355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Джон Дори » Путь в рай (СИ) » Текст книги (страница 8)
Путь в рай (СИ)
  • Текст добавлен: 7 августа 2021, 10:30

Текст книги "Путь в рай (СИ)"


Автор книги: Джон Дори



сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)

Глава 26. По дороге к морю

Караван вышел без задержки.

Звякнули бубенцы, потянулась вереница верблюдов на юг и прощай, странноприимный оазис Яран! Проплыли мимо высокие пальмы, вновь пустыня раскрыла свои ровные песчаные объятья.

Даже не оглядываясь, Амад чувствовал прощальный взгляд вдовы. Впрочем, дел у неё много, вряд ли она станет долго грустить.

Да и ему не до грусти: где-то впереди ждёт их белый город и синее море.

Всю дорогу Сарисс был весел как птичка и щебетал без умолку. Куда подевалась его обычная сдержанность? Где тот малолетний отшельник-мудрец, что знал всё наперёд и ничем его невозможно было пронять? Юнец с горящими глазами пылко излагал Амаду всё, что успел узнать о Бааль-Белеке.

– Он построен на том месте, где раньше, в древности, стоял великий храм. Храма уже давно нет, но основание уцелело. Такова сила заклятия, наложенного на него древними магами. Или его всё-таки посетил бог. Тут мнения историков расходятся.

Амад кивает. Ему уже объяснили, что историки – это люди, которые рассказывают разные истории. Как озаны, только не в лад и без музыки. То есть совсем никчёмные, даже петь не умеют.

– Храм стоял на высоком холме, на берегу моря. Из обломков его построили неприступные стены. И городские здания с белыми куполами. А улицы и не надо было строить – все они беломраморные, потому что город стоит на пяте храма. Как те колонны, представляешь?

Амад представлял. Город получался очень маленький.

– Жизнь там устроена разумно. Вместо одного тирана – эмира или хана – там правит совет уважаемых людей. Их избирают горожане, и они принимают справедливые законы.

Об уважаемых людях у Амада имеется своё представление, и какие законы они могут принять, ему тоже понятно.

Он ласково касается руки Сарисса, а тот смотрит как очнувшийся: чего?

Изо дня в день Сарисс бредит наяву этим городом, взахлёб рассказывает о белых улицах, влюбляясь в них сам, и влюбляет Амада. Почему бы нет? Почему бы людям не жить в счастии и красоте?

Они в пути уже вторую неделю, и теперь Амад замечает, как изменилась местность: влажное дыхание моря долетает и досюда. Зеленеют обочины, на холмах теснятся деревья и кусты.

За одним из таких холмов дадаш Амад обязательно устроил бы засаду – дорога поворачивает, место узкое – каравану деваться некуда, самое время ударить в бок, вырвать хоть часть добычи…

Подъехал к начальнику охраны, поделился соображениями. Тот смерил взглядом подозрительный холм, кивнул и выслал пятёрку конных – проверить опасное место и, если что, вступить в упреждающий бой, отогнать возможных грабителей.

Не зря полетели к холму всадники – вскоре оттуда послышались крики, как кролики порскнули в разные стороны тёмные фигурки.

Амад смотрел на чужих дадашей. Мальчишки. Вон, бежит один, подобрал полы слишком большого халата…

Начальник благодарил. Амад не знал, что сказать, только поинтересовался, много ли убитых.

– Э, какое там! Мелкие бандиты, разбежались. Через день соберутся снова, будут ждать другой караван.

– Крысёныши, – говорит Амад, не понимая сам себя.

– Именно так, – кивает начальник охраны.

На привале Сарисс утешает его очередным рассказом:

– В Бааль-Белеке самая большая в мире библиотека! Сотни книг и свитков – все знания мира! Если прочесть их, то на все вопросы получишь ответы. Даже про драконов можно узнать! И про великанов. Там есть книги по медицине, истории и даже по кор… по кораблестроению!

– Что это такое?

– Это как строить корабли. Такие круглые дома с парусами. В полотнище дует ветер и носит их по морю.

Амад не утерпел – заржал так, что его верблюд вздрогнул и перестал жевать колючку.

– Ох, ну ты и фантазёр! Про книги ещё туда-сюда, может, и бывает столько книг. Хотя вот кто бы их писал – грамотных-то раз-два и обчёлся. Но чтобы дома по воде бегали! Они же саманные – развалятся, размокнут!

Сарисс переждал взрыв веселья и на песочке нарисовал такой корабль и объяснил, как он работает.

– Он деревянный, лёгкий и летит по-над водой как птица, едва касаясь волн. Так приходят в Бааль-Белек корабли из далёких стран, со всего побережья. Они собираются в заливе. Я видел картинки. И… мне снилось.

Снам Амад верит и примолкает. Задумывается. Строить летучие корабли ему кажется очень заманчивым.

– Должно быть, денежное дело.

– Корабли строить? Да, конечно. На море корабль – это как нар в пустыне – без него никак.

– Как приедем – пойду читать в библиотеку. Ты меня грамоте научишь?

– Конечно. Есть ещё юни… юнивиститет. Там мудрецы и великие мастера учат всему. Вот там можно быстро научиться корабли строить.

– Тогда, значит, пойду в этот юни.

– Он тоже очень красивый. Как и все общественные здания, он виден издалека, потому что венчает его высокий каменный купол. Это как яйцо, только огромное. – Сарисс воздевает руки к небу, тянется, но ясно, что не дотягивается – такой большой купол.

Амад недоверчиво хмыкает:

– Разве можно построить такое из камня?

– Сам увидишь.

И он увидел.

День стоял пасмурный. С утра зарядил было дождик. Вот когда Амад поблагодарил предусмотрительную Минуш – нашлась в багаже кожаная безрукавка. Дождь прекратился, но ветер всё гнал и гнал холодную морось. Сарисс, завёрнутый в свой шерстяной безан, сидел нахохлившись, молчал, клевал носом в такт шагам нара.

Когда они взобрались на холм, вдруг сильно пахнуло ветром, разлетелись одежды, по коже пробежала дрожь, в самые ноздри, в рот вбился странный запах – свежий, дальний, необъятный, волнующий до самого нутра.

И вдруг Амад понял, что эта стальная полоска на горизонте, это блестящее – и есть море!

А белое, на самом берегу, в зелени садов – это он, Бааль-Белек, Белый Город. И круглые, похожие на яйца дракона – купола.

Глава 27. Цветы в городе

Сарисс притих. И по мере приближения к городу становился всё более похож на себя.

На заставе, пока ждали, полез в хурджин, вытащил верёвочные сандалии.

– Зачем это? – спросил Амад

– В городах бывает грязно. Надену.

Амад хотел напомнить о белых улицах, но промолчал. Бедный Сарисс!..

Но всё-таки похвастался, не удержался:

– В Таре очень чисто. Особенно в месяц ливней.

– Тар – маленький городок.

– А в столице грязно?

Сарисс посмотрел на него совсем несчастными глазами и кивнул.

– Ничего! Скоро пойдут дожди, и всё смоют. Ни грязинки не останется. А с камней-то ещё проще! И будет чисто. А вот у рани была такая беседка…

Амад не успел рассказать, какая замечательная беседка была на бережку ручья, придуманная многоумными мудрецами – а кем же ещё? – как подошла их очередь. За них, как и за прочих людей Минуш-апы, заплатил караванщик, и друзьям, у которых было только золото и ни полушки меди, не пришлось раскошеливаться. Уф! Шумной, но оробевшей толпой провинциалы ввалились в ворота.

Впрочем, там и без них хватало люда. Бойкие горожане на бегу протискивались между медлительными верблюдами, те толкали ишаков, ишаки истошно вопили от такого поругания, пытались протиснуться обратно на волю, седоки лупили всех подряд – людей и животных, караванщики призывали всех богов для наведения порядка, но те отмалчивались.

Припасов у путешественников было достаточно – не поскупилась вдова. Денег больше положенного Амад и не думал брать (ещё решит, что он продаёт ласки за деньги, как блудница), а помощь в дороге – это совсем другое дело.

Хурджины со съестным, конечно, уже опустели, но и кроме них оставались у друзей разные полезные вещи. У Амада – кожаная безрукавка, судя по взглядам, красивая, хоть и без всякой вышивки, да ещё кожаные шапки от дождя, верёвочных сандалий было две пары, на каждого, а синие сафьяновые сапоги только одни – Амаду.

