Текст книги "Похитители"

Автор книги: Джон Фаррис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц)

«Думаю, нам понадобится как минимум год, – продолжил Дев Кауфман. – А может, на это уйдет три года, кто знает? Мы поедем в Европу, предпочтительно в страну, язык которой не знаем, чтобы нельзя было читать газеты. Будем вести очень простую жизнь».

Самое обидное то, что я не могу с ним спорить. Дело в том, что мне известно, как сильно Дев страдает от своего недовольства и как уверен, будто наконец нашел лекарство от него. Но мне грустно от того, что я не могу разделить с ним его… собиралась написать «энтузиазм», но нет, это не энтузиазм. Это не что иное, как унылая решимость перевернуть все с головы на ноги, опустошить свою жизнь и вновь наполнить ее… чем-то. Сейчас этим наполнителем является живопись. Чем закончится его последняя идея, не знаю. Удастся ли ему сейчас в отличие от прежних попыток полностью наполнить свою жизнь?

Эти мысли не дают мне уснуть всю ночь. Как мы собираемся жить дальше, Дев? Живя в стране, где не сможем говорить на местном языке… даже друг с другом?

Глава 8

На улице бушевала гроза. Отставной генерал Генри Фелан Морзе вошел в холл полицейского участка, расположенного в недавно пристроенном крыле старинного колониального здания, в котором находилась администрация. Он кивнул дежурному полицейскому, сидящему в стеклянной будке, и снял шляпу, с которой ручьем текла вода. Потом угрюмо двинулся по коридору, сильно опираясь на черную трость.

Морзе дошел до конца коридора, открыл дверь с надписью «Дознание» и вошел в комнату.

Обычно в этой небольшой комнате площадью четырнадцать квадратных футов находились только металлический стол с серой столешницей да четыре деревянных стула, но сейчас ее превратили в штаб расследования похищения Кэрол Уоттерсон. На стенах висели подробные карты местности, поставили четыре телефона, полицейское радиооборудование, телетайп, диапроектор с экраном, принесли меловую доску и доску для художника.

В этот поздний час в комнате находились два человека, и оба говорили по телефону. Лейтенант детектив Питер Демилия посмотрел на вошедшего старика, вопросительно поднял брови и продолжил разговаривать. Положив трубку, он что-то записал в блокнот.

Генерал спросил:

– Где Гаффни?

Демилия показал на телефон.

– Только что разговаривал с ним, Генерал. Он в Кингстоне.

– Нашли что-нибудь интересное в этом фургоне «фольксвагена»?

– Достаточно, чтобы на пару дней загрузить работой передвижную лабораторию.

– Но доказательств, что Кэрол увезли именно в этом фургоне, пока нет?

Демилия сонно посмотрел на собеседника.

– Последний человек, который сидел за рулем, постарался везде стереть отпечатки пальцев, но с помощью только обычного носового платка невозможно уничтожить все следы. Ребята из лаборатории нашли детергент, образцы почвы, следы рвоты, волосы, кусочек человеческой кожи, мочу. Имеются фрагментарные отпечатки пальцев и один хороший отпечаток ладони. По-моему, всего удалось собрать с пару сотен образцов для анализа. Может, один из них окажется полезным. – Лейтенант заколебался, потом добавил: – Самая главная пока улика – несколько крупинок желтой краски в нитях трех из четырех шин фургона. Такой краской в этом штате наносятся предупредительные полосы на шоссе и обозначаются запретные зоны и парковочные стоянки.

– Краска свежая?

– Судя по всему ей пользовались всего несколько дней назад. Мы все еще проверяем магазины в нашем штате, в Джерси и в Коннектикуте. В понедельник были размечены двенадцать миль 210 шоссе западнее Стоуни Пойнта. Это округ Роклэнд.

– Полагаю, Гаффни покажет владельцу пункта проката фургонов человека, которого вы задержали сегодня утром.

– В этом нет смысла, Генерал. Мистер Фликер ко всеобщему удовлетворению доказал, что до вторника на этой неделе тихо, и мирно подделывал чеки в Луисвилле. Его хорошо запомнил водитель автобуса, на котором он приехал. Фликер всю дорогу не закрывал рта. Он рассказывал об изобретениях, которые собирался сделать, и книгах, которые собирался написать. Кроме длинных волос, как у хиппи, Фликер ничем особенно не похож на человека, который назвался Гомером Сьювеллом из Барстоу, штат Теннесси.

– Естественно, никакого Гомера Сьювелла в природе не существует?

– Не существует не только Сьювелла, но и в Теннесси нет никакого Барстоу. Восемь месяцев назад из департамента общественной безопасности Теннесси были украдены около тысячи пустых водительских удостоверений. Сейчас мы знаем судьбу одного из них. – Пит Демилия помассировал затылок и спросил: – На улице по-прежнему льет, как из ведра, Генерал? Хотите кофе?

– Спасибо, – поблагодарил Морзе и прихрамывая направился к стене, чтобы внимательно изучить карту округов Ориндж и Роклэнд.

Неожиданно проснулся телетайп, отстучал послание и вновь замолчал. Демилия налил кофе в пластмассовую чашку и положил два кусочка сахара. Сейчас он уже хорошо изучил привычки и вкусы генерала Генри Морзе.

Генерал взял чашку, не отрывая взгляда от карты.

– Прошло почти шесть дней, – проворчал Морзе, и лейтенант детектив обратил внимание на слабые нотки отчаяния и паники в голосе старика.

– Но у нас уже имеются кое-какие неплохие результаты, – мягко не согласился детектив.

Полиция и ФБР проверили корешки квитанций на заправке «Эссо» в Фокс Виллидже и опросили пару десятков людей в двух штатах. Выяснилось, что около пяти часов дня в воскресенье семья из семи человек заехала на заправку заправиться и сходить в туалет. Терпеливые расспросы пятерых детей дали первые результаты. Двенадцатилетняя девочка осталась в машине одна и обиженно разглядывала «Джейк». Она видела, как взрослая девушка в смешном теннисном костюме неожиданно пошатнулась, будто упала в обморок. Высокий мужчина с растрепанными густыми волосами помог ей сесть в черный доставочный фургон. Они были наполовину закрыты спортивной машиной с поднятым капотом. Девочка была уверена, что фургон «фольксваген». Дядя Шерм, он торговал цветами, недавно купил такой же, только красного цвета. Фургон быстро отъехал от ресторана, потом повернул на юг к Со Миллу. Водителя девочка не разглядела. Это происшествие показалось ей немного странным, потому что мужчина с густыми волосами чуть ли не закинул упавшую в обморок девушку в фургон. Но она не сказала ни слова родителям, поскольку здорово на них разозлилась.

Через два дня после объявления розыска два заместителя шерифа округа Колумбия заметили похожий черный фургон «фольксваген» на улице у реки на окраине Хадсона, штат Нью-Йорк. Они заглянули в кабину, ключи находились в замке зажигания.

Около фургона была организована засада, но фэбээровцы и полицейские напрасно прождали двадцать четыре часа: к «фольксвагену» так никто и не приблизился. Полиция быстро выяснила, что некий Гомер Сьювелл из Барстоу, штат Теннесси, взял «фольксваген» напрокат на две недели, расплатившись наличными.

Детективы решили, что фургон брошен, и «фольксваген» отогнали в полицейский гараж для тщательного осмотра.

Сгорбившись, генерал Морзе долго смотрел на карту, пока остывал кофе.

– Двести десятое шоссе в западном направлении, – наконец повторил он. – Оно проходит через Национальный парк Харримана и лес Стерлинг. Пустынные края, практически нет дорог, одни пешие тропы.

– Да, – кивнул Демилия, зная, к чему клонит старик.

– С самого начала все пошло не так, как я рассчитывал, – неохотно признал Генерал. – Похоже, я не учел одного. Если бы похитители с самого начала собирались убить Кэрол, то обязательно бы позвонили и постарались получить деньги. Нет, что-то у них не сработало, и сейчас Кэрол скорее всего нет в живых. – Старик напряженно замер. Одна часть лица покраснела, а другая была белой, как воск, и напоминала работу плохого гробовщика. И только глаза продолжали гореть яростным огнем. – Медвежья гора, Харриман. Вот, где вам следует искать. Господи, они убили ее… – Он замолчал, не сводя взгляда с карты. Сейчас в его глазах заблестели слезы гнева.

Питер Демилия печально покачал головой.

– Еще остается шанс, Генерал.

– О, Господи, – застонал старик, – тогда найдите их! Вам лучше найти их и как можно быстрее, иначе я сам начну поиски. Но учтите, если первым найду их я, вам ничего не достанется! Я разрежу их на кусочки и скормлю моим птицам.

– Да, сэр. – Лейтенант Демилия уже давно работал в полиции и за эти годы наслышался самых разнообразных угроз, но угроза генерала Морзе произвела на него сильное впечатление. Это была не пустая угроза испуганного старика. Для своих семидесяти лет Морзе сохранил на удивление много властности и суровости. У него был такой решительный вид, как будто он мог сам прекрасно разобраться в сложной ситуации даже с одной ногой, отрезанной у колена… – Да, сэр, Генерал, – беспокойно повторил Питер Демилия, когда ему показалось, что Генерал до утра будет смотреть на него своими печальными глазами.

Генри Фелан Морзе встрепенулся и растерянно моргнул. Несколько секунд у него было такое озадаченное лицо, будто он не понимал, где находится. Потом старик надел шляпу и потянулся к ужасной трости.

– Я хочу, чтобы мне обязательно сообщили, как только появятся новости, – строго напомнил Морзе. – Не забывайте этого, лейтенант. И не позволяйте никому этого забывать.

– Не забуду, сэр, – пообещал Демилия. Из армии он уволился уже десять лет назад, но сейчас ему страшно захотелось отдать честь, когда Генерал выходил из комнаты.

Глава 9

Около двух часов ночи налетел еще один шквал ветра с дождем, и раскаты грома сотрясли старинный колониальный особняк.

Филисия Холланд едва обратила внимание на непогоду и гром. Она лишь дважды отрывалась от последних страниц написанного от руки дневника Кэрол. Эти страницы были посвящены печальным и тревожным дням после разрыва с Девом. И еще она часто писала о Сэме…

Фев. 16

Дев уехал пять дней назад.

Я знаю, что оставаться в этой квартире плохо, но мне казалось, будто удастся собрать силы в кулак и дотянуть здесь до выпуска. Однако сделать это оказалось очень трудно, у меня такое ощущение, словно я засиделась на похоронах. Вчера ночью я просыпалась с полдюжины раз, причем в последний раз рыдала так громко, что меня, наверное, можно было услышать на улице. Так что без переезда не обойтись. Сейчас сдать квартиру будет нетрудно. Бет знает парочку, которая как раз ищет жилье. Если захотят, могут переезжать прямо сегодня. Мне нужно только время, чтобы собраться.

Сейчас проблема будет заключаться в том, чтобы найти место, где можно прожить три-четыре следующих месяца. Можно, конечно, переехать к Лоне. У нее есть свободная комната, и я знаю, что она будет очень рада, если я буду жить с ней. Вчера мы повстречались в Двинелл Холле, и она отпустила пару очень прозрачных намеков. Но едва ли я соглашусь на этот вариант. Лона неплохая девчонка, когда находится в хорошем настроении. Однако я уже поняла, что у нее хватает выкрутасов и странных привычек, которые мне совсем не по душе. Не думаю, что смогу жить с ней. По-моему, она честно старается вести нормальную жизнь, но не может существовать без кое-каких таблеток. Скорее всего Лона живет на амфетаминах. Очень хочется надеяться, что я ошибаюсь. Лона обладает какой-то странной притягательностью. Она импульсивная девушка, так что, пожалуй, мы бы стали хорошими подругами. Последние пару недель она была особенно внимательной и всячески помогала мне, но вполне тактично и ненавязчиво.

