Текст книги "Конец науки: Взгляд на ограниченность знания на закате Века Науки"

Автор книги: Джон Хорган

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 27 страниц)

Фрэнк Типлер и точка омега

Фрэнк Типлер (Frank Tipler)уверен, что знает. Типлер, физик Туланского университета, предложил теорию под названием «Точка Омега», в которой вся Вселенная трансформируется в один всесильный, всезнающий компьютер. В отличие от большинства других, исследовавших далекое будущее, Типлер, как кажется, не осознает, что занимается иронической наукой, а не эмпирической; он их честно не может отличить. Но, возможно, именно это качество позволило ему представить, что сможет делать машина с бесконечным интеллектом и мощью.

Я брал интервью у Типлера в сентябре 1994 года, во время его рекламного тура после выхода его книги «Физика бессмертия» (The Physics of Immortality), в которой излагались последствия его теории «Точка Омега» в мельчайших деталях. Это высокий человек с крупным лицом, седеющими усами и волосами. Он носит очки в роговой оправе. Во время интервью он говорил громко и был очень напряжен. Он представлял собой как бы тип веселого тупицы. Я даже спросил, не принимал ли он когда-нибудь ЛСД или другие галлюциногены: ведь он начал думать о Точке Омега, будучи молодым ученым после защиты диссертации в Беркли в семидесятые годы.

– Нет, только не я, – сказал он, неистово тряся головой. – Я даже алкоголь не употребляю! И люблю говорить: я – единственный в мире трезвенник Типлер! [155]155
  Глагол tip,от которого происходит фамилия Типлер, переводится как «закладывать». – Пер.


[Закрыть]Он воспитывался как баптист-фундаменталист, но еще юношей поверил, что наука – единственный путь к знаниям и совершенствованию человечества. Для докторской диссертации в Университете Мэриленда Типлер исследовал, возможно ли построить машину времени. Как эта работа связана с его целью совершенствования человечества?

– Ну, машина времени, очевидно, усилила бы наши возможности, – ответил Типлер. – Конечно, ее можно было бы использовать и в недобрых целях.

Теория «Точка Омега» выросла из сотрудничества Типлера с Джоном Барроу (John Barrow), английским физиком. В книге объемом 706 страниц под названием «Антропический космологический принцип» (Thе Апthropic Cosmological Principle), опубликованной в 1986 году, Типлер и Барроу размышляют, что могло бы случиться, если бы умные машины конвертировали всю Вселенную в гигантский прибор, обрабатывающий информацию. Они предположили, что в закрытом космосе – том, который в конце концов прекращает расширяться и рушится назад сам в себя, – способность Вселенной обрабатывать информацию приблизится к бесконечности, по мере того как она сжимается в направлении конечной точки. Типлер заимствовал термин «Точка Омега» у иезуитского мистика и ученого Пьера Тейяра де Шардена (Pierre Teilhard de Chardin), представлявшего будущее, в котором все живые существа сольются в одну божественную сущность, воплощающую дух Христа. (Этот тезис требовал, чтобы Тейяр де Шарден поразмыслил, пошлет ли Бог подобных Христу спасителей не только на Землю, но также и на другие планеты, где существует жизнь [156]156
  Тейяр де Шарден обсуждал вопрос о том, как внеземные существа могут быть спасены, в главе под названием «Продолжение к проблеме человеческого происхождения: множество обитаемых миров» в книге «Христианство и эволюция» (Christianity and Evolution.New York, 1969).


[Закрыть].)

Типлер изначально полагал, что невозможно представить, о чем будет думать или что будет делать бесконечно умное существо. Немецкий теолог Вольфхарт Панненберг (Wolfhart Pannenberg)предположил, что в будущем все люди заживут вновь в Божьем разуме. Эссе вдохновило Типлера на «Физику бессмертия». «Точка Омега», понял он, будет иметь силу создать заново – или воскресить – всех, кто когда-либо жил, для вечного блаженства. «Точка Омега» не просто возродит к жизни мертвых; она их улучшит. Мы также не оставим наших мирских желаний. Например, каждый человек сможет иметь не только самых красивых женщин, которых он только видел, или самую красивую женщину, которая когда-либо жила; он сможет иметь самую красивую женщину, чье существование логически возможно. Женщины тоже смогут насладиться своими собственными логически идеальными мегапартнерами.

Типлер сказал, что вначале не воспринимал свою идею серьезно.

– Но вы думаете о ней и вам требуется принять решение: вы в самом деле верите в то, что вы создали, основываясь на физических законах, или вы просто собираетесь притворяться, что это чистая игра, не имеющая отношения к реальности?

Как только он принял теорию, он почувствовал умиротворение.

– Я убедил себя, может, обманул себя, что это будет великолепная вселенная.

Он процитировал великого американского философа Вуди Аллена, который сказал: «Я не хочу жить вечно благодаря своей работе. Я хочу жить вечно не умирая». «Я думаю, что это заявление несет в себе понимание того, что компьютерное воскрешение значит для меня».

В 1991 году, вспомнил Типлер, для передачи о «Точке Омега» у него брал интервью репортер «Би-Би-Си». Потом его шестилетняя дочь, смотревшая интервью, спросила Типлера, будет ли его бабушка, которая только что умерла, когда-нибудь воскрешена как компьютерная модель.

– Что я мог сказать? – спросил меня Типлер, пожимая плечами. – Конечно!

Типлер замолчал, и я подумал, что заметил сомнение, промелькнувшее у него на лице. Затем оно исчезло.

Типлер заявил: его не расстраивает то, что лишь немногие физики серьезно восприняли его теорию. В конце концов, космология Коперника не принималась на протяжении более ста лет после его смерти.

– Втайне, – прошипел Типлер, склоняясь ко мне с хитрым видом, – я думаю, что нахожусь в том же положении, что и Коперник. Но принципиальная разница, позвольте мне подчеркнуть еще раз, заключается в том, что мы знаем, что он был прав. Обо мне мы этого еще не знаем! Принципиальная разница!

Разница между ученым и инженером заключается в том, что первый ищет то, что Истинно, а последний то, что Хорошо. Теология Типлера показывает, что он в душе – инженер. В отличие от Фримэна Дайсона Типлер думает, что поиск чистых знаний, которые он определил как основные законы, управляющие Вселенной, является конечным и почти закончился. Но перед наукой все равно стоит ее самая великая задача – создание рая.

– Как добраться до Точки Омега – это все еще вопрос, – заметил Типлер.

Приверженность Типлера Хорошему, а не Истинному ставит по меньшей мере две проблемы. Одна была известна Данте и другим, посмевшим представить рай: как избежать скуки. В конечном счете именно эта проблема привела Фримэна Дайсона к предложению принципа максимального разнообразия, который вел, как он сказал, к максимальному стрессу. Типлер соглашался с Дайсоном, что «мы не можем наслаждаться успехом, пока существует возможность провала. Я думаю, что они на самом деле идут рядом». Но Типлер не хотел рассматривать возможность, что Точка Омега может принести настоящую боль людям, просто для того, чтобы уберечь их от скуки. Он размышлял только о том, что Точка Омега может дать людям возможность стать «гораздо более умными, гораздо более знающими». Но что будут делать эти существа, когда они станут более умными, если поиск истины уже закончился? Разговаривать на все более умные темы с еще более красивыми супермоделями?

Пренебрежение Типлера к страданию привело его к другому парадоксу. В своих работах он утверждал, что Точка Омега создала Вселенную, даже если сама Точка Омега ЕЩЕ НЕ БЫЛА СОЗДАНА.

– О! Но у меня есть на это ответ! – воскликнул Типлер, когда я обратил его внимание на эту загадку. Он пустился в долгое, запутанное объяснение, суть которого заключалась в том, что будущее, поскольку оно доминирует над нашей космической историей, должно быть определяющим – точно так же, как звезды, а не ^Земля и Солнце являются определяющими для нашей астрономии. Если посмотреть на Точку Омега таким образом, то вполне естественно предположить, что конец Вселенной, Точка Омега, – это также, в некотором смысле, и начало. Но это – чистая теология, возразил я. Типлер кивнул. Мы смотрим на Вселенную как идущую из прошлого в будущее. Но это наша точка зрения. Нет оснований, почему Вселеннойследует смотреть на вещи таким же образом.

Чтобы поддержать этот тезис, Типлер вспомнил отрывок из Библии, в котором Моисей вопрошает охваченный пламенем терновый куст, кто он такой. В Библии короля Якова куст отвечает: «Я есть, что Я есть». Но древнееврейский оригинал, в соответствии с Типлером, должен быть на самом деле переведен как «Я буду, чем Я буду». Этот отрывок, закончил Типлер победоносно, открывает, что библейскому Богу удалось создать Вселенную, беседовать со своими пророками и так далее, хотя он существовал только в будущем.

Наконец Типлер указал, почему был вынужден заняться всем этим. Если Точка Омега уже имела место, то мы должны быть одним из ее созданий, или моделей. Но наша история не можетбыть моделью; она должна быть оригиналом. Почему? Потому что Точка Омега «слишком добра», чтобы воссоздать мир с таким количеством боли, сказал Типлер. Как и все верящие в милостивую божественность, Типлер натолкнулся на проблему зла и страданий. Вместо того чтобы рассмотреть возможность виновности Точки Омега во всех ужасах мира, Типлер упорно держался за свой парадокс: Точка Омега создала нас, хотя сама она еще не существует.

Книга «Границы науки» (The Limits of Science,1984) английского биолога Питера Медавара (Peter Medawar)состоит в основном из «попперизмов». В ней Медавар, например, продолжает настаивать, что «нет границы у способности науки отвечать на вопросы того типа, на которые наука можетответить», словно это глубокая истина, а не бессмысленная тавтология. Однако Медавар предлагает несколько оригинальных фраз. Он завершает раздел о «вздоре» – под ним он имеет в виду мифы, суеверия и тому подобное, в которых недостает эмпирической базы, – замечанием: «Иногда весело быть увлеченным вздором».

Возможно, Типлер – это самый увлеченный вздором ученый, которого я когда-либо встречал. И позвольте мне добавить, что я нахожу теорию «Точка Омега» – по крайней мере, если отделить от нее христианские наслоения Типлера – самым захватывающим образцом иронической науки, который я когда-либо встречал. Фримэн Дайсон представляет ограниченный интеллект, вечно блуждающий в открытой, расширяющейся Вселенной. Точка Омега Типлера готова быть великим переломом ради вспышки бесконечного интеллекта. С моей точки зрения, видение Типлера чрезвычайно захватывающе.

Я не согласен с Типлером только относительно того, что Точка Омега захочет сделать со своей властью. Будет ли она беспокоиться, воскрешать ли «милую» версию Гитлера или нет (один из вопросов, вызывающих беспокойство Типлера)? Будет ли она служить как некий тип высшего банка данных, подбирая в пары вечным неудачникам киберсупермоделей? Я думаю, нет. Как сказал мне Дэвид Бом, «речь на самом деле не о счастье». Я верю, что Точка Омега попытается достичь не Хорошего – не рая, не «новой Полинезии», не вечного блаженства какого-либо типа – а Истины. Она попытается выяснить, как и почему появилась, точно так же, как ее низшие предки – люди. Она попытается найти Ответ. Какая еще цель будет ее достойна?

Эпилог
Страх божий

В своей книге «Божий разум» (The Mind of God,1992) физик Пол Дэвис (Paul Davies)обсуждал, могут ли люди достичь абсолютного знания – Ответа – через науку. Такой результат маловероятен, приходит к выводу Дэвис, учитывая границы, налагаемые на рациональные знания квантовой неопределенностью, теоремами Геделя, хаосом и тому подобным. Мистический опыт может обеспечить единственный путь к абсолютной истине, размышлял Дэвис. Он добавил, что не может ручаться за эту возможность, так как у него самого никогда не было мистического опыта.

Много лет назад, до того как я стал писать о науке, у меня было то, что можно было бы назвать мистическим опытом. Психиатр, вероятно, назовет это психотическим эпизодом. Что бы это ни было, вот что случилось. Объективно я лежал, раскинув руки и ноги, на лужайке за городом, не обращая внимания на окружающую действительность. Субъективно я мчался по слепящему, темному чистилищу к тому, что, я был уверен, являлось главнейшим секретом жизни. На меня волна за волной налетало острое ощущение чуда существования. В то же время я был охвачен подавляющим солипсизмом. Я убедился – скорее, я знал, —что являюсь единственным сознательным существом во Вселенной. Не было других будущего, прошлого, настоящего, кроме таких, какими я их себе представлял. Я изначально был наполнен чувством безграничной радости и власти. Затем я вдруг понял, что если и дальше позволю себе оставаться в этом экстазе, то он может поглотить меня. Если существую только я один, то что вернет меня из забытья? Кто может меня спасти? После этого осознания мое блаженство переросло в ужас; я бросился прочь от того откровения, которое с такой готовностью искал. Я почувствовал, что падаю в великой тьме, и по мере того как я падал, я растворялся в бесконечности сущностей.

