Текст книги "Титан. Фея. Демон"

Автор книги: Джон Герберт (Херберт) Варли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 88 страниц) [доступный отрывок для чтения: 32 страниц]

Сирокко хотела было ответить, что вопрос дурацкий, но вдруг поняла, что это уже не так. Во время их долгого заключения она призналась Габи, что уже не рассчитывает найти в ступице кого-то за пультом управления. Сама не заметив когда, она перестала в это верить.

– Я дала обещание Менестрелю, – призналась Сирокко. – И все. Больше у меня от тебя секретов нет. Ни единого.

Габи помрачнела.

– Какое обещание?

– Посмотреть, нельзя ли как-то остановить войну титанид с ангелами. Я никому об этом не рассказывала. Сама не знаю почему.

– Понятно. Думаешь, ты правда сможешь тут что-то поделать?

– Нет. – Габи молчала, продолжая внимательно заглядывать Сирокко в глаза. – Но я должна попытаться. А что это ты так на меня смотришь?

Габи пожала плечами.

– Да ничего. Так просто. Интересно, какие причины идти дальше ты найдешь, когда мы разберемся с ангелами. Ведь мы и тогда пойдем дальше? Разве нет?

– Да, пойдем. Мне почему-то кажется, что идти всегда нужно до конца.

ГЛАВА XXII

Весь мир превратился теперь в бесконечную череду деревьев, по которым надо было взбираться. Каждое следующее дерево представлялось легкой вариацией предыдущего; разные как снежинки, они были так же утомительно схожи. По необходимости краткие реплики Габи и Сирокко могли дополняться жестами и кряканьем. Две женщины превратились в одну превосходную машину для лазанья по деревьям – в единый организм, неуклонно стремящийся вверх. Двенадцать часов они на пределе сил лезли. Потом вставали лагерем и спали как убитые.

Дно спицы вскоре открылось – и целое море воды выплеснулось на Рею. Несколько недель дно оставалось открытым, а затем закрылось. Одновременно открылась крыша, и опять задули лютые ветра, вынуждая Сирокко и Габи искать убежище. Еще пять суток темноты – и они снова снаружи, снова ползут вверх.

На седьмой день после третьей зимы женщины заметили первого ангела. Немедленно остановившись, они стали смотреть, как он их разглядывает.

Ангел сидел неподалеку от самой верхушки дерева, плохо различимый сквозь ветви. Вой этих существ они во время подъема уже слышали, а иногда доносилось и хлопанье громадных крыл. И тем не менее всеми знаниями, которыми Сирокко о них располагала, она была обязана тому застывшему мгновению, когда на нее летел ангел, пораженный титанидским копьем.

Ростом ангел был еще меньше Габи, с мощной грудью и тщедушными руками и ногами, Вместо ступней у него были когтистые лапы. Крылья росли как раз над бедрами, так что в полете вес равномерно распределялся по всем сторонам каждого крыла. Сложенные, они возвышались над его головой, а противоположные кончики уходили ниже ветви, на которой он сидел. Все несущие поверхности на руках, ногах и хвосте также были аккуратно сложены.

Отметив всю эту экзотику, Сирокко вынуждена была признать, что самое поразительное в ангеле – это его человекоподобие. Он напоминал загибающегося от недоедания подростка – но подростка несомненно человеческого.

Габи взглянула на Сирокко, и та пожала плечами, словно предлагая подруге приготовиться ко всему. Потом шагнула вперед.

С диким верещанием ангел подался назад. Крылья его развернулись до всего своего девятиметрового размаха. Потом ангел замер, едва-едва покачивая крыльями, – только чтобы удержаться на крайних ветках, для которых даже его вес был уже слишком велик.

– Мы только хотим с тобой поговорить, – сказала Сирокко и протянула к ангелу раскрытые ладони. Тот снова заверещал и улетел. Пока он набирал высоту, до них доносился шум его крыльев.

Габи взглянула на Сирокко. Потом вопросительно подняла брови и ткнула указательным пальцем вверх.

– Ага. Полезли.

* * *

– Капитан!

Сирокко мгновенно замерла. Веревка тут же натянулась, и шедшей впереди Габи пришлось резко остановиться.

– Что такое? – спросила Габи.

– Тсс. Слушай.

Через несколько секунд ожидания прозвучал тот же призыв. На сей раз его услышала и Габи.

– Это точно не Джин, – прошептала она.

– Кельвин? – Стоило Сирокко это сказать, как она узнала голос. Он сильно изменился, но все же был узнаваем.

– Апрель?

– Да, это я, – тут же пришел ответ, хотя Сирокко позвала совсем негромко.

– Поговорим?

– Ну конечно, поговорим. Где ты, черт возьми?

– Ниже. Я тебя вижу. Нет, не возвращайся.

– Но почему? Черт побери, Апрель, мы уже много месяцев ждем, когда же ты объявишься. Август просто с ума сходит. – Сирокко хмурилась. Что-то шло не так, и она не могла понять, в чем дело.

– Либо я к вам, либо вообще никак. Если вы ко мне, я сразу же улетаю.

Апрель уселась на небольших ветвях метрах в двадцати от двух женщин. Даже на таком расстоянии хорошо было видно ее лицо – точная копия лица Август. Во всем же остальном Апрель стала ангелом. Сирокко слегка мутило.

Похоже, ей нелегко было говорить. Между фразами следовали долгие паузы.

– Пожалуйста, не приближайтесь. Вообще не двигайтесь в мою сторону. Но даже так говорить мы сможем очень недолго.

– Надеюсь, ты не думаешь, что мы тебе зла желаем?

– А почему нет? Я… – Апрель осеклась и отодвинулась еще дальше. – Хотя, пожалуй, нет. Но я лучше дам отсечь себе руку, чем позволю вам приблизиться. От вас ужасно воняет.

– Это из-за титанид?

– Кого-кого?

– Кентавров. Того народа, с которым вы воюете.

Апрель зашипела и подалась назад.

– Не говори о них.

– Вряд ли я смогу этого избежать.

– Тогда придется улететь. Я постараюсь вернуться. – С громким воплем она нырнула в листву. Еще какое-то время они слышали шум ее крыльев, а потом Апрель пропала – будто ее и не было.

Сирокко взглянула на Габи. Та мрачно болтала ногами.

– Кошмар, – прошептала Сирокко. – Что же со всеми нами стряслось?

– Я надеялась хоть на какие-то ответы. Как бы то ни было, ей досталось хуже всех. Хуже, чем Джину.

* * *

Несколько часов спустя Апрель вернулась, но на самые важные вопросы ответить так и не смогла. Казалось, она об этом даже никогда не задумывалась.

– Откуда мне знать? – отвечала она. – Я была во тьме, я проснулась и была такой, какой вы сейчас меня видите. Мне было все равно. Да и теперь все равно.

– Можно пояснее?

– Я счастлива. Раньше я никому не была нужна. Ни я, ни мои сестры. Никто нас не любил. Что ж, теперь я в этом и не нуждаюсь. Я из клана Орла, гордая и одинокая.

После осторожных расспросов выяснилось, что такое клан Орла. Это не было ни племя, ни сообщество, как вроде бы намекала Апрель, – скорее отдельный вид в роду ангелов.

От рождения и до смерти Орлы были одиночками. Они даже не собирались вместе для спаривания и переносили общество друг друга лишь несколько минут подряд – да и то на достаточном расстоянии. В такой мимолетной беседе Апрель и прослышала о появлении в спице людей.

– Две вещи я никак не пойму, – осторожно проговорила Сирокко. – Можно спросить?

– Не обещаю, что отвечу.

– Хорошо. Скажи, как получаются еще ангелы, если вы даже не сходитесь?

– Есть неразумное существо, рожденное на дне мира. Всю свою жизнь оно проводит взбираясь к вершине. Раз в год я нахожу его и внедряю ему в спину яйцо. Ангелы мужского пола могут внедрить туда сперму, а могут и не внедрить – как будет угодно судьбе. Оплодотворенное яйцо вместе с существом отправляется к вершине. Когда хозяин умирает, младенец рождается. Рождаемся мы прямо в воздух и должны научиться летать, пока падаем вниз. У некоторых не получается. На все воля Геи. Такова наша…

– Минутку-минутку. Ты сказала – воля Геи. Почему ты назвала это имя?

Молчание.

– Не понимаю вопроса.

– Сейчас поясню. Геей это место назвал Кельвин. Так ему показалось удачнее. Ты что, тоже увлекаешься античной мифологией?

– Раньше я никогда не слышала этого названия. Геей наш народ называет это существо. Она вроде богини, хотя и не совсем. Слушайте, у меня от вас голова болит. Мне лучше одной. Пора улетать.

– Погоди еще минутку.

Апрель уже подбиралась к верхушке дерева.

– Ты сказала «существо». Ты что, говорила о той твари в спице?

Апрель удивилась.

– Нет, конечно. Там только ее часть. Весь этот мир – Гея. Я думала, вы знаете.

– Да нет… подожди, не улетай, пожалуйста. – Было уже слишком поздно. Донеслось хлопанье крыльев. – Ты потом вернешься? – крикнула Сирокко.

– Еще один раз, – пришел далекий ответ.

* * *

– Значит, все едино. Все – одно существо. Верно? А как ты это узнала?

На сей раз Апрель вернулась всего через час. Сирокко надеялась, что она понемногу привыкает к компании, но дистанция между ними по-прежнему меньше двадцати метров не составляла.

– Просто поверила. Кое-кто из моего народа с ней разговаривал.

– Значит, она разумна?

– Почему нет? Слушай… капитан.

Апрель ненадолго прижала ладони к вискам.

Сирокко могла представить себе ее внутренний конфликт. Раньше Апрель была одним из самых блестящих физиков в Солнечной системе. Теперь же она жила подобно дикому и неистовому зверю, придерживаясь жизненных принципов, о которых у Сирокко имелось лишь смутное представление. Вот она и подумала, что прежняя Апрель вполне может пытаться прорваться сквозь то существо, в которое она превратилась.

– Сирокко, так ты сказала, что можешь говорить с… с теми, что на ободе. – Так она ближе всего могла подойти к представлению о титанидах – и не улететь куда глаза глядят. – Они тебя понимают. А Кельвин может разговаривать с плывунами. Перемены, которым Гея подвергла меня, куда значительней. Я действительно стала одной из моего народа. Я проснулась, уже зная, как вести себя среди них. У меня те же чувства и побуждения, что и у любого другого ангела. И я знаю точно: Гея едина. Гея жива. Мы живем внутри нее.

Габи слегка позеленела.

– Посмотри вокруг, – продолжала Апрель. – Что тебе тут кажется похожим на машину? Разве хоть что-нибудь кажется? Нас схватило живое существо; ты предполагаешь существование под ободом некоего зверя. Спица наполнена громадной живой тварью; ты решаешь, что это некое покрытие с жесткой рамой под ним.

– Ты говоришь занятные вещи.

– Не просто занятные. Это правда.

– Но если я с этим соглашусь, кабины управления мне уже в ступице не сыскать.

– Зато ты окажешься там, где живет Гея. Она сидит там, подобно пауку, и тянет все за ниточки, будто кукловод. Ей тут подвластны все твари, и она распоряжается вами двумя точно так же, как и мной. Она поиграла с нами ради каких-то своих целей.

– Каких же?

Апрель пожала плечами. Сирокко больно было видеть у ангела столь человеческий жест.

– Мне она не сказала. Я летала к ступице, но она отказалась меня видеть. Мои сородичи говорят, что только с истинно великой миссией можно добиться внимания Геи. Очевидно, моя миссия была недостаточно великой.

– А о чем бы ты ее спросила?

Апрель долго-долго молчала. Наконец Сирокко поняла, что она плачет. Потом Апрель снова подняла глаза.

– Мне из-за вас больно. Пожалуй, я больше не стану с вами разговаривать.

– Пожалуйста, Апрель. Пожалуйста. Ради нашей былой дружбы.

– Дружбы? А она была? Что-то не припомню. Я помню только, что дружила с Август и еще очень давно – с другими моими сестрами. А теперь я одна, совсем одна.

– Ты по ним тоскуешь?

– Да, – опустошенно призналась Апрель. – Но это было давно. Я лечу, лечу, чтобы остаться одна. Одиночество – суть жизни для клана Орла. Я знаю, что это правда, но раньше… раньше, когда я еще тосковала по моим сестрам…

Боясь ее спугнуть, Сирокко застыла как статуя.

