Текст книги "Похитители"

Автор книги: Джон Фаррис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 18 страниц)

Глава 16

Крошка ненавидела лестницу и старалась как можно реже подниматься по ней, но иногда, когда Джим уезжал рано утром на условленное место ждать звонка от ребят, ей приходилось самой относить наверх поднос с завтраком. В ее присутствии на втором этаже возникала необходимость не только в дни, когда уезжал Джим… особенно часто в последнее время… после обеда и вечерами, когда Джим работал и его нельзя было беспокоить, а ей становилось скучно одной. Она начинала страдать от одиночества, поскольку обладала общительным характером, и для нее было практически невозможно так долго жить без друзей и знакомых. Еще Крошке страшно хотелось поболтать на женские темы. Когда это желание перерастало в муки, она делала значительное усилие, которое требовалось, чтобы взобраться по ступенькам, и поднималась на второй этаж.

Рост Крошки равнялся пяти футам восьми дюймам, зато весила она двести восемьдесят фунтов, причем большая часть избыточного веса находилась в бедрах и чуть ниже спины. Бедра были на три четверти дюйма шире, чем огороженная стенами лестница, поэтому девушке приходилось потихоньку взбираться боком, прижимаясь спиной к стене. Из-за этого ей было неудобно поднимать идущую ногу перед следующей ступенькой. Из-за этого всякий раз, когда она наклонялась вниз, чтобы вернуть равновесие, возникал опасный момент. На такой узкой лестнице не было ограждений, и ей не за что было держаться. Когда она несла в обеих руках нагруженный поднос, то молилась, затаив дыхание, чтобы не упасть. Дело в том, что у Крошки была очень слабая спина, и она не могла подняться без посторонней помощи.

На следующее утро после грозы, из-за которой выключился свет и естественно телевизор посреди «Женщины года», ее любимого фильма с участием Спенсера Трейси и Кэтрин Хэпборн, Джим уехал на рассвете, и Крошке пришлось вновь по-крабьи карабкаться наверх в белую спальню. В этот день она удачно поднялась по лестнице, ничего не разлив и не опрокинув. Крошка вскарабкалась на второй этаж и весело поздоровалась.

Ей ответило напряженное молчание. Барбара Хендершолт постаралась скрыть разочарование, поскольку надеялась немного посидеть и поболтать. Джим поехал за продуктами и вернется не раньше, чем через час. В округе по-прежнему торчали фэбээровцы (хотя скорее всего с каждым днем их число уменьшалось), так что маршрут каждый раз приходилось менять. И каждый раз приходилось придумывать новую маскировку. Этим утром он сделал себе толстые щеки, натолкав в рот ваты, сунул под рубашку небольшую подушку, чтобы увеличить живот, приклеил густые брови и нос картошкой. Потом отправился на элегантном «триумфе» дяди Уэбба, похожий на тысячи других слегка недовольных служащих верхнего эшелона. А недовольство этих служащих было вызвано тем, что им слишком рано приходится отправляться через реку в Уэстчестер, на окраинах которого расположены их конторы.

Крошке очень хотелось рассказать о новой маскировке мужа, но она сразу же поняла, что сегодня утром ее ожидает недружелюбный прием. В таких случаях она никогда не задерживалась и быстро спускалась. Это было правилом номер один у Крошки.

Толстуха с улыбкой поставила поднос с завтраком на столик и на несколько дюймов приоткрыла окна. Утренний воздух был прохладным, ветра не было. Несколько секунд она с восхищением смотрела из окна, потом повернулась к кровати.

– Сегодня я испекла булочки со смородиной, – сообщила Барбара. – И много лососины. Мне стыдно говорить, но у нас закончился английский чай… – Крошка все еще надеялась на дружескую беседу, но поняв, что ее объяснения никому не нужны, замолчала и пожала плечами с таким видом, будто упрямство Кэрол ее немного смущает (какой смысл был в том, чтобы в один день вести себя дружелюбно, а на следующий – дуться?). Однако она решила встретить поражение с достоинством. Крошка сняла цепь на одном конце, чтобы Кэрол могла встать и сходить в ванную комнату.

После того, как Кэрол ночью вывалилась из окна и чуть не свернула себе шею, Джим переделал крепление, и оно сейчас было более простым и более эффективным. Ошейник сейчас сменил специальный велосипедный кожаный пояс с пряжками и стальным кольцом сзади. Ночью, перед тем, как Кэрол Уоттерсон собиралась ложиться спать, Джим продевал в кольцо цепь. Цепь была в два раза длиннее кровати и крепилась к раме с обоих концов. Длина позволяла Кэрол, если захочется, спать на боку. Сейчас ей на самом деле было значительно удобнее, чем раньше, хотя девушка и часто жаловалась на широкий и немного тесный пояс, который, по ее словам, не давал ей нормально дышать. При закрепленной цепи Кэрол Уоттерсон не могла не только встать с кровати, но даже сесть.

На запястьях Кэрол сейчас все время были надеты наручники, соединенные восемнадцатидюймовой цепью, так что она могла есть и умываться, не снимая их. Она даже принимала в наручниках ванну, поскольку сделаны они были из нержавеющей стали. Джим сделал оковы также и для лодыжек Кэрол, но надевал их только по случаю.

Когда Кэрол Уоттерсон водили вниз для принятия солнечных ванн на крыльце со стеклянной крышей, ей приходилось переступать через цепь, соединяющую запястья. Когда ее руки оказывались за спиной, цепь продевали в кольцо и замыкали на маленький амбарный замок. Джим объяснил, что любая попытка побега вынудит его вернуться к наркотикам, а в случае необходимости пригрозил применить и иглу. Кэрол понятия не имела, что было, когда ее пичкали наркотиками, и лишь до сих пор ноющее горло оставалось печальным напоминанием тех дней. Однако больного горла и рассказов о том, как она чуть не повесилась, пытаясь совершить побег, оказалось вполне достаточно, чтобы запугать Кэрол Уоттерсон и заставить повиноваться.

После той чуть не ставшей роковой ночи они перестали давать ей наркотики. Кэрол Уоттерсон заставляли принимать только необходимые болеутолящие лекарства, а позже, когда появились симптомы пневмонии, Крошка стала бесстрашно применять антибиотики. Четыре дня с Кэрол постоянно кто-то находился, так как в горле у нее совершенно внезапно случались кровотечения, которые могли закончиться смертельным исходом. Каждое утро Кэрол просыпалась с чувством тошноты от проглоченной за ночь крови. Она часто бредила, силы снизились до опасного уровня. Крошка немного разбиралась в медицине и не на шутку боялась, что они могут потерять ее. Неудачная попытка побега для Кэрол Уоттерсон неминуемо закончилась бы смертью, провиси она еще с полминуты. В этом случае она наверняка просто задохнулась бы. К счастью, Джим, рискуя собственной шеей, предотвратил ужасную трагедию, и сейчас девушка медленно выздоравливала. Ее горло по-прежнему находилось в неважном состоянии, но абсцесса, к счастью, не было. Скоро к ней вернется аппетит, и она начнет набирать вес. По настоянию Крошки Кэрол каждый день делала легкие физические упражнения, чтобы не атрофировались мышцы.

В интеллектуальном отношении Кэрол Уоттерсон также чувствовала себя лучше, хотя у нее по-прежнему оставались провалы в памяти. Крошка спросила себя, каким окажется сегодняшний день. Может, подумала она, дополнительная доза лекарства поднимет Кэрол настроение.

Как только Крошка отомкнула цепь, Кэрол молча и медленно направилась в уборную. Толстуха подошла к шкафу, достала чистое белье, рубашку с брюками и положила одежду на кровать. Кэрол умылась и вернулась со сверкающим лицом. Она равнодушно посмотрела на разложенную одежду.

– Ты не обязана делать это, Крошка. Ты не моя служанка.

– Ничего страшного, Кэрол. Поторопись, а то завтрак остынет.

Кэрол села на кровать и взяла поднос. Восходящее солнце наполнило комнату золотистым светом. Золотистый цвет очень идет Кэрол, подумала Крошка и в который уже раз совершенно искренне пожалела, что им никак не удается убрать у нее из-под глаз бронзовые круги. Очевидно, Кэрол нуждалась в уколах витамина Б-12 и в железе. Крошке очень хотелось проколоть ей полный курс обновляющих организм лекарств, в число которых должны были входить демерол, декс, витамины, глюконат кальция и гаммаглобулин, но она сомневалась, что организм Кэрол выдержит столь внезапное обновление и ускорение. Пусть мать природа сама лечит ее, в конце концов решила Крошка. Хорошая еда, свежий воздух и солнце… Кэрол чуть ли не каждый день загорала, и пара часов на крыльце сегодня после обеда сделает ее почти такой же коричневой, какой она была до приезда сюда.

Съела Кэрол совсем немного, зато выпила весь апельсиновый сок, который Крошка старательно выдавила. Она казалась вялой и много зевала, как будто плохо спала. Неудивительно, когда половину ночи прогрохотала сильнейшая гроза. Крошка рассказала пленнице, как сама перепугалась, услышав раскаты грома.

– Я бы обязательно спряталась в чулане, если бы в доме нашелся такой просторный чулан, в который я могла бы забраться.

Кэрол Уоттерсон задумчиво кивнула, будто не заметила юмора в словах толстухи, и спросила, какой сегодня день. Крошка сказала, и Кэрол принялась считать.

– Значит… восемнадцать дней, не так ли? Нет, даже девятнадцать.

– Двадцать, – извиняющимся голосом поправила ее Крошка. – Завтра будет три недели. – Она рассмеялась, как смеются счастливые девочки, и пообещала: – Мы испечем праздничный торт со свечами.

Кэрол, казалось, совсем не слушает. Она смотрела в окно на голубое небо и молочного цвета тучи.

– Нужно закрыть окна какими-нибудь занавесями, – сказала Крошка. – Готова поспорить, ночью ты ни на минуту не сомкнула глаз.

– Делай, как хочешь, – безразлично пожала плечами Кэрол. – Я бы и с занавесями не заснула. Я думала. Я хотела…

– Что? – подождав несколько секунд продолжения, спросила Крошка.

Кэрол терпеливо посмотрела на нее, как на пустое место.

– Я хотела, чтобы одна из молний попала в дом и убила меня… Чтобы все закончилось… – Она говорила медленно, глотая слова. Но с каждым днем ее дикция улучшалась. Целую неделю после той ночи, когда она чуть не повесилась, Кэрол Уоттерсон вообще не могла произнести ни единого звука. – Никак не могу понять, зачем вы так стараетесь сохранить мне жизнь. – Ее усталые и слабые глаза вспыхнули. – Ведь все равно вам в конце концов придется убить меня.

– Убить тебя? – в ужасе переспросила Крошка. – О, Кэрол, откуда у тебя взялась эта ужасная мысль?

Выражение лица Кэрол постепенно начало меняться. Сначала она казалась убитой горем, как человек, над которым жестоко посмеялись, потом на смену горю пришла отвратительная злоба, а ярость парализовала все мускулы у нее на лице. Она подняла закованные руки и трясла цепью до тех пор, пока не стала задыхаться и чуть не упала в обморок от напряжения.

Крошка сочувственно сморщилась.

– Я же тебе уже говорила, что против цепей. Они нужны только для того, чтобы… ну знаешь, чтобы ты не бежала… а когда наступит время возвращаться, мы снимем их. Кэрол? Пожалуйста! О, Господи, мы не… да у нас и в мыслях не было убить тебя… Джим вообще пацифист, и ты знаешь это! Он ненавидит насилие. Послушай, я почти доктор. Я верю в клятву Гиппократа, и эта клятва для меня священна, как Божья молитва! Я не хочу сказать, что готова зайти так же далеко, как зашел Швейцер… [25]25
  Альберт (1875–1965) – французский священник, философ, врач.


[Закрыть]Иногда существуют веские причины для того, чтобы выпустить душу из тела, которое только портит ее, но…

– О, Крошка, заткнись! – безжалостно оборвала ее Кэрол, села на кровать и разрыдалась.

Крошке хотелось самой расплакаться, но она кое-как успокоила дрожащий громадный подбородок и произнесла обиженным голосом:

– У нас тебе ничто не угрожает, Кэрол. Господи, да с нами ты в такой же безопасности, как если бы находилась в монастыре. А я могу тебе многое рассказать о монастырях.

