Текст книги "Похитители"

Автор книги: Джон Фаррис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 18 страниц)

Глава 18

– Ей наверняка сойдет это с рук, – раздраженно произнесла Кэрол Уоттерсон, – но никак не пойму, как она это сделала. Естественно, Лона хорошая актриса, но ведь она совсем на меня непохожа. Ты клянешься, что она не сделала пластическую операцию?

Она сидела на кровати в комнате наверху. Лодыжка и запястья были скованы цепью, только что помытые волосы были повязаны полотенцем. В комнате чувствовалось дыхание лета, пахло зеленью и рожью. В окнах виднелись квадраты бездонного черного неба, похожего на сказочное. Внизу Джим Хендершолт безжалостно кромсал камень.

Крошка взяла один из белых шезлонгов и уселась. Бедный шезлонг прогнулся под ее весом и грозил в любую минуту сломаться. Она с аппетитом ела яблоко, потом попыталась подхватить с подбородка мизинцем капельку сока. Протянув свободную руку, поворошила кипу газет и журналов и выбрала последний номер «Нью-Йорк Таймс Мэгэзин».

– Лона больше похожа на тебя, чем ты думаешь, – покачала головой толстуха, листая журнал. Остановилась на большой во всю страницу цветной рекламе какой-то синтетической ткани и удовлетворенно кивнула. – Вот, взгляни на этих трех девушек. – Кэрол нагнулась и взяла у нее журнал. – С первого взгляда они все абсолютно разные, но разница в основном заключается в прическах и платьях. Присмотрись повнимательнее к их лицам. – Она впилась зубами в яблоко. – Видишь? У девушки в центре слегка впалые щеки, но кроме этого, лица у них одной и той же формы. Глаза у них тоже одинаковой формы и цвета, но каждая девушка по-своему их красит. Все остальное тоже очень похоже. Если средней девушке осветлить волосы, изменить стиль и заново подвести брови, то она превратится в близнеца блондинки, той, что слева, n’est-ce pas? [26]26
  Разве не так (фр.).


[Закрыть]

– Может быть, – согласилась Кэрол, – но это все-таки фотография, а не реальная жизнь. Согласна, с помощью макияжа можно сделать чудеса, но должны существовать сотни тонкостей, которые не скрыть никаким гримом.

– Правильно. Когда наступает такой момент, изображение другого человека и превращается в высокое искусство. Лона прекрасная актриса, поверь мне. Она работала, не покладая рук, чтобы стать такой, как ты. К счастью, что у нее оказалось много времени, чтобы внимательно изучить тебя.

– Значит, все эти якобы «случайные» встречи во время моего последнего семестра в Беркли… Лона просто выслеживала меня.

– Еще у Лоны было много фотографий. Она действовала, как тайный агент: изучала твои привычки, манеру вести себя, записывала на магнитофон твой голос. Правда, с голосом возникла проблема – почти невозможно сдублировать тембр. Но это неважно. У Лоны очень нежная кожа, и на ней сразу появляются синяки. Она у нас почти больна гемофилией. Поэтому Рич решил, что ей следует притвориться, будто у нее повреждено горло. К тому же эта идея прекрасно вяжется с собачьим ошейником. Уловка с синяком на горле позволила ей несколько дней говорить шепотом, пока все не привыкли к ее новому голосу. Потом она постепенно вернулась к своему обычному голосу. Кстати, получилось смешное совпадение: ты сейчас, пожалуй, навсегда лишилась своего голоса.

– Смешно, – уныло кивнула Кэрол Уоттерсон, закуривая. Она закрыла журнал и сейчас наблюдала, как Барбара Хендершолт доедает яблоко.

– Сначала я здорово струхнула, но игра стоит свечей, – сказала толстуха, довольно облизывая пальцы.