– Мы собираемся вместе только в одну пору, – с тихим вздохом продолжила Апрель. – После зимы, когда Гея делает вдох, а потом выдувает нас из спицы…

В тот день я летела с ветром. Славный был день. Мы убили очень много, потому что мои сородичи послушались меня и спрятались на большом плывуне. Четвероногие очень удивились – ведь дыхание давно кончилось. А мы, немногие, остались на плывуне, усталые и голодные, но жажда крови все еще кипела в нас и держала вместе.

То был день петь великие песни. Мои сородичи последовали за мной – за мной! Сделали, как я сказала! И я сердцем почувствовала, что очень скоро четвероногие будут стерты с лица Геи. То был лишь первый триумф в новой войне!

Но потом я увидела Август, и разум меня оставил. Я хотела ее убить, хотела улететь, хотела обнять ее и рыдать вместе с ней.

Я улетела.

С тех пор я страшусь дыхания Геи, ибо однажды оно понесет меня убивать мою родную сестру. А тогда я тоже умру. Я теперь Ариэль Стремительная, но и от Апрель Поло во мне осталось достаточно, чтобы я уже не смогла после такого жить.

Сирокко была тронута, но удержаться кое от каких мыслей тоже не смогла. Из сказанного Апрель выходило, что она важная персона в ангельском сообществе. Наверняка там к ней прислушиваются.

– Вышло так, что я здесь как раз чтобы установить мир, – сказала она. – Не улетай! Пожалуйста, не улетай!

Апрель дрожала, но стояла на своем.

– Мир невозможен.

– Охотно верю. У множества титанид в сердце тот же недуг, что и у тебя.

Апрель покачала головой.

– Разве ягненок ведет переговоры со львом? Летучая мышь с букашкой, птица с червяком?

– Ты говоришь о хищниках и их добыче.

– Я говорю о естественных врагах. Пойми, у нас в генах заложено убивать четвероногих. Я могу… как Апрель я могу понять, о чем ты думаешь. Да, мир вроде бы должен быть возможен. Чтобы вступить в бой, нам приходится одолевать чудовищные расстояния. Многим из нас уже не под силу вернуться. Подъем слишком тяжел, и мы падаем в море.

Сирокко покачала головой.

– Пока что я лишь подумала, не удастся ли мне свести каких-то представителей…

– Говорю тебе, это невозможно. Мы Орлы. Тебе даже не удастся сколотить из нас единую группу – не то что убедить пообщаться с четвероногими. Есть, правда, другие кланы, более общительные, но в этой спице они не живут. Быть может, там тебе сопутствовала бы удача. Хотя я в это не верю.

Все трое некоторое время молчали. Сирокко мучила горечь поражения, и Габи положила ей руку на плечо.

– Как ты думаешь? Она правду говорит?

– По-моему, да. Примерно то же самое говорил мне и Менестрель. Они над этим не властны. – Сирокко снова подняла голову и обратилась к Апрель: – Ты говорила, что хотела увидеться с Геей. Зачем?

– Насчет мира. Я хотела спросить, почему должна быть война. Если не считать войны, я вполне счастлива. Но она не услышала моего зова.

«Или ее просто нет», – подумала Сирокко.

– Вы все-таки станете ее искать? – спросила Апрель.

– Не знаю. А какой смысл? Чего ради это сверхъестественное существо станет останавливать войну? Только из-за того, что я ее об этом попрошу?

– В жизни есть дела и похуже, чем завершение раз начатых поисков. Если ты сейчас повернешь назад, чем ты тогда займешься?

– Опять-таки не знаю.

– Ты прошла длинный путь. И, должно быть, преодолела великие трудности. Мои сородичи говорят, что Гея любит занятные истории и великих героев. Ты герой?

Сирокко подумала о Джине, стремительно улетающем во мрак, о Рожке, несущемся навстречу своей погибели, о кидающейся на нее ильной рыбине. Настоящий герой наверняка так бы не напортачил.

– Рокки герой, – вдруг заявила Габи. – Из всех нас только она упорно держалась своего назначения. Если бы она нас не шпыняла, мы бы до сих пор гнили в глиняных хижинах. Она заставляла нас двигаться к цели. Может, мы ни черта и не добьемся, но, когда прилетит спасательный корабль, земляне обязательно увидят, как мы тут по-прежнему расшибаем себе лбы об стенку.