– Возможно, – ловя ртом воздух, кивнула Кэрол Уоттерсон, – тебе все равно, жива я или мертва. – Она прекратила рыдать так же внезапно, как и начала. Сейчас она казалась влажной и перегретой. Но как по расписанию, на смену слезам пришла икота. – Ик… ик… ик… а как на… на… насчет остальной твоей банды? Ик… Красавчик Дан или как там его зовут тоже ненавидит насилие?

– Туро? Туро, конечно же, не причинит тебе ни малейшего вреда. Он питает к тебе самые глубокие чувства…

Кэрол приложила к своим мокрым глазам салфетку.

– Да?

– Он влюбился в тебя по уши! Господи, как же ты могла не заметить этого?

Кэрол тихо жалобно ответила:

– Мне было плохо.

И внезапно расхохоталась. От смеха на глазах у нее появились свежие слезы. Крошка тоже захихикала, придерживая живот обеими руками, как Санта-Клаус из детских рождественских книжек.

– Это… интересные… ик… новости, – сообщила Кэрол, наконец поборов икоту. Она сделала несколько больших глотков воды. Уши у нее оставались алыми, но все остальное лицо приняло нормальный цвет. Крошка вытерла слезы на щеках, а потом вытерла руки об огромную, с полакра размером, серую юбку, которая была на ней. – А где Туро? – поинтересовалась Кэрол Уоттерсон. – Не видела его… ик!.. вот черт!., очень давно.

– О, Туро… – Крошка внезапно замолчала, словно не хотела говорить, и взяла с подноса булочку, от которой отказалась Кэрол. Она съела ее, облизнула пальцы и сказала: – Я попрошу Джима, чтобы он разрешил тебе спускаться вниз на весь день. Хочешь, я помогу тебе переодеться?

– Через минуту… Крошка?

– Что?

Кэрол посмотрела на толстуху серьезным и даже немного строгим взглядом.

– Я бы сказала, что мы стали подругами, правда?

Лицо Крошки расплылось в довольной улыбке.

– Надеюсь. О, Господи!.. После всего того, что нам пришлось пережить вместе.

– Если бы не ты, я бы просто не выжила. Я знаю, что обязана тебе своей жизнью, и мне жаль, что я сказала… что я заговорила о смерти. Это было жестоко и отвратительно, но я сказала неправду. У меня просто было ужасное настроение. Мне нужно, наверное, хорошенько выплакаться.

– Конечно, – сказала Крошка и кивнула. – Я тебя прекрасно понимаю. Я бы на твоем месте… я хочу сказать, что просто ненавижу цепи и все остальное. Мне на самом деле жаль, что так получилось.

– Но все равно это лучше, чем когда тебя до одури пичкают наркотиками и ты ничего не соображаешь.

– Конечно, это намного лучше.

– А для чего вы вообще решили применить наркотики, Крошка?

– Только для того, чтобы с тобой легче было справиться.

Кэрол задумалась над словами толстой тюремщицы и в конце концов запротестовала:

– Я бы и так не доставила вам никаких неприятностей. – Она закурила дрожащими руками и вновь посмотрела на Крошку. Барбара Хендершолт спокойно и внимательно слушала. – Три недели! И ты не имеешь ни малейшего понятия, сколько это еще может продлиться. Еще неделю? Две недели?

– Надеюсь, нет, – осторожно ответила Крошка.

– Но почему так долго? Неужели вы не можете побыстрее получить деньги? – Крошка почесала за ухом и недоуменно посмотрела куда-то вдаль. Кэрол быстро сказала: – Наверное, мы ждем не денег, да? Выкуп вам не нужен. Ты хочешь заставить меня поверить, будто вам нужны деньги, но на самом деле вам нужно что-то другое!

Крошка отвернулась, кое-как встала и тяжело подошла к окну. Шла она с таким трудом, словно брела по глубокому снегу или своему жиру.

– О, Боже, Кэрол, прошу тебя, не начинай все сначала! Тебе абсолютно нечего беспокоиться, для тревог нет ни малейших оснований. Я тебе это столько раз уже говорила и повторяю еще раз.

– Ничего ты мне не говорила, – с притворной жестокостью возразила Кэрол и упрямо покачала головой.

Последние слова Кэрол Уоттерсон произнесла мрачным голосом. Она посмотрела на цепь, от которой ныли запястья, потом на темную лестницу и подумала, как думала уже не раз раньше, о побеге. Крошка по-прежнему считала ее бессильной и в который уже раз проявила беспечность, оставив на свободе только со связанными руками. Кэрол на самом деле до сих пор была очень слаба и не уверена в своих силах, но знала, что, надумай она бежать, Крошка не смогла бы помешать ей. Большой Джим уехал, она слышала шум отъезжающей от дома машины. Но может, он вернулся, когда она зачем-то отвлеклась или задумалась. Она могла просто не услышать.

Из трех своих тюремщиков Кэрол Уоттерсон боялась только Джима Хендершолта, но не потому, что он пытался запугать ее. Джим не был садистом, не вел себя грубо и особо не грозил ей. Она боялась его потому, что это он устроил ее похищение, придумал все эти замки и блестящие цепи. Иногда он приходил и молча смотрел на нее мрачными глазами. Он наблюдал за ней задумчиво, все замечая, и его глаза тревожили ее. Джим двигался совершенно бесшумно и обладал присущим художникам и врачам талантом к аналитическому наблюдению. Порой у Кэрол возникало чувство, будто он забрался к ней в голову. Это непрекращающееся психологическое давление пугало девушку, заставляло не доверять желанию бежать, которое появлялось очень часто, не доверять той ограниченной свободе, которую он соизволил подарить ей и которая могла на самом деле оказаться ловушкой. Она боялась, что Большой Джим поймает ее, если она попытается бежать, или придумает какую-нибудь хитрую ловушку, и после поимки ей придется иметь дело с его суровым неодобрением. Кэрол боялась забвения, которое обещал его взгляд.

Кэрол Уоттерсон боялась, потому что не понимала Большого Джима. Не понимала его чересчур тонкий юмор, не понимала его загадочные скульптуры, но больше всего не понимала его женитьбу. У нее не раз возникал вопрос: а не является ли Большой Джим потенциальным убийцей? Крошка протестовала и протестовала… но не слишком ли рьяно она протестовала? Кэрол задумалась над поведением толстухи и пришла к выводу, что если в конце концов они решили убить ее, то не посвятили Крошку в свои планы. Она относилась к числу людей, которые не могли хранить тайны.

* * *

У Кэрол Уоттерсон раскалывалась голова и слабо болело горло, ее подташнивало от недостатка сна и дурных предчувствий, но она решила во что бы то ни стало не отпускать Крошку и любой ценой выведать правду.

– Крошка, после того, как вы меня отпустите, мне ведь придется рассказать полиции все, что я знаю о тебе и Джиме с Туро.

– Конечно, – беззаботно кивнула толстуха. – Мы это знаем, Кэрол. Все в порядке, пусть это тебя не беспокоит.

– Что же тут в порядке? – стояла на своем Кэрол Уоттерсон, говоря с величественной спиной Барбары Хендершолт. – Неужели вы надеетесь, будто полиция не сумеет найти вас?

– Не только надеемся, но и уверены, что полиция не найдет нас.

– Как ты можешь быть так уверена? Крошка, ты никогда не задумывалась о том, что случится после того, как тебя поймают? Тебе придется провести остаток своих дней в тюрьме. – Крошка стояла у окна, сложив руки, и продолжала любоваться рощей и постепенно светлеющими вдали холмами. – Разве ты не знаешь, что такое тюрьма? Мне довелось побывать в одной женской тюрьме, когда мы проходили курс по криминалистике. Это было…

– В женской тюрьме полно лесбиянок, – прервала ее Крошка. – Я знаю это. Можешь не объяснять мне, что такое тюрьма. Моя мать работала надзирательницей в женской тюрьме. Заключенные однажды поймали ее в прачечной. Это были четыре лесбиянки. Они не убили ее, но для нее было бы лучше, если бы убили. После того случая мать начала пить. Она прожила примерно год и в конце концов умерла. После того, что с ней сделали те грязные суки, она не хотела жить.

Крошка отвернулась от окна и вернулась к Кэрол, опрятная белокурая девушка с грубым толстым телом, вызванным, наверное, какими-то нарушениями в работе желез внутренней секреции. Что могла для нее означать тюрьма, может, не совсем справедливо подумала Кэрол? Крошка улыбалась улыбкой, полной ненаправленной ни на кого конкретно ненависти. Такую улыбку Кэрол видела у нее впервые.

– Я не позволю какой-нибудь старой лесбиянке даже пальцем дотронуться до себя! – горячо поклялась Барбара Хендершолт. – Я скорее убью себя… Если нас поймают… что абсолютно невозможно, так как в нашем плане нет ни одного изъяна… тогда мы примем цианид. У нас у всех есть капсулы с цианидом.

– Цианид? – в ужасе повторила Кэрол. Эта отчаянная решимость многое ей объяснила. Сейчас ее собственное положение стало для нее более ясным, судьба показалась очевидной. – О, Господи, неужели ты могла…

– Это просто часть плана, – скучным голосом объяснила Крошка. – Мы предусмотрели все… Послушай, Кэрол, лучше я помогу тебе сейчас переодеться. У меня страшно много работы внизу.

– Хорошо, – оцепенело кивнула Кэрол Уоттерсон.

Она расстегнула «ливайз», сняла их, спустила нейлоновые трусики к лодыжкам и вышла из них. Сейчас от талии до пяток она была голой. Барбара Хендершолт, как обычно, смотрела в другую сторону. Кэрол надела приготовленную одежду, а толстуха опустилась на колени, чтобы снова закрепить цепь на лодыжках. Она покраснела от усилия и с трудом встала с помощью Кэрол. Потом Барбара расстегнула пряжки и сняла с пленницы велосипедный пояс. Кэрол потерла натертые живот и ребра и задышала как можно глубже, стараясь, чтобы не закружилась голова.

Крошка отомкнула наручники и спрятала ключ в карман рубашки. Кэрол сняла рубашку и лифчик, которые были на ней, и надела чистую рубашку. Закончив переодеваться, она села на кровать и втерла смягчающий крем в нежную кожу на запястьях.

– Тот безупречный план, о котором ты говорила… Его придумал Джим?

Барбара Хендершолт собирала в наволочку грязное белье.

– В его разработке пришлось участвовать нам всем, – ответила она. – Вернее, всем, кроме меня. Но в общем ты права, самые дельные предложения внес Джим… Пожалуй, я заберу и эти простыни, Кэрол.

– Давай я тебе помогу.

– Нет, нет. Послушай, девочка, покури спокойно в свое удовольствие.

Кэрол стояла в стороне, пока Крошка снимала с постели грязное белье.

– Как ты могла связаться с таким человеком, как Джим?

– Что ты хочешь этим сказать? – мгновенно насторожилась Барбара, и ее глаза стали холодными, как лед.

– Он…

– Джим замечательный человек. Ты его просто не знаешь. Он застенчивый парень и большую часть времени молчит. Я не связывалась с ним, как ты выразилась. Я замужем за ним. Замужем.

– Я не…

Крошка бросила на нее взгляд, полный презрения.

– Ты думаешь так же, как все остальные… Как я могла заарканить Джима? Как мне удается удерживать его? Очень просто! Я делаю то же самое, что делаешь ты, когда хочешь заарканить мужчину. Размеры моей задницы еще ничего не значат.

– Крошка, ты не должна оправды…

Толстуха достала из шкафа свежее постельное белье и с грохотом закрыла его.

– Я сделаю все, что он мне скажет. Я сделаю все, что он захочет. Ему не приходится повторять дважды, когда ему что-то нужно. – Она замолчала, чтобы перевести дух, и расправила плечи, хватая ртом воздух. – Наверное, ты думаешь, будто у Джима что-то не в порядке. Ну что-то с головой или еще что-нибудь в этом же духе, раз он захотел жениться на мне. Если хочешь знать, я хорошая домохозяйка и прекрасно готовлю. А красавицы нередко оказываются самыми настоящими свиньями. Можешь не возражать, я перевидала достаточно таких, как ты, девчонок, и знаю, о чем говорю.

– Пожалуйста, не сердись на меня, Крошка!

