Текст книги "Титан. Фея. Демон"

Автор книги: Джон Герберт (Херберт) Варли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 88 страниц) [доступный отрывок для чтения: 32 страниц]

– "Вы, ребята?" – переспросила Сирокко. – Ну-ну, Кельвин. Мы тут все заодно. Только из-за того, что ты не держишься нашей компании, мы тебя здесь не бросим.

Кельвин нахмурился и больше ничего не сказал.

* * *

Прежде чем Свистолет лег на новый курс, Кельвин выбросил из дырки несколько снаряженных парашютами смехачей. Смехачи послужили ему лишь в качестве гирек, ибо ничего более ценного, чем голубоватый шелк и стропы, земляне еще, кажется, на Гее не находили.

Складывая и аккуратно запаковывая парашюты, Габи клялась, что теперь-то уж оденет Сирокко как королеву. Сирокко официально ей это поручила. Мелочь, конечно. Зато Габи была просто счастлива.

И «Титаник» снова пустился в плавание, но теперь его команду подгоняли новые надобности. Непременно требовалось найти контакт с расой, знакомой с антисептической хирургией или способной хотя бы развести костер – причем поскорее. Твари у них в животах ждать не станут.

В последующие дни Сирокко постоянно об этом думала. Отвращение сидело у нее внутри, будто сжатый кулак. А объяснялось оно по большей части неведомой природой зверя, одарившего ее своим семенем.

Но даже будь Сирокко уверена, что вынашивает человеческий плод, аборт все равно стал бы ее целью. Материнство тут было совсем не в тему; матерью она собиралась сделаться лет в сорок-сорок пять, после увольнения из НАСА. На О'Ниле-Один в криогенной суспензии хранились десятки ее клеток, готовые к оживлению и имплантации, как только Сирокко почувствует, что готова дать жизнь младенцу. Такова была обычная предосторожность, принятая у астронавтов, а также у колонистов Луны и Л-5: защита тканей половых органов от радиоактивного поражения. Сирокко планировала вырастить мальчика и девочку в то время, когда уже будет годиться им и в матери, и в бабушки.

Время это она выбрала сама. И вне зависимости от того, кто в данном случае был отцом – любимый мужчина или бесформенная тварь из утробы Геи, – Сирокко сама намерена была распоряжаться собственными половыми органами. Она еще не готова – и еще много лет не будет готова. Не говоря уж о том, что Гея – вообще не то место, где стоит обременять себя младенцем, Сирокко еще предстоит проделать кучу дел и совершить массу всевозможных подвигов. Ребенок же неизбежно сделает будущие преграды окончательно непреодолимыми. А планы свои Сирокко твердо решила воплотить в жизнь.

ГЛАВА XI

Подвесные тросы шли рядами по пять штук, составленными в группы из пятнадцати, и рядами по три, стоящими отдельно.

С каждым ночным регионом соединялись пятнадцать тросов. Во-первых, был ряд из пяти вертикальных тросов, что шли прямиком к полому конусу в крыше, который представлял собой внутреннюю часть одной из спиц колеса Геи. Два таких троса смыкались с землей в горной местности и фактически составляли часть стены – один северный и один южный. Один выходил из точки ровно посередине между крайними тросами, а еще два располагались опять-таки точно по центру между крайними и центральным.

Эти срединные вертикальные тросы дополнялись в ночных регионах еще двумя рядами по пять наклонных, что лучами расходились от спиц, но крепились к земле уже в дневных областях – один ряд в двадцати градусах к востоку, а один в двадцати градусах к западу от срединного ряда. Из спицы над Океаном тросы, к примеру, расходились в Мнемосину и Гиперион. Весь комплекс из пятнадцати тросов поддерживал землю под участком, равным примерно сорока градусам окружности Геи.

Тросы, укорененные в дневном регионе и через сумеречную зону переходившие в ночной, находились под острым углом к земле – причем угол этот увеличивался с высотой, пока в точке соединения с крышей не достигал градусов шестидесяти.

Оставались еще ряды по три троса, относившиеся исключительно к дневным регионам. Эти шли строго вертикально от земли до самой крыши, пронзали крышу и выходили в космос. К среднему из таких трех тросов в Гиперионе «Титаник» как раз и приближался.

С каждым днем трос представал все более величественным и жутким. Даже из лагеря Билла казалось, что он словно нависает над головой. Теперь же, заметно раздавшись, сильнее трос нависать не стал. Страшно было на него смотреть. Одно дело – знать, что эта вертикальная колонна пять километров в поперечнике и 120 в длину. Совсем другое – наблюдать ее воочию.

Офион описывал вокруг основания кабеля широкую петлю, которая начиналась на юге и шла к северу, пока река не возвращалась к своему общему восточному направлению. Петлю эту путники заметили еще задолго от ее начала. Пожалуй, в путешествии по Гее больше всего раздражало как раз то, что пейзаж слишком далеко просматривался. По приближении обзор становился все ракурснее, а неровности пейзажа становились все менее различимы. Страна, по которой они путешествовали, всегда казалась такой же плоской, как Земля. И только далеко-далеко начинала закругляться.

* * *

– Не хочешь еще раз объяснить, зачем мы это делаем? – крикнула сзади Габи. – А то я что-то не поняла.

Поход к спице оказался тяжелей, чем ожидалось. До сих пор они плыли сквозь джунгли, где река образовывала естественную автостраду. Теперь же до Сирокко дошел истинный смысл выражения "непроходимая чаща". Землю здесь покрывала едва ли не твердая стена растительности, а единственной заменой ножей и тесаков путникам по-прежнему служили кольца от шлемов. В довершение же всех неудобств земля, по мере приближения к тросу, неуклонно шла вверх.

– Я бы на твоем месте поменьше ныла, – крикнула в ответ Сирокко. – Сама знаешь – надо, и все. Скоро будет полегче.

К этому времени они уже обладали кое-какой полезной информацией. Самым важным было то, что это и впрямь оказался трос, свитый из отдельных жил. Жил этих было больше сотни, каждая добрых 200 метров в диаметре.

Почти по всей длине троса жилы эти были туго сплетены, но в полукилометре от земли начинали расплетаться – и к земле уже крепились каждая по отдельности. В результате основание кабеля оказывалось целым лесом громадных башен, а не одной гигантской.

Самым интересным открытием стало то, что несколько жил были порваны. Высоко в небе путники видели изогнутые концы двух таких – похожие на кончики секущихся волос в рекламе шампуня.

Вырвавшись наконец на свободное пространство, Сирокко увидела, что эластичное вещество Геи, обычно скрытое под почвой, здесь, увлекаемое тросом, натянулось. Каждая жила вытягивала за собой аккуратный конус, и конусы эти были присыпаны песком. За наружными жилами виднелся целый их лес, где царил мрак.

Земля, разделявшая теперь путников и трос, была песчаная, с немногими раскиданными там и тут валунами. Красновато-желтый песок лежал вокруг острогранных валунов, явно не пострадавших от эрозии. Казалось, их кто-то яростно вырвал из земли.

Наклоняя голову, Билл провел взглядом по тросу до самого его расширения у полупрозрачной крыши.

– Да-а, прямо скажем, картинка, – заключил он.

– А ты прикинь, каково это видеть аборигенам, – заметила Габи. – Канат с неба, держащий на себе мир.

Сирокко прикрыла глаза ладонью.

– Неудивительно, что они вообразили себе живущего там Бога, – сказала она. – Вообразили себе кукловода, что тянет за эти ниточки.

Когда они начали взбираться вверх по склону, земля была твердой, но затем ноги стали проскальзывать. Песчаную почву, влажную сверху, но совсем сухую снизу, уже ничто не скрепляло. Осталась лишь корка, легко расходившаяся на ненадежные, верткие полоски, которые сразу скользили вниз.

Сирокко рвалась вперед, твердо решив добраться до самой жилы, но еще метрах в 200 до вершины конуса стала неудержимо соскальзывать назад. Билл и Габи остались позади, наблюдая за ее тщетными попытками зацепиться за неверную почву. Наконец Сирокко больно шлепнулась оземь – и села, пожирая глазами издевательски близкий трос.

– Какого черта? – взвыла она и треснула кулаком по земле.

Потом смахнула с губ песок.

Стоило встать, как нога опять соскользнула. Габи протянула руку. Билл тоже попытался помочь, но кончилось это тем, что он едва не оседлал их обеих. Они откатились еще на метр.

– Все, с меня хватит, – устало выдохнула Сирокко. – Но я по-прежнему намерена тут осмотреться. Кто со мной?

Особого энтузиазма никто не проявил, но все же и Билл, и Габи, спустившись по склону, вслед за Сирокко углубились в странный лес жил вертикального троса.

Каждая жила вытягивала за собой песчаный холм. Приходилось следовать по извилистой тропе между ними. В плотной почве у подножий гигантских кротовых кочек росли жесткие, ломкие сорняки.

Чем дальше они углублялись, тем темнее становилось – темнее и тише. За несколько последних недель на реке они от такой тишины отвыкли. Слышалось только далекое подвывание, словно по длинным заброшенным коридорам дул неугомонный ветер, – и еще где-то высоко-высоко будто позвякивали колокольцы. Путники слышали свои шаги и дыхание друг друга.

На ум невольно приходило сравнение этого места с огромным собором. Хотя нечто подобное Сирокко уже испытывала и среди гигантских секвой Калифорнии. Там было куда зеленее и далеко не так тихо, но странная недвижность и чувство потерянности среди громадных и безучастных существ было тем же самым. Сирокко вдруг поняла, что попадись ей сейчас на глаза паутина, она бросится бежать – и остановится только под светом дня.

Потом они и впрямь начали различать над головой что-то висячее, но похожее скорее не на паутины, а на рваные гобелены. Высоко наверху, полускрытые тенями, лжегобелены висели в недвижном воздухе словно бестелесные призраки. Вокруг них, раздуваемая дохлым ветерком, клубилась тончайшая пыль.

Габи слегка тронула Сирокко за руку. Та вздрогнула всем телом, затем посмотрела туда, куда указывала подруга.

В пятидесяти метрах над вершиной песчаного холма на одной из нитей виднелся странный нарост. Сперва показалось, что там выступ, на котором кто-то сидит, потом – что там какая-то поросль.

– Похоже на морскую уточку, – сказал Билл.

– Или на целую их колонию, – прошептала Габи. Потом нервно закашлялась и повторила сказанное. Сирокко поняла состояние подруги; у нее самой было чувство, что здесь полагается именно шептать.

Сирокко покачала головой.

– А я вспомнила скальные жилища в Аризоне.

Несколько минут спустя они заметили и другие такие же объекты – но гораздо выше и не столь заметные, как тот, что обнаружила Габи. Интересно, жилища это или паразиты? Но выяснить это не удалось.

Сирокко напоследок огляделась – и тут ей показалось, что далеко, на самом рубеже полного мрака, она что-то заприметила.

Строение. Точно – строение. И как только Сирокко это поняла, ей тут же стало ясно, что строение это лежит в руинах. Почти все скрывала груда тонкого песка.

Едва ли не отрадно было встретить хоть что-то похожее на человеческую постройку. Размером строение было с самые мелкие домишки в колорадских пуэбло – да в общем-то как раз их и напоминало. Состояло оно из трех слоев шестиугольных комнат. Дверей нигде не наблюдалось. Комнаты каждого следующего слоя были чуть крупнее тех, что ниже. Подойдя ближе, Сирокко дотронулась до стены. Прохладный камень – обтесанный и сложенный без строительного раствора, вроде как у древних инков.

Теперь, вблизи, стало заметно, что слоев на самом деле пять, но два нижних намного меньше тех трех, что были видны издалека, и составлены из камней помельче. Отгребая песок у подножия стены, Сирокко обнаружила шестой уровень, а затем и седьмой – совсем крошечный.

– Ну, что скажешь? – поинтересовалась она у Билла, который, пока она копала, опустился рядом на корточки.

– Странный способ строительства.

