Текст книги "Похитители"

Автор книги: Джон Фаррис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц)

В этот момент Филисия Холланд была вынуждена остановиться и закрыть книгу. Она медленно вытаскивала из своего сердца холодный рыболовный крючок, и после того, как он весь вышел, ее руки еще несколько минут дрожали, а воздух часто собирался в легких, как вата.

Глава 7

ДНЕВНИК КЭРОЛ

4 дек.

В воскресенье состоялась шумная вечеринка, хотя мы с Девом и не хотели этого, когда Дев приглашал Пола Кобрака со свитой поговорить о фильме, который они собирались снимать. Обсуждение фильма закончилось тем, что в две комнаты нас набилось человек двадцать пять. Пожалуй, как всегда бывает в таких случаях, половина из гостей не имела никакого отношения к Кобраку и зашла к нам на огонек только потому, что создавалось впечатление, будто у нас можно классно отдохнуть. Вечер был очень серьезный со множеством скучных разговоров о фильме (имена Труффо и Реснейса, произносимые через правильные промежутки времени, приветствовались оргазмическими вздохами и глубокомысленными кивками). Травку никто не курил. А может, это было слишком торжественным и застенчивым ритуалом?

А сейчас о самом фильме. Его название «Оклендский метод», он будет повествовать, конечно, о способах гражданского неповиновения против призывов в армию в Оклендском призывном пункте в прошлом году. Следовательно, фильм будет посвящен борьбе. Очевидно, у Кобрака имелись приличные связи, но сценария еще не было. Кстати, сценария, по-моему, и не будет. Какая-то чересчур серьезная поклонница таланта Кобрака (наверняка новенькая) неосторожно заговорила о сценарии. Кобрак подарил ей свой знаменитый пустой взгляд продолжительностью в тридцать секунд, потом величественно поднес руку к голове и постучал указательным пальцем по виску. У меня такое ощущение, что этим глубокомысленным жестом он хотел сказать, будто видел все в голове, но это видение было слишком драгоценным и жизненно важным, чтобы доверять его жалкой бумаге. Чушь собачья!.. Кобрак интересный мужик, этакий широкоплечий парень с фермы. Он напомнил мне бессмертного Кеси, но я сильно сомневаюсь, что он обладает хотя бы частью таланта и безумия Кеси и уж наверняка совсем не обладает его очаровательным умением покривляться. Если у мистера Кобрака забрать его самое большое притворство (он считает себя гением), то под ним окажется довольно глупый человек. Чтобы заиметь сценарий, он должен не только придумать его, но и грамотно изложить, а я абсолютно уверена, что ему никогда не сделать ни того, ни другого.

Но даже несмотря на его очевидную глупость Дев что-то в нем увидел. После нашего знакомства с Девом я выяснила, что он отрицательно относился к кино (мне удается вытащить его в кинотеатр примерно раз в три месяца, да и то если сильно повезет). Он сразу начинает скучать, когда разговор заходит о кино. Наверное, в таком отношении к кинематографу виноват его отец, который работает в Голливуде. Съемки картин моментально теряют свою таинственность и очарование, стоит человеку подрасти и научиться разбираться в киношном слэнге. Дев знает очень много о механике изготовления фильмов и редактировании. Кто знает, возможно, им с Кобраком и удастся достичь чего-нибудь стоящего. По крайней мере Дева заинтересовала идея поработать с Полом Кобраком, он загорелся… и сейчас с ним намного легче жить.

Они провели почти час за обсуждением центральной метафоры чьего-то фильма. Дев здорово разнервничался, но сцепил зубы и решил терпеть до конца. Мои нервы оказались не такими крепкими, поэтому мне пришлось отправиться на кухню мыть стаканы. Там я спугнула парочку любовников. Все вечеринки в нашем районе печально похожи друг на друга. Народ только и делает, что заглядывает на кухню в поисках еды, и я была вынуждена велеть паре налетчиков на холодильник держать свои лапы подальше от еды. Эти ребята могут вынести из дома даже мебель, если их оставить без присмотра.