И все же, я не смогла переехать к ней. Я просто не смогу жить в одной квартире с Лоной Келс. Как большинство женщин, ведущих чувственную жизнь, Лона приличная неряха, а в ее случае неряшливость усугубляется наркотиками. Так что легко можно представить, что творится у нее в квартире. За собой она еще как-то следит, но я уверена, что мне пришлось бы играть роль строгой экономки или наставницы. Лона, на мой взгляд, совсем не домашняя девушка, так что наше сожительство в конце концов закончится тем, что мы вцепимся друг другу в глотки. Мне пришлось бы все время находиться начеку и быть готовой каждую минуту дать отпор, особенно когда к ней будут приходить в гости кавалеры, покрытые шрамами любовных сражений. А я честно говоря сейчас не в настроении давать кому бы то ни было отпор. Я хочу одного – оставить всех в покое и чтобы меня тоже оставили в покое.

Поэтому я решила принять приглашение Гэри и Бет и поселиться в их темной маленькой комнатушке размерами восемь на восемь футов. Так как они оба учатся и работают над своими докторскими диссертациями, сомневаюсь, что им удается проводить в своей берлоге больше четырех часов в неделю. И самое главное, Гэри не станет приставать ко мне, если мы вдруг окажемся одни. Конечно, у Гэри есть свои пороки – время от времени, когда позволяет семейный бюджет, он балуется сильной мексиканской марихуаной золотистого цвета и… почитывает, уф, «Нэшнл Инквайерер».

Фев. 25

У меня глубокая депрессия. Не хочется ничего делать: ни писать, ни говорить, ни есть, ни спать, ни выходить из дома. Просто сижу в комнате и ничего не делаю. Только ненавижу себя саму. И еще хочется быть с Девом, с Девом. О, Господи!..

Март, 14

Сэм Холланд не мог выбрать для приезда более неудачного времени. На днях я покончила с депрессией в очередной раз, примерно, в десятый по счету, но последняя попытка отняла у меня все силы и сделала вялой и ко всему безразличной. Вчера Бет долго готовила рагу. Я просто обожаю ее рагу и при обычных обстоятельствах не могу его наесться, но сейчас оказалось невыносимо трудно проглотить всего несколько ложек и при этом еще и нахваливать кулинарные способности Бет. Наверное, я не очень убедительная актриса, потому что Бет несомненно обиделась. Я опять расстроилась, так и хочется отрезать себе язык за то, что обидела Бет. В эти дни я не могу никого видеть. Сейчас понимаю, что напрасно переехала к Лискам. Но мне казалось, что я крутая девчонка… роман закончился, подумаешь! Ну, немного слез, несколько минут грусти, и все забыто.

Однако жизнь без Дева оказалась мучительной пыткой. Самым настоящим адом! Дев никак не забывается. У меня такое ощущение, что я никогда его не забуду. И еще мне кажется, что я до самой смерти буду мучиться.

Я не хотела встречаться с Сэмом, но у него выдался свободный день, и он настоял на том, чтобы заехать и вытащить меня из моего грязного маленького гнездышка. Да благословит Бог Сэма Холланда! День выдался на загляденье, скорее летний, чем весенний. В нем была какая-то душераздирающая ясность, которая так редко бывает у нас в районе Фриско.

Мы поехали на север через виноградные и винодельческие районы. Около Санта-Розы прекрасно пообедали в маленьком ресторанчике, о котором мне много рассказывали знакомые.

У Сэма был прекрасный вид, даже прибавил несколько фунтов. Он очень тактично не стал обращать внимание на мой ужасный внешний вид. В последний раз я видела его перед Рождеством, когда у него самого был тяжелый период. Правда, в последние три месяца он часто приезжал на Побережье и каждый раз исправно звонил из аэропорта.

