Текст книги "Искатель, 1997 № 09"

Автор книги: Джон Кейт (Кит) Лаумер

Соавторы: Сергей Высоцкий
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)

Первые проблески

Корнилов пожалел, что не спросил у Бориса Федоровича, в каком доме он живет, не спросил даже фамилии. Конечно, найти его не составит особого труда – любой житель Батова наверняка укажет, где обитает человек, записывающий голоса птиц. Досадно было другое – он, Корнилов, живет в этих местах уже несколько лет и почти ни с кем не познакомился, не завел дружбы. Какая-то линия отчуждения пролегла между ним и местными жителями. Нет у него, хороших знакомых и среди дачников.

Людей можно понять. Всем известно, что на берегу Оредежи поселился отставной генерал. Кто будет набиваться в друзья? Неудобно. Одним деликатность не позволяет. Другим – застарелое недоброжелательство к милиции: «Еще чего! Стану я водиться с ментом!» А пьяниц, которым море по колено, он и сам отвадил, когда зачастили они «на огонек». То стрельнуть деньжат, то просто попросить до завтра поллитровку.

Но сам-то он? Почему отгородился от людей?

Своим успехом на службе в уголовном розыске, Игорь Васильевич во многом был обязан особому дару общения. Умел располагать к себе людей. Даже уголовников. В молодости, работая участковым оперуполномоченным, не побоялся пойти ночью на Смоленское кладбище на правеж, куда его пригласили однажды воры. И, сумев сказать им свое – «петушиное слово», ушел без потерь тогда, когда посчитал нужным.

«Стар я, наверное, стал, – сетовал Корнилов. – Ворчлив и консервативен. Подрастерял свое обаяние. А может, обиделся на весь мир?»

Сейчас, вспомнив встречу с Борисом Федоровичем, он сделал себе выговор за то, что не открылся ему. Не сказал, что пещеры его очень даже интересуют, а стал отнекиваться, придумал какого-то мифического рыбака! Мог бы сказать своему новому знакомому правду. Не об убийстве в «Астории», конечно, а про то, что пропал иностранец, который, возможно, собирался приехать в Рождествено на поиски пещер. Борис Федорович мог бы помочь. Местный, знает здесь каждый пригорок.

Приступ самобичевания пошел Корнилову на пользу: «Если я способен взглянуть на себя со стороны – еще не все потеряно. Может быть, к столетнему юбилею приличный человек из меня и получится?»

Худенький паренек лет двенадцати ловил рыбу на полуразвалившемся пешеходном мостике через Оредеж. У него Корнилов спросил, где живет орнитолог Борис Федорович.

– Дядя Боря? В двадцать первом доме. Квартиру не помню, в первом подъезде.

«Чего они такие бледные, деревенские мальчишки? – думал Корнилов, поднимаясь по заросшей густым кустарником тропинке в гору. – На дачников посмотришь – те все коричневые».

Бориса Федоровича он нашел сразу. Позвонил в первую попавшуюся квартиру – и через несколько мгновений увидел его на пороге.

– Сюрприз! – радостно провозгласил старший сержант запаса. – А я собрался вас проведать. Заходите, заходите. – Он пропустил Корнилова в крошечную – двоим в ней трудно было повернуться – прихожую, старательно запер дверь на несколько замков и пригласил гостя в комнату.

Генерал заметил, что квартира однокомнатная, кухня не больше прихожей, а комната настолько заставлена мебелью, что оставался лишь узкий проход к окну. «Наверное, жили в деревенском доме, а когда переезжали – жаль стало расставаться с мебелью».

Его внимание привлекли развешанные по стенам картины. Выжигание по дереву. Главной – и единственной! – героиней художника была природа. Птицы и животные в своей среде обитания: глухарь, токующий на сосне, лиса, мышкующая у стога сена, медведица с медвежонком… Пейзажи. Несколько удачных копий Левитана и Шишкина.

– Ваша работа?

– Да. Балуюсь помаленьку. У пенсионера времени намного больше, чем денег. – Борис Федорович окинул беглым взглядом стены, завешенные плотными радами картин – настолько плотными, что не видно было обоев. Добавил: – Персональные выставки устраивают. В Гатчине, в Сиверской. Один раз даже в Питере выставлялся.

Он усадил гостя на диван, примостился напротив на скрипучем стуле.

– Я после нашего разговора вспомнил кое-что про пещеры. В восемьдесят четвертом году, летом – год был засушливый, торфяники горели – в Рождестве не, в пещерах ЧП произошло. Вам это интересно?

– Очень. – Корнилову почудилось, что в прищуренных глазах хозяина блеснули озорные огоньки. – Я вам потом расскажу причину моего любопытства.

– Ладненько. Значит, докладываю: мальчишки нашли у входа в одну из пещер убитого дядьку. Ему голову проломили. Не то ломом, не то топором. Не помню. А второго мужика в пещере засыпало. Его так и не откопали.

– Откуда известно про второго? О том, что его засыпало?

– Да, как вам сказать? Человек же пропал. А вещички остались. Второй вещевой мешок. Все можно думать. И у мертвеца в руках был трос. И этот трос уходил в завал. Рождественские мужики помогали милиции раскапывать – метр пройдут, песок снова осыпается. Три дня мучились, так ничего у них и не получилось. Не откопали. С тех пор осталась в Рождествено только одна пещера. Один вход. Да, и он наполовину завален. Сколько я говорил начальникам укрепите пещеру, это же уникальное явление природы. Да кому хочется лишние заботы на себя взваливать?

– Чем же то дело закончилось?

– Да ничем! Как всегда, ничем. У меня двоюродного брата убили – тоже топором зарубили. Жил недалеко от вашей дачи. Милиция приехала, походили милиционеры, головами покачали и разъехались. Я им сказал – жена его ухайдакала! По пьянке. Давно грозилась. Нет, не послушали. Дождались, когда она своего второго мужика таким же способом на тот свет отправила. Вот уж тут они зачесались! А результат? Баба в обоих убийствах призналась.

– А что за человека убили у пещеры? – вернул Корнилов рассказчика к интересующей его теме.

– Иностранец. Итальянец, кажется. Или немец. Вам, товарищ генерал, выяснить это – раз плюнуть. Затребовали бы дело из архива. Ать-два!

– Я генерал отставной! «Ать-два» не получится. А история с вашими пещерами непростая. Если откровенно – меня друзья попросили в частном порядке им помочь. Выяснить – есть ли пещеры? Не легенда ли?

– Есть. За это я ручаюсь, – серьезно сказал Борис Федорович. – Что еще?

– Опять у иностранцев пробудился интерес к этим пещерам.

Интересно, каким они медом помазаны?

– Наши места знаменитые! Рылеев, Набоков.

– Знаю, знаю. Рукавишников, Шишкин, Фридерикс и Витгенштейн. Интерес туристов понятен. Но если гражданин Германии приезжает сюда с единственной целью – познакомиться с пещерами… С пещерами, которых по-сути и не существует.

– Как же не существует! – горячо запротестовал Борис Федорович. – Есть они, есть! Были! И наш питерский спелеолог приезжал – Вот, вот! Вы правильно сказали – были пещеры. А теперь нет.

А люди едут. Кстати, про питерского спелеолога вы мне не расскажете?

– Расскажу. Пороюсь в дневниках за девяноста третий год, разыщу.

– Буду вам благодарен. И хорошо бы – не откладывая на завтра.

– Сейчас и посмотрю. – Борис Федорович поднялся, подошел к изящному угловому шкафчику красного дерева. Шкафчик этот, среди видавшей виды старой советской мебели, выглядел случайно заглянувшим в комнату франтом. И посуда на верхних полках была ему подстать – изящные фарфоровые тарелочки и блюдца.

Корнилову особенно понравился синий молочник с портретом Бонапарта. Такой молочник когда-то украшал кофейный сервиз в богатой дворянской усадьбе или даже княжеском дворце.

Хозяин вытащил из шкафчика пачку толстенных тетрадей и, вернувшись к столу, начал их не спеша листать.

– Не хочется волну поднимать, – сказал Корнилов. – Но кое-что еще я вам расскажу. Строго между нами.

– Я так и подумал – не зря расспрашиваете. – Не отрываясь от тетрадей, отозвался Борис Федорович. – Вчера послушал вас, понял – и расспросить хотите и боитесь. Извините за грубость: и на елку влезть охота, и ободраться страшно.

– А вы психолог. – Игорь Васильевич рассмеялся. – Преподавали в школе?

– Для школы – мордой не вышел. Высшего образования не получил. Война. Потом лесником работал, телефонистом на линии, пожарником. А последние годы – здесь, в Батове, кочегаром на птицефабрике.

– Богатая биография.

– Лучше бы я был богатый, а не биография! – с сожалением сказал хозяин. – А дело с тем убитым заглохло. Покопались мужики в пещере пару дней и врассыпную. Кому охота под обвал угодить? Через месяц об этом ЧП никто и не вспоминал. Ага, вот, кажется нашел Сушу. Так, так… июль, август… Семнадцатое августа. Температура, погода… «Приехал спелеолог Олег Витальевич Суша. Водил его к рождественским пещерам. Пускали терьера Топа.» Я вам об этом и рассказывал.

– Адреса Суши нет?

– Записал! И телефон. Он у меня два дня прожил. Можно сказать, подружились. Греческий проспект, дом четыре.

– Не ездили к нему? – спросил Игорь Васильевич, записав координаты спелеолога.

– Не выбрался. Не люблю я город. Сплошная бестолочь, шум, пыль. Все куда-то несутся. Что ни магазин – обязательно с замахом. Дом тканей, Дом мебели, Дом паркета, Дом привета.

– Что-то я «Домов привета» не встречал.

– Это я так «Дом правительства» называю. Там же у нас все «с приветом».

Корнилов покашлял, стараясь скрыть улыбку.

– Понятно. Теперь, Борис Федорович, расскажу о чем обещал.

Один из немцев, интересующихся рождественскими пещерами – пропал. Как сквозь землю провалился. Может, в эти пещеры?

– А второй немец?

«Да-а, с этим орнитологом зевать не приходится, – подумал Корнилов. – Ему бы в прокуратуру».

– А второго убили.

– Опять у нас?

– В Питере.

– Вы, товарищ генерал, не беспокойтесь, – Борис Федорович насупился, покачал головой. – Я соображаю, о чем болтать можно, о чем нельзя.

– Это я сразу понял, старший сержант, – в тон ему ответил Корнилов. – Надо бы выбрать время, да прогуляться в Рождествено. Взглянуть на пещеры. На то, что от них осталось. Вдруг этот бедолага туда сунулся?

– Хорошо. Я вечерком туда и прогуляюсь. У меня двоюродный брат радом с пещерой живет. Заодно навещу его. А если вы туда пойдете – население сразу приметит: чегой-то генерал по пещерам шастает?

– Что я, и шагу не могу ступить не привлекая внимания? Столько лет тут обитаю!

– На особицу живете. В стороне от населения. Люди поэтому и замечают больше, чем нужно.

– Ладно! – согласился Корнилов. – Сегодня сходите на разведку один, а потом отправимся вместе. Денек походим по Оредежи, осмотрим дворец Рукавишникова, кладбище. Как будто бы вы меня просвещаете. Рыбку половим. Балуетесь?

– Еще как!

– Прекрасно. А потом, ненароком, и пещерами поинтересуемся. А народ пусть судачит. Это у нас пока можно делать бесплатно. Разговоры налогом не облагаются.

Наколка

Вечером, увидев Фризе с чемоданом, дежурная по этажу удивленно воскликнула:

– Уже вернули багаж из Киева?

– Люфтганза печется о своих пассажирах! – гордо изрек Владимир. – Я правильно употребил слово «печется»? Так говорят по-русски?

– Печется? – в голосе молодой женщины чувствовалось сомнение. – Печется пирог в духовке – это да. А Люфтганза? Может быть, раньше так писали в книгах?

От опасной темы порядков в германской авиакомпании они ушли к проблемам языка. И попутно Владимир выяснил, что женщину зовут Маргарита.

В половине первого ночи он сидел на удобном диване рядом со столом дежурной и вполголоса беседовал о насущных проблемах гостиничного бизнеса. Мельком взглянув на график дежурств, Фризе выяснил, что в день убийства Потта и пропажи Вильгельма Кюна, вахту несла Е.П.Семенова. Его особенно заинтересовала организация дежурств, замены в случае внезапной болезни кого-то из горничных и коридорных.

