355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Джон Дори » Путь в рай (СИ) » Текст книги (страница 9)
Путь в рай (СИ)
  • Текст добавлен: 7 августа 2021, 10:30

Текст книги "Путь в рай (СИ)"


Автор книги: Джон Дори



сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)

Глава 30. Надежда

Ничего не знали дознаватели.

Оспа была.

Даритель благовоний посетил Белый Город.

На каждом углу курились жаровни с травами. Повсюду ходили разносчики дыма с ручными жаровенками на длинных ручках, из их узорных дырочек при каждом взмахе валил пахучий дым. Прохожие подставлялись под эти сизые струи и совали разносчикам медяки, те бормотали то ли благодарность, то ли молитву.

Каменные чаши на улицах и перед лавками были завалены полынью, шалфеем, ветками самшита и можжевельника, тлели кипарисовые щепочки, съёживались чёрные ягоды, отдавая терпкий дух. Люди растряхивали над ними одежды, стараясь пропитать спасительным ароматом, что способен отогнать заразу.

Улицы заволокла едкая пелена.

Амад шёл в дыму, в своём чаду, не разбирая дороги. Цепкая у него была память, но сейчас всё провалилось в какую-то яму, в дымную круговерть. Дороги он не видел.

«Как все», – сказал Сарисс тогда. Как все. Он страдает как все, умирает от истощения, от ран, от жажды – как все…

Ужас не давал собраться с мыслями. Куда ни глянь – всё заволакивает едкая пелена, и всё расползается под растерянным взглядом.

Как дошёл, сколько плутал – не помнил. Ему показалось – случайно оказался у знакомой коновязи.

Сил не было. Земля уходила из-под ног.

Он облокотился на столб, опустил голову.

Что делать? Надо же что-то делать… Надо. Соберись, Амад! Но боль и горечь так сильны, ужас так нестерпим, что хочется упасть и умереть.

Нельзя. Нельзя умирать. Надо помогать Сариссу. Надо заткнуть чёрную дыру в душе, куда стремительно утекают силы и воля. А ему надо спасать Сарисса. Поддержать сейчас, хотя бы мысленно: пусть продержится, пока я… Что «я»? Что я могу? Что я могу ему пообещать?

Не мешай, Ветерок, видишь, я думаю. Не сейчас, отстань…

Но Ветерок всё так же настойчиво фыркал ему в ухо, тёрся мягкими губами.

– Насими?..

Ветерок сказал «да» на своём лошадином. Он положил голову на плечо Амада, тихо фыркнул, вздохнул ласково, счастливо.

– Насими! Ветерок мой! Дружок ты мой! – Амад обхватил его морду, потянулся к гриве – погладить. – Ветерок!

На самом деле он думал, что это бред. Что теперь он бедный сумасшедший, который бегает по улицам и видит только то, что хочет, и больше не знает ничего ни о злобе мира, ни о жесткости и предательстве людей. Может, это и хорошо.

Пусть. Да.

Он прижался щекой к тёплой шёлковой шкуре, погладил, вдохнул запах. Хорошо перед смертью вспомнить вот хоть Насими – как будто наяву…

Его схватили, стиснули сильные руки, потащили, отрывая от последнего друга… Амад хотел схватиться за нож, но держали так крепко, что не шевельнёшься.

* * *

Конечно, дадаш вывернулся бы из железной хватки, изловчился бы и ударил или на худой конец убежал бы, но…

– Амад! Это ты?! Амад-джан?

– Казим?..

– Я, да. Здравствуй, брат!

Казим наконец выпустил его из объятий, поставил на место. Что-то сказал.

Казим. Ветерок. Живые.

Он вцепился в столб, чувствуя, что пожалуй слишком… слишком всего. Сейчас он отдохнёт, полежит вот тут. Вот прямо тут и полежит…

Но здоровяк Казим не дал ему упасть, подхватил, втащил во дворик чайхоны, где широкий айван, щедро оплетённый виноградом, и свешивается спелая желтоватая гроздь, и листва играет зелёными тенями. Он слушал голос Казима и – с особым счастьем – тихое ржание взволнованного Ветерка.

И мир потихоньку наладился. Безумие отступило, стало просто пережитым потрясением.

