Текст книги "Искатель, 1997 № 09"

Автор книги: Джон Кейт (Кит) Лаумер

Соавторы: Сергей Высоцкий
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)

– Ну кто доверится бывшему районному прокурору? – заключил свой рассказ, похожий на разъевшегося кота, собеседник. – Жаль бедолагу. – Адвокат притворно вздохнул, но его тонкие губы под седой щеточкой усов изогнулись в ехидной усмешке. И Владимир подумал: «Не клиенты сторонились деда, а коллеги-адвокаты его слопали!»

Фризе знал, как трудно бывает прокурорским работникам ужиться со своими бывшими оппонентами.

Виски с острова Скай

– Игорь Васильевич!

Корнилов поднял глаза и увидел у калитки соседа по даче Болеслава Творожникова.

– Смелее, Болеслав Иванович! Калитка не закрыта. – Корнилов отложил на скамейку потрепанный том Семенова-Тян-Шанского и поднялся с шезлонга.

Появление соседа, известного питерского журналиста, удивило его. Они были едва знакомы, и Творожников никогда не проявлял желания сойтись поближе. «Здрасте» и «до свидания», «Хороший выдался денек» – дальше этих фраз, брошенных через забор, разделивший сосновую рощицу, в которой стояли их дома, почти никогда не шло.

Если они сталкивались лицом к лицу на прогулке в лесу, Болеслав Иванович обязательно спрашивал: «Ну как ваши яблони? Плодоносят?» Даже если встреча происходила холодным январским деньком. А Корнилов был сдержан с соседом, потому что не любил навязываться.

И вот сейчас Творожников впервые за многие годы открыл калитку и не спеша двинулся к Игорю Васильевичу по тропинке среди буйно цветущих кустов шиповника. Журналист был высок, широк в плечах, носил коротко стриженные бороду и усы, тщательно следил за модой. Даже теперь на нем были белоснежные брюки, какой-то пестрый муарчатый жилет и рубашка с узким стоячим воротником. И очки с узкими, слегка дымчатыми стеклами. Творожников улыбался, но даже дымчатые стекла не могли скрыть холодный блеск его глаз. Они у Болеслава Ивановича всегда были холодными и, как казалось Корнилову, злыми. Даже в тех случаях, когда Творожников беседовал в телестудии с человеком, которому явно симпатизировал.

– Рад, что заглянули. – Игорь Васильевич протянул гостю руку.

Пригласил сесть в шезлонг.

– Спасибо, спасибо! – сосед скользнул взглядом по дому, оглядел сад, как будто видел его впервые. Корнилов подумал, что Болеслав Иванович сейчас спросит: «Плодоносят ли яблони?» Но гость заметил на скамейке книгу:

– О! Петр Петрович! «Полное географическое описание нашего Отечества». Знатно, знатно! Изучаете окрестности?

– Да так, от безделья листаю.

– Редкая книга!

– Может быть, выпьем кофе? – предложил Корнилов.

– Спасибо. У меня другое предложение. – Болеслав Иванович помедлил, еще раз взглянул на увесистый том. – Как вы относитесь к виски?

Игорь Васильевич усмехнулся. Хотел ответить: «Прохладно», но сдержался. Уж слишком торжественно и многозначительно был задан вопрос.

– С почтением. Как подобает относиться ко всем крепким напиткам.

– Прекрасно. Хотя этот напиток, – Творожников сделал ударение на слове «этот», – заслуживает особого пиэтета. Короче – я вчера прилетел из Лондона. С хорошим подарком – с бутылкой виски. Очень старого и очень дорогого. Виски с острова Скай. Называется «Талискер». Мне бы на эту бутылку не хватило моей годовой зарплаты. Продегустируем?

Почувствовав, что Корнилов сомневается, сосед добавил:

– Я дома один. Посидим у камина, поболтаем.

У Игоря Васильевича не было причин отказываться. И любопытство разбирало – с чего бы этот сноб решил зазвать его на дачу, да еще угостить каким-то сверхъестественным напитком? Не иначе, как требуется помощь.

К Корнилову по старой памяти иногда обращались друзья с просьбой «отрегулировать» отношения с представителями закона, забывая, что генерал-то он уже отставной. Но кому-то из просителей удавалось помочь – вызволить водительские права, несправедливо отобранные за мелкое нарушение, организовать розыск похищенной машины. А зачем понадобилось известному журналисту обращаться к отставному генералу милиции? У него наверняка прекрасные связи с действующими чиновниками! Вот и вчера он вернулся из поездки в Лондон с Председателем фонда Ренессанс, одним из бывших столпов города.

Пока они шли к даче, Творожников все-таки успел задать свой дежурный вопрос:

– Ну как ваши яблони, Игорь Васильевич? Плодоносят? – хотя только что стоял под одной из них, раскидистой китайкой, увешанной маленькими румяными яблочками.

– Плодоносят, Болеслав Иванович.

В большой гостиной на первом этаже было сумрачно и сыро, несмотря на жаркий солнечный день. Дом стоял среди сосен и даже в полдень оставался в тени. Но в камине ярким ровным пламенем горели ольховые поленья, и Корнилов, усевшись в большое кожаное кресло напротив огня, почувствовал себя уютно.

– Со льдом? С содовой? – спросил хозяин, появившись из соседней комнаты с подносом, на котором красовалась большая бутылка с незнакомой генералу этикеткой, пара стаканов, лед и бутылочка швепса.

– В чистом виде.

– Правильно! Не будем портить напиток, – обрадовался Творожников.

Виски и, правда, оказалось удивительно мягким и ароматным. А когда Игорь Васильевич поднимал стакан и смотрел через него на огонь, напиток казался темно-янтарным, пронизанным красноватыми молниями.

– Вот черти! Умеют варить амброзию! – восторгался Болеслав Иванович. – Но только для себя! К нам шлют что подешевле – «Балантайнс» да «Тичерс».

Корнилов, чтобы нс обидеть хозяина, согласно кивал головой, а сам украдкой поглядел на две бутылки арманьяка, красовавшиеся на каминной доске. Виски были для него непривычны. Правда, после второй порции, он почувствовал, что у напитка тонкий терпкий вкус и замечательный аромат и перестал обращать внимание на коньяк.

– Как вам понравился вчерашний выпад НТВ против премьера? – Наверное, хозяин решил подойти к своим проблемам издалека и начал с политики.

– Да? Был выпад? – притворно удивился Корнилов и рассмеялся. Чтобы удачно притворяться, ему надо было много выпить. А такое случалось с ним очень редко. – Шучу. В такой день, да за такой бутылкой, грех вспоминать политиков.

Ему не хотелось сейчас говорить о том, что с некоторых пор он не верит даже прогнозам погоды, которые передают по НТВ. А вот дикторам вечерних новостей этого канала Корнилов симпатизировал и даже сочувствовал им. Жалел за то, что иногда им приходится и по службе – нести явную лабуду.

– Да куда от нее денешься, от этой политики? – усмехнулся Творожников. – Сколько раз давал себе зарок: приехал на дачу – о политике ни слова. Так нет – бес путает. А ведь здесь отдыхаешь душой, отмякаешь. Помните у Блока:

 
И так бывало забудешь, что дни идут,
И так бывало простишь, кто горд и зол,
И видишь – тучи вдали встают
И слушаешь песни окрестных сел…
 

Прекрасно, когда на душе мир и покой. Правда?

– Точно! – подтвердил Корнилов. Но видел, чувствовал, что до мира и покоя душе Болеслава Ивановича ой как далеко! Глаза у него по-прежнему поблескивали холодно и сердито.

– Кстати, Игорь Васильевич, вам не икалось в последние дни?

Председатель Фонда несколько раз заводил разговор о вашей персоне. Правда, правда! А когда я сказал ему, что генерал Корнилов – мой сосед по даче. Председатель наговорил столько комплиментов в ваш адрес! – Творожников с минуту молчал, ожидая ответной реакции собеседника и пристально вглядывался в его лицо.

Корнилову даже почудилось, что он физически ощущает его взгляд.

Наконец, Творожников прервал молчание:

– Я могу рассчитывать на вашу сдержанность?

– Служба научила быть сдержанным.

