Текст книги "Похитители"

Автор книги: Джон Фаррис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц)

Глава 5

Когда Кэрол Уоттерсон услышала на лестнице шаги Большого Джима, она уже составила почти половину сложной картины-головоломки, репродукции одного из набросков танцующих девушек Дега.

– Пора выключать свет. Кэрол, – заявил Большой Джим.

Девушка сидела по-турецки на полу и держала в руке маленькую часть головоломки в форме бабочки, не сводя взгляда с доски, на которой она собирала картину. Металлическая цепь была на три четверти натянута и напоминала линию высокого напряжения, связывающую Кэрол с белой кроватью.

– Ну еще один кусочек, – попросила девушка.

– Хорошо, дорогая. Я подожду.

Большой Джим уселся в один из шезлонгов и положил ногу на ногу. Он курил, держа пепельницу на ладони правой руки. Кэрол машинально попросила сигарету. Большой Джим поставил пепельницу на костлявое колено, раскурил для нее сигарету и наклонился. Девушка повернула голову, и он вставил сигарету ей в рот. Сигарета оказалась с ментолом, а Кэрол не любила сладкие сигареты. Больше всего ей нравились сигареты, которые курил Красавчик Дан. Сегодня Красавчик Дан не пришел проведать ее, и мысль о нем напомнила об одиночестве.

Кэрол нахмурилась, сосредоточенно глядя на головоломку и притворяясь, будто не знает, что делать дальше. На самом же деле она видела, куда следует ее класть, но ей не хотелось, чтобы выключили свет. Поэтому Кэрол решила потянуть время.

Большой Джим был в темно-серых брюках, ставших бесформенными от долгого ношения. Они были покрыты слоем белой пыли, напоминающей тальк. Но Кэрол знала, что это был не тальк, а мраморная пыль. В этот день шел дождь, и почти снизу доносился стук резца.

– Когда я смогу увидеть бюст? – поинтересовалась девушка.

– О, нескоро, Кэрол. Еще очень много работы.

– Но ты обещал показать мне его первой.

– Раз обещал, то покажу, – добродушно кивнул Большой Джим, нагнулся и мягко взял из ее пальцев кусочек головоломки.

Большой Джим поместил ее в нужное место на доске, вновь выпрямился и посмотрел на нее с легкой улыбкой. Он никогда не улыбался по-настоящему, зато почти все время находился в добродушно-расслабленном состоянии. Большого Джима можно было бы назвать красивым мужчиной, если бы не отсутствие волос, неприятная полнота и губы синеватого оттенка. У него были темные красивые глаза и нос с благородной переносицей. Над носом постоянно белело маленькое пятнышко, место, где он брил волосы между бровей.

– Можно докурить сигарету? – спросила Кэрол, вставая.

Цепь заскользила, послышался скрежет металла о металл. Обычно цепь не беспокоила Кэрол, сейчас она редко вспоминала о ней. Однако почему-то последний час цепь стала давать о себе знать, и она казалась девушке препятствием и ограничением. Кроме нее, ни у кого не было цепей. Это было несправедливо! Если бы на ней не было цепи, ей бы не пришлось все время проводить наверху, и она могла бы спуститься вниз, если бы захотела. Больше всего на свете сейчас Кэрол хотела спуститься вниз и выйти из дома. Попав на улицу, она бы могла…

– Что ты делаешь? – строго спросил Большой Джим.

Кэрол виновато оглянулась и покраснела, увидев упрек в его глазах. Она забылась и одной рукой так сильно дергала цепь, что на пару дюймов даже передвинула кровать. Сейчас девушка посмотрела на отпечатки цепи на своих пальцах в местах, где чересчур крепко держала ее.

Кэрол как можно ниже опустила голову, чувство вины не проходило.

– Ничего.

– Тебе неудобно?

– Удобно, – покорным голосом ответила Кэрол Уоттерсон.

Девушка серьезно посмотрела на него, как бы прося, чтобы он забыл об этом. Видишь, я сейчас ничего не делаю. Пепельница казалась тяжелой. Если бы пепельница была у нее, подумала она, то можно было ударить его по голове и вышибить мозги…

Больше эмоции, чем сам образ расстроили Кэрол, которая не привыкла к таким сильным чувствам. Почему она должна хотеть вышибить мозги Большому Джиму?