Заявление Габи ошарашило Сирокко – но и по-своему тронуло. С самого крушения корабля она подавляла в себе ощущение собственной ущербности; и не вредно было узнать, что хоть кто-то считает ее жалкие потуги удачными. Но героиня? Нет, куда там! Она только делала то, что считала нужным.

– Думаю, Гею это впечатлит, – сказала Апрель. – Идите к ней. Станьте в ее ступице и кричите. Не лебезите и не клянчите. Скажите ей, что у вас есть право на ответы – ради всех нас. Она прислушается.

– Давай с нами, Апрель.

Женщина-ангел попятилась.

– Меня зовут Ариэль Стремительная. Я не летаю ни с кем, и никто не летает со мной. Мы больше никогда не увидимся. – Апрель опять упорхнула, и Сирокко поняла, что она сдержит слово.

Тогда она оглянулась на Габи. Та театрально закатила глаза и скривилась.

– Ну что, полезли?

– А почему, черт побери, нет? Ведь я и правда хочу там кое о чем спросить.

ГЛАВА XXIII

– Я не герой, сама знаешь.

– Ясное дело, не герой. Героиня. – Сирокко прыснула. Они с Габи лежали в укрытии. Шел последний день четырнадцатой зимы на их восьмом месяце в спице. От ступицы подруг теперь отделяли всего лишь десять километров. Эти десять километров они уже одолевали – но только во сне, пока шла оттепель.

– Не придуривайся. Если кто-то из нас героиня, так это ты.

Габи покачала головой.

– Да, я помогала. Без меня тебе наверняка было бы куда тяжелее справиться.

Сирокко сжала ее ладонь.

– Но я только тащилась вслед. Да, из нескольких передряг я и правда помогла тебе выбраться, но в герои и близко не гожусь. Герой не попытался бы сбросить Джина в пропасть без парашюта. Кроме того, ты бы и сама со всем справилась. А я нет.

Потом они долго молчали. Каждая погрузилась в свои мысли.

Сирокко сильно сомневалась в правоте Габи. Что-то казалось ей верным, хотя вслух она этого бы никогда не признала. Да, Габи бы их сюда не довела. В вожаки она не годится.

«А я? – задумалась Сирокко. – Я-то гожусь?» И решила, что по крайней мере все для этого делала. Но разве смогла бы она провернуть все в одиночку? Вот это казалось крайне сомнительным.

– А весело было, правда? – негромко спросила Габи.

Сирокко не на шутку удивилась. Назвать мучение длиной в восемь месяцев веселым?

– Честно говоря, у меня другое слово на языке вертится.

– Ну да, все так. Но ты понимаешь, о чем я.

Как ни странно, Сирокко тут же поняла. И наконец открыла для себя причину той хандры, в которую последние несколько недель то и дело погружалась. Поход скоро закончится. И они либо отыщут способ вернуться на Землю, либо нет.

– Не хочу возвращаться на Землю, – заявила Сирокко.

– Я тоже.

– Но не можем же мы повернуть назад.

– Тебе виднее.

– Да не виднее мне! Просто у меня упрямства больше. Но мы должны идти дальше. Должны. Ради Апрель, Джина и всех остальных мы обязаны выяснить, что с нами такое проделали и зачем.

* * *

– Вытащи-ка мечи, а?

– Думаешь, будут проблемы?

– Не из тех, что решаются мечом. Но с ним мне как-то спокойнее. К тому же я герой, сама говоришь. А какой герой без меча? Это ж курам на смех.

Габи спорить не стала. Опустившись на одно колено, она порылась в лишнем рюкзаке, достала оттуда пару коротких мечей и перебросила один Сирокко.

Они стояли невдалеке от верха того, что по всему должно было оказаться последней лестницей. Подобно той, по которой они взбирались у основания спицы, эта вилась спиралью вокруг троса, что вдруг снова обнаружился на верху длинного, голого склона, отмечавшего границу меж лесом и верхним клапаном спицы. Двое суток, активно пользуясь ледорубами, веревками и крюками, взбирались они по этому склону.

Масла в лампе уже не осталось, и взбираться по лестнице приходилось в кромешной тьме, беря одну ступеньку зараз. Подъем шел без приключений – пока где-то впереди Сирокко не различила слабое красноватое свечение. И не почувствовала острого желания взять в руку меч.