Принесли полный крепкого чаю заварник, меленькие пиалы – чтобы гости пили понемногу и пробыли подольше – это приятные гости. Маленькая пиала – знак уважения. Видно, знали Казима.

На подносе громоздились лепёшки – только из печи. Казим, как и положено, рвал их на куски, не чувствуя свежего жара. На большом лягане подали плов – Амад вспомнил, что за весь день так и не поел. Но сколько сейчас времени – не смог определить, дым встал над городом, как над пожарищем.

Еда не шла.

Надо взять себя в руки. Надо. Надо есть, пить, надо скорее сжиться с этой болью внутри, потому что Сарисс…

Надо.

– Как ты здесь оказался, Казим? Что с караваном стало, не знаешь ли? – спросил Амад.

– Не знаю. Может, кто и спасся, я не видел. Меня Ветерок вынес, под самое утро. Я уж думал – всё, конец мне. А тут он, – улыбнулся дадаш. – Они, как лагерь захватили, везде стали лазать, всех рассматривали. Искали кого-то. Я в сторонке лежал. За стеной, в кустах. Порезали меня, крови много вытекло, не мог уйти. Хоронился, да только утром всё равно нашли бы. Они не торопились. Утра ждали, света. Не боялись ничего. Я всё думал потом… Странно это. Они вели себя не как тарланы, не как вольные… – Казим замялся. – Как служивые. На аскеров похоже. Команды слушали, товары не потрошили. Не грабили, не обыскивали даже, живых в кучку стащили – допрашивать, но видно было, что всех порешат.

Казим помолчал, потом добавил:

– Про Хадада не знаю.

– Погиб, – коротко откликнулся Амад.

– Не повезло.

Помолчали.

Отхлебнули чаю.

Обстоятельный Казим не забыл первый вопрос Амада.

– Вынес меня оттуда Насими. Как? Плохо помню. Еле в седле держался. Он меня к ближайшему колодцу привёз. Там я пару дней провалялся. Да нашлись добрые люди, помогли, благослови Единый. А в Тар я не попал. Знаю только, что Сурхан-Саяды попил там кровушки. Наших всех… И ещё много кого. Страшное рассказывали про казни. – Казим угрюмо задумался. – Но только это не тарланы были. А кто – не знаю.

Невдалеке послышалось тихое ржание. Казим ожил:

– А ведь я его просил меня в Тар везти, обратно. А он – к колодцу. Выходит, дважды меня спас. Я, как отлежался, думал на запад податься. Подальше от Тара. Да вот только опять же – Ветерок. Я его на закат правлю, а он ни в какую. Шаг на запад, два – на юг. Так дня два промаялись, потом я подумал: может, он тебя ищет? Ну, пустил его – беги вольно, куда душа желает. Он меня на юг и понёс. А по дороге я купца одного выручил. Ну… подружились мы, вроде. Он местный, я теперь при нём. Охраняю.

«Ага, – думал Амад, слушая Казима, – судьба, похоже, на нашей стороне! Раз шлёт такой случай, понятно, что не всё потеряно. Есть, есть шанс спасти Сарисса! Ну и что, что зиндан? И в зиндан найдётся окольная дорожка. И из зиндана тоже».

Бывший дадаш поднял голову. Мы ещё посмотрим, кто кого, Белый Город!

Казим осторожно спросил:

– А ты как? Почему такой?..

– Об оспе слышал?

– Как не слышать. – Казим кивнул на жаровню с травами, что хозяин вынес к воротам.

– Ну так слушай.

И Амад рассказал всё, что случилось от того самого момента, когда Казим деликатно отвернулся от них с «женщиной».

Не во все подробности посвящал его Амад, но главное рассказал.

На последнем эпизоде Казим сжал пудовые кулаки, зло прищурился.

– Мархуд, говоришь, тот, что у северных ворот караван-сарай держит? «Голубой Джейхун»? Там ещё синяя змея.

– Да не змея это! Это река нарисованная. Да плевать на Мархуда! Мне надо другое: Сарисса из зиндана вытащить.

– Месть можно отложить. Друг важнее, – согласился Казим.

Потом задумался.

– Из зиндана… Трудное дело. Правда, хорошо, что народ тут жадный. Сытого глаза нет. Все как псы глистатые – жрут взаглот и добавки просят. Деньги будут нужны. Есть, или?..

– Есть.

– Не по тарским меркам меряй. Тут золото да серебро понадобится. А медь – как песок.

– Деньги есть. Ходы нужны. Люди, кто за эти деньги что-то сделает. Времени у нас мало. Три дня.

Казим охнул. Потом призадумался.

– Есть один человечек. Местный. Через него на зинданных выйдем. Три дня – маловато… – Казим покрутил головой. – Маловато будет.

– Не надбавлю, – сказал Амад твёрдо.

Негласно, одними взглядами заключили и другой уговор дадаши: я тебе – помощь, ты мне – коня, насовсем.

Глава 31. Саулло

Три дня прошло, как в угаре. Не будь Казима, Амад бы раздал деньги просто так, за одно только упоминание Сарисса. Но Казим твёрдо стоял на страже и платил только тем, кто что-то мог дать взамен.

Увы. Вытащить из зиндана арестованного за колдовство не было никакой возможности. Слишком тяжкое преступление.

Но вот попасть туда – другое дело.

Через третьих-четвёртых лиц вышли на офицерика, который согласился в своё дежурство пропустить Амада внутрь, к Сариссу.

Деньги за эти дни канули как вода в песок – без звука, без следа. Ничего не осталось у Амада. Не успел он лизнуть даже краешек богатства. Посидела золотая птица на его ветке, встряхнулась да и улетела. Прощай благополучие! Уже были проданы и синие сафьяновые сапожки, и кожаная шапка капитана, и красивая попона Белой Горы, даже нож с резными ножнами был продан за семь серебряных – и Амад был доволен: хорошая цена.

К тому дню, когда было назначено свидание с Сариссом, оставался один только заветный динар. Его Амад запрятал поглубже в платок на поясе – не потерять бы ненароком. С золотым по-прежнему были связаны большие надежды и планы.

Купленный офицерик встретил Амада и повёл через караулку в подземную тюрьму. Чего только не передумал Амад, глядя на его кривые ноги и щуплую фигуру! Свернуть такому шею – плёвое дело. Но офицерик дрожащим шёпотом поведал, что уж собраны у него пожитки, и что получив остаток денег, он тут же удерёт из города, и что на воротах тоже дерут втридорога за выезд или даже за простой выход на волю. Вот так-то! Стал Бааль-Белек одним большим зинданом, а он Камаль-бей, любит свободу! Офицерик боялся – вертел тощей куриной шеей во все стороны.

По длинным узким коридорам, по лестницам, пришли в такую каменную глубь, где задохнуться можно было от одного вида стен. С непривычки у Амада закружилась голова. Едва успевал отмечать на мысленной карте, где идут. Наконец, в одном из коридоров остановились у чёрной разбухшей двери.

– Здесь он. Саулло! – позвал офицерик.

Из-за угла появился, не торопясь, вразвалку подошёл горообразный, заросший чёрным волосом мужик – кабанище.

– Откроешь. Пусть зайдёт.

Отвернувшись, офицер быстро юркнул обратно, в лестничный проём. Как сбежал. Если бы не Казим, ждущий на площади, Амад бы подумал, что не выйти ему отсюда – ни с Сариссом, ни без…

Кабанище нарочито погремел ключами, смерил Амада ленивым взглядом, колыхнул пузом.

– Дэнги давай!

Так и знал!

Ох и хлебнул бы ты сейчас своей кровушки, Саулло! Напился бы до сизариного клёкота…

Но ножа не было.

Амад скрипнул зубами.

– Тебе начальник сказал – открывай.

– Э, у начальника – свой бакшиш, у Саулло, – гигант ткнул себя в грудь, – свой! Дэнги давай! Нэт монет – ключ нэт! Тэрал! Саулло тут начальник! Хха! Саулло хочэт!

Амад и не заметил, что стискивает кулаки так, что пальцы свело.

Этими занемевшими пальцами он залез в пояс, достал последний золотой. На, подавись, только открой! Мягкие липкие щупальца слизнули заветный динар.

Заворочался ключ в замке, лязгнул засов, ещё успел Амад выхватить из держателя факел, как его толкнули внутрь. Грохот запоров за спиной, повизгивающий смех:

– Дохлы савсэм твой дружок. Нэкрасивый. Грязный, тощий, тьху!

Амад развернулся, ткнул факелом в зарешёченное окошко, прямо в щетинистую морду. Охранник испуганно отшатнулся.

Послышалась визгливая брань, какая-то жалоба, шарканье удаляющихся шагов…

Пусть.

Глава 32. Вжик-вжик

Подняв факел, он шагнул в глубину камеры.

«Как все».

Амад всё время помнил об этом. «Как все», – сказал тогда Сарисс и посмеялся: «Нет, я не бессмертен».

И всё же…

Все эти дни Амаду передавалась боль и муки Сарисса. Он вскакивал по ночам, днём его била муторная тяжкая дрожь, одолевала тоска, непонимание происходящего. Вместе с Сариссом в заключение попала часть его души. Но в последние сутки происходило что-то другое. Ощущения стали глуше. Словно в попытках уйти от боли Сарисс зашёл слишком далеко и теперь соскальзывал в смерть, как в покой. Амад чувствовал это и мысленно кричал ему: «Держись, я иду!» Но Сарисс слишком устал.

И всё же…

Три дня. Он должен быть ещё жив.

* * *

Он был распят на стене.

Куда девалась белая щегольская галлабия, куда делся золотой волшебный пояс?

Прикованы руки и ноги.

Тощее измученное тело в чёрных потёках и пятнах, нагое и беззащитное. Свежие белёсые шрамы – он ещё пытался восстанавливаться. Рядом, поверх – свежие открытые раны и язвы от ожогов, копоть, запёкшаяся кровь и сукровица – у него уже не хватало сил заживить их.

Амад сделал шаг ближе.

Он запретил себе чувствовать.

Он только проверит. Сейчас протянет руку… Вот так.

Приложить ладонь к запавшей груди. Не смотреть на страшный шрам! Не смотреть на корку ожога! Просто положить ладонь и…

…не услышать ничего.

Тишина.

Ни удара. Ни вздоха.

Не поверить. Этому нельзя верить.

Надо подуть на распухшие, бывшие раньше прекрасными губы и позвать:

– Сарисс… Я здесь. Я пришёл. Вернись.

Снова припасть к груди – ухом. Ждать.

Ждать долго.

И наконец услышать – удар.

Как медленно бьётся сердце Сарисса!

Едва заметно дрогнул живот: вдох.

– Сарисс! Я тут, рядом. Возвращайся!

* * *

Амад поднял бурдючок с водой (пронёс, конечно, одной любви мало, нужна вода, еда, чтобы восстановить силы, он помнил слова любимого: «Как все»), полил на лицо, на губы Сарисса. Тот уже очевидно шевельнулся, приоткрыл глаз – второй затёк лиловым и чёрным так, что открыть невозможно.

– Пей, воды много, пей. Я ещё еды принёс.

Сарисс прохрипел что-то – непонятно. Амад продолжил успокаивающе ворковать о простом, обыденном:

– Сейчас, сейчас. Всё сделаем. Вот. Попил? Кушать будешь? Почему нет? Финичек вот. Один. Один скушаешь? Попробуй.

Он осторожно обтёр губы, порванные в уголках.

Сарисс смотрел на него даже не с удивлением, а так, как недавно смотрел сам Амад на Казима: это я с ума сошёл или что? Или что?!

– Это я. Амад. Я. Кушай. Ты же умеешь силы восстанавливать, да? Ты же волшебник?

Сарисс покосился на тяжеленные оковы, которые удержали бы и великана.

– Ты думаешь, Амад глупый, да? Кушай финик. Один. Ещё воды?

Он кормит прикованного Сарисса, тот машинально жуёт, морщится, глотает. Следит за действиями Амада. На лице что-то вроде недовольства. Ещё хрипло, осекающимся голосом он спрашивает:

– Ты чего?

– Я? Как «чего»? Вот, пришёл. К тебе.

Сарисс хмурится:

– Зачем?

– А ты хочешь тут помереть? В этом своём городе мечты? Имей в виду, казнить они тебя собираются через огонь. Так что ты уж захоти жить, пожалуйста. Нам выбираться надо. – Амад хорохорится, он совсем не уверен в возможности выбраться наружу, но уж как-нибудь вдвоём-то… Сарисс подсобит. Приманит там, или что… Раз жив – значит, всё сможет. Вера в Сарисса нерушима.

Сарисс шевелит пальцами:

– Не чувствую. Холод.

– А, это… – это мы сейчас… Что ж я зря…

Что ж я зря продавал попону Белой Горы? Кожаную шапку, которую, оказывается, носят капитаны, нож с костяной рукоятью от лучшего резчика пустыни? Что ж я, совсем дурак? Нет. Не дурак.

Вчера, под вечер, Казим отвёл его за город, к знакомому кузнецу. Выход из города и впрямь стоил денег, а вот вход – на́ тебе, пожалуйста – бесплатный! У кузнеца Амад купил кое-что необходимое и получил подробные инструкции, как использовать купленное.

В городе колдовать ни-ни, а мастерство иногда сродни колдовству. Вот и эти четыре тоненькие пилочки – если и не вполне волшебные, то уж заговорённые – точно.

– Намного их не хватит. Ежели человеку, к примеру, надобно распилить кандалы – то одной пилки на два распила хватит. То есть, коли кандалы ручные, двойные, то бери две штуки – не ошибёшься. По одной на каждую железяку.

– Чего сразу «кандалы»?

– Да я к примеру говорю. Бывают и клёпаные оковы. И колодки. А вдругорядь запоры, засовы да скобы, дуги от замков, решетва всякая… К примеру. Мало ли что распилить нужно.

– Ладно, давай две. Нет, четыре, на всякий случай.

Случай оказался.

Сарисса приковали с полным уважением, звездой – за руки и за ноги распяли на стене. За руки и за ноги – да не шкуркой! Жив дружок! Вон и глаз заплывший уже раскрыл – любопытно ему: чего делать будут?

Правильно не пожалел Амад четыре золотых. Конечно, Сарисс что-нибудь волшебное придумал бы. Со временем. Но именно времени у них было мало.

Поэтому достал Амад первую пилочку, провёл по железу – вот тебе и царапинка, да не царапинка – канавка.

«Как зубья уйдут в распил, так доставать уже не моги, пили до конца. Попользуешь – выкидывай. Править их никак невозможно. В море выкидывай. Приметные они».

Вошло тоненькое гибкое полотно звёздным лучиком в крепкое железо, и порадовался Амад, что Саулло, отнявший у него последний золотой, отошёл подальше – прятать – и не слышит тихого «вжик– вжик».

Глава 33. Финики – 2

Прошло не меньше двух часов.

Факел погас, но огня Амад пока не зажигал – незачем, пили́ себе и пили́.

Больше всего он боялся резануть по живому. Сарисс в таком состоянии, что боли сразу не почувствует. Поэтому последние миллиметры Амад шёл на ощупь, стараясь поймать момент, когда сталь прорежет железо насквозь.

Когда освободили руки, Сарисс сполз на корточки в жутко неудобную позу и так просидел всё оставшееся время, иногда пил воду.

Когда с оковами было покончено, пришлось зажечь остатки факела. Каменный пол был изгажен каким-то прахом, по стенам сочились чёрные ручейки, в центре зияла мерзкая дыра, из которой расползалось зловоние и куда Амад скинул ставшие бесполезными пилки. Правду сказал кузнец – только-только их хватило.

Но зачем смотреть по сторонам, когда рядом Сарисс?

Вид у него всё ещё жалкий, но нет безумия в открытых глазах, не заметно опасливой испуганной повадки, которую ожидал и боялся увидеть Амад у пережившего пытки и муки. Сарисс был слаб, но держался победителем. Уж какую схватку он выиграл – ему лучше знать.

– В ихнем городе колдовать нельзя, знаешь? Потому тебя и повязали. А по мне, так они просто хотели деньгу стрясти с Мархуда.

– Мальчик жив?

– Не видел я, но по всему – жив и следов оспы нет.

Сарисс кивнул, поморщился – через горло пролегала сине-багровая полоса. Душили, что ли?

Амад посуетился, вспомнил о своих покупках.

– Вот бальзам от ран, – выставил он перед Сариссом скляночки. – Вот укрепляющее силы средство – на травах, понюхай.

Он поднёс к носу Сарисса фляжку и тот, втянув запах, без лишних разговоров присосался к ней.

Амад счастливо улыбался: не промахнулся! Не промахнулся он с покупками, не зря бегал по всему городу, выискивая наилучшее, торговался да выспрашивал лекарей.

– Вот масло, им тоже можно мазать…

Он с изумлением увидел, как Сарисс схватил бутылёк и, понюхав, тоже сделал немалый глоток.

– А финики? – растерянно спросил он, – есть же финики – кушать!

– Давай.

Набив щёки, как хомяк, он рассматривал пузырьки и флакончики, которые вытащил Амад. Одобрительно урчал, кивал всклокоченной головой, лил на незатянувшиеся раны, мазал, ел, пил. И смотреть на него было одно удовольствие.

Из одежды на нём не было ни нитки, на вопрос о поясе он махнул рукой, мол, ерунда, забудем.

Поэтому Амад соорудил ему набедренную повязку из своего шарфа. Пока обкручивал ткань вокруг тонких бёдер, с болью увидел, что спина исполосована, что раны и ранки рассыпаны по всему телу, что подпалены волосы на лобке и дырочка на головке раздражённая, красная. Страшно подумать, что делали…

Он шипел, нечаянно касаясь этих отметин. Сарисс грустно улыбнулся:

– Ничего, пройдёт.

– Конечно.

О времени, потребном на это «конечно», никто из них не сказал. Время, время… Всей жизни-то, может, несколько минут…

Наконец, Сарисс смог подняться.

– Идти сможешь?

Сарисс сделал неуверенный первый шаг. Второй – уже твёрже.

– Держись за мной.

Амад сразу же приметил эту железяку. Ножные кандалы были сделаны на славу – толщина чуть не в ладонь. Хорошая вещь – пригодится.

Сжимая кусок железа, приятно оттягивающий руку своей тяжестью, он потушил факел.

– Эй! Саулло! Открывай!

Амад заколотил в дверь, но та и не дрогнула, как будто её пинал комар.

По коридору зашаркали шаги.

В окошко надзиратель морду больше не совал – предусмотрительный стал. Но больше его жизнь ничему не научила.

– Ыбал? Совсем дохлый, да? – Саулло хихикнул. – Ты дурак. Дохлый тощий баллы́* ыбать, дурак.

– Открывай!

– Дэнги давай!

– Откроешь – дам.

– Э, дай так. Сейчас.

– Через окошко? – ухмыльнулся Амад.

С окошком у Саулло были связаны неприятные воспоминания. Он натужно засопел. Обида и корысть произвели в нём титаническую работу и привели к следующему результату:

– Ладно, я дверь открывать, ты дэнги давать. Не давать – я закрывать. Будэшь дохлый, как твой дружок. Был одын дохлы, стало два! А дэнги я потом возьму. – Мысль эта так понравилась Саулло, что он рассмеялся.

– Придёт твой начальник и выпустит меня, – испортил ему праздник Амад.

Это неожиданное осложнение озадачило Саулло настолько, что он немедленно взялся за ключ, загремел засовом. Дверь приотворилась.

– Дэнги давай. Эй, ты гдэ? Дэн…

Саулло просунул голову чуть дальше и получил страшный удар. Крякнув, он упал всей тушей, распахнув дверь. Оставалось затащить его внутрь. Жив – нет? Неважно. Амад целил наверняка – в висок.

Обыскать бы, забрать свой динар. Но такие болваны – Амад знал по опыту – бывают очень изобретательны в припрятывании своих богатств. Зато уж если найдёшь тайник, то там окажется всё, что дураку ценно. Не любят такие делить, напрягать мозг, искать новое место…

Так что, пошарив вбыструю по телу и не найдя своего кругляша заветного – да и не ожидал, – Амад зачем-то выхватил связку ключей из безвольной руки и выглянул в пустой полутёмный коридор.

Отсюда он думал выбраться всё тем же путём – через караулку и казармы. И уже сделал шаг к лестнице (Сарисс за ним), как уловил отдалённый шум.

Примечание:

*Баллы – мальчик


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю