Текст книги "Журнал «Если», 1992 № 05"

Автор книги: Джон Кейт (Кит) Лаумер

Соавторы: Александр Кабаков,Эдвин Чарльз Табб,Эдмунд Купер,Рон Гуларт,Роберт Лафферти,Алан Берхоу,Екатерина Глебова,Александр Ярилин,Леонид Василенко
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц)

– Опять пронесло! Далеко еще до стены?

– Совсем близко! Давай направо!

Автомобиль резко повернул, заскрежетав тормозами. Впереди выросла серая стена – плоская, безликая.

– Здесь тупик! – закричал Бретт.

– Давай лучше вылезем, будет легче искать…

– Нет времени! Попробую протаранить. Держись!

Дхува скорчился на сиденье, стиснув зубы. Бретт выжал акселератор до отказа, и машина с ревом понеслась прямо на стену, врезалась в нее…

… и, прорвав полотняный занавес, вылетела в сухое поле.

Бретт развернул машину, чтобы увидеть, что же творится в городе. Знакомая панама опустилась с высоты и приземлилась в поле в нескольких ярдах от них. Над стеной стояло плотное облако дыма, ветер нес удушливый запах гари.

– Смотри! – воскликнул Дхува.

Бретт обернулся: далеко на краю поля из земли поднимался столб дыма.

– Этого я и боялся. Все те обрывки по радио… «Разве рыбка в банке знает, что такое океан?»…

– Откуда он взялся, этот Гель? Какую часть мира он захватил? А Вавли? Правитель и все те, которых я знал?..

– Не знаю, Дхува… Я вот вспоминаю Каспертон. Кто, например, док Уэлч? Как часто я встречал его на улице с небольшим черным чемоданчиком в руке и был уверен, что в саквояже скальпели и пилюли. А может, на самом деле там были крокодильи хвосты и жабьи глаза. Может, он волшебник и шел заклинать демонов. Может быть, люди, которые каждое утро спешили на автобусную остановку, ехали вовсе не в конторы, а спускались в пещеры и искали клады или влезали на крышу, надевали радужные крылья и улетали на небо. Проходя мимо банка, я каждый раз представлял себе, что там внутри полным-полно банкиров и банковских служащих, а теперь вот не знаю… Там могло быть все, что угодно.

– То-то и страшно, – вздохнул Дхува. – Может оказаться все, что угодно.

Бретт развернул автомобиль в сторону Каспер– тона.

– Неизвестно, что нас ждет, что там окажется на самом деле. Тетя Хейси, Красотка Ли… Но узнать можно только одним способом. Увидеть самим.

Всходила луна, машина катила на запад, оставляя за собой длинный шлейф пыли, закрывающий светлое вечернее небо.

Перевела с английского Ирина МОСКВИНА-ТАРХАНОВА

Александр Кабаков
ПАТРОНОВ НЕ ЖАЛЕТЬ, ПЛЕННЫХ НЕ БРАТЬ!

Трактовка новеллы Кита Лаумера, предложенная писателем Александром Кабаковым, поначалу повергла редакцию журнала в изумление. Все это можно было бы списать на счет личного мнения самого Кабакова (чей фантастический «Невозвращенец», не дай Бог, скоро придется рассматривать в категориях критического реализма), если бы не одно соображение.

Подобное прочтение новеллы американского фантаста вполне отвечает духу нашей державы, измученной бесконечными революционными преобразованиями.

Принято считать, что жизнь меняется быстрее наших представлений о ней – особенно наша жизнь в последние годы. Вероятно, это справедливо по отношению ко многим людям и даже целым социальным группам, и они – это постоянно демонстрируют под лозунгами и флагами своей молодости. Однако другие люди и социальные группы демонстрируют и обратное: их представления, оценки и критерии меняются быстрее, чем происходят реальные перемены в окружающей жизни.

Я это к тому, как изменялось у многих и, в частности, у меня восприятие культовых фильмов и книг, созданных при коммунистическом режиме. Поколения мальчишек надеялись, что Чапаев выплывет на следующем сеансе (что, впрочем, не мешало им, ставшим взрослыми, рассказывать о нем бесконечные анекдоты). Но уже многие из моих сверстников послевоенного поколения из фильма выбрали как наиболее эмоционально мощный эпизод атаку каппелевских офицеров, оценив их джентльменское мужество.

Лет в двадцать я случайно в очередной раз посмотрел «Ленин в 1918 году» и ужаснулся людоедским репликам главного героя, ни величия, ни романтики в фильме не заметив. Примерно в это же время, в начале шестидесятых, я перечитал «босяцкие» рассказы Горького, которые лет на пять раньше показались мне полностью созвучными: томительный байронизм, романтическое неприятие скучной, давящей жизни, ее уныния, постоянной платы несвободой, которую она требует за принятие человека в свое устройство. И вдруг – раздражение, даже отвращение к Челкашу, ко всем этим кудрявым бродягам, понимание, что все лучшее, достойное в жизни ими-то и разрушено, что они-то и есть смерть! Сунулся в «Как закалялась сталь» – и обнаружил истерического хулигана с диким почтением к оружию. Открыл «Петра Первого» – и заметил,

К тому времени, когда осуждение революционного насилия и люмпенской Психологии стало общим местом, оно, думаю, уже давно утвердилось в сознании большой части новой интеллигенции – несмотря на то, что она родилась и выросла в обществе, построенном на фундаменте насилия и люмпенства. Вероятно, причина не в индивидуальных прозрениях: скорее, дело в том, что, независимо от основ, общество, став стабильным, перестает подталкивать нормальных людей к романтике разрушения, в самом воздухе возникает нечто вроде вакцины против жестокости идеализма.

Впрочем, ключевое слово тут – нормальные. Потому что общеизвестно: именно в стабильных обществах постоянно появляются люди, на которых эта вакцина не действует, даже напротив – спокойная, созидательная жизнь продуцирует в них яд неприятия, подталкивает к обрыву, за которым в крови и грязи террора и разрушения им видится какой-то особый свет, чистота освобожденной души. что первым пунктом в каждом решении великого перестройщика идут казни, а уж потом все остальное…

Распознать в этом нашу родную «эх, дубинушку» не всегда легко, но, имея наш опыт, иммунитет, о котором я написал вначале, все– таки возможно.

Итак, вполне стандартная завязка. Некая сила (власть, иная цивилизация, суперкомпьютер, чуждый разум) создает на Земле (в отдельно взятой Америке, Англии, Дании, на другой планете, в космическом корабле) жесткую, отлично организованную и почти всемогущую систему существования. В этой системе люди (иные разумные существа, или машины, или души людей как развернутая метафора, или лишь внешне человекоподобные гуманоиды) живут, рожают новые поколения, работают, удовлетворяют свои материальные и нематериальные потребности (нищенски, довольно прилично, сверхроскошно, голодают, жиреют, тупеют, изощряют чистый интеллект), умирают – но все это внутри системы и по строго диктуемым ею правилам. Иногда проклятая система даже позволяет им побаловаться вольнодумством (например, некоторые голодают, когда все жиреют), но бдительно следит, чтобы практические последствия такого самостояния не вышли за рамки (предположим, голодающие, благодаря диктату, в конце концов от голода умирают). В атмосфере системы разлиты тоска, которой, конечно, одураченные системой граждане не чувствуют, несвобода, которой бедняги, не знавшие свободы, не замечают, и унижение достоинства, которого у них, раз они всем довольны, нет.

Но вот в этом царстве необходимости появляется герой. То, что он намерен проклятый старый мир насилья, незаметного для его обитателей, разрушить, сразу ясно по его предыстории. Как правило, это списанный (по возрасту, за недисциплинированность, за пьянство или все вместе) пилот звездолета (простой деревенский парень, взбунтовавшийся из-за сбоя в программе робот или другой вариант недоучившегося казанского студента). В жестокой (расслабляюще мягкой, абсолютно нейтральной) системе ему все противно: и гарантированное выживание граждан, и неукоснительность правил, и обязательность труда, и унифицированность развлечений. Одураченные режимом подданные пашут, как проклятые, заученно улыбаются пришельцу, идиотски довольны жизнью и даже не пытаются проявить свою свободу воли, ткнув, например, гвоздь в генератор.

Герой начинает действовать.

Прежде всего он пытается подбить на бунт кого-нибудь из местных (отверженных голодающих, сданных в металлолом роботов, от века живущую в пещерах расу). Однако до предела замороченные пропагандой бедняги посылают буревестника подальше, а некоторые подлецы даже пытаются сдать его законным властям. Поняв, что мирный путь развития революции, как и следовало ожидать, невозможен, товарищ переходит от разъяснительной работы среди трудящихся к прямому революционному действию.

Для начала он с особой принципиальностью мочит предателей, отступников и трусов. Тут, кстати, следует заметить, что герой носит, как правило, какое-нибудь простое, односложное имя: Билл, Ян, Рон или Кен, так что фамилия, допустим, Верховенский в стилистику просто не укладывается… Предателя он кончает сам традиционным способом: пулю в лоб (поскольку пули в затылок возможны только после взятия власти, в спокойной подвальной обстановке). Ну, заодно, конечно, гибнет и девушка (инопланетянка, симпатичная думающая машина или очаровательное человекоподобное, женственно зеленого цвета), которую мужественный борец уже полюбил, но жертвует ею во имя победы добра.

После этого свободный от всего личного вождь возглавляет восстание ржавых персональных компьютеров и в огне и грохоте уничтожает-таки сволочную антигуманную систему. Рушатся шестеренки, пылают энергетические базы, жестокий супермозг гибнет в страшных мучениях (сожженный напалмом, раздавленный скалами, сброшенный в пропасть, поднятый на рабоче-крестьянские штыки)… И свободные – правда, обесточенные – пи-си вступают в светлое будущее.

Частенько – видимо, в силу интеллигентско-анархических пристрастий автора – герой не поднимает народ, а проделывает все то же самое в одиночку, пренебрегая гениальным указанием относительно идеи, овладевшей массами. Но и в первом, и во втором случае в ходе великой фантастической революции невинные гуманоиды, мыслящие машины или гомункулы (как выступающие на стороне прогресса или реакции, так и вовсе стоящие в стороне) гибнут толпами. Ни герою, ни читателю их ни капли не жаль, поскольку они полностью лишены всего человеческого: не склонны жаждать высокого идеала и крушить все вокруг ради него – значит, не люди.

На том все и кончается. стабильностью, так вот, скажи им все это, авторы не согласятся и, наверное, даже обидятся.

Почему, ну почему им, этим американцам или живущим не хуже, так хочется крушить, ломать, уничтожать порядок? Почему они облекают это свое желание в фантазии и реализуют на других планетах, в будущем, в параллельной вселенной – где угодно, лишь бы побушевать?

Может, именно потому, что живут неплохо? Может, если бы сохранились в семейной памяти реалии «борьбы за свободу», не оставившей камня на камне от процветавшей страны, были бы поосторожнее в своих романтических снах?.. Хотя… В годы стабильности коммунистического режима и наши фантазеры посылали наших стажеров и практикантов на другие планеты и в другие века, где ребята преисполнялись отвращением к удушливой мещанской атмосфере, к «свинцовым мерзостям» застойной жизни и бесстрашно рубали обывательщину и вещизм.

Вмаленькой моей повести «Невозвращенец» аудитория прочитала, в основном, детали и подробности наступавшей гражданской войны. На героя и его поведение, как и следовало ожидать, учитывая силу воздействия фона, внимания не обратили. Между тем, как обычно и случается, для автора именно выбор героя, оставшийся вне читательского интереса, был главным «идейным содержанием» сочинения. Герой же, напомню читавшим, в. финале повести сначала в дискуссии, а потом и личным выбором утверждал: существуют ситуации, когда можно предпочесть участие в ответном насилии бездейственному созерцанию и смирению перед неправедной силой. Не заметил этого почти никто, а заговорил со мною об этом впервые не соотечественник. «Хорошо, – сказал немец средних лет, издатель, заметный во франкфуртском книжном бизнесе, – хорошо, что в твоей повести герою все-таки не удается решить все проблемы, сбежав в ваше страшное будущее, где все стреляют и где он сам так легко вытаскивает пистолет. Ты правильно придумал: те, против кого он вооружился, только и ждут, чтобы он выстрелил, тут ему и конец – как человеку, он становится таким же, как они…»

Я едва не прослезился от благодарности к хорошо прочитавшему повесть – прежде всего «контрреволюционную», все остальное менее важно.

Сегодня мы как читатели, может, единственные в мире, кто готов отвергнуть романтику оправданного благородной целью насилия, романтику справедливой революции – мы уже снова, в который раз за неполные сто лет, этой романтики попробовали и продолжаем хлебать. Голодные, под автоматными очередями, под залпами «градов» и «апозаней», в городах без газа и воды, по соседству с полуразрушенными атомными станциями – мы все меньше способны сочувствовать мятежнику, который презирает обывателей только потому, что они живут по единым, довольно скучным правилам, который требует от мирного человека идти на подвиг «во имя». С нас хватит – мы опять видим, что получается «затем», если «разрушить до основания». Толстых гагар жалеем, робким пингвинам сочувствуем. А бестолково и театрально мечущийся среди молний буревестник своим ликованием вызывает сильные сомнения по части ума – да и совести.

Уже как-то неохота читать про борьбу за счастье людей до последней капли их крови…

Перечитав написанное, смутился. Что если бы действительно авторы прислушивались к таким проповедям и проникались духом вегетарианского неприятия всякого насилия? Один мальчик, возвращаясь из советского детского сада, грустил: «Нам теперь не разрешают играть в войну, мы играем в мир…» Можно себе представить эту скуку… Fantasy – не сказка с моралью для недоумков, может, стоит ей оставить право играть в войну, в революцию и в прочие древнечеловеческие жестокие игры? Именно играть – с другими мерками к ней подходить, наверное, не стоит. Таким образом, все, написанное выше до P.S., можно считать недействительным. Включая обидное сравнение в конце. Играем на здоровье. Играем в социальную революцию. Стреляют все!

Алан Берхоу
Орнитантропус

Шеда разбудила его женщина.

Отбросив одеяло из мха, он попытался расправить крылья, пока те не коснулись тростникового потолка.

– Небесный Охотник умирает, – сказала она. – Нам надо уходить.

У него упало сердце.

– Умирает? Ты уверена?

– Посмотри сам. – Повернувшись, она стала собирать нехитрый скарб.

Выйдя наружу, он понял, что женщина говорила правду. По вибрации гондолы чувствовалось: Небесный Охотник при смерти. Шед выругался. В нем вспыхнула ярость, которая вскоре прошла, уступив место бессилию.

Бледно-желтое щупальце вползло в окно. Янтарный глаз на конце щупальца посмотрел на Шеда.

– Что с тобой случилось, мой могучий друг? – сочувственно спросил Шед.

Щупальце грустно обвилось вокруг его талии. Шед выглянул в окно и посмотрел вверх. Наполненный водородом пузырь, удерживающий Небесного Охотника в воздухе, изменил свой здоровый пурпурный цвет на грязно-коричневый с рыжими подтеками. Воздушные лопасти скрючились от боли. Хрящевидные ребра, к которым была подвешена. гондола, провисли, не в силах больше держать ни ее, ни сто семь членов клана Морской Скалы. Шестьдесят зеленых и красных рыболовных щупалец безжизненно свисали в полукилометре от раскинувшегося внизу моря. Единственное предщупальце, поприветствовавшее его, обмякло. Ему хотелось сказать что-нибудь теплое Небесному Охотнику, живому дирижаблю, который на протяжении всей жизни был и его домом, и его другом, и его защитником…

– Шед!

Он повернулся к старику, стоявшему за спиной.

– Дедушка?

– У нас нет времени. Ты должен собираться.

– А ты?

– Ведь ты знаешь, что мне повелевает долг. Мы вместе жили – Небесный Охотник и я – и вместе умрем. Теперь ты станешь Старейшиной. Ты знаешь, что должен сделать.

Шед кивнул. Они пожали друг другу руки, и Шед посмотрел на усталое, изможденное лицо патриарха. Прыгнув с гондолы, старик полетел к голове Небесного Охотника. Тот старался оттолкнуть его, но старик не сдавался и, тратя последние силы, держался в воздухе, гладя животное и что-то ласково нашептывая ему.

Шед собрал весь клан на открытой палубе и, убедившись, что все на месте, приказал своим людям улетать. Один за другим они устремлялись в небо, крепко прижимая к себе детей и пожитки. Они размахивали крыльями, пока не поймали воздушный поток и, образовав ровный строй, заскользили в воздухе, охраняемые со всех сторон вооруженными бойцами. Последним гондолу покинул Шед. Он бросился вниз головой и, расправив крылья, полетел.

Строй безмолвно летел к земле, пока Шед не решил, что они на безопасном расстоянии. Обернувшись, он посмотрел на Небесного Охотника.

Теперь уже почти весь пузырь был рыжего цвета. Три водородные полости едва просматривались через некогда прозрачную кожу. Когда ветер развернул покинутое животное, Шед увидел старика, парившего рядом с головой Небесного Охотника. Он видел, как существо из последних сил попыталось оттолкнуть человека щупальцами. Но силы уже оставили Небесного Охотника. Щупальце ласково прижало к себе старика. Некогда враги, они давно стали братьями.

– Сейчас он покончит с собой, – сказал один из бойцов.

Едва он произнес это, как в глубине пузыря сверкнула искра. Небесного Охотника охватило пламя, нежно окрасившее облака вверху и зловеще озарившее море внизу. Человек, животное и гондола, объятые пламенем, упали в море.

Раскат грома донесся до клана Морской Скалы. Волна воздуха подхватила их, и, воспользовавшись этим, они молча продолжали планировать к гранитному берегу.

Стая крылатых амфибий, похожих на крошечных драконов, взлетела с рифов, издавая угрожающие звуки. Видя, что люди не обращают на них никакого внимания, они совсем распалились, вереща во весь голос.

– Куда мы теперь полетим? – спросила у Шеда его женщина, когда он приблизился к ней.

– Дай мне доспехи, – сказал он, косвенно ответив на вопрос.

Он взял доспехи – кожаные ремни с серебряными заклепками – и надел их на лету, затянул крепления на груди, а ножны забросил за спину. Вытащив костяной меч, он провел пальцем по отточенному лезвию.

– Летите в Звездный Порт, – обратился он к своим людям. – Ждите меня там пять дней. Если к этому времени я не вернусь, значит, мне не удалось захватить Небесного Охотника, и вы должны выбрать нового Старейшину.

Больше он ничего не сказал.

Пожелав ему удачи, они улетели. Он провожал их взглядом, пока они не превратились в едва заметные точки на фоне голубого предрассветного неба. Затем поймал восходящий поток теплого воздуха, исходивший от прибрежных скал, и заскользил к берегу, сохраняя силы для грядущего испытания.

Форма крыльев у людей-птиц определялась, скорее, эстетикой, нежели функциональностью. Крылья росли на лопатках и приводились в движение целым комплексом мышц, начинавшимся у грудной кости и через трапецевидные мускулы идущим к нижней части каждого крыла. Кости крыльев были легкими. Нижние веки закрывали глаза, защищая их от встречного ветра. Для обычных представителей человеческого рода люди-птицы были символом красоты и изящества.

Шед, относившийся к пятнадцатому поколению, мало что знал об истории своего племени. Подростком он побывал в Звездном Порту, и обычные люди рассказывали ему, как возникли орнитантропусы, но его это не интересовало. Только жизнь, здоровье, небо, его женщина и Небесный Охотник имели для него значение.

Уже полностью рассвело, когда Шед поднялся еще выше, используя восходящие потоки воздуха, чтобы осмотреть окрестности. Примерно в километре от него, над морем, молодой Небесный Охотник, сверкая кровавым рубином на фоне изумрудных волн, ловил рыбу. Наевшись, он будет слишком сильным, чтобы его одолеть. Шед перевел взгляд в сторону скал.

Его тонкие ноздри затрепетали, мускулы лица напряглись, глаза сузились, а блестящие черные волосы встали дыбом. Рука крепко сжала рукоятку меча.

То, что он увидел, казалось лишь точкой на горизонте, но инстинкт подсказал ему, что это Небесный Охотник, направляющийся к морю. Следовательно, он голоден и поэтому слаб.

Какое-то мгновение Шед колебался – не спуститься ли ему вниз в поисках чего-нибудь съедобного, – но затем отбросил эту мысль. Животное по запаху определит, полный у него желудок или нет. Шед должен выступить против него голодным, вооруженным только мечом и защищенным лишь доспехами. Они должны быть в равных условиях, в этом заключались неписаные правила поединка.

Шед осмотрелся и внимательно изучил все мельчайшие подробности скал под собой и потоков воздуха. Среди разбросанных камней и валунов кое-где виднелись зеленые островки растений, тянущихся к жизни, несмотря на неблагоприятные условия. Шед отвел взгляд от израненной земли. Врожденный инстинкт помог ему разглядеть и запомнить все воздушные потоки. Он видел, как теплый воздух стеной поднимается от морских утесов, исчезая высоко за облаками; почувствовал справа от себя сильный восходящий поток и проследил, где тот берет начало; услышал шорох «пыльного дьявола» – смерчеподобного течения, поднимавшего вверх пузыри нагретого воздуха; обнаружил еще одну реку теплого воздуха от гранитных утесов слева от себя – она опасно извивалась среди зазубренных скал; заметил массу неподвижного воздуха прямо перед собой, колыхавшуюся под дуновением бриза.

Трудно было найти лучшее место для встречи с Небесным Охотником.

Охотник не сможет отступить назад или обойти его слева – ему помешают скалы. Охотнику остается только три пути – справа от него, над ним и через него.

Ничего не подозревавшее животное приближалось. Шеда поразили размеры Небесного Охотника – таких он еще не встречал.

Огромный пузырь, отливающий малиновым цветом, был не менее сорока метров в ширину и ста метров в длину. Три водородные полости увеличивались и уменьшались, когда, почувствовав дуновение бриза, животное выбирало подходящую подъемную силу. Шестнадцать воздушных лопастей – по восемь с каждой стороны – развернулись назад, обнажив мощные черные мембраны, чтобы создать нужную тягу. Рыболовные щупальца свернулись под хрящевидными ребрами, защищавшими живот от прыгучих морских хищников. Предщупальце с ядовитыми отростками, покачивающееся над пузырем, охраняло животное от нападения сверху. Глаза Охотника – два озера жидкого янтаря, в которых сужались и расширялись черные зрачки, – светились умом. Сердце Шеда забилось от страха и восторга.

Он завис на пути чудовища.

– Эй, Небесный Охотник! Я пришел, чтобы приручить тебя для создания братского союза между нами – или умереть в бою.

Глаза животного обратились к Шеду.

Предщупальце ринулось к нему.

Выхватив меч, Шед, принялся со свистом рассекать перед собой воздух. Этому он был обучен еще с детских лет. Шед хотел показать Охотнику, что мог бы разрубить щупальце пополам, но не желает этого делать.

Щупальце вернулось на место. Небесный Охотник смотрел на Шеда непроницаемым взглядом. Затем в его глазах что-то мелькнуло. Животное двинулось.

Сначала Шеду показалось, что оно отступает, и эта мысль поразила его. Он никогда не видел и не слышал, чтобы Небесный Охотник уходил от поединка, особенно с таким маленьким противником, как человек. До его ушей донесся чавкающий звук. Шед улыбнулся. Животное увеличивало свою подъемную силу. Оно намеревалось напасть на него сверху.

Шед взмахнул крыльями в почти неподвижном воздухе и стал набирать высоту. Небесное чудовище, лениво вращая лопастями, поднималось одновременно с ним.

Они взмывали все выше и выше, пока облака не оказались под ними. Выдыхаемый Шедом воздух тут же превращался в пар. Кристаллики льда блестели в солнечных лучах. Щупальце снова ринулось к нему, но Шед не выпускал из рук меча.

– Эй, тебе придется придумать что-нибудь получше, Охотник!

С глухим сипением животное стало снижаться, когда его водородные полости остыли. Шед опускался на одном уровне с ним.

Облака снова оказались над ними. Воздух стал теплее.

Шед взмахнул крыльями, чтобы притормозить, и с удовлетворением отметил, что Небесный Охотник опускается все быстрее и быстрее. Шед резко затормозил.

Не может быть! Небесный Охотник падал на землю. По спине Шеда пробежал холодок.

Животное падало на усеянную камнями землю. Человек-птица потрясенно смотрел, как оно рухнуло, едва не задев острый край скалы. Малиновый пузырь содрогнулся и, казалось, вот-вот лопнет. Оттолкнувшись от земли, Охотник взвился в воздух.

Шед готов был рассмеяться от облегчения, но у него не было времени – с невероятной скоростью чудовище неслось прямо на него. Шед в отчаянии замахал крыльями, пытаясь уйти в сторону. Охотник пронесся рядом. Предщупальце промахнулось, но одно из рыболовных щупалец коснулось его левой ноги. Шед закричал от боли.

Но человек-птица стал упрямо догонять Небесного Охотника, пока тот не остановился на высоте четыреста метров. Шед посмотрел на ногу. На лодыжке набухал синий рубец.

– Эге-гей! – крикнул он, делая мечом традиционный жест восхищения смелостью противника. Небесный Охотник точно скопировал жест своим предщупальцем.

Они висели друг против друга.

Очевидно, теперь Небесный Охотник понял, что ему придется вступить в бой с Шедом. Каждый из них должен показать свою силу и смелость. И пока они будут сражаться, возможно, между ними возникнет согласие.

Огромные глаза животного внезапно посмотрели в сторону.

Шед обернулся.

Его изучали семь вооруженных мужчин.

Их крылья слегка подрагивали, на груди у каждого висел антиграв. В руках они сжимали мечи, сделанные из самого крепкого сплава. Их доспехи были украшены узорами и побрякушками.

Фанги! Шед вспомнил, как впервые увидел их, когда летал в Звездный Порт. Сколько историй ходило между кланами об их жестокости. Хотя фанги и считались адаптированными формами, но все же предпочитали жить в плавучем городе, покидая его лишь для грабежей и убийств.

Один из фангов, повертев диск антиграва, завис метрах в десяти над Шедом, глядя то на воина, то на Небесного Охотника.

– Меня зовут Гарп! – заявил он.

– И что из этого? – Шед демонстративно провел пальцем по острию меча. Оглянувшись, Шед бросил взгляд на животное. Оно не предпринимало никаких действий, неподвижно зависнув в воздухе. Но Шед заметил, что Небесный Охотник напряжен.

– Я– старшина команды. – Его тело с выпирающим животом было покрыто искусственным загаром, а голова полностью обрита. Шед подумал, что он напоминает Будду – возможно, у обычных людей, которых фанги всегда копировали, в моде были древние религии.

– Тогда уведи отсюда своих людей. Ты должен знать, что никто не имеет права вмешиваться в поединок с Небесным Охотником.

Гарп расхохотался.

– Мы проделали такой длинный путь, чтобы повстречаться с тобой. Вэн, – он указал рукой на одного из фангов, который при этом насмешливо склонил бритую голову, – увидел твоих людей, когда они прилетели в Звездный Порт, и подслушал их разговор. Делать нам было нечего, и мы решили лететь сюда, чтобы помочь тебе. Вы – люди природы, и мы подумали, что тебе было бы неплохо заругаться помощью цивилизации в борьбе с этим чудищем. – Он перевел взгляд на Небесного Охотника. – Никогда не видел, как такая штука убивает человека, – вкрадчивым голосом добавил он. Посмотрев на свой меч, Гарп крикнул: – Вэн! – Да?

– Трое останутся со мной. Бери двух остальных и заходи этой зверюге в тыл, чтобы она не смылась.

– Ясно. – Покрутив диски антигравов, все трое заняли указанную позицию.

– А теперь ты, – Гарп посмотрел на Шеда.

Человек-птица почувствовал, как от ярости сжались зубы.

– Мой богатый опыт подсказывает, – сказал Гарп, – что даже самого отважного бойца надо немного подтолкнуть в нужном направлении. Мы следили, как ты дрался с этой зверюгой, и, по нашему общему мнению, ты слишком далеко держишься от нее. Так, ребята?

Троица за его спиной хором ответила:

– Так!

– Поэтому мы решали придать тебе мужества. – Гарп подождал, пока его люди поравнялись с ним, и, держа перед собой меч, полетел к Шеду.

Шед не двигался с места. Гарп слегка затормозил, пропуская остальных фангов вперед – и тут, сложив крылья, Шед упал. Затем, сделав несколько мощных взмахов, снова набрал высоту. Пока один из фангов устанавливал антиграв на снижение, Шед нанес ему удар по незащищенной голове. Он почувствовал, как хрустнул череп врага. Фанг взвыл от боли.

Шед замахнулся на второго фанга, но меч прошел в миллиметре от лица противника.

Гарп заскрежетал зубами от ярости.

– Убейте его! – приказал он.

Но два фанга и так уже летели на Шеда.

Шед парировал удар меча первого фанга, уклонился от второго и стал искать взглядом Гарпа. Тот оказался более ловким бойцом, чем выглядел. Держа в вытянутой руке меч, Гарп крутил диск антиграва, молниеносно перемещаясь то вверх, то вниз. Шед беспомощно размахивал мечом, в то время как Гарп и два фанга по бокам теснили его к Небесному Охотнику.

– Вэн! – закричал Гарп. – Толкайте эту тушу сюда!

Шед оглянулся. Вэн и его товарищи гнали животное прямо на него. Он не столько боялся Небесного Охотника, – хотя знал, какая участь ему уготована, – сколько опасался, что своими мечами фанги искалечат животное. Оно неистово сопротивлялось, размахивая рыболовными щупальцами. Ядовитое предщупальце изготовилось для удара. Постоянно меняя положение лопастей, Охотник не давал возможности нападающим предугадать направление его атаки. Но все равно шансов на победу у Небесного Охотника не было. Шед знал, что существо скорее покончит с собой, чем признает поражение в неравном бою.

Шед пытался найти выход из положения, но фанги наседали со всех сторон. Ему все труднее было удерживать равновесие в воздухе. Мышцы болели, и он впервые позавидовал той мощи, которую давал антиграв. Шед парировал удар сверху и почувствовал, как треснуло лезвие его меча. Он сделал выпад в сторону Гарпа, и главарь мощным ударом сломал меч человека-птицы. Вне себя от ярости Шед бросился вперед, заставив обидчиков отступить. Но это длилось недолго, и троица, перегруппировавшись, устремилась на Шеда.

Ветер переменился, и человек-птица заметил, как нисходящий поток окутал фангов.

Взмахнув крыльями, он оказался над ними. Ругаясь от злости, фанги подкрутили диски антигравов и снова бросились на него.

Воспользовавшись замешательством своих врагов, Шед дал отдых мышцам. Он был удивлен. Неужели фанги не заметили воздушный поток? Как можно было его не увидеть или не почувствовать? Шед знал, что, как бы ты ни был занят, надо обязательно следить за воздушными потоками. Иначе не сможешь летать.

Гарп и двое других фангов снова набросились на него. Обломком меча Шеду удалось поцарапать бронзовый живот Гарпа, и тот отлетел назад.

Шед видел, как от земли поднимается теплый воздух. Сложив крылья, он поднырнул под фангов. Те опустились, готовые броситься в бой, но поток теплого воздуха подхватил их и понес вверх.

Они не видели!