Кэрол с трудом могла заставить себя думать о несчастной Крошке, как об участнице заговора с целью совершения убийства. Эту часть рассказа – причину долгой и кропотливой работы Лоны по перевоплощению – вытянуть из нее оказалось нелегко. Она решительно оправдывала этот фантастический заговор, участники которого собирались убить двух стариков. «Мы спасаем человеческие жизни, Кэрол. Господи, неужели ты не можешь этого понять?» «У меня такое впечатление, что вы не считаете моего деда человеком». «Его душу испортило злое тело, в котором она находится. Выпустить непорочную душу из грязного тела, в котором она страдает и томится, акт милосердия. Душа должна вернуться в Прекрасную Страну». «У вас просто кошмарная философия, Крошка». «Кошмарная? О, Господи, в перевоплощении нет ничего кошмарного. Это единственный разумный ответ в нашем несчастном мире, который имеет смысл. Все мы жили раньше. Я, например, уверена, что уже жила.» Но после того, как Барбара выложила секреты, у нее испортилось настроение, и всю вторую половину дня она не разговаривала. Кэрол считала, что толстуха боялась. Она согласилась участвовать в похищении и убийстве, потому что, выйдя замуж за Джима Хендершолта, чувствовала себя перед ним в долгу и не имела настоящего выбора. Поэтому она не могла не испытывать чувства вины и страха. Это Кэрол понимала. Может, Крошка и была настроена не менее серьезно и решительно, чем остальные, может, она и была такой же безумной, как все остальные, но Кэрол предпочитала думать, что толстуха все же сохранила большую часть своей невинности. Иначе она больше никогда не сможет разговаривать с Барбарой, как с подругой и доверенным лицом. И до тех пор, пока в ней оставалась невинность, думала Кэрол Уоттерсон, теплится надежда, что ей удастся убедить Крошку отпустить ее. Со своей стороны она решила принять все меры, чтобы в любом случае защитить жену Джима.

Кэрол развязала и сняла с головы влажное полотенце, потом взяла сухое и с минуту энергично вытирала волосы. Наконец они стали достаточно сухими, чтобы их можно было расчесать расческой. Пока она занималась волосами, из ее головы не выходила Лона Келс со своей попыткой сыграть ее. Наглость рыжей девицы сильно раздражала ее. В конце концов, она была личностью, имела свои собственные привычки, идеалы, интеллект, какие-то способности. Риггс, конечно, глупый пес, он готов радостно облизать кого угодно. Но как могли Сэм, Кевин и Генерал попасться на удочку? Как не смогла ее собственная мать раскусить самозванку? Правда, в течение последних четырех лет они редко бывали вместе, но несмотря на это Кэрол особенно злило то, что Лоне удалось провести и ее мать. Эта мысль вызвала странную панику, ей казалось, будто она существовала только для похитителей и больше ни для кого, будто Филисия забыла ее и согласилась на замену настоящей дочери.

– А что она сделала с отпечатками пальцев, Крошка? Как быть с моим почерком?

– Отпечатки пальцев ерунда, поскольку ни ты, ни она не значитесь в архивах ФБР. Что же касается почерка… Лона пару дней училась копировать твой почерк, чтобы суметь подписывать заявления и прочее.

– Наверное, она водит и мою машину, – сердито пробурчала Кэрол.

– Конечно. Лона классный водитель, так что не беспокойся за машину.

– А откуда она знает дороги вокруг Фокс Виллиджа?

– У Лоны были две недели для разведки на месте перед тем, как она превратилась в тебя. Она десятки раз проезжала мимо твоего дома.

– А как же быть с людьми, которых я знала всю жизнь? Не могла же она изучить всех их.

– Ну… – осторожно протянула Крошка, – Лона готова к любой самой неожиданной встрече. Скажем, со старыми школьными друзьями и тому подобное. Но по плану она должна больше сидеть дома и не ездить по гостям.

– Все равно не поверю, чтобы Лона не допустила ни одной ошибки. У меня в голове вертятся сотни вопросов, которые могли бы задать ей Кевин и моя мать и на которые она никогда не сможет ответить.

– Лона сообразительная девушка. Напрасно ты ее недооцениваешь.

– С чего ты взяла, что я недооцениваю ее? – угрюмо буркнула Кэрол. – Я только надеюсь, что мы с ней когда-нибудь еще встретимся. Мне вполне хватит и пяти минут, чтобы рассказать ей, что я о ней думаю.

Кэрол Уоттерсон продолжила расчесывать волосы короткими резкими движениями. В открытое окно залетел жук в твердом панцире и приземлился на колено толстухе. Та угрюмо смахнула его.

