Текст книги "Искатель, 1997 № 09"

Автор книги: Джон Кейт (Кит) Лаумер

Соавторы: Сергей Высоцкий
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)

– Может, поедем, товарищ капитан? Пускай проспится, а утречком приедет к нам с описью пропавшего.

– Я вот думаю – не прихватить ли нам и его с собой? В камере он лучше проспится.

Они уехали, наказав соседке приглядеть за потерпевшим. По дороге они недобрыми и крепкими словами помянули всех алкоголиков и их жен. Потому что капитан имел свой особый взгляд на то, отчего люди спиваются. У хорошей жены не может быть мужа-алкоголика, считал он. А старший сержант всегда разделял точку зрения начальства.

Вот в таком сердитом состоянии патрульные и заметили завалившуюся в канаву возле парка огромную черную машину. Все фары у нее светились, даже прожектора на крыше. В плотных лучах роилась мошкара и ночные бабочки.

Старший сержант резко притормозил и взглянул на начальника.

– Подстрахуй! – Капитан выпрыгнул из «жигуленка», взвел затвор «Калашникова». Старший сержант, на нем был одет бронежилет, тоже взял автомат на изготовку.

– Джип «патрол», – сказал он тихо. Мотор у джипа не был выключен, работал мягко и устойчиво. И была слышна музыка: в салоне играло радио.

– Сейчас взгляну, что за «патрол»? – отозвался капитан. Передняя водительская дверца машины была распахнута. Из кабины торчала бритая голова водителя. Капитан подошел ближе. Резко пахнуло спиртным. Кроме пьяного водилы в машине никого не было.

Капитан включил в салоне свет. Увидел на полу бутылку из-под водки. И замер: рядом лежал «Макаров» с глушителем.

Он обернулся к напряженно следящему за машиной старшему сержанту:

– Воронин, вызови группу.

– Понял! – отозвался тот и, не выпуская из поля зрения джип и место происшествия, ловко управился с радиотелефоном, передал просьбу шефа.

Горуправление находилось рядом. И подкрепление прибыло через три минуты.

В багажнике, накрытый брезентом, лежал труп старика. Он уже окоченел. На шее виднелся багровый след от удавки.

– Да это же прокурор Семенов, – сказал капитан, разглядывая мертвеца. – Кому он понадобился, бедолага? Деду не меньше восьмидесяти.

В машине обнаружили одну пару наручников, нунчаки, боевую гранату и пику. На экране пейджера водителя прочли: «Срочно возвращайся».

Допросить братка в ту ночь не смогли. Даже крутые приемы вызванного из вытрезвителя доктора не дали результатов. Бритоголовый амбал только мычал и отплевывался.

Проследив за тем, чтобы загнанным в канаву джипом заинтересовался милицейский патруль, Фризе решил, что сегодняшний день клиент должен оплатить ему в двойном размере. «Сейчас рвану в «Асторию» – и в постель. – Он вспомнил уютный номер, шикарную ванну и с удовольствием зевнул. – А может быть, отправиться в «Прибалтийскую»? Там номер не хуже. Разыщу Тосико…»

Попетляв по пустынным улицам Павловска, он вдруг понял, что заблудился, не знает дороги на Питер.

Давно усвоив, что танцевать следует от печки, Владимир, разыскал Широкую улицу – оттуда путь к желанной «Астории» он помнил хорошо.

Старинный дом с эркерами был погружен во тьму. Светились только лестничные окна, да окно в полуподвале. Там, где днем шла стирка. А у подъезда стояла машина, вполне соответствующая той, которая по описаниям Елены принадлежала Кюну.

Поджог

Корнилов отыскал в книжном шкафу черный огоньковский томик Набокова, в котором были напечатаны воспоминания «Другие берега» Полистал. Нашел строки о дяде писателя – Василии Ивановиче Рукавишникове.

«Его александровских времен усадьба, белая, симметрично-крытая, с колоннами и по фасаду и по антифронтону, высилась среди лип и дубов на крутом мрачном холму за рекой Оредежь, против нашей Выры».

Корнилов оторвался от текста и задумался, живо представив себе не так давно пострадавший от пожара деревянный дворец на солнечной горке. Почему писатель назвал холм мрачным?

Он перечел абзац и чертыхнулся. Холм у Набокова был не мрачный, а муравчатый!

«Как правильно, как точно! Муравчатый, – обрадовался Игорь Васильевич. Заросший густой зеленой травой. Что со мной? Не могу сосредоточиться!»

«В раннем детстве дядя Вася и все, что принадлежало ему, множество фарфоровых пятнистых кошек в зеркальном предзальнике его дома, его перстни и запонки, невероятные фиолетовые гвоздики в его оранжерее, урны в романтическом парке, целая роща черешен, застекленная в защиту от климата петербургской губернии, и самая тень его, которую, применяя секретный, будто бы египетский фокус, он умел заставлять извиваться на месте без малейшего движения со стороны собственной фигуры, – все это казалось мне причастным не к взрослому миру, а к миру моих заводных посадов, клоунов, книжек с картинками, всяких детских одушевленных вещиц, и такое бывало чувство, как когда в нарядном заграничном городе, под лучистым от уличных огней дождем, вдруг набредешь, ребенком, в коричневых лайковых перчатках, на совершенно сказочный магазин игрушек или бабочек». [3]3
   Набоков В. Собр. соч., М., 1990., т.4, с. 164.


[Закрыть]

Корнилов очень ясно, фотографически, представил себе дядю Василия Ивановича – лицом, кстати, походившим на Пруста – и его тень извивающуюся на раскаленном июльским солнцем красном песке Оредежи. Этот дядя был большим чудаком! Игорь Васильевич вспомнил как Набоков описывал его странности, его южные имения, замки в Италии и в Пиринеях – и подумал о том, что Рукавишников был способен додуматься и до рытья пещер. А вдруг ему взбрела в голову идея соединить свое Рождественское имение с имением Набоковых на крутом вырском берегу? А уж если эти пещеры изначально были природными, естественными, то он наверняка не оставил их без внимания.

От купца и заводчика Рукавишникова мысли Корнилова перекинулись на пару столетий назад – к царю Петру Алексеевичу и его сыну Алексею. Ведь тот же Владимир Набоков писал, что рождественская усадьба построена на развалинах дворца, где «Петр Первый, знавший толк в отвратительном тиранстве, заточил Алексея». Уж не сторонники ли царевича рыли пещеры? – мелькнула у Корнилова соблазнительная мысль. Но теперь он не смог удержать улыбки и, чтобы прекратить разгул фантазии, сказал вслух:

– А вы, оказывается, большой фантазер, товарищ генерал!

С книжкой в руках он лег на свой любимый диванчик, приставленный к беленой кирпичной стене – единственному напоминанию об огромной русской печи, когда-то красовавшейся посреди избы. Мастера ремонтировавшие дом, печь разобрали, а стену Корнилов попросил оставить. Ему казалось, что с ней огромная комната выглядит уютнее.

Несколько минут он читал «Другие берега», хотя некоторые места мог бы цитировать наизусть. Это была единственная вещь писателя, приводившая Корнилова в восторг. Романы и рассказы Набокова оставляли его равнодушным.

Потом глаза стали слипаться. Он положил томик рядом с диваном и вытянулся поудобнее, с удовольствием подумав, что сейчас заснет. Но сон не шел. Странное дело – когда он лежал на этом диване, ему слышалось какое-то неясное бормотание, отрывки разговоров. Первое время Корнилов думал, что до него доносятся легкие всплески играющей в реке рыбы, бормотанье родника, шум воды от плотины. Но потом убедился, что эти звуки не имеют к реке и роднику никакого отношения.

Ночью, когда в доме царила тишина, Корнилов различал даже тембр таинственных голосов. Иногда ему чудилась перебранка мужчины и женщины. Потом начинал бубнить глухой старческий голос. Изредка звенели обрывки детских пересмешек. Разговоры наслаивались один на другой, превращались в неясный гул. Корнилову казалось, что он вот-вот начнет разбирать отдельные слова. Но как он не напрягался, в нем оставались только ощущение разговора – смысл ускользал.

Время от времени Игоря Васильевича одолевали сомнения: уж не начинает ли он по-тихоньку сходить с ума? Не слуховые ли это галлюцинации? Он даже не решался рассказать о «голосах» Оле. Стыдился.

Сомнения рассеялись, когда Корнилов прочитал в газете об ученых, которые сумели записать разговор двух египетских лекарей обсуждавших пару тысячелетий назад в глубине пирамиды Хеопса свои профессиональные дела.

«А почему я не могу услышать разговоры первых хозяев дома у этой старой кирпичной стены?» – подумал он. И успокоился. Даже уверовал в то, что ночной шепот помогает ему засыпать. И, действительно, стал спать лучше.

«Интересно, каждому ли в старости лезут в голову такие «потусторонние» мысли? – думал Корнилов. – Ведь скажи мне кто-нибудь о таких странностях лет десять назад – засмеял бы».

Он вспомнил недавно прочитанную книгу Николая Федорова, его теорию о том, что придет время и можно будет вернуть души умерших в созданные с помощью науки телесные оболочки.

«Химера? А удачные опыты англичан по клонированию овцы?»

Мысли текли спокойно и размеренно, не было тревоги из-за того, что прошло уже полночи, а сон никак не приходит. Корнилов по-прежнему слышал мерный шум воды на плотине, редкие всплески рыб на реке. Изредка с шоссе доносилось гудение машины преодолевающей крутой подъем у Рождественского кладбища.

Неожиданно ко всем этим привычным звукам примешался еще один – хлюпанье сапог по воде, шорох прибрежного песка. Он догадался, что кто-то из рыбаков приплыл на резиновой лодке и вытаскивает ее на берег рядом с домом. «Не рановато? – подумал Игорь Васильевич. – Темень непроглядная. Да и место для рыбалки неподходящее». Но, может, приплыл какой-нибудь турист и решил дождаться рассвета перед тем, как подняться через плотину?

Посторонние звуки стихли, но минут через десять Корнилов почуял острый запах керосина.

«Уж не решил ли он запалить костер в моем саду? – сердито подумал Игорь Васильевич. И туг же ему пришла в голову мысль о том, что туристы не таскают с собой в лодках бутылки с керосином и гордятся тем, что умеют зажечь костер с одной спички. – Неужели хулиганье?»

Он снял со стены малокалиберный карабин, подаренный ему сотрудниками УГРО, когда он уходил в отставку, осторожно передернул затвор, дослав патрон в патронник и, раздвинув занавеску, выглянул с веранды.

Мужчина в темной штормовке выгребал сено из большого на– матрасника и засовывал в подвальное оконце дома. Из другого оконца уже валил дым и вырывались языки пламени. Рядом с мужчиной стояла небольшая канистра.

– Руки за голову! – Негромко скомандовал Корнилов. – Не то продырявлю.

Мужчина бросил наматрасник, медленно, не поворачивая головы, поднялся и медленно стал тянуть руки вверх. Этот прием был генералу знаком уже лет сорок.

Все произошло так, как он и думал – когда руки оказались на уровне груди, мужчина молниеносным движением выхватил из подмышечной кобуры пистолет и, падая в траву, начал стрелять на голос. Но Корнилов уже успел отскочить в сторону.

Посыпались стекла. Несколько пуль, пролетев в распахнутую дверь ударились о кирпичную кладку, возле которой стоял любимый диван генерала, и отрикошетили с высоким поющим звуком. А самих выстрелов почти не было слышно. Пистолет у поджигателя был с глушителем.

Выждав минуту, Корнилов осторожно выглянул в окно. Теперь огонь уже вырывался из второго подвального оконца.

«Эта сволочь меня поджарит». Он оглядел сад. Поджигателя не было видно. Игорь Васильевич подошел к двери, стараясь не скрипнуть половицей и моля Господа, чтобы не напороться голой ступней на стекла. Бесшумно отодвинул засов, но как только резким ударом ноги распахнул дверь, над головой опять запели пули. Теперь он увидел мужчину, отступавшего по тропинке к реке и продолжавшего палить.

Корнилов выстрелил навскидку. Мужчина молча сунулся лицом в густые кусты шиповника. Даже не вскрикнув.

Если бы не огромный огнетушитель, подаренный Игорю Васильевичу его старым приятелем – начальником пожарной охраны области, тоже генералом, которого, тем не менее друзья именовали бранд-майором, – дом бы сгорел.

Но этот могучий динозавр, который Корнилову с трудом удалось сорвать с крюка на стене изрыгнул столько пены, что забил ею весь подвал.

Прислушиваясь к шипению, доносящемуся из подвальных окон, генерал подумал с сожалением: «Ну вот, пропало земляничное варенье. А Оля так старалась!»

Убедившись, что огонь задохнулся, Корнилов подошел к приткнувшемуся на кусты поджигателю. Он был мертв, пуля попала в левую сторону груди. Наверное, в сердце.

Падая, мужчина в последнее мгновение повернулся и рухнул на кусты спиной, а не лицом. Ему было лет тридцать – тридцать пять. Блондин с мелкими и резкими чертами лица. Пистолет – как показалось Корнилову, «вальтер» с глушителем, – валялся на дорожке.

Игорь Васильевич не стал его поднимать. Не стал снимать с кустов убитого. Только осторожно проверил карманы. Как он и ожидал, они оказались пусты – ни единой бумажки, ни ключей. Но в боковом кармане штормовки Корнилов обнаружил крошечный радиотелефон – на телевидении только что началась шумная кампании по их рекламе. А вот господин поджигатель такой моделью уже пользовался. Позвонить по радиотелефону и не нарушить отпечатки пальцев было невозможно. Но не дожидаться же утра? Да и уходить далеко от дома Игорь Васильевич не решился. У преступника мог быть сообщник. Корнилов предпочел использовать представившуюся возможность и вызвать милицию по радиотелефону.

Участкового оперуполномоченного, Лысенко, Витюшу, так величали лейтенанта местные жители, Корнилов знал хорошо. Paзбитной, словоохотливый паренек изредка наведывался к нему в гости, «засвидетельствовать почтение», как высокопарно выражался Лысенко, а заодно узнать, не беспокоят ли отставного генерала рождественские алкоголики, не будят ли по ночам доморощенные поклонники техномузыки.

Номер телефона лейтенанта Корнилов помнил – четыре тройки. В предутренней тишине длинные гудки прозвучали необычно громко. У Корнилова мелькнула мысль о том, что эти гудки услышат и на соседских дачах. И тут же на ум пришла горькая непрошенная мысль: неужели никто не слышал перестрелки? Ладно, выстрелы пистолета с глушителем прозвучали не громче, чем хлопки открывающихся бутылок с шампанским. Но выстрел из винтовки? Звон разбитого стекла, визг отрекошетивших пуль, клубы дыма? Неужели побоялись высунуть нос, спросить, что происходит? Хороший принцип: ничего не вижу, ничего не слышу.

Длинные гудки продолжались, но Корнилов упрямо ждал – не верил, что в доме опера никого нет. Наконец, трубку сняли. Послышался грохот, звонкий мужской голос пустил витиеватый матерок и тут же доложил:

– Лейтенант Лысенко у аппарата.

– Виктор, это Корнилов. Я тебя разбудил?

– Никак нет, товарищ генерал, не разбудили! – весело отрапортовал опер. – Корову выгонял в поле. А вернулся – слышу названивают. Поторопился, аппарат об пол звезданулся.

– Извини, что тревожу ночью.

– Да уже утро, Игорь Васильевич. А телефон у меня железный, роняй сколько хочешь. У вас что-то случилось?

– Случилось. Один тип решил меня зажарить. – Он коротко рассказал лейтенанту о ночном происшествии.

Лысенко все схватывал с лету, не задавал лишних вопросов. Только поинтересовался:

– «Скорую» вызывали?

– Это уже не к спеху.

– А наших, с Сиверской?

– Я решил, что будет правильнее, если это сделаешь ты. И встретишь их на месте.

– Спасибо, товарищ генерал. Сейчас лечу.

Ему показалось, что едва он отключил телефон, как за Оредежью уже послышался суматошный треск мотоцикла. Через пять минут Лысенко подъехал к даче.

Скоро подъедет опергруппа, – доложил он. – Сегодня дежурит мой приятель, майор Бородин. Он знает, как сюда по-быстрее добраться.

Игорь Васильевич показал оперу труп, пистолет, валяющийся на дорожке. Передал ему радиотелефон:

– Извини, брат, полапал. Иначе позвонить неоткуда. Не ждать же пока почта откроется!

– От Творожниковых не пробовали?

– Не знал, что у них есть телефон.

– А сами не предложили?

– Да, наверное, нет у них на даче никого. Все в городе. – И в это время в одном из окон соседского дома зажегся свет.

– Да-а! – многозначительно протянул Лысенко и добавил: – Дела и случаи!

– Вот тебе и «да»! Никто из них носа не высунул.

– Игорь Васильевич, а как этот, – лейтенант кивнул на убитого – к вам добирался? Наверное, где-то машина стоит?

– По-моему, на лодке.

– Глянем?

Они подошли к реке. Причем, Лысенко словно бы ненароком, осторожно оттеснил Корнилова назад, достал свой табельный «Макаров» и пошел первым.

Небольшая надувная лодка сиротливо лежала на песке, рядом валялось короткое весло. Ночной гость даже не привязал лодку за прибрежные кусты, а на плотине старой ГЭС подняли затвор, и вода в реке быстро пребывала. Она пенилась, подбираясь к лодке, шевелила ее корму – еще несколько минут и стремительный поток унес бы ее вниз по течению.

Они подняли лодку ближе к кустам, привязали за толстую ольху.

Когда, возвращаясь к дому, проходили мимо убитого, кусты шиповника неожиданно разошлись и он упал на землю.

– Свят, свят! – Лысенко испуганно перекрестился. А когда оправился от испуга, спросил: – Вам, Игорь Васильевич, за время службы много приходилось убивать преступников?

– Этот – первый.

– Как?! – изумился лейтенант. – Вы ж всю жизнь в УГРО отбухали! С опера, как и я, начинали! И никого не убили? Я как-то в журнале читал большую статью про вас. Про то, в каких передрягах вы участвовали. И ни одного не убили?

– Ни одного, Виктор. Вот потому у меня на душе сейчас кошки скребут.

– Пс-с! Не вы, так он бы вас, сволочь! – Лысенко посмотрел на разбитые окна веранды, на расщепленные пулями доски. Уже совсем рассвело и стало хорошо видно, как постарался поджигатель. Картина была жутковатая «А ведь досочки-то на веранде тонюсенькие! – мелькнула у Корнилова запоздалая мысль. – А я за ними прятался.»

В это время у ворот резко затормозил милицейский УАЗ.

Следствие

Корнилову понравилось как работали участники следственной группы. Невысокий с красивым замкнутым лицом блондин, в короткой кожаной курточке с милицейскими погонами лихо козырнул.

– Майор Бородин. – Обернувшись к своим спутникам, представил молоденькую девушку, следователя прокуратуры, следователя-криминалиста. Спросил: – Что случилось, господин генерал?

– Давай без чинов. Я генерал отставной. И вам проще и мне спокойнее.

– Хорошо, Игорь Васильевич. Участковый сообщил, что на вас совершено нападение…

Корнилов коротко рассказал о ночном происшествии, и каждый занялся своим делом, так хорошо знакомой и привычной для Корнилова следственной рутиной. Только на этот раз он принимал в ней лишь пассивное участие. На юридическом языке генерал именовался потерпевшим. И с большой долей вероятности мог из потерпевшего превратиться в преступника – ведь в саду лежал человек, которого, при большом желании следователей и судей, могли признать потерпевшим.

Следователь прокуратуры – звали ее Надя – с трудом преодолевая робость, но очень профессионально, записывала показание Корнилова. Проверила разрешение на карабин.

– У вас, наверное, есть какая-то своя версия?

– Нет.

– Может быть, кто-то из уголовников решил отомстить?

– Уголовники редко мстят тем, кто их ловит.

– Вы так считаете?

– Знаю по опыту. Некоторые рецидивисты садятся по семь, девять раз. И что? Мстить каждому оперу, каждому сотруднику УГРО, отправившему тебя в зону? Тут уж или воевать с обидчиками или заниматься привычным промыслом.

Девушка смотрела на Корнилова недоверчиво.

– Правда, правда! Многие уголовники так и считают: у каждого своя работа. Кому грабить, кому ловить.

– Не очень-то ваша теория, Игорь Васильевич, согласуется с нынешней практикой.

– А с нынешней практикой, Наденька, ни одна теория не согласуется! – улыбнулся Корнилов. – Но я, слава богу ушел в отставку до разгула беспредельщины.

– А я только начинаю, – вздохнула девушка. И получилось это у нее очень по-домашнему. – Значит, у вас никаких объяснений?

– Увы. Но если появятся, я вам тотчас доложу.

– Спасибо, – следователь посмотрела через открытую дверь на веранду, где криминалист скрупулезно изучал пол, собирая в полиэтиленовый пакет пули. – А этот убитый – по обличью интеллигент.

Корнилов промолчал.

Надежда Леонидовна аккуратно сложила листочки протокола, убрала в следственный чемодан. Помедлила. Толи ли набиралась решимости, то ли сомневалась, стоит ли задавать следующий вопрос? И все-таки решилась:

– Ваш уход из ГУВД был связан с пропажей списка агентуры?

«Ну вот, и эта пигалица слышала звон!» – Корнилов нахмурился. Перемена в его настроении не ускользнула от внимания девушки.

– Простите, Игорь Васильевич. Я подумала, что кто-то из засвеченных агентов решил отомстить. Оставим эту тему.

– Не было засвеченных агентов. И список агентуры не пропадал. Сотрудник, печатавший его, ошибся в нумерации. После единицы поставил тройку. Тем, кто раздул это дело, следовало знать, что такие списки печатаются только в двух экземплярах, а не искать третий. Новый начальник главка сразу понял в чем дело. Но я решил не возвращаться. Если захотите, приезжайте, когда закончится дело. Я вам расскажу все подробности. Начинающему следователю не помешает знать на какие подлости способны недоброжелатели. А я подарю вам георгины из сада. Я заметил – они вам понравились. Сегодня для этого неподходящий случай, правда?

– Наверное. Спасибо за приглашение.

– И еще одно замечание. Можно?

– Конечно.

– Если этот человек хотел меня убить, он не стал бы возиться с поджогом, тащить сюда канистру. Пробрался бы в дом и застрелил в постели. Да и других подходящих для этого возможностей хоть отбавляй. Я столько по лесам брожу.

– Он мог поджечь дом и ждать, когда вы выскочите. Или задохнетесь.

– Слишком хлопотно. По-моему, у него была другая цель.

– Ну вот! – обрадовалась следователь. – У вас появилась версия?

– Нет версии. Правда, нет. – Почувствовав, что девушка ему не верит, Игорь Васильевич сказал: – Этот поджигатель хотел создать мне много трудностей. Только ради чего? А сам подумал: «Может, хотел отвлечь от того, чем я сейчас занялся? От пещер? У погорельца не осталось бы времени бегать по окрестностям. Да и где бы я жил, лишившись дома? Пришлось бы в город уехать».

Но об этом он следователю не сказал.

Последним уехал Виктор Лысенко. Взгромоздившись на свой старенький мотоцикл, участковый подрулил к стоявшему у калитки Корнилову и заглушил мотор:

– Товарищ генерал, надо вам телефон поставить. Я займусь этим?

– Без телефона спокойнее.

– Игорь Васильевич?!

– Виктор, не каждый день ко мне поджигатели подгребают. Да и накладно для пенсионера проводить телефон.

– Вы такой бы телефончик, как у этого бандита завели, – сказал Лысенко. – Я вам спонсора найду.

– А такого спонсора видал? – Корнилов показал лейтенанту кулак. И даже сам удивился – кулак у него все еще выглядел внушительно.

Лейтенант засмеялся:

– Ладно! Я к вам вечером загляну. Стекла на веранде вставлю. У меня стеклорез шикарный. – И не дождавшись возражений Корнилова, дал газу и тут же скрылся за поворотом проселка.

Корнилов спустился к реке, посидел на толстом стволе поваленной ветром черемухи. Оредеж подмыла корни, и дерево упало года два назад, но еще продолжало жить: весной покрывалось листвой, буйно цвело. А сейчас на нем уже поспели крупные черные ягоды с терпким вяжущим вкусом.

На противоположном берегу в стороне Песчанки сосновый лес еще хранил легкие облачка тумана. На поляне паслось несколько черно-белых коров. Пастуха нигде не было видно.

«Вот досада! – подумал Игорь Васильевич, – я же забыл сказать ребятам из следственной группы, чтобы они поискали машину убитого!» Но тут же хитро усмехнулся. Ничего он не забыл. Все ждал, когда они сами догадаются. Не догадались. И он промолчал намеренно – оставил это дело для себя. Не мог же мужик из Питера на резиновой лодке приплыть?

Следователи ключей от машины в карманах убитого не обнаружили Или мне не сообщили? Нет, не обнаружили. Чего им скрывать? Если бы нашли ключи, отправились бы на поиски машины.

Значит… – Корнилов внимательно, метр за метром прощупывал взглядом противоположный берег. – Машину этот подонок, конечно, спрятал. И не так близко от воды. Одно из двух: или в машине остался сообщник. И драпанул? Маловероятно. Может быть, ключи спрятаны рядом с машиной?»

Этот вариант генерал тут же отмел. Когда человек решается на такое опасное дело, он рассчитывает на успех. И не задумывается о том, что произойдет с машиной, если его убьют.

Игорь Васильевич поднялся. Надо было искать машину, а не просчитывать варианты.

Он медленно пошел к даче. Веранда с разбитыми стеклами и расщепленными досками выглядела убого. Но Корнилов не испытывал ни капли сожаления. Посмотрел на веранду чужим равнодушным взглядом. И дача после ночного происшествия показалась ему чужой. Он все думал о ключах.

«А не мог этот подонок выронить ключи от машины где-то рядом с домом? Когда заталкивал сено в подвал и поджигал? Или когда выхватывал пистолет?

Медленно, шаг за шагом, он обошел всю территорию у дома, разглядывая помятую траву, разгребая палкой обгорелое, пахнущее бензином сено, островки подсыхающей пены. И через полчаса под клочком сена нашел затоптанные в пыль два ключа на простеньком кольце. Большой и маленький.