Текст книги "Журнал «Если», 1992 № 05"

Автор книги: Джон Кейт (Кит) Лаумер

Соавторы: Александр Кабаков,Эдвин Чарльз Табб,Эдмунд Купер,Рон Гуларт,Роберт Лафферти,Алан Берхоу,Екатерина Глебова,Александр Ярилин,Леонид Василенко
сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 18 страниц)

Лично я родился на Эльм-стрит в Спрингфилде.

– Может быть, «брат» Означает какую-то иную близость, Карло? А «Старая Страна» может значить что-то особое для нас. Послушай, а вдруг так называется место на другой стороне твоего океана?

– Король болтунов, ты такое же трепло, как… ну, я не знаю… такое же трепло, как я, – сказал Карл Картелл.

Иногда коротышка пугал своими дикими выходками, но не специально, а по наитию. Для него «подумать» и «сделать» означало одно и то же. Хорошо, что все любили его; иначе они бы его просто повесили.

Еще коротышка постоянно размножал вещи. Картелл умолял его открыть секрет:

– Мы можем быть богаты, мой маленький Крез, по-настоящему богаты, – ныл Картелл.

– Но мы и так богаты, Карло. Мир не видел еще таких Ротшильдов,как мы! Неужели ты не способен оценить всю уникальность того, что мы делаем! Да, мы готовились годы, зато это – величайший из трюков, а мы теперь – жители безграничного мира, где все принадлежит нам.

– О-о, крокодилий коготь, я не просил тебя читать лекцию! Я просил лишь научить меня, как заставить плодиться стодолларовые бумажки.

– Да я же показывал тебе сотню раз, а ты все ждешь чего-то иного, – удивлялся Коротышка. – Ты просто берешь старый тощий бумажник, который знавал когда-то лучшие времена, и возвращаешь его в то прежнее состояние, а деньги забираешь. Потом можешь повторить все снова. Только зачем тебе деньги?

– Ну, скажем, у меня такое хобби – собирать деньги.

– Это я понять могу. Положим, мы могли бы иметь купюры в 5, 10, 50 долларов, но зачем нам множество их близнецов? Нет, Карло, в тебе нет истинной страсти коллекционера.

– Страсть-то во мне есть, кролик. Только мне это не помогает повторить твои фокусы…

– Знаешь, Карло, боюсь, единственная причина в том, что ты слишком глуп, хоть мне очень больно говорить это об одном из нас.

Озарение пришло к Замбези-Картеллу, когда он увидел очередной трюк клоуна со старой шляпой. Это случилось на распродаже, на которую коротышка заглянул из любопытства, – он был фантастически любопытен.

– О, что за фея, должно быть, носила ее, – воскликнул он. – Что за фея!

Пока маленький к. держал шляпку в руках, появилась сначала очаровательная головка, такая, что ее вполне можно было сравнить с головкой феи. Наконец, дорисовалось и все остальное, принадлежащее молодой леди. Куртуаз очень нежно поцеловал ее и прижал к своей груди – ведь для него «подумать» означало «сделать».

– Вы – фея, – ответил купидон. – И, будучи таковой, имеете право появляться в любом месте. У меня была ваша шляпка, и что же удивительного в том, что я вызвал вас дополнить ее?

– Я только иногда фея, в остальное время я, кажется, домохозяйка. Боже мой, плита! Как мне попасть обратно?!

– Вы уже там… – печально сказал кифарист. И так оно и было. Во всяком случае, девицы не стало.

Вот это и оказалось предвестием беды – не для к. и не для молодой феи. Это было началом больших неприятностей для Карла (Великого Замбези) Картелла.

Картелл знал теперь, что и как получается у коротышки. Да и трудно представить себе, чтобы кто– нибудь мог демонстрировать так часто свой трюк без опаски, что такой ловкий малый, как Картелл, рано или поздно не выучит его. Беда в том, что, выучившись, он не смог остановиться.