– Генерал не очень-то и известный человек, – сказала Кэрол. – Он всегда стеснялся славы и известности. Как вы… я имею в виду, как Рич и Джим вообще выбрали его?

– Рич услышал о генерале Морзе и заинтересовался им. У него есть свои источники информации и деньги, чтобы расплачиваться за нее. Он узнал все, что нужно знать о твоем деде, и только после этого было принято решение… двигаться дальше. Большую роль, конечно, сыграло то обстоятельство, что ты была под рукой в Беркли. Твоя близость и дала ребятам идею, как провернуть это дело. Вся изюминка в том, чтобы убрать одновременно и генерала Морзе, и его компаньона Вернона Меттса. Остановить их кровавый бизнес может только смерть. Если их оставить в живых, то торговля оружием будет продолжаться так же, как всегда. – Крошка пошевелилась с таким видом, будто хотела подняться с шезлонга, но она не могла встать без помощи Кэрол, а Кэрол даже не пошевелилась, чтобы помочь ей. На лбу у Барбары выступили капли пота. – Уже почти одиннадцать. Может, спустимся вниз и посмотрим телевизор? Сегодня показывают «Прощай» с Брандо. Видела? Господи, когда я смотрела его в первый раз, весь фильм проплакала.

В изножьи кровати внезапно показалась тень, и девушки испуганно вздрогнули. Джим Хендершолт в побелевших от пыли рабочих брюках, как всегда бесшумно, поднялся по лестнице на второй этаж и сейчас стоял у кровати и разглядывал их со слабой сардонической усмешкой. Лицо и руки у него тоже были выпачканы мраморной пылью. Казалось, весь он покрыт белой коркой, и только красные глаза холодно и мрачно смотрели на них, будто все знали.

– О чем болтаете, девочки? – полюбопытствовал он.

– Да так, о всякой ерунде. О нарядах и кино, – смущенно ответила Барбара. Кэрол спросила себя, как долго Большой Джим поднимался по лестнице и сколько из их разговора успел услышать, прежде чем они заметили его? Она испуганно вздрогнула, когда увидела Джима, но больше на него не смотрела. – На сегодня закончил? – поинтересовалась Крошка.

Большой Джим зевнул.

– Да, сегодня я много сделал. Не сделаешь мне гамбургер?

– Конечно! Я мигом! Я только что предложила Кэрол пойти вниз посмотреть кино…

Джим бросил на Кэрол Уоттерсон сочувственный взгляд и сказал:

– А по-моему, Кэрол сегодня здорово устала. У нее сонный вид.

– Пожалуй, ты прав. А я и не подумала, что она может устать. Хочешь спать, Кэрол?

Кэрол опустила гребень и посмотрела на Большого Джима с легкой враждебностью.

– Если он говорит, что хочу, то хочу.

Вместо ответа Джим подошел к жене, протянул руки, напрягся и немного отклонился назад, пока она поднималась со стула.

– Ап! – весело воскликнул он.

Крошка смущенно захихикала и поправила платье. Она нежно посмотрела на мужа.

– Иди вниз, – сказал Большой Джим. – Я сам уложу Кэрол спать.

На то, чтобы спуститься, у Барбары Хендершолт ушло три или четыре минуты. Джим стоял у окна и смотрел на улицу, сцепив руки за спиной.

– Мой дядя относится к людям, которые привыкли рано ложиться и рано вставать, – сообщил он. – Поэтому он так и не повесил на окна в спальне жалюзи и занавеси. Ему нравится рисовать рано утром при первых лучах солнца.

– А где сейчас твой дядя? – поинтересовалась Кэрол.

– В Греции. Кажется, в Гидре. Говорят, там потрясающий свет.

– Он хороший художник?

Большой Джим отвернулся от окна и чересчур медленно пожал плечами. Уголки губ приподнялись, как бы добродушно признавая посредственный талант дяди.

– Жаловаться ему не на что: у него есть последователи, его картины покупают.

– Наверное, он не знает, для чего ты используешь его дом.

Большой Джим рассмеялся.

– Правильно, не знает. Дядя здорово удивится, когда все выплывет на поверхность. Но думаю, он сумеет извлечь пользу из славы.

Джим Хендершолт вернулся к постели. Ходит он, как утка, размахивая слишком длинными руками, подумала Кэрол. Она напряглась под суровым взглядом его глаз и как всегда испугалась кровожадного характера и осмотрительно спрятанной мании величия.