В ресторане был «шведский стол». Мы распили бутылку кларета, и вино быстро развязало мне язык. Почти полчаса я произносила слащавый монолог о Деве. Я ныла о том, как скучаю по нему и что наше расставание только к лучшему. Наконец я, убитая горем, начала глупо икать (икота, очевидно, является моей малярией, моими кривыми зубами, моим позором), и мне пришлось идти в туалет, чтобы выплакаться и умыться. Когда я вернулась, Сэм показался мне таким же свежим, как и раньше.

Холланду не хотелось рассказывать о своих трудностях с Филисией. Он только нахмурился, когда я стала приставать, что-то мямлил и в конце концов мне удалось вытянуть из него, что у них все же есть кое-какой прогресс. Однако в таких случаях события происходят очень медленно, и необходимо время, чтобы посмотреть, как все обернется. Я больше не стала его расспрашивать об отношениях с Филисией.

Сэм приготовил для меня сюрприз, который приберег на десерт. На прошлой неделе он обедал со своим редактором. За обедом обсуждалась новая книга, которую Сэм собирался написать. Каким-то образом разговор перешел на меня и на мое желание отыскать хоть маленькую нишу в литературном мире. Двумя днями позже редактор позвонил и сказал Сэму, что в его издательстве найдется для меня место. С сентября освобождается место помощника редактора. Честно говоря я совсем не знала, что такое помощник редактора, но притворилась, будто знаю. Издатель Сэма один из самых старых и уважаемых в издательском мире, и в списке его клиентов можно найти кучу знаменитостей, так что я должна быть польщена.

После обеда мы развернулись и поехали на юг к Марину и мосту Золотые Ворота. День был просто потрясающий. Потом нам взбрело подняться на вершину Тамалпайса.

С горы открылся фантастический вид: от голубого Тихого океана за Муир Вудс до Тибурона и залитой солнцем Северной Бухты. День был будний, поэтому в парке оказалось совсем немного посетителей. Мы решили немного погулять. Мне взгрустнулось, когда я подумала, что скоро придется уезжать из Калифорнии. Но после четырех лет разлуки я вновь начала скучать по энергичному деловому Нью-Йорку и его духу соперничества. Классический случай ностальгии по дому, решила я.

И тут произошел забавный эпизод. Два странных больших иссиня черных ворона, каждый более двух футов в высоту, неожиданно опустились перед нами на тропинку. Они начали описывать круги, шагая, как банкиры, нагнув головы и о чем-то каркая.

Редко доводится увидеть воронов так близко… Дело в том, что это птицы отшельники. Они находились не более чем в сорока футах от нас. Может, вороны просто не замечали нас, поскольку мы стояли в тени. В этих двух больших птицах было что-то благородное и внушающее суеверный страх. Не случайно племена прибрежных индейцев когда-то даже почитали их как богов. Я всегда любила наблюдать за птицами. Мне нравятся все птицы, даже большие ястребы и соколы, которыми развлекается Генерал. Правда, общаться с соколами я предпочитаю на расстоянии, а не с глазу на глаз.

Очевидно, Сэм терпеть не мог находиться в такой близости от птиц, и ему было все равно, что это была за птица. Я повернулась к нему, чтобы предложить подкрасться поближе и узнать, что вороны думают о нас, но Сэм уже двинулся обратно. Шел он не напряженной дергающейся походкой, а медленно, спотыкаясь. Я быстро догнала его. Лицо у отчима было нездорового цвета, на нем застыла гримаса отвращения и ужаса, словно он проглотил что-то ядовитое. Я заговорила с ним, но он продолжал молча переставлять ноги, как во сне. Пройдя еще, примерно, с двадцать ярдов, Сэм наконец остановился, сгорбил плечи и вытер лоб платком.

«Сэм, в чем дело? Тебе плохо?»

Он попытался улыбнуться. Мы отошли от воронов далеко, и сейчас они не были видны.

«Я и не знала, что ты боишься птиц», – сказала я.

Сэм покачал головой, будто сам был смущен своей реакцией.

«Я и не боюсь, – кивнул он. – Вернее хочу сказать, что долгие годы мне казалось, будто не боюсь. Думал, что все это осталось далеко в прошлом».

По пути к машине я заставила его объяснить, что он имел в виду. Конечно, в дело был замешан дядя Сэма, у которого он воспитывался. Его прозвали «дядя Шляпа», потому что у него не было волос и он мгновенно простужался, так что ему приходилось все время что-то носить на голове, даже в постели. Эта причуда придавала ему вид чудака, но на самом деле он был сложным и неуравновешенным человеком. Несмотря на свою страсть к музыке (Шляпа был талантливым музыкантом-самоучкой) всю жизнь он проработал на работах, не требующих особого искусства. Шляпа был прекрасным семьянином, очень любил жену и дочь, особенно дочь. Девчонка же, по словам Сэма, к пятнадцати годам превратилась в самую настоящую суку. Очевидно, старик Шляпа испытывал к ней тайное сексуальное влечение, и она чуть ли не сводила его с ума. Время от времени Шляпа выпускал накопившееся напряжение, что выражалось во взрывах садизма. Жертвой этих издевательств всегда оказывался Сэм Холланд.

Сэму было восемь лет, когда его дядя устроился работать в зоопарк. Работа была пустячной. Шляпа работал всего-навсего ночным сторожем, хотя официально его должность называлась значительно внушительнее.

Дочь положили в больницу на какую-то легкую операцию: гланды или что-то еще, и мать ночевала у ее постели. Чтобы сэкономить несколько долларов на няньке, дядя Шляпа взял с собой Сэма в зоопарк.

Как и любой мальчишка, Сэм не любил сидеть в конторе, куда его отвел дядя, и вышел посмотреть на зверей. Зоопарк был приличных размеров, и мальчик в конце концов ухитрился заблудиться. Шляпа был в ярости, когда наконец нашел племянника.

Конечно, Сэма следовало бы выпороть и этим ограничиться, но Шляпа не верил в силу обычных наказаний. Он приволок Сэма к птичьим вольерам, открыл дверцу и втолкнул внутрь.

Площадь вольера равнялась примерно половине городского квартала, а по высоте он был похож на четырехэтажный дом. Освещение было автоматическим, климат тоже регулировался, создавая подобие тропических джунглей. Сэм оказался в полумраке в компании примерно тысячи экзотических птиц, причем все разозлились и злобно кричали на человека, посмевшего вторгнуться в их дом. Мальчик страшно перепугался и хотел выбраться наружу. Бродя по вольеру в поисках выхода, он упал в мелкий пруд и сильно порезался об острые листья какого-то тропического растения. Но ему показалось, будто на него напали птицы. К тому времени, когда помощник смотрителя услышал крики и вытащил его из вольера, Сэм почти сошел с ума. Чтобы привести его в чувство, пришлось применить шоковую терапию. Целый год после этого он амбулаторно лечился в психиатрической клинике, возвращаясь в нормальное состояние. Шляпу, конечно, уволили, но уголовного дела против него не возбудили. К несчастью…

Спустившись с Тамалпайса, мы почувствовали усталость и по дороге обратно в Беркли почти не разговаривали. Сэм остановил машину, наклонился и поцеловал меня в лоб. Он смотрел на меня ужасно печальными глазами. Наверное, подумала я, он все еще продолжал вспоминать того маленького мальчика в птичьем вольере. Или, может, он думал о Деве.

«Все образуется, – банально произнес он чуть ли не слезливым голосом. Однако чувства в его голосе были настоящими. – Помни, что ты много значишь для нас». Он редко показывал свои чувства, и я была тронута этими словами. Сэм Холланд отличный парень. Надеюсь, Филисия со временем поймет это.

Март 20

Наконец не выдержала. Сегодня сломалась и написала сестре Дева. Выдумала, будто у меня остались кое-какие бумаги Дева, которые он забыл взять, когда уходил с физического факультета. Я написала, что мне просто хочется знать, где он и как у него дела, и что Джин моя единственная надежда. Скорее всего у Дева все в порядке… Сукин сын!

Март 27

У Лоны появился новый дружок.

Хотя напрасно, наверное, я написала «новый». У меня такое ощущение, что они были знакомы пару лет, но потом он порвал с ней. Однако, похоже, в конце концов парень пришел к выводу, что Лона именно та девушка, какая ему нужна, и вновь стал липнуть к ней. Трудно сказать, любит ли его Лона. Она удивительно живая, энергия так и бьет через край. В сексуальном плане их отношения должны быть прекрасными, но между ними существует какое-то непонятное для меня напряжение. Уж слишком хочет Лона добиться его одобрения, а это на нее совсем не похоже.

Его зовут Ричард Марслэнд. Лона называет его Рич. Моя первая реакция на Марслэнда была полностью отрицательной. Рич самый настоящий жеребец: большой поджарый длинноногий мужик с квадратным лицом, маленькими ушами, шишковатыми скулами и ухмылкой абсолютно уверенного в себе человека. У него волосы любителя серфинга, а подстригает он их, как шпинат. Марслэнд старше, чем кажется. Я бы дала ему лет тридцать с небольшим. Наверное, Рич много времени проводит на пляже и здорово загорел. Постоянно щурит глаза от солнца, одно или два раздражения на коже в местах, где образовались язвы. Глаза почти неразличимы, два углубления в тени нависающих желтовато-коричневых бровей. Коэффициент умственного развития у него скорее всего не больше ста единиц, да и то, если в приступе щедрости прибавить несколько баллов.

Первые полчаса нашего знакомства Рич Марслэнд не сказал ничего, что могло бы заставить меня изменить первоначальное мнение о нем. Вел он себя замкнуто, сидел молча и время от времени улыбался, пока мы с Лоной болтали. Он не повел себя по отношению ко мне, как обычно ведут настоящие жеребцы, так что хоть в этом, может, я ошиблась.

Я сделала пару попыток включить его в разговор, использовав стандартные вопросы типа: а чем вы занимаетесь? Мне казалось, что он ловит тунца или торгует зимой лыжами.

Марслэнд широко улыбнулся и совершенно спокойно ответил:

– Я собираю несправедливости.

Я решила прикинуться, будто поверила, и стала задавать приличествующие вопросы, чтобы дать ему возможность покривляться, а самой – взять себя в руки. На лице Лоны застыло необычайно серьезное выражение, черт бы ее побрал!

Но когда этот Ричард Марслэнд заговорил серьезно, мне пришлось немедленно прибавить к его коэффициенту пятьдесят единиц и потом время от времени – еще по десять. Лгал он или нет, сказать было трудно, но одно было очевидно: на недостаток мозгов жаловаться ему не приходилось.

Рич обучился ремеслу брокера, когда учился на доктора философии в университете Лос-Анджелеса. Еще не закончив университет, Рич и трое молодых брокеров сбросились и организовали фирму. Дела у ребят пошли настолько успешно, что через четыре года они все превратились в миллионеров. Так что Рич Марслэнд ушел на пенсию в возрасте двадцати семи лет миллионером.

Какое-то время он ничего не делал, а только путешествовал, причем большей частью автостопом, смотрел на мир, слушал людей. Он слушал их жалобы, что, по мнению простых людей, было неправильно, и пришел к нескольким очень простым выводам: общественные институты, которые созданы для помощи простым людям, в большинстве своем работают спустя рукава. Правительства разводят руками и делают заявления, которым никто не верит, а сами тем временем проедают жизненно важные ресурсы. Подавляющее большинство школ учат не тому, чему нужно… И так далее, и тому подобное. Кроме вывода о ненужности общественных институтов, Рич сделал еще одно интригующее заключение: плохие институты несут главную ответственность за мутации человеческого духа. Именно они порождают монстров, которые в конце концов достигнут такой мощи, что уничтожат человечество ради своих идеалов или неотъемлемых прав.