Превосходное это было оружие, хотя рукоятка могла быть и поменьше. На такой высоте меч почти ничего не весил. Чиркнув спичку, Сирокко погладила выгравированную на лезвии фигуру титаниды.

– Н-да, – заметила Габи. – Ты прямо с картины Фразетты.

Сирокко оглядела себя. Оборванные лохмотья некогда роскошных одеяний. Бледная кожа – там, где она вообще проглядывала под слоем грязи. Лишнего и даже части совсем не лишнего веса Сирокко лишилась, а все оставшееся стало на редкость твердое и жилистое. Кожа на руках и ногах сделалась грубой как звериная шкура.

– Вот обида. А я всегда хотела смотреться одной из тех див Максфилда Пэрриша. Такой благородной-благородной.

Отшвырнув спичку, она зажгла другую. Габи все еще на нее глазела. Глаза ее поблескивали в желтом свете. Сирокко вдруг отчего-то сделалось спокойно и хорошо. Она улыбнулась, затем рассмеялась и обняла Габи за плечи. Габи с неуверенной улыбкой тоже ее обняла.

– Ты… у тебя никаких предчувствий насчет вон того? – Габи указала мечом в сторону верха лестницы.

– Вроде есть что-то. – Сирокко опять рассмеялась, затем пожала плечами. – Ничего определенного. Просто держи ухо востро.

Габи промолчала, но прежде чем снова покрепче взяться за рукоять меча, вытерла ладонь о бедро. Затем рассмеялась.

– Не знаю, как им орудовать.

– А ты действуй так, будто знаешь. Кстати, когда доберемся до верха лестницы, все барахло оставь там.

– Думаешь?

– Лишний вес ни к чему.

– Ступица большая, Рокки. Мы можем долго ее обшаривать.

– У меня предчувствие, что дело не затянется. Все решится очень скоро.

Она задула вторую спичку. Подождав, пока глаза не привыкнут, они вскоре снова увидели то слабое свечение. А потом бок о бок двинулись вперед – вверх по последней сотне ступенек.

* * *

Сирокко и Габи восходили в пульсирующую алую ночь.

Весь свет исходил от прямой, как луч лазера, линии над головой. Потолок терялся во мраке. Слева нависал трос – черная тень на иссиня-черном фоне.

И стены, и пол, и даже сам воздух вторили звуку медленных ударов громадного сердца. В лицо женщинам задувал холодный ветерок из невидимого прохода в спицу Океана.

– Я намерена без церемоний тут осмотреться, – прошептала Габи. – А то дальше чем на двадцать метров ни черта не видно.

Сирокко промолчала. Затем, желая избавиться от странного, гнетущего чувства, замотала головой – и тут же ей пришлось бороться с приступом головокружения. Хотелось присесть. Еще хотелось повернуть назад. Было страшно, но сдаться она не осмеливалась.

Вытянув меч перед собой, она заметила, что он переливается будто полоска крови. Шаг вперед. Еще один. Габи не отставала. Они медленно шли во тьму.

Зубы заломило. Сирокко вдруг поняла, что слишком крепко их сжала – аж на скулах вздулись желваки. Тогда она остановилась и крикнула:

– Я здесь!

Несколько долгих секунд спустя вернулось одно эхо, а затем в небытие потянулась целая их череда. Воздев меч над головой, Сирокко крикнула снова:

– Я здесь! Я капитан Сирокко Джонс, командир МКК «Укротитель», полномочный представитель Соединенных Штатов Америки, Национального управления по аэронавтике и исследованию космического пространства, а также Организации Объединенных Наций планеты Земля. Я хочу с тобой говорить!

Казалось, прошли столетия, пока наконец не замерло все эхо. И тогда не осталось ни звука – лишь медленная пульсация чудовищного сердца. Держа мечи наготове, Сирокко и Габи стояли спина к спине и слепо вглядывались во тьму.

И тут, стирая последние остатки страха, Сирокко охватил безудержный гнев. Размахивая мечом, она дико кричала в ночь, а по щекам ее текли слезы.

– Я требую, чтобы ты появилась! Мы с подругой перенесли множество невзгод, прежде чем предстать тут перед тобой! Земля выхаркнула нас голыми в этот мир! А мы прорвались на самую его вершину! Мы испытали жестокое обращение, нас бросало туда-сюда по прихотям, нам непонятным! Твоя длань проникла в самые наши души и попыталась лишить нас достоинства, но мы не сломались! Я требую, чтобы ты вышла и ответила мне! Ответила за все, что ты натворила! Или всю свою оставшуюся жизнь я посвящу полному твоему уничтожению! Я тебя не боюсь! И готова драться!

Сирокко даже не замечала, что Габи тянет ее за рукав. Наконец все-таки заметила и опустила полные слез глаза. Габи явно была напугана, но стойко держалась рядом.

– Рокки, – робко заметила она, – может, она по-земному не понимает?

Тогда Сирокко пропела свой вызов по-титанидски. Она выбрала высокий, помпезный лад, каким обычно излагают сказания. Мрачные твердые стены отшвыривали ее песнь обратно – и вскоре вся черная ступица огласилась вызывающей музыкой.

Пол задрожал.

– Яаааааааааа…

Единственный звук, слово земного языка – подлинный ураган голоса.

– Тееееебяааааааа…

Рухнув на четвереньки, Сирокко ошалело смотрела на припавшую к самому полу Габи.

– Слыыыыыыышууу…

Минуту за минутой слова все вторились и вторились, постепенно обращаясь в далекий басовый рокот затихающих сирен воздушной тревоги. Пол угомонился, и Сирокко подняла голову.

Белый свет ослепил ее. Прикрывая глаза ладонью, она отчаянно щурилась, но смотрела.

Одна из стен оказалась занавесом, и занавес этот теперь поднимался. Шел он от пола до потолка – пять километров в вышину. Позади занавеса открылась хрустальная лестница. Зловеще посверкивая, лестница уходила в сияние настолько ослепительное, что Сирокко просто не могла туда смотреть.

Габи опять тянула ее за рукав.

– Бежим отсюда, – настойчиво шептала она.

– Нет. Я пришла с ней поговорить.

Сирокко заставила себя упереться ладонями в пол и толкнуться вверх. Встать на ноги было просто; а вот держаться на них – куда сложней. Ей уже ничего так не хотелось, как последовать предложению Габи. Вся бравада казалась теперь приступом непонятного опьянения.

И все-таки она пошла к свету.

Проход составлял 200 метров в ширину и ограничивался хрустальными колоннами, которые, судя по всему, были не чем иным, как верхними окончаниями подвесных тросов. Взглянув выше, Сирокко заметила, как тросы расплетаются и каждая жила, выводя замысловатый узор, в конце концов соединяется с каким-то подобием плетеной корзины, что покрывала далекую крышу. Здесь и располагался тот сверхъестественно мощный анкер, что скреплял Гею воедино.

Тут Сирокко нахмурилась. Одна из жил была порвана. При внимательном рассмотрении выяснилось, что весь потолок напоминает свитер, с которым вволю поиграл котенок – хватало там всяких узлов и обрывков.

При виде разрушений Сирокко немного полегчало. Пусть Гея и могущественна, однако она знавала лучшие дни.

Наконец женщины достигли подножия лестницы и ступили на нее. Первая ступенька испустила басовую органную ноту, которая так и висела в воздухе, пока они поднимались дальше. Седьмая ступенька добавила полутон, тринадцатая – еще полутон. Путницы медленно шествовали по хроматической гамме, а когда первая октава закончилась, к основному тону стали примешиваться обертоны.

Потом по обеим сторонам вдруг взревело оранжевое пламя. Женщины от неожиданности подскочили метра на два, прежде чем низкая гравитация их остановила.

Наконец Сирокко опять начала звереть – и сама тому обрадовалась. Да, эта жуткая демонстрация грубой силы явно была рассчитана на то, чтобы у самого отважного застучали зубы и задрожали коленки. Но на Сирокко она почему-то оказала противоположный эффект. Богиня там, не богиня – на кой черт нужны эти дешевые трюки? Поиграть на и без того уже оголенных нервах? Такое божество Сирокко поставила бы на одну доску с лихим карточным шулером.

– Дэвида Копперфилда этой дамочке не переплюнуть, – заметила Габи, и Сирокко чуть не расцеловала ее за эти слова. Вот именно, трюкачество – да и только. Какому же божеству все это могло потребоваться?