– Тебе никогда не стать хорошим скульптором, – заявила она со злостью, желая побольнее уколоть Хендершолта. – У тебя никогда не будет подражателей, и тебе никогда не продать ни одного своего отвратительного истукана.

Сейчас на лице Джима Хендершолта появилось выражение, как у святого, терпящего незаслуженные муки.

– Мне не нужно признание, – заявил он.

Невозмутимость Большого Джима еще сильнее разозлила Кэрол Уоттерсон.

– Что тебе нужно, кроме крови? – зарыдала девушка. – Мне никогда не нравился Рич, я всегда знала, что в нем есть что-то злое, какая-то червоточина, но ты еще хуже его, потому что тянешь за собой бедную Барбару.

Кэрол поняла, что проболталась и выдала Крошку. Она в отчаянии закрыла глаза, не в силах посмотреть на Джима.

Через несколько секунд Кэрол услышала шорох брюк и почувствовала, как его пальцы крепко обхватили ее лодыжку и сняли кандалы.

– Пойди почисти зубы, – велел он.

Дрожащая от страха девушка встала, сошла с возвышения, на котором стояла кровать, и направилась в ванную, держа скованные руки перед собой. Когда она вернулась, Большой Джим поправлял простыни на кровати. Кэрол успела в последний раз торопливо затянуться, прежде чем он конфисковал сигарету и спички. Она чувствовала его взгляд у себя на спине. Когда она забралась на кровать, Хендершолт пропустил длинную цепь в петлю на поясе. После того, как Кэрол вытянулась на кровати, он прикрепил цепь к раме и повесил замок.

Большой Джим выключил свет, но Кэрол не услышала его шагов. Через пару минут она повернулась на левый бок и увидела силуэт на фоне окна, которое сейчас было похоже на сгусток серебра на негативе. Ее глаза быстро устали и затуманились, по щекам покатились слезы. Цепь, сковывающая запястья, лежала холодной змеей на шее. В его присутствии она казалась сама себе какой-то крошечной.

– Значит, наша тайна перестала быть тайной, – насмешливо произнес Большой Джим. – Благодаря славной Крошке. Обрати внимание, я называю ее «Крошкой». В этом есть маленький юмор.

– Действительно смешно, – пробормотала Кэрол таким голосом, будто у нее было сжатие челюстей. Она легла на спину, как бы разрезанная другой цепью, подняла колени, а руки прижала ко рту. Как всегда в подобных случаях, у нее началась икота.

Большой Джим присел на кровать. На поверхности он пах сухостью и пылью, но изо рта у него отвратительно воняло, как из болота. Кэрол подумала, что неизбежное сильное волнение не прошло бесследно и обратилось против его организма.

– Уходи! – прохрипела Кэрол, вздрагивая от отвращения.

Тот факт, что он остался, означал значительные перемены в каждодневном ритуале, который сопровождал ее отход ко сну, и в его отношении к ней, бывшем до сегодняшнего вечера абсолютно равнодушным и профессиональным.

– Сейчас ты узнала, что мы похитили тебя не ради веселья и денег и что у нас есть более серьезный мотив.

Наверное, после этого открытия тебя осенило, и сейчас твоя голова полна идеями, целой кучей блестящих идей.

– Ик!

– Хочешь воды?

– Нет! – простонала Кэрол Уоттерсон. – Я хочу только одного: уйди отсюда!

– Одна идея тебя точно осенила. Ты нашла способ, как открывать и закрывать рот Крошке, будто водопроводный кран. Ты поняла, что ее сердце, как и голова, большой зефир. Только учти, если тебе захочется удрать, к ней бесполезно обращаться с просьбой снять замок, когда меня нет дома. Каким бы мягким не было сердце у Крошки, оно безраздельно принадлежит мне. Неверная Крошка – сожалеющая Крошка.

– Я… ик!.. у меня нет никаких идей.

– А вот это неправда. Может, это и нельзя назвать грубой ложью, но правдой назвать тоже нельзя… Конечно, ты часто думаешь о том, как бы улизнуть отсюда. Особенно учитывая то обстоятельство, что в последнее время ты получила большую свободу и можешь теперь свободно разгуливать по дому. Правда, мы с Крошкой знаем, что у тебя не хватит сил, чтобы пробежать и дюжину ярдов. Стоит тебе сделать несколько быстрых шагов, и ты упадешь в обморок. Так что мы не беспокоимся на этот счет. – Большой Джим взял цепь между запястьями Кэрол и заставил ее поднять руки. – А впрочем, вдруг тебе в голову придет какая-нибудь потрясающая мысль о спасении жизни Великого Старого Солдата и придаст дополнительные силы для побега, – задумчиво произнес он. – Что же мне с тобой делать, удвоить цепи? Не спускать с тебя ни на минуту ни ночью, ни днем глаз? Как ты думаешь?

Хендершолт отпустил цепь и одной рукой по-приятельски погладил грудь Кэрол. Девушка поежилась, похолодев от отвращения.

– Прекрати! – Кэрол Уоттерсон с трудом вытерпела новый приступ икоты, после которого кровь бешено застучала в висках и закружилась голова.

Большой Джим убрал руку. Девушка лежала, тяжело дыша.

– Или ты предпочитаешь что-нибудь из маленькой черной сумочки Крошки? В этой сумочке она хранит кучу лекарств. Держу пари, там можно найти какую-нибудь отраву, чтобы отбить у тебя охоту к таким мыслям.

– Не надо, – испуганно покачала головой Кэрол. – Я буду вести себя хорошо. Я не… не стану пытаться бежать.

Большой Джим нагнулся над ней, и она почувствовала, что задыхается.

– Это обещание? Я могу положиться на твое слово?

– Да. А сейчас убирайся с… ик!.. с кровати. Это моя кровать.

Большой Джим выпрямился.

– Подожди минуту, – сказал Джим. Потом протянул руку, повозился в темноте с боковой молнией на брюках пленницы и расстегнул ее.

– Интересно, что, по-твоему, ты… ик!.. делаешь? Хочешь, чтобы я закричала, что ты пытаешься изнасиловать меня?

– Я не хочу, чтобы ты вообще что-нибудь кричала, – сурово ответил Большой Джим, стягивая с нее брюки. – Если закричишь, мне, конечно, придется уйти, но через несколько минут я вернусь со шприцом, наполненным лекарствами. И поверь мне, после большой дозы у тебя поедет крыша и тебе это покажется даже приятным. – Он сунул мозолистые пальцы за край трусиков и сдернул их вниз к коленям. – А сейчас молчи. Я хочу поймать кайф.

Кэрол Уоттерсон сопротивлялась до тех пор, пока в висках не застучала кровь и она едва не потеряла сознание. Она сжала зубами цепь, сковывающую запястья, когда Большой Джим вошел в нее. Если бы зубы Кэрол не были такими крепкими, она бы обязательно лишилась нескольких. Девушка поняла, что легче не сопротивляться. Большой Джим долго не кончал.

– Здорово! – время от времени бормотал он. И: – О, Боже!

У Кэрол горело горло от проглоченных обжигающих слез.

Закончив, Большой Джим одел пленницу. Руки у него дрожали, как у старого импотента. Кэрол вытолкнула изо рта цепь окровавленным языком и прокляла Хендершолта, когда тот поднимался с кровати. Она точно знала, какими именами называть Большого Джима.

Большой Джим равнодушно возразил:

– Зато у тебя прошла икота.

С этими словами Джим Хендершолт ушел. Кэрол лежала, вся кипя от унижения и ненависти. Снизу донесся смех Крошки, и она подумала, что толстуха смеется над ней. Кэрол долго лежала с открытыми глазами. В конце концов у нее появилось холодное желание убить обоих Хендершолтов. С этой мыслью Кэрол Уоттерсон уснула.

Глава 19

После ужина, когда уже начало смеркаться, Филисия Холланд вышла из столовой и направилась к пруду, берега которого поросли осокой. Из дома ее выгнали громкий смех Генерала, безразличие Рича Марслэнда и наглое веселье мисс Лоны Келс, напомнившей ей череп на эмблеме смерти. У Филисии было такое ощущение, будто она отравилась. Малинового цвета воздух, ленивый и медлительный от дневной жары и гнилой у воды, вряд ли можно было назвать противоядием. Филисию вырвало в высокую траву, но это почти не помогло. По щекам покатились горькие слезы, однако чувство мрачного страха и пресыщенности, вызванные ее предательством отца, не проходили.