У человечества существует очень простой выход: уничтожить эти вредные институты или разрушить их до такой степени, чтобы они могли функционировать честно и выполнять первоначально возложенные на них задачи. Рич утверждал, что главная цель этих установлений заключается в защите любой ценой от разрушения или закрытия. Однако в разрушении институтов пригодны не все средства. Так, нельзя оправдать насильственные революции, поскольку они строятся на человеческих страданиях и в конечном счете создают новые, свои институты, а те со временем становятся такими же вредными, как и старые.

Угу, кивала я, а сама мысленно спрашивала себя, к чему он клонит?

«Последние пару лет я с несколькими друзьями изучал основные характеристики общественных институтов и искал пути их уничтожения. Несомненно одно – это должно быть сделано без уничтожения созданной культуры и установления анархии».

«И что, вам удалось найти такой путь?» – поинтересовалась я.

Рич Марслэнд выразительно и абсолютно серьезно покачал головой.

«Нет».

«Значит, два года коту под хвост», – заметила я и рассмеялась, потому что он чуть не провел меня.

После этих слов слегка улыбнулся и Рич. Лона же сидела серьезная. Она вопросительно посмотрела на него и через минуту спросила таким голосом, будто ее страшно возбуждала тайная философия, которую он проповедовал.

«Почему ты не расскажешь ей о…»

«Нет», – задумчиво ответил Рич и пристально посмотрел на меня. После этого Лона, словно согласившись с упреком, бросила на него украдкой немного виноватый взгляд. Я страшно разозлилась на них обоих и сама не знаю почему мысленно сказала, будто мне наплевать на Ричарда Марслэнда. Пусть им занимается Лона, в конце концов он ее парень, а не мой.

Апр. 5

Опять вариация на старую тему. На этот раз мне приснилось, что я не нашла ребенка в детской, когда пошла взглянуть на него. Дев вел себя с таким безразличием, что я сразу поняла, кто забрал ребенка. Я заставила его все рассказать. Он объяснил, что сейчас ребенок для нас очень не кстати. Его родные тоже против ребенка, следовательно, он поступил правильно, отдав ребенка китайской семье, которая жила в джонке в бухте Сан-Франциско. Дев заявил, что им ребенок нужен, а нам – нет. Он говорил так убедительно, что мне пришлось согласиться. Но я ужасно скучала по ребенку, поэтому тайком выбралась из дома и отправилась в бухту. Я не сомневалась, что легко найду китайскую джонку, и надеялась хоть немного времени провести со своим ребенком. Но когда я пришла в бухту, она была забита джонками, как гавань Гонконга, причем все были похожи друг на друга, как две капли воды…

Проснулась я на рассвете. Потрясение ото сна сначала показалось несильным, и я подумала, что быстро забуду о нем. Потом отправилась по делам, но надежда, что сон забудется, не оправдалась. Я прекрасно знала, что послужило причиной этого сна. Когда у нас с Девом начались настоящие раздоры, то я поняла, чем все может закончиться. У меня тогда появилась дикая мысль, будто я смогу привязать его к себе с помощью ребенка. Поэтому в критическое время я перестала принимать противозачаточные таблетки. Сейчас я стыжусь того, что такая мысль пусть даже на секунду могла прийти мне в голову. Я была в отчаянии, но отчаяние не служит достаточным оправданием для того, что я сделала. Использовать таким способом Дева, использовать ребенка… Прошло всего несколько дней, и я уже ненавидела и презирала себя.

День становился все хуже и хуже. Я бесцельно бродила по залитому солнцем студенческому городку с растрепанными волосами, в платье, которое требовалось погладить, и что-то шептала про себя, как Офелия. В маленькой наивной головке Офелии крутилась насмешка Гамлета. Наконец Офелия…

У меня было настроение, в котором, наверное, обычно и совершаются самоубийства. Мысль покончить счеты с жизнью пришла мне в голову впервые в жизни, и это было совсем неудивительно. От идеи о самоубийстве некуда было деться, и она даже показалась мне приятной. Самоубийство представлялось мне необходимым искуплением за все мои грехи и отвратительные поступки.