Огни потухли – но только затем, чтобы тут же подскочить вдвое выше, лизнуть потолок и сделаться стенами желто-оранжевого туннеля. Женщины шли дальше.

Впереди возвышались врата из меди и золота. Бесшумно распахнувшись, они снова закрылись позади путниц.

Музыка наросла до безумного крещендо, пока две женщины приближались к огромному трону, окруженному светом. К тому времени, когда они достигли широкого мраморного помоста на самом верху лестницы, обратиться лицом к трону было уже просто немыслимо. Жар оттуда шел страшный.

– Говори.

И только слово прозвучало – сказанное тем же низким тоном, что и тогда, снаружи, но как-то более по-человечески, – как свет начал тускнеть. Бросая опасливые взгляды в сторону трона, Сирокко различила там, в световой дымке, высоченную и широченную человеческую фигуру.

– Говори – или возвращайся откуда пришла.

Прищурившись, Сирокко разглядела круглую голову на толстой шее, глаза, горящие подобно угольям, полные губы. Гея, добрых четыре метра ростом, стояла перед своим троном на двухметровом пьедестале. Чудовищное брюхо, могучие груди… Одни руки и ноги привели бы в ужас любого борца-тяжеловеса. Тело цвета зеленых оливок было совершенно голым.

Пьедестал вдруг изменил свой облик – и превратился в усеянный цветами травянистый холм. Ножищи Геи сделались стволами деревьев, ступни ее корнями ушли в почву. Мелкие зверьки стояли подле нее, пока летучие твари кружили над ее головой. Гея в упор смотрела на Сирокко, и мощное ее чело понемногу затуманивалось.

– Я… ну да, я буду, буду говорить. – И Сирокко уже открыла было рот, чтобы говорить, недоумевая мимоходом, куда же подевался весь ее праведный гнев, – как вдруг взглянула на Габи. А та буквально тряслась, не сводя сверкающих глаз с Геи.

– Я была здесь, – шептала она. – Я здесь была.

– Тсс, – прошипела Сирокко, толкая подругу локтем. – Потом разберемся. – Утерев со лба пот, она снова повернулась лицом к Гее.

– О Великая… – «Нет! Не лебезить! Так говорила Апрель. Гея любит героев. Эх, Апрель, только бы ты не ошиблась!»

– Мы… гм, я и еще шестеро прилетели… мы прилетели с планеты Земля, уже довольно… не знаю, как давно… – Сирокко запнулась и наконец поняла, что по-земному у нее не выйдет. Тогда она перевела дыхание, расправила плечи – и запела.

– Не знаю, как давно, мы прилетели сюда с миром. По твоим меркам, нас было совсем немного, и никакой угрозы мы для тебя не представляли. Мы были невооружены. И тем не менее подверглись грубой атаке. Наш корабль был уничтожен раньше, чем у нас появилась возможность изложить наши намерения. Против нашей воли мы оказались в заточении, причем в условиях, губительных для нашего разума. Мы лишились возможности связаться друг с другом или с нашими товарищами на Земле. В нас были произведены перемены. Один из моих товарищей после такой обработки сошел с ума. Другая, когда я последний раз ее видела, была близка к безумию. Третий более не нуждается в обществе своих сородичей, а четвертый потерял большую часть своей памяти. Еще одна изменилась до неузнаваемости; она больше не желает знать родную сестру, которую когда-то страстно любила.

Все это кажется нам чудовищным. Думаю, с нами обошлись несправедливо и мы заслужили право на объяснение. Мы подверглись дурному обращению – и заслуживаем справедливости!

Довольная, что все выложила, Сирокко чуть расслабилась. Все дальнейшее уже от нее не зависело. Вряд ли стоило и дальше себя дурачить – биться с этим монстром ей не под силу.

Гея еще больше помрачнела.

– Я не подписывала Женевских соглашений.

Сирокко аж рот разинула. Она, правда, понятия не имела, что ожидала услышать, – но уж, во всяком случае, не такое!

– Да кто же ты такая? – Слова вырвались раньше, чем Сирокко успела себя одернуть.

– Я Гея, великая и мудрая. Я мир, я истина, я закон, я…