– Сегодня ты что-то нервничаешь, – заметил Большой Джим, пристально разглядывая, сузив глаза, свою пленницу сквозь облако сигаретного дыма. – Тебя расстроила головоломка?

– Нет, мне нравится решать головоломку, – покачала головой Кэрол. Она отчаянно хотела переменить тему разговора. На конце сигареты собрался почти с дюйм пепла, она протянула сигарету и Большой Джим дал ей пепельницу. – Кто-то приходил сегодня… кто-то другой, я хочу сказать. Это был не Красавчик Дан.

– У тебя очень хороший слух, – похвалил Большой Джим, быстро добрея. – Да, это был не Красавчик Дан.

– Я знаю этого человека?

Большой Джим покачал головой.

– Последняя затяжка и в постель.

– Я не слышала, чтобы сегодня пела Великолепная Герти.

– Боюсь, Великолепная Герти простудилась.

– А, так значит, это она кашляла.

– Ты права, кашляла она.

Большой Джим погасил свою сигарету и встал с шезлонга. Он был дюймов на восемь выше Кэрол. Когда он смотрел на нее сверху вниз, она видела, как свет отражается на большой плеши. Большой Джим ловко выхватил сигарету у нее из пальцев и положил в пепельницу. Потом дотронулся рукой до белокурого затылка, как бы обнимая его. У него были мозолистые руки и пальцы со сломанными ногтями. Кэрол не нравилось, что Большой Джим стоял так близко и дотрагивался до нее… это смутно напоминало ей что-то страшное, происшедшее в жаркий голубой день, напоминало Большого Джима со злым лицом, гривой рыжих волос и в больших солнцезащитных очках. Его губы сосредоточенно сжались, когда он…

Вышибить ему мозги и… конечно, конечно… БЕЖАТЬ!

Бежать, подумала она, облизнула губы и беспомощно посмотрела на своего тюремщика. Но как могла такая глупость прийти ей в голову? Куда она могла бежать? К тому же ей здесь нравилось.

– Мне здесь нравится, – успокаивающе произнесла Кэрол, словно отвечала на его немой вопрос.

– Ну и замечательно, дорогая. Но ты сегодня что-то нервничаешь. Сдается мне, я знаю причину твоего возбуждения – ты не выпила сегодня за ужином свой чай.

Обычно Кэрол забавляло, когда он говорил, притворно растягивая слова. Она всегда хихикала над его глупым произношением, но на этот раз ей почему-то было не до смеха. Ей сейчас было не до смеха потому, что несмотря на шутливый тон он обвинял ее в чем-то серьезном. Для нее было почему-то важно пить чай во время каждой еды, причем весь. От нее постоянно требовали, чтобы она выпивала чай до последней капли.

Но она просто не хотела этот чай. Он ей ужасно надоел. Поэтому сегодня после ужина она и вылила целую чашку в унитаз.

Судя по всему Большой Джим как-то узнал о ее проступке, и она уже собиралась покорно во всем признаться, чтобы он перестал смотреть на нее темными глазами, в которых виднелись веселые огоньки, и осуждающе надувать похожие на сосиски губы, попросить его выключить свет и оставить ее в покое. Но произошло что-то совершенно неожиданное: в ее сердце откуда-то вползла холодная решимость солгать. Обмануть Большого Джима даже по какому-нибудь пустяку было очень трудно. Однако девушка сконцентрировала все свое внимание на этой холодной решимости и волнении, которое вызывала сама мысль солгать Большому Джиму. Собрав в кулак всю свою волю, она смогла заставить себя сказать:

– Нет, я выпила свой чай.

– Гммм, – недоверчиво пробурчал Большой Джим, по-прежнему не сводя с нее пристального взгляда. В конце концов он поверил ей, и ее охватило ликование крошечной победы. – Наверное, Кр… я хочу сказать, Великолепная Герти, наверное, ошиблась. Все в порядке, ничего страшного. – Он достал из кармана рубашки пластмассовый пузырек, наполовину наполненный красно-белыми таблетками, и вытряхнул две на ладонь. – Будь хорошей девочкой, проглоти эти две таблетки перед сном.