В глубине души Картелл был неплохим человеком, но на поверхности он оказался человеком скверным. Естественное качество, скажем так, здоровой бережливости чудовищно разрослось в нем. Его индюшачья надменность стала непереносимой, скаредность завладела им целиком – вместе со злобой и мстительностью. Теперь у Картелла был ключ к богатству, причем такой, что открывал двери перед ним, одновременно захлопывая их перед другими.

Для начала он задумал взять в свои руки шоу. Для этого ему надо было разорить Финнерти, владельца и управляющего, и вывести его из игры. Бизнес в это время шел хорошо, и Финнерти каждый вечер снимал полную кассу. Но ведь известно, что прежде чем вещи стать полной, она бывает полна наполовину, а еще раньше – лишь на четверть. И вот каждую ночь, перед тем как Финнерти отправлялся считать выручку, Замбези-Кар– телл проделывал свой трюк с кассой, опустошая ее на три четверти. Остатка не хватало даже на покрытие издержек.

Финнерти никогда не отличался особой бережливостью и часто балансировала краю банкротства. Так что теперь он разорился в две недели. Он продал свое шоу Картеллу за 10 тысяч долларов. Получив условленную сумму и идя вечером домой из цирка, который больше не принадлежал ему, он хотя бы ощущал приятную тяжесть в кармане. Но вы недооцениваете Картелла, если полагаете, что он мог ограничиться достигнутым. Конечно, он опустошил бумажник Финнерти, вернув его (бумажник) в состояние получасовой давности. Почувствовав некоторую легкость, Финнерти понял, что произошло, но и не подумал возвращаться.

– Хорошо еще, что мне оставили штаны, – сказал он, – если, конечно, оставили – боюсь смотреть вниз.

Плохие времена настали для счастливого семейства, которым было когда-то шоу. Вероника чувствовала себя оскорбленной и имела на то причины. Три сестры Лемон тряслись от придирчивости нового хозяина. Примерно то же самое происходило и с певцом Каруччи, и с капитаном Картером и даже с его медведями. И к., коротышка, который стал нечаянной причиной всего несчастья, пытался держаться в стороне от буйствующего Картелла.

Замбези-Картелл стал жаден до безумия. Он не упускал любой возможности использовать свой трюк, он просто грабил всех и вся.

– Он же в глубине души совсем не такой, – стонала Вероника, – правда же, нет!

– Да, в глубине он прекрасный человек, – отвечал к. – Кто может знать это лучше меня?

– Что ты хочешь этим сказать? – спросила Вероника.

– То же, что и ты. Картелл плохой только на поверхности, внутри он отличный парень.

Ну, возможно, где-то там так оно и было, но на поверхности Замбези-Картелл зверел просто на глазах. Он унижал, он оскорблял, он внушал страх. В нем росла ненависть, в труппе – отчаяние. Вдруг Картелл стал сторонником жесткой дисциплины, а поскольку привязывался ко всякому пустяку, то превратился буквально в кровопийцу.

Но выглядеть он пытался солидно, приобрел страховку, перешел на дорогие сигары, честное виски предал ради вероломного мартини. И смеяться он стал как-то не по-человечески – то хихикал, то ржал, как лошадь.

– О-о, коростель, – мучилась Вероника, – мы должны сделать что-нибудь, чтобы спасти его от самого себя! Мы не можем бросить его, мы всем связаны с ним…

– Кому, как не мне, знать это? – отвечал король клоунов печально.

Вскоре Картелл вообще стал пить только чай, есть только вегетарианские завтраки, сменил лосьон Тумбо на бриллиантин, стал читать В.Липмана, говорить только высоким слогом, обсчитывать актеров при выдаче зарплаты, а из бывших болельщиков благородной «Национальной Лиги» переметнулся к жалким «Американо». Конечно, раз поддавшись такой порче, человек не может остановиться, а у Картелла, как вы поняли, была «зеленая болезнь» – патологическая любовь к деньгам.

Он выбивал их сначала всеми честными и нечестными путями, потом только нечестными. Некоторые думали, что он дьявол.

– Но внутри же он совсем не такой плохой! – настаивала Вероника.