– Какая система? – удивлялась Маргарита. – У меня записаны телефоны и адреса моих коллег и горничных. – Она достала из стола большую, с синей обложкой книгу, раскрыла на первой странице: – Видите? Тут все про все, как говорится. Домашний адрес, телефончик. Иногда и два. Знаете, девушка может отлучиться из дому, милого дружка посетить. Если не замужем, – добавила она и улыбнулась.

– А замужним милого дружка нельзя завести? – Фризе пробежал глазами колонку фамилий. Некоторые были вычеркнуты. Но Семенова Е.П значилась в составе действующих. Звали ее Елена Петровна. Здесь же были записаны адрес и телефон.

– Ни в коем случае! – Маргарита озорно блеснула глазами.

Они поговорили еще минут пятнадцать. Потом Фризе спросил:

– А как вы смотрите на бокал Мозельского?

– Я бы с удовольствием, – шепнула дежурная. – Но у нас сейчас служба безопасности свирепствует. Засекут, что я вошла в номер гостя, – верное увольнение.

Владимир и не собирался приглашать Маргариту в свою комнату – намеревался принести бутылку в холл. Но предпочел об этом умолчать.

– Будет желание – можно сделать это в свободное время. – Женщине удалось произнести фразу почти равнодушно, однако Фризе почувствовал, что она не прочь продолжить дискуссии о гостиничном бизнесе в другой, менее официальной обстановке. – Я живу совсем недалеко. На улице Морской. Рядом с Невским.

– Прекрасно. Завтра?

– Нет, нет! Не завтра. Послезавтра. Я вам позвоню утречком.

– А телефон… – Он засмеялся. Наверное, дежурной не надо заглядывать даже в телефонник. Она назовет номер телефона любой комнаты на этаже, разбуди ее среди ночи.

– А какие духи предпочитают молодые и привлекательные сотрудницы «Астории»?

В правом кармане его брюк лежал флакон «Мажи», в левом – «Шанель № 5». Он надеялся, что у этой простоватой, несмотря на вполне современный и ухоженный вид, молодой женщины не слишком богатое воображение. Но ошибся. Маргарита назвала «Аллу».

– «Алла» за мной, – бодро шепнул Фризе, скрывая разочарование. Он поднялся. – Жду сигнала.

В номере он записал адрес и телефон дежурившей в день убийства Потта и исчезновения Вильгельма Кюна Елены Петровны Семеновой.

Жила она в пригороде – в Павловске. И второго телефона у нее не было.

Утром, прикинув по времени, что Маргарита уже должна была смениться, Фризе набрал номер дежурной.

– Пятый этаж, – отозвался приятный, но очень ленивый голос.

– Это не Елена Петровна?

– Нет. Елена Петровна будет через неделю.

– Уж не заболела ли?

– А кто ее спрашивает? – лень из голоса дежурной как ветром сдуло. Осталось одно любопытство.

– Секрет.

– Нет, правда! Кто это? Миша? Я голос узнала!

– Сначала скажите, что с ней случилось.

– Ребенок заболел. Это вы, Миша?

– Да, Миша, – сообщил Фризе, чтобы не огорчать догадливую женщину. Но не удержался и добавил: – Жванецкий.

От старого – не дворцового – жилого Павловска осталось немного. Но и это немногое порадовало Фризе. А старинный дом на Широкой улице, в котором обитала Елена Семеновна, напомнил ему Карловы Вары. Три высоких этажа, эркеры в бельэтаже, чудом сохранившаяся лепка по фронтону. По тому, что в бельэтаже были вставлены пакетные, как их нынче называют, окна, чуть затененные, а может быть и пуленепробиваемые, можно было судить, что там нашел приют человек не бедный. Похоже, от его щедрот кое-что перепало и остальным жильцам – вход в подъезд преграждали мощные дубовые двери. И красовался современный «сезам» – хромированный домофон.

Владимир дважды проехал мимо старинного дома и не смог заметить никаких признаков жизни. Никто не вышел из подъезда, не открыл окно или форточку. Не отдернул даже занавеску там, где они имелись.

«Как на кладбище, – подумал Фризе. – Можно понять почему нет шевеления в бельэтаже. Хозяин кует монету, хозяйка купается на Багамах. А другие жильцы? Елена Петровна из «Астории», у которой неожиданно заболел ребенок?»

Он поставил старенький «жигуленок» на платной стоянке для туристов и отправился на Широкую улицу пешком.

Оказалось, что в интересующем Фризе доме, жизнь все же теплится: в полуподвальном этаже открылось одно из окон. Там слышались женские голоса, характерное прерывистое гудение стиральной машины. А дубовые двери подъезда растворились и выпустили плотную даму лет пятидесяти, в блестящей, похожей на кольчугу, кофточке. Лицо у дамы было очень решительное и злое. Сочетание непреклонности и почти рыцарской экипировки создавало впечатление, что женщина отправилась на войну. Конечно, дама могла оказаться и Еленой Петровной, но Фризе успел заметить, что в «Астории» при подборе женского персонала всерьез относились к внешнему облику дам.

Он все же решил пойти на риск и окликнуть женщину. И если она не отзовется на Елену Петровну, отпустить ее с Богом. Пускай шагает в свой крестовый поход и воюет с продавцами. На обратном пути будет посговорчивее. Но пока в его голове прокручивались все эти мысли, произошло непредвиденное событие: к даме под ноги с ласковым мяуканьем бросилась пушистая рыжая кошка. И тут же была отброшена в сторону сильным ударом ноги.

Фризе с сочувствием посмотрел на кошку: «Получила? На войне, как на войне». И не стал окликать обидчицу. Не может быть такой жестокой женщина, которой приходится постоянно иметь дело с людьми, быть вежливой и покладистой.

Минут десять он бродил по улице, пока, наконец, из подъезда не выплыл высокий сутулый старик. У старика под мышкой была зажата пачка газет и складной зонт. Дедушка постоял минуты две в глубокой задумчивости – наверное, определял в какую сторону ему отправиться и не вернуться ли домой?

Погода стояла солнечная, безветренная и старик решился: медленно побрел в сторону парка.

«Он-то мне и нужен! – подумал Владимир. – От хорошего собеседника на парковой скамеечке многое можно узнать».

Прикинув, что дедушка далеко от него не убежит, Фризе прошел мимо дома, на секунду задержавшись у домофона. Седьмая квартира, в которой обитала Елена Петровна, располагалась на последнем этаже.

Через несколько домов, таких же старинных и ухоженных, он свернул направо, потом еще раз направо и тихой улочкой добрался до парка. Старик не углублялся далеко в рощу и устроился на скамейке под могучим вязом. Газеты лежали рядом с ним, а сам он смотрел отрешенным взглядом то ли в далекое прошлое, то ли в ближайшее будущее.

– Не возражаете? – Фризе показал на скамейку.

– Если вам так хочется… – Старик пожал острыми плечами. Даже не взглянул на Фризе. Судя по его безразличию, по рассеянному виду, он и не вспомнил, что четверть часа назад встретил этого молодого мужчину рядом со своим домом.

Фризе надеялся, что старик заговорит первым. Но дед не проявлял желания обсудить последние политические новости. Минут пять прошли в полном молчании. Неожиданно дед повернул голову к Фризе и показал на маленький приемничек, висевший на тонком ремешке у него через плечо:

– Не возражаете?

– Пожалуйста.

Старик включил приемник. Обозреватель радио станции «Свобода», вещал о том, как большевики разорили крестьянские хозяйства. Послушав не более минуты, дед нажал кнопку:

– Не выношу тошнотворный голос Анатолия Стрельного.

«А дедушка мыслит еще вполне разумно, – внутренне усмехнулся Владимир. – Тошнотворный голос! Это же надо так припечатать!» Сам он с интересом слушал информационные передачи «Свободы», а заунывные, до предела политизированные передачи комментатора Стрельного выключал сразу.

– Почему вы меня ни о чем не расспрашиваете? – поинтересовался дед, по-прежнему рассматривая какие-то, ведомые лишь ему одному, пределы.

– О чем я должен вас расспрашивать? – вежливо поинтересовался Фризе.

– О Жоржике Семенове.

У дежурной с пятого этажа «Астории» Елены Петровны тоже была фамилия Семенова. Старик жил с ней в одном доме, так что ошибка исключалась.

– А можно мне – для начала – узнать как зовут вас?

На этот раз старик соизволил взглянуть на Владимира. Темные его глаза слегка слезились, но смотрели с вызовом. И с недоверием:

– Так-таки и не знаете? И встретились мы случайно?

– Честное пионерское, случайно. А вот вопросы у меня не случайные.

– Я иногда на сон грядущий детективы почитываю. Те, которые сумею в библиотеке взять. И все удивляюсь – там, коли сыщик выуживает из человека информацию, всегда на кон зеленую бумажку ставит. У нас нынче все в товар превратили. Даже совесть. А за информацию платить не хотят. До вас меня уже два шпика расспрашивали. И намека на магарыч не сделали. Даже чванливый немчик. – Он засмеялся, заливисто, как ребенок. Но и с ехидцей. Фризе подумал о том, что ни одному из шпиков, дед не исповедовался.

Отсмеявшись, он соблаговолил по-старомодному поклонившись представиться:

– Роман Андреевич.

– Владимир Петрович. – Фризе решил не ударить в грязь лицом и тоже чинно склонил голову. – Я частный сыщик. И мои клиенты платят за информацию. Так что…

– Частный сыщик? Не слабо, как говорит мой внук. А щедрые у вас клиенты?

– Щедрые.

– Это хорошо. Вот получу от вас чаевые…

– Гонорар. Если заработаете.

– Гонорар? Как благородно звучит. Коль заработаю – прямиком отсюда в супермаркет. Есть у нас тут забегаловка с таким названием. Куплю кило докторской колбасы. Нет! Докторскую я двенадцатого покупаю, в пенсионный день. Куплю сыра французского грамм сто. Бри. Когда-то едал в Париже. Куплю бананов – как раз по моим зубам. Куплю… Вы чего молчите? Спрашивайте!

– У Елены Семеновой заболел ребенок?

– Вчера здоровенький был. Ребенок-хаменок. Уехал вместе с матерью. В деревню, к бабушке.

– Адрес знаете?

– Знаю. А вы не обманете? – Старик потер друг о друга большой и указательный пальцы. Пальцы у него были длинные и загорелые. С распухшими костяшками.

Фризе достал из кармана пятидесятидолларовую купюру. Протянул старику:

– Да что вы! Слишком много.

– Берите. На сыр бри.

– Спасибо. – Дед сложил ассигнацию вдвое и положил в нагрудный карман ветхой от частых стирок голубой рубашки. Потом отцепил из-под лацкана пиджака булавку и зашпилил ею карман.

И только после этого выдал первую информацию – В Саблино они уехали. Есть такое местечко под Питером. Советская улица, номер дома не знаю. Где-то недалеко от станции.

Владимир вспомнил, что совсем недавно на газетном развале ему бросился в глаза аршинный заголовок в одном из еженедельников: «Тайны Саблинских пещер». О том ли Саблине говорил дед, Фризе не знал. Он и не подозревал о том, что существует это Саблино, а в нем – таинственные пещеры. Расспрашивать деда Владимир не стал – любой водитель по дороге подскажет как туда добраться.

– Роман Андреевич, а сам Жоржик Семенов тоже в Саблино?

– Этого я не знаю. Дома его нет уже дней десять. А куда подевался – мне не доложил. Жоржика-то все и разыскивали. До вас.

– А кто конкретно?

Старик задумался. Потом сказал с сомнением:

– Не знаю, как вам объяснить… Достоверными сведениями не располагаю. Никто из них удостоверений мне не показывал. А у вас, кстати, есть документ?

Фризе достал свою лицензию, протянул деду:

– Берите, берите!

Но Роман Андреевич лицензию в руки не взял. Чуть отстранившись, посмотрел внимательно и взмахом руки показал, что можно убрать.

– Хорошо-хорошо! Поделюсь наблюдениями. Первый шпик был из новых русских. Приехал на шикарном лимузине, остановился на противоположной стороне улицы, и часа два наблюдал за домом.

По фигуре – вылитый Василий Алексеев. – Старик сделал паузу, покосился на фризе. – Вы, наверное, и не слышали о таком?

– Слышал. Штангист, чемпион.

– Правильно. Вот и этот молодец – чемпион. По еде. Стрижка короткая, живот – во! Сидел на том же месте, где и вы сейчас сидите. Спросил, нс знаю ли я Жоржика? Ну, как не знать! В одном доме живем. А где он? Тут уж я молчок. Когда сопляк ко мне на «ты», да дедом величает, на сотрудничество нечего рассчитывать

Он в конце разговора так рассердился, что пообещал вернуться и душу из меня вытрясти. Тоже, испугал!

Дед излагал интересные сведения, но уж очень подробно, а времени у Фризе было в обрез. Он еще раз убедился в том, узнав, что до него здесь уже побывали другие заинтересованные лица, хорошо знавшие чего ищут.

– Роман Андреевич, в деле, которое я расследую, важно не опоздать. Может быть, от моей расторопности, зависит судьба человека.

Давайте договоримся – короткий вопрос, короткий ответ.

– С этого бы и начинали. Ало я разливаюсь соловьем! – пробурчал дед. – Спрашивайте.

– «Штангист» не сказал, откуда он?

– Нет. Но мне показалось из милиции.

– Почему вы так решили?

– Пока он следил за ломом из своего шарабана, подъехал гаишник. Я загадал – сейчас толстый даст взятку. Ничего подобного. Сунул инспектору какой-то документ. Тот взял под козырек и смылся.

– «Штангист» спрашивал только о Жоржике?

– Да.

– А кто был второй?

– Немец. Лет сорока пяти. Мрачнее тучи. Рожа разъевшаяся.

На Кюна этот немец совсем не походил. Ни лицом, ни возрастом.

– Немей тоже подловил вас в парке?

– Дома.

– Он только к вам обращался?

– И к Марфиным с последнего этажа. Больше никого в доме не было. Банкир с бельэтажа с семейством жирует в заграницах, Семеновых ветром сдуло. Только я и Марфины.

– Что спрашивал?

– Опять про Жоржика. Он его Георгом Семеновым величал «Давно ли уехал? Куда?»

– Вы сказали?

– Еще чего? Буду я перед каждым немцем распинаться.

– Он сказал, что приехал из Германии?

– Сказал. Ему, видите ли, поручил повидаться с Жориком его бывший начальник и приятель. Такая смешная фамилия – Суша.

– Немец не назвался?

– Не посчитал нужным. И уехал ни с чем!

– А где работает Семенов?

– В дирекции Павловского музея-заповедника. А Суша когда-то был заместителем директора. А потом сменил Ленинград на Мюнхен. Наверное, немало ценностей перетаскал из запасников. – Похоже, эта мысль только что осенила старика. И очень ему понравилась: – Вполне допускаю! То-то вы все переполошились!

Фризе хотел возразить: «Я об этом Жоржике только от вас и услышал». Но вовремя остановился. Неизвестно, закончился ли поток визитеров к деду. И следующий визитер может оказаться еще щедрее.

– Про запасники вам интуиция шепнула?

– Не иронизируйте, молодой человек! В нашем деле интуиция играет ведущую роль! Если вы занимаетесь сыском, то хорошо это знаете.

– Вы юрист? – Фризе догадался, откуда у старика способность точно выражать свои мысли и пару раз мелькнувшие в речи профессиональные термины.

– Был прокурором района. Теперь живу на пенсию. Газеты вот, – он положил сухую пятнистую ладонь на пачку газет, – читаю старые. Собираю на вокзале. Теперь по поводу интуиции. Я слышал когда-то разговор Жоржика с Сушей. Они обнаружили в архивах документы о художественных ценностях, которые фашисты собрали, но не успели вывезти в Германию.

– А вы не сообщили властям?

– Да о чем вы говорите, молодой человек?! Скажи я властям – они бы себе все это и присвоили. Лично себе! Я не прав?

– К сожалению, правы.

– Вот видите! – Дед опять залился искренним подкупающим смехом. Как дитя – Очень рад, что с вами пооткровенничал. Кстати – может быть, это будет интересно, – у Елены Семеновой во время дежурства в «Астории» убили какого-то немца. Слышали?

– Слышал.

– Это было… Эго было… Дней десять назад. Точнее не помню. – Старик виновато улыбнулся. – Память подводит на цифры. А дни недели помню. С воскресенья на понедельник это было. Утром мне принесли пенсион. А очень рано утром – часов в пять, может, и раньше, зa Жоржиком кто-то заехал на машине. С тех пор он и пропал.

– Кто заехал?

– Не видел. И машину, как следует, не разглядел. Еще темновато было. Одно могу твердо сказать – небольшая иномарка. Светло-зеленая. А капот потемнее. Небось, после аварии.

– Спасибо. – Фризе поднялся.

К полудню город приобрел вполне туристический вид. По улицам медленно ползли кавалькады пестрых, сверкающих лаком автобусов, везде слышалась иностранная речь, чистенькие, ухоженные заморские старики и старушки с необыкновенным азартом расходовали кино– и фотопленку.

«Где-то среди туристов может разгуливать и Тосико», – подумал Фризе, без всякого интереса разглядывая нарядную многоязыкую толпу. Выйдя из парка, он осторожно понаблюдал за бывшим прокурором. Старик по-прежнему сидел на скамейке, не притронувшись к газетам, не поспешив в магазин потратить легко заработанные деньги.

По мере того, как Владимир приближался к своему «жигуленку», желание сесть за руль и мчаться в неизвестное местечко Саблино на поиски Елены Семеновой заметно поубавилось.

Он сел в машину, опустил стекло и задумался. Ощущение неудовлетворенности не покидало Фризе с того момента, как он заговорил с дедом на скамейке в парке. Фризе знал – пока не докопается до причины этой неудовлетворенности – нельзя допустить никаких резких движений! Никаких поездок и поисков!

Что же важное в разговоре с отставным прокурором прошло мимо его внимания, но отложилось в подсознании? И теперь дает о себе знать, как оскомина от кислого яблока.

Несвойственная таким пожилым людям развязность, с которой дед намекнул на магарыч?

Нет. Приходит в жизни момент, когда начинает диктовать желудок. А желудок с этикой не знаком.

Подозрительная осведомленность экспрокурора о жизни и делах своих соседей? Это бывает.

Легкость, с которой Владимиру удалось найти словоохотливого – и жадного – деда, обладающего необходимой ему информацией? Не выглядит ли такая встреча подстроенной?

Выглядит.

Фризе об этом думал и во время разговора со стариком. Но кому могло прийти в голову, что он поедет разыскивать Елену Семенову? Поедет сегодня, именно в это самое время?

Нет, встреча со стариком случайная, не подстроенная. Просто повезло. В его следственной практике бывали и более везучие моменты.

Тогда откуда же это неясное, тревожащее ощущение, как только что увиденного, но тут же забытого сна?

У газетного киоска, на пересечении улиц, толпились иностранцы. Фризе машинально отметил, что никто не покупает ни журналов, ни газет, хотя там продавалась и зарубежная пресса. Все покупали открытки с видами Павловска, наборы матрешек, хохломские безделушки.

Газеты! Он, наконец, выудил из подсознания мимолетное впечатление, не дававшее ему покоя. Газеты! Пачка газет, лежащая на скамейке! Газет, которые дед, якобы, подобрал на станции. В какое-то мгновение порыв ветра растрепал страницы, и Фризе краем глаза заметил на «Петербургских ведомостях» – это он сейчас отчетливо представил – несколько цифр: 9—11. Девять – это был номер дома на улице Широкой, в котором жил и старик, и Елена Петровна, одиннадцать – номер квартиры, дежурной из «Астории».

Была вероятность, что дед Роман Андреевич по случаю отъезда четы Семеновых изъял газеты из их почтового ящика, но Фризе в это не верил. Бывший прокурор ворует газеты? Может быть, получал от Семеновых старые, уже читанные? Тоже нет– газеты не выглядели мятыми и зачитанными.

Напрашивался вывод – дед был родственником Семеновых. Жорика или Елены. И жил с ними в одной квартире. И все, что он убедительно излагал Владимиру в парке было выдумкой. «Нет, не все, – остановил себя Фризе. – Если Роман Андреевич бывший юрист, прокурор, он знает, что самая убедительная ложь изготовляется пополам с правдой».

Следующие полчаса Фризе посвятил поискам адвокатской конторы. Расспросив секретаршу, кто из адвокатов сейчас принимает, он, к ее удивлению, выбрал самого пожилого и через несколько минут уже знал, что районный прокурор Семенов ушел на пенсию лет пятнадцать тому назад, пытался заниматься адвокатской практикой, но потерпел фиаско – клиенты обходили бывшего прокурора стороной.