– Вовсе не обязательно быть сумасшедшим или кретином, чтобы жениться на толстой девушке. – Барбара замолчала, сильно покраснела и добавила с очаровательной бесстыдной улыбкой: – Правда, полнота помогает, когда у мужика длинный член.

– Крошка!..

Толстуха бросилась к кровати, держа в руках кучу белья.

– Я еще должна заправить постель. У меня внизу миллион дел… Послушай, если тебе хочется думать, будто мы шайка ненормальных уголовников, пожалуйста! Думай о нас, что хочешь. Но мы самые нормальные люди. Мы такие же, как все остальные. Просто мы относимся к ответственности, которая лежит на человечестве, немного серьезнее, чем большинство людей.

– Крошка, отпусти меня! Отпусти сегодня… прямо сейчас! Клянусь, я ничего не расскажу фараонам. Сочиню, будто просто захотела на время исчезнуть и поэтому подстроила…

– Ну-ка хватит, Кэрол! – почти грубо оборвала ее Барбара Хендершолт. Она заправила простыни с одной стороны кровати, перешла на другую и сейчас стояла, уперев руки в бока и тяжело дыша.

– Я здесь с ума сойду! – закричала Кэрол, и Крошка бросила на нее испуганный и встревоженный взгляд.

– Эй, шшшш… не кричи. Ты же знаешь, чем могут закончиться крики, – предупредила она.

– Клянусь! – простонала Кэрол вне себя от горя. – Я никогда не скажу ни слова о…

– Слишком поздно, – прошептала толстуха и нахмурилась. Потом нагнулась и закончила заправлять постель.

Кэрол вздрогнула и вопросительно посмотрела на свою тюремщицу.

– Что слишком поздно?

Крошка взбила подушку и положила ее на кровать.

– Вот черт! – пробурчала она с таким видом, словно временами могла сердиться сама на себя или на не зависящие от нее обстоятельства. – Кэрол, в последний раз тебе объясняю: тебе придется провести с нами… еще несколько дней. Для этого существует веская причина. Сейчас возник перебор с Кэрол Уоттерсон… Если больше не хочешь кофе, я унесу поднос. На обед будет вкусный чанбуктанг. Правда, у меня нет морского уха, так что чанбуктанг будет не совсем настоящим. Но если тебе больше хочется, я могу сделать…

Крошка бросила на Кэрол взгляд украдкой, увидела у нее на лице тревогу и беспокойно вздохнула.

– Твою роль сыграла другая девушка, – объяснила она с таким видом, будто открывала и так слишком много. Потом направилась к подносу с остатками завтрака, но Кэрол, звеня цепью, преградила ей путь. – Ну, Кэрол, – взмолилась Барбара Хендершолт. – Это тоже часть плана, очень важная часть, и я ни в коем случае не должна больше тебе ничего говорить.

– Скажешь, Крошка! – таинственно произнесла Кэрол Уоттерсон.

– Не могу, хоть убей! – решительно покачала головой толстуха и попятилась назад.

– Мне кажется, что ты лжешь. Я и не знала, что ты можешь быть такой противной!

– Я не противная! – обиженно запротестовала Барбара Хендершолт.

– Тогда расскажи!

Крошка сделала еще один шаг назад и чуть не упала с платформы, на которой стояла кровать. Кэрол успела подхватить девушку, чтобы она не упала. Толстуха Барбара ужасно боялась любых падений, пусть даже с высоты в восемь дюймов. Она побледнела от страха и проглотила подступивший к горлу ком. Сейчас ей некуда было смотреть, и она была вынуждена смотреть на Кэрол.

Кэрол Уоттерсон увидела в глазах Крошки плохо спрятанную тайну. Крошка обожала тайны, но еще больше любила их рассказывать.

Кэрол надавила чуть сильнее, не пытаясь причинить ей боль. Крошка выдавила из себя улыбку.

Сейчас обстоятельства переменились, и Кэрол Уоттерсон заставила Барбару Хендершолт подойти к кровати и сесть. Она села рядом с Крошкой достаточно близко и с удовольствием почувствовала дрожь в мягком жирном теле.

– Просто не хочу, чтобы ты думала, будто я могу солгать тебе, – серьезно заявила Крошка.

– Знаю, – кивнула Кэрол, успокаивающе гладя руку толстухи. – Знаю.