Текст книги "Искатель, 1997 № 09"

Автор книги: Джон Кейт (Кит) Лаумер

– Может, коньячку?

– Не будем разбрасываться.

– Хорошо. Чем закусим?

– Не сочтите за нахальство – а маслин не найдется?

– Где-то валялась банка. Сослуживец привез.

Через минуту на журнальном столике красовалась большая бутылка водки, вазочка с крупными бархатистыми маслинами, тарелка с малосольными огурцами и хлеб. И два граненых стакана.

– Не возражаете? – Генерал разлил водку по стаканам. Бутылку он держал уверенно, рука не дрожала. И глазомер у него был – позавидуешь.

– Прекрасно! – одобрил Фризе. – Эти стаканы напоминают мне студенческие годы. И стажировку в вашем Управлении.

– У нас на службе не пили.

Разуверять генерала Владимир не стал. Подумал, веселея: «Сейчас напьюсь и забуду всех этих немцев и воров в законе!»

Они с удовольствием выпили. Фризе закусил маслиной, Корнилов – корочкой черного хлеба.

– Маслины доктор запретил?

– Боюсь привыкнуть, – усмехнулся генерал, – к вкусной еде, как и к власти, привыкаешь моментально. А потом настанет вынужденный пост – напереживаешься.

После второго стакана Владимир сказал:

– Завтра разыщу главбуха и чуточку потрясу.

– Володя! Можно я буду вас называть по имени? Племянник все-таки?

– А я вас дядюшкой?

Корнилов не понял, пошутил его гость или дал понять, что называть его Володей срок еще не пришел. «Ну и ладно, перетерпит, – отмахнулся он от этой мысли. – Мужик, похоже, неплохой».

– Володя! И вы надеетесь на успех? В лучшем случае, этот тип пошлет вас по матушке, в худшем – засадит в тюрьму за хулиганство. Кстати, он уже давно не главбух. Предприниматель.

– Заговорит! Он у меня заплачет кровавыми слезам!

– Прикуете наручниками к машине и пригрозите поджечь? Как меня?

– С волками быть… – Фризе вспомнил, как разогревал паяльник у себя на даче в Николиной Горе, когда поймал незадачливого воришку. Вспомнил, с каким ужасом тот смотрел на раскаленный носик паяльника.

Вечер песни

Корнилову нравился молодой сыщик. Умен, энергичен, ловок. Как лихо управился с наручниками! И все же генерал не чувствовал себя с Фризе свободно, раскованно. Что-то, какая-то малость мешала этому. «Может быть, я боюсь показаться вышедшим в тираж, отставшим от жизни ворчуном?» – думал он и сердился на себя за такие мысли.

– А у вас в УГРО с убийцами и бандитами сильно миндальничали? Цирлих-манирлих разводили?

– Чего только у нас не бывало, – Корнилов вздохнул. – И в милицию садисты попадают. Скажу за себя – в моем Управлении они не задерживались. Но и преступность была другая. Таких отморозков, как сейчас – встречались единицы.

– А вы, лично, били преступников?

– Бил. Еще как. Если при задержании возникала драка. А в камере, в кабинете при дознании – никогда.

– Да-а?

– Не верите? Напрасно. Да тронь я хоть пальцем арестованного урку, он меня на весь мир ославил бы. «Корнилов руки распускает!» Рукоприкладства они за мной никогда не числили.

– А для вас это было очень важно? Мир-то блатной.

Генерал молча разлил водку. Отломил очередную корочку хлеба:

– Мне же с ними дальше работать. Попробуй расшевели вора на признанку, если он к тебе без доверия? Когда он сидит и ждет, что я его метелить начну.

– Какое доверие? Все равно обманет.

– Это в вас бывший следователь прокуратуры говорит. Прокурорам они только лапшу на уши вешают – знают, ничего, кроме лишнего года от них не дождешься. А к уголовному розыску отношение другое. Дескать, у каждого своя работа: один ворует, другой ловит.