– Хорошо, – кивнула Кэрол, потому что должна была пообещать принять таблетки. Однако это была еще одна ложь.

Но Большой Джим не собирался уходить, он хотел присутствовать при том, как она будет принимать таблетки. Джим отправился в ванную комнату, набрал в пластмассовый стакан воды и принес его Кэрол. Он стоял рядом с ней, когда она глотала таблетки.

Кэрол поставила стакан на ночной столик и свернулась калачиком на кровати, прижавшись лицом к подушке.

– Спокойной ночи, Большой Джим.

– Спокойной ночи, Кэрол. Великолепная Герти сказала мне, что завтра утром у нас будут оладьи.

– Я хочу, чтобы мои были с кленовым сиропом.

– Не беспокойся, будет тебе кленовый сироп.

Большой Джим выключил свет, и Кэрол смотрела через плечо, как он спустился по лестнице и скрылся за занавесом, не дающим свету снизу проникнуть в ее спальню. Несколько секунд казалось, что в комнате царит кромешная тьма. Ее щека лежала на прохладной подушке. Кэрол зевнула. Большинство ночей она ложилась в постель, засыпала и потом просыпалась только утром, когда ей приносили поднос с завтраком. Кэрол не помнила, как спала, не помнила снов…

Тревога оказалась какой-то мягкой. Ей показалось, что просто сердце сбилось с ритма, да кровь быстрее побежала по венам. Кэрол Уоттерсон села. Кровать под ней заскрипела, цепь со звоном зацепилась за полый столбик. Она не хотела глотать эти таблетки. Она не хотела спать, потому что ей было нужно многое обдумать. Ее беспокоило так много непонятных вещей.

Давным-давно жила собака, рыжевато-коричневая колли по кличке… Кэрол сильно напряглась, старясь вспомнить ее кличку, но она все время ускользала. Девушка зевнула и опять легла. Ей показалось, что она устала и у нее заболела голова.

…И колли радостно и уверенно бегала по окрестностям. Но порой она доставляла хлопоты или нечаянно пугала детей, поэтому ее приходилось сажать на цепь, прикрепленную к столбу на заднем дворе. Собаке очень не нравилось сидеть на цепи. Она выла, прыгала и старалась освободиться от ошейника. Колли сражалась изо всех сил, до полного изнеможения грызла цепь и лежала обессиленная с пеной на морде и безумными желтыми огоньками в глазах, но не могла освободиться.

Потом однажды ночью колли совершила невозможное. Она глубоко подрыла бетонное основание столба и, проявив фантастическую силу, просто выдернула его. Кэрол в ту лунную ночь наблюдала из окна спальни, как собака молча и упорно рыла землю. Она смотрела со смешанными чувствами потери и облегчения, как колли вырвалась на свободу. С беднягой поступили жестоко и несправедливо. Колли убежала, и больше ее никто не видел. Было неправильно сажать на цепь и собак, и людей. Было неправильно и несправедливо, что ее посадили на цепь.

Кэрол вновь села на кровати, и та слегка заскрипела. В горле у нее пересохло, перед глазами плясали веселые огоньки. Они сверкали, медленно взрывались и коварно исчезали, смущая ее и искажая все вокруг. Кэрол встала и неуклюже двинулась вперед, одной рукой придерживая цепь, чтобы та не зазвенела. У нее было такое ощущение, будто она страшно медленно пробирается по наклонной поверхности, колени цеплялись друг за друга. Сердце бешено стучало в груди, вокруг, казалось, пахнет лимонами. Кэрол не попала в дверь, ведущую в ванную комнату, и больно ударилась носом о косяк.

В ванной был свет, но Кэрол не стала его включать. В груди, как сухие листья, шелестел воздух. Она наощупь нашла унитаз и подняла крышку. Потом ногой закрыла дверь до тех пор, пока та не уперлась в цепь. После этого девушка оперлась на одну руку, нагнулась над унитазом и сунула два пальца свободной руки глубоко в горло.

Кэрол затрясло от спазмов, но ее не вырвало. Рвотный рефлекс успокоил тревогу в крови и вернул испуганному сердцу холодную решимость восстать против плена. Она повторила попытку, и на этот раз ее вырвало. Потом девушка опустилась на покрытый плиткой пол и стала на колени. Голова кружилась так сильно, и ей было настолько плохо, что она не могла подняться.