– Кто знает это лучше, чем я? – соглашался клоун.

Великий Каньон в своем начале выглядит как дыра в собачьей будке. Так же и падение Картелла началось с ерунды, с десятицентовика, из-за которого рухнуло все здание – и его богатство, настоящее и будущее, и его репутация – то, что многие принимают за счастье.

– Похоже, вы не занимались разве что кражей цыплят, – саркастически заметил как-то судья на слушании.

– Нет, этим тоже, – уточнил помощник прокурора. – Пять случаев, сэр.

А между тем, Картелл в тюрьме изменился. Он был пристыжен, у него постоянно болело сердце, он чувствовал себя совершенно одиноким. В одну из ночей он попытался повеситься в камере. Это ему не удалось по непонятным причинам, однако не из-за недостатка усилий с его стороны. Здесь я замечу только, что люди, покушавшиеся когда– либо на себя, должно быть, очень серьезные люди.

– Мы должны пойти к нему, Кристофер, – решила Вероника. – Мы должны показать ему, что все еще любим его. Он, конечно, вел себя, как последний шакал, но на самом деле он не такой. Внутри он…

– Тс-с, Вероника. Ты смущаешь меня, когда говоришь так, – остановил ее кларнетист. – Я знаю, внутри он настоящий принц.

В один из дней маленький к. пришел к Великому Замбези в его камеру.

– Самое время поговорить, – сказал он.

– Нет-нет, слишком поздно для разговоров…

– Ты опозорил нас обоих, Карло, – продолжал маленький к. – Это зашло слишком далеко, так что касается и меня.

– Я даже не знал никогда, кто ты такой, маленький к. Ты живой, настоящий – и все же какой-то неправдоподобный.

– Ты сам вызвал меня и до сих пор не знаешь, кто я? А ведь получился великолепный трюк! Мы сами стали нашими шедеврами, Карл, а ты не понял даже, когда это случилось. Ты – маг, но и я – маг, идущий своим путем. Так всегда получается лучше всего.

– Скажи мне, клест, кто ты? Кто я? – взмолился Картелл. – Что со мной?

– Что с НАМИ, Карло! НАША беда в том, что один из нас стал слишком серьезен. Быть серьезным – единственное настоящее преступление. За это один из нас должен умереть – но только не так, как будто это что-то трагическое. Каждый человек состоит, по крайней мере, из двух людей, но обычно оба одновременно не могут иметь два тела и две жизни. Теперь, конечно, наш величайший трюк испорчен, но он был чудесен, пока длился.

Коротышка к. просигналил Веронике, и она пришла, держа под мышкой доски. Удивленный тюремщик пропустил ее.

– Мы не можем больше существовать вместе, это будет неправильно, – убеждал кифарист Карла Картелла.

– Ах, мне горько, что ты уходишь, – сказал Картелл. – Но кто ты? Знаешь, я никогда не мог запомнить твое имя, к тому же в нем есть что-то странное. Ты же меняешь его все время вместе с внешностью. Кто ты, маленький к.?

– Только это. Только маленький к. Или, скажем, суб. к. Но, послушай, мы же не такие дураки, чтобы сейчас вдаваться в эти детали. Сейчас не время, Картелл. И помни: мы сами и есть наша лучшая работа, даже если все заканчивается так.

– Что мы должны делать? – скучно спросил Картелл.

– Простая трансференция, – объяснил кудесник. Он строил ящик, доска за доской.

– Я неплохой внутри, – протянул Картелл. – Я просто не понят.

– Да, мы замечательные люди внутри, Картелл. Я – твой внутренний человек, – сказал к. – Влезай в ящик.

– Я? Мне влезать? Я – Карл (Великий Замбези) Картелл! Ты только маленький суб. к., какая-то часть меня. Я не полезу!

– Влезай, Карл, – повторил Конфуций. – Ошибка была сделана с самого начала, не ты должен был увидеть свет. Но, неправильный, ты жил своей неправильной жизнью.