Сирокко попыталась вкопаться глубже, но

вскоре была побеждена песком, который осыпался быстрее, чем она его отбрасывала. Самый нижний уровень, какой удалось откопать, составляли комнатки не более полуметра на полметра, построенные из камней размером со стандартные кирпичи.

Обогнув строение, путники обнаружили место, где оно осыпалось. Массивные камни с верхушки раздавили почти все мелкие уровни внизу. В одной из комнат не хватало только наружной стены. Действительно – никаких внутренних дверей и никакой возможности попасть туда снаружи.

– Кому нужны дома без дверей?

– Может, туда забирались снизу? – предположила Габи.

– Этого без бульдозера не узнать. – Сирокко подумала про оборудование, которое предполагалось загрузить в спускаемый аппарат, – и вздрогнула, снова представив себе беспомощно крутящиеся в космосе обломки ее корабля.

– Я тут подумал, какое отношение вся эта ерунда может иметь к тросу, – сказал Билл. – Может, тут что-то вроде бытовок для строителей? Или это соорудили позже – когда все уже пошло под откос?

Сирокко удивленно подняла брови.

– А разве уже ясно, что все пошло под откос?

Билл развел руками.

– Некоторые структурные поломки явно не устранялись. Ты же видела те рваные жилы.

Но даже в своем упадке Гея была величественна и благородна. Воздух ее оставался свежим, вода чистой. Да, верно, крупные ее участки сделались ныне пустынями и мерзлыми пустошами – и трудно было поверить, что так все и задумывалось. Но в то же время казалось, что экологические системы пришли бы в куда больший упадок, не держи кто-то руку на штурвале. Руку – пусть даже трясущуюся.

– Гея не так уж неуправляема, – вторя мыслям Сирокко, заметила Габи. – Это сооружение, по-моему, очень древнее. Ему вполне может быть несколько тысячелетий.

– Судя по виду, наверняка, – согласился Билл.

– А мне кое-что известно насчет сложностей, связанных с поддержанием нормальной работы биосистемы, – продолжила Габи. – Гея крупнее О'Нила-Один, и это делает ее гибче. Но без управления от нее уже через несколько столетий камня на камне бы не осталось. Так что не все, далеко не все пошло под откос.

– Управлять могут и роботы, – заметил Билл.

– А по мне так даже лучше, – сказала Сирокко. – Раз за всем этим стоит некий разум, я намерена с ним связаться и попросить о помощи. Иметь дело с компьютерами, скорее всего, куда как проще.

Билл, порядком начитавшийся научной фантастики, был неистощим на всевозможные теории по поводу Геи. Сейчас он склонялся к неизменно безотказной теории "чумной мутации": нечто явилось невесть откуда и поубивало столько строителей, что Гея осталась в руках устройств автоматического контроля.

– Она брошена командой, могу поклясться, – убеждал он их. – Совсем как корабль в "Пасынках Вселенной" Хайнлайна. Тысячелетия назад на Гее пустилась в полет масса людей, а потом, в дороге, они потеряли управление. Корабельный компьютер вывел корабль на орбиту Сатурна, заглушил двигатели и до сих пор, ожидая дальнейших приказов, поддерживает воздушную циркуляцию.

* * *

Назад путники двинулись другой дорогой – в основном просто-напросто потому, что не могли взять в толк, откуда они пришли. Сирокко не беспокоилась, зная, что, куда ни пойди, все равно выйдешь на свет.

В результате на свет они вышли значительно севернее того места, где вошли, – и теперь узрели нечто, от того места самим тросом заслоненное. Опять оборванная жила – но уже на земле.

Первая мысль Сирокко была о гигантском земляном черве, которого описывал Кельвин. Посверкивая в желтом свете, жила напоминала какое-то живое существо. Затем Сирокко вспомнила виденные ею на тренировочных сборах бразильские нефтепроводы: громадные серебристые трубы, так изрезавшие сельву, словно та была для них лишь ничтожной преградой.

Падая, жила славно расчистила себе дорогу – повалила высоченные деревья, безжалостно вгрызлась в землю. С тех пор над ней уже сомкнулись джунгли – но и теперь громадина, казалось, в любой миг готова подняться, стряхнуть с себя назойливые побеги и, будто пригоршню спичек, раскидать по сторонам могучие деревья.