– Ну-ну!

– Владимир Петрович, а вы когда-нибудь плакали? Хоть раз в жизни?

– Ничего себе вопросик! – Фризе опешил – таким неожиданным показался ему вопрос генерала. – В детстве…

– Не в детстве, не в детстве!

– Фу-у! Да. Плакал! И кровавыми слезами плакал. – Увидев, что Корнилов покачал головой, он добавил: – И простыми, горючими плакал. Теперь довольны?

– Вполне.

Они снова выпили.

– Вы романтик, – сказал Фризе. – Генерал – романтик. Наверное, в юности начитались Каверина. «Конец хазы». И прочее.

Веру Инбер: «Васька-Свист, хоть на вид и прост, но он понимал людей, он рака берет за алый хвост и как розу подносит ей – Я в детстве блатных песен наслушался. А «Конец хазы» прочитал, когда участковым оперуполномоченным служил.

– Наверное, и на гитаре играете?

– Нет музыкального слуха. А вы чего ершитесь? Из-за Кюна переживаете?

– Сейчас выпью еще и опять размякну. А какие песенки вы помните? «Каюр погоняет собак…»

– Это не блатная песня. Да и поздний репертуар. А в нашем детдоме пели про Колю Кучеренко:

 
По Варшавской железной дороге
Молодой Кучеренко шагал
Вооруженный наганом и финкой
Воровскую он песню напевал…
 

Корнилов пропел негромким приятным баритоном, чуть-чуть заунывно. Как и полагается по законам жанра.

– Никогда не слышал! – Владимир удивился не столько тому, что генерал поет почти незнакомому человеку блатную песенку, а что помнит ее с далеких детских лет. – А еще?

– Могу и еще! – задорно ответил Игорь Васильевич – Могу на всю ночь вам концерт закатить:

 
Саратов спит, Саратов дремлет
Сара-а-тов в тишине ночной,
А с уголовки номер первый
Бежал преступник молодой…
А потом, без перерыва, спел еще:
На седьмом, на переулке
Кто-то крикнул– бега,
Восемь пуль ему вдогонку,
Две застряли в груди.
На столе лежит покойник
Ярко свечи горят,
Это был убит разбойник
За него отомстят…
 

Он резко оборвал песню.

– Ну как?

– Память у вас прекрасная. А вот с музыкальным слухом проблемы. Это вы правильно отметили.

– Очень заметно? А я-то надеялся по ресторанам выступать. Когда пенсию платить перестанут. Интеллигенция в Москве все еще поет блатные песни?

– Ей нынче не до песен. Их чиновники разучивают. – Владимир лукаво улыбнулся: – Игорь Васильевич, а если бы вы были не отставным генералом…

– При должности? При должности блатные песни я тоже пел Жене. Да и то высоко в горах. Вот бы сюда лейтенанта Лысенко! Но ничего, когда-нибудь я и ему спою.

– Жаль, что ученые дяди, пишущие учебники по судебной психологии ничего не знают о душе преступника, – посетовал Фризе – Их бы послать к вам на стажировку!

– Они, Володя, душу в расчет не берут. – Корнилов разлил остатки водки. Кивнул на стаканы: – Закроем тему?

Срочно требуется братва

Утром они проснулись бодрые и веселые. Корнилов выкупался в Оредежи, а Фризе в это время варил кофе. Он уже не мучился, как прошлым вечером, оттого, что дал себя провести. Чувствовал только хорошую спортивную злость – как боксер перед выходом на ринг – и уверенность в удаче. Лишь где-то глубоко-глубоко в запределье души пульсировал крошечный родничок: «Лиза, Лиза, Лизавета».

За кофе Корнилов поинтересовался:

– Не появились светлые мысли?

– Светлые мысли в моей голове присутствуют постоянно. Нынешнее утро – не исключение. – Он вытащил фото Кюна – Ошибки быть не может? Федя Кавалер?

– Сто процентов.

– Тогда одну из своих светлых мыслей я постараюсь осуществить я в ближайшие полчаса.

Корнилов молчал, ожидая продолжения.

– Все очень просто, Игорь Васильевич. Меня для чего наняли? Отыскать этого благородного мужчину. – Он бросил фотографию на стол с такой гримасой, как будто смахнул с себя таракана – Правильно?

– Как скажете.

– Правильно! За мной пустили хвост, от которого я мгновенно избавился. Из Бологого отправил в обратный путь. Это, так, между прочим. Голос за кадром. В Питере пытались опять прицепиться. Не получилось.

– Классная работа.

– Не иронизируйте! В Павловске я сам наскочил на одного из этой банды. И сдал ментам. А зря! Так вот – сейчас я поеду на почту. Позвоню в Москву. Скажу своему клиенту, что господин Кюн, он же вор в законе Федя Кавалер, найден в селе Рождествено Ленинградской области. Как вам моя идея?

– Он же не найден?

– Это мелкие подробности. Мой клиент через пару часов нашлет в окрестности вашего милого поселка энергичных братков.

Братки достанут Кюна из-под земли. Он же им позарез нужен со своими секретами. А ведь и, правда, из-под земли достанут. – Фризе усмехнулся неожиданно пришедшему каламбуру. – Что тут начнется!

– Чего в этом хорошего?! – Корнилов помрачнел. – Могут пострадать местные жители. А сколько сейчас дачников понаехало! Детей! По-моему, вы плохо выспались.

– Хорошо я выспался. Хо-ро-шо! Наверное, у вас тут воздух особенный. Обычно сплю до десяти – одиннадцати и с трудом глаза продираю.

– Сибарит.

– Не сердитесь. Мы поищем для их теплой встречи безопасное местечко. Крутая предстоит разборка! А нам прямая выгода: Фонд Эль Ренессанс вынужден будет отложить вывоз ценностей. У нас появится время принять меры.

«Уж не полагает ли он, что местом разборки будет моя дача? – с тревогой подумал Игорь Васильевич. – Нет уж, дудки! Хватит разбитой веранды». Генерал осторожно спросил:

– Где же они, по-вашему, должны встретиться?

– Хороший вопрос – как любят говорить наши политики.

– И никогда на него не умеют толком ответить.

– Товарищ генерал, а вы, по-моему, не любите нынешние власти? – весело спросил Фризе. – Вы не из партии Лебедя?

– Я и генералов не люблю, – в глазах Корнилова зажглись веселые искорки. – Я сам по себе. А вы чего радуетесь? Тоже не можете на хороший вопрос ответить?

– Подворье бывшего бухгалтера, а ныне предпринимателя Бабкина – самое подходящее место. Он наверняка связан с жульем из Ренессанса. Его подворье на Церковной улице?

– Да.

– Дежурная из «Астории» Лена тоже упоминала Церковную улицу. Ее Жоржик там обретается. Вместе с Кюном.

Говоря о Елене Петровне, Фризе подумал, неужели Кавалер не проговорился ей, что он русский? Даже в постели? Даже во сне? Это ж какой надо иметь характер вору в законе, чтобы ни разу не пустить матерком!

– Дом Бабкина – самое подходящее место. Там можно роту спрятать. Стоит на отшибе, забор двухметровый.

– Хорошо бы запустить туда мальчишек. Проверить, какие машины в гараже?

– И не думайте про мальчишек! – рассердился генерал. – Это вам не Лондон времен Шерлока Холмса. Наши отморозки не пощадят и годовалого ребенка!

– Хорошо, – согласился Владимир. – А в дом Рукавишникова не надо заглянуть?

– Незачем, – отрезал генерал. – Там идут реставрационные работы после пожара. Руководит серьезный мужик – директор музея. Если бы выявил что-то подозрительное – забил во все колокола. Надо подальше от этого дома держаться, не дай бог опять какое-нибудь несчастье.

– А сам пожар не подозрителен? Может быть, вашего серьезного и честного директора хотели оттуда выкурить? Чтобы освободить доступ в пещеры?

– Черт его ведает! Теперь, когда знаешь о запрятанных ценностях – все выглядит подозрительным! – Корнилов ненадолго задумался. Потом сказал: – А не дать ли вашим нанимателям наводку поточнее? Прямо на дом Бабкина.

– Сообщить адрес?

– Знаете, деревенский адрес – понятие относительное. Это вам не Москва с табличкой на каждом доме. Помогать так помогать. Поставим возле объекта зеленую «тойоту». И ваш «жигуль». Чтобы господа не сомневались, где искать.

– Подходит. Но участковый собирался звонить следователю. Сообщить о «тойоте».

– У нас связь работает отвратительно. Сами убедитесь, когда будете с Сиверской звонить своему клиенту. А с Лысенко мы переморгнемся.

Почту Фризе нашел рядом с унылой и пыльной станцией Сиверская. Крохотное деревянное здание старого вокзала сохранилось, наверное, еще с начала века. А новое, бетонный приземистый уродец, наводило тоску. Похожее чувство вызвал у Фризе и заплеванный, с въедливым запахом немытых человеческих тел, зальчик телефонного переговорного пункта. «А мне то нахваливали эту Сиверскую! – разочарованно подумал Владимир, присматриваясь к хмурым озабоченным людям, ожидающим своей очереди. – Шишкин, передвижники, царские вельможи! Может быть, подальше от вокзала все прекрасно, но визитная карточка подкачала».

Он уже настроился на то, что дозвониться до столицы будет нелегко, но едва набрал нужный номер, как услышал сочный молодой баритон:

– Хелло!

– Господин Хиндеман, это Владимир, – сказал Фризе по-немецки.

– Приветствую вас, коллега. – Наверное, Хиндеман был в комнате не один. – Как отдых? Как погода?

– Прекрасно. Ваш брат, господин Кюн, он же, – Фризе сделал паузу, подыскивая подходящее немецкое определение, – вор в законе Федя Кавалер находится в добром здравии. В селе Рождествено под Гатчиной. Вам его привезти? Или передать местным властям?

– Нет, нет! Прекрасно. Я вас понял. Такой удачный отдых, великолепная погода! – От волнения Хиндеман зачастил и Владимиру невольно захотелось почесать в ухе. – Вы не смогли бы перезвонить через десять минут?

Через десять минут не получилось. Только через полчаса. Голос у Хиндемана поскучнел.

– Я вам очень благодарен за труды, господин Фризе. Но вы не выполнили условия контракта. Вы нашли человека, который воспользовался документами брата, а не его самого.

– Да нет, это человек, чью фотографию… – но Хиндеман прервал Фризе:

– Контракт разорван! Счет по карточке «Америкен экспресс» закрыт. Аванс можете оставить себе.

Загадки прошлого

Объяснив своему гостю, как добраться до Сиверской и найти почту, Корнилов разложил на столе старую – еще довоенную – карту и задумался. Существование рождественских пещер было фактом. Он сам убедился в этом, когда Борис Федорович водил его по окрестностям Рождествена.

Но главный вход в пещеру, в роще позади усадьбы Рукавишникова, тот вход, которым несколько лет назад пользовался Олег Суша оказался наглухо засыпан. И не было никаких признаков того, что в последнее время его пытались раскопать.

Имелся еще один вход в пещеру – за ручьем, рядом с Церковной улицей. Старожилы рассказывали, что над этим входом стояла деревянная часовенка, но в один прекрасный день часовенка провалилась под землю. Произошло это печальное событие в первый год революции.

Несколько лет из-под земли торчал деревянный купол с крестом. Потом крест обломался, а вскоре исчез и купол. Толи полностью ушел под землю, что ли кто-то разобрал на дрова.

Почему над входом в пещеру была выстроена часовня? За какие заслуги? Этого не знал даже священник Рождественского храма. Он же рассказал Корнилову, что в самом храме никакого потайного входа в пещеры нет.

Если поверить в легенду о том, что поросенок, запущенный в пещеру в Рождествене через день появлялся в Бажове, вполне возможно, что к пещере можно подобраться где-то на пути между двумя этими селами. И почему не предположить, что промежуточный доступ в пещеру находился в имении Набоковых, на крутом берегу Оредежи? Правда, в воспоминаниях Владимира Набокова об этом нет ни одного упоминания. И не могло быть! Во-первых, писатель мог и не знать о входе в пещеру. И, во-вторых, если и знал, то не стал бы оповещать об этом читателей всего мира. Толпы искателей приключений отправились бы на поиски и разрыли все окрестности.

Корнилов стал вспоминать многочисленные прогулки по липовым и дубовым аллеям набоковского парка. Странно, что в последние годы ему ни разу не попались на глаза развалины старого поместья?

Он вышел из дому, минут пять побродил по саду, внимательно оглядел соседскую дачу, в которой обитал Творожников. Там было тихо, как на кладбище. Хозяин дома ни разу не появлялся после того памятного разговора.

Спустя полчаса, Игорь Васильевич посетил участкового инспектора Лысенко. Лейтенант сочувственно кивая, слушал пожилую бедно одетую женщину с темным, изможденным лицом. Судя по разговору, соседская собака сожрала у нее последних куриц. Признав в Корнилове, присевшем в сторонке, начальника, женщина решила пожаловаться и ему.

– Рази есть такой закон – скармливать псам соседских кур, товарищ начальник? Да и пес-то бросовый, от свиньи не отличишь!

– Мария Герасимовна, вы мне уже все рассказали, – попытался остановить потерпевшую Лысенко. – Обещаю принять меры.

– Пускай и они знают! – Женщина показала корявой загорелой ладонью на Корнилова. – А то нынче эта страхолюдина моих курочек задавила, завтра пойдет по селу озоровать. Что это за мужик?

Денег на хоромину не пожалел, три этажа отмахал, а на приличную собаку пожадничал. Купил бы овчарку и держал на цепи. Правильно я рассудила, товарищ начальник?

– Правильно! Новых кур он обязан вам купить.

– Дождешься от них! – Женщина опять повернулась к Лысенко. – У вашего порога машина стоит зеленая. Небось, доездился на ней обормот? Конфисковали?

– А он чем перед тобой, тетка Мария, провинился? – Лейтенант навострил уши. Даже забыл, как только что официально величал потерпевшую. Наверное, стесняясь генерала.

– Как это чем? Тоже двух курочек задавил. – Похоже, куры у тетки Марии водились в достатке. – Повадился ездить к нам на мызу по ночам…

– Да ведь ночью твои куры спят на насесте, – засомневался участковый.

– Ночью спят, а спозаранку я их выпускаю червяков поклевать. Пшена не напасешься.

– А вы где живете, Мария Герасимовна? – поинтересовался Корнилов.

– На мызе. На Батовской дороге.

– На этой зеленой машине разве не главбух ездит? – Игорь Васильевич переморгнулся с участковым.

– Ни, ни! Какой-то недотепа безмозглый. Все ставит свой автомобиль у развалин. Ну, там, где техникум до войны был. Этот, правду скажу, мне за курочек заплатил. Сунул бумажку. И кур не взял.

– Сколько сунул-то? – не удержался, полюбопытствовал участковый.

Женщина поджала губы, бросила быстрый взгляд на генерала.

Ответила без особой охоты:

– Пятьдесят тысяч сунул. Наверное, других денег с собой не носит. Да ведь и курочки дорогие. Пеструшки. Спросила мужика – что ты здесь делаешь на развалинах, окаянная душа? Оказывается, рыболов. Червей в бурьяне копает! Как будто на огороде их нету – Может, он дачник?

– Может, и дачник. Я раньше эту рожу не видела. А дачники ко мне за курами да яйцами все время захаживают.

Когда Мария Герасимовна ушла, успокоенная обещаниями лейтенанта настращать ее обидчиков, Корнилов спросил:

– Следователю не звонил?

– Минуты свободной нету. Эта, – Лысенко кивнул на дверь, за которой скрылась женщина, – сегодня уже третья! Да и набирал я пару раз – все занято в прокурате.

– И не звони до завтра. Машиной никто не заинтересовался?

– Глухо.

– Послушай, Виктор, может, ее поставить поближе к фактории Бабкина? Судя по тому, что мальчишки…

– Понял, товарищ генерал! И тетка Мария про то же! – Он даже не дослушал конца фразы. – Понял! И попрошу кого-нибудь из соседей приглядеть.

– Точно! А позже мы с тобой на эту тему побалакаем.

Но, говоря о машине, они имели в виду разные последствия. Лейтенант надеялся углядеть интерес к зеленой «тойоте» у Бабкина или у его знакомых, генерал – привлечь внимание тех, кто нанял Фризе.

Сколько раз он проходил по этой тропинке через умирающий парк к крутому берегу Оредежи! Полуразрушенная металлическая лестница вела вниз, к плотине бывшей ГЭС, где день и ночь шумел тугой пенистый водопад.

Корнилов всегда помнил, что справа от тропинки, в кустарнике – руины дома Набоковых. Несколько лет назад, когда он приобрел неподалеку от этого места дачу, сквозь заросли ивы, ольхи и крапивы можно было увидеть груды битого кирпича и мусора. Даже арки на окнах полуподвального этажа.

Теперь нельзя было обнаружить ни остатков фундамента, ни мусорных куч. Кустарник превратился в густой непроходимый лес, и ничто не напоминало о том, что в начале века сюда приезжали из Петербурга выдающиеся политики, писатели и промышленники, для детей здесь устраивали праздники, а будущий великий писатель бегал с рампеткой по лугам в поисках редких экземпляров бабочек.

Корнилов прошелся по поляне, внимательно приглядываясь к каждому бугорку, постоял на самом краю обрыва. Время и быстрые потоки воды делали свое дело – красный песчаник осыпался, увлекая за собой попавшие в опасную зону деревья. Потом он еще раз обошел молодую зеленую рощицу посреди поляны. По всему выходило, что развалины барского дома спрятаны здесь, под ее буйно разросшейся шапкой.

Корнилов обнаружил следы автомашины, место, где она простояла довольно долго, пока шел дождь. Прямоугольник сухой травы среди посеребренного влагой луга сразу бросился в глаза. Раздвинув траву, Корнилов обнаружил и четкий след протектора на черной земле. А вот тропинку, которая бы вела в глубь зарослей, он найти не мог! В некоторых местах трава была примята, поломаны высокие – в рост человека – стебли крапивы и иван-чая. Но эти следы могли оставить ребята, иногда играющие на поляне в футбол. И козы.

Наконец, решившись, Корнилов раздвинул густые мокрые ветви и сразу очутился в густом полумраке. Ни солнце, ни дождь не могли преодолеть зеленый зонтик молодой рощи. Трава здесь не росла – только крапива, спутница запустения, да ползучая поросль мокрицы. Пахло сырой штукатуркой. Но мусора и битых кирпичей не было заметно. Похоже, кто-то постарался уничтожить даже развалины усадьбы. Или увез кирпич, чтобы замостить дорогу к своей даче. Стараясь не ступать на засохшие сучья и не привлекать постороннего внимания, Игорь Васильевич обследовал заросли и, наконец, обнаружил чудом сохранившийся угол фундамента. Присев на трухлявый ствол липы, он внимательно, метр за метром стал осматривать землю вокруг единственного осколка былого величия.

Окурок сигареты. Еще окурок, еще… Не самое приятное место для того, чтобы отдыхать и перекуривать. Если только курильщик не прятался здесь.

Корнилов поднял один из окурков. «Кэмел». Дорогие сигареты. Деревенским мужикам не по карману. И выкурили эту сигарету совсем недавно. Нынешней ночью. Игорь Васильевич бросил окурок на землю. И увидел, как что-то блеснуло в том месте, где он приземлился.

Это был самый обыкновенный гвоздь. Такой гвоздь можно найти и в бедном деревенском доме и на шикарной даче предпринимателя. Новенький, сантиметров шесть-восемь длиной, гвоздь не представлял бы никакого интереса, не валяйся он в глухих зарослях, укрывавших когда-то знаменитую на всю Россию усадьбу.

Для того чтобы объяснить, как он сюда попал, Корнилов мог бы сходу привести несколько вполне правдоподобных версий. Но вместо того чтобы гадать, он опустился на колени и попытался выяснить, нет ли поблизости других гвоздей. И нашел еще три точно таких же. А в придачу – кусок промасленной бумаги, в которую заворачивают гвозди в хозяйственных магазинах.

Теперь можно было подумать и о том, как они сюда попали.

«Украдены! Откуда ж еще им здесь взяться?» – Такое объяснение было первым, что пришло в голову. Корнилов знал, как минимум пять-шесть строительных площадок поблизости. Кто-то из мужиков-строителей припрятал здесь пару килограммов гвоздей, а поздним вечером забрал. А потом продал за пол-литра водки. Генерал понятия не имел сколько стоят гвозди, но такая мысль показалась ему вполне приемлемой. Спустя минуту он осмеян себя за привычку к криминальному мышлению, но от своих подозрений не отказался.

«Или…» За этим «или» тоже был криминал, только более серьезный. И непосредственно связанный с тем, ради чего он, как лось, прочесывает эти проклятые заросли. Где-то здесь мог быть вход в пещеру, и гвозди несли туда, чтобы сколачивать ящики. Или еще для каких-то воровских надобностей.

«Дьявольщина! – весело подумал генерал. – Неужели правда в пещерах спрятаны ценности?» Уже который день он из кожи лез вон, чтобы разгадать секреты этих пещер, но все равно до конца не верил, что поиски завершатся успехом. Что ценности существуют. Интуиция, интуиция! Не растерял же он ее вчистую.

Игорь Васильевич уже хотел бросить поиски и пойти домой, как вдруг заметил одну странную особенность – там, где торчал из-под земли кусок кирпичного фундамента, мелкий сухой песок медленно просачивался под землю, оставляя ровную, как струна ложбинку. Корнилов постучал по кирпичам каблуком туфли, и движение песка ускорилось. Внимательно приглядываясь к песчаным подвижкам, он заметил в кирпичах небольшое отверстие, через которое время от времени вылетали и влетали осы.

Опустившись на колени, Корнилов разгреб ладонью песок и обнаружил край каменной плиты и тонкую щель, в которую и просачивался самый мелкий песок. Генерал огляделся и, с трудом подавив брезгливость, поднял один из сигаретных чинариков. Подумал: «Когда-то, дружище, в погоне за вещдоками перебирали помойки. И не морщились!»

Он выпотрошил табак и оторвал от фильтра крошечный кусочек сигаретной бумаги. Положил на щель и стал наблюдать: бумажка подрагивала и шевелилась. И даже подскакивала иногда, словно сквозь щель дышало большое животное. Именно такого результата Корнилов ожидал – под плитой дул ветерок, гуляли сквозняки. Там дышала пещера.

Генерал засыпал щель, разровнял песок. Прежде чем встать с колен, огляделся. Поляна по-прежнему была пустынной, только вездесущие сороки, обнаружив в зарослях человека, подняли тревожный стрекот.

Отряхнув брюки, генерал отправился домой.