Творожников рассмеялся:

– Ну, положим, служба здесь ни при чем. Болтун, он и в органах правопорядка болтун. Это вы знаете не хуже меня. Так же, как я знаю, что генерал Корнилов – человек замкнутый и скрытный. Я так думаю – не служба вас научила. Это ваше природное качество. И родители помогли. – Он опять засмеялся: – Простите, а я, наверное, кажусь вам болтуном. Перехожу к делу! Председатель сказал, что пора вас вернуть в действующие ряды. Это его выражение – в действующие ряды.

– Неужели он не знает сколько мне лет?

– Все-то он знает. И не о милиции речь. Скоро выборы в Городское собрание…

Корнилов улыбнулся.

Не улыбайтесь. Председатель вернется в политику. И возглавит собрание.

– Как говорится на Руси: Бог в помощь. Но мы опять ударились в политику. Давайте расслабляться. Слушать «песни окрестных сел».—

Он с удовольствием сделал большой глоток виски и почувствовал легкое приятное головокружение. – А виски и вправду ничего себе! Амброзия!

– Песни окрестных сел – пьяные песни! – зло сказал Творожников. И одним духом выпил полстакана виски. Игорь Васильевич с сожалением подумал: «Как воду хлестанул свой хваленый элексир! Даже вкуса не почувствовал. Куда же это годится – мешать алкоголь с политикой!»

Наверное, хозяин и сам понял свою оплошность – он налил еще виски Корнилову и себе, но понемногу, и сделал несколько маленьких глотков.

– В новом городском собрании будет нужен опытный и мудрый руководитель комитета по законности и правопорядку. У Горбулиса вы идете первым номером. С понедельника – с завтрашнего дня – он включает вас в свой штат. И за работу!

Творожников впервые назвал фамилию Председателя Фонда – Я благодарен ему за память, – серьезно сказал Корнилов. – За веру в мои способности. Но время упущено. Мне шестьдесят пять. О какой политике можно говорить? Да и не по душе мне весь этот свинарник.

– А вы человек упертый, Игорь Васильевич. – Журналист осуждающе покачал головой. – Отказываетесь от такой перспективы! И я подозреваю – ссылки на возраст, благовидный предлог. – Он опять машинально поднес стакан с виски ко рту, но вовремя спохватился – сделал лишь маленький глоток. – Упертый, упертый! – повторил он задумчиво. Корнилову показалось, что Болеслав Иванович не знает, о чем еще говорить со своим гостем и лихорадочно ищет выход. Но Творожников был стреляным воробьем и к серьезным разговорам готовился основательно: – Вы давно не были за границей? – спросил он, как показалось Корнилову, круто меняя тему разговора.

– Лет десять.

– Через три дня в Австрию отправляется группа депутатов изучать практику борьбы с правонарушениями, петенциарную систему. Мы включили вас в состав группы. Как эксперта.

– Но ведь я… – Корнилов хотел сказать, что не собирается входить ни в какие штабы и бороться за место депутата, но Творожников перебил его:

– Никаких обязательств с вашей стороны. Побываете в Австрии, изучите вопрос, а там, может быть, у вас появится желание что-то из австрийского опыта внедрить и в Питере. А? – Он хитро улыбнулся.

– У меня даже паспорта заграничного нет. А виза?

– Пс-с! – На лице Болеслава Ивановича мелькнула самодовольная гримаса. – Когда за дело берутся такие люди, как Председатель, все решается в считанные часы.

То ли на Корнилова подействовало ароматное крепкое виски – выпив, он становился упрямым, – то ли сработало давнее предубеждение против Горбулиса, но он наотрез отказался от чудесной перспективы провести десять дней в Австрии.

– Смотрите, смотрите, упертый генерал! – Осуждающе кивнул головой хозяин – Такое предложение не делают дважды. Может быть, это маячил ваш звездный час? А?!

Корнилов видел, что Творожников с трудом сдерживает раздражение, желание сказать что-нибудь резкое.

Драгоценный напиток быстро убывал из бутылки. Болеслав Иванович уже не восторгался, не смаковал его. Пил, как дешевую водку и с каждым глотком все больше пьянел.

Старик, как ты не можешь понять своей пользы? – Он резким движением руки попытался пригладить растрепавшиеся волосы, но только еще больше взлохматил их. – Не видишь дальше собственного носа. А дело-то?! Недельку – другую погулять по Пра??ру. А может, тебе не нравятся австриячки? Говори! Устроим поездку хоть в Антарктиду.

Корнилов, улыбаясь, слушал болтовню Болеслава Ивановича, не обращая внимания на то, что журналист уже перешел «на ты», на то, что в его речи появились хамские нотки. «Что с пьяного возьмешь?» – думал он, глядя на догорающие в камине поленья, потягивая золотистый напиток. Первое опьянение уже прошло, и теперь ему казалось, что с каждым новым глотком он все трезвеет и трезвеет. Ему было интересно, чем же закончится этот неожиданный и непонятный разговор. Не выболтает ли пьяный Творожников его истинную подоплеку? В сказочку о желании Горбулиса сотрудничать генерал не верил. Вздор! Кому нужен отставной мент? Даже если он когда-то и был заметной фигурой в городе. Если ты не кукарекаешь по телеку или по радио хоть раз в месяц, о тебе тут же забудут. Тогда зачем?..

Ему вдруг пришла в голову мысль: а не связано ли все это с тем делом, ради которого приезжал Алабин? С рождественскими пещерами, где, по слухам, спрятаны награбленные немцами произведения искусств? Но масштабы показались Корнилову несоизмеримыми. Большая политика и пропажа какого-то никому неизвестного туриста, интересовавшегося полузаваленными пещерами. Бред.

Но мысль, как он ни пытался от нее отмахнуться, все точила и точила сознание, упрямо пробивалась сквозь скепсис.

«Может быть, им требуется мое отсутствие? Соглашусь ли я войти в штаб Горбулиса, уеду в Австрию или еще куда подальше – в любом случае не буду бродить вокруг да около рождественских пещер и расспрашивать местных жителей. Не буду мозолить глаза. Кому?»

– Надо примыкать к сильным! – бубнил хозяин. – К таким, как наш Председатель Горбулис. Ты не поверишь, генерал, – после прошлогодней президентской кампании я впервые почувствовал себя богатым! Очень богатым. Всем говорю – получил аванс за сценарий. Ерунда. Просто я сразу понял: «Голосуй, а то проиграешь» – золотая жила. Восемьсот миллионов! Ух!.. А что? Лучше пылесосы рекламировать? Эта реклама кой-кого в могилу свела. Помнишь лозунг: «С кем вы, мастера культуры?» Заявляю ответственно, мастера культуры с президентом Франклином!

Минуту спустя Творожников совсем скис и задремал в глубоком кресле, свесив голову на волосатую грудь. Стакан валялся рядом на ковре.

Игорь Васильевич отодвинул угли в камине подальше от решетки, завинтил пробкой бутылку с остатками виски. Постоял в раздумье над хозяином – решал, не уложить ли его на диван. Решил, что и в кресле ему неплохо дремлется. А когда закрывал дверь на веранде, услышал вдогонку злой шепот:

– Чертов солдафон!

Женщина из «Астории»

Поудобнее устроившись в салоне стареньких «жигулей», припаркованных напротив знакомого дома на Широкой улице, приготовился ждать. Кого ждать? Он и сам не смог бы с уверенностью ответить на этот вопрос. Появления Елены Петровны? Очередного визитера, жаждущего встречи с ней? Ее мужа Жоржика? Да мало ли кого.

Владимир был уверен, что узнает и саму Елену Петровну и супруга. Если родной отец называет взрослого женатого сына Жоржиком, то вольно или невольно настраиваешься на определенный тип человека. Какая-то деталь туалета, манера поведения, выражения лица обязательно подскажут – вот он, нужный тебе Жоржик. Или Эдичка. А может быть, Колюня. Фризе рассчитывал на то, что дом не такой уж и большой и мужчин, которых называют так полу ласково, полупрезрительно, проживает в нем немного. Скорее всего, один Жоржик.

Фризе был готов ждать час, два, четыре. Даже сутки. И постарался настроить себя на это долгое ожидание. Но уже минут через десять почувствовал голод. А ждать голодным не умел.

Поэтому он заглянул в кафе, которое приметил еще выслеживая старика-прокурора, выпил залпом две чашки кофе – кстати очень приличного – и купил три бутерброда и пакетик орехов. Буфетчица, молодая, с красивым полудетским лицом и необъятной грудью, спала на ходу. Ей даже лень было разговаривать и она молча тыкала пальцем в бутерброд, издавая странный, почти не передаваемый звук: «Эа?» И закатывала глаза. Наверное, звук «эа» означал – «этот»?