Много месяцев после того, как я проснулся от этого кошмара, я был убежден, что открыл секрет существования: страх Божий перед своей собственной божественностью и потенциальной смертью лежит в основе всего. Это убеждение сделало меня одновременно экзальтированным и страшащимся и отдалило от друзей, семьи и всех обычных вещей, которые делают жизнь стоящей, чтобы жить ею каждый день. Мне пришлось много работать, чтобы этот опыт остался в прошлом и я мог продолжать жить своей жизнью. В некоторой степени мне это удалось. Как это выразил бы Марвин Минский, я спрятал опыт в относительно изолированную часть разума, так, чтобы он не мог подавить все остальные, более практичные части, относящиеся к поиску работы и труду, поиску и удержанию партнерши и так далее. Однако по прошествии многих лет я приложил усилия, вспомнил о том эпизоде и стал над ним размышлять. Одной из причин было то, что я натолкнулся на эксцентричную, псевдонаучную теорию, которая помогла мне придать метафорический смысл моей галлюцинации, – «Точка Омега».

Считается дурным тоном представлять себя Богом, но можно представить себя исключительно мощным компьютером, наполняющим собой всю Вселенную – который и естьвся Вселенная. По мере того как Точка Омега приближается к конечному коллапсу времени и пространства и самого существования, она подвергнется мистическому опыту. Она осознает с большей силой, чем когда-либо раньше, полную невероятность своего существования. Она поймет, что нет создателя, нет Бога, кроме ее самой. Существует она, и ничто больше. Точка Омега должна также осознать, что ее страстное желание конечного знания и унификации привело ее к краю вечного ничто, и если она умрет, умрет все; само существование исчезнет. Ужасающее осознание своего положения Точкой Омега заставит ее бежать от себя, от своего собственного ужасного одиночества и самопознания. Творение, со всей болью, красотой и многообразием, происходит из отчаянного бегства Точки Омега от самой себя (или является таковым).

Я нашел намеки на эту идею в неожиданных местах. В своем эссе под названием «Борхес и я» Борхес описал свой страх быть поглощенным собой: «Я люблю песочные часы, географические карты, издания XVIII века, этимологические штудии, вкус кофе и прозу Стивенсона; другой разделяет мои пристрастия, но с таким самодовольством, что это уже походит на роль. Не стоит сгущать краски: мы не враги – я живу, остаюсь в живых, чтобы Борхес мог сочинять свою литературу; доказывать ею мое существование… однажды я попытался освободиться от него и сменил мифологию окраин на игры со временем и пространством. Теперь и эти игры принадлежат Борхесу, а мне нужно придумывать что-то новое. И потому моя жизнь – бегство, и все для меня – утрата, и все достается забвенью или ему, другому. Я не знаю, кто из нас двоих пишет эту страницу» [157]157
  Цит. по: Борхес X. Л.Новые расследования. СПб.: Амфора, 2000.


[Закрыть].

Борхес бежит от себя, но, конечно, он является и преследователем. Похожий образ самопреследования имеется и в сноске в книге Уильяма Джеймса «Разнообразие религиозного опыта» (Williamjames, The Varieties of Religious Experience,1961). В сноске Джеймс цитирует философа по имени Ксенос Кларк (Xenos Clark), описывающего откровение, вызванное у него наркозом. Кларк вышел из опыта, уверенный в том, что «обычная философия подобна гончей, бегущей за своим хвостом. Чем больше она за ним бежит, тем дальше ей приходится за ним бежать, и ее нос никогда не достает до пяток, потому что он всегда впереди. Так что настоящее – это всегда далеко ушедший вперед вывод, и я всегда опаздываю с его пониманием. Но в то время, когда я отходил от наркоза, только тогда, перед тем как начать жить снова, я поймал, так сказать, на краткий миг вид своих пяток. Это был мимолетный взгляд на вечный процесс как раз в момент начала. Истина заключается в том, что мы находимся в путешествии, цель которого достигнута до того, как мы в него пустились; и настоящий конец философии достигнут не когда мы прибываем, а когда мы остаемся в пункте назначения (будучи уже там) – что может случиться в этой жизни, когда мы прекращаем задавать интеллектуальные вопросы».

Но мы не можем прекратить задавать интеллектуальные вопросы. Если мы это сделаем, то не останется ничего. Есть забытье. Физик Джон Уилер, высказавший идею о черных дырах и проповедующий идею «это из частицы», интуитивно постиг эту истину. В центре реальности лежит не ответ, а вопрос: почему скорее есть нечто, а не ничто? Ответ (с большой буквы) заключается в том, что нет ответа, а только вопрос. Подозрение Уилера, что мир – это ничто, кроме «плода воображения», тоже было хорошо обосновано. Мир – это загадка, которую создал Бог, чтобы закрыть себя щитом от ужасного одиночества и страха смерти.