Опять, яростно подумала девушка и с большим трудом встала. Открыла кран с холодной водой и нагнулась над ванной, сунув голову под кран и открыв рот. Она не закрывала рот до тех пор, пока не стала захлебываться. Наконец по щекам покатились слезы. Вымокнув до талии, Кэрол опустила голову в ванну и заставила себя вновь вырвать.

Это усилие отняло у бедняжки последние силы, и она опустилась на пол почти в бессознательном состоянии. Несколько минут девушка приходила в себя, затем наощупь сдернула с вешалки полотенце, намочила и прижала к лицу. Кэрол держала мокрое полотенце у лица до тех пор, пока кожа на лице не перестала казаться восковой.

К мучениям Кэрол сейчас добавилась и икота. У нее появилось такое ощущение, будто вот-вот начнется истерика. Она была уверена, что они услышали шум и сейчас поднимутся к ней. Они заставят ее выпить пинту сладкого до отвращения чая, она уснет и никогда больше не проснется.

Немного придя в себя и собравшись с силами, Кэрол схватилась за край ванны и с большим трудом поднялась на колени, как старая буйволиха, барахтающаяся на рисовом поле. Сейчас в голове прояснилось, ощущение, будто она в любую минуту могла заснуть, прошло. Девушка закусила нижнюю губу и выпрямилась. Цепь натянулась и заставила дверь приоткрыться. Кэрол открыла ее сильнее и выглянула из ванной комнаты. Она ничего не слышала, кроме холодного стука дождя о стекла окон. Вспышка молнии превратила белую спальню в мерцающую голубым светом. Кэрол вернулась к кровати по удивительно ровному полу. Тем не менее она ставила одну ногу перед другой с огромной осторожностью и аккуратностью. Сердце успокоилось и теперь билось нормально. Руки покалывало, но в них вернулась сила.

Она не будет спать до тех пор, пока не будет готова. Она будет вспоминать то, что ей нужно вспомнить. Она одержала победу. Она вновь стала личностью, человеком, а не пресмыкающимся, посаженным на цепь.

Глухие раскаты грома, похожие на…

На светящиеся большие волны, бросающиеся в темноте на берег в Биг Суре. Волна разбивалась о берег и растворялась в соленой пене, а на смену ей приходила очередная большая волна. О, Господи, как здорово и спокойно было с Девом в доме на песке! Они лежали около огромного каменного камина, в котором горел огонь, необходимый для поддержания уютного тепла. В полумраке огонь отражался в его глазах, на блестящих локонах, на обнаженной груди и загорелых напряженных бедрах, когда он…

В окнах сверкнула яркая молния, и Кэрол автоматически закрыла лицо руками.

О, Господи, о, Господи, что я здесь делаю?

«Это ваш голубой „скат“ стоит на улице?»

Кэрол упала лицом на кровать и накрыла влажную голову подушкой. Собачий ошейник сейчас казался железным, и она чувствовала его присутствие своим горлом. Дождь громко барабанил по крыше, на нее нахлынула непреодолимая паника.

Пожалуйста, забери меня отсюда, Дев!

Но с Девом все закончено. Он уехал, и она не могла рассчитывать на его помощь.

Из-за ошейника Кэрол пришлось через несколько минут сесть и отдышаться. Часть цепи она держала в руках. Кэрол так расстроилась, что даже не прокляла ее. Над головой в слуховом окошке сверкала молния, то освещая застекленный квадрат в крыше, то вновь погружая комнату в темноту. Дождь и не думал заканчиваться. Кэрол задрожала. Постепенно дрожь перешла в приятный зевок, и после жестокого наказания, которому несколько минут назад подверглось ее тело, на нее стала медленно наползать легкая сонливость. Кэрол Уоттерсон успокоилась, хотелось спать. Но тут по крови вновь пробежала тревога и вонзилась, как стальная игла, в сердце.

Кэрол встала на кровати, стараясь, не трясти ее и не шуметь. Правда, она подумала, что в этих мерах предосторожности нет необходимости – стук дождя все равно заглушит другие звуки.