Через пять минут Владимир опять сидел в машине и, прежде чем отправить в рот, изучал сыр на бутерброде. В это время дверь подъезда отворилась. Если бы Фризе пришлось составлять словесный портрет, появившейся из него женщины, он бы написал: крашеная блондинка 35–38 лет, склонна к полноте, рост 160 162, правильные черты лица, глаза светлые (с такого расстояния точно цвет глаз определить было трудно). Лично для себя сыщик отметил красивые ноги женщины. В правой руке блондинка держала сиреневую, плотно нагруженную хозяйственную сумку.

Она, – решил Владимир, – Елена Петровна!»

Женщину, которая работает в фешенебельной гостинице, большом модном магазине, в крупном чиновничьем учреждении, в офисе банка или состоит на содержании у серьезного мафиози, всегда отличает умение держать себя. У нее уверенный – а у тех, кто поглупее, и самоуверенный – вид и восприимчивость к моде.

Нельзя постоянно находиться на людях, а если уж быть предельно точным, среди мужчин, и остаться растеряхой. Таких на службе не держат.

Женщина явно была чем-то встревожена, и Владимир мог догадаться чем. Но полной уверенности в том, что перед ним Семенова не было. И поэтому, помахивая пакетиком с орешками, Фризе пошел вслед за дамой. Позвал негромко.

– Елена Петровна! – словно бы обратился ко всем женщинам, находившимся в этот момент в поле зрения.

Эффект был неожиданным.

Елена Петровна застыла на месте, как будто ей дали команду: «Замри!» в старинной детской игре. Ее красивая сиреневая сумка с громким стуком упала на асфальт. Низ сумки быстро темнел, намокая. Вокруг расползалось пятно.

– Елена Петровна! – Фризе нагнал женщину, остановился перед ней. – Я вас напугал? Простите.

Семенова смотрела на Владимира испуганными круглыми глазами. Теперь он рассмотрел их. Глаза были светло-серые. Очень красивые. Женщина глотнула воздух открытым ртом и молча схватилась ладонями за горло.

– Елена Петровна, – повторил Фризе ласково. – Ну что же вы, голубушка?!

Семенова опять раскрыла рот, пытаясь что-то сказать, но не смогла. У нее пропал голос.

Разрешите? – Фризе поднял ее сиреневую сумку, взял женщину под руку и, отведя в соседний скверик, посадил на скамейку. Елена Петровна не сопротивлялась, не пыталась высвободить руку. Шла как обреченная.

– Еще раз простите. Это у вас от испуга. Наверное, надо что-нибудь выпить. Пепси? Лимонад.

Елена Петровна покачала головой.

– Горячего чая? Кофе?

Она согласно кивнула, и Фризе увидел, как по ее щекам, оставляя узкие дорожки в макияже, сползли две крупные слезы.

Через минуту все будет! – Он кинулся в кафе, где только что покупал бутерброды. У квелой буфетчицы теперь выстроилась безропотная очередь жаждущих заморить червячка. Фризе отодвинул бородатого молодого человека, насыпавшего сахар в чашечки только что сваренного кофе, взял одну из них, положил на стойку десять тысяч и рванул к выходу.

– Вы что себе позволяете?! – визгливо выкрикнула буфетчица и Фризе удивленно подумал: «Гляди-ка, голосок прорезался. А я то думал, что она умеет только закатывать глаза! Наверное, сейчас в милицию позвонит».

Уже открыв дверь, он услышал почти восхищенное восклицание: – Ну, артист! Кофейку захотелось! – Голос был молодой, и Владимир решил, что это сказал обобранный им бородач. Значит, погоня отменяется.

Оставляя Елену Петровну в одиночестве, Фризе рисковал. Ее внезапная немота могла оказаться изощренным женским притворством. Даже безголосая она могла смыться на все четыре стороны. И за помощью в милицию тоже. Но не скрылась. По-прежнему сидела на скамейке, прижав ладони к горлу и горестно склонив голову с пышной прической.

– Вот, глотните кофейку. – Фризе сел рядом, протянул чашку. – Глотните, глотните. Точно поможет. – Он постарался придать своему голосу побольше уверенности. Хотя действовал наобум и очень волновался.