Парень, которого я немного знала… он работает ассистентом на факультете английского языка и подрабатывает в «Стреле остроумия Беркли»… занял исходную позицию, повернувшись спиной к плите. Он должно быть проговорил минут двадцать, прежде чем я его заметила. Я ему нравлюсь, и он вбил себе в голову, что если проявит побольше душевного тепла, то сумеет отбить меня у Дева. Парень трудился на совесть и изливал мне свою душу при помощи сильной жестикуляции и других средств, но я не обращала на него внимания. Я чувствовала симптомы приближающейся головной боли. К тому же складывалось впечатление, что народ не собирается расходиться до утра. Прошло какое-то время, и парень просто замолчал и печально посмотрел на меня. Признаться, мне стало его немного жалко, и я сунула ему в руку еще одну банку пива. Его лицо посветлело, и он спросил: «Итак, когда я могу иметь удовольствие познакомиться с вашей восхитительной сестрой?» «Поверьте мне, – ответила я, – я бы с удовольствием представила вас ей, но у меня нет сестры». «Нет сестры?» – удивленно переспросил он, стараясь говорить невозмутимым тоном. Потом улыбнулся, взял меня пальцем за локоть и потащил к двери.

«Стоит рядом с литографией Ларри Риверса… [11]11
  Американский живописец.


[Закрыть]кстати, сама литография просто прекрасная». (Это был Клес Олденбург, если уж на то пошло. Кто-то стащил ее через пару дней.) Девушка, о которой он говорил, пришла, наверное, недавно, потому что я увидела ее впервые. У нее был такой вид, будто она никого не знала. Она довольно неопределенно улыбалась, словно слушала сразу два разговора. Лично я не заметила никакого семейного сходства. Правда, она была моего роста, и мы имели одинаковые фигуры. (Хотя на этой воскресной вечеринке присутствовали четыре девушки, которые были точно так же похожи на меня, как и она. Надо смотреть правде в лицо: у меня самая обычная фигура.) У «моей восхитительной сестры» были огненно-рыжие длинные волосы, и мне показалось, что они грязные. Кожа у нее была очень нежная и бледная. Она чересчур ярко накрасила глаза, так что о глазах я не могла сказать почти ничего.

Наверное, я пялилась на нее слишком долго, потому что она обратила на нас внимание. Девушка посмотрела на нас дружелюбным и любопытным взглядом. Смотрела она так, будто у нее легкая близорукость, и она не может решить, кто мы такие. Ее вопросительный взгляд застал меня врасплох, и я улыбнулась… а что еще можно сделать в таких случаях?., и она стала пробираться к нам сквозь толпу. К этому времени я здорово устала, и у меня по-настоящему разболелась голова. Я чувствовала себя немного глупо и поэтому решила разыграть маленький спектакль. «Привет, сестренка! – поздоровалась я. – Мы не виделись с той знаменитой Великой Метели в пятьдесят первом, после чего нам пришлось расстаться». Если мои неожиданные слова и изумили ее, то только на какие-то пару секунд, не больше. Она моргнула, посмотрела на Душевного Человека и, кажется, догадалась, что это было сказано больше для него. Поэтому ответила с невозмутимым лицом: «Никогда даже не думала, что после того, как вы с мамой попали в тот буран, вам удастся остаться в живых». «Ты, пожалуй, с радостью узнаешь, – сказала я, – что она в конце концов оттаяла и открыла турецкий бордель на Фолл Ривер, что в Массачусетсе… Расскажи, как поживает наш храбрый старенький папуля?» Она ответила, подняв брови: «Мне разрешают навещать его только раз в году… сама знаешь, какие строгие порядки в монастырях. Знаешь, я не видела мужика сексуальнее отца, когда он в желтом балахоне и с бритой головой!»

Довольно глупая и неинтересная болтовня, но не намного хуже, чем обычные разговоры на подобных вечеринках. По крайней мере она завела нас. У нас неплохо получилась эта импровизированная беседа, и где-то по ходу парень… не помню, как его зовут… почувствовал себя лишним и, к счастью, покинул нас.

У нее оказалось датское имя – Лона, которое произносится как бы с двойной «н» – «лон-на» (по крайней мере мне его лучше не выговорить). Лона Келс. Оказалось, что она знала Кобрака и даже сыграла в одном из его ранних фильмов. Она не была студенткой. Честно говоря, выяснить что-нибудь о ней оказалось довольно трудно, поскольку она здорово чего-то набралась, хотя до полного отпада было далеко. Правда, я могла поверить, что она была актрисой. И причем хорошей. В основном мы обладали примерно одинаковым «оборудованием», как я уже сказала, но она была более сексуальной. (Почему-то рыжие всегда кажутся мужикам более сексуальными.) Эффект заключался не в позе или показе товара, Лона вела себя совершенно непредсказуемо. Она могла сфокусировать свою сексуальность и направить ее на любого мужика в этой комнате. Келс равнодушно продемонстрировала мне пару примеров действия своих чар, наверное, как удачливая соперница, а может, просто потому, что ей показалось, будто меня это может заинтересовать. Я заметила, как Дев бросает на нее долгие задумчивые взгляды. Рядом с мисс Келс я чувствовала себя школьницей с «конским хвостом» на голове.

Однако выбрав какого-то мужчину и обрабатывая его, Лона одновременно могла ясно дать ему понять, что не хочет, чтобы он подходил к нам и мешал нашему разговору. Она оказалась старше меня, но совсем ненамного, чуть больше, чем на год. Интересно, подумала я, что таким девушкам дает образование? А может, просто-напросто некоторые женщины такими рождаются? Очаровательная девица, и все это она вытворяла в состоянии приличного возбуждения, вызванного непонятно чем.

Шло время, и мне неожиданно пришло в голову, что она играет какую-то роль, причем играет толково, со знанием дела. Я только не могла понять, кого она играет… Или кем хочет казаться. Потом она упомянула, что на прошлой неделе видела Вивьен Ли в «Унесенных ветром». Причем, посмотрела фильм дважды. Тут-то мне все и стало ясно. Лона дурачилась, стараясь сыграть роль Скарлетт О’Хары, которую видела в кино в исполнении Вивьен Ли. Она с большим удовольствием импровизировала и примеривала играемую роль к своим качествам и актерскому потенциалу. Интересно, подумала я, а не выкрасила ли она по этому случаю волосы?

Прошло еще какое-то время. Лона Келс протрезвела и обнаружила, что у нее не очень получается, наверное, от усталости. Тогда-то мне и довелось увидеть несколько проблесков настоящей Лоны. Она оказалась довольно разговорчивой девушкой, но все же на нее находили моменты застенчивости. Эта застенчивость очень ей шла. Чувствовалось, что жизнь сильно ее потрепала, но сердце Лоны еще не ожесточилось окончательно. В ней была какая-то необыкновенная безрассудность. Эту безрассудность Лона почти все время держала в руках и очень тщательно следила, чтобы она не вырвалась на волю.

Честное слово, я не знаю причину… между нами ничто не произошло, по крайней мере на уровне сознания… и тем не менее у меня возникло впечатление, что в сексуальном отношении для Лоны Келс не было белых пятен. Я даже подумала, что стоило мне поманить пальцем, и она бы пошла со мной. Лону окружала аура крайней распущенности, той распущенности, которая так же естественна, как и невинность.

Мы могли бы стать подругами. Однако первый шаг должна была сделать я. Мне следовало сказать: приходи опять, но я не пригласила ее. Я вела себя немного замкнуто и была не очень общительной. Похоже, Лона была готова к такому приему. Когда наступило время уходить, она ушла одна. Есть ли у нее друзья? Или хотя бы просто ухажеры? Мне ее и жалко, и почему-то я побаиваюсь ее.

Честно говоря, я даже не знаю, когда гости разошлись, потому что спустилась в берлогу к Бет Лиски и провела остаток ночи там.

Дек. 9

Скучный день. Рано приехал Сэм. Он заехал в наши края по пути в Окленд, однако вид у него был очень неважный, будто он только что вышел из камеры смертников в Сан-Квентине. [12]12
  Главная тюрьма штата Калифорния.


[Закрыть]Цвет лица у него был зеленоватый, как раз такой, который получают в Сан-Квентине. Это было время, когда у Дева стали заметны первые признаки того, что он живой человек. Я поняла, что в моей жизни наконец-то появился настоящий мужчина. Сэм приехал в Сан-Франциско на машине и как всегда остановился в «Марке». Он собирался принять участие в трехдневной конференции по социально-политическим вопросам, которую проводил университет Сан-Франциско. Его оппонентами должны были быть Майкл Харрингтон и Херб Маркуз. Было бы интересно поприсутствовать на дискуссии, но к сожалению, у меня совсем нет времени. Единственное, что я могу выкроить, это только один вечер. Честно говоря, я бы даже не стала думать о том, чтобы поехать в Сан-Франциско, если бы у Дева на этой неделе не начались занятия в Беватроне. Может, я смогу чем-нибудь помочь Сэму. На десерт мы оставим «Энрико» и Северный Бродвей, выполним всю туристскую программу, наедимся до отвала и напьемся. Переночевать всегда можно у Сэма, если он снимет номер, который ему нравится. А, впрочем, можно остаться, даже если и не снимет. Сейчас я уже стала Зрелой Женщиной и переросла кошмарное тайное желание, чтобы меня трахнул Сэмюель Холланд. Сейчас я могу спокойно спать в одной кровати с ним, если это только, конечно, большая кровать. Трудно поверить, как я сохла по Сэму каких-нибудь несколько лет назад. Наверное, это называется «болезнью роста» или еще чем-то в этом же духе. Господи, мечты, мечты!.. Я уверена, что он опытен в любви так же, как миллионы других мужиков. Может, я даже спрошу его об этом. Бедный Сэм, такой вопрос, наверное, убьет его. Нет никаких сомнений, что у него никогда не было никаких неприличных мыслей в отношении меня. Несмотря на роман с Девом я могу считать себя довольно добропорядочной девушкой. Правда, до Сэма мне далеко. Продолжение следует.

После обеда небо прояснилось. Вид с крыши «Марка» оказался настолько потрясающим, что даже у Сэма поднялось настроение. Мы разработали обширную развлекательную программу, в которую входило посещение Рыбацкой пристани и остальных достопримечательностей города, но все закончилось тем, что мы никуда не пошли. Мы просто сидели в холле отеля, болтали, пили и отменяли направо и налево все свои планы на вечер. Через три часа мне удалось подобраться довольно близко к сердцу Сэма Холланда, но даже несмотря на кучу двойных мартини, он еще не был готов к изгнанию нечистой силы. К тому же я и сама не была уверена, что готова к этому обряду. А в довершение ко всему я даже не знала нужных заклинаний.

Всю информацию о мистере Холланде можно разбить на несколько пунктов.

Пункт номер один. Семейная жизнь у Сэма не ладится, и он не может с этим ничего сделать.

Пункт номер два. Сэм стоит на грани нервного срыва. Последние два года он так вкалывал, что совершенно себя загнал. Двигатель нагрелся до такой температуры, что его уже нельзя остановить. Я бы сказала, хотя и терпеть не могу любительский психоанализ, что за этой одержимостью в работе скрывается страх. Страх перерастает в яростную необходимость. Сэм боится за будущее этой страны. Конечно, все мы за него опасаемся, но Сэм просто одержим этим страхом. Его приводит в ужас постоянно растущий страшный цинизм и моральные неудачи правительства, критический недостаток общения между противоборствующими и разрушительными силами (черные и белые властные структуры в Америке), грубое давление на тех, кто желает воспользоваться своим правом на несогласие. И особенно он боится «коллективной паранойи» (это его термин) толпы крайне правого толка.

Пришлось немного попотеть, но в конце концов я заставила его рассказать о том, что случилось в Техасе несколько дней назад. Оказывается, в него стреляли на улице Лаббока. Вероятно, какой-то ненормальный идиот, без тени сомнения готовый вешать на людей ярлыки, даже не потрудившись поинтересоваться, каких взглядов они придерживаются. Сэм ехал во взятой напрокат машине. Он как раз только что выехал с территории студенческого городка Техасского Технологического Колледжа, где выступал по приглашению какой-то студенческой политической группы.

«Это меня спасла армейская подготовка, – рассказывал он. – Когда я вижу предмет, хотя бы отдаленно напоминающий огнестрельное оружие, и когда этот предмет направлен на меня, я немедленно бросаюсь на землю. Если бы я просидел с открытым ртом еще долю секунды, он бы попал в меня. Прямо в лицо».

Сэм попытался улыбнуться, вспоминая об этом ужасном происшествии, но улыбка получилась очень уж невеселая. Неудивительно, что сейчас у него такой вид! Несколько раз в этот вечер Сэм вспоминал о Лаббоке. Он смотрел прямо перед собой в пустое пространство и в ужасе качал головой. «Все равно не понимаю. Ну ладно, он не согласен со мной. Прекрасно. Но убить меня только из-за этого?» Я тоже выпила причитающуюся мне долю мартини (правда, недвойных) и чувствовала себя довольно замкнуто. Но несмотря даже на эту замкнутость я уловила в его голосе какие-то странные нотки, и меня до самых костей пробрал холод.

Вместо того, чтобы идти в «Энрико», мы просидели допоздна в гостинице и отправились ужинать в маленький ресторанчик на Пауэлл-стрит. У Сэма совсем не было аппетита, и, по-моему, он с трудом проглотил всего несколько кусков. Он часто извинялся за свою задумчивость. Я могла сказать, что он просто неважно себя чувствует и что ему следует отдохнуть, но мне казалось, будто ему нужна моя компания. Мы вернулись пешком в отель, и он предложил подняться к нему в номер и на сон грядущий пропустить по стаканчику. Мы поднялись и проговорили еще как минимум час. Я тактично попыталась разговорить его о неприятностях с Филисией, но он отвечал на вопросы о семейных раздорах уклончиво и неопределенно. Было уже довольно поздно, и я не испытывала особого желания в столь поздний час отправляться в длительную поездку обратно в Беркли. Поэтому и не стала возражать, когда Сэм предложил остаться. Диван в гостиной оказался вполне удобной кроватью.

Проснулась я рано, почти с первым светом, но Сэма в номере уже не было. Правда, он мог какое-то время проспать в своей постели… простыни были сильно измяты. Да и бутылка джина в пятую часть галлона, [13]13
  Галлон – 4,55 л.


[Закрыть]которую он заказал для нашего «на сон грядущий», была полна менее чем на треть.

Сэм оставил записку. Он написал, что вышел прогуляться и скорее всего вернется, когда я уже уйду. Я написала на обратной стороне, стараясь быть веселой и легкомысленной, что благодарна за вчерашний вечер.

Но из моей затеи едва ли получилось что-нибудь стоящее.

Написав записку, я помчалась домой в Беркли на две лекции, на которых обязательно должна была присутствовать.

Около трех часов позвонил Сэм Холланд. Конференцию отменили по многим причинам, и в его расписании неожиданно образовался пятидневный перерыв перед напряженной работой в Южной Калифорнии и Аризоне. Пять дней – не такое уж и большое время, чтобы стоило лететь в Нью-Йорк и потом снова возвращаться через весь континент. Сэм разговаривал расстроенным голосом, он не знал, что делать.

И тут меня осенило. У одного из дядей Дева есть дом около Кармела поблизости от Сура. Зимой этот дом почти все время пустует. Стоит он совсем на отшибе, но найти его можно. Побережье в Суре все изрезано скалами, в декабре там обычно холодно и пасмурно, но иногда можно поймать и несколько ясных теплых дней. Я подумала, что Сэм с удовольствием побродит по берегу океана и хотя бы на время забудет о благах цивилизации, включая телефон.

Сэм с сомнением отнесся к моему предложению, но когда речь идет о нужном деле, я могу быть достаточно убедительной. После разговора с отчимом позвонила Деву в лабораторию, а он позвонил своей сестре в Лос-Анжеленс. Ключи от домика хранятся у нее, и она в курсе всех семейных планов. Сестра заверила Дева, что в доме можно пожить несколько дней. (Дев объяснил, что Сэм работает над книгой, а сестре нравились писатели и вообще литература.)