А пятьюстами метрами выше от троса дугой отходил верхний конец оборванной жилы. Торец был неровный, и обнаженные разрывом внутренности отсвечивали красным, сине-зеленым и медно-бурым. Виднелось на обрубке и что-то серое, вроде хлебной плесени, а со дна стекал водопад. На земле под водопадом разрастался отделенный от остального леса оазис буйной растительности. Водопад был невероятно мощный и шумный, но, вытекая из жилы столь гигантской, казался жалкой струйкой из игольного прокола в нефтепроводе.

Приблизившись к оборванной жиле, путники выяснили, что составляют ее шестигранные волокна лишь несколько миллиметров в поперечнике, а под самой поверхностью виднеются золотистые прожилки. Жила давала смутные, искаженные отражения – словно вместо зеркала земляне решили воспользоваться глазом гигантского насекомого.

Проследовав вдоль жилы вниз по склону холма и углубившись в джунгли, путники добрели до ее торца. Тот оказался полым, но так зарос лозой и кустарниками, что пробраться туда было просто немыслимо.

– Растениям явно по вкусу то, что там внутри, – заметила Габи.

Сирокко промолчала. Столь далеко зашедшее разложение несколько угнетало. В открытый торец жилы запросто мог влететь «Укротитель». А по масштабам Геи это была мелочь – всего-навсего одна из 200 жил только этого троса. И все же обрыв этой, столь стремительно пришедшей к распаду жилы шороху в свое время навел немалого. Звон тогда, наверное, по всей Гее пошел.

И никто с этим ничего не поделал.

Сирокко молчала. Тяжело было смотреть на остатки былого величия и чувствовать, что всем этим по-прежнему кто-то управляет.

ГЛАВА XII

Через двое суток после пристального осмотра основания троса команда «Титаника» вдруг выяснила, что тропический лес остался позади. Земля и раньше была холмистой лишь в окрестностях троса; теперь же она и вовсе стала гладкой как бильярдная доска. Офион просматривался теперь в обе стороны на многие километры. Береговая линия как таковая исчезла. Единственным, что хоть как-то отмечало границу реки с болотами, оставались укорененные на дне полоски высокой травы, а местами – глинистый берег не более метра вышиной. Всюду теперь простиралось водное полотно. Глубина редко составляла больше десяти сантиметров – не считая разве что запутанных лабиринтов каналов и рукавов, бухт и заводей. Там, на солидной глубине, сами расчищая свои жилища, кишели громадные угри и одноглазые ильные рыбины размером с бегемота.

Местные деревья, росшие отдельными, но плотными кучками, составляли три разновидности. Сирокко больше всего понравились те, что напоминали стеклянные скульптуры, – с прямыми прозрачными стволами и идеально симметрично, как в кристалле, расположенными на них ветвями. Мелкие ветки казались вполне пригодными для использования в волоконной оптике. Некоторые слабые ветки ломались от порывов ветра. Подобрав их и обернув концы парашютной тканью, путники наконец-то обзавелись превосходными ножами. За красивое мерцание, происходившее от покачивания веток, Габи окрестила стеклистые деревья "рождественскими елками", а вскоре сократила название просто до "елок".

Две другие главенствующие формы растительности нравились Сирокко значительно меньше. Одно растение – неверно было бы назвать его деревом, хотя размеры вполне соответствовали, – напоминало те горки, что всегда бывают в большом изобилии на любой скотоводческой ферме. Билл назвал их навозными деревьями. При ближайшем рассмотрении у навозных деревьев оказалось любопытное внутреннее строение. Никому, впрочем, не захотелось изучать их еще доскональнее, ибо воняли они примерно так же, как и их земные аналоги.

Последний вид деревьев был несколько приятнее глазу. Что-то от кипариса, совсем чуть-чуть от ивы – а росли они неопрятными клубками, сплошь обвешанными гирляндами ползучих побегов, которые будто бы силились притянуть их к земле.

Края эти выглядели столь же чужеродными, что и нагорная местность, – но в какой-то более неприятной манере. Только что оставшиеся позади джунгли мало чем отличались от долины Конго или Амазонки. Здесь же все казалось незнакомым, все было уродливым и пугающим.

Встать здесь лагерем было немыслимо. Тогда команда стала привязывать «Титаник» к деревьям и спать прямо в нем. Из каждых двенадцати часов десять непременно шел дождь. Путники кое-как приспособили над лодкой навесы из парашютов, но вода все равно просачивалась и скапливалась на дне. Было не то чтобы очень жарко, но из-за страшной влажности почти ничего не сохло.

Вся эта бесконечная грязь, жара, сырость и пот начали действовать людям на нервы. Они плохо спали, часто умудряясь лишь ненадолго прикорнуть в перерыве между дежурствами. Кончилось это тем, что в один прекрасный момент все трое дружно заснули – и пробудились от неистовой взаимной толкотни на вогнутом дне "Титаника".

Сирокко приснился такой кошмар, что поначалу даже дух перевести не удавалось. Она села, чувствуя, как мокрая ткань, будто кожура, отлепляется от тела. Всюду было липко – между пальцами рук и ног, под мышками, под коленями, на загривке.

Когда Сирокко с трудом поднялась на ноги, Габи кивнула ей и продолжила оглядывать реку.

– Знаешь, Рокки, – сказал Билл. – Тут для тебя кое-что…

– Н-нет, на хрен, – просипела Сирокко, воздевая к небу сжатые кулаки. – Будь оно все проклято! Я хочу кофе! Убила бы сейчас за чашечку кофе!

Габи исправно улыбнулась – но было видно, что через силу. Они с Биллом уже уяснили, что после сна Сирокко не сразу раскачивается.

– Верно. Ничего смешного. – Сирокко тупо поглазела на местность, которая показалась ей такой же подгнившей и разбитой, как и она сама. – Дайте хоть малость прочухаться, а уж тогда и спрашивайте, – сказала она. Потом, сорвав с себя липкую одежду, бросилась в реку.

Полегчало, но не особенно.

Вынырнув, она качалась как поплавок, придерживаясь за борт и с грустью думая о мыле, пока нога не наткнулась на что-то скользкое. Не допуская бредовой мысли, что это и есть желанное мыло, Сирокко от греха подальше махнула через борт. Там встала на ноги. Мигом натекла приличная лужица.

– Ну вот, теперь порядок. Так что у вас там?

Билл указал на северный берег.

– Мы там дым заприметили. Его и сейчас еще видно – слева от той рощицы.

Сирокко перегнулась через борт и увидела: на фоне далекой северной стены прочерчивалась тоненькая серая линия.

– Давайте причаливать. Посмотрим.

* * *

Последовал долгий и противный поход по колено в липкой глине и затхлой жиже. Впереди шел Билл. Обходя крупное навозное дерево, заслонявшее обзор, путники заволновались. Сирокко сквозь навозный смрад различила запах дыма – и заспешила вперед по скользкой почве.

Не успели добраться до пожара, как пошел дождь. Так себе дождик, но и пожар оказался тоже не Бог весть какой. Поначалу казалось, что только черную сажу на ногах они оттуда и унесут.

Пожар выжег неровное пятно в квадратный гектометр площадью, причем худо-бедно тлело лишь по краям. Прямо на глазах у путников белый дым под напором дождя стал быстро чернеть. Затем язычок огня вдруг лизнул небольшой кустик всего в нескольких метрах от них.

– Раздобудьте что-нибудь сухое, – приказала Сирокко. – Что угодно. Еще этой болотной травы и каких-нибудь палок. Скорее, а то вот-вот кранты. – Когда Билл и Габи ринулись в разные стороны, Сирокко присела рядом с кустиком и принялась дуть. Дым валил прямо в глаза, но она не обращала внимания. Дула и дула – аж голова пошла кругом.

Вскоре Сирокко уже складывала из сравнительно сухой древесины костер. А еще через некоторое время смогла спокойно присесть и не сомневаться, что костер будет гореть. Габи радостно взвизгнула и зашвырнула палку в такую высь, что та почти пропала из виду, пока не начала падать. Сирокко ухмыльнулась, а Билл похлопал ее по плечу. Эта маленькая победа могла оказаться чрезвычайно важной. Сирокко страшно радовалась.

Дождь прекратился, а костер продолжал гореть.

* * *

Загвоздка теперь состояла в том, как сохранить огонь.

После многих часов горячего обсуждения были опробованы и отброшены несколько вариантов.

На осуществление своего плана у путников ушел остаток дня и большая часть следующего. Слепив из болотной глины две чаши, они тщательно их обожгли, а затем насушили побольше той древесины, что горела медленнее любой прочей. Наконец в каждой из чаш были устроены костерки. Благоразумие подсказывало обзавестись запасом. Схема, правда, предусматривала постоянную заботу о костре. Так и порешили делать – по крайней мере до лучших времен.

Когда закончили с чашами, почти подошло время сна. Сирокко хотела попробовать добраться до сухой земли, не слишком доверяя самопальным устройствам для хранения огня, но Билл предложил вначале кого-нибудь прикончить.

– Осточертели уже эти дыни, – пожаловался он. – Последняя к тому же была протухшая.

– Хорошо, но здесь же нет смехачей. Я уже несколько дней ни одного не видела.

– Так давайте забьем кого-нибудь еще. Без мяса нам никуда.

Питались путники и вправду неважно. На болотах и близко не было того изобилия фруктов, которым они наслаждались в лесах. Единственное местное растение, которое они попробовали, на вкус напоминало манго и обеспечило всем жестокий понос. А понос на «Титанике» оказался почище внутреннего круга Дантова ада. С тех пор они полагались исключительно на запасы провизии.

Решено было, что здоровенная ильная рыбина станет наилучшей добычей. Подобно всем прочим встреченным путниками тварям, особого внимания рыбина на них не обращала. Все остальное было или слишком мелким и шустрым – или, подобно гигантским угрям, слишком большим.

Рыбина любила зарываться носом в ил и ползать, лениво шевеля плавниками.

Вскоре Сирокко заодно с Биллом и Габи одну такую окружили. Впервые разглядев рыбину, Сирокко решила, что более отвратительной твари в жизни своей не видела. Трехметровая, плоскобрюхая, с мерзким вздутием как раз меж тупым рылом и угрожающим на вид горизонтальным хвостовым плавником. По здоровенной спинище шел длинный серый гребень – мягкий, вялый. Вроде петушиного, только склизкий. Гребень ритмически набухал и сдувался.

– Билл, а ты уверен, что эта пакость тебе в рот полезет?

– Отлично полезет. Если только еще немножко на месте постоит.

Сирокко замерла метрах в четырех перед рыбиной, пока Билл и Габи подходили с боков. Все трое вооружились мечами из обломанных веток рождественской елки.

Единственный глаз рыбины был с хорошее блюдо для пирога, какой обычно едят на поминках. Один край его стал приподниматься, пока глаз не оказался устремлен на Билла. Тот замер. Рыбина фыркнула.

– Билл, не нравится мне это.

– Спокойно. Моргает она, видишь? – Из дырки над глазом опять вырвалась струйка жидкости, которая и производила странное фырканье. – Глаз увлажняет. Век-то у нее нет.

– Ладно, как скажешь. – Сирокко хлопнула в ладоши – и рыбина вежливо перевела взгляд с Билла на нее. Без уверенности, что делает то, что нужно, Сирокко пододвинулась еще на шаг. Рыбине вся эта возня явно надоела, и она отвернулась.

Тогда Билл собрался с силами, подскочил к твари – и, вонзив меч как раз позади громадного глаза, еще и на него приналег. Рыба слегка дернулась – Билл выпустил меч и отскочил назад.

И – ничего. Глаз не шевельнулся, а плавник прекратил распухать и сдуваться. У Сирокко отлегло от сердца, а Билл ухмыльнулся.

– Раз плюнуть, – подытожил он. – Интересно, когда это колесо бросит нам вызов? – Спокойно подойдя к рыбине, он выдернул меч. Хлынула темная кровь. Рыбина вдруг выгнулась так, что хвостом коснулась рыла, – а потом резко бросила хвост вниз и вбок – аккурат по голове Биллу. Затем она ловко просунула плавник под неподвижное тело Билла и швырнула его в небо.

Сирокко даже не успела посмотреть, как он упадет. Рыбина выгнулась снова – на сей раз балансируя на брюхе с задранными вверх рылом и хвостом. И тут Сирокко впервые разглядела ее пасть. Пасть была круглая, как у миноги, с двумя рядами зубов, что вращались друг относительно друга и зверски скрежетали. Потом хвост опять хлестнул по хляби – и рыбина бросилась на Сирокко.

А та плашмя рухнула на землю и рванулась вперед, прорывая подбородком канавку в грязи.

Рыбина плюхнулась как раз позади нее, выгнулась, бешено взмахнула хвостом – и швырнула в небо добрых полста килограммов ила. Острый плавник резанул по земле у Сирокко перед носом, затем взлетел для новой попытки. Сирокко ринулась прочь на четвереньках, поскальзываясь всякий раз, как только пыталась подняться.

– Рокки! Прыгай!

Она так и сделала – и едва успела убрать руку, когда хвостовой плавник чудовища снова рубанул по земле.

– Беги! Беги! Она опять на хвосте!

Взгляд через плечо – одни зверски вращающиеся зубы. Единственный звук – страшный их скрежет. Рыбина явно решила ее сожрать.

По колено в мерзкой жиже, Сирокко пыталась пробиться на глубину. Разумной идеей это не выглядело – но всякий раз, как она пыталась свернуть, из грязи взлетал страшный хвост. Вскоре от постоянных всплесков затхлой воды с илом Сирокко вообще перестала что-либо различать. Вот она в очередной раз поскользнулась – и, не успев вовремя подняться, получила хвостом по голове. Сознания она не потеряла, но в ушах воцарился дикий звон. Перевернувшись на спину, Сирокко попыталась найти меч. Но тот уже утонул в иле. Рыбина, в каком-то метре от своей жертвы, уже свивалась для последнего сокрушительного броска, когда мимо нее вдруг промчалась Габи. Пятки ее едва касались земли. Габи прыгнула, Сирокко явственно ощутила зубодробительный удар обеих ее ног, рыбина прыгнула тоже – и все трое проскользили метра три по липкой грязи.

Сирокко уже очень смутно сознавала, что под ногой у нее невесть откуда взялась склизкая, влажная стена. Она оттолкнулась. Стоило Габи, барахтаясь в грязи, оттащить Сирокко на себя, как плавник хлестнул снова. Тогда Габи отпустила подругу – и Сирокко, захлебываясь, высунула голову из мерзкой жижи.

На глаза ей сразу попалась спина стоящей лицом к лицу с тварью Габи. Хвост рыбины, смертоносней любой сабли, рубанул Габи, казалось бы, точно по шее – но та успела пригнуться и выставить меч. Меч сломался почти у самой рукоятки, но все же успел срезать хороший кусок хвостового плавника. Рыбине такой отпор явно не понравился. А Габи прыгнула – едва избегнув чудовищной пасти – и приземлилась на спину твари. Потом, не успела та опомниться, вонзила меч прямо в круглый глаз. Удар вышел не колющим, как у Билла, а рубящим. Рыбина тут же сбросила наездницу и бешено забила хвостом – но уже вслепую. Стоя в опасной близости от беснующейся твари, Габи высматривала, куда бы еще всадить меч.

– Габи! – выкрикнула Сирокко. – Брось! Не нарывайся!

Габи обернулась, затем поспешила к Сирокко.

– Давай сматываться. Можешь идти?

– Ясное дело… – Земля закачалась. Пришлось уцепиться за руку Габи.

– Держись. Эта тварь опять подбирается.

Сирокко не удалось самой в этом убедиться, поскольку Габи потянула ее прочь раньше, чем она успела выяснить, что и как. Совсем ослабев, Сирокко просто висла на плечах у Габи – а та, как заправский спасатель, тащила подругу из болота.