Она взяла чашку, с укором и сомнением посмотрела на Владимира. Открыла рот в попытке что-то сказать и неожиданно зевнула. И прошептала:

– О, Господи!

Рука мелко задрожала, расплескивая кофе. Фризе перехватил у нее чашку.

– О, Господи! – снова повторила она уже громче и счастливо засмеялась. – Заговорила Баба Яга человеческим голосом.

«Ну с тобой, лапушка, мы найдем общий язык, – подумал Владимир, успокаиваясь. – Баба с юмором – бесценный клад».

Семенова молча покачала головой, удивляясь то ли внезапному приступу немоты, то ли столь же внезапному исцелению. Взяла из рук Фризе чашку с кофе:

– Не пропадать же моему любимому напитку. Раз уж принесли. – Она сделала глоток. – И даже с сахаром! А вы напористый!

Минуты не прошло, как вернулись с кофе. – Елена Петровна внимательно посмотрела на Фризе и, по-видимому, осталась довольна осмотром. Улыбнулась.

Фризе рассказал, как выхватил чашку с кофе из-под носа у бородатого парня.

– Напугались?

– Еще как!

– А я-то трусиха! Пуганая ворона. – Семенова с удовольствием, маленькими глоточками выпила кофе и поставила чашку на скамейку. Спросила: – Следователь?

Владимир решил, что с этой женщиной не стоит хитрить. Она больше расскажет, если почувствует, что се воспринимают всерьез, с доверием. Он вынул из кармана лицензию частного сыщика и протянул Елене Петровне.

Она внимательно прочитала все, что там написано. Вернула Фризе:

– Встречалась я однажды с частным детективом. Приходил в гостиницу. Навешал лапши на уши! А, по-моему, чью-то жену выслеживал. Вы по поводу Конрада Потта?

– Мне поручили найти его приятеля Вильгельма Кюна.

– А милиция-то что? Уже и мышей не ловит? Это они мой адрес дали?

– Нет. Я приехал из Москвы и с милицией никак не связан. Ни с милицией, ни с прокуратурой. Мои клиенты – родственники Кюна.

– В Германии?

– Да.

– А кто у него там из родственников? – с хитрой улыбкой спросила женщина.

– Брат.

– Правильно. Брат. Вильгельм говорил, что на всем белом свете, кроме брата, у него никого не осталось. Значит, не врете.

– Не вру, – Фризе рассмеялся. – Поговорим?

– Поговорим. – Елена Петровна кинула озабоченный взгляд на свою сумку, вокруг которой опять расползлось темное пятно.

– Убытки я готов возместить.

Да? Сварите банку малинового варенья? Хотела сыну отвезти, он его так любит!.

Купим новую сумку, – пообещал Фризе. – И малинового варенья. По-моему, сейчас все можно купить.

– Это – по-вашему. А когда что-то нужно – ноги себе обломаешь, не найдешь. Ни в одном супере.

– Значит, вы, Елена Петровна, в Саблино подались?

– Чего я там потеряла?

– Так сын же у вас в Саблине. У бабушки.

– Правда. У бабушки. На Второй Парковой.

– На Второй Парковой в Саблине? – решил уточнить Владимир, уже догадываясь, где эта самая Парковая расположена.

– А! Вы же столичная штучка! Откуда вам знать, что до Второй Парковой отсюда три остановки автобусом. А откуда вы взяли про Саблино? И про сына знаете.

– Елена Петровна, у нас накопилось столько вопросов друг к другу! Не выбрать ли укромное местечко и не поговорить ли друг с другом по душам.

– Только не у меня дома! – с испугом выпалила она.

– Мой дом вам тоже не подойдет. Гостиница «Астория», пятый этаж.

– Ловкач!

– В вашем Павловске есть приличный ресторан?

– Он и ваш тоже! – назидательно сказала Елена Петровна. – Национальное достояние.

– Ни минуты не сомневался, – Фризе состроил серьезную гримасу. – Но ресторан-то хороший есть? – Он вспомнил про пакет с орешками, оглядел скамейку, то место на тротуаре, где напугал Семенову. Пакета нигде не было.

– Есть ресторан.

Елена Петровна пододвинула к себе сумку, раскрыла молнию и заглянула внутрь. По ее замешательству Владимир понял: урон нанесен не только малиновому варенью, но и всем остальным гостинцам, припасенным для сына.

– Оставьте свою поклажу. Сейчас поедем и купим все, что нужно.

– Купим… – Она сунула руку в сумку, достала вымазанный малиновым сиропом пирожок. – Женя очень любит мои пирожки. У вас нет пакетика?

Пакетика у Фризе не было, и Елена Петровна, так ни на что и не решившись, машинально откусила большой кусок пирожка

– А мне?

Она достала еще один и протянула Владимиру. Пирожок был чудесный, с мясом и ливером. И малиновый сироп нисколько его не портил.

– Ваш свекр дал мне дезу, что вы в Сабли но. С Жориком.

– Вы и его повидали? – равнодушно сказала Елена Петровна, жуя пирожок. – Нашли кого слушать. А с Жориком мы давно в разводе.

– Про то, что на вас какой-то крутой наезжал и немец выспрашивал – дед тоже наврал?

– Болтун старый. Про наезд не соврал. Чего бы я тогда от вашего окрика голос потеряла?! До смерти перетрусила. Думала тот говнюк вернулся. Обещал душу вытрясти! – Она посмотрела на Владимира, прикончившего пирожок и усмехнулась: – А вы, Володя, лихо мечете. – Достала еще один пирожок. – Ешьте, ешьте. Я домой забегу, заберу те, что себе оставила. Если дед их не слопал.

– Не слопал, – успокоил Фризе. – Я за вранье деньжат ему подкинул. Дедушка в супермаркет за бананами и сыром собрался.

– И много вы ему отвалили?

– Пятьдесят баксов.

– Деньги – не мусор.

Фризе понимал, что увязает в ненужной пустой болтовне, теряет драгоценное время вместо того, чтобы выяснять главное. Но женщина перенесла шок – до сих пор непроизвольно потирает горло ладонью, – и он медлил, давал ей прийти в себя.

Менторский тон собеседницы помог Владимиру избавиться от чувства вины перед Еленой Петровной:

– Все Елена! Твое малиновое хозяйство я выбрасываю в урну – сыну купишь каких-нибудь рекламных памперсов, или как их там?! Толстых батончиков с орехом.

– Еще чего!

– Я тебя профинансирую получше, чем дедушку. А сейчас быстро сматываемся. Отъедем куда-нибудь и ответишь на пару вопросов. Поднимайся.

– Раскомандовался. – Семенова с сожалением посмотрела на сумку, поднялась со скамейки. – Бомжи поживятся.

– Документов там нет?

– Нет. – Она смерила Фризе взглядом, как будто только что увидела и улыбнулась. Взяла его под руку. – Я у тебя подмышкой свободно пройду. Веди, начальник.

– Вот и умница.

Владимир вспомнил о чашке, которую похитил в кафе. Чашка одиноко стояла на огромной садовой скамейке. «Тоже бомжам достанется», – подумал он.

– А машинка того и гляди развалится, – прокомментировала Елена, когда Фризе привез ее на окраину парка и остановился у раскидистого куста плакучей ивы.

– Поговорим? – спросил Владимир, не обратив внимания на реплику.

– Поговорим. Только одно условие, сыщик. Я тебе расскажу все, что знаю. Но ни ментам, ни ребятам из нашей службы безопасности ни слова! Я уже показания давала и не хочу, чтобы из меня лжесвидетельницу сделали.

– Обоюдное желание. Обо мне тоже ни слова. Зачем приехал Вильгельм Кюн?

– А я знаю?! Он такой тихушник.

– Что это значит?

– Ты что, слово «тихушник» не знаешь?

– Не притворяйся. Если ты его называешь тихушником, значит, почувствовала, что он что-то скрывает. – Повинуясь безотчетному порыву, Фризе спросил: – Он был твоим любовником?

– А этим ты почему озаботился?

Разговор опять уходил от главного.

– Ты, Лена, женщина приятная во всех отношениях, – стараясь быть спокойным, сказал Владимир. – Разведена с мужем. Я не сомневаюсь, что любовников у тебя пруд-пруди… Они меня не интересуют. Мне надо знать все о Коне. Если он был твоим любовником, значит, мог рассказать о том, зачем приехал, где его искать?