Филисия Холланд стояла на берегу и смотрела на темнеющий пруд, когда к ней подошел Сэм.

– Как мы сообщим его семье? – спросила Филисия, задыхаясь от чувства вины.

– Не думаю, что нам придется что-либо им сообщать. Пойдем в дом.

– О, нет, Сэм. Я не могу вернуться туда.

– Не бойся, все в порядке. Рич и Лона ушли с Генералом.

– Куда они пошли? – испуганно воскликнула она.

Холланд обнял жену за плечи.

– Кажется, за выпивкой. Генерал, наверное, считает, что такому недосмотру не может быть извинения. Произошло ужасное событие – у нас закончился «Южный уют».

– Сэм, но их же можно как-то остановить. Не может быть, чтобы не было способа помешать им.

– Об этом как раз и поговорим.

Туро сидел за пианино в гостиной и неплохо играл трудного Шопена на давно расстроенном инструменте. Рич и Филисия задержались в столовой и прислушались к музыке.

– Очень хорошо играет, – неохотно похвалила Филисия, зачарованно слушая. – Несомненно, он учился музыке.

– Да, – согласился с женой Сэм Холланд.

– Я не хочу оставаться внизу. У нас есть бренди или еще что-нибудь из спиртного?

– Целая бутылка «мартелля».

– Принесешь?

Филисия сидела у маленького холодного камина в своей спальне, пока Сэм открывал коньяк. Туро продолжал играть еще несколько минут, его любовь к музыке поборола недостатки пианино. Филисия неторопливо потягивала коньяк маленькими глоточками и неожиданно обнаружила, что думает о нем. Когда юноша закончил играть, она сказала:

– Туро отличается от остальных, Сэм.

– Я тоже обратил на это внимание.

– Не знаю, как он связался с Ричем Марслэндом и этой отвратительной девицей. Он не охотник за острыми ощущениями и не фальшивый интеллектуал. По-моему, у него нет никакой патологии. Мне кажется, будто Туро не понимал, во что впутался, до убийства Дева. Я наблюдала за ним сегодня. Он испуган так же сильно, как и я. У меня такое ощущение, что мы можем уговорить его передумать.

– Может быть.

Коньяк придал Филисии яростной уверенности.

– Пойди сходи за ним, Сэм. Попроси подняться наверх. Туро должен знать, где Кэрол. Может, это единственный наш шанс, пока Рич и Лона ушли.

Сэм скептически моргнул, допил коньяк, улыбнулся жене и отправился за Артуро Регало.

Пока он ходил, Филисия вновь наполнила бокал. Она чувствовала волнение. В уме она уже представляла встречу с Туро, как она обратится к нему, поколеблет его не очень сильную уверенность в правоте задуманного Марслэндом убийства… Туро нравился ей, он понравился ей с первой минуты. Лона была злым, кровожадным дьяволом в женском обличье, а Рич просто сошел с ума. В присутствии Туро они казались не такими уж и кровожадными, поскольку он отличался от остальных. Коньяк, который Филисия пила примерно с такой же скоростью, как какой-нибудь мягкий напиток, согрел ее чувства к Артуро Регало. В то же самое время она потеряла часть агрессивности и ощутила потерю огня, намеченная цель потеряла четкость, она как бы расплылась. Ее горло сжалось.

«Только дайте мне вернуть Кэрол», – прошептала про себя Филисия Холланд. Больше всего она сейчас боялась за дочь и признавала это без угрызений совести. В конце концов, думала она, стараясь словчить, Генерал был храбрым мужчиной и опытным солдатом. И еще неизвестно, справятся ли с ним Рич и Туро несмотря на разницу в возрасте. Подумай об этом, Туро. Спасайся, пока еще не поздно. Спасайся сам и спаси нас всех. Комната поплыла у нее перед глазами. Ее взгляд наткнулся на фаянсового орла, который стоял в изножьи кровати, и она попыталась вспомнить, что заставило ее купить его. Постепенно Филисия допила и второй бокал коньяка.