Бессмертный бог Чарльза Хартсхорна

Я тщетно пытался найти теолога, симпатизирующего этой идее Божьего страха. Фримэн Дайсон дал мне одно возможное направление поиска. После лекции, в которой он представлял свои теологические взгляды – а именно предположение, что Бог не всеведущ и не всемогущ, но растет и получает знания точно так же, как мы, люди, растем и учимся, – к Дайсону подошел пожилой человек. Мужчина представился Чарльзом Хартсхорном (Charles Hartshorne), который, как Дайсон узнал позднее, является одним из самых выдающихся теологов XX столетия. Хартсхорн сказал Дайсону, что его концепция Бога напоминает концепцию итальянского богослова XVI века Социна, которого сожгли на костре за ересь [158]158
  Автором допущена ошибка. Фауст Социн не был сожжен на костре, а умер в 1604 году своей смертью. – Примеч. пер.


[Закрыть]. У Дайсона создалось впечатление, что Хартсхорн сам является последователем Социна. Я спросил Дайсона, не знает ли он, жив ли Хартсхорн.

– Не уверен, – ответил Дайсон. – Если и жив, то очень-очень стар.

Уехав из Принстона, я купил книгу эссе по теологии, написанных Хартсхорном и другими авторами, и выяснил, что он в самом деле является социнианцем [159]159
  См.: Hahn, L. E., ed. The Philosophy of Charles Hartshome.La Sail, 111., 1991. Я разговаривал с Хартсхорном в мае 1993 г.


[Закрыть]. Возможно, если он все еще жив, он поймет мою идею Божьего страха. Я просмотрел несколько старых справочников «Кто есть кто» и нашел, что последним местом работы Хартсхорна был Техасский университет в Остине. Я позвонил туда на кафедру философии, и секретарша ответила мне, что да, профессор Хартсхорн еще жив. Он появляется в университете несколько раз в неделю. Но, вероятно, ему лучше позвонить домой.

Хартсхорн сам подошел к телефону. Я представился и сказал, что узнал о нем от Фримэна Дайсона. Помнит ли Хартсхорн разговор с Дайсоном о Социне? Помнит. Хартсхорн некоторое время говорил о Дайсоне, а затем пустился в обсуждение Социна. У него был дрожащий низкий голос, но говорил он с абсолютной уверенностью. Через минуту его голос изменился, и он перешел на фальцет Микки Мауса, добавив еще один штрих сюрреализма в нашу беседу.

В отличие от многих средневековых и даже современных теологов, сказал мне Хартсхорн, социнианцы верят, что Бог меняется, учится и развивается со временем, точно так же, как мы, люди.

– Понимаете, великая классическая традиция средневековой теологии говорит, что Бог неизменен, – объяснял он. – Социнианцы сказали: «Нет, это неправильно», и были абсолютно правы. Для меня это тоже очевидно.

Так что, Бог не всеведущ?

– Бог знает все, что есть, —ответил Хартсхорн. – Но такой вещи, как будущие события, не существует.

Их нельзя знать, пока они не случатся.

Это знает каждый дурак, как мне показалось, подразумевал Хартсхорн.

– Если Бог не может видеть будущее, возможно ли, что он его боится? Может ли он бояться своей собственной смерти?

– Нет! – закричал Хартсхорн и засмеялся от абсурдности идеи. – Мы рождаемся и умираем, – сказал он. – Этим мы отличаемся от Бога. Нет смысла говорить о Боге, если он рождается и умирает. Нет смысла говорить о Боге, если у него может быть рождение и смерть. Он переживает наше рождение, но как наше рождение, а не Божье, и он переживает нашу смерть. Я попытался объяснить, что я предполагаю не то, что Бог может на самом деле умереть, а то, что он может боятьсясмерти, что он может сомневаться в своем собственном бессмертии.

– О, – сказал Хартсхорн, и я представил себе, как он покачал головой. – Мне это неинтересно.

Я спросил, слышал ли Хартсхорн о теории «Точка Омега».

– Это Тейяр де Шарден?

Да, ответил я, Тейяр де Шарден был вдохновителем. Общая идея заключается в том, что суперумные машины, созданные людьми, распространятся по всей Вселенной.

– Да, – пренебрежительно перебил Хартсхорн. – Мне это неинтересно. Это слишком нереально.

Мне хотелось ответить: «Это нереально, а вся социнианская чушь реальна?» Вместо этого я спросил, считает ли Хартсхорн, что эволюция и получение Богом знаний когда-нибудь закончатся. Впервые он сделал паузу перед тем, как отвечать. Бог, сказал он в конце концов, это не существо, а «тип становления»; в этом становлении нет начала и не будет конца. Никогда.

Ну и как вам это?