– Я буду драться, я буду царапаться и проклинать вас!

– Это как раз то, что должно делать здоровое подсознание, – сказал к. – Залезай.

– Я не пойду! Это убийство!

– Ничего подобного, Карло, ведь я-то останусь здесь!

Потом маленький к. и Вероника запихали Великого Замбези К.Картелла внутрь ящика и закрыли крышку. Пока они делали это, маленький к. сам превратился в Великого Замбези. Когда он открыл ящик, там, естественно, было пусто. Тюремщик начал было возражать, что у него должен быть заключенный, но Вероника протянула ему оставшиеся доски.

– Все там, приятель, – сказала она. – Найдешь себе там кого-нибудь…

И Великий Замбези с Вероникой ушли.

Замбези не был величайшим магом в мире, но, возможно, он стал им после того, как начал относиться к делу более просто. Публика не знала представлений более легких, веселых, смелых. После своей странной промежуточной жизни он достиг, конечно, новых вершин.

– Я ужасно рада, что ты преодолел свои внутренние трудности, – говорила ему любящая Вероника. – Уф! Я всегда знала, что внутри ты замечательный парень!

Перевела с английского Евгения ДИЛЛЕНДОРФ

Олег Жадан
…А ЗАТЕМ БУРНЫЕ, ПРОДОЛЖИТЕЛЬНЫЕ
История страны в фокусах и комментариях

Выполняя наказ маленького к. о том, что «быть серьезным – единственное настоящее преступление», редакция обратилась к самому несерьезному человеку в СНГ.

Фельетонист Олег Жадан оказался большим любителем Чирка, который, по его мнению, раскинул свой шатер прямо над нашими головами.

Автору нижеизложенных заметок абсолютно невдомек, каким образом знаменитым фокусникам прошлого удавалось в течение пяти минут посадить в цветочный горшок семечко лимона, вырастить из него деревце и получить вполне съедобный цитрусовый плод. Причем вся эта лысенковщина происходила на глазах многочисленной почтеннейшей публики. Данный номер неоднократно описан в старинных книгах и исполнялся самыми разными чудодеями.

Я даже не пытаюсь понять, как знаменитый Джузеппе Бальзамо, он же граф Калиостро, ухитрился выехать из Санкт-Петербурга одновременно через все городские заставы, когда Екатерина Вторая предложила кудеснику покинуть столицу.

Все питерские будочники клялись, что маг проехал под их шлагбаумами, причем в один и тот же день, час и минуту.

«Короля замкоев» американца Гудини заковывали в кандалы, запирали в сундук с секретом и сбрасывали в реку. Через несколько мгновений прославленный фокусник выныривал, разумеется, уже без кандалов и сундука. Когда несколько лет назад, согласно завещанию Гудини, вскрыли банковский сейф, где якобы хранились разгадки его знаменитых трюков, он оказался пуст. Завещание было последним фокусом Гудини.

ЧУДЕСА – ЭТО ФОКУСЫ, КОТОРЫЕ НЕ ПОДДАЮТСЯ РАЗГАДКЕ

Я мог бы продолжить список приведенных выше чудес, но боюсь увлечь читателя на мрачную тропу идеализма и мракобесия. Поэтому я расскажу о некоторых фокусах, разгадка которых автору безусловно известна.

Лет двадцать тому назад все центральные и областные газеты обошла ТАССовская заметка «Волк-вегетарианец». Суть ее состояла в следующем: где-то в Сибири на огород к одному деду повадился волк. И что он, мерзавец этакий, делал! Серый разбойник, пользуясь всем своим звериным оскалом, грыз сиротские стариковы огурцы. К деду (если не ошибаюсь, в Иркутскую область) рванули толпы журналистов, биологов и всяческих селекционеров. За стаканом принесенной любопытствующими «огненной воды» старик охотно и в мельчайших подробностях живописал подвиги вредителя полей и огородов. Была написана масса научных статей. А потом выяснилось, что волк– вегетарианец – выдумка местного журналиста.