– Мог, да не рассказывал. Я же сказала – тихушник. Меня с ним познакомил бывший муж. В прошлом году. И в постель к нему вложил, дурак никчемный. Вот у него с Вилей дела серьезные.

– Не догадываешься какие?

– Жоржик по натуре – болтун и баба, а про бизнес с Вильгельмом молчит, как проклятый. Знаю только, что это связано с какими-то большими культурными ценностями.

– Из Павловских музеев?

– Нет. Это они уже проходили. Устраивали какие-то выставки здесь у нас и в Германии. Официально, понимаешь? Культурный фонд Ренессанс. Начальство, приемы. А в этом году все тип-топ! Молчок. Тихо как на кладбище. Зато все время куда-то вместе ездили.

– Куда?

– Понятия не имею

– По музеям? К начальству? В культурный фонд?

– Это не в счет. В область куда-то гоняли. По Киевскому шоссе. А в это воскресенье Вильгельм должен отправиться восвояси.

Фризе прикинул: сегодня пятница. Значит, послезавтра.

– А почему убили его приятеля?

– Не знаю. – Елена отвела глаза. На лице у нее появилось выражение обреченности. И усталости. Нижняя губа мелко-мелко задрожала, и Владимир подумал о том. что она сейчас заплачет. Но не заплакала. Спросила:

– У тебя нет с собой водки? У меня в сумке поллитровка разбилась.

Фризе достал из бардачка плоскую бутылку «Баллантайнз». Глядя, с какой жадностью женщина сделала несколько больших глотков, он подумал о том, что Елена Петровна в этой своей «Астории» постепенно превратится в алкоголичку. Сопьется с круга. Легкие знакомства, выпивки с коллегами. Все это затягивает.

– Ненавижу виски. – Она старательно завинтила пробку и сама положила бутылку в бардачок. При этом на секунду прижалась к Владимиру грудью. После «причащения» глаза у нее повеселели, а с лица исчезло испуганное выражение.

– На моих немчиков наехали мафиози. И на Жоржика, и на фонд этот чертов. И нас с дедом стращали. Спрашивали, где Виля прячется. Если бы знала где – ни секунды бы не таила. Сразу все выложила. Уж очень много они мне пообещали.

– Денег?

– Денег! Бутылку шампанского в одно место. И все такое прочее.

– Почему не уехала, не спряталась?

– Прячусь. Да все равно через день на работу. Ты же не будешь моего Женьку кормить?! У матросов есть еще вопросы?

Вопросов у Фризе было много, но задал он только один:

– Когда ты видела Кюна в последний раз?

– В ту ночь, когда убили Потта. Эти самые мафиози, наверное, и убили. Пришли по запасной лестнице. – Елена задумалась. – Ну, не ночью я Потта видела, а около двенадцати. Они оба поболтали со мной немного и пошли спать. Кондратий в свой номер в конце коридора, а Кюн в люкс. Рядом со столом дежурной по этажу. Рядом со мной. Потт сказал, когда его разбудить, а Виля только подмигнул. Мы с ним вместе после смены должны были сюда приехать. На квартиру. Когда все гости утихомирились, я легла поспать на диванчике. Вообще-то не разрешается, но все так делают. А утром начался переполох. Кондратий умер, а Вили и след простыл. Я даже не слышала, когда он слинял. Ключ на стол положил и тю-тю.

– А вещи?

– Вещи целехоньки. В номере лежали. Может, хватит, Володя? У меня во рту пересохло. И сынок ждет. Заедем за гостинцами, потом на часок ко мне. Я заодно пирожки прихвачу.

– Поехали. – Фризе подумал о том, как мало времени нужно женщине, чтобы настроиться на новую волну.

Во время короткого похода в магазин он определил, что его спутница – женщина не жадная. Она позволила Владимиру купить лишь несколько мелочей для сына – пару бутылок пепси, жвачку, пачку недорогого печенья. И, конечно, банку абрикосового джема.

Продавщица сказала, что малинового в глаза никогда не видела.

Деньги, которые Фризе предложил Елене Петровне, она решительно отвергла:

– Еще чего! Столько, сколько мне нужно, у тебя нет. А без подачек обойдусь.

Запросы дежурной из «Астории» Владимир уточнять не стал.