… – Понт словно читал лекцию, явно желая предварить их вопросы своими объяснениями, – для него будет совершенно невозможным правильное лечение в тюрьме. Его ни в коем случае нельзя содержать под арестом. Можно ли отменить это решение? Я, конечно, в этом случае поручился бы за него, внеся в залог какую-то разумную сумму.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю