Текст книги "Искатель, 1997 № 09"

Автор книги: Джон Кейт (Кит) Лаумер

Соавторы: Сергей Высоцкий
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)

Встреча в лесу

Извилистая тропинка среди высоких сосен то подходила совсем близко к обрыву, под которым текла Оредеж, то, будто убоявшись высоты, пряталась в глубине леса. А потом, набравшись мужества, снова нависала над кручей.

Этот берег местные жители называли Красным. В десятиметровом разломе красного песчаника, нависшем над рекой, гнездились береговые ласточки. Это было единственное место в округе, которое – по мнению Корнилова – представляло интерес для спелеологов. Здесь могли быть пещеры.

Он медленно шел по мягкой тропе, время от времени спускаясь по осыпям к воде. Внимательно разглядывал берег, удивляясь, что люди до сих пор не разорили его, не срыли бульдозерами для того, чтобы засыпать песком какое-нибудь не менее прекрасное болото.

Никаких намеков на пещеры, только ласточкины гнезда.

Выбираться наверх было нелегко – песок уплывал из-под ног, корни, за которые Корнилов хватался, то и дело обрывались. Он с досадой подумал о том, что отяжелел за последние годы. Слава богу, еще не нажил себе одышку.

Какая-то птица с шумом сорвалась с сосны рядом с ним. И тут же он услышал недовольный голос:

– Леший бы тебя побрал, мужик! Не мог на полчаса дольше поспать!

Из кустов вышел пожилой плотный мужчина с длинным удилищем в руке. Зеленая офицерская рубашка расстегнута, через плечо брезентовая сумка.

– Вы еще удить не начали, а уже ругаетесь! – миролюбиво сказал генерал.

– Будешь ругаться! Все лето искал совку-сплюшку, голос хочу записать. Сегодня, наконец, повезло – а тут вы на прогулку выкатились. – Только сейчас Корнилов заметил, что на конце удилища прикреплен маленький микрофон. И от него вьется провод.

– Так вы голоса птиц записываете? Извините, что вспугнул певичку. Да ведь, наверное, прилетит еще?

– Прилетит, как же! – Мужчина насупился и стал отцеплять от удилища микрофон, сматывать провода.

– Вы местный? – спросил Игорь Васильевич.

– С Батова.

– А у меня дача здесь недалеко.

– Знаю. Вы у Амельяновых дом купили. Генерал Корнилов. Почти как Лавр Георгиевич.

– И правда, – Игорь Васильевич подивился осведомленности мужчины. Подумал: «Живу тут, как бирюк, а небось, все про меня знают. И этот ловец птичьих голосов! Хорош гусь. Накричал на генерала и радуется. Глаза хитрющие. Даже про Лавра Корнилова наслышан. Я вот его отчества и не помнил. А он знает. Может, учитель?»

Мужчина сложил свою амуницию в сумку, одним ловким ударом превратил длинное и пружинистое углепластиковое удилище в обыкновенную тросточку.

– В Москве, на птичьем рынке покупал. Нашенское. Получше японских. Одиннадцать метров, а как пушинка. «Мастер» называется. – Он улыбнулся.

– Теперь можно и закусить. Не хотите разделить компанию? Чем Бог послал.

– Не откажусь.

Они сели над обрывом на сухой мягкий мох. Солнце уже припекало вовсю. И мох, и разогретые золотистые стволы сосен, их густая хвоя, наполнили воздух густым пьянящим ароматом. Где-то за рекой жгли костер, и к этому аромату примешивался легкий запах дымка.

– Мальчишки балуются, – сказал мужчина. – Как бы лес не подпалили. Такая сушь стоит. – И, вспомнив, что не представился, протянул Корнилову руку – Борис Федорович! Старший сержант. Войну под Берлином закончил.

– Игорь Васильевич.

Сумка у Бориса Федоровича оказалась бездонная. Он выгреб из нее термос, сверток с бутербродами, пару яиц, алюминиевую кружку.

Чуть помедлив, извлек на свет божий плоскую бутылочку с янтарной, похожей на коньяк, жидкостью.

– Я, вообщем-то не пью, но когда в лес иду, прихватываю пузырек. Вдруг дождь, гроза… Когда вымокнешь – глоток настойки лучше всякого лекарства.

Корнилов усмехнулся. Дождей не было уже больше месяца. И пока не предвиделось.

– Не рано?

– Да мы по калявочке. Горло промочим. Грех не воспользоваться случаем. Теперь до конца дней буду рассказывать, как с генералом над Оредежью выпивал.

– Да и мне с орнитологами пьянствовать не приходилось.

В пузырьке была водка, настоянная на калгане, а в термосе душистый земляничный чай.

Они сделали по несколько глотков настойки, а потом, слегка разомлевшие, пили чай: Корнилов из алюминиевой кружки, Борис Федорович – из пластмассового стаканчика.

Внизу, в Оредежи, время от времени плескалась рыба. Было слышно, как за поворотом реки с шумом купаются дети.

Но вся эта благодать не подействовала на Корнилова умиротворяюще. Волна меланхолии с новой силой накатилась на него.

Вот перед ним пожилой человек, наверное, учитель. Пенсионер Игорь Васильевич внимательно взглянул на собеседника. Прикинул, сколько ему может быть лет: стариком не выглядит, но уж точно за семьдесят. Уж если войну под Берлином заканчивал! А вот нашел себе дело – голоса птиц записывает, радуется солнечному утру. И, наверное, не мучается от того, что оказался за бортом?!

Корнилов знал, что завтра приступ меланхолии пройдет, он опять услышит пение птиц, будет радоваться солнечному деньку или долгожданному теплому дождику, серебристой плотвице, вытянутой из реки. Приедет с дежурства жена, и они вечером пойдут прогуляться по старой дороге на Заречье. Будут восхищаться тем, какие богатые нынче вымахали клевера. Все это будет. Беда заключалась в другом: Корнилов не мог разрешить пустяковый вопрос – когда он был самим собой? В тоске или в радости?

Усилием воли он стряхнул с себя оцепенение и стал прикидывать, как бы ненавязчиво, исподволь затеять с Борисом Федоровичем разговор о пещерах. Ему не хотелось показывать свою заинтересованность. Осведомленность случайного собеседника о том, кто оп и где живет, оставляла мало надежды на то, что расспросы останутся секретом для местных жителей. Выручил сам Борис Федорович.

– Редко гуляете в этих местах. Все плотву дергаете у Могильного моста. Да ведь там одна мелочь!

– Зато рядом с дачей. И место красивое.

– Ф-ф-ии! А это разве не красота? – он сделал широкий жест рукой, показывая на реку, на синеющий вдали лес, на береговые кручи. – Недаром тут поблизости Рылеев жил. В Батове.

– И бабушка Набокова.

– И бабушка. А на мызе, в Набоковском особняке, перед войной ветеринарный техникум был, я там учился. Теперь уже и фундамента не найти. Все заросло.

– Мальчишки ковыряются, – соврал Корнилов. – Ищут что-то.

– Чего они там могут искать? Гадят только.

– А я слышал, там какие-то пещеры.

– Ничего там нет. Я когда перед войной учился в техникуме, весь особняк облазил. Любопытным мальчишкой был. – Борис Федорович сказал это с нажимом, как будто Корнилов мог усомниться, что и он когда-то был мальчишкой. – Ничего не нашел, никаких пещер. А дядя мой на водокачке работал, уж он-то все секреты знал. Сказал бы.

– Вы правы. Какие тут могут быть пещеры? Пещеры в горах.

– Да. Гор у нас нет. А пещеры есть. Вам про них недаром говорили. – Борис Федорович явно противоречил самому себе.

– Про пещеры я на рыбалке услышал. Ловил рядом дед старый.

Он и сказал.

– Сухонький, в панамке? Дмитрий Дмитрич! Бывший учитель арифметики. Только как же вы с ним разговорились? Он же глухой как тетерев.

«Опасный ты собеседник, Борис Федорович! – внутренне усмехнулся Корнилов. – С тобой ухо востро надо держать! Тут же выведешь на чистую воду».

– Нет. Тот был без панамки и не сухонький. Крепыш.

– Бородин, что ли?

– Не знаю Да и о пещерах он вскользь сказал.

– Когда я перед войной в веттехникуме учился, – всякий раз, начиная с повтора, Борис Федорович добавлял все новую и новую информацию, – то порасспрашивал стариков. Начинались пещеры в Рождествене, в овраге между церковью Рождества и дворцом Рукавишникова. И шли аж до Батова!