Кэрол Уоттерсон подумала, что может легко достать руками подоконник. Она забралась на железную спинку кровати, опершись голыми ногами на маски Януса, и обнаружила, что может выглянуть в окно.

Правда, сейчас там ничего не было видно, кроме дождя и темноты.

Подоконник оказался достаточно глубоким и широким, чтобы на нем можно было сидеть. Если бы она разглядела землю, то могла бы определить, на какой высоте находится.

Когда Кэрол полезла наверх, кровать задрожала. Цепляясь пальцами и помогая себе локтями и предплечьями, она кое-как дотянулась до подоконника. Наконец девушка забралась на подоконник, но места там оказалось меньше, чем она надеялась. Пришлось нагнуть голову, съежиться и сунуть под себя одну ногу, а вторую оставить болтаться в воздухе. Цепь была такой длинной, что даже сейчас оставалось еще около семи футов.

Впервые с начала своего плена Кэрол Уоттерсон могла выглянуть из дома во всех направлениях. Она безуспешно старалась разглядеть сквозь дождь и темноту землю. Через какое-то время внизу, слева от себя, Кэрол увидела, как свет из высокого окна падает на грязную хорошо утоптанную землю. За тенью ей удалось различить какой-то сарай или гараж. В нескольких милях от дома сверкнула молния, и Кэрол показалось, будто она успела заметить далекие холмы. Девушка крепко зажмурила глаза, досчитала до шестидесяти и вновь открыла. Сейчас ей почудилось, что она видит движущиеся крошечные огоньки, они исчезали и снова появлялись. Огоньки двигались вдали. Кэрол не могла даже предположить, сколько до них, поскольку совсем потеряла чувство расстояния. Наверное, это фары автомобилей. Мысль о дороге взволновала ее.

Окно было створчатого типа и открывалось наружу. Сейчас оно могло оказаться закрытым, так как Кэрол схватила изогнутый рычаг, когда подтягивалась, взбираясь на подоконник. Она принялась дергать ручку. В верхнем положении окно должно было открыться.

Кэрол толкнула створки и почувствовала, что окно слегка поддалось, но оно скорее всего цеплялось за раму. Наверное, его много раз красили с тех пор, как открывали в последний раз. Снаружи крыша круто спускалась к металлической трубе, по которой сейчас с грохотом текла вода.

До земли двадцать футов, нет, двадцать пять, решила Кэрол. Она вновь выглянула из окна. Дождь, гром, перемещающиеся крошечные огоньки, которые, казалось, совсем не приближаются. Она зевнула. Забраться так высоко было весело, но сейчас пришло время спускаться и ложиться спать.

Мысль о сне вызвала приступ дрожи. Нет, только не спать.

Большой Джим с остальными хотел, чтобы она заснула. Они хотели, чтобы она легла спать и никогда больше не просыпалась.

Вдали в машинах сидели люди, и они могли помочь ей. Если они увидят ее, то непременно приедут на помощь. Колли сама подрыла столб, освободилась и убежала, но ей не вырваться самой, нужна чья-то помощь. Она не могла порвать цепь, на которую ее посадили тюремщики и которая сделала ее заключенной.

Заключенной, повторила про себя Кэрол и яростно задрожала. О, Дев, о, дорогой Дев!.. О, Господи, помоги мне!..

Если бы она могла открыть окно и выбраться на крышу, тогда кто-нибудь мог бы заметить ее там и заставить Большого Джима отпустить ее.

Кэрол решительно набросилась на нежелающее открываться окно, но она находилась не в самом удобном положении и не могла применить всю свою силу. Через минуту девушка остановилась отдышаться, потом неожиданно повернулась и подобрала под себя колени, упершись плечами в стену над окном. Она сцепила руки и толкнула окно на этот раз предплечьями, навалившись на него. От напряжения Кэрол открыла рот.

Окно широко распахнулось на сломанной петле, и Кэрол очутилась под дождем. По инерции она нырнула головой вперед по скользкому скату крыши, оторвав кусок водосточной трубы.

Кэрол яростно размахивала ногами, стараясь сохранить равновесие, но все было напрасно. Она перемахнула через подоконник и полетела бы вниз, если бы не резко натянувшаяся цепь. Ошейник больно впился в мягкую кожу под подбородком, и Кэрол замерла в воздухе с поднятыми руками и выгнутой спиной.

А тем временем в белой спальне железная кровать сначала подвинулась на фут, потом еще на полфута и уперлась в стену.

Блестящая цепь проделала в деревянном подоконнике бороздку глубиной в четверть дюйма.

Комедия слепо улыбнулась в темноте, а трагедия скорчила гримасу, словно извивалась в муках застывшего крика.

Кэрол Уоттерсон, бледное пятно на фоне темной стены, висела на цепи в темноте под дождем. Ее руки легко касались бедер, и с каждым напоминающим маятник движением она медленно поворачивалась.

Глава 6

Когда стук пишущей машинки прекратился и она услышала, как Сэм ходит по своей комнате, Филисия закрыла толстую книгу для записей с перекидными страницами и сунула ее под подушку. Через несколько минут Сэм вошел в спальню, держа в руке стакан с приличной порцией джина. Она повернула голову на подушке и посмотрела на мужа. По тому, как опухли его глаза, и по легкой гримасе она догадалась, что он выпил очень много джина, наверное, чтобы укрепить решимость работать. Но Сэм не был пьян. Для него же было бы лучше, если бы он мог напиться, как сапожник, подумала Филисия и сонно улыбнулась. Она была рада, что он зашел.

– Не спишь?

– Нет, просто лежу, – ответила Филисия.

– Извини, машинка, наверное, мешает уснуть.

– Нет, она мне не мешает.

– Хочешь я принесу тебе выпить?

– Нет, не надо. Просто посиди со мной, Сэм.

Дождь заметно ослаб, и в последние полчаса Филисия Холланд совсем не обращала на него внимания. Сейчас было уже за полночь. Значит, наступила суббота, подумала она. Но ей не хотелось думать об этом. События, происшедшие за последние дни, казались невероятными.

Еще не совсем суббота. Она надеялась, что дождь скоро закончится. Большую часть недели им везло с погодой, светило яркое солнце. Они с Кевином находили спасение в физической усталости: до изнеможения играли в теннис, плавали, катались на лошадях, а бедный Сэм в это время сидел у телефона. Если бы дома сидела она, то сейчас наверняка сошла бы с ума, подумала Филисия. Сэм понимал это и поэтому настоял на том, чтобы у телефона дежурил он. По его совету она выходила из дома, это он настоял на физических упражнениях и солнце, которое расслабило ее и даже ошеломило не слабее самого сильного лекарства.

Филисия подвинулась, чтобы освободить мужу место.

– Как продвигается статья?

– Пока трудно сказать. У меня не хватает духа остановиться и прочитать то, что уже написано. – Сэм Холланд нагнулся и поцеловал Филисию в лоб. Он был небрит. На подбородке белела щетина, а на лице появились первые признаки истощения. – Ты загорела, как индианка, – одобрительно кивнул он.

Филисия дотронулась до его шеи и почувствовала, как он напряжен. Это открытие встревожило ее, и она сказала:

– Завтра твоя очередь отдыхать. Почему бы вам с Кевином не выйти в море на яхте? Ты всего раз этим летом был в море, а июнь уже почти закончился. – Сэм автоматически покачал головой. – Тебе необходим перерыв, – настойчиво проговорила она. – Я чувствую себя сейчас прекрасно и в состоянии поговорить с похитителями, если они позвонят. – Сэм сел на кровать и потер глаза, борясь с зевотой. Филисия опустила руку и невесело добавила: – К тому же я не думаю, что кто-нибудь позвонит. Прошло слишком много времени.

Сэм Холланд недоверчиво посмотрел на жену. Она спокойно улыбнулась в ответ.

– Мне кажется, сейчас все предельно прояснилось. Все, как в «Коллекционере» Фаулза. У какого-то ненормального бедняги хватило наглости похитить Кэрол, но он не причинит ей вреда. Он не относится к любителям насилия. Просто он одинок, и ему нужна компания. Он увидел Кэрол, влюбился в нее и позволил своим фантазиям взять верх. Все предельно ясно, Сэм. – В ее голосе послышались нотки настойчивости. – Поэтому я сейчас не беспокоюсь о ней…

– Но была же записка с требованием выкупа. Мы не можем игнорировать ее.

– Записка была самой обыкновенной… хитростью. Ее цель – направить нас по ложному следу.

– Но зачем вообще писать записку?

– Сэм, – сказала Филисия, стараясь говорить терпеливым голосом, – другого объяснения просто не существует. Он никогда и не собирался позвонить. Не беспокойся, с Кэрол все в порядке. Она в безопасности, ей ничто не угрожает. Со временем Кэрол уговорит его отпустить ее. Или…

– Мне кажется, ты дала волю своему воображению, – чересчур резко произнес Холланд.

Филисия закончила предложение, которое прервал Сэм:

– …или ФБР поймает его.

– Я бы не стал слишком надеяться на ФБР.

Филисия села.

– Но согласись, они уже много раскопали. К тому же Гаффни всегда знает больше, чем рассказывает.

– Я… я не хочу расстраивать тебя, Филисия. Фэбээровцы в тупике и просто не знают, что делать дальше. Не забывай, что они уже объявили розыск в четырех штатах.

Филисия долго и пристально смотрела на мужа. Ее лицо посуровело, из глаз исчез уверенный блеск. Она тихо проговорила горьким голосом:

– В чем ты пытаешься меня убедить, Сэм? Что Кэрол нет в живых?

Эти жестокие слова были несправедливы, и Филисия Холланд немедленно поняла это. Они потрясли Сэма. Его губы шевельнулись, но он не произнес ни слова. Филисия бросилась на мужа, крепко обняла и горько воскликнула:

– Сэм, Сэм, я не знаю, почему сказала это!

Сэм тут же простил ее и успокоил. Он поцеловал обнаженное плечо жены, потом бледную на фоне загорелого тела грудь, в центре которой темнел сосок. Кожа Филисии сохранила теплоту солнца, и эта теплота и аромат возбудили его. Филисия выгнулась дугой, когда его пальцы грубо вонзились ей в спину. Она широко раскрыла глаза, понимая, что муж возбужден.

– Сэм? – вопросительно прошептала она ему на ухо.

Несколько секунд они находились в состоянии напряженного ожидания, потом Холланд обмяк и встал.

– Не думаю, что от меня будет какой-то прок, – безнадежно буркнул он.

Сначала Филисию охватил гнев. Потом ей стало стыдно своего эгоизма, и она взяла себя в руки. Абсолютно голая она сидела по-турецки и, повернув голову, смотрела, как он подошел к окнам, выходящим на подъездную дорогу к дому.

– Тогда я сделаю все сама, – предложила Филисия, терпеливо ожидая, когда успокоится сердце, гулко стучащее в груди. Ее пальцы, касающиеся стройных бедер, слегка согнулись.

– Может завтра я буду… – пробормотал Сэм побелевшими губами. Он неловко закурил и обжег ноготь быстро сгоревшей спичкой. – Я бы с удовольствием вышел в море, – сказал он, нервно глядя на дождь. – Если, конечно, распогодится. Знаешь, только для того, чтобы быть подальше от проклятого телефона!

– Знаю.

– Извини, что говорил так прямо. Кто знает, может, в конце концов ты и права. Гаффни с самого начала считал, будто похищение Кэрол какое-то странное и непонятное… По-моему, он подозревает Дева Кауфмана.

– О, Господи! Дева? – Филисия задумалась на несколько секунд. – Когда я познакомилась с ним… когда же это было?., два года назад?., он показался мне напряженным и вспыльчивым парнем… еще я подумала, будто он очень сильно любит Кэрол. Но мне даже в голову не могло прийти, что Дев мог похитить Кэрол! К тому же он сейчас в Европе.

– Все считают, будто Дев в Европе. Говорят, что он в Старом Свете, но Кауфман покинул Мадрид более трех недель назад и с тех пор как сквозь землю провалился.

– Уверена, очень легко выяснить, вернулся он в Штаты или по-прежнему в Европе.

– Я тоже думаю, что легко. – Сэм зевнул и потер красные глаза. – Кажется, будто все начинает неметь, – пожаловался он. – Чертовски неприятное ощущение. Голове хочется крутиться, словно она сидит на какой-то оси.

– Иди спать, – нежно посоветовала Филисия Холланд.

– Нет, я решил ненадолго составить тебе компанию…

– Сэм, иди спать. Ты едва на ногах стоишь от усталости.

Холланд пожал плечами и робко улыбнулся.

– Ты уверена, что…

– У меня все в порядке. И ты не сможешь завтра выйти в море, если не поспишь хотя бы восемь часов. Упадешь за борт и утонешь.

Сэм пробормотал:

– Боб Кеннеди говорил, что на Лонг Айленд Саунде больше никто не тонет. Они сначала опускаются…

– Спать! – приказала Филисия и быстро встала, чтобы проводить мужа в его спальню.

На кровати и на полу валялись скомканные в шары листы желтой бумаги. Филисия Холланд отодвинула запачканную чернилами пишущую машинку и быстро навела порядок. Потом заставила Сэма снять потрепанные брюки и оставшуюся почти без пуговиц рубашку.

Это был его любимый рабочий костюм, в нем он писал. Раздев мужа, она включила кондиционер, чтобы очистить наполненный дымом воздух. Когда Филисия оглянулась, Сэм уже крепко спал на кровати, положив щеку на подушку и слегка сжав кулаки. Она накрыла мужа простынью и покрывалом и выключила свет.

Книгу для записей Филисия Холланд нашла в комнате дочери, она принадлежала Кэрол. Ей казалось, будто она поступает неправильно всякий раз, когда открывала книгу, но Филисия ничего не могла с собой поделать. Стихи, заметки, целые страницы порой грубого копания в себе оказались лучшей нитью, связывающей ее сейчас с похищенной дочерью. Филисия привязалась к этой книге и стала даже зависеть от нее.

Филисия Холланд удивилась, найдя в книге грубоватые и вовсе не сентиментальные стихи. Когда же находила откровения, которые не предназначались ни для чьих глаз, кроме самой Кэрол, то часто испытывала потрясение. Ее тронула человечность дочери, откровенность и очень здравые рассуждения. Теперь у нее появилась обильная пища для размышлений, и она собиралась коротать долгие бессонные ночи с этой толстой книгой, положив ее к себе на колени. Кэрол быстро менялась в ее глазах, как меняется опытная актриса, играя разные роли. С этим было трудно примириться и отставить в сторону взлелеянные, но внезапно оказавшиеся неверными понятия о том, кем и почему была ее дочь. Предположения и предрассудки приходилось отодвигать в сторону, как тяжелые камни, чтобы освободить Кэрол место, где бы она могла расти, стать сама собой и доказать правоту своих взглядов. Филисия читала и перечитывала записи дочери. Чтение откровений Кэрол напоминало ей подслушивание… но может, ему можно найти оправдание, с надеждой подумала она.

Позволь мне попытаться объяснить, Кэрол. Когда ты была совсем маленькой девочкой и могла доверять мне каждое свое чувство и каждую мысль, между нами существовала близость, которой больше никогда не будет. Я самая обыкновенная мать и лучше всего помню именно это. Быть сентиментальной, когда взрослеешь, очень нелегко. Необходимо время, чтобы стать равными, и осознать, что это означает для женщин. Иногда мы ссорились и на какое-то время забывали о доверии. Сейчас я часто вспоминаю, сколько у меня было возможностей, чтобы попытаться облегчить для тебя взросление, но у меня ничего не получалось, потому что я не всегда понимала, что ты хочешь. В общем мы неплохо ладили, однако при этом одновременно теряли как бы выразиться… соприкосновение. Любовь, слава Богу, была для нас больше, чем простой привычкой. И я надеюсь, что ты сейчас не думаешь обо мне слишком плохо.

Равные… Итак я вторгаюсь на чужую территорию, краду то, что нельзя трогать, что принадлежит не мне. Надеюсь, ты не будешь так думать, если узнаешь о том, что я прочитала твой дневник. Я снова могу услышать биение твоего сердца, и это единственное, что меня волнует в данную минуту. Мы не так уж и отличаемся друг от друга… и ты не можешь себе представить облегчение, которое я ощущаю, когда думаю об этом. Мы не такие уж и незнакомые люди. Сейчас я могу разговаривать с тобой с большей уверенностью и легкостью, чем многие последние годы. Кэрол, когда ты вернешься домой…