Сэм до сих пор не вернулся. Кто-то внизу забыл выключить телевизор, и сейчас с первого этажа доносился неистовый смех. Филисия вытянулась на кровати с бокалом в руке. Немного кружилась голова. Не поддавайся слабости! Думай лучше о том, что сказать Туро. Нужно обязательно упомянуть мужество и честь. Генерал уважает Регало. Все в твоих руках, Туро, Кэрол беспомощна. Ты не можешь позволить, чтобы с Кэрол случилось что-нибудь плохое независимо от твоих убеждений… О, Господи, этот дом! Всегда хотела жить в нем. Старинный и элегантный… деревьям по двести лет. Храм, святилище… И вот прошло столько времени, и в нем появилось зло. Сейчас приходится заставлять себя идти в столовую: там на полу по-прежнему лежит Дев. Ты остаешься с нами, Дев! В такую ночь даже собаку нельзя выставить за дверь.

– Филисия?

Филисия Холланд открыла глаза с чувством вины. Сэм стоял у кровати с упрямым выражением на лице и смотрел на нее желтыми глазами.

– Я не смог найти его, – сказал он. – Наверное, вышел прогуляться или еще что-нибудь в том же духе.

– О, нет, только не это!

– Как бы то ни было, но идея поговорить с Артуро Регало, по-моему, превосходная. Мы обязательно должны поговорить с ним. Опереться на него, попросить помощи… Что ты сделала с коньяком? – Она протянула бутылку, и Сэм налил в оба бокала, потом отнес свой в ванную.

Холланд снял галстук, рубашку и очки и несколько минут мыл лицо. Филисия наблюдала за ним. Сэм пил значительно медленнее ее, желая, наверное, почувствовать настоящую силу коньяка и не желая, чтобы закружилась голова, как случилось с ней. Прошло несколько минут, и Филисия, не сводя взгляда с мужа, почувствовала приятное эротическое напряжение. Сэм до сих пор оставался мускулистым мужчиной, что не очень вязалось с его в основном спокойной сидячей работой. Напряженный ритм жизни и прекрасно отлаженная система обмена веществ позволяли ему поддерживать хорошую форму. В предвкушении наслаждения она подумала, как замечательно его руки умеют гладить ее лицо и тело, и нежно улыбнулась ему, когда он вернулся в спальню. Сэм сел на кровать. Волосы вокруг ушей у него были еще влажные. Очки шли Сэму, а когда он снимал их, в его лице появлялась какая-то мужская незащищенность, которая восхищала Филисию. Она села и поцеловала мужа в прохладный лоб.

– Я разденусь, – обольстительно, хотя и немного неуверенно сказала Филисия Холланд.

Она разделась прямо на кровати, пока он пил коньяк и молча наблюдал за этим стриптизом.

– Очень устал? – заботливо осведомилась она.

Холланд покачал головой.

– Я по-прежнему вызываю у тебя желание, Сэм?

Сэм тоже разделся и сел рядом. Их объятие было не таким, как всегда. Они стояли на коленях на кровати, словно видели друг друга в первый раз, и вели себя, как юные неопытные влюбленные. Ее колени находились между его коленями. Филисия уткнулась лицом в плечо мужу. Он был уже возбужден, и она схватила его член, чтобы усилить эрекцию. Однако результат оказался противоположный – эрекция совсем пропала.

Расстроенная Филисия печально посмотрела в лицо мужу. В его глазах застыло выражение тяжелого испытания, сильное потрясение и необыкновенная тревога.

– Почему? – спросила она, отпуская Сэма. Он лег на спину, потом повернулся на бок и сжал пальцы в кулаки. – Это произошло из-за меня?

– Ты тут не при чем, Филисия. Во всем виноват я сам.

– Но это происходит уже в третий раз за последние пару месяцев. Я не ошиблась, в третий?

– Я все тебе компенсирую, только не дави на меня.

Сэм Холланд говорил обычным спокойным голосом, но Филисия почувствовала исходящий от него холод. Она встала, набросила халат и взяла сигарету. Сэм ушел к себе и прикрыл дверь в свою комнату. Этим жестом он как бы хотел показать, что не приглашает ее, но через пару минут она все равно отправилась к мужу.

Когда она вошла в его спальню, Сэм поднял глаза и задумчиво посмотрел на нее.

– Извини. Я не хотел убежать так грубо.

– О, Сэм… – Филисия наклонилась над ним и легко провела губами по его уху.

Холланд осторожно обнял ее.

– Знаешь, я сейчас сидел и размышлял над тем, из-за чего это могло произойти, и мне в голову пришел единственный ответ, – сказал он. – Кроме Пэтси, я ничего не могу придумать.

– Пэтси?

– Дочь дяди Шляпы, моя кузина.

– Да, помню, ты рассказывал о ней. Кажется, она была помешана на сексе.

– В юном возрасте. Когда Пэтси было около шестнадцати, а мне – тринадцать, я заметил, что у нее начал появляться ко мне интерес. До этого времени она или совсем не обращала внимания на мое существование, или старалась отравить мне жизнь и сделать ее невыносимой. У нас с ней была общая ванная комната и туалет, на двери не было замка. Так вот, она завела себе привычку врываться туда, когда я принимал ванну, чтобы якобы почистить зубы или сходить в туалет. Она всегда оголялась как бы случайно, но все делала, конечно, специально, продуманно. Пэтси часто приходила по ночам ко мне в спальню в нижнем белье за карандашом или еще какой-нибудь ерундой. Все ее попытки абсолютно не волновали меня, потому что Пэтси мне просто не нравилась.

– И чего хотела добиться эта маленькая потаскушка? Хотела соблазнить тебя?

– Для нее это было просто веселое и приятное времяпрепровождение, новая забава и развлечение, когда она была в хорошем настроении. Я был, как и всякий тринадцатилетний мальчишка, естественно любопытен и смотрел на то, на что и должен был смотреть в этом возрасте, но не думаю, будто меня это сильно заводило. Постепенно Пэтси стала смелеть. Однажды ночью под каким-то предлогом она ворвалась ко мне в комнату совершенно голая. На этот раз ее наглость задела меня за живое, и я посоветовал ей или надеть пижаму, или не выходить из своей спальни. После этого случая она на какое-то время успокоилась и перестала беспокоить меня. Потом как-то ночью, когда я уже почти заснул, Пэтси потихоньку пришла ко мне и улеглась рядом, придумав какое-то глупое объяснение: будто испугалась кошмара. Она болтала обо всем подряд, но, как всегда, не могла проговорить и пяти минут без того, чтобы не заговорить о сексе. Пошлости уже в то время вызывали у меня отвращение. Я сказал ей, что хочу спать. Пэтси пообещала уйти, если я ее поцелую. Она превратила свою выходку в испытание моей храбрости, в вызов. Я поцеловал Пэтси, чтобы избавиться от нее. Девчонка была уже здорово возбуждена и была… чертовски искусна в сексуальных играх. Я почти забыл, кого целую. Частично я был парализован от испуга, но она продолжала ласкать меня… Знаешь, по-моему, я созрел в отношении секса в течение тех пяти минут. Это было травматическое и незабываемое событие. Мы оба так возбудились и так боялись, что у нас ничего не получилось. Как это ни странно, но Пэтси оказалась девственницей.

Потом в комнату ворвался дядя Шляпа в старом поношенном халате. Наверное, он услышал нашу возню… Можешь себе представить, что он подумал, увидев нас голых в постели.

– Такой добрый и мягкий человек… – насмешливо проговорила Филисия Холланд.

– Пэтси тут же разрыдалась и во всем обвинила меня. Я был потрясен. Шляпа волоком стащил меня со второго этажа в подвал, где у него была мастерская, сунул мои руки в тиски и сел передо мной на корточки. В его глазах сверкал фанатизм, а фанатизм пострашнее любой жестокости. Он сидел передо мной и неторопливо точил нож. Лезвие издавало о точильный камень сухой шелестящий звук. Это продолжалось до тех пор, пока от страха я не начал жевать свой язык. Я попробовал… уговорить его, но он даже не смотрел на меня. «Лучше я отрежу его у тебя, – сказал Шляпа. – Если ты не можешь контролировать себя в моем доме в присутствии моей дочери, тогда, клянусь Богом, мне лучше его отрезать». Естественно, он ничего не отрезал, но добился того, чего хотел. Я запомнил ту ночь на всю жизнь.