– Под Оредежью?

– Не знаю. Сам не лазил. Но до революции мужики красили поросенка краской и пускали в пещеру. И он на следующий день выходил в Батове.

– Зачем поросенка красили?

– Чтобы без обмана. Вдруг подменят.

– А почему пускали поросенка, а не собаку?

– Запускали и собак, да они оттуда пулей вылетали. Метров десять – пятнадцать пройдет нормально. Только рычит. И тут же с визгом назад. А потом ближе, чем на километр, к пещере не приближается. Вот свинья – животина храбрая.

– Может быть, волки там жили. Или мишка?

– Скажете тоже! В деревне – волки?! Если только двуногие. А вы просто из любопытства спрашиваете или дело какое? – хитрющие глаза Бориса Федоровича так и впились в Корнилова. Игорь Васильевич покачал головой и не смог удержаться от улыбки.

– Ну, Борис Федорович, у вас и хватка! Кто из нас в уголовном розыске служил? А может, вы в годы войны смершевцем были?

– Да, нет! Какой СМЕРШ?! Царица полей – пехота! Я чувствую, вам про пещеры интересно, поэтому и спросил. Вы не думайте, я секреты хранить умею. Так, что если… – он не договорил, глянул на Корнилова многозначительно.

Генерал промолчал.

– Ладно. Я человек доверчивый. Даже попрошайкам в электричке верю. Не верю только нашим правителям. Ворье и жулики. А коли вам про пещеры интересно – слушайте. В конце Церковной улицы до войны стояли скотные дворы и бойня. А еще раньше – часовенка. Так эта часовенка провалилась в одну из пещер. Года три из-под земли торчал купол с крестом. Это я сам в детстве видел.

Два года назад меня разыскал спелеолог. С Питера. Фамилию не помню, где-то есть в дневнике. Я давно дневник веду. Лет сорок. Записываю про явления природы, интересные встречи. Кто спелеолога ко мне послал, не знаю. Видный мужчина, молодой, красивый. С полной спелеологической оснасткой. (Корнилов знать не знал, какая она, спелеологическая оснастка, но прерывать собеседника не стал.) С собакой приехал – с терьером. Поводил я его по окрестностям, показал одну пещеру, ту что еще не обвалилась. Она кажется, и сейчас сохранилась. Только я давно там не был.

Спелеолог сначала пустил туда собаку. Собака не пожелала прогуляться. Тогда он прицепил ее на поводок и – гуляй Вася. Сам туда отправился. Верите ли – пять раз она от него вырывалась. Шерсть дыбом, дрожит, повизгивает. Я все удивлялся, как она своего спелеолога не покусала? Верная псина.

– Ну, и что же он там нашел?

– А ничего. Не решился без терьера путешествовать. Попрощался. Поблагодарил меня и уехал. Обещал привезти своих друзей и обследовать пещеру, да так и не приехал. А, может быть, и приезжал, а ко мне не зашел.

Менеджер по расселению

У подъезда «Прибалтийской» тоже толпились интуристы. Поджидали запаздывающих коллег, чтобы потом рассесться по экскурсионным автобусам и отправиться на свидание с Северной Пальмирой. С подлинным Санкт-Петербургом, а не с его окраинами. С Дворцовой площадью, Эрмитажем, Исаакием, Стрелкой Васильевского острова.

В холле гостиницы стоял приглушенный гул, слоился сигаретный дым. Можно было уловить аромат трубочного табака, затхлый запах сигар.

Фризе внимательно осмотрелся: ни в толпе туристов, ни у стойки администрации, Тосико и ее подопечных японок он не увидел. Когда места забронированы, на оформление уходят минуты.

Вид из номера на Финской залив согрел Владимиру душу. Он любил море, водную гладь, а сейчас залив, позолоченный солнцем, был прекрасен. Вдали просматривался Кронштадт, зеленые берега Карельского перешейка. И неважно, что питерцы называли этот морской уголок даже не Финским заливом, а Маркизовой лужей. Сегодня Фризе эта «лужа» порадовала. Радовали кораблики на горизонте, редкие утренние купальщики на пляже.

«Как жаль, что этим видом я буду любоваться не слишком часто», – подумал Владимир и спустился в вестибюль. Там он не спеша обошел киоски, торгующие полезными и бесполезными мелочами. Купил зубную щетку, пасту, какие-то лосьоны и гели. Его «Прибалтийский» номер должен выглядеть обжитым. Он даже приобрел три розовые махровые гвоздики, с тайной надеждой вручить их вечером Тосико.

Разгуливая по просторному вестибюлю, Фризе все время посматривал в сторону лифтов: не появится ли девушка? Японки и японцы, нагруженные фото и видеотехникой, все время мелькали перед глазами, толпились у киосков. Но это были чужие японцы и японки.

Два коротко остриженных амбала, удобно развалившиеся в низких кожаных креслах, привлекли внимание Фризе тем, что не удостоили его даже косого, мимолетного взгляда.

Сыщик давно усвоил – заинтересованность может выдать не только чье-то пристальное внимание к тебе, но и попытка показать его полное отсутствие.

Высокий блондин в шелковом светло-сером костюме, с идеальным пробором набриолиненных волос, прошествовал мимо Фризе, держа в руке радиотелефон и что-то негромко вещая в него..

Как только блондин приблизился к выходу, оба амбала вскочили. Один из них открыл блондину дверь, другой пристроился в двух шагах позади хозяина.

Теперь внимание Фризе привлекли два парня в «ауди» с московскими номерами. Машина стояла рядом с подъездом, под запрещающим знаком, а парни не отрывали глаз от дверей. Ощупывали взглядами каждого, кто выходил из гостиницы.

«Не по мою ли душу? – насторожился Владимир. – Правда, это может быть и красотка, прогуливающаяся по пандусу и красномордый седой лев, фланирующий по холлу».

Когда Фризе начинал расследование, он в каждом незнакомом человеке видел потенциального противника. Это не было манией подозрительности – лишь способом выживания. Иногда такая заданность приводила к фиаско, но чаще себя оправдывала. Владимир вспомнил, как его питерский знакомый Марлен Столетов, эксперт городской прокуратуры, помог ему однажды раздобыть прекрасный торт для любимой девушки, праздновавшей свое двадцатилетие.

Знакомая Марлена работала в маленьком уютном кафе при гостинице. Для посетителей вход в кафе был со стороны улицы, а для персонала имелась дверь, соединяющая кафе с одним из коридоров ресторана. Через эту дверь приносили в кафе знаменитые торты и тающие во рту пирожные. Купить здесь торт можно было только по большому блату.

У Столетова такой блат имелся – заведующая кафе Татьяна.

Фризе мысленно восстановил путь, по которому они с Марленом шли к заветному торту. Вспомнил Татьяну – крупную улыбчивую блондинку, пригласившую его почаще заглядывать в кафе.

«Вот через это кафе я и слиняю! – подумал Владимир. – Татьяна, наверняка, там не работает, получила, небось, повышение. Заведует рестораном. Или замуж вышла за какого-нибудь занюханного шведа. Но все это не имеет значения. По крайней мере, кто-то из обслуги еще помнит свою заведующую, и на ее имя, как на пароль откроет заветную дверь. Заодно выпью кофейку. Раньше его прекрасно готовили. Потом выйду из кафе в стороне от главного подъезда подальше от любопытных глаз. Схвачу левака и в «Асторию».

Все произошло так, как он и задумал. Перебросился с буфетчицей несколькими фразами, поулыбался. Передал Татьяне большой привет. Она все еще работала в кафе! Только сегодня у нее был выходной. А еще болтают о скоротечности жизни. Десять лет прошло, а Татьяна все еще работает в этом маленьком кафе. И, несмотря на все наши глобальные невзгоды, кофе здесь по-прежнему ароматен и крепок, а пирожные тают во рту.

– Какой вы номер хотите получить, господин Зандерман? – спросила крупная брюнетка со строгим лицом, восседавшая за административной стойкой «Астории».

– Одноместный. Обязательно с ванной.

– У нас все номера с ванной.

– Главное – чтобы был потише. И повыше. Например, пятый этаж. Это реально?

– Как будете платить?

– Карточки «Америкен экспресс» у вас действительны?

– Да! Конечно.

Фризе протянул даме карточку и подумал: «Вот будет фокус, если Хиндеман меня надул. Или уже закрыли этот счет!»

Счет оказался в полном порядке.

Теперь все зависело оттого, как быстро он сумеет разобраться в обстановке. «Быстрота и натиск, – подумал Фризе. И тут же поправился: – Быстрота без натиска. С натиском придется повременить. Резкие движения сейчас опасны».

Еще утром, шагая загаженными переулками в сторону Исаакиевской площади, Владимир придумал легенду: он не просто турист из Германии, без роду, без племени. У него есть прекрасная работа – менеджер по расселению в средненькой берлинской гостинице под названием «Беролина». Отельчик этот располагался на бывшей территории ГДР. Так проще. Меньше шансов напороться на какого-нибудь бойкого «соплеменника», останавливавшегося в «Беролине».

Богатые в ней не селятся, а бедные не останавливаются в «Астории».

И не разъезжают по России. Сложность заключалась в том, что ни в «Беролине», ни в Германии Фризе никуда не был. А про гостиницу наслушался рассказов от своей бывшей любовницы Берты, бывшего игрока сборной России по баскетболу. Ныне проживающей в Швейцарии. Берта так часто ругала свое житье в «Беролине», так подробно живописала плохое обслуживание и изъяны кухни, что Владимир, в конце концов, даже начал сомневаться: не сам ли он жил в этой богом забытой гостинице и не мог допроситься в ресторане хваленого берлинского айсбена? А, вдобавок, еще и корчился по ночам на скрипучей кровати. Язык у Берты отличался образностью.

Дежурная по пятому этажу, хрупкая стройная женщина, возраст которой определить было трудно – от двадцати пяти до сорока – с лицом, как будто скопированным с древнеримской камеи, с пышной копной рыжих волос, отвела Фризе в конец длинного коридора, показала уютный номер с тяжеловатой, под старину, мебелью.

Сказала по-немецки:

– Приятного отдыха.

– Со мной можно и по-русски.

– Вы русский?

– Немец. Но много-много изучал ваш язык перед поездкой. Мой бизнес – гостиница. Хочу посмотреть, как управляются у вас.

– Как странно. Я слышала, что наши специалисты в Германию за опытом ездят. – Она деловито оглядела комнату. – Этот «дипломат» весь ваш багаж?

– Нет, нет. Еще чемодан, но случилась беда. Люфтганза отправила его в Киев. Как это у вас говорят? И на старушку бывает прорушка. Скоро вернут.

– Из Киева? – в голосе дежурной прозвучало сомнение.

Больше ничего не добавив, она вышла из номера, тихонько прикрыв дверь.

Фризе побрился, привел себя в порядок, надел новую рубашку и спустился вниз, в ресторан. Занимаясь расследованием, никогда не знаешь, что произойдет в самое ближайшее время. А он считал, что сытый сыщик способен на большее, чем голодный.

На свой этаж Владимир поднялся с большой чайной розой. Дежурная, склонившись над столом, внимательно изучала какие-то бумаги. Он тихо подошел к столу и положил розу на бумаги.

– Какая прелесть! – восхитилась женщина и подняла голову – Вы? Откуда вы знаете, что мне нравятся чайные розы?

– Это входит в обязанность менеджера по расселению любого немецкого отеля.

– Вы меня разыгрываете. – Дежурная осторожно взяла цветок в руки, поднесла тугой бутон к лицу: – Большое спасибо.

Краем глаза Фризе заметил, что на ее столе лежит какой-то конспект.

– Лернен, лернен унд лернен! – продекламировал Владимир.

Дежурная приложила маленький пальчик к губам:

– Не так громко!

Помадой она пользовалась темно-коричневой, но упрекать ее за это Фризе бы не стал. Помада прекрасно сочеталась с ее рыжими волосами.

– Начальство не поощряет занятий в рабочее время. А учиться приходится. Одного высшего гуманитарного теперь мало. Учусь на курсах менеджмента.

– Прекрасно! У нас есть о чем поговорить! Я закончил высшую школу менеджмента, – вдохновенно соврал Фризе.

– Вечером поговорим. Когда гости утихнут.

Оставшееся до вечера время Фризе употребил с большой пользой: разжился стареньким «жигуленком» первой модели.

К знакомым, у которых можно было бы позаимствовать на несколько дней автомашину, он обращаться не посмел. Все они служили в правовых ведомствах и о степени их надежности Фризе судить не мог.

А единственного старого приятеля, которому он доверял, Владимир держал в резерве. Его помощь могла понадобиться в любой момент. И лишить его колес было бы опрометчиво.

Фризе поехал в Пушкин, на авторынок и около часа употребил на осмотр товара. Каких автомобилей здесь только не было! От сверкающих лаком и хромом «гранд-чероки» до БМВ довоенного выпуска, на которых, вполне возможно, ездили штандартфюреры. Если и не настоящие, то кинематографические.

Скромных, стареньких отечественных марок тоже хватало. Владимира интересовали не только сами «аппараты» но и продавцы. Он выбрал серенькую первую модель «жигулей» с приличным, устойчиво работающим движком. Внешний вид машины, несмотря на все ухищрения продавца, оставлял желать лучшего, но это не смутило Фризе. «Лишь бы гаишники не придрались», – подумал он, критически обследовав машину.

И хозяин вполне устраивал. Плотный круглолицый мужичок лет сорока пяти, уже плешивый, с хитрыми липучими глазками. Он пристально следил за каждым движением потенциального покупателя, прожужжав Владимиру все уши восхвалением своего вышедшего в тираж «коня».

Владимир не перебивал его, не спорил. Внимательно все проверил, попробовал, не провалится ли пол в кабине Спросил:

– Сколько?

– Две.

Фризе закрыл капот и направился к соседней машине.

– Мужик! – продавец схватил его за рукав. – Ты куда? Поторгуемся.

– Тысяча четыреста.

– И твое оформление!

– Давай сядем в тачку, – предложил Фризе.

– Больше не спущу, – проинформировал плешивый, настороженно вглядываясь в лицо Владимиру.

– Я плачу сколько вы запросили, но с одним условием – вы прямо сейчас оформляете на меня доверенность. На один месяц.

Мужик долго молчал, лишь постукивая волосатым пальцем по колену. Наконец, заявил:

– Нет, нет! Ты машину разобьешь или перепродашь.

– В Америку.

– Как это в Америку? – Шутку владелец «жигулей» не понял.

Поэтому Фризе не стал развивать тему.

– Вы ведь продали бы мне тачку за тысячу четыреста?

– Да! Но с твоим оформлением!

– Я вам и даю такую сумму. А через месяц тачку верну. Если от нее что-то останется.

– А деньги?

Владимир вздохнул:

– Деньги сейчас. И назад не потребую. У вас и «капуста» останется, и ваш металлолом.

– Но, но! Она еще года два побегает.

– Согласны?

– Нет! Тут какая-то афера! Ты на моей тачке человека собьешь или грабанешь банк, а я отвечай!

– У вас же останется копия доверенности с моими паспортными данными.

– А вдруг паспорт фальшивый.

– Ну, нет, так нет! – Фризе с трудом выбрался из «жигулей».

Отвык от маленьких машин. Он решил пойти по второму кругу, с сожалением констатировав: «Физиономист из меня получился плохой, теряю квалификацию». Однако, не прошло и пары минут, как его бесцеремонно дернули за рукав: плешивый крепыш заговорщицки подмигнул и жестом пригласил его подойти к машине.

– На болтовню времени нет, – отрезал Фризе. – Да или нет?

– Да. Но… – Мужик смотрел умоляюще. – Есть несколько вопросов.

– Мое условие – оформить все немедленно.

– Я об этом же. Но за оформление будете платить вы.

– Хорошо. – Владимир улыбнулся, отметив, что продавец впервые обратился к нему «на вы». Что ж, и так бывает.

Пришлось и еще помучаться с владельцем: внимательно изучив паспорт, тот потребовал, чтобы Фризе снял ксерокопии. Из этого у плешивого ничего не выгорело. Потом он бегал в пункт обмена валюты – проверял, не вручил ли ему покупатель фальшивые стодолларовые купюры? Капюры, как он их называл. Поворчал, что они старого образца.

В шестом часу Фризе высадил Ручкина Павла Петровича – так величали продавца – у подъезда его панельного хрущевскою дома на Путиловской улице.

– Вы поосторожнее с ней! – придирчивым хозяйским взглядом оглядев в последний раз автомашину, напутствовал Павел Петрович Владимира. Наверное, уже прикидывал, как через месяц повезет ее снова на авторынок. – Движок у лайбы хоть куда! – Он вздохнул.

Наверное, какие-то сомнения все же грызли ему душу. – Телефончик у вас есть, адресок тоже. Как справите дела – дайте весточку.