Я вновь позвонила Сэму и объяснила, как найти дом. Он немедленно выехал в Сур, чтобы успеть добраться засветло.

Дек. 14

Четыре дождливых дня подряд. Я изо всех сил стараюсь не обращать внимание на грипп, но боюсь, в конце концов он все же одолеет меня.

Дек. 18

Если пролежу в постели хотя бы еще одну минуту, то сойду с ума. Дев проторчал дома почти все время после обеда. Мы здорово действуем друг другу на нервы. Я могу кое-как терпеть запущенную квартиру, но не Дева в ней. Кажется, Дев потерял интерес к «Оклендскому способу». Он не очень-то дипломатичен и пару раз вышел из себя, пытаясь примирить величественные видения Пола Кобрака с очевидным недостатком таланта и мастерства.

Сейчас послала его за чем-то в магазин, а сама тем временем пытаюсь навести хоть какой-то глянец на старую запущенную квартиру. Меня здорово кидает из стороны в сторону, из носа течет ручьем и так далее, но я готова на все, что угодно, лишь бы не лежать в постели. Эта болезнь расстроила мне все планы (я собиралась на Рождество поехать домой). А теперь еще вдобавок ко всему придется сидеть по шесть часов в день в библиотеке все каникулы, чтобы наверстать упущенное. Веселенькие, очень веселые каникулы!

Около пяти позвонила очень встревоженная Филисия и спросила, знаю ли я, где Сэм? Продолжение следует.

Дек. 20

Вчера, слава Богу, выглянуло солнце, и подул ветерок. Стало почти тепло. Короче, прекрасная погода для поездки. К счастью, мне недолго пришлось уговаривать Дева. Мы помирились и опять стали друзьями. Чистый морской воздух прочистил мои больные легкие и нос. Удовольствие портила только сильная тревога о Сэме Холланде, Блудном Мальчике.

Домик на берегу оказался заперт. Ключ лежал, как обычно, в маленьком водонепроницаемом ящичке, зарытом в песок между двумя соснами. Воздух в доме был спертый, словно его не открывали много дней. В доме царила безупречная чистота и порядок. Было ясно, что Сэм уехал, но мы все равно решили побродить по дому. Не знаю, что мы надеялись найти – может быть, кровь в раковине. (В одной из ванных комнат в раковине мы на самом деле нашли три засохших капельки крови. Сэм, наверное, порезался бритвой и не заметил пятен, когда перёд отъездом наводил порядок.)

Дев вышел на улицу и вскоре вернулся со странным лицом. В южном дворике он нашел мертвую чайку. Птица была так сильно истерзана, словно на нее напал какой-то дикий зверь. Дев нашел лопату и зарыл останки… Он очень трогательно относится к птицам и животным. Закопав чайку, Дев долго тер запачканное место во дворике песком и жесткой щеткой.

Во время поездки я почти убедила себя, что мы найдем Сэма, очарованного Биг Суром. Я представляла, как он бродит по берегу или сидит и греется на солнце, совершенно забыв, какой сегодня день. Найдя пустой дом, я даже не знала, что и подумать. Особое беспокойство Филисии вызывало то… не говоря уже о долгом молчании… что несколько дней назад Сэм неожиданно отменил все свои дела на Западном Побережье. Лекционное бюро также не знало, где он сейчас находится. Им он никак не объяснил неожиданную перемену в планах.

Мы поехали в Кармел пообедать. В конце концов Дев произнес вслух то, о чем мы оба думали. Необходимо поехать к заместителю шерифа округа Монтерей и заявить об исчезновении Сэма Холланда. Места здесь совсем дикие, и с человеком может произойти, что угодно. Сэм, конечно, мог постоять за себя, если бы на него кто-нибудь напал, но он мог просто упасть в один из каньонов и сломать ногу или еще что-нибудь в этом же роде. Или, скажем, зашел в воду, не рассчитал силы, забыл о течении и…

Я с радостью нашла ошибку в рассуждениях Дева. Если с Сэмом что-то случилось, то куда исчезла его машина?

Дев все равно настаивал на том, чтобы заявить об его исчезновении, а это автоматически означало бы газеты. Я не могла заставить себя поверить, будто с Сэмом могло случиться что-нибудь серьезное. Потом, однако, вспомнила о выстреле в Лаббоке, и моя уверенность поколебалась. Но я все равно не думала, что нам следует обращаться в полицию и тем самым способствовать появлению имени Сэма на первых страницах газет только потому, что он не давал о себе знать несколько дней.

Перед наступлением сумерек мы вернулись в Сур и отправились гулять по берегу. Бродили до тех пор, пока не стемнело и ничего нельзя было увидеть, кроме холодного прибоя. Гуляли молча, в словах не было надобности. Это было наше место, здесь мы полюбили друг друга. Позже вернулись в дом, Дев собрал ветки и развел в камине огонь. Мы сидели рядом, касаясь пальцами и коленями, и пили подогретый эль. Почти час мы соблазняли друг друга глазами. Сначала прогулка на холодном ветре и пенистый прибой, потом обжигающий огонь, как раз нужное количество теплого эля и оргия ожидания и предвкушения наслаждения… Когда в конце концов мы занялись любовью, завернувшись в одеяло, все произошло на удивление быстро. Прошло каких-то полминуты, а я уже отключилась в объятиях Дева.

Проснулась я от шума: ветер сорвал ставню и колотил ей. Огонь в камине погас, и только несколько причудливых красных ниток все еще продолжали цепляться за стены из серого пепла. Дев по-прежнему обнимал меня. Я знала, что он ни на минуту не сомкнул глаз.

– Собираюсь заняться живописью, – неожиданно сообщил он.

Вот так просто взял и сказал об изменении своих жизненных планов. И это в то самое время, когда ему оставалось меньше года до получения докторской степени по ядерной физике.

Я знала, что Дев говорит не о простом увлечении, которым собирается заниматься в свободное время. Когда мистер Кауфман решает чем-нибудь заняться, он забывает обо всем остальном и занимается только выбранным делом. В пятнадцать лет он решил стать гроссмейстером и на полтора года забыл обо всем на свете, кроме шахмат. Дев даже перестал ходить в школу, правда, его никто и не заставлял ходить туда, поскольку к пятнадцати годам он полностью прошел программу первого года обучения в колледже.

Через полтора года произошли два события. Во-первых, Дев обнаружил, что не обладает той крайней степенью фанатизма, необходимого, чтобы стать лучшим в мире шахматистом. А во-вторых, он сделал большое открытие: оказывается, на свете существовали девушки. Поэтому Кауфман бросил шахматы и сейчас никогда в них даже не играет.

В девятнадцать, после окончания колледжа, Дев взялся за гоночные машины формулы 7. Сейчас он мог бы стать лучшим в мире гонщиком… или его бы не было в живых… но авария, после живописного рассказа о которой у меня волосы встали дыбом, на пару месяцев приковала его к больничной койке. После аварии у него так сильно испортилось зрение, что он никогда не смог больше сесть за руль гоночной машины.

«Давай не будем сейчас говорить об этом», – попросила я.

Но Дев и не собирался говорить об этом. Его вовсе не интересовало мое мнение. Он уже все решил и не собирался ничего со мной обсуждать. Дев Кауфман всегда все решал за других.

Дек. 21

Почти весь день я откладывала звонок Филисии, пытаясь придумать, как бы ее хоть немного успокоить.

Около четырех в дверь позвонили. На пороге спокойно стоял улыбающийся Сэм Холланд. Он по-прежнему был худым, но здорово загорел, и его глаза сейчас прояснились. Я пригласила Сэма войти, потом задала ему страшную взбучку. Бедняга до смерти перепугался, когда узнал, сколько тревог всем доставил. Он и не собирался исчезать, поклялся Сэм. Разве мы с Девом не получили письмо, в котором он благодарил нас за участие? Разве Филисия не получила его письмо? Он оставил оба письма владельцу мотеля в Индайо, где остановился переночевать во время своих странствий, и попросил отправить их. Письма объясняли многое, но не все. Я затащила его в спальню, сунула в руки телефон и закрыла дверь.

Через двадцать минут Сэм вышел в подавленном настроении.

«Все в порядке, – не очень весело сообщил он. – По крайней мере, мне кажется, будто все в порядке». Мы выпили, и Сэм рассказал мне о своем путешествии. После четырех дней бездельничанья в Биг Суре он прекрасно отдохнул, но по-прежнему был не в настроении выступать с полдюжиной лекций, которые значились у него в расписании. Поэтому он отменил их и отправился в долину Сан-Джоакин посмотреть, как идут дела у сезонных сельскохозяйственных рабочих. Там он взял несколько интервью для будущей статьи, которую собирался при случае написать. Потом поехал дальше на юг, добрался до Мексики и вернулся обратно.

Сэм взял билет на полдевятого из Окленда. Я готовила на кухне ужин. Вернулся Дев. Как всегда, не прошло и пяти секунд, и они с Холландом уже обсуждали очередную серьезную проблему. На этот раз Сэм с Девом говорили о разрушении колонии хиппи в Хэйт-Ашбэри (Дев утверждал, будто основная доля вины в происшедшем лежит на обществе, которое враждебно относится к хиппи, но тем не менее вынужден был признать, что колонии хиппи по своей природе неустойчивы, а бесконтрольное употребление некоторых наркотиков усиливает сдерживаемую до поры до времени тягу к насилию и саморазрушению). Вспомнив о наркотиках, они заговорили о возможности жизнестойкой наркотиковой субкультуры. Сэм принялся рассказывать о ЛСД. Дев активно употреблял его в течение нескольких месяцев (еще до нашего знакомства) и сейчас принялся утверждать, будто ценность ЛСД в освобождении потенциала человека сильно преувеличена. Дев согласился, что реальная надежда человечества лежит в групповых собеседованиях наркоманов. (С этим мы все были согласны на сто процентов. Мы с Девом ходили на такие встречи, правда, отдельно друг от друга. С тех пор прошла уже не одна неделя, а я по-прежнему чувствую себя, как большая ласковая кошечка. Созидательная энергия и доброта поначалу лились через край, но суровая повседневная жизнь постепенно снова превратила меня в постоянно глотающую аспирин неврастеничку.)

Дек. 28

Рождество прошло очень уютно и весело. Дев вчера уехал на пару дней к родителям. Я бы тоже могла поехать с ним, но только его сестра, славная девчонка, благосклонно относится ко мне. Самое обычное проявление национального шовинизма, и мы, пожалуй, просто должны привыкнуть к нему. К тому же мне предстояло много поработать над двумя серьезными работами, которые необходимо сдать до конца января.

Я вернулась из библиотеки и нашла на двери потрепанную карточку Санта-Клауса. На ней было написано: «Привет! Помнишь меня? Если на каникулах станет скучно, позвони. Лона». Я уже собралась было позвонить Лоне Келс, но потом передумала и почувствовала себя самой настоящей крысой. Лоне Келс, наверное, одиноко, скорее всего она безобидная девчонка, и я ей нравлюсь. Не знаю. У меня сейчас слишком много других дел.

Янв. 5

С трудом нашла время, чтобы продолжать вести этот забытый дневник. Вот уже несколько недель, как не написала ни одного приличного стихотворения. Все выходит кисло и как-то нервно. (Недавно я стала употреблять это слово слишком часто.)

У нас с Девом вот-вот должен произойти большой разговор. Только этого мне не хватает накануне менструации, которые всегда проходят очень болезненно и тяжело. Дев даже не пытается скрыть своего неудовольствия, причем недоволен он почти всем. Больше в науке не существует целостности. Чтобы быть свободным, чтобы держаться за свою собственную целостность и честность в этом бесполезном обществе, он должен найти выход из тюрьмы, в которой находился. Сейчас Деву казалось, будто этот выход заключается в рисовании. Может, из него и выйдет паршивый художник, сказал он мне (если бы мне только удалось отучить его от противной привычки ходить во время разговоров со мной, я бы могла чувствовать себя счастливой женщиной), но самое главное – быстро освободиться от всего разрушительного в жизни и очистить свой мозг от разной дряни, жить честно и с надеждой творить.