Как-то он от тоски поставил деду три бутылки водки и сказал: «Старче! Если тебя кто– нибудь спросит, прибегал ли волк на огород? Ответствуй: «Прибегал!» Ежели спросят, не грыз ли волк огурцы, говори: «Все пожрал серый бандюга!» Верный данному слову старик несколько лет подряд добросовестно вводил в заблуждение прогрессивную общественность.

Перед нами, дорогой читатель, типичный фокус, когда в заблуждение были введены сотни тысяч читателей. И если бы под влиянием дьявольской гордыни местный журналист не проболтался, то, вполне возможно, сегодня мы бы все еще переучивали львов и тигров с мяса на брюкву.

Как-то мой большой приятель, мастер психологических опытов и умственной эквилибристики Юрий Горный открыл мне секреты некоторых фокусов, которыми тешился на заре туманной юности. Вот, к примеру, один из них. Горный выходит из комнаты, а я беру из внушительной груды мелочи одну монетку и прижимаю ее к дверному косяку. Через двадцать секунд бросаю ее в общую кучу и все монеты тщательно перемешиваю. Потом входит Горный и почти мгновенно находит «мою» монету.

Предупреждаю дорогих читателей, что микролептоны и прочая парапсихология здесь абсолютно не при чем. Когда я уже вспотел отгадывать тайну. Юра великодушно выдал мне глубоко мистический секрет. Пока я с идиотическим старанием прижимал монетку к косяку, она, естественно, нагревалась. И хорошо натренированному Горному оставалось только выудить из горы мелочи самую теплую монету.

А вот еще трюк Горного. Он сажает человека за стол, кладет перед ним листок бумаги и предлагает написать записку. После этого Юрий под присмотром добровольцев покидает зал. Написанная записка в сугубой тайне передается кому– нибудь из зрителей. Вскоре приходит маэстро и как-то между делом слово в слово оглашает записку. Не было случая, чтобы маэстро ошибся! Но передача мыслей на расстоянии в данном случае места не имеет. Даже жалко, дорогой читатель, обнародовать секрет. Он настолько прост, что догадаться о нем просто невозможно.

Под скатертью на столе, где зритель писал свою записку, лежала копировальная бумага. Фокуснику оставалось только незаметно вытащить копию записки из-под скатерти…

ИТАК, СЕКРЕТЫ САМЫХ ЗАГАДОЧНЫХ ФОКУСОВ ОШЕЛОМЛЯЮЩЕ ПРОСТЫ, КОГДА ТАЙНА УЖЕ ИЗВЕСТНА.

Поэтому уже многие тысячи лет основной закон для всех фокусников, магов и чародеев звучит так: «Храни тайну!» Даже не на эстраде, а в обычной игре в преферанс участники «пульки» обычно сильно разочаровываются, когда находят у вас в рукаве, скажем, бубнового туза. Скромность украшает фокусника, дорогой читатель. Излишняя информированность убивает веру в чудеса. Поэтому всякий порядочный переворот начинается с захвата телефона, телеграфа и почтамта. Ничто так не способствует успеху политических фокусов, например, как закрытие оппозиционных газет. А еще поголовное введение коллективного разума, как семьдесят с лишним лет было у нас.

Наша бывшая одна шестая часть суши стала идеальным местом для кипучей жизнедеятельности самых разнообразных фокусников, престидижитаторов, манипуляторов, иллюзионистов, факиров, специалистов по истории КПСС и профессиональных членов президиумов. Только в нашей удивительной стране в целях дальнейшего умножения чудес сумели приспособить ихние реакционные радиоволны. Создав первую в мире глушилку электромагнитных колебаний, мы смогли показывать собственному народу любые фокусы без опаски, что кто-нибудь раскусит секрет. Угадыванием мыслей на расстоянии успешно занимались ОГПУ-НКВД-КГБ. Бывало, вызовут какого бедолагу и сразу ему в лоб: «А сегодня ровно в восемь сорок пять ты, контрреволюционная сволочь, подумал мысленно, что, возможно, Сталин вовсе не Ленин сегодня!» Вольф Мессинг по тем временам был просто гусь мелкотравчатый, и больше никто.

Зато пышным желтым цветком расцвела секретность, столь необходимая для успешного показа фокусов и прочих иллюзионных трюков. Запрещено было писать об озере Байкал, проституции, катастрофах, землетрясениях, извержениях вулканов, видах на урожай, заболеваниях кур и всем остальном. Наглухо засекречена была даже книжка дрессировщика Дурова о его работе с животными. Вожди победившего пролетариата боялись, что трудящиеся массы догадаются, каким образом их дрессируют.

В ТАКИХ УСЛОВИЯХ ЯРКОЦВЕТУЩЕЙ ЖИЗНИ ШИРОКИХ КРУГОВ НАСЕЛЕНИЯ СОТВОРИТЬ ЛЮБОЙ ФОКУС БЫЛО НЕСЛОЖНО.

Быстро, с восторгом и в обстановке небывалого энтузиазма ловко удавался руководству иллюзионный трюк с объявлением отпетых палачей друзьями детей и соратниками Деда Мороза. Феликс Эдмундович, судя по кинофильмам и литературе, всю свою сознательную жизнь провел в «асфальтовых котлах», где щедро одарял беспризорников вкусными конфетками. Красный террор, расстрелы заложников и пытки под взмахом волшебной палочки соцреализма тут же превратились в венец пролетарского гуманизма. Кровавые дни коллективизации мгновенно обернулись детским праздником на лужайке. Вымирающие от голода деревни превратились в этакие кружки художественной самодеятельности. Поселяне и поселянки в народных костюмах плясали промеж тракторов и телят танцы глубоко национальные по форме и социалистические по содержанию. Вся страна, за исключением трудового крестьянства, была уверена, что едва ли не каждый колхозник имеет собственный автомобиль. Кио, дорогой читатель, такое и не снилось.

Любимый фокус был, например, у маршала Буденного. Один мой знакомый брал как– то у маршала интервью. Тогда Семен Михайлович состоял уже в «райском» запасе. Узнав, что журналист родом из казаков, Буденный взял с полки здоровенную серебряную лошадь и вручил гостю. «Помни Семена Михалыча!» Когда корреспондент вышел в темный коридор, на него соколом упал какой-то полковник и стал вырывать лошадку. «Мне ее товарищ Буденный подарил!» – обидчиво сказал подручный партии. «Он ее всем дарит!» – ответствовал адъютант маршала. Прелесть в том, что при этом Буденный оставался генеральным инспектором Министерства обороны.

НО ЛУЧШЕ ВСЕГО ИМ УДАВАЛСЯ ТЕЛЕКИНЕЗ.

Все как в цирке, когда по затянутой черным бархатом сцене сами по себе начинают порхать разные предметы: вазы, стулья, букеты цветов… На самом деле вещи переносят невидимые зрителям ассистенты. Они одеты в черные бархатные костюмы и маски с прорезями для глаз и на фоне черного задника невидимы. В повседневной жизни роль задника играла чудовищно искореженная история. Придурковатых ассистентов, которые до самой пенсии повторяли заученные еще в октябрятской звездочке лозунги, никто уже не замечал. Создавалось полное впечатление, что страна, охваченная восторгом энтузиазма, бодро поспешала по предначертанному пути. Политбюро на манер жреческой коллегии из ряда проверенных олигофренов всегда имело возможность избрать руководителя ленинского типа. Эти ленинские типы потрясали нашу простоватую страну своими кунштюками и фокусами.

Проще всего обстояло дело с Леонидом Ильичом, для которого Политбюро всегда держало в рукаве ордена и комплект золотого оружия. Его преемник с целью поднятия ярости масс устраивал облавы в банях, считая, что его идейные отцы только по недоразумению не вписали данную процедуру в «Капитал». Следующий нес коммунистическую идеологию с заседаний Политбюро непосредственно в потусторонний мир. Совещания в ЦК, как две капли воды, походили на спиритические сеансы.

НАША СИЛЬНО УСОХШАЯ ЧАСТЬ СУШИ ВСЯ В ФОКУСАХ И ТРЮКАХ.

Но что любопытно: жизнеспособность коммунистической идеи была установлена опытным путем еще в тридцатых-сороковых годах прошлого века. Тогда в одночасье развалились все сорок социалистических колоний в Северной Америке, созданных согласно идеям утописта Франсуа Фурье. Карл Маркс со свойственным ему Фридрихом Энгельсом учил нас, что практика – критерий истины. Как же тогда удалось большевикам, наплевав на все неудачные эксперименты, ваяться за долгоиграющие иллюзионные опыты над целой страной?

Ладно, оставим в покое материалиста Маркса. В конце концов, России с ее особенною статью и в додемократические времена была свойственна чертовщинка. Коровьевские штучки, так сказать. А уж теперь-то – сплошь варьете, осетрина кругом второй свежести и бумажки на головы падают – запах, главное, не оставляет никаких сомнений: ни с чем по прелести не сравнимый запах только что отпечатанных денег, как сказал классик. А потом – р-раз! – бумага резаная. Так товарищ Павлов нам наколдовал и сам исчез, одно кресло осталось, Кресло, правда, не пустует. Опять бумажки полетели красивые, на иных цифры с тремя нулями. А вдруг опять – того?.. Чур меня! Не переводятся маги и чародеи на земле российской, в глубине души советской. Самые несгибаемые фокусники скромничают нынче в суде, не желая поступаться принципами и привилегиями. Идет, идет процесс… Как бы его, однако, прервать – надоело очень. Чтобы покончить с этим проклятым вопросом, автор заметок предлагает собрать группу кристальных комаппаратчиков во главе с обоими Кузьмичами и поручить построить коммунизм, выполнить продовольственную программу и обеспечить друг друга жильем в двухтысячном году.

Вот был бы фокус!

Самый загадочный фокусник мира, непревзойденный Гарри Гудини стал знаменит, когда предложил полиции 14 стран произвести необычный эксперимент: заковать мага в наручники и упрятать в самую надежную тюремную камеру. Предложение приняла полиция Лос-Анджелеса. Обнаженного фокусника приковали цепями к стене самой надежной камеры городской тюрьмы. Облачение мага находилось в соседней камере, тоже запертой. После того, как все было сделано, начальник тюрьмы возвратился в свой кабинет. Однако спустя всего несколько минут в канцелярию вошел Гудини, одетый с головы до пят, с сигаретой в зубах. Во время пребывания в Петербурге иллюзиониста поместили в тюремный вагон, предназначенный для перевозки заключенных по железной дороге: стальные стены, крошечная дверь со сложным запором, а вдобавок еще и цепью с висячим замком… Единственное окошко размерами 30x30 сантиметров забрано стальной решеткой. Самого Гудини сковали наручниками. Одежду фокусника оставили в камере перед клеткой. Час спустя Гудини освободился, причем, ни один запор, ни один замок не был взломан… Один русский князь предложил Гудини крупную сумму за раскрытие его секретов. Гудини отказался. Тогда князь поспорил с ним на десять тысяч, что фокусник не откроет его сейфа. В течение месяца лучшие мастера «колдовали» над замками самого совершенного по тем временам сейфа. Открыв его, Гудини заработал десять тысяч за неполные шесть минут! Возможно, самым удивительным было представление Гудини, устроенное им в 1906 г. в Детройте. В присутствии огромного числа людей с Гудини сняли одежду, заковали в наручники, а ноги связали канатом. Во льду замерзшей реки проделали прорубь, куда и бросили закованного мистификатора. Прошло пять минут – никаких признаков жизни… Перепуганное жюри начало было спасательные работы, но тут на лед выбрался Гудини – без каната и наручников. Маг был уверен, что доживет до глубокой старости. Но в пятьдесят два года Гарри Гудини внезапно умер от заражения крови, поранившись во время представления в Монреале. Памятника королю фокусников нет до сих пор.