Носить их Амад не собирался. Такую мякотку да на ноги – о камни бить, навоз месить? Да ни за что! Только прохаживаться по юнивиси… по местной медресе, где учат корабли строить. Или по дворцу, когда он станет эмиром и у него будет свой дворец. Вот так-то. И не раньше!

А пока Амад запрятал сокровище на дно хурджина. Были там ещё разные мелочи: огниво, шарфы – тонкие, новые, рубахи – длинные, белые. И ножны обнаружил Амад на одном из привалов, разбирая вещи. Ох и вдова, ох и Минуш-апа! – улыбнулся Амад. Ножны были резные, под стать рукояти. Он помнил их – у того же Мархаба-усто, но там он даже не приценивался, какое, денег в обрез! А тут вот… Он провёл пальцем по резьбе, изображающей сплетение трав и ветвей. Нару на рукояти такое изобилие наверняка нравилось.

Не то чтобы грусть сжала ему сердце, нет, но…

* * *

А вот белого верблюда решено было продать сразу же.

Пусть сию минуту деньги не нужны – за общий постой в караван-сарае платил старший из людей Минуш. Сказал, что вдова распорядилась заплатить и за них. Пока яранцы в городе – будет им помощь и защита. Несколько дней. Долго оставаться в Бааль-Белеке – дорого.

Так что надо поторапливаться.

Пока добрались до караван-сарая, пока устраивались в общей спальной зале, пока перекусили – уже и ночь на дворе. Смотреть на красоты белого города было решено с утра.

Не спалось.

Пока шли по городу, много уже увидели и увиденное будоражило воображение.

– Здорово тут! И чисто. Видел? Помоев на улицу не льют. Куда девают?

– Дома очень близко друг к другу. Улочки узкие, еле пройдёшь. Нехорошо.

– А мне нравится! Дома высокие! В три этажа! И ещё выше есть, мне сказали. Вот это город! Куда там Тару! Дворец Сурхана-Саяды перед ним, как курятник. А здесь все дома каменные.

– Первые этажи каменные, а выше дерево. Там не разрешают огонь жечь. Видел? Все верхние окна – тёмные.

– Пожаров опасаются.

– Ну да, при таких-то улочках… Завтра пойдём библиотеку смотреть.

– И юнив… медресе, где учат корабли строить.

– И на море бы успеть…

– Успеем. Вон оно, рядом. Чем зарабатывать будем, а, Сарисс?

Сарисс – сонно:

– Я буду на голове стоять. А ты с шапкой – собирать…

– Или по канату ходить! Здорово!.. Главное, снять жильё и грамоту выучить.

Следующие дни пронеслись галопом. Везде нужно было успеть: и на площадь, и на базар, и в порт.

Первым делом продали верблюдов. Амад до последнего опасался, что обманут, отнимут – базар дело хитрое, а уж чужой и вовсе опасен.

Из-за людей Минуш или по какой иной причине – все сделки прошли легко, не без торга, конечно, как без этого, без человеческого общения, – но никакой угрозы Амад не чувствовал, продали наров удачно, за хорошие деньги. Вьючные животные были здесь в цене.

За Белую Гору (так Амад успел назвать верблюда Сарисса) просили пять золотых и получили их. Попону, роскошную, новую, синюю попону с чёрными звёздами Амад придержал. Пусть себе лежит на дне Сариссова хурджина – кушать не просит.

И за своего взял три золотых.

Им сейчас верблюды ни к чему. Да и вообще, Амад предпочитал коней (эх, где ты, Ветерок?).

Разжившись деньгами, Амад почувствовал себя веселее и даже начал присматривать кинжал, но Сарисс отговорил: мол, живут они в городе, цивилизованно, здесь закон и порядок, не то что в дикой пустыне. Амад уши развесил и решил пока обойтись своим красивым ножом.

Успели они и на площадь. Площадь была маленькая, а дома огроменные! Ратуша, где уважаемые собираются и решают как быть, Университет, перед которым постоять, задрав голову, и то боязно, библиотека – не такая страшная, но тоже ничего себе, – всё с колоннами, с куполами, непонятно как держащимися над высокими зданиями.

Побывали и в порту – туда вела широкая лестница, вырубленная в скале, на каждую ступень приходилось делать несколько шагов. Амад не утерпел, ткнул Сарисса локтем в бок:

– Скажешь, не великаны строили? Говорят, лестница здесь всегда была. Ещё до города.

Сарисс кивнул, но ответил невпопад:

– Я видел мальчиков – они прыгали в море. Подальше, там, где обрыв. С лестницы не прыгнешь.

Слова ясные, а что сказал – не понять. Амад промолчал.

Когда увидел залив, и лес мачт, и те самые корабли, безоглядно и сразу Амад отдал им своё сердце. Влюбился в бегущих по волнам, в их крылья-паруса и, будь его воля, никуда бы больше не ушёл от пристани, всё смотрел бы на них – крутобоких аргамаков моря, только бы любовался и мечтал…

Мечтал бы построить такой корабль для них с Сариссом и доплыть наконец до горизонта, туда, где небо целует землю…

Но дел было полно. Большой город, особенно когда ты в нём новичок и у тебя великие планы, не располагает к мечтательности.

Амад был полон сил и бегал знакомиться с городом каждый день, а вот Сарисс… Он словно впал в спячку. Бо́льшую часть времени проводил на постоялом дворе или гулял с Амадом, но так безучастно, так был погружён в себя, что Амад невольно досадовал: ну вот же он – твой Белый Город, почему не смотришь, почему не радуешься?

Потом перестал тормошить друга, только на море всегда выбирались вместе. Там Сарисс как будто оживал, глаза из тусклых пуговичек снова превращались в драгоценные камни.

– Завтра люди Минуш уйдут. Сегодня надо бы поискать жильё.

– Успеется, – тихо отвечает Сарисс.

Лицо его в прочерках упавших волос, пряди прячут любимого за иссиня-чёрным дождём. Что с ним?

– Сезон ливней, а дождей что-то не видать, – потерянно бормочет Амад.

Кроме твоего дождя, скорпион души!

Сарисс чуть оживает:

– Здесь не так, как в Хораме. Здесь дожди бывают круглый год. А в сезон ливней здесь только ветры сильнее. Ураганы. Шторма – волны высотой с дом…

Амад уже знает, что море – беспокойная стихия, ему делается не по себе.

– Ничего. Каменным домам не страшен ветер. Снимем комнату. Ты будешь меня учить этому… классическому наречию. И писать. Калам надо купить заместо кинжала. Да?

– Да.

Амад отводит прядь с лица Сарисса, и тот смотрит на него. Долго. Так долго… Прижать бы тебя к сердцу, разогнать твою печаль, гюльоглан*.

Примечание:

* Гюльоглан – юноша, прекрасный, как цветок

Глава 28. Даритель Благовоний

Всё ворон чёрный зубоскалил

На чёрной ветви за окном.

Лишь утром я

увидел капли

крови,

что оставил он.

* * *

Караванщики собрались затемно и ушли к городским воротам – ждать открытия, чтобы выйти, не теряя времени.

Амад сел в темноте, почесал голову.

Вот теперь подлинно началась новая жизнь. Без оглядки на старое. И хорошее, и плохое – всё ушло, остались только они сами – он и Сарисс – в новом мире. Где, как понимал Амад, им придётся всё доказывать заново и показывать, кто на что способен. Новое место надо завоевать, просто так его никто не отдаст.

Амад поднялся, подошёл к дышащему прохладой окну. За высокой стеной, за деревьями – ох и высокие здесь деревья! – невидимое, колыхалось море.

Спугнул мой сон,

Даритель Благовоний,

негромкий перестук

твоих

сандалий.

Сандалом

И дурманом

Полна твоя сума.

Дай мне суму,

Даритель Благовоний.

С туманом утренним

Отправлюсь я

к реке.

Теперь Амад открыл глаза – спал наяву? Что снилось?

Амад сел на постели с бьющимся сердцем.

И впрямь кто-то прошёл? И кого он видел в окне?

* * *

Утром, настоящим утром, всё забылось. Странное двойное пробуждение – морок ночной – погасло при свете солнца.

Чайки кричали громко. Солнце светило ярко.

Ветер нёс запах рыбы – первого утреннего улова, и отблески серебряной чешуи летали, казалось, повсюду.

Предстояли хлопоты.

Собрали вещи: уже не четыре – только два хурджина осталось у них. Ничего, легче тащить. А сколько придётся побегать, пока найдёшь новое жильё – неизвестно.

– Ну что, пойдём? – успел спросить он Сарисса.

И тут раздался страшный крик.

Кричали внизу. Так отчаянно и на такой высокой ноте, что Амад не сразу понял, что кричит мужчина.

Сначала просто крик, потом стали различимы слова:

– Бегите, люди! Бегите! Бегите! Зараза! Бегите! – Крик захлебнулся кашлем, рыком, каким-то рвотным спазмом.

Тут только Амад понял, что кричал хозяин постоялого двора.

В доме в одну секунду поднялась страшная суматоха. Люди звали друг друга, спешно собирали пожитки, бросались к дверям, толкались и отшатывались друг от друга.

– Мархуд! Что случилось?! Кто болен? Какая зараза? Что? Кто?

– Бегите все! Бегите! Из города бегите! Охъя! – причитал толстый хозяин, сидя на лестнице и держа залитое слезами лицо в ладонях. Он раскачивался из стороны в сторону, как от сильной боли, и когда отрывал ладони от лица, кричал одно и то же: – Бегите, люди, бегите!

Люди, не спрашивая уже ничего, торопились проскочить мимо него, выводили верблюдов, выкатывали повозки и разбегались кто куда. Часть из них, как увидел Амад, поспешила к городским воротам.

Сарисс неторопливо спустился по лестнице, задержался возле ступеней, где сидел Мархуд.

– Кто болен? – спросил он.

– Сы-ы-ын мой. Бегите, господин. Бегите. Охъя! Весь в волдырях. Горит. О-о-о-о! – снова взвыл хозяин.

Всех, кто это слышал, как ветром сдуло. Амад дёрнул Сарисса за рукав: пойдём, мол.

– Охъя, – беззвучно прошелестел Сарисс.

И с этой секунды с него слетела вся апатия. Словно всё встало на свои места и разом исчезли сомненья и тревоги.

– Амад, не касайся ничего здесь. Хоть и поздно… Иди искать другое жильё. Бери этаж повыше. Руки протирай уксусом. Воду, что будешь пить – тоже подкисляй. Найдёшь жильё – вернись сюда. В дом не входи, встретимся у ворот. Иди.

– А ты?

– А я – лекарь, – улыбнулся он.

Как выяснилось, заболевший мальчик – один из сыновей Мархуда – занемог ещё вечером, но страшная ясность наступила только утром – стали видны пузырьки, усыпавшие всё тело.

Теперь он лежит в задней комнате, куда всем страшно зайти.

– Иди, – сказал Сарисс, и Амад, оглянувшись не один раз, всё же пошёл, подхватив оба хурджина, пошёл искать надёжное пристанище. Хотя и думал – а не разумнее ли плюнуть на мечты и уйти подальше от заразы? Шайтан с ним, с этим Белым Городом…

Найти новое жильё оказалось непросто.

Чтобы было дешевле прежнего, чтобы было безопасное, чтобы Сариссу понравилось – много условий пришлось выполнить Амаду.

Но повезло.

Недалеко от портовых ворот чайханщик согласился сдать домик во дворе. Рядом растёт алыча с золотыми мелкими плодами, прикрывает вход и радует глаз. Сариссу должно понравиться. Место хоть и в людное, но неприметное, защищённое. У ворот – коновязь. Район небогатый, по большей части городская беднота да моряки, но Амад привык жить среди бедняков, и привычное казалось ему безопасным.

Возвращался он с тяжёлым сердцем.

Обманул их Белый Город. Все мечты пустил прахом. Да ещё грозит в этот прах перевести их самих.

По дороге насмотрелся он на испуганно снующих людей, на улицы, запруженные повозками. У ворот – давка, очереди на выезд. Нестерпимо захотелось схватить Сарисса в охапку и утащить подальше от коварного города.

Беда, беда в Бааль-Белеке!

Вот и знакомые ворота.

Амад встал так, чтобы его было видно.

Постоял. Подождал.

В доме тихо.

Неужели никого?

Хозяина Мархуда – и его нет? Тогда где же Сарисс?

Амад подождал ещё, но беспокойство нарастало.

Где все?

Почему так тихо?

Дом стоял, словно огороженный невидимой стеной глухой тишины.

Куда все подевались?

Хоть кто-нибудь должен же был остаться!

В нетерпении он сделал шаг, другой… Вот он уже посреди разорённого двора. Вон брошена повозка, а тут валяются чьи-то пожитки…

Кто-то появился на пороге.

– А-а! Вот он! Держите его! Он был с тем колдуном! Он пособник!

Кричал толстый Мархуд, стоя на пороге и тыча в него, Амада, трясущимся пальцем. Двое дюжих стражников протиснулись мимо него и двинулись к Амаду.

Не то чтобы он не мог убежать – плёвое дело! – но Сарисс!

Амад покорно дал себя схватить и, понукаемый градом опасливых тычков, прошёл в дом.

Примечание:

Стихи John Dory

Глава 29. Бумажные люди

В зале, где ещё вчера было полным-полно народу, сейчас сидели трое. Двое за низеньким столиком, на котором вместо угощения были разложены листы неровной бумаги, наполовину уже исписанные, металлическая чернильница, вся в потёках, и несколько каламов.

Лица над столиком были тоже какие-то бумажные, и их можно было смело отнести к письменным приборам.

Мархуд, утром бывший цвета конины, теперь напоминал бледный жирный студень. Один из бумажных людей подманил его пальцем поближе. Мархуд торопливо бухнулся на колени у родного, но уже такого казённого столика.

– Это он! – доложился толстяк, странно извиваясь: то ли он кланялся сидя, то ли пытался заглянуть в бесстрастные физиономии. Но лицо дознавателя – это тебе не открытая книга, на нём гербовой печатью застыла ленивая скука.

С этой скукой в голосе младший спросил:

– Он тоже колдун?

– Э… Не совсем. То есть сам я не видел, но он был с тем… С колдуном.

– С колдуном?! Что за…

– Молчи, несчастный! Любое твоё слово будет услышано служителями закона и может быть использовано для доказательства твоей вины.

– Но я только хотел спросить про колдуна. Кто колдун?

– Не похоже, что он знает о преступлении, – недовольно заметил старший.

Младший почтительно выслушал и выпалил ряд вопросов:

– Где ты был в момент совершения преступления? Что ты видел? Кем тебе приходится преступник?

Амад смотрел на дознавателей молча, пытаясь собрать разбегающиеся мысли, главной из которых была: где Сарисс?!

Старший (сухощавый, с лицом грифа) поняв по-своему причину молчания и очевидную растерянность Амада, неторопливо произнёс:

– Теперь ты можешь говорить. На вопрос официального лица нужно отвечать. Эти дети пустыни весьма наивны, – поделился он наблюдением с младшим. – Они понимают всё буквально. Говори, мальчик, – кивнул он Амаду.

«Мальчик!»

Это слово привело в движение какие-то давние пружины в его голове: выгодную роль подсказал сам судейский.

Придуриваться и водить за нос Амаду было не впервой, и нынешний допрос позабавил бы его, если бы… Если бы он знал, где Сарисс. Но страшное беспокойство за него уже начало выбивать дрожь в теле.

И это не укрылось от взора Грифа.

– Не бойся. Ты просто должен сказать нам, что видел сегодня.

Пора было начинать.

– Видел я караван-сараи. Много. Сегодня был в гостинице Алимжона, что в переулке Сапожников, в «Красной палке» на улице Плетельщиков, в «Пенном змее», что у западных ворот, и ещё был…

– Зачем ты туда ходил?

– Комнату искал. Здесь очень дорого. Долго искал – всё утро. Везде видел одно и то же – мест нет.

– То есть ты ушёл утром?

– Едва солнце встало.

Бумажные люди переглянулись. Младший нахмурился.

– Хорошо. А что ты знаешь о преступнике?

– Не встречал я преступника в вашем городе, эфенди*. Всё очень спокойно, даже на базаре мальчишки не воруют фрукты

– Если кто украдёт на базаре, такому рубят руку. Я не об этом спрашиваю. Преступление было совершено здесь.

Амад вздрогнул, завертел головой, глянул на хозяина двора:

– Какое преступление, Мархуд-ага?

Вместо него ответил младший допросчик:

– Нынче утром некий Сарисс произвёл незаконное излечение Жунгара – сына Мархуда, содержателя караван-сарая. Степень его вины устанавливается. Если он и вправду незаконно излечил оспу – его казнят через огонь, ибо это двойное преступление: лечить в Бааль-Белеке, священном городе, имеет право только вписанный в фирман Совета гражданин Бааль-Белека, сдавший экзамен по медицине и имеющий рекомендации трёх других лекарей; если же будет установлено, что имело место колдовство, то колдун также должен быть казнён, ибо любое колдовство может поколебать основы и потому карается смертью через огонь, ради выжигания скверны и установления полного равновесия.

– С-скверно…

Невероятным усилием Амад сдержал все остальные слова, готовые вырваться наружу.

Играй, играй, обмани их! Надо остаться на свободе, надо вызволять Сарисса!

– Скверны, да. – согласился младший. – Но скорее всего, колдун тут ни при чём. По милости Всевышнего произошло самоисцеление вышеупомянутого… – он глянул в бумаги, – Жунгара ибн Мархуда. Ибо таково благоволение Единого к нашему великому и прославленному городу – истинному раю на земле.

Помолчали.

Гриф удовлетворённо созерцал картину райского места, в котором он имеет счастье быть Вторым Дознавателем Отдела общественно опасных преступлений.

Младший мечтательно грезил о непременном после этого дела повышении: третий писарь дознания – звучит неплохо, но второй – гордо!

– А как узнали о таком… преступлении, эфенди?

– Мархуд-абу Жунгар сообщил об этом богопротивном деянии. Оспа опасна, но колдовство ещё опаснее.

– Мархуд?

Амад посмотрел на толстяка. Тот посерел до синевы и затрясся ещё сильней.

– Если бы я не сказал об оспе, меня бы сожгли вместе с домом! Я не виноват! Он сам пришёл! Сам! Я, говорит, могу помочь, могу изгнать болезнь. А кто он такой? Разрешения нету, бляхи нету! Пока я бегал в стражницу, пока вызывал этих добрых людей, он – подлец – вылечил моего Жунгара! Без моего ведома! Я ничего не знал! Он просто бродяга, а я уважаемый гражданин. Налоги. Меня все знают! Я не виноват!

– Раз ты не нанимал колдуна, не просил колдуна, то не виноват, заплатишь штраф за ложный вызов, и живи спокойно.

– Как – за ложный? – подскочил толстяк.

– Так оспы же не было, – безразлично пожал плечами молодой.

Толстяк воззрился на него.

Амад в это время изо всех сил пытался удержаться. Нельзя. Надо молчать. Узнать, где Сарисс. Сейчас важно только это.

– Так что ты знаешь о колдуне?

– Мы пришли одним караваном из Ярана.

Он никак не мог сообразить, что говорить, а что нет. Беспокойство съедало мысли; планы, какими бы хитрыми они ни были, путались в его голове. Сарисс!..

Он стиснул зубы. Надо сосредоточиться. Младший опять что-то говорит. Но, кажется, не ему.

– …не присутствовал?

Толстяк замотал головой изо всех сил – капли пота полетели в разные стороны.

– Нет. Его не было. Никого не было. Все разбежались. Только колдун и моя жена. И Жунгар.

Пошушукались и решили не вписывать Амада в протокол, как непричастного. Зачем? И так всё ясно.

– А к-куда его? – еле выговорил Амад.

– Колдуна-то? Как положено, в зиндан. Ты не беспокойся, тёмный человек, – предчувствуя скорое окончание нудной работы, разговорился младший. – Скорее всего, никакой оспы не было, а колдун – просто мошенник. Как его брали – смех: сидит, глаза закрыл, чуть не обмер со страху. Будь я колдун, я бы… Уж я бы… Ух! – Плоское лицо разгорелось отсветом могущества, но, вспомнив про близкое начальство, писарь осёкся и продолжил уже сухо: – Так что ты не бойся. У нас специалисты имеются. Никому больше твой колдун навредить не сможет.

На негнущихся ногах вышел Амад со двора.

Примечание:

* Эфенди – (уважительное) человек, знающий